Манхэттенский охотничий клуб

Глава 29

– Ну чего ты молчишь? – повторила Джинкс.

Амбал продолжая смотреть сверху вниз, по-прежнему не произнося ни слова. Девочка заставила себя выдержать тяжелый взгляд. С подобными типами она привыкла общаться, но этот был какой-то особенный. Трудно сказать, сколько ему лет – может быть, двадцать, а вполне вероятно, и сорок или даже сорок пять. Джинкс увидела его на станции «Семьдесят вторая улица» – он стоял в дальнем конце, прислонившись к стене, – и сразу поняла, что это «пастух», хотя амбал старательно делал вид, что просто околачивается на платформе. Нет, если бы он не был «пастухом», то сидел бы развалясь на скамейке или просто на полу, вцепившись в коричневый пакет, который обязательно бы стоял между ног. Ни один известный Джинкс алкаш никогда не позволит, чтобы бутылка стояла на полу, хотя бы и в пакете. Нож, конечно, тоже был при нем. Джинкс заметила его сразу. Он был зажат в правой руке, лишь частично прикрытой потрепанной хлопчатобумажной жилеткой, надетой поверх грязной фланелевой рубахи с разорванными рукавами. Определив в нем «пастуха», она направилась прямо к нему и спросила, не видел ли он двух парней, за которыми идет охота.

«Пастух» тупо уставился на нее, словно не понимая вопроса. Только подойдя вплотную, Джинкс осознала, какой он огромный. Амбал возвышался на целых две головы, периодически напрягая обтянутые татуированной кожей массивные бицепсы. Она знала, что он это делает, чтобы произвести на нее впечатление. Ладно, хрен с ним, пусть выпендривается. Джинкс беспризорничала уже достаточно давно, чтобы ее могли удивить большие мускулы при мизерных мозгах.

– Ответь, я же спросила, – произнесла она, не отводя глаз.

«Пастух» раскрыл рот, но не издал ни звука, только обнажил подгнившие зубы. Тусклые глазки были подернуты пеленой, что свидетельствовало о приеме какого-то наркотика. Причем не очень давно. Неужели Лестер или Эдди возобновили промысел? Если так, то Тилли определенно устроит им взбучку. Джинкс насторожилась, потому что знала: одуревший от наркотика мужчина опаснее просто пьяного.

Амбал окинул ее тело оценивающим взглядом, затем осмотрел пустынную платформу. Джинкс понимала, что если он действительно под кайфом, то ожидать следует чего угодно. Например, амбал может попытаться изнасиловать ее прямо здесь, на платформе. Она напряглась, готовая в любой момент отпрыгнуть, и тем не менее рискнула еще раз:

– Послушай... меня послали выяснить: пытались они выйти здесь или нет. Так что мне им ответить? Что ты надрался до чертиков и ничего не видишь?

«Пастух» напрягся, и Джинкс подумала, что, наверное, пересолила. Но в следующее мгновение риск оказался оправданным.

– Одну самокрутку, – проворчал амбал. – Выкурил всего одну поганую самокрутку. – Правой рукой он попытался прикрыть на внутренней стороне левого предплечья покрытые струпьями следы уколов.

– Так что? – спросила Джинкс. – Ты их видел или кет?

– Откуда ты взялась? – пробурчал «пастух», но уже без агрессии, а скорее с нытьем.

– У тебя своя работа – у меня своя. Так как обстоят дела? – Джинкс заглянула в глаза амбалу. К ней снова вернулась уверенность.

– Я их не видел, – ответил он, устремив взгляд в туннель, как будто ждал, что кто-то появится из темноты. Джинкс собралась уходить, когда он неожиданно добавил: – Но я слышал, что вчера они хотели выйти к реке.

Нытье в голосе стало более отчетливым, и Джинкс поняла, что он ее опасается. Подозревает, на кого она работает, и боится расправы хозяев. Они ведь с наркоманами не церемонятся и тут же пустят его в расход. Ведь как получится: хотел подзаработать на несколько доз, а вместо этого самому придется скрываться в туннелях. Теперь амбал уже не казался Джинкс таким огромным, как несколько минут назад. Его твердый взгляд стал нервозным, лоб вспотел.

– Вчерашнее меня не интересует, – сказала она, хватаясь за тоненькую ниточку. – Важно, где они сейчас.

Тут амбал окончательно скис.

