Марионетка Черного колдуна

Глава 13. Проблеск истины

Если так подумать, то количество ночей в этом замке, в которые я идеально высыпалась, можно было пересчитать по пальцам. И в основном эти случаи совпадали с моментами, когда я теряла сознание от потери крови или жизненной энергии.

Признаться, этой ночью я бы не отказалась от такого же вынужденного беспамятства. Сон был необходим, чтобы осознать все, но упорно не шел.

Утром я встала с тяжелой головой и еще более тяжелым сердцем. Очень хотелось думать, что я ошибаюсь. Я даже отчасти убедила себя в этом.

В самом начале у меня закрадывались мысли о чем-то подобном, но потом я получила опровержение своей теории и успокоилась.

Так может, я была права и сейчас просто накручиваю себя?

Спускаясь на кухню, я твердо решила вести себя как обычно и несколько дней лучше приглядеться к Леону.

Глупо, конечно. Если за два с лишним месяца я не смогла вычислить сходства между этим юношей с вечным беспорядком в белоснежных волосах и колдуном в черном балахоне, то что мне дадут два дня?

Здесь нужна была выдержка, которой я не обладала.

Я успокаивала себя как могла. Но не смогла сохранить лицо. Не тогда, когда он появился так внезапно.

— На меня чай заваришь?

Знакомый голос Леона, появившегося на кухне, заставил вздрогнуть и выронить кружку.

Звон разлетевшегося на кусочки фарфора отдавал чем-то зловещим и для меня прозвучал как взрыв.

Что я бы сделала в таком случае еще вчера?

Выругалась себе под нос, недовольно взглянула на парня, и начала бы собирать осколки.

Что я сделала в итоге?

Я даже не обратила внимания на разбитую кружку. Обернувшись, я уставилась на Леона круглыми и полными опаски глазами, затаив дыхание.

Он понял сразу. Еще в тот момент, когда я разбила кружку. Знал, что я знала.

И самое ужасное, я видела, как по его лицу расползается понимание. Как мимика меняется. Как из веселого и добродушного парня, который порой любит глупо пошутить, но при необходимости всегда защитит, он превращается в совершенно другого, незнакомого человека.

Человека ли?

— Шайс! — выругался он. — А я надеялся, у меня еще есть время. Кто проговорился?

Дыхание перехватило и, кажется, ненадолго даже остановилось сердце. Снова захотелось упасть в спасительный обморок.

А хуже всего, что он ждал ответа.

— П-простите.

Это единственное что я смогла выдавить перед тем, как сделала то, что нужно было сделать сразу — опустила глаза в пол.

Знакомый и привычный жест. Я делала так всегда, когда мама хотела закатить скандал. Так было безопаснее. Меньше шанса нарваться на пощечину.

— Ну что ты, милая.

Тихий голос обволакивал, скользил по комнате, как змея.

— Мы же столько времени шли к тому, чтобы ты перестала меня бояться. Неужели все было зря?

Я не видела, но слышала, как он приближается. Хотелось расплакаться и убежать. Третий раз за день я подумала о заманчивой перспективе обморока. Увы, ничего из этого мне не светило.

Колдун — а теперь я была полностью уверена, что это он, — подошел ко мне почти вплотную. Достаточно было сделать полшага, чтобы уткнуться в его грудь.

Двумя пальцами он обхватил мой подбородок, вынуждая поднять голову и посмотреть в его глаза.

Такой знакомый жест. Только раньше пальцы, которые делали так же, были затянуты в черную перчатку.

Глаза больше не были голубыми. В них то и дело мелькали фиолетовые всполохи.

Почему их не было раньше?

— Как ты узнала?

Нужно было продумать заранее, что я буду говорить на этот случай. Составить правдоподобную историю.

А я только и делала, что жалела себя вместо того, чтобы заниматься по-настоящему важными вещами.

