Маньчжурский кандидат

XXIII

Прежде чем отправиться с Реймондом в Нью-Йорк, Джози переоделась, упаковала вещи и написала длинное письмо отцу. Она сообщала, что они собираются немедленно пожениться и что они решили сделать это тихо, совсем незаметно — по вполне понятным политическим соображениям. Джози также писала, как невероятно, как бесконечно она счастлива, а также заверяла, что они скоро вернутся, и умоляла отца не говорить про их брак никому, из-за убежденности Реймонда, что его мать сразу же ухватится за новость как за новый козырь в политической игре, а все эти игры, с его точки зрения, не приносят ни одной из сторон ничего, кроме вреда.

У двери квартиры Реймонда они оказались в три часа ночи, проделав весь путь до города в машине Джози. Не задумываясь, оба посрывали с себя одежду и бросились друг на друга, как изголодавшиеся звери. Джози и плакала, и смеялась от радости, не в силах поверить, что ее истинная жизнь, единственная жизнь, которой она по-настоящему жила, потому что в ней было ее сердце, вернулась обратно. Всего лишь мгновение назад он направлял их широкое каноэ по залитому закатным светом озеру к точке белого света на небе, которая все расширялась и расширялась, пока не затмила собой мрак. А наутро этот же свет уже озарял его лицо. Вся прошлая жизнь ей просто приснилось. Она вовсе не ждала его долгие годы, просто ей приснился сон. Они сошли с каноэ на берег, она заснула у горного озера, и ей приснилось, что он ушел, и все это долгое ожидание, в мирах, далеких друг от друга, ей тоже приснилось. Но вот наконец сон закончился. Он ее любит! Любит!

Реймонд отправил Джо Давни в «Дейли пресс» краткое письмо, в котором напомнил, что берет первый отпуск за четыре года, сообщил, что его колонка написана на пять выпусков вперед, и объявил, что вернется — не указывая, куда отбывает, — ко дню открытия партийного съезда.

Приехав в Вашингтон на машине Джози, они припарковали ее в гараже Сената. Назвавшись Джоном Старром и Мэрилин Риджуэй, они вылетели первым рейсом в Майами, а из Майами в Сан-Хуан, столицу Пуэрто-Рико.

Церемония бракосочетания состоялась в Сан-Хуане в тот же день, в 17.37. Вместо свидетельств о рождении беглецы предъявили паспорта; именно благодаря этому обстоятельству слуги закона и сумели припомнить их двумя днями позже, когда ФБР объявило Реймонда во всеобщий розыск, и отделение ФБР в Сан-Хуане начало свое расследование. Они вылетели из Сан-Хуана рейсом РАА269 в 19.05 вечера и вскоре прибыли в Антигуа. Там Реймонду, который извлек из кошелька одну из многих своих таинственных карточек, предоставили кредит и номер для новобрачных в отеле.

На следующий день, на чартерном судне с профессионально-безразличной ко всему командой, они отбыли в свой медовый месяц, в путешествие по островам Гваделупа, Доминика, Мартиника, Сеант-Люсия, Барбадос, Гренада, Тобаго и Тринидад.

Когда мать Реймонда вернулась в библиотеку и обнаружила, что сын исчез, она впервые в своей сознательной жизни запаниковала. Чтобы успокоиться, она заставила себя почти двадцать минут просидеть совершенно неподвижно. Но потом потребность в поддерживающей дозе стала такой острой, что она едва не упала, взбегая по лестнице за героином и жгутом. Накачавшись до такой степени, что глаза у нее едва не вылезли из орбит, Элеонор сменила костюм изящной девушки-молочницы на удобную одежду, в которой можно было с комфортом добраться до аэропорта, а оттуда — до Вашингтона. Откинувшись на спинку кресла, она закрыла глаза, позволив реке безмятежности омывать тело. Следовало объективно оценить ситуацию и решить, что делать, как преодолеть последствия катастрофы. Хотя по ее приказанию слуги обыскали весь дом вдоль и поперек, а сама она проверила комнату Реймонда, больше всего миссис Айзелин доверяла собственной интуиции, а та подсказывала, что сын от нее ускользнул, поскольку в его механизме произошла поломка. Она знала — с той же степенью уверенности, с какой могла назвать, какое сегодня число, — что если механизм функционирует как надо, то после того, как дама бубен попадет в поле зрения Реймонда, а потом будет удалена, он может до скончания дней просидеть в комнате в состоянии одновременно и подвешенности, и полной готовности ко всему. Так что у нее была причина паниковать.

