Сразу же после завтрака мама вышла на улицу и отправилась к миссис Хауард поговорить о собрании сикаморского женского клуба «Усовершенствование», и последний ее наказ перед уходом относился к Хэнсому Брауну, чтобы он перемыл и вытер всю посуду, прополоскал кухонное полотенце и повесил его сушить на солнце и чтобы все это было сделано до ее возвращения. В тот день Хэнсом считал себя свободным от работы, хотя с тех пор как он поступил к нам одиннадцатилетним мальчишкой, у него не было ни одного свободного дня, потому что каждый раз что-нибудь да мешало ему уйти со двора и проболтаться в городе до вечера. Хэнсом не любил торопиться с уборкой, что в будни, что в свой свободный день, — да, по правде говоря, для него все дни были одинаковы, и, зная это, он всегда находил какой-нибудь предлог, чтобы оттянуть мытье посуды как можно дольше. В то утро, сразу же после маминого ухода, Хэнсом объявил, что ему хочется есть, отправился на кухню и изжарил себе целую сковороду свиной печенки.
Мой старик лежал врастяжку на ступеньках заднего крыльца. Он говорил, что гораздо лучше себя чувствует весь остальной день, если ему удается соснуть утром после завтрака, и пользовался каждым таким случаем. Хэнсом ел печенку не спеша, зная, что после еды надо будет приниматься за мытье посуды. Он все еще сидел у плиты, низко нагнувшись над сковородой, когда на переднем крыльце кто-то постучал в дверь. Так как и папа и Хэнсом были заняты, я сам пошел посмотреть, кто это к нам стучится.
Войдя на передний двор, я увидел незнакомую девушку лет восемнадцати - девятнадцати, которая стояла, прижавшись лицом к проволочной сетке двери, и заглядывала в комнату. Она держала в руке квадратную рыжую сумку вроде небольшого чемоданчика, шляпы на ней не было, и ее длинные каштановые волосы вились по плечам колечками. Я видел эту девушку первый раз в жизни и сразу же решил, что она, верно, кого-нибудь разыскивает в городе. Я стоял и смотрел на нее до тех пор, пока она не взялась за щеколду, пробуя открыть дверь.
— Вам кого нужно? — спросил я, подойдя к крыльцу и остановившись у нижней ступеньки.
Девушка круто повернулась ко мне.
— Здравствуй, мальчик, — сказала она, подходя к лестнице. — Твой папа дома?
— Он спит на заднем крыльце,— ответил я. — Сейчас я ему скажу.
— Подожди минутку! — крикнула она и, сбежав вниз по ступенькам, схватила меня за руку. — Покажи мне, где он. Так будет лучше.
— А зачем он вам? — спросил я, удивляясь, откуда эта девушка знает моего старика. — Вы, наверно, кого-нибудь ищете у нас в городе?
— Ладно, мальчик, ладно! — улыбнулась она. — Веди меня к нему.
Мы обогнули дом и вошли через калитку на задний двор. При каждом движении девушки меня так и обдавало запахом духов. Чулки у нее с каждым шагом все больше и больше морщились под коленками. Мой старик спал крепким сном, положив голову на верхнюю ступеньку и широко открыв рот. Он всегда так разваливался, если спал на солнце, и уверял, что в другом положении ему неудобно. Хэнсом стоял в дверях кухни и, глядя на нас сквозь проволочную сетку, ел печенку прямо со сковороды.
Девушка поставила чемодан на землю, подтянула чулки и подошла на цыпочках к ступенькам, где лежал мой старик. Потом присела рядом с ним на корточки и обеими руками закрыла ему глаза. Я увидел, что Хэнсом перестал жевать и замер, не донеся до рта полную ложку,
— Отгадай — кто? — крикнула девушка.
Мой старик рванулся в сторону, — как он всегда делал, когда мама вдруг будила его. Но на этот раз номер не прошел, потому что, как только он приподнялся, девушка, не отнимая рук от его лица, запрокинула ему голову назад. Я видел, как у него заходили ноздри от запаха ее духов, точно у собаки, которая чует забравшегося на дерево енота.