— Имя, — выдавила я из себя, понимая, что правдоподобно соврать не получится и лучше сказать часть правды. — Леонхард. Я догадалась.

— Снова ходила в мою библиотеку? — вздохнул он.

Пальцы на моем подбородке разжались, а мужская рука дернулась в сторону.

Я зажмурилась, приготовившись к удару, но его не последовало.

Он аккуратно, почти нежно заправил мне прядь волос за ухо.

— Знаешь, я понял, что мне совершенно не нравится, когда ты меня боишься настолько сильно.

— Простите.

— Разве я сделал что-то, чтобы заслужить подобную реакцию?

Изящная бровь выгнулась, а губы искривились в ухмылке, которая перечеркнула ласковые нотки в его голосе.

Колдун отошел от меня, а затем уже знакомым мальчишеским жестом запрыгнул на столешницу, начав болтать ногами.

— Нет, господин.

— Это первый раз, когда ты назвала меня господином, — заметил он. — Неужели мое жуткое прозвище разонравилось?

— Простите, господин, — повторила я безжизненным, ровным голосом.

— Еще немного и я разозлюсь, — предупредил он, пригрозив мне пальцем.

Но я ничего не могла с собой поделать.

Украдкой я смотрела на эти черты лица и видела за ними незнакомца.

Леона, которого я знала, никогда не существовало. Осознать этот факт оказалось неожиданно больно.

Как будто близкий человек умер. Хотя он никогда и не рождался.

— Я просто не понимаю, — вырвалось у меня.

— Чего? Можешь спрашивать. Я не кусаюсь, честно. Ну не сегодня это точно.

Я прекрасно знала, что лишние вопросы лучше не задавать.

Когда-то давно я пыталась спрашивать у мамы, почему она кричит на меня. Обычно после этого становилось только хуже.

Со временем я привыкла, что если сносить придирки молча, в итоге меньше пострадаешь.

Хотя иногда характер все же давал о себе знать, прорываясь в упрямых словах, обвинениях, упреках.

За этими вспышками всегда следовали пощечины и, если отца не было в городе, то и длительные наказания.

— Как это возможно? — спросила я прежде, чем я смогла прикусить язык. — Я же видела вас… вместе.

Речь была сбивчивой и невнятной, но колдун понял, о чем я говорю.

— А, ты об этом? — хмыкнул он, щелкнув пальцами.

В углу кухни появилась знакомая высокая фигура, затянутая в черный балахон. Очень натурально. Даже фиолетовые глаза из-под капюшона светили как обычно.

— Люблю этот образ. Он так подчеркивает мои глаза, — жеманно хихикнул парень.

— Но ты порой бываешь так наивна, Лисэль Керн, — а вот это сказала уже иллюзия, причем тем самым пугающим почти потусторонним голосом, в котором слышался треск костра.

Ненастоящий колдун все еще стоял в углу, гипнотизируя меня взглядом, а слово снова взял Леон… Точнее, Леонхард.

— Ты все время забываешь, что я владею магией. Признаю, для меня это очень удобно. Но я все равно не могу понять твое упорное игнорирование этого факта.

— Там где я выросла, такой магии нет, — кивнула я.

— Конечно же, есть, — почти мягко улыбнулся колдун. — Просто ты о ней не знаешь.

Я ничего не ответила, но мой удивленный взгляд сказал все красноречивее любых слов.

— Ты же не думаешь, что кучка слабаков, неспособных на настоящую магию, могла удерживать меня в изоляции так долго? Поверь, у верхушки вашего ордена в запасе есть много козырей. Просто они не размениваются на мелочи.

— Это логично, господин, — кивнула я.

— Шайс! Ты меня довести хочешь?

— Нет.

— Тогда прекрати называть меня господином. Покорность тебе не к лицу, Лиса.

— Как тогда мне к вам обращаться? — спросила я своим самым покорным голосом.