– Да не знаю я... говорю тебе, ничего не знаю... – Он поспешно искал в памяти, что бы такое сказать, чтобы она отвязалась, и наконец нашел: – Слышал, сегодня утром нашли сумасшедшего Харри.

Она не знала никакого сумасшедшего Харри, но от вопросов воздержалась, рассудив, что достаточно промолчать и амбал продолжит рассказ. Так оно и получилось.

– Нашли в каморке, где обретается Самогон со своими. Ночью его кто-то пришил. – Амбал понизил голос. – Говорят, железнодорожным костылем. – Он удивленно покачал головой. – Непонятно, кто это мог сделать, ведь Харри был чокнутый и никому не причинял вреда. Зачем надо было его мочить?

Джинкс едва слушала.

Железнодорожный костыль. У парня, который был с Джеффом Конверсом, – его, кажется, звали Джаггер – был именно такой костыль.

– А где он жил? – спросила она.

– Кто? – не понял амбал.

– Сумасшедший Харри! Ты сказал, в какой-то каморке. Где это?

Амбал пожал плечами.

– Откуда мне знать? Где-то внизу, как и все чокнутые.

– Как мне туда добраться? – спросила Джинкс.

Глаза амбала вспыхнули.

– Я думал, ты хочешь знать насчет парней, за которыми идут охотники.

Он потянулся за ее рукой, но Джинкс ловко увернулась, показала кукиш и рванула к лестнице, оставив оторопевшего амбала на платформе. Он даже не успел сдвинуться с места. Выйдя на улицу, Джинкс направилась искать Кувалду.

Она знала его почти так же хорошо, как и Тилли. Он – единственный, кто может сказать, где живет Самогон.

Кувалде было где-то под семьдесят. По крайней мере так он полагал, хотя и без всякой уверенности. Впрочем, ему было все равно. Разумеется, у него были имя и фамилия – Чарлз Прайс, – но он так давно ими не пользовался, что если бы кто-то обратился к нему по имени, то он скорее всего даже не отозвался бы. Кувалда родился и вырос в Западной Виргинии. Несколько лет проработал на угольных шахтах, потом решил, что пришло время посмотреть, существует ли другая жизнь, где не обязательно дышать пылью.

Беда состояла в том, что он рано запил. Переходил с одной работы на другую, но отовсюду его изгоняли за пьянство. Так продолжалось долго, пока не наступил день, когда никакой работы вообще не оказалось, и Кувалда очутился на улице. Не так уж это оказалось и плохо, поскольку бесплатные ночлежки и приюты были не намного хуже комнат, которые он снимал. Однажды в одной ночлежке для бездомных его, спящего, попытались ограбить. Поскольку это случилось уже в третий раз, Кувалда решил уйти под землю.

Сначала он оборудовал себе лежбище на одной из рабочих платформ над путями прямо под вокзалом Гранд-Сентрал. Умывался в общественных туалетах и попрошайничал в огромном зале ожидания. Но вскоре транспортные копы достали совсем, и пришлось перебраться в другое место. Однажды ему повезло: он нашел поистине фантастическое жилище – маленькую заброшенную станцию метро или что-то в этом роде. Кувалда наткнулся на нее ночью, будучи пьяным в стельку. Вообще-то на станцию метро помещение не походило. Ему показалось, что стены там были обшиты деревянными панелями. Он решил, что это ему мерещится спьяну, однако, проснувшись, обнаружил, что так оно и есть, Стены там действительно были обшиты панелями, в углу стоял большой рояль, а с потолка свисала хрустальная люстра. Надо было попридержать язык, тогда бы он, возможно, и по сей день жил в этом раю. Но Кувалда растрепал слишком многим и однажды вечером, попытавшись войти, обнаружил дверь запертой. Говорили, что теперь в этом помещении что-то вроде музея.

В конце концов Кувалда нашел себе пристанище в заброшенном железнодорожном туннеле. Вначале в небольшой нише, а затем отыскал рабочий бункер и переселился туда. Положил на пол потрепанный ковер, на той же свалке добыл кое-какую мебель, даже развесил на стенах картинки. Очагом служила железная бочка, поставленная под вентиляционной решеткой рядом с бункером. Так что у него был дневной свет и вентиляция. В общем, совсем неплохо. Впоследствии у Кувалды обнаружились недюжинные кулинарные способности, и к нему повалили гости. Иногда с продуктами, иногда без. В последнем случае он делился последним, что имел. Теперь вокруг бочки всегда стояло семь стульев, а люди постоянно приходили и уходили. Потом он как-то незаметно для себя бросил пить и теперь уже давно не брал в рот ни капли.

