Мальчик из Джорджии

08 Как Хэнсом Браун убежал от нас

Все утро Хэнсом сновал то в дом, то из дому — колол сосновую лучину, мыл полы, подметал двор веником, и мы хватились его только перед самым обедом, когда мой старик вышел на заднее крыльцо и крикнул Хэнсому, чтобы он взял из курятника два яйца, сбегал в лавку мистера Чарли Тигпена и обменял их на пачку табака. Папа окликнул Хэнсома раз пять, но он даже после пятого раза не отозвался. Папа решил, что Хэнсом, по своему обыкновению, прячется в сарае и не выходит на зов, рассчитывая увильнуть от работы таким способом. Он обошел все известные потайные местечки Хэнсома, но его нигде не оказалось. Мама недолго думая взвалила всю вину на папу. Она сказала, что Хэнсом никогда бы не сбежал от нас, если б папа хоть мало-мальски сносно с ним обращался и не обсчитывал бы его, пользуясь тем, что Хэнсом сирота да вдобавок негр и не смеет постоять за себя. Мой старик, Хэнсом и я часто играли в шарики, и папа вечно обжуливал Хэнсома и расстраивал нам игру, отбирая у него весь выигрыш, даже когда мы играли понарошку.

— Да с таким несмышленышем все может случиться, как останется без присмотра. Мало ли злых людей на свете! — сказала мама. — А я-то стараюсь, чтобы ему хорошо жилось. Нет! Он сам никогда бы от нас не сбежал. Значит, довели несчастного негра!

— Хэнсом не имел никакого права так делать, — сказал мой старик. — Довели его, видите ли! Мало ли что! И по закону нельзя, чтобы черномазый вдруг взял да ушел, без всякого спросу. Может, он мне должен!

— Что ты с ним сделал сегодня утром? Почему он вдруг убежал? — спросила мама.

— Ничего не сделал, — ответил папа, — Во всяком случае, ничего особенного.

— Нет, ты что-то сделал, — сказала мама, начиная выходить из себя, и двинулась на моего старика. — Признавайтесь, Моррис Страуп!

— Да мало ли на что он мог обозлиться, — сказал папа.— Ведь всего, Марта, не упомнишь.

— Так вот, будьте любезны вспомнить, Моррис Страуп! — сказала мама. — Ни с того ни с сего Хэнсом Браун никогда бы не убежал.

— Ну... позаимствовал я у него банджо, — медленно проговорил мой старик. — Сначала попросил дать на время, а он не дает. Тогда я залез на сеновал, где он его прячет, и взял сам.

— Где сейчас банджо Хэнсома? — спросила мама.

— Вот это, Марта, я затрудняюсь сказать, — ответил мой старик, переминаясь с ноги на ногу. — Вчера вечером иду я по улице, держу банджо под мышкой, и вдруг останавливает меня какой-то негр и спрашивает, сколько я хочу за банджо. Говорю: доллар. Мне и в голову не пришло, что он при таких деньгах. А он сразу вынимает из кармана. Ну что ж, на попятную идти было неудобно, ведь я сам цену назначил.

— Пойди разыщи этого негра, и чтобы банджо Хэнсома было здесь, — сказала мама.

— Нет, это я не могу, — отрезал папа.

— Почему такое? — спросила мама,

— Откуда же мне знать, кому я продал? — сказал папа.— Я этого черномазого даже не разглядел в темноте. Да покажи мне хоть миллион негров, я его от других не отличу.

Мама так разозлилась, что чуть не хватила моего старика щеткой, только вовремя сдержала себя. Ей, верно, не хотелось, чтобы я стоял рядом и слушал, как его будут отчитывать, потому что она оглянулась и подозвала меня.

— Вильям, — сказала мама, — сию же минуту ступай в город и спрашивай всех подряд, не встретил ли кто Хэнсома Брауна. Не сквозь землю же он провалился! Кто-нибудь да видел его.

— Хорошо, ма, — сказал я. — Сейчас пойду.