— Для начала, было бы неплохо, если бы ты оставила этот формальный тон. Он меня нервирует, — скривился колдун. — И можешь продолжать называть меня Леон. Это все еще мое имя.

— Леонхард, — тихо поправила я.

— Да. В твоей стране произносили так. В Оснэйне, на территориях которого мы находимся сейчас, меня называли Леонард. Кстати, забавно, что на юге несколько веков назад появилась мифология, в которой так зовут демона шабашей. А я ведь никогда не любил вечеринки.

Казалось, он подшучивает над этой ситуацией, но мне не хотелось смеяться.

Приходилось напоминать себе, что человек с лицом Леона на самом деле им не являлся.

Возможно, поэтому я не могла выдавить из себя это имя, даже когда этого требовал почти прямой приказ колдуна.

— Я тут подумал, можешь называть меня, как тебе хочется, — сказал он после моего продолжительного молчания. — Главное, не Шаттенхард. Признаться, я ненавижу это прозвище.

Он снова спрыгнул со столешницы, так и не притронувшись ни к одному из пирожных, что было плохим признаком, и подошел ко мне.

— Зачем я вам?

— М-м, это очень интересный вопрос. Ответ на него я, пожалуй, придержу. Только прошу, не думай ни о чем неприличном.

Он улыбнулся и, выждав паузу, добавил:

— Уверяю, я подумал об этом за тебя.

Краснеть не было сил. Все резервы организма уходили на то, чтобы не трястись уж слишком откровенно.

— Почему? Почему нельзя было отправить меня в деревню? Зачем нужно было притворяться?

— Знаешь, в первый день я просто забыл, что ты в замке. А потом ты так забавно предположила, что я слуга, что я решил подыграть.

— Все два месяца? — горько усмехнулась я.

— Не совсем. Очень скоро я понял, что Леон гораздо быстрее завоюет твое сердце, чем страшный и коварный Шаттенхард, — усмехнулся он.

Кажется, я слышала, как осколки этого сердца сейчас царапают грудь изнутри.

Скрывать то, насколько мне больно, становилось все сложнее.

— Ты так забавно пугалась от любого упоминания колдуна, что я захотел забрать тебя себе.

Я зажмурилась, покачав головой. Хотелось очнуться от этого кошмара.

— Ну что ты, — мягко спросил он, положив руку мне на плечо. — Отрицать что-то бесполезно. Ты уже моя.

Еще один щелчок пальцами и в воздухе перед нами появился знакомый снимок с пылающими огнем буквами. Мой контракт.

— Тогда почему бы вам просто не приказать?

Нужно было смолчать, не подавать колдуну идеи, но на душе было так гадко, что я не удержалась.

— Да, соблазн очень велик. Воспользоваться своим положением и просто заставить тебя подчиняться мне.

На этот раз пауза была особенно мучительна. Он как будто проверял меня на прочность.

— Но я уже сказал — мне не нравится, когда ты меня боишься.

Тогда меня нужно было обеспечить пожизненным запасом зелья храбрости.

Учитывая, что жизнь моя будет, скорее всего, весьма короткой, разориться на ингредиентах не светит.

Колдун фыркнул, как будто я сказала это вслух.

А может он мысли читает?

По позвоночнику пробежал холодок, и я испуганно взглянула на мужчину рядом с собой.

— Нет, я не читаю твои мысли, — ответил он, чем только сильнее загнал меня в состояние паники. — Этого не потребуется пока все мысли написаны на твоем хорошеньком личике.

Усилием воли я вернула бесстрастное выражение лица. А он рассмеялся.

Громко. Жутковато. Обидно.

Хотя я и сама знала, что надолго меня не хватит. Я не актриса, увы.

— Я знаю, что воспитанная с младенчества ненависть ко мне не пройдет быстро, как и страх. Но я подожду. Я ждал тебя несколько столетий, Лисэль Керн.

Он назвал меня полным именем, как делала Шаттенхард, а не Леон.