Чанджин хватился Реймонда приблизительно через два часа после нее. Однако о своей обеспокоенности он незамедлительно поставил в известность советские спецслужбы, позвонив туда по телефону. Так что они узнали об исчезновении Реймонда еще до того, как его мать оказалась в Вашингтоне, откуда намеревалась известить их. Русские тоже запаниковали. Был отдан общий приказ выследить беглеца средствами подотчетных им организаций, но, поскольку поиски ограничивались территорией Соединенных Штатов, дни шли, а результатов не было.

ФБР возобновило прерванное наблюдение за Реймондом на Мартинике. Действуя с присущим им мастерством, они уговорили двух членов команды сойти на берег, после чего вместо них взяли двух агентов ФБР.

Машину Джози обнаружили в гараже Сената, и их обоих идентифицировали — как родственников сенаторов, а Реймонда еще и как известного газетчика. В ФБР как раз намеревались обсудить проблему с сенатором Джорданом, когда из их отделения в Сан-Хуане сообщили о бракосочетании. Затем выяснилось, что имена мистера и миссис Шоу фигурируют в списке пассажиров авиакомпании, совершавшей рейс в Антигуа. Вскоре после этого, словно по мановению волшебной палочки, их имена оказались в списке постояльцев местного отеля. Через краткий промежуток времени молодоженов обнаружили на Мартинике, где двое агентов ФБР и взошли на борт судна, дабы защитить пребывающую в неведении парочку от кто-знает-чего.

Если бы Марко не проявил себя тогда этаким образцом деликатности, то есть не руководствуйся он субъективно гипертрофированными соображениями относительно святости и неприкосновенности медового месяца, то одним из двух новых членов команды стал бы он сам, с усиленной, состоящей из пятидесяти двух бубновых дам колодой карт в кармане. Так говорили впоследствии некоторые люди, которые, как говорится, сильны задним умом. Полковник, однако, счел, что пока молодожены плавают так далеко, им вряд ли что-то угрожает, и поэтому решил нанести Реймонду визит сразу по возвращении новобрачных из свадебного путешествия.

Джози и Реймонд вернулись в Нью-Йорк в пятницу вечером. Открытие съезда планировалось на утро понедельника, а проходить он должен был в Медисон Сквер Гарден. Они отсутствовали двадцать девять дней. Новобрачные въехали в квартиру Реймонда, загорелые и брызжущие радостью жизни. С отцом Джози удалось связаться со второй попытки: он вернулся в дом на Шестьдесят Третьей улице. Джордан настоял на том, чтобы отпраздновать радостное событие этим же вечером — из-за удивительных звонов и переливов, звучащих в счастливом голосе дочери. Торжество состоялось в итальянском ресторане на Пятьдесят Пятой Восточной улице. Город все отчетливее гудел, на глазах наполняясь политиками тире государственными деятелями, государственными деятелями тире политиками и просто энергичными личностями. Так что нет ничего удивительного в том, что газета, оппозиционная «Дейли пресс», мгновенно узнала о маленьком празднестве трех человек; в ресторан тут же явился фотограф, сделал снимок, и слухи о женитьбе получили свое наглядное подтверждение.

В такой ситуации, как горячо объяснял Реймонд Джози, не остается ничего иного, кроме как известить «Дейли пресс», поскольку было бы очень неприятно, если бы другая газета побила их в информированности о его женитьбе. В итоге фотограф и репортер «Дейли пресс» также явились в ресторан, до того дня известный лишь своим самим омерзительным на свете мартини. Это любопытное совпадение не ускользнуло от внимания «Нью-Йоркера», публиковавшего на своих страницах в дни крупных политических событий обзоры национальной прессы.

В обзоре отмечалось, что в этих двух статьях, посвященных бракосочетанию Джордан-Шоу, вводный абзац выглядел так, словно его писала, чуть-чуть варьируя стиль, одна и та же рука. В обеих газетах проводилась параллель с сюжетом «Ромео и Джульетты», популярной пьесы небезызвестного английского автора, написанной, как известно, на итальянском материале. В обеих статьях о женихе говорилось как о принадлежащем к дому Монтекки (Айзелинов), а о невесте — как о представительнице семейства Капулетти (Джорданы). Далее шли разнящиеся лишь в деталях описания опустошительной ненависти между двумя сенаторами.