К настоящему времени Кувалда сменил третью или четвертую бочку и подумывал, что, наверное, пришло время подыскивать новую. День сегодня выдался солнечный, в решетке над головой виднелось ясное голубое небо – чище, чем над Западной Виргинией во времена его детства, – и он подумал, что в конце концов жизнь не так уж плоха. У него полно друзей, на которых можно положиться. Есть свой дом, где всегда горит очаг, и любой найдет там временный приют.

Завидев шагающую по шпалам Джинкс, бывший алкоголик широко заулыбался.

– И как это сюда попала такая милая девочка? – Он перевернул кусок курятины на гриле, убедился в готовности и переложил на одну своих лучших тарелок, которая выглядела не такой старой, как остальные. – Молодец, как раз к обеду.

Джинкс взяла тарелку и начала есть, одновременно рассказывая о причине визита.

Кувалда помрачнел.

– Такие подонки, как Самогон, тебе не компания.

– Вообще-то мне нужен не он, – призналась Джинкс.

– А кто же?

– Да... один парень, на которого идет охота.

Кувалда вообще расстроился. Осмотрелся и понизил голос, хотя они были одни:

– Зачем тебе это надо? Учти, охотники еще хуже, чем кодла Самогона.

– Но парень ни в чем не виноват, – возразила Джинкс.

Кувалда грустно кивнул. Среди оборванцев он еще не встречал такого, который бы не имел в запасе трогательной истории о преследующем его невезении и кознях ближних. Никто из них никогда не признавался, что оказался здесь по собственной вине. Некоторые молодые, может быть, действительно в свое время попали в трудное положение, но большинство просто себя оправдывали.

– Тебе это известно с его слов. Я угадал?

Джинкс отрицательно покачала головой и рассказала все по порядку.

– И что потом стало с этим Бобби Гомесом? – спросил Кувалда, когда она закончила.

Джинкс пожала плечами.

– Пропал куда-то.

– Хм... на твоем месте я сделал бы то же самое. Поскорее ушел отсюда, нашел бы работу и одновременно продолжил образование. И уж не стал бы связываться ни с кем из здешних, особенно с охотниками.

– Я тебя прошу только об одном. Скажи, где мне найти Самогона?

– Не надо на меня давить, юная леди! – вскинулся Кувалда. – Я не скажу тебе больше ничего. Поняла?

– Но ведь я только... – произнесла Джинкс, но не успела закончить – ее прервал незнакомый голос:

– Привет, Кувалда. Ты уже слышал насчет сумасшедшего Харри?

Джинкс обернулась. Рядом стояли двое. Одного она знала. Это был пуэрториканец, известный своим пристрастием к украшению стен туннелей различными рисунками и надписями с помощью спрея. Другой был ей незнаком.

– А что с ним? – спросил Кувалда.

Пуэрториканец поставил на стул сумку и начал доставать продукты.

– Убили ночью под площадью.

Он стал что-то рассказывать, но Джинкс перестала слушать. Харри убили под площадью Колумба[14], где сходятся все линии. Это означает, что там обязательно будет полно «пастухов». Задавать вопросы опасно, и она, воспользовавшись тем, что Кувалда и двое пришедших заняты разговором, быстро доела курицу, поставила тарелку на стол и тихо выскользнула в туннель. Умело маневрируя в лабиринте коллекторов и проходов, девочка достигла колодца, который нашел Робби, и поднялась в парк. Затем сразу направилась к станции метро, расположенной рядом с собором.

Через несколько минут Джинкс уже была в вагоне и осторожно оглядывала пассажиров на предмет обшмонать. Но сейчас было самое неудобное время. Конечно, лучше всего для этой цели подходят часы пик, когда вагоны переполнены. Тогда вытащить из кармана или сумочки бумажник проще простого.

На следующей станции в вагон заглянул транспортный коп, и Джинкс уселась на место. Но коп узнал ее и решил войти в вагон.

Поезд двинулся в туннель. На «Сто третьей улице» Джинкс ожидала, что коп выйдет, но он этого не сделал. На «Девяносто шестой» Джинкс встала, коп тоже. Но она не вышла, и он остался.

На «Семьдесят второй» Джинкс вышла из вагона, затем быстро вошла. Коп проделал то же самое. Она начала пробираться в следующий вагон, и коп последовал за ней.