Это стало последней каплей. Я чувствовала, как слезы подступают все ближе.

Но я пока держалась, стараясь глубоко дышать и чаще моргать.

— Я нужна вам для какого-то ритуала, да? — наконец дошло до меня. — Но я ведь самая обычная. Вы уверены, что вам нужна именно я?

— Мда, с самооценкой тоже нужно поработать, — скривился он.

— Я нужна вам прямо сейчас? Или я могу идти?

Он окинул меня изучающим взглядом, как будто прикидывал, убить сейчас или подождать еще немного.

Хотя, скорее всего, этот смысл приписывало мое разгулявшееся воображение.

— Можешь идти, — наконец разрешил он.

Облегченно выдохнув, я начала пробираться к выходу по стеночке. Уже у входа я услышала:

— У нас с тобой впереди вечность. Так что можешь не торопиться.

Оборачиваться и переспрашивать я не стала. Наоборот, прибавила ходу и почти бегом взобралась на четвертый этаж в свою комнату.

Заперла дверь на массивный засов, как будто он мог бы меня защитить, и только после этого расплакалась.

Все запланированные дела на этот день пришлось отменить. Я просто не могла выйти из комнаты.

Если раньше, когда мне не хотелось встречаться с Леоном, я могла попытаться спрятаться от него в коридорах замка, то теперь я понимала, насколько это глупо и безнадежно.

Мои догадки об этом только подтвердились в обед.

Когда стало понятно, что в столовую я не спущусь, еда просто появилась на моем столе. От супа все еще шел пар, как будто его только что разлили по тарелкам.

Проявление заботы. С другой стороны — напоминание, что я в ловушке.

Я не принадлежу себе. Я всего лишь игрушка в чужих руках.

И сейчас уже казалось неважым, чьи именно это были руки — старейшин из нашего ордена или Леонхарда.

Какая разница, чьей марионеткой быть?

Я пропустила встречу с Бертой, которую назначила заранее.

И Эмилю нужно было передать партию успокоительных микстур со снотворным эффектом. Но это казалось таким неважным.

Даже стремление заработать деньги на побег для своей семьи отошло на второй план.

У меня насчитывалось порядка трех серебряных монет. Этого хватило бы только на одно место в обозе, причем без лишнего комфорта. Так что я намеревалась работать дальше.

Но сегодня планировала взять хотя бы один выходной.

Когда на столе рядом с нетронутым обедом появился ужин, захотелось рассмеяться.

Интересно, а если я совсем перестану есть, он придет и начнет кормить меня с ложки?

Я бы не удивилась. Игрушка ведь испортится может, а это недопустимо.

— Разве я сделал что-то, чтобы заслужить такое? — передразнила я его слова.

А кто заставил меня собирать крапиву голыми руками?

Кто пугал меня до потери сознания?

Кто пытался выкачать из меня всю кровь?

Кто натравил на меня Тень?

Кто отправил меня в жуткую каменную библиотеку, которая выкачивает силы как голодный упырь?

Я могла продолжать этот список до бесконечности.

И тот факт, что большинство из этих событий происходили со мной как раз после того, как я нарушала установленные в замке правила, сейчас просто вылетел из головы.

Было очень обидно, очень горько и очень жалко себя.

Единственное, что раньше сохраняло мой рассудок, это уверенность, что Черный колдун, из-за которого мне приходится проходить эти испытания, и милый Леон, который спас меня от зверя — два разных человека.

Когда за окном стемнело, я, наконец, отмерла и встала с кресла, на котором сидела, поджав под себя ноги и обнимая колени.

На столе все еще стояла еда, которая выглядела неплохо, но впихнуть в себя хотя бы кусочек казалось чем-то нереальным.

Даже недоеденный завтрак иногда просился назад, и я с трудом сдерживала эти порывы.

Я не знаю, почему решила попробовать вновь именно сегодня. Наверное, это было какое-то извращенное желание сделать себе еще больнее.

