Марка из Анголы

СОГЛАСИЕ

Приехав на сенокос, девятиклассники отказались жить в комнатах совхозного общежития и разместились в лесу, выбрав для палаток удобную поляну.

Поляна находилась недалеко от небольшой речушки, названной кем-то в шутку Переплюйкой, и была совсем рядом с краем леса, за которым начинались луга.

В селе они появлялись вечером, когда, спрятавшись за горизонт, солнце уже освещало только неширокую полоску неба, окрашивая ее в яркий, пылающий багрянец. Подойдя к клубу, ребята располагались плотным полукольцом рядом с баянистом, но чувствовали себя не очень уютно.

Мелодии баяна вторгались в воздух тихого подмосковного вечера.

Никто из москвичей не танцевал.

«Стесняются, что ли?—думали местные.— А может быть, им зазорно с нами?»

— Эй, вы, тихони! — услышали однажды москвичи, когда уже уходили.— Завтра придете постоять? Приходите, а то без вас скучно!

И после дружного хохота последовало продолжение:

— А еще городские...

На другой день, захватив с собой гитару, москвичи подошли к клубу с песней, которая напрочь заглушила звуки баяна.

— Тихо! — крикнул кто-то.— Не слышите, здесь играют!

Но замечание не остановило ребят. Набрав побольше воздуха, они запели еще громче.

— Кончай горло драть! — вышел вперед высокий худощавый парень в накинутом на плечи пиджаке. Это был Серый.

Такое прозвище дали в селе этому парню, наверное, потому, что фамилия его была Серов, а может быть, потому, что цвет лица у него всегда был какой-то землистый, серый.

Местные знали, что Серый недавно вернулся из колонии и еще нигде не работал: в совхозе не хотел, а в другие места не брали. На танцах он появлялся редко, но в этот вечер оказался у клуба.

Подойдя к Эрику, он лениво постучал пальцами по гитаре. Тот сделал шаг назад, но играть не перестал. Серый снова дотронулся до гитары, но теперь уже потянул ее на себя.

Звон струн прекратился. Пение тоже.

— Вы что, шантажи держать? — спросил Серый на понятном только ему языке и смазал Эрика ладонью по лицу.

— Отойдите! — сказал Эрик, но в ту же секунду почувствовал, как гитара больно ударила по подбородку.

Коротким взмахом ноги Серый разбил инструмент.

Поднялась суматоха, послышался визг, крики. Однако драки не случилось.

Возвращаясь к себе на поляну, москвичи решили в село больше не ходить, а своему руководителю Александру Васильевичу ничего не стали рассказывать о случившемся.

«Как-никак, а виноваты сами, что помешали танцам,— размышляли они.— Но почему все-таки тот парень оказался таким злым и жестоким?»

Время отодвинуло воспоминания о Сером, как и обо всей этой неприятной истории. Скоро уже нужно было собираться в Москву — срок работы в совхозе заканчивался.

Однако незадолго до отъезда Серый снова напомнил о себе.

Припав спиной к свежему стогу сена, Александр Васильевич закрыл глаза. Ему нравились эти короткие минуты отдыха, в которые, казалось, расслаблялось все тело.

«Тяжело мне уже на сенокосе,— подумалось в который раз.— Старею, наверное».

Он посмотрел на бегущие по небу облака и задумался.

— Говорят, он был пьяный, — неожиданно донеслось до него.

— И ничего не пьяный,— возразил другой голос.

За стогом разговаривали женщины.

«Надо же мне было угодить сюда,— с досадой подумал Александр Васильевич,— пошел бы лучше к ребятам ».

— Жаль Серафиму,— продолжал голос.— Крыша-то теперь вся разобрана. Не дай бог, дождь... Что делать?

— Крышу ей соберут,— вмешалась в разговор еще одна женщина.

— Соберут, поди... Найди сейчас в сенокос работников.

— А с ним-то что?

— Говорят, плохо. В сознание еще не приходил.

— Ой, бабоньки,— причитая, продолжала одна из женщин,— может, я возьму грех на душу, но только думаю, что этого Серого ни одна холера не возьмет.

Вечером на поляне уже все знали, что, перекрывая крышу своего старенького покосившегося дома, Серый упал и разбился.

— Один решил перекрывать,— пояснял Александр Васильевич,— да вышло: ни крыши, ни мастера... А там старая женщина, мать его... Так что я предлагаю, ребята, задержаться нам еще здесь на пару деньков и закончить эту работу. Как думаете?

Ребята молчали.

— Я уже и у хозяйки побывал,— продолжал он,— Серафимой Владимировной ее зовут... Славная такая старушка, но только плачет все время. Ну, так как? Принимается предложение?

Никто не ответил.

На поляне установилась такая тишина, что даже было слышно, как потрескивают в костре сучья.

Александр Васильевич растерялся.

— Да вы что, ребята? — обвел он их взглядом.— Неужели не согласны?

Он хорошо знал своих питомцев, любил их, верил им и сейчас никак не мог понять, почему они молчат. Он еще раз посмотрел в их лица и почувствовал, что они в чем-то правы. Слишком едины они все были в своем молчании.

«Что же случилось? Что? Спросить? Не расскажут, наверное...»

Александр Васильевич уже даже пожалел, что начал этот разговор.

«Конечно, ведь они первый раз так надолго уехали из дома. Всем им хочется скорее вернуться. Там их ждут,— искал он оправдания,— а тут с предложением остаться на пару дней...»

Он хотел уже перевести разговор на другую тему, но вдруг услышал:

— Согласны?