Упоминалась также недавняя повергнувшая всех в шок пресс-конференция сенатора Айзелина, где тот обвинил сенатора Джордана в государственной измене и при этом размахивал бумагами, которые именовал «безусловным доказательством» того факта, что Джордан продал родину Советам. В заключение он заявил, что на следующем заседании Парламента предпримет меры к: (1) тому, чтобы сенатору Джордану был объявлен импичмент; и (2) началу над Джорданом гражданского суда, безусловным вердиктом которого, со страстью вещал сенатор, станет следующее: «Этот предатель свободы и единственного в мире идеального жизнеустройства должен быть приговорен к смертной казни через повешение». Ответ сенатора Джордана был краток: напечатанный на мимеографе лист с одним-единственным предложением на нем, переданный во все телеграфные агентства. Фраза гласила: «Как долго вы еще будете позволять этому человеку использовать вас и морочить вам голову?»

В ресторане сенатор Джордан не хотел омрачать радость молодоженов и ни словом не упомянул о нападках Айзелина. Он знал, что они и так слишком скоро обо всем узнают.

Еще до того, как статьи с фотографиями, в которых освещались возвращение и свадьба Реймонда, появились в утренних газетах, друзья, агенты и сочувствующие передали новость — по своим каналам — в КГБ. Представители советской службы безопасности в Вашингтоне высказали пожелания Москвы миссис Айзелин, и на следующее утро она позвонила Реймонду. Она мягко пожурила сына за то, что он не сообщил ей о счастливейшем дне своей жизни. Ее голос столь нежно и убедительно выражал совсем ненавязчивую и исполненную материнской заботы обиду, что Реймонд с удивлением почувствовал, что поступил в отношении нее не совсем справедливо.

Мать сообщила ему, что в этот самый день, в три часа дня, вице-президент и спикер палаты прибудут в резиденцию Айзелинов, где состоится незапланированная встреча, посвященная выработке курса правительства по вопросу гражданских прав. Поскольку они решили, что им будет только на руку, если сведения о встрече «просочатся» в прессу, она сразу же предложила задействовать своего работающего в газете сына, на что все присутствующие отреагировали единодушным согласием. Поэтому ему надо немедленно вылететь в Вашингтон, где они вместе пообедают, и она изложит ему детали предстоящей встречи. Реймонд с готовностью согласился.

Джози была молодой женщиной, в совершенстве владевшей искусством сна. Сборы мужа не заставили ее проснуться. Он оставил записку, в которой объяснял, почему должен улететь. Саму статью он напишет в Вашингтоне, а завтра, не успеет она проснуться, как он уже позвонит в дверь.

О невообразимых нападках Джонни на своего тестя Реймонд узнал из газеты, на борту самолета. Его оглушила ярость, и в то же время он испытал самую чистую радость: как будто этот случай высвободил в нем что-то, что ему всегда хотелось сделать, но что он подавлял в себе до такой степени, что до сего дня практически даже не осознавал. Он отправится в дом Айзелинов, пойдет к Джонни, запрет за собой дверь и будет бить его, и бить, и опять бить. Да, внезапно осенило Реймонда, он сделал еще кое-что! Он обреет мать наголо.

Джози узнала о безобразном нападении Айзелина на отца утром, за завтраком, из той же самой газеты, из статьи на первой полосе, со снимком в три столбца, на котором были запечатлены она сама, ее муж и отец. Упоминание о нападках Айзелинов вызвало в ней растерянность; она так долго жила в Аргентине, что у нее не выработалась естественная для американцев невосприимчивость к любому высказыванию Джонни. Она немедленно оделась, позвонила отцу, сказав ему, что приедет сейчас же, и покинула квартиру, прихватив с собой вещи для ночевки. В записке Реймонду она в нескольких словах объясняла ситуацию и просила мужа сразу же, как только он вернется утром, приехать в дом ее отца. Подписавшись, «со всей любовью к тебе, навеки», Джози прислонила записку к телефону в прихожей, там, где Реймонд сразу должен был ее увидеть.

Полковник Марко, этот образец деликатности и поборник неприкосновенности брака, откладывал посещение новобрачных слишком долго. Когда он, с неизменной усиленной колодой, явился наконец в квартиру друга с намерением вымести из его головы угнездившиеся там разрушительные силы, ни Реймонда, ни Джози дома не оказалось. На звонок в дверь никто не ответил, и полковнику не от кого было узнать, где они. Чанджин видел посетителя, для этого он лишь слегка приоткрыл дверь подсобного помещения — в пятнадцати ярдах от Марко, по правую руку от него.