Сидящий неподалеку Кит – он ехал в собор Святого Патрика на поминальную мессу – с интересом наблюдал игру копа и девочки. Непонятно, чего он к ней привязался. Конечно, она похожа на бездомную, но...

Кит вдруг осознал, что ему знакомо ее лицо. Не исключено, что такие лица просто примелькались. Их много не только в метро, но и в центре тоже. За то время, что Кит навещал Джеффа в тюрьме, он видел десятки таких девушек. Многие, как и он, приходили на свидание с близкими. Иногда, правда редко, это были отец или брат. Гораздо чаще дружок или сводник.

Униформы у них были две: либо мини-юбки и тесные блузки – значит, проститутки, – либо поношенные рубашки и джинсы, как вот на этой. Если бы не странное поведение, Кит, возможно, и не заметил бы ее вовсе.

Вначале ему показалось, что коп собирается задержать девочку, но, поскбльку этого не случилось, понял: он просто так забавляется.

Зачем? А кто его знает. Наверное, потому что можно.

Кит начал следить за ними внимательнее и скоро уже засомневался. А вдруг это малолетняя преступница и коп ее выследил?

«Преступница? Что за чушь. Девочка вовсе не похожа на преступницу».

На вид не старше пятнадцати. Не проститутка, это совершенно точно. И глаза нормальные, не остекленевшие, как у большинства наркоманов.

И снова Киту показалось, что он ее где-то видел. Постепенно до него начало доходить.

«Так-так... значит, она села на „Сто десятой“, то есть одновременно со мной. Это всего в квартале от Риверсайд-парка, где вчера Ив Харрис познакомила меня с бездомной по имени Тилли. Там была девочка во фланелевой рубашке и джинсах. Они о чем-то разговаривали, потом Тилли дала ей деньги и куда-то отослала».

Занятый разговором с Тилли, Кит тогда особого внимания на девочку не обратил. Но теперь, изучив лицо, был почти уверен, что это она.

Девочка перешла в следующий вагон, и коп немедленно последовал за ней. Кит переместился в конец вагона, чтобы наблюдать за ними через окно. Ему нужно было ехать до «Пятнадцатой улицы», но он сошел на «Площади Колумба» и двинулся за копом и девочкой.

Кит был уверен, что девочка поспешит убраться со станции, но она почему-то осталась на платформе и, словно что-то выискивая, перешла на ту сторону, где садятся в поезда из центра. Коп следил за ней, опершись спиной о колонну.

На платформе ждали поезда несколько человек, примерно столько же поднимались и спускались по лестнице.

Девочка как будто не проявляла никакого интереса ни к чему, кроме схемы маршрутов на стене. Через две минуты прибыл поезд из центра. Двери открылись, она вошла. Коп за ней.

Кит бросил взгляд на часы. До мессы оставался час. Он собирался пройтись пешком по Пятой улице до собора Святого Патрика, но теперь нужно было решать, ехать в противоположную сторону или нет.

Колебался Кит недолго, решив, что месса может пройти и без него. Сейчас важнее поговорить с девочкой. Он ринулся к поезду, когда двери уже закрывались. Вытянул руку, чтобы сунуть в щель, но тут девочка внезапно выскользнула обратно на платформу. Двери закрылись, и поезд отъехал.

Коп свирепо смотрел на нее из окна вагона и шевелил губами, что-то передавая по своей рации. Девочка показала ему кукиш, затем развернулась и столкнулась с Китом.

– Извините, мистер!

Кит махнул рукой, загораживая дорогу.

– Погоди, мне нужно с тобой поговорить. Всего пару минут. – Он сыпал словами, боясь, что она убежит. – Я видел тебя вчера в парке с Тилли.

Девочка хмуро кивнула.

– Да, теперь я вас узнала. Вы были с девушкой.

– Верно. – Кит полез в карман за бумажником.

Она отпрянула.

– Вы коп?

– Нет же! Я... вот посмотри... только взгляни на фотографию и скажи, видела ли ты когда-нибудь этого парня?

– Зачем?

Кит вытащил пятидолларовую купюру.

– За этим.

После недолгих колебаний девочка взяла деньга, бросила взгляд на фотографию и тут же испуганно отпрянула.

– Откуда она у вас? Неужели вы из них?..

– Из каких «из них»?

Девочка опустила голову.

– Почему у вас его фотография?

Кит тяжело вздохнул.

– Это мой сын. В полиции сказали, что он погиб, но я в это не верю. Слышал, что он где-то в туннелях. – Его голос дрогнул. – Умоляю, скажи, ты его видела?

