Марка из Анголы

В ЧУЖОМ ПОРТУ

Теплоход сильно качало. Тяжелые волны, казалось, вот-вот свернут его с курса. Они свирепо обрушивались на палубу, как бы испытывая на прочность мачты, тросы, капитанский мостик, и затем, обессиленные, уходили в океан, чтобы уступить дорогу новому водяному валу.

За бортом штормило. Семь баллов сопровождали судно уже около суток.

Наконец воздух посветлел. Вдали показалась узкая полоска берега.

«Чужая, но все же земля...» — пришли на память слова известной песни.

Федор стоял на палубе, облокотившись на перила, и смотрел на приближающийся берег. Внимание привлекал громадный костел, врезающийся своими шпилями в низкое небо.

Вошли в бухту. Там было относительно спокойно. Только торопящийся с океана ветер будоражил водяную гладь и приносил холод.

Проболтавшись несколько минут среди серых волн, теплоход причалил.

Туристы заторопились к трапу.

— Напоминаю! Стоянка в порту три часа,— объявил диктор судового радио.— Сверьте часы. Сейчас московское время четырнадцать часов десять минут. Местное время соответственно...

И диктор повторил объявление два раза.

У схода с трапа, как всегда, толпились мальчишки.

Принося сюда всякую всячину, они изо всех сил норовили всучить ее туристам, предлагая наперебой открытки, сигареты, жевательную резинку и многое другое, что, по их мнению, могло заинтересовать иностранных гостей.

Возраст ребят был самый разный.

Стояли и совсем маленькие, и подростки, и те, кого уж можно было назвать юношами.

Федору с палубы хорошо было видно, что позади ребячьей толпы суетился малыш. Ему было лет семь, не больше. Повесив свой лоток на шею и широко растопырив ноги, он стремился поспеть за всеми и тоже что-то кричал.

На берегу Федор к нему подошел.

Оказалось, что малыш продавал игрушки...

Здесь был обитый бахромой клеенчатый верблюд, связанное из каких-то засушенных растений ожерелье, глиняный горшочек, на котором можно было только угадать когда-то обрамлявший его яркий рисунок, и еще несколько предметов.

Федор заговорил с продавцом по-французски и не ошибся: малыш знал этот язык, как знали его мальчишки, промышляющие у трапа.

Услышав разговор, их окружили.

— Неужели месье купит у него эту дрянь? — галантно обратился к Федору невысокий плотный подросток, кивая головой в сторону игрушек.

— Куплю,— ответил Федор.— Но только сначала хочу знать, зачем ему деньги.

— У! Это уже не мои заботы,— протянул подросток и развернул перед Федором набор новеньких кожаных кошельков.

Через некоторое время Федор уже знал, что малыш продавал игрушки «на доктора»: нужны были деньги, чтобы отвести к врачу сестру.

— А что с ней?

— У нее заболело лицо...

— Но разве в вашем городе нет врачей, которые бы лечили бесплатно? — спросил Федор.

— Есть. Но это где-то очень далеко. Мы не знаем, а здесь врачи лечат только за деньги...

— Он уже два дня ходит по пристани, хочет продать игрушки,— добавил кто-то из толпы мальчишек.— Но разве кто купит? Ведь игрушки не новые...

Услышав это, малыш еще раз с горечью посмотрел на свой лоток и тяжело вздохнул.

Федор это заметил.

— А где твоя сестра сейчас? — внезапно обратился он к малышу.

— Там... За воротами, у склада...— неопределенно махнул тот рукой.

— Приведи ее сюда.

Малыш оживился.

— А что? Купите? Да? — с надеждой посмотрел малыш на Федора.

— Приведи! — строго повторил Федор.

Когда малыш убежал, Федор попытался выяснить у мальчишек, сколько здесь платят за то, чтобы обратиться к врачу, и почему родители этих ребят не могут заплатить за это.

— У них совсем нет денег,— коротко объяснил опять кто-то из мальчишек,— потому что их отец не может найти работу...

— За доктора может заплатить только ее дядя,— добавил подросток, который торговал кошельками.— А он, наверное, не хочет...