— Отгадай — кто? — снова крикнула девушка и расхохоталась.
— Уж наверно не Марта! — сказал папа, щупая ее руки от кисти до локтя.
— А точнее? — не унималась девушка.
Мой старик оттолкнул ее руки и с ошалелым видом приподнялся со ступенек.
— Вот так история! — сказал он.— Да вы кто такая?
Всё еще смеясь, девушка сбежала с крыльца и кинулась к своему чемодану. Мы трое не спускали с нее глаз, выжидая, что будет дальше, а она тем временем открыла чемодан и вытащила оттуда целую охапку новеньких галстуков. Я такого количества и в магазинах не видел.
Папа протер глаза, прогоняя сон, и уставился на девушку, нагнувшуюся над чемоданом.
—Вот какой к вам пойдет, — сказала она, вытаскивая галстук в ярко-зеленую и желтую полоску. Потом подошла к папе и набросила галстук ему на шею. — Он прямо-таки создан для вас!
— Для меня? — сказал папа, принюхиваясь к духам, которыми от нее так и разило.
— Ну, конечно! — сказала девушка, склонив голову набок и оглядывая папу и галстук. — Лучше ничего быть не может!
— Барышня! — сказал папа.— Я не знаю, что у вас на уме, но вы только зря время тратите. Мне галстук — все равно, что свинье дамское седло.
— Да вы посмотрите, какая это прелесть! — сказала девушка и, сунув остальные галстуки в чемодан, подошла к моему старику вплотную.— Как он вам к лицу!
Она опустилась на ступеньки рядом с моим стариком и стала завязывать ему галстук. Они сидели совсем рядышком, и лицо у папы краснело все больше и больше. От ее духов уже нельзя было продохнуть.
— А что вы смыслите в этих делах?— сказал мой старик, и вид у него был такой, словно он сам не понимал, что говорит. — К лицу? Вот еще новости!
— Давайте посмотрим в зеркало, сказала девушка, прилаживая ему концы галстука на груди. — Вы только взглянете на себя — и сразу же убедитесь, что этот галстук вам просто необходим. Как он идет вам!
Мой старик скосил глаза на улицу, на тот угол, где стоял дом миссис Хауард.
— Зеркало в комнате,—совсем тихо пробормотал он, чтобы никто больше не слышал.
— Так пойдемте туда,— сказала девушка, потянув его за руку.
Она взяла чемодан и зашагала прямо в комнаты. Мой старик шел за ней по пятам. Как только они скрылись за дверью, Хэнсом вышел из кухни, и мы с ним побежали кругом дома к тому окну, в которое все можно было увидеть.
— Ну, что я вам говорила? — сказала девушка.— Ведь, правда, прелесть? На что угодно спорю, у вас, наверно, в жизни не было такого галстука,
— Пожалуй, правда, хорош галстук,— сказал папа.— И, по-моему, я в нем недурен, а?
— Ну, еще бы! — сказала она, заходя моему старику за спину и глядя в зеркало через его плечо,— Дайте, я получше завяжу.
Она стала перед моим стариком и затянула узел галстука потуже. Потом положила руки ему на плечи и улыбнулась. Мой старик отвел глаза от зеркала и уставился на нее. Хэнсом беспокойно затоптался на месте.
— Мис’Марта того и гляди вернется, — сказал он. — Я бы поостерегся на месте твоего папы. Может выйти большой скандал, если мис’Марта увидит, как он стоит там и валяет дурака из-за этого галстука. И почему я посуду не вымыл! Ушел бы гулять до ее прихода. Давно бы у меня был свободный день!
Мой старик потянул ноздрями, обнюхивая голову девушки, и обнял ее за талию.
— Сколько это стоит? — спросил он.
— Пятьдесят центов,— ответила она.
Папа замотал головой.
— Нет у меня пятидесяти центов,— грустно сказал он.