Так, в минуты душевного раздрая я начинала перечитывать все самые слезливые истории, руководствуясь принципом, что если уж грустить, то наверняка.

Возможно, здесь сработала та же логика — разочаровываться в окружающих нужно по-полной.

Достав сферу связи из секретера, я сжала ее даже без своих обычных колебаний.

Казалось, физическая боль приносила облегчение. Когда иглы пронзили незаживающую ладонь, которая уже была похожа на сито, я прошептала:

— Хочу увидеть маму.

Сознание привычно разделилось, и я оказалась в темной комнате, где виднелась кровать, платяной шкаф и письменный стол.

Она была похожа на гостиницу средней руки. Но я знала, что Амелинда Керн в поместье одного преданного ордену магического клана.

Сегодня она была не настолько пьяна. Хотя на столе стояла бутылка вина, было видно, что в ней не хватает всего одного бокала.

— Ты?!

Голос матери приобрел истеричные ноты и неприятно скрипел.

— Я.

Она смотрела на меня какое-то время, и я всерьез думала, что она попробует вцепиться мне в волосы.

Но в итоге она только неприязненно хмыкнула и подошла к столу, наливая в свой бокал еще вина.

— Ну и зачем пришла? Отправилась в свой лес, так и сидела бы там.

— Я тоже рада тебя видеть, мама, — съязвила я.

Обычно я была более сдержанной. Но сейчас мне не грозили ни оплеухи, ни наказания в виде длительных молитв и занятий вышивкой, от которых болят глаза и кровоточат пальцы.

К тому же раньше она не пила так много и действовала более… утонченно.

Била по больному исподтишка, а не просто бросалась злобными фразами.

Да и общение с, как оказалось, Черным колдуном, меня немного закалило.

— Мама! — скривилась она, как будто пыталась попробовать на вкус это слово. — Как было бы здорово, если бы ты не рождалась! Все твердили, что ты должна сдохнуть в утробе. Почему же ты этого не сделала?

Кровь отхлынула от лица, а из груди начали поднимать волны удушливого жара.

Я всегда молчала. И ждала, что она меня полюбит. Верила, что если я буду достаточно стараться, то она меня заметит, хотя бы посмотрит в мою сторону ласково.

Но даже то, что я отдала свою жизнь Черному колдуну, навсегда заперев себя в Заубвальте, не изменило ничего.

Она не стала мной гордиться, не испытывала благодарности. И уж тем более любви.

Я медленно выдохнула, чувствуя, как опускаются руки, а глаза начинают жечь злые слезы.

— Ну прости, что причиняла тебе столько беспокойства, мама.

Последнее слово я выплюнула, словно это было оскорбление.

— Наверное, так тяжело было растить неблагодарную, некрасивую и глупую дочь. Я ведь так много проблем доставляла. Никогда не слушалась, всегда попадала в неприятности, плохо училась, была бесталанна во всем. А нет, подожди, все же было совсем наоборот!

Я рассмеялась, понимая, что истерика подкатывает все ближе.

— Чтобы угодить тебе, заслужить твою любовь, я делала все, что было в моих силах. Я всегда была лучше окружающих только для того, чтобы ты меня хоть раз похвалила. Училась до красных глаз и головных болей, музицировала, пока не сбивала пальцы в кровь, ухаживала за всеми членами семьи как сестра милосердия! Я буквально отдала свою жизнь за тебя и Вилли!

Гневная тирада грозила перерасти в рыдания.

Если бы меня начали успокаивать, жалеть.

Увы, от мамы можно было ждать чего угодно, кроме этого.

— Благодарности ищешь? — скривилась она, выпивая залпом весь бокал вина. — Да пошла ты! Если бы не ты, ничего этого бы не было.

