В тот день мой старик встал раньше обычного и, никому не сказавшись, ушел из дому, а мама была так занята приготовлениями к стирке, что ничего него не спросила.
Обычно, когда мама спрашивала, куда он уходит, мой старик говорил, что ему надо повидать одного человека по одному делу в другом конце города или что тут неподалеку нашлась кое-какая работа. Если бы мама не была занята в то утро, я просто не знаю, как бы он объяснил свою отлучку.
Я встал раньше всех, пошел прямо на кухню и сам приготовил себе завтрак, Я только-только успел одеться, а мой старик уже запряг Иду. Он забрался в телегу и выехал со двора на улицу.
— Па, можно мне с тобой? — спросил я моего старика.
Я бежал рядом с тележкой, держась за ее край, и просился, чтобы папа взял меня.
— Па, ну пожалуйста! — говорил я.
— Сейчас нельзя, сынок, — сказал он и, стегнув Иду вожжами, пустил ее рысью.— Если ты мне понадобишься, я за тобой пришлю.
Они с грохотом покатили по улице и скрылись за углом.
Когда я вернулся домой, мама разжигала плиту на кухне. Я сел к столу, дожидаясь, когда она даст мне поесть, но про папу ничего ей не сказал. Мне было очень грустно, что папа с Идой куда-то уехали, а меня оставили дома, и я ни с кем не хотел разговаривать, даже с мамой. Я сидел за столом возле плиты и ждал молча.
Мама поела наспех и ушла во двор разводить огонь под бельевым баком.
В то же утро, только попозже, к нам на задний двор заявилась миссис Сингер, которая жила по соседству с нами, на углу. Я увидел ее раньше мамы, потому что с самого утра сидел на крыльце, поджидая своего старика.
Миссис Сингер подошла к скамье, на которой мама стирала. Несколько минут она стояла молча, Потом вдруг нагнулась над лоханью и спросила маму, знает ли она, где папа.
— Дрыхнет где-нибудь в тени, — ответила мама, даже не поднимая головы от стиральной доски. — Если только не лень было с пекла передвинуться.
— Я, Марта, серьезно говорю,— сказала миссис Сингер и придвинулась к маме вплотную. — Очень серьезно. Мама оглянулась и увидела, что я сижу на ступеньках крыльца.
— Вильям, ступай в комнаты, — сердито сказала она. Я поднялся на крыльцо и дошел до кухонной двери. Оттуда тоже все было слышно.
— Слушайте, Марта, — сказала миссис Сингер, наклоняясь и кладя руки на край лохани. — Я не сплетница и не хочу, чтобы меня считали сплетницей. А все-таки вам следует знать правду.
— А что такое? — спросила мама,
— Мистер Страуп сидит сейчас у миссис Везерби, — быстро проговорила миссис Сингер.— Подождите, это еще не все. Он там с самого утра. И они одни с глазу на глаз.
— Откуда вы это знаете? спросила мама, выпрямляясь.
— Я проходила мимо и сама его видела, собственными глазами, — ответила миссис Сингер. — И сочла своим долгом сказать вам об этом.
Миссис Везерби была молоденькая соломенная вдовушка, которая жила одна па окраине нашего города. Она пробыла замужем всего два месяца, а потом в одно прекрасное утро муж ушел от нее и больше не вернулся.
— Что же там понадобилось Моррису Страупу? — сказала мама так громко, точно во всем была виновата миссис Сингер.
— Ну, Марта, это уж не мое дело вам объяснять, — ответила миссис Сингер, попятившись от мамы. — Я только считаю своим христианским долгом предупредить вас.
Она вышла со двора и быстро завернула за угол. Мама нагнулась над лоханью и с такой силой принялась взбивать пену, что вода выплескивалась на землю. Потом она круто повернулась и зашагала по двору, вытирая на ходу руки о фартук.
— Вильям! — крикнула она. — Ступай в комнаты и сиди там, пока я не вернусь. Мама тебе приказывает, Вильям! Слышишь, Вильям?
— Слышу, ма,— ответил я, пятясь к двери.
Она быстро вышла со двора и зашагала вверх по улице к дому миссис Везерби, которая жила почти в миле от нас.
Я спрятался на заднем крыльце и стоял там до тех пор, пока мама не перешла улицу на перекрестке, а потом обогнул дом и бросился напрямик к реке, через пустырь мистера Джо Хэмонда. Я знал путь к дому миссис Везерби, потому что мы с Хэнсомом Брауном ходили так на охоту за кроликами. Хэнсом говорил, что к каждому месту надо уметь пройти напрямик — это иной раз вот как пригодится. И я обрадовался, когда вспомнил про этот путь к дому миссис Везерби, потому что, если б я шел позади мамы, она бы меня увидела.
Я всю дорогу бежал, держась поближе к ивняку вдоль речки, как мы всегда делали с Хэнсомом на охоте за кроликами. Потом, когда впереди показался дом миссис Везерби, я остановился и стал высматривать папу. Но его нигде не было видно. Ни его, ни самой миссис Везерби.
Тогда я перешел речку вброд и побежал переулком, держась поближе к изгороди, сплошь увитой жимолостью.