Джинкс подняла голову и несколько секунд внимательно изучала лицо Кита.

«Да, все верно. У этого человека такая же крепкая нижняя челюсть, как и у Джеффа Конверса, которого я видела вчера утром. И вообще они похожи».

Она осмотрела платформу, нет ли где «пастухов», затем кивнула:

– Да, я его видела. Он действительно там. И его преследуют.

Кит не отрывал от нее взгляда.

– Кто преследует? Полиция?

Джинкс отрицательно покачала головой.

– Охотники. Они... – Она резко замолчала. По лестнице быстро спускались два транспортных копа. – Вот черт, эта скотина вызвал подмогу!

Джинкс бросилась к лестнице, ведущей на нижнюю платформу. Кит помчался за ней. Когда он спустился вниз, ее нигде не было, но через секунду фигурка мелькнула на путях правой платформы. Девочка бежала ко входу в туннель. Уже был слышен шум приближающегося поезда.

– Подожди! – крикнул он. – Скажи хотя бы, как тебя зовут?

Киту показалось, что девочка его не слышит, но через пару секунд она обернулась.

– Джинкс!

Ее крик потонул в реве поезда, который уже прибывал к станции. Она рванула в туннель. Копы подбежали, когда поезд подъехал. Обычная рутина: люди вышли из вагонов, другие сели. Затем двери закрылись, и, набирая скорость, поезд устремился в туннель, где совсем недавно скрылась Джинкс.

– Куда она пошла? – требовательно спросил один из копов. – Девочка в джинсах и фланелевой рубашке, с которой вы разговаривали.

Кит пожал плечами.

– Не знаю. Когда я сюда спустился, ее уже не было. И мы не разговаривали. Просто она спросила, где ей лучше сделать пересадку на «Гранд-Сентрал».

Копы проворчали что-то невнятное и двинулись обратно к лестнице, а Кит остался стоять, вглядываясь в туннель.

«А если ее сбил поезд? Нет, если бы это случилось, он бы обязательно остановился».

Киту хотелось немедленно спрыгнуть на пути и последовать за ней в темноту, но он вспомнил, как одет. А также о том, что привезенный Ди Марко пистолет остался в ящике стола в квартире Джеффа.

«И зачем только я согласился пойти на мессу!»

Кит взбирался по лестнице обратно на верхнюю платформу, на ходу нажимая кнопки сотового телефона. Он звонил Хедер, тоже на сотовый.

– Скажи Мэри, – произнес он, когда она ответила, – что на мессу я прийти не могу. – Я... – Он хотел разъединиться, но потом решил, что в любом случае Хедер имеет право знать о его намерениях. – Я еду домой переодеться, а потом пойду искать Джеффа.

Не давая ей возможности ответить, Кит отключил телефон и быстро вошел в вагон поезда, следующего из центра.

Звонок Кита застал Хедер на Пятьдесят девятой улице. Закончив разговор, она быстро развернулась и побежала назад к дому. Запыхавшись, вбежала в вестибюль, попросила консьержа вызвать такси и через пять минут, может быть, даже раньше спустилась с дорожной сумкой. Такси уже ждало у тротуара. Усевшись на заднее сиденье, Хедер назвала водителю адрес Джеффа и стала молиться, чтобы Бог не позволил ей опоздать.

Перри Рандалл никогда не изменял своей привычке. И сейчас, подходя к клубу, на несколько секунд остановился на противоположной стороне улицы полюбоваться зданием. Да, члены клуба были люди влиятельные – не только в Нью-Йорке, но и далеко за его пределами, – хотя достоверно об этом знали лишь очень немногие. Потому что в основном это были «серые кардиналы», стоящие за спинами председателей огромных финансовых корпораций, глав нефтяных картелей и медиамагнатов.

«Сотый» создали те, чьи лица редко появлялись на страницах газет и телевизионных экранах, но от кого зависело избрание того или иного сенатора или даже президента.

Перри Рандалл вспомнил, как в первый раз вот так же стоял напротив «Сотого», прежде чем пересечь Пятьдесят третью улицу, подняться на несколько ступенек и войти в парадную дверь. Ему уже было известно, что здесь нет швейцара, не нужно звонить или стучать дверным молотком. У каждого члена «Сотого» был свой ключ.