Мой старик и мама так и остались есть друг друга глазами, а я выбежал на улицу и во весь дух помчался к леднику, куда Хэнсом часто ходил в жаркую погоду полежать на мокрых опилках. Я прибежал туда и спросил хозяина ледника, мистера Гарри Томсона, не видал ли он Хэнсома Брауна, но мистер Томсон сказал, что последние два-три дня Хэнсом здесь не появлялся. Я хотел еще заглянуть с черного хода в рыбную лавку миссис Кэлхун, куда Хэнсом тоже захаживал выпрашивать мелкую кефаль, которая не шла в продажу, но один из негров, коловших у мистера Томсона лед, сказал мне, что час тому назад Хэнсом прошел по этой улице к пустырю, где сегодня утром разбили свои палатки заезжие балаганщики. О приезде балаганов знал весь город, и потому-то мой старик и спустил за доллар банджо Хэнсома. Я слышал, как он сначала просил у него пятьдесят центов взаймы, но у Хэнсома денег не было, и тогда папа решил, что другим путем в балаганы не попадешь, и продал банджо. Впрочем, он истратил этот доллар, не успев дойти с ним до дому.

Я во весь дух бросился назад, сказать маме, где Хэнсом. Мама с папой все еще стояли на заднем крыльце и бранились. Когда я открыл калитку и поднялся по ступенькам, они сразу перестали говорить друг другу то, что говорили.

— Хэнсом ушел к балаганам! — крикнул я маме. — Он и сейчас там.

Мама на минутку задумалась, мой старик боком отошел от нее подальше и остановился.

— Моррис, — сказала, наконец, мама. — Так и быть, еще один-единственный раз я тебе поверю. Сходи в эти балаганы и приведи Хэнсома домой, пока с ним не случилось что-нибудь ужасное. Если с этим несмышленышем стрясется беда, господь меня не простит, так мне и помирать с нечистой совестью.

Мой старик зашагал вниз по ступенькам.

— Па, можно мне с тобой? — спросил я.

Но мама не дала ему ответить.

— Ступай с отцом, Вильям, — сказала она, — За ним глаз да глаз нужен,

— Пойдем, сынок! — сказал папа, махнув мне рукой. — Ну, живо!

Мы быстро прошли улицу, пересекли железную дорогу и направились прямо к пустырю, где между балаганами кое-где еще росла высокая, по колено, трава. Балаганы были разбросаны по всему пустырю, и перед ними уже толпился народ. У входа в каждый висели большие разрисованные полотнища, а под ними, на подмостках, зазывалы выкрикивали что-то и сами же продавали билеты. Мой старик остановился перед балаганом, где на полотнище были нарисованы голые женщины.

— У тебя десяти центов не найдется, сынок? — шепнул он мне. — Отдам при первой возможности.

Я мотнул головой и сказал ему, что у меня есть только одна монета в двадцать пять центов, которую я приберег на билет в балаган, где показывают ковбойские скачки.

—Дай, сынок, взаймы, — сказал он, щупая снаружи мой карман. — Я сейчас же верну. Ты и спохватиться не успеешь, есть у тебя деньги или нет.

— Мне хочется посмотреть ковбоев, па, — ответил я и, сунув руку в карман, зажал монету в кулаке. — Не бери, па! Ну, пожалуйста! Я больше двух недель копил.

Человек, который продавал билеты, взял большой желтый рупор и начал кричать в него. Мой старик так и заплясал от нетерпения, не переставая дергать меня за карман.

— Слушай, сынок,— сказал он. — Из-за чего у нас спор? Из-за чепухи — подумаешь, двадцать пять центов! Когда ты захочешь их потратить, я тебе верну. Мигом верну.

— Ведь мама велела нам найти Хэнсома, — сказал я. — Пойдем лучше поищем его. Знаешь, какая она, опять будет браниться, если мы не приведем Хэнсома домой.

— Подумаешь, какая спешка — разыскивать этого черномазого, — сказал он, хватая меня за локоть и стараясь выдернуть мою руку из кармана. — Я, сынок, дело говорю. Давай деньги без лишних споров. Когда ты просишь то десять центов, то больше, разве я тебе отказываю, если у меня есть что дать? Надо по-честному — теперь ты давай. Ведь мне ненадолго.

В балагане заиграла музыка, и человек, продававший билеты, опять взялся за рупор.

— Спешите! Спешите! — закричал он, в упор глядя на моего старика. Представление начинается! Голенькие танцовщицы — звезды всех стран мира — готовятся к выходу. Пользуйтесь таким случаем, больше он вам не представится. Если не пойдете, будете каяться всю жизнь! Торопитесь, пока есть билеты! Девушки хотят плясать, зачем томить их! Спешите! Спешите! Спешите!

— Слышишь, сынок? — сказал мой старик, изо всех сил дергая меня за руку. — Представление сейчас начнется, и я все прозеваю.

