Царствие ему небесное. В раннем детстве я его очень любила и называла деда.
Когда после развода родителей мы с мамой вернулись в её родительский дом, дед уже сильно пил. Поначалу я этого не видела и не понимала, но по мере взросления картины нашей совместной жизни, одна за другой, всё чаще всплывали передо мной и обнажали правду.
Сначала я стала замечать, что, когда почтальонка приносила ему и мале пенсию, дед сразу одевался и уходил из дома, а возвращался совсем другим человеком. Позже из дома стали пропадать деньги и украшения мамы и мали, и повсюду в разных углах были спрятаны бутылки со спиртным. Ещё позже мале приходилось искать подмогу, чтобы доставить его домой и положить в кровать, потому что дойти сам он уже не мог.
С каждым годом ситуация усугублялась, нам становилось всё тяжелее и тяжелее. Бывали периоды, когда он впадал в ступор и видел галлюцинации даже по трезвости, полностью теряя рассудок. Чем дальше, тем сюжеты такой жизни становились всё страшнее и ужаснее. Созависимая жизнь была моим самым сильным детским кошмаром.
Рукоприкладства и физического насилия не было. Оно было эмоциональным. Дед издевался над нами словесно, ругательствами и оскорблениями. Конечно, взрослому человеку легче осознать, что это невменяемый бред, и пропускать его мимо ушей. Но я была ребёнком и принимала всё за чистую монету. Я не могла никак понять, за что же меня так ругают и хулят. Чем я заслужила эту ненависть? Почему в мои десять лет я слышала столько оскорблений в свой адрес? Каждое слово глубоко ранило меня, всё сильнее внушая мне чувство неполноценности. Ещё не осознавая того, уже в детские годы я начала терять самообладание, а вместе с ним любовь и уважение к себе самой. Всё чаще я стала срываться и доходить до истерик. Жизнь в таких условиях привила мне букет комплексов, прорабатывая которые, я потратила долгие годы. В моём детском дневнике, который я тайно от всех вела, на страничке с желаниями первым было «чтобы деда не пил».
Постепенно ругательства в пьяном виде переросли и в ругательства по трезвости. Дед стал очень злым даже в трезвом состоянии. И если раньше в нашей семье были светлые и тёмные полосы, то сейчас омрачался каждый день.
Маля никогда не жаловалась и не плакала. Она называла это испытание своим крестом и несла его достойно, не отчаиваясь. Ни разу в жизни я не слышала от неё ни одного недоброго слова в адрес мужа. Она просто смирилась с такой жизнью, продолжая любить его и заботиться о нём. И хотя алкоголизм длился долгие годы, маля не теряла надежды, что дед победит этот недуг и каждый день в своих молитвах просила об этом Бога.
Когда дед был в неадекватном состоянии, маля всегда настаивала на том, чтобы мы оделись и покинули дом. Мы шли с ней куда угодно — к соседям, к другим родственникам, даже если это было очень позднее время. Для меня это было ужасным позором — вот так уходить из своего дома и скитаться, чтобы переждать «бурю».
Последние годы жизни деда были тяжёлыми для всех. Он потерял рассудок, способность двигаться и был прикован к постели. Врачи поставили ему диагноз «болезнь Альцгеймера» и назначали препараты для лечения. Но они не помогали, напротив — только сильнее возбуждали его и сводили с ума. За дедом требовался основательный уход. Его нужно было кормить, купать, переворачивать в кровати. Всё тело покрывалось пролежнями, и маля их лечила. Он очень редко приходил в себя и узнавал людей вокруг.
Весь уход за мужем лёг на малю, и она заботилась о нём с огромной любовью и самоотдачей. Сложно постичь, как после стольких лет страданий можно найти в себе столько сил и столько любви? На это способны лишь избранные Богом, и они святы.