Момент был, несомненно, торжественный, но, как ни странно, Перри чувствовал себя совершенно спокойно. Впрочем, как и неделю назад, когда на письменном столе обнаружил солидный кремовый конверт. На лицевой стороне каллиграфическим почерком были написаны его фамилия и адрес. В первый момент ему показалось, что это приглашение на свадьбу, но, перевернув конверт, он увидел оттиснутый на клапане обратный адрес:

УЭСТ-САЙД, ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ УЛИЦА, 100.

Ни названия города, ни почтового индекса, но Перри Рандалл знал, что указывать это не было никакой необходимости.

Ни один из таких кремовых конвертов никогда не покидал пределы Манхэттена. И его присылали не по почте, а со специальным курьером. Так будет всегда.

В четверг вечером Перри прибыл в «Сотый» уже как полноправный член.

Здание было обычное, ничего экстраординарного. Здесь могло размещаться все, что угодно – квартиры, консульство, офис небольшой адвокатской конторы. Два больших окна нижнего этажа, предусмотрительно задернутые шторами, были выполнены в стиле Андреа Палладио[15]. Между ними массивная дверь, изготовленная из единого куска красного дерева. На небольшой, превосходно отполированной серебряной пластинке выгравирован номер 100.

«Сотый» в рекламе никогда не нуждался. Прохожие не обращали на него никакого внимания. Дом как дом. О том, что там находится, знали только избранные.

Перри Рандалл глубоко вдохнул прохладный весенний воздух. Замечательно! Здесь правильные люди занимаются правильным делом, обеспечивая порядок. Однако порядок этот был нарушен сегодня, когда Джефф Конверс оставил на автоответчике сообщение.

Рандалл поднялся по ступеням, достал ключ и толкнул массивную дверь из красного дерева. Задержался в небольшом вестибюле, чтобы запереть за собой дверь, затем открыл следующую – стеклянную, обрамленную панелями из красного дерева, ведущую в главный вестибюль клуба.

Здесь не было никакой роскоши. Скромная стойка, за которой обычно сидел управляющий, большой стенной шкаф, куда члены клуба вешали пальто, полка, где они, прибывая, вешали жетоны, что свидетельствовало об их присутствии в данный момент, и небольшая мемориальная доска с фамилиями членов клуба, умерших до переизбрания.

Перри Рандалл втайне страстно желал, чтобы когда-нибудь, разумеется, очень нескоро, на этой доске появилась и его фамилия.

Он повесил пальто и прошел в библиотеку, где должны были собраться все, кому он звонил утром.

У камина с бокалом бренди стоял Арч Кранстон. Перри Рандалл знал, что он даже и не пригубит напиток. Заместитель шефа полиции алкоголь не употреблял, но ему нравилось держать в руке бокал. Это побуждало к выпивке других.

А вот и сам шеф полиции Кэри Аткинсон беседует со священником Терренсом Магуайром, который не только опекает приют для бездомных «Монтроуз», но также имеет досье чуть ли не всех членов конклава кардиналов[16] в Ватикане. Как известно, нынешний понтифик находился в весьма преклонном возрасте, и Магуайр обсуждал с членами «Сотого» кандидатуры его возможных преемников.

Остальные присутствующие были не столь известны широкой публике, как Кранстон, Аткинсон и Магуайр, но не менее влиятельны.

Перри Рандалл вошел, и разговоры стихли. Он не стал терять время на преамбулу.

– У Джеффа Конверса появился сотовый телефон.

Перри мрачно посмотрел на Кранстона, который владел контрольным пакетом акций самой крупной фирмы сотовой связи. Тот только недоуменно вскинул брови.

– Может быть, спустимся вниз?

Через две минуты группа переместилась на два пролета вниз, в ту часть особняка, которую основная масса членов клуба не посещала. На нижней площадке они остановились у двери, вырезанной из того же красного дерева, что и входная. К ней была прикреплена такая же отполированная серебряная пластинка, но вместо трех цифр были выгравированы три буквы:

МОК.

Перри Рандалл постучал три раза. Через несколько секунд Малколм Болдридж отворил дверь и отошел, поклонившись. Члены элитного клуба, образованного внутри «Сотого», входили и тут же с восторгом замечали на стенде новый экспонат Болдриджа.

Блестящие глаза (не то что в жизни), розовые щеки и счастливая улыбка. Наверное, так он улыбается в первый раз. И это благодаря людям, собравшимся сейчас вокруг.

Перри Рандалл залюбовался превосходным образцом таксидермического искусства.

– Великолепная работа, Болдридж, – произнес он дружелюбно.

А затем открыл заседание Манхэттенского охотничьего клуба.