Он выдернул мою руку из кармана, разжал мне пальцы, и я не удержал монету, потому что сладить с ним было трудно. Он сцапал ее, подбежал к человеку с рупором, выхватил у него билет и бросился в балаган. Делать мне было нечего, и я сел на землю и стал ждать своего старика. Музыка в балагане играла все громче и громче, потом я услышал, как там забили в барабаны. Прошло минут пять, музыка вдруг смолкла, и кто-то откинул изнутри полы балагана. Оттуда высыпала толпа мужчин, и позади всех, предпоследним, шел мой старик. Теперь вид у него был гораздо спокойнее, но он попер почему-то напрямик и, неожиданно для самого себя, наткнулся на фонарный столб,

— Па, а где сдача с двадцати пяти центов? — спросил я, догоняя его. — Ты отдашь мне сдачу?

— Потом, сынок,— сказал он, потирая ушибленную скулу, — у меня в кармане она будет целее. Тебе отдай, а ты ее, чего доброго, потеряешь.

Мы пошли между двумя рядами балаганов, поглядывая по сторонам, нет ли где Хэнсома. И, пройдя почти до самого конца, вдруг увидели его.

— Господи! Что он здесь делает, этот Хэнсом? — сказал папа, останавливаясь. Хэнсом стоял за большим куском брезента, высунув голову в круглую дыру, вырезанную посредине. Шагах в десяти - пятнадцати от него была скамейка, а на ней лежала груда бейсбольных мячей. У скамейки стоял человек в красной шелковой рубашке, в руках у него тоже были мячи.

— Три мяча на десять центов, а тому, кто попадет в черномазого, выдается душистая сигара, — говорил он. — Подходите, друзья, проверьте свою меткость. Если черномазый не увернется, сигара ваша.

— Хэнсом, как это ты попал в такую передрягу? — крикнул мой старик, — Что случилось?

— Здрасте, мистер Моррис! — сказал Хэнсом. — Хэлло, мистер Вильям!

— Хэлло, Хэнсом! — сказал я.

— Тебя привязали? — спросил папа, — Ты что, не можешь уйти оттуда?

— А я, мистер Моррис, вовсе не хочу уходить, — ответил Хэнсом. — Я здесь на службе.

— Что это тебе вдруг приспичило сегодня утром, почему ты удрал?

— Вы, мистер Моррис, сами знаете почему, — сказал Хэнсом. — Мне у вас надоело — работаешь даром, да еще банджо у тебя отнимают. Мне надоело, когда со мной так обращаются. Но я на вас не сержусь, мистер Моррис.

— Сейчас же вылезай оттуда и марш домой, — сказал папа.— Дома беспорядок, а прибрать некому, Так нельзя — вдруг взял да ушел.

— А я, мистер Моррис, совсем от вас ушел, — сказал Хэнсом. — Вот спросите у белого, который продает мячи, он вам все объяснит.

Мы подошли к человеку в красной шелковой рубашке, Он протянул нам мячи, но мой старик покачал головой.

— Я пришел за своим негром, — сказал папа. — Вон за тем, который высунул голову в дыру.

Человек в красной рубашке захохотал,

— За своим негром? — спросил он,— Почему же он ваш негр?

— Это Хэнсом Браун, — сказал папа.— Он с одиннадцати лет у нас живет. Я пришел за ним и уведу его домой. Человек в красной рубашке оглянулся и крикнул Хэнсому:

— Эй, малый! Ты пойдешь с ним? Хочешь у него работать?

— Нет, сэр! — ответил Хэнсом, мотая головой. — Совсем не хочу. У меня теперь другая служба, я буду получать настоящее жалованье, а не какие-нибудь обноски и всякую там чепуху.

— Молчать, Хэнсом Браун! — крикнул папа. — Тебе столько добра сделали, а теперь ты вот как разговариваешь! Стыдись, Хэнсом!

— Теперь уж ничего не поделаешь, мистер Моррис,— сказал Хэнсом. — Я работаю здесь и буду получать жалованье.

— Не пойдешь домой?

— Нет, сэр, не пойду,

Мой старик вынул из кармана сдачу в пятнадцать центов и положил деньги на скамью,

— Сколько полагается мячей за пятнадцать центов? — спросил он.

— Вам сделаю скидку,— сказал человек в красной рубашке, — получайте шесть мячей. Только помните: надо попасть в черномазого. Если он увернется и мяч пролетит в дыру, это не в счет. Надо угодить в голову.