— Дядя? — не понял Федор и, стараясь не уходить от главного, тут же спросил: — А почему он не хочет?

— У! — опять протянул подросток.— Это уже не мои заботы... Но он, наверно, не уверен, когда ее отец сможет отдать ему деньги, ведь работы у него уже давно нет...

— А кем работал ее отец?

— Шофером... Шофером такси,— ответил продавец кошельков и, как-то неумело копируя взрослых, произнес тихо и доверительно: —Но вы понимаете, конечно, месье... Нефтяной кризис на Западе отразился и на делах нашей страны. В частности, создались некоторые трудности с бензином,— продолжал он,— а это, в свою очередь, потребовало сократить некоторое количество такси...

— Да,— перебил его Федор, пытаясь снова возвратить разговор к главному.— А кто же у девочки дядя? — спросил он, внимательно посмотрев на подростка.

— У! — с иронией протянул тот.— Ее дядя недавно открыл свое дело и, как мне известно, преуспевает... Он работает здесь, недалеко от порта. И Сами понимаете, месье, имеет много клиентов,— опять неприятно-доверительно произнес подросток.

— А что же у него за дело?

— У! Он чистит обувь! У него свой павильон...

— И хорошо зарабатывает?

— Я же говорю, месье, есть клиентура... А потом, он еще и продает некоторый товар... Я не могу вам сказать какой — это уже не мои заботы, но только продает... Я,— дотронулся до своей груди подросток пальцем,— знаю это точно...

Увидев девочку с перекошенным лицом, Федор понял сразу — острое воспаление надкостницы. Он был зубной врач и потому без труда мог определить такое ярко выраженное заболевание.

— Подождите меня здесь! — громко сказал он.— Я скоро.

Разговор с капитаном и судовым доктором был недолгим. Ему разрешили осмотреть девочку в медицинском кабинете теплохода, и вскоре она уже сидела в кресле, беспокойно озираясь по сторонам.

— Не волнуйся. Все будет хорошо,— успокаивал ее Федор.

Судовой доктор ему помогал.

— Ну, вот и все. Теперь тебе будет легче,— сказал через несколько минут Федор, со звоном бросая инструменты в металлический ящичек.

— Полоскать будешь вот этим,— протянул он ей темный пузырек.— А эти таблетки три раза в день. Понятно?

По тому, как она поспешно закивала головой, Федор увидел, что она поняла.

А тем временем у трапа назревал скандал.

Дядя, узнав от торговца кошельками, что его племянница пошла на советский теплоход, явился на пристань.

Он сделал это потому, что был уверен, что из этого что-то выйдет, что он что-то с этого будет иметь.

Сама ситуация, о которой рассказал подросток, ему сразу же показалась необычной и потому уязвимой...

«Местная девочка на чужом теплоходе... А это значит, на чужой территории,— рассуждал он.— О! Да, они за это и заплатить могут через полицию...»

Правда, торговец кошельками сразу же предупредил дядю, что за сообщение, которое он ему сделал, он тоже хочет что-то иметь, но они быстро договорились.

— Я — дядя! Дядя! — начал громко кричать чистильщик, подойдя к трапу.— По какому праву забрали мою племянницу? Выпустите ее сейчас же!

Кто-то попытался ему что-то объяснить, но он не прореагировал, вернее, просто не хотел. У него была совсем другая задача.

Хорошо, что Федор скоро вместе с девочкой появился на трапе. Девочка улыбалась. Однако, увидев дядю, остановилась и даже попятилась.

В секунду оценив обстановку, Федор ринулся в наступление. Мгновенно сбежав с трапа, он подошел к мужчине и тоже громко начал:

— Что же это вы, взрослый человек, не можете помочь своей маленькой родственнице? Не можете отвести ее к врачу, ведь у нее очень серьезное заболевание...

— К врачу? — немало удивился тот.

Он не ожидал такого поворота, а вернее, такого начала, но тем не менее, уверовав в благополучность исхода этой истории, продолжил:

— Врачу деньги надо платить...