Когда Реймонд прибыл в дом своей матери в Вашингтоне, она не дала ему ни малейшего шанса осуществить мстительные мечты. Едва сын ворвался в ее декорированный под гроб кабинет на втором этаже, она предложила ему разложить пасьянс. Его проклятия оборвались на полуслове. Она заперла дверь.

Бубновая дама выпала четырнадцатой. Реймонд внимал словам матери. На ее вопросы он в деталях рассказал, как, почему и при каких обстоятельствах исчез из дома на Лонг-Айленде, а когда дошел до костюма Джози и до своего полного, безоговорочного повиновения даме бубен, его мать испытала чувство такого облегчения, что с ней случился припадок истерического хохота. Осушив слезы полубезумного веселья и еще раза три-четыре взорвавшись истерическим хохотом, Элеонор окончательно успокоилась, перешла к делу и разъяснила сыну задачу.

Ей приказано было провести полную проверку его рефлекторного механизма. Поскольку сенатор Джордан потенциально столь опасен для Джонни и ее долгосрочных планов, она избрала в качестве объекта покушения именно его. Четко и немногословно она дала указания Реймонду. Было 11.22 утра. Дабы сделать свое присутствие в городе достоянием гласности, Реймонду надлежало явиться в вашингтонское бюро «Дейли пресс» и обсудить там проблемы освещения съезда. Далее, он должен будет поехать на ленч в Пресс-Клуб и поговорить там с как можно большим числом знакомых. Реймонд бесстрастно констатировал, что у него нет знакомых. Но ведь он знает кого-то из вашингтонских газетчиков, спросила мать? Сын ответил, что знает.

— В таком случае можешь просто подойти и заговорить, и это станет для них таким шоком, что с сегодняшнего дня и на ближайшие много лет в Вашингтоне все запомнят, что ты был там, — заключила она.

После ленча Реймонд отправится в Конгресс и найдет предлог посетить спикера. В пять часов он зайдет в помещение для прессы в Белом доме и будет действовать на нервы Хагерти, домогаясь встречи за завтраком на следующее утро. Хагерти не сможет принять приглашение — даже если и захочет вдруг позавтракать с Реймондом — потому что в понедельник утром в Нью-Йорке открывается съезд. Но можно не сомневаться, что настойчивые домогательства Реймонда выведут Хагерти из себя, и в памяти у него отпечатается, что в субботу и воскресенье Реймонд находился в Вашингтоне. В 18.15 Реймонд вернется в бар Пресс-Клуба, где в течение сорока минут будет поражать собеседников веселостью и оживленностью, а потом вернется в дом Айзелинов и поужинает с друзьями. Ужин пройдет в совершенно неформальной обстановке, но приглашены будут весьма милые люди — мистер Джастис Калдер, заместитель министра финансов и еще этот молодой — как бишь его? — адвокат со своей очаровательной женой.

В 23.45 к задней двери подъедет грузовик компании по ремонту телевизоров с Чанджином за рулем. Реймонд заберется в кузов. Там он найдет матрас, на котором и проспит до самого Нью-Йорка. «Все понятно?» — «Да, мама». При въезде в город Чанджин даст ему револьвер с глушителем и высадит из грузовика у дома Джордана на Шестьдесят Третьей Западной улице. Это будет примерно в 3.45 ночи. Чанджин также передаст Реймонду ключи от парадной и от внутренней дверей. Пока мать детально объясняла, как найти спальню сенатора на втором этаже, Реймонд сверялся с планом дома. Но сначала предстояло проверить библиотеку на первом этаже — на случай, если на сенатора накатит приступ бессонницы, которой он был подвержен. Все должно пройти без сучка, без задоринки — так же гладко, как это было при ликвидации мистера Гейнеса. Но Реймонд должен сделать все, как сказано, и — это особенно важно — принять все меры к тому, чтобы его не обнаружили. Она уверена, расшифровывать не обязательно. Выполнив задание, он должен вернуться в грузовик и сразу же уснуть. Когда они приедут обратно и остановятся у задней двери, Чанджин прикоснется к Реймонду, и тот проснется. Потом Реймонд вернется в свою комнату, разденется, переоденется в пижаму и опять заснет, и будет спать, пока его не разбудят. И само собой, должен все начисто забыть, впрочем, он и так ничего не вспомнит.