Добежать до садика миссис Везерби было недолго, и, выглянув из-за углового столба, я сразу увидел у садовой калитки нашу Иду. Ида стояла там как миленькая и отмахивалась хвостом от мух. Она, наверно, сразу же меня узнала, потому что уши у нее вытянулись в струнку и так и застыли,
Я пустился ползком вдоль садовой ограды, поглядывая на задний двор миссис Везерби, и вдруг увидел маму. Она вприпрыжку неслась по полю, перескакивая через ряды хлопчатника.
И тут до меня донеслось громкое хихиканье. Я повернул голову и, даже не вставая с колен, увидел миссис Везерби и своего старика. Миссис Везерби была сама не своя и заливалась точь-в-точь как девчонки в школе, когда у них заведется какой-нибудь секрет. Сначала мне были видны только ее голые ноги, которыми она что есть мочи дрыгала, свесив их с крыльца. Потом я увидел и своего старика — он стоял рядом с крыльцом и щекотал миссис Везерби куриным перышком. Она врастяжку лежит на крыльце, а он стоит рядом и знай щекочет ей босые ступни куриным перышком. Миссис Везерби взвизгнет погромче, и мой старик так и подскакивает на месте. Ее туфли и чулки валялись тут же на крыльце.
Миссис Везерби была не такая старая, как другие замужние женщины|, потому что весной, перед самой своей свадьбой, она еще ходила в городскую школу, а соломенной вдовой стала всего три-четыре месяца назад. Она извивалась всем телом, лежа на спине, дрыгала ногами и так визжала и хихикала, будто того и гляди помрет, если мой старик не перестанет щекотать ей ноги куриным перышком. Время от времени она вскрикивала во весь голос, и тут-то самая потеха и начиналась, потому что, заслышав ее визг, мой старик подпрыгивал на месте, точно кенгуру,
Я так засмотрелся на миссис Везерби и на своего старика, что забыл про маму, вдруг взглянул во двор, а она совсем близко. Она шагала прямо к крыльцу.
Дальше все пошло так быстро, что и уследить за ними не было никакой возможности. Перво-наперво мама вцепилась моему старику в волосы, рванула его на себя и сбила с ног. Потом ухватила миссис Везерби за голую ногу и что есть силы укусила за ступню. Миссис Везерби так взвыла, что, наверно, во всей Сикаморе было слышно.
Она села на крыльце, а мама накинулась на нее и ухватила за ворот. Платье разорвалось сверху донизу, будто отставшие обои отвалились от стены. Миссис Везерби увидела это и взвыла еще громче.
Тут мама опять накинулась на моего старика. Он сидел на земле и с перепугу боялся шевельнуться.
— Это что еще за новости, Моррис Страуп? — крикнула мама.
— Да бог с тобой, Марта! Я хотел доброе дело сделать, помочь бедной вдове, — сказал папа, глядя на маму так, как он всегда глядел, когда боялся ее. — У бедной вдовы овощи совсем заглохли. Вот я и решил: дай-ка, думаю, пройдусь плугом по ее огороду, и привел сюда нашу Иду.
Мама круто повернулась и снова бросилась на миссис Везерби. На этот раз единственное, за что она могла ухватить ее, были волосы.
— Так, так, Моррис Страуп! — сказала мама, поворачивая голову и глядя вниз, на моего старика, — Если пощекотать соломенной вдове ноги куриным пером, от этого овощи куда лучше будут расти.
— Да что ты, Марта! — сказал он, отъезжая от мамы подальше. — У меня этого и на уме не было. Просто я увидел, что у бедной вдовы весь огород зарос сорняком, и решил сделать доброе дело.
— Молчать, Моррис Страуп! — крикнула мама.— Не хватает еще, чтобы вы всю вину на Иду свалили!
— Да что ты, Марта! — сказал мой старик, отъезжая от нее все дальше и дальше. — Зачем же так все поворачивать? Ведь она бедная вдова.
— Это уж мое дело, как поворачивать! — сказала мама, притопнув ногой. — Я хожу собираю молочай, чтобы не умереть с голоду, а он разъезжает повсюду на своем осле и огороды плугом перепахивает у разных соломенных вдовушек. Да еще голые ноги им щекочет куриными перьями! Хорош, нечего сказать!
Мой старик открыл было рот, собираясь что-то ответить, но тут мама отпустила миссис Везерби и, не дав ему выговорить ни слова, схватила его за лямки комбинезона.
Потом она быстро-быстро повела его к столбу, у которого была привязана Ида.
Все еще держа моего старика одной рукой, мама взяла другой Иду под уздцы и зашагала по хлопковому полю к нашему дому. Ида чувствовала, что дело неладно, и, не заставляя понукать себя, рысцой поспевала за мамой. Я пустился бегом к речке, торопясь поскорее добраться до дому. И поспел за какую-нибудь минуту до них.
Когда мама появилась во дворе, ведя одной рукой Иду, другой моего старика, я не удержался и фыркнул, глядя на эту парочку. Физиономия у Иды была такая же смущенная, как и у моего старика.
Мама посмотрела на крыльца и увидела меня.
— Перестань, Вильям! — сердито сказала она.— В отца пошел, такой же безобразник!
Мой старик скосил глаза в сторону и посмотрел на меня. Он подмигнул мне правым глазом и покорно, как щенок, побрел следом за мамой к конюшне. Но перед тем как войти туда, мой старик нагнулся и поднял с земли куриное перо. Пока мама вводила Иду в стойло, он засунул перо в карман поглубже, чтобы никто не видел.