Глава седьмая
На другой день в институте у Кати было две первых пары лекций. Она встала рано, признавая за собой некоторую безалаберность – продолжать опаздывать становилось уже неприличным.
На столе в гостиной стоял горячий самовар и на расписном блюде высилась гора аппетитных румяных плюшек.
Она больше не протестовала против заботы Венусты Худионовны – тем более, что теперь они станут служить одному общему делу, с которого один из них, кстати, может и не вернуться, хотя историки упорно избегают говорить на эту тему.
Рассуждая так, девушка встретила внимательный взгляд старой профессорши.
– Эх, Катенька, щитом-то ты свои мысли закрыла – хвалю, неплохо это у тебя получилось! – а по лицу твоему всё прочитать можно. Неужели ты думаешь, мы не примем меры безопасности, отправляя тебя с таким ответственным заданием?
Не дают Звягинцевой почувствовать себя героиней! Можно подумать, она каждый день на подобное решается!
На лекциях она никак не могла сосредоточиться и просто автоматически записывала всё, что говорил лектор. Сидящая рядом приятельница попыталась было её разговорить: о чем Звягинцева так задумалась, но Катя отбивалась от неё однозначными фразами. Кажется, невпопад, потому что заметив обиженное выражение лица однокурсницы, решила попросту замолчать.
Домой она опять торопилась. Подруги шутили: красивый сосед, что ли? Дома была одна Венуста Худионовна, которая заставила её поесть горячего супа и жаренную картошку, не обращая внимания на протесты девушки.
– Тебе сейчас понадобятся силы, – сказала она.
– А кто со мной будет заниматься? – поинтересовалась Катя, уплетая вкусный наваристый суп.
– Я, кто же ещё, – ответила старый историк. – Ты ешь, а я пойду, переоденусь…
Всем бы быть такими старушками!
Из своей комнаты Венуста Худионовна вышла в серой фланелевой рубахе и черных галифе, заправленных в мягкие кожаные сапоги.
На вид сейчас ей было не больше пятидесяти лет. И перед Катей предстала уже не старушка, а подтянутая моложавая женщина в хорошей спортивной форме. Она протянула девушке прямоугольной формы сумку из светлой кожи, изукрашенную узорами тоже из кожи, но более темного оттенка.
– Переоденься, – коротко бросила она и легко села в старинное с бархатной обивкой кресло, забросив нога за ногу. – Поспеши, Катюша, у меня мало времени.
– Вы торопитесь?
– Конечно, молодильное снадобье действует всего два часа.
– Так мало? – разочаровалась Катя.
– Если бы удалось добиться более продолжительного действия, мое снадобье называлось бы уже "лекарством от старости".
– Значит, это всё сказки, что в обмен на душу можно получить вечную молодость?
Венуста Худионовна расхохоталась.
– Очень мило! Ты ассоциируешь меня с нечистым?
Она встала, чтобы помочь Кате застегнуть вполне современный комбинезон, ладно обтягивающий тело.
– Иди за мной, – кивнула девушке историк и направилась к двустворчатому шкафу, стоящему рядом с сервантом; шкаф темнел отшлифованными временем боками и прежде ничем не привлекал Катиного внимания. Как она теперь поняла, напрасно.
Профессорша распахнула шкаф, внутри оказавшийся пустым, толкнула противоположную стенку, легко отошедшую в сторону, и шагнула вперёд.
Катя поспешила следом. Казалось, промедли она хоть мгновение и этот внезапно открывшийся коридор опять станет заурядным шкафом.
Она ступила на зеленую, мягко спружинившую под ногой траву и зажмурилась от яркого, явно весеннего солнца, потому что носом уловила именно весенний, свежий, наполненный ароматами пробуждающейся природы воздух.
– Но, если мне не изменяет память, на дворе сейчас осень, – растерянно заметила Катя.
– А ты имеешь что-нибудь против весны? – с улыбкой поинтересовалась Венуста Худионовна. – Приступим к занятиям.
Она сунула пальцы в рот и залихватски свистнула.
Катя посмотрела из-под руки на огромный луг, огороженный редкой деревянной изгородью. Навстречу им мчался черный с белым пятном на лбу легконогий конь.
Он остановился точно перед женщинами и шумно фыркнул. Историк-магиня опустила руку в карман галифе и вынула кусочек сахара. Конь осторожно взял сладость с её ладони и будто человек признательно кивнул. Венуста ласково похлопала его по морде.
– Это наш Ворон.
– Ворон? – разочарованно переспросила Катя. – Я думала, у него прозвище позвучнее. Что-нибудь вроде Быстрый, или Агат, или…
– Россинант, – насмешливо подсказала историк. – Зовут его Вороном, потому что он ворон и есть.
– Ворон? В смысле – птица? Но у ворон нет никаких белых пятен.
– Ах, вон ты о чём… Это так, для куража. Уверяю, Ворон – самая настоящая птица. Он и не скачет, а будто летает. Трудно найти более умную лошадь… Чего ты медлишь?
– Но я никогда.., – растерянно проговорила девушка, – никогда прежде не ездила верхом.
– А в седло сесть сможешь? Обопрись на моё колено.