— Штука не хитрая, —сказал папа, примериваясь к мячу. — Только отойдите, дайте мне размахнуться.

Пока мой старик размахивал правой рукой от плеча, готовясь к броску, точно заправский бейсболист, Хэнсом так вращал глазами, что у него стали видны одни белки.

Наконец, папа пустил мяч и угодил Хэнсому прямо в лоб. Хэнсом даже не понял, что, собственно, произошло. Он плюхнулся на землю и так и остался сидеть, потирая голову, пока человек в красной шелковой рубашке не подбежал нему посмотреть, что с ним случилось. Потом Хэнсом встал, чуть пошатываясь, и опять сунул голову в дыру.

— Получите сигару, мистер, — сказал человек в красной рубашке. — А вы, оказывается, старый бейсболист! Меткость-то какая!

— Случалось, играл в свое время, — сказал мой старик. — Только теперь уж рука не та.

— Ну-с, посмотрим, как будет со следующим мячом. Может, вам просто повезло с первым?

— Отойдите, дайте размахнуться, — сказал папа.

Он схватил мяч, нагнулся, поплевал на пальцы и опять начал размахивать правой рукой, И вдруг дал такого мяча, что я даже не углядел его в полете. Хэнсом, видимо, тоже проморгал, потому что он и с места не успел двинуться. Мяч угодил ему в левый висок с таким звуком, будто кто-то ударил доской по кипе хлопка, Хэнсом тихо застонал и повалился.

— Слушайте, мистер, — сказал человек в красной рубашке, подбегая к распростертому на земле Хэнсому. — Может быть, хватит? Довольно вам чкалить этого черномазого. Если и дальше так дойдет, как бы ему не окочуриться.

— Вы дали мне шесть мячей за мои деньги, — ответил папа, и я имею право все шесть и сыграть. Велите Хэнсому Брауну подняться и сунуть голову в дыру, он за это жалованье получает.

Человек в красной рубашке тряхнул Хэнсома за плечи и помог ему встать на ноги. Хэнсома шатало из стороны в сторону, он припал к брезенту, обеими руками ухватившись за края. Его голова приходилась как раз посередине дыры,

— Назад! — заорал мой старик на человека в красной шелковой рубашке.

Он развернулся и с такой быстротой послал мяч, что мы и моргнуть не успели, как Хэнсом повалился навзничь.

— Хватит! — крикнул человек в красной рубашке. — Вы убьете этого негра! Я не желаю возиться с мертвыми неграми!

— Пусть идет домой, — сказал папа, — тогда я перестану его лупить.

Человек в красной рубашке бросился к ведру с водой, схватил его и опрокинул Хэнсому прямо в лицо. Хэнсом дернулся всем телом и открыл глаза, Он обвел нас троих каким-то странным взглядом.

— Где я? — спросил Хэнсом.

Никто ему не ответил. Мы смотрели на него и ждали, что будет дальше. Хэнсом приподнялся на локте и повел глазами по сторонам. Потом дотронулся до головы и стал ощупывать большие круглые шишки на лбу. Они вздулись с куриное яйцо каждая.

— Я, кажется, дал маху, мистер Моррис, — сказал Хэнсом, глядя снизу вверх на моего старика. — Пожалуй, мне лучше вернуться и работать на вас и на мис’Марту, чем служить здесь, где меня будут чкалить мячами.

Мой старик кивнул и знаком велел ему подняться. Человек в красной рубашке собрал мячи и понес их к скамье. Мы пошли домой, взяв напрямик, позади балаганов. Хэнсом молча трусил за моим стариком, чуть не наступая ему на пятки. Время от времени он поднимал руку и ощупывал то одну, то другую шишку.

Когда мы были совсем близко от дома, папа остановился и строго посмотрел на Хэнсома,

— Ну, Хэнсом, кто прошлое помянет, тому глаз вон, — сказал мой старик. — И не вздумай приставать ко мне со своим паршивым банджо.

— Как же так, мистер Моррис! — сказал Хэнсом. — Я без банджо не могу...

— Поговорил и хватит, Хэнсом! Банджо дело прошлое.

— Мистер Моррис! Да вы хоть...

— Кто прошлое помянет, тому глаз вон, забудь про свое банджо, — сказал мой старик, поворачиваясь и входя через калитку на задний двор.