— Ну, ну, не скупитесь,— сказала девушка, тряхнув его за плечи. — Подумаешь, велики деньги!
— Да у меня их нет,— сказал папа, обнимая ее покрепче.— Нет и нету!
— А достать где-нибудь можно?
— Трудновато.
Хэнсом застонал.
— И дался же ему какой-то паршивый галстук! — сказал он,— Все равно ничего хорошего из этого не выйдет. Что-нибудь да стрясется, я это нутром чувствую. Вот всегда так: как где какая беда, я обязательно первый в нее влопаюсь. Уйти бы мне пока этих галстуков здесь и в помине не было!
Девушка обняла моего старика за шею и прижалась к нему всем телом. Так они стояли долго-долго.
— Может, мне удастся раздобыть где-нибудь полдоллара,— сказал, наконец, мой старик.— Стою, а сам об этом думаю. Пожалуй, раздобуду.
— Хорошо,— сказала девушка, снимая руки с его плеч и отступая назад.— Только поскорее.
— А где вы будете меня ждать — здесь? — спросил он.
— Ну конечно. Только вы не долго.
Мой старик попятился к двери,
— Ждите здесь,— сказал он,— Никуда отсюда не уходите. Я мигом вернусь.
Ровным счетом через минуту мой старик выскочил на заднее крыльцо.
— Хэнсом! — крикнул он. — Хэнсом Браун!
Хэнсом так застонал, точно у него душа с телом расставалась.
— Что вам от меня нужно в мой свободный день, мистер Моррис? — спросил он, высунув голову из-за угла дома.
— Что нужно, то нужно,— ответил папа, сбегая вниз по ступенькам.— Пойдем со мной. Ну, живо!
— Мистер Моррис, а что мы будем делать? — спросил Хэнсом.— Мис'Марта велела мне перемыть всю посуду до ее прихода. А раз она так велела, я ничего другого делать не могу.
— Подождет твоя посуда,— сказал мой старик.— Все равно, поедим, и она опять будет грязная.— Он схватил Хэнсома за рукав и поволок его на улицу.— Пошевеливайся! Слушай, что тебе говорят!
Мы шли по улице, а Хэнсом трусил следом за нами, стараясь не отставать. Мы поравнялись с домом мистера Тома Оуэна и завернули к нему во двор. Мистер Оуэн окапывал мотыгой свой огород.
— Том! — крикнул папа, подойдя к изгороди.— Я решил отпустить к тебе Хэнсома на весь день, как уговаривались. Пусть сразу же и принимается за работу.
Он втолкнул Хэнсома в калитку и быстро повел его между грядками с капустой и репой к мистеру Оуэну,
— Дай ему мотыгу, Том,— сказал папа, отнимая ее у мистера Оуэна' и всовывая, Хэнсому в руки.
— Как же так, мистер Моррис! Вы разве забыли, что у меня сегодня свободный день? — сказал Хэнсом.— Я вовсе не хочу копать какой-то паршивый пырей.
— Ты, Хэнсом, помалкивай,— сказал папа и, повернувшись, тряхнул его за плечо.— Знай свое дело!
— Я, мистер Моррис, знаю свое дело,— сказал Хэнсом.— У меня сегодня свободный день — вот какое мое дело.
— У тебя вся жизнь впереди, успеешь нагуляться,— ответил папа.— Ну, нечего! Делай, как тебе велено.
Хэнсом поднял мотыгу и опустил ее на куст пырея. Но пырей был такой жилистый и крепкий, что мотыга отскочила от него по крайней мере на фут.
— Ну, Том,— сказал папа, поворачиваясь к мистеру Оуэну,— теперь давай мне пятьдесят центов.
— До конца дня ничего не дам,— ответил мистер Оуэн, покачав головой.— А вдруг он не наработает на полдоллара? Пожалуй, заплатишь вперед, а там окажется, он не стоит таких денег. Это только себе в убыток,
— На этот счет можешь не беспокоиться,— сказал папа,— Уж я позабочусь, чтобы деньги не зря были плачены. Буду заходить сюда время от времени присматривать за Хэнсомом. Пусть работает на совесть,
— Мистер Моррис, я извиняюсь, — сказал Хэнсом, глядя на папу.