– Обижаете! – вздернула подбородок Катя. – Какая же я самбистка, если в седло сесть не смогу?
Правда, повод её учительница придержала, но когда Катя взобралась в седло и невольно сжала ногами бока лошади, Ворон тут же помчался по лугу. От неожиданности Катя завалилась вперед и судорожно ухватилась за гриву коня. От быстрой езды она начала медленно съезжать вбок. К счастью, до её сознания донесся спокойный голос Венусты Худионовны:
– Ворон, прекрати немедленно!
Откуда-то в её руке появился хлыст, которым она громко щелкнула перед собой. Конь остановился и медленно побрёл к ней со своей неуклюжей ношей.
– Это что за фокусы? – гневно спросила его Венуста. – Если она, глупая девчонка, ненароком тебя обидела… Подумать только, и этой птице исполнится скоро двести лет! Теперь стой смирно, пока я не научу Катерину сидеть в седле.
Катя в это время разжала сведенные испугом руки и чуть не упала, но профессор поддержала её.
– Видишь, как внимательно нужно относиться к словам, которые произносишь.
– Он обиделся? Но на что?
– Тебе не понравилось его имя. А ещё ты удивилась белому пятну, которое Ворон сам попросил меня изобразить. И вороны любят покрасоваться.
– А если я попрошу у него прощенья?
– Думаю, он простит. Ворон не злопамятен.
Часа через полтора, когда Катерина смогла более-менее уверенно держаться в седле, Венуста Худионовна распорядилась:
– На сегодня хватит. Мне пора.
Она хлопнула Ворона по крупу и тот затрусил прочь. Но когда Катя отправилась было за нею, та усмехнулась:
– А вы-то куда, мадемуазель? Вам ещё из лука стрелять.
– Но я не умею, – пожаловалась девушка.
– Ничего, тебя научат. Вон учитель спешит-торопится. Мужчины – до смерти мальчишки. Не удержался, целый стакан выпил. Я же говорила, что ты ему понравилась.
Из одиноко стоящего на краю луга шкафа, который в других условиях выглядел бы карикатурой, показалась фигура молодого, аристократического вида мужчина. Именно такими представляла себе Катя князей и графов прошлого. Подтянутый, с иголочки одетый, он прошествовал мимо Венусты Худионовны, поклонился ей и, хотя они были сравнительно далеко, Катя услышала, как её учительница фыркнула:
– Павлин!
Гордо посаженная голова мужчины не шелохнулась в ответ на её насмешку – он так же прямо и грациозно нес её, глядя прямо перед собой.
– Здравствуйте, Катенька! – склонился он над рукой девушки. Пожалуй, встреть его на улице, Катя историка не узнала бы.
Никодим Аристархович вынул из кармана небольшой, размером со спичечный коробок предмет и щелчком пальцев бросил его вперед перед собой.
Предмет полетел по воздуху, увеличиваясь в размерах, и вскоре в нескольких метрах от них в землю воткнулась мишень с концентрическими кругами и жирно очерченным красным кружком в центре.
За спиной у Вяземского оказался большой лук, а на боку – колчан со стрелами.
– Начнём? – спросил он у ошеломленной Кати, приладил в лук стрелу и довольно улыбнулся: на такой эффект он и рассчитывал.
После занятий девушка смогла увидеться лишь с Венустой Худионовной. Никодим Аристархович неважно себя чувствовал после чрезмерной дозы молодильного снадобья, как ей сообщили.
– Силы уже не те, Катюша, – вздохнула старушка, – а наш мужчина всё никак не может примириться со старостью…
– Вы говорили, что мне ещё придется изучать языки? – спросила Катя; она представила, как будет сутками зубрить незнакомые, труднопроизносимые слова, но профессорша, похоже, не разделяла её опасений.
– Как раз это – наиболее легкая часть обучения.
– Легкая? – изумилась девушка. – Ну, старорусский – я ещё могу понять. А монгольский?
– Неважно: монгольский, китайский, бразильский. Ты будешь знать даже диалекты. Теперь я испробую на тебе своё изобретение.
– Изобретение?
– Ты повторяешь за мной слова, как в древнегреческом хоре, – рассмеялась историк. – Да, изобретение.
– Значит, это не магия, а наука?
– Почти. На тонком, аналогичном человеческому, волоске я могу разместить двадцать-тридцать тысяч слов. И поместить под кожу твоей головы такой микроскопический клубочек, потянув за нить которого ты сможешь в считанные секунды обогатить свою память соответствующим набором слов.
– Погодите, – взмолилась Катя, – такое не слишком просто укладывается в голове. Как же я потяну эту ниточку?
– Я дам тебе ключ – одно магическое слово. Потянуть – сказано в переносном смысле. В тонкости пока особенно не вникай. Всё равно методика тебе неизвестна и без меня ты её повторить не сможешь.
– Да зачем мне ваша методика?
– А ещё в актрисы готовится! Представь, дать человечеству ключ к неисчерпаемым знаниям, для которых не нужны ни компьютеры, ни интернет…
"Интересно, маг, знакомый с передовыми достижениями техники!" подумала Катя, а вслух сказала:
– Если языки изучать так легко, что же в моем обучении может представлять трудность?
– Магия, – ответила профессор – историк.