— Опять моя вина? Ну давай, продолжай. Я виновата в том, что родилась, это я уяснила. Что еще на меня повесишь? Тоже будешь про государственную измену рассказывать? — спросила я запальчиво, а потом похолодела от осознания. — Скажи, это ведь не твоих рук дело? Не ты решила обвинить меня в измене после смерти отца, чтобы избавиться наконец от нелюбимой дочери?

— Отца, тоже мне! — фыркнула Амелинда.

Она взвесила пустой бокал в руке и, убедившись, что в нем ничего больше нет, решила, что ей не нужны посредники, начав пить прямо из горла.

— Это ты убила Энсона!

Имя отца слетало с ее губ как-то особенно жестко.

— Я убила папу? О чем ты говоришь? Почему я всегда виновата?

— Не называй его папой. Он не твой отец.

— Ч-что?

Интересно, сколько потрясений может выдержать человек? Когда иллюзии перестанут разбиваться осколками о мою голову?

— То. Энсон принял меня в затруднительном положении, помог, воспитывал тебя как свою дочь, хоть и не стоило. Твой настоящий отец тот еще ублюдок, — сказала она, а затем засмеялась, и добавила. — Прямо как ты, получается.

Почему-то я поверила ей сразу же.

Папа был для меня самым родным и любимым человеком в мире. Он обнимал меня, читал сказки, говорил, что гордиться мной.

Наверное, есть в этом какая-то печальная ирония — родная мать хотела, чтобы я умерла, а совершенно чужой по крови мужчина дал мне повод жить.

— То есть ты, нагуляла меня до брака, выкрутилась из этого щекотливого положения с помощью отца, и всю жизнь винила меня в своих собственных ошибках? Знаешь, если ты так не хотела, чтобы я родилась, можно было бы просто не раздвигать ноги, — выплюнула я.

Мне хотелось сделать ей больно. За папу, за все обиды, которые я терпела столько лет.

От этого всеобъемлющего чувства даже закружилась голова.

— Меня не спрашивали, — сказала она убийственно серьезно, посмотрев на меня со сталью во взгляде.

И я снова поняла, что это значит, предельно быстро.

Дыхание перехватило. Я сама не так давно пережила попытку изнасилования. К счастью, неудачную. Спасибо колдуну… точнее, Леону. Неважно.

Я помнила и чувство беспомощности, отвращение, тошноту, накатывающую при малейшей мысли об этом. Голова начала кружиться сильнее.

— Ты поэтому так меня ненавидишь?

— Вся моя жизнь разрушилась из-за тебя. Если бы он просто взял меня, я бы смогла это пережить. Но я понесла. Почему? За что? Да, Лиса, я тебя ненавижу. Ты его отродье. Такое же эгоистичное, мерзкое…

— Можешь не перечислять дальше.

Я остановила поток пьяного бреда, который уже нес мало смысловой нагрузки.

За время разговора Амелинда выпила почти всю бутылку и сейчас смотрела в стену стеклянными глазами.

Головокружение усилилось настолько, что картинка перед глазами начала расплываться.

— Ты знаешь, кто мой… кто сделал это с тобой? — спросила я, так и не осмелившись произнести слово «отец» по отношению к этому человеку.

— Еще бы не знать, — мерзко оскалилась она. — Он теперь снова ко мне заходит.

Она поднялась и нетвердой походкой подошла ко мне, заглядывая в глаза.

— Т-сс, — прижала она палец к губам и понизила голос до шепота. — Я думала, что в таком возрасте уже не буду его интересовать. Но кажется, ему просто нравится меня мучить.

Сердце билось где-то в горле, а перед глазами темнело все сильнее. Или я это я просто переставала видеть.

Я наконец вспомнила, что связь через сферу имеет свои последствия.

— Кто это? — спросила я.

Но ответа не услышала. Мир заволокло тьмой. Мне только чудился высокий, истеричный смех мамы и чей-то далекий крик «Лиса!».

Но меня это уже мало волновало.

Наконец-то я провалилась в долгожданный обморок.