— Ну, что тебе, Хэнсом? — спросил мой старик.
— Я не хочу мотыжить этот паршивый пырей. Я хочу, чтобы у меня был свободный день.
Папа строго посмотрел на Хэнсома и показал ему носком башмака на мотыгу.
— Ну, Том, выкладывай пятьдесят центов, — сказал он.
— Да что тебе так приспичило? Еще ничего не заработано, а ему деньги подавай!
— Есть одно неотложное дело. Заплати, Том, я…
Мистер Оуэн посмотрел, как Хэнсом ковыряет пырей мотыгой, потом запустил руку в карман комбинезона и вытащил оттуда целую пригоршню гвоздей, каких-то винтиков и мелких монет. Он долго перебирал все это и, наконец, набрал полдоллара пятью - и десятьюцентовыми монетами.
— Если этот негр будет плохо работать, первый и последний раз я его нанимаю, — сказал он папе.
— Жалеть не станешь,— ответил папа.— Я такого работяги, как Хэнсом Браун, в жизни своей не видывал.
Мистер Оуэн дал папе деньги, а все остальное ссыпал с ладони в карман. Мой старик получил свои пятьдесят центов и тут же зашагал к калитке.
— Я извиняюсь, мистер Моррис, сэр,— сказал Хэнсом.
— Ну, что еще, Хэнсом? — крикнул папа.— Ты разве не видишь, я тороплюсь.
— Можно, я уйду пораньше? Мне бы хоть немножечко урвать от свободного дня.
— Нет! — крикнул папа.— И хватит приставать. Ты когда-нибудь видел, чтобы у меня были свободные дни?
Мой старик так спешил, что больше никому ничего не сказал, даже мистеру Оуэну. Он бегом кинулся по улице и влетел в дом. И запер за собой дверь изнутри.
Девушка сидела на кровати, складывала галстук за галстуком и прятала их в чемодан. Когда папа вбежал в комнату, она подняла голову и посмотрела на него.
— Вот деньги! — крикнул папа. Он сел рядом с девушкой на кровать и ссыпал монеты ей в ладонь,— Ведь говорил — достану, и мигом достал!
Девушка положила монеты в кошелек, свернула еще несколько галстуков и подтянула чулки на коленках.
— Вот, получите, — сказала она и, взяв с кровати галстук в ярко-зеленую и желтую полоску, сунула его папе в руки. Галстук упал на пол к его ногам.
— А вы разве не...— удивленно проговорил папа, глядя на нее в упор,
— Что «не»? — спросила она, не дав ему кончить.
Мой старик смотрел на нее с открытым ртом. Девушка собрала последние галстуки и положила их в чемодан.
— А я думал, вы опять его на мне завяжете, — медленно проговорил папа.
— Слушайте,— сказала она. — Вещь продана. Что вам еще требуется за ваши пятьдесят центов? Мне надо весь город обойти до вечера. Как, по-вашему, много я наторгую, если буду завязывать всем галстуки, после того как они проданы?
— А я... я думал...— запинаясь, пробормотал мой старик.
— Что вы думали?
— Я думал... может, вам опять захочется повязать его мне на шею...
— Ишь какой! — засмеялась девушка.
Она встала и захлопнула крышку чемодана. Мой старик по-прежнему сидел на кровати и следил за каждым ее движением. Она взяла свой чемодан и вышла из комнаты. Хлопнула передняя дверь, и мы услышали быстрые шаги вниз по ступенькам. Ровным счетом через минуту девушка подошла к дому мистера Оуэна и завернула к нему во двор.
Мой старик долго сидел на кровати, глядя на полосатый галстук, валявшийся на полу. Потом встал, с размаху отшвырнул его ногой в дальний конец комнаты, вышел на заднее крыльцо и опустился на ступеньки, где ему было так удобно спать, развалившись на солнышке.