— Но вы же богатый человек. У вас есть свое дело...

Услышав слово «богатый», мужчина улыбнулся. Ему всегда льстило, когда его так называли, хотя, скажем откровенно, особых тому оснований не было.

Но так уж было заведено в этой стране, что каждый торговец, лавочник, официант или чистильщик мечтал быть богатым. И когда это звание за кем-то из них укреплялось, возражений не было, а даже появлялась уверенность, что это именно так.

Наулыбавшись, дядя все-таки заметил:

— Платить можно тогда, когда знаешь за что...

— Я вас не понимаю,— изумился Федор.

— А что тут не понимать? Зуб отболит и пройдет, а если обратиться к врачу, то уйдут деньги...

— А если зуб не пройдет? — почти вскрикнул Федор.— Если он разболится еще больше, заденет кость, тогда девочка может...

Он остановился, не договорил, потому что кругом было много народу, да и знал, что где-то здесь стоит, держась за щеку, его юная пациентка. А при ней, даже маленькой девочке, он, как врач, произносить этих слов не имел права. Но дядя понял то, что хотел сказать Федор. Нисколько не смущаясь, он закончил его фразу вопросом:

— Умереть может? Ах как это печально,— уже цинично продолжал дядя.— А у меня у самого двое детей умерли, мальчик и девочка... Что же мне теперь?— Он помолчал, а потом добавил: —Я так знаю: бог дал и бог взял, если ему будет угодно...

Федор уже понял, что разговаривать с этим человеком бесполезно, и потому попытался скорее от него отвязаться.

— Ну ладно,— сказал он,— племянница ваша в целости и сохранности, ничего с ней не случилось. Она уже здесь на пристани, на вашей земле. Так что, какие еще могут быть вопросы?

Чувствуя, что намеченный план срывается и молодой человек полностью уверен в своей правоте, дядя неожиданно закричал во всю силу:

— Полиция! Полиция! Сюда! Господа русские обидели мою несовершеннолетнюю родственницу!

Появились полицейские.

— Что здесь происходит? — спокойно спросил один из блюстителей порядка, поправляя у подбородка ремешок каски.

Дядя начал объяснять.

— Где ваша племянница? — перебил его полицейский.— Я сам хочу с ней говорить.

— Вот...— посмотрел дядя в ту сторону, где она только что стояла, и не увидел ее.— Куда же она делась?

Ее действительно уже не было. Воспользовавшись суматохой, девочка убежала с пристани, прижав к груди темный пузырек с микстурой и крепко зажав в кулаке таблетки.

— Так где же ваша племянница? — снова повторил вопрос полицейский.

— Не знаю... Но она была здесь... Была! Все видели... Они могут подтвердить,— обратился он к стоящим ребятам.

Но те молчали, и полицейские, постояв еще немного, неторопливо пошли вдоль стоящих у причала светлых океанских кораблей. Федор посмотрел на обескураженного дядю, и тут вдруг ему пришла мысль: «А не попытается ли этот человек выместить потом на девочке свою злость, не попытается ли он в чем-то повлиять на ее родителей? Ведь она самовольно пришла на советский теплоход... А кто знает их, родителей, как они к этому отнесутся? Я же с ними не знаком! А потом...»

Федор еще раз взглянул на дядю и понял, что этот человек может сделать все.

Сбегав в свою каюту, Федор появился на пристани, держа в руках маленькую железную баночку — крем для обуви. Он захватил его с собой в дорогу, думая, что пригодится, но так ни разу не открыл.

— Это вам как сувенир,— подошел он к мужчине.— И будем считать, что инцидент исчерпан.

Увидев нераспечатанную банку гуталина, мужчина растаял.

— О месье! — сказал он нараспев.— Я вами очень доволен... Примите мою благодарность... Такой подарок! И это в то время, когда цены на нефть поднялись...

«А при чем тут нефть? — подумал Федор.— Очевидно, он имеет в виду, что гуталин делают из нефти...»

А мужчина продолжал:

— Я приношу свои искренние извинения вам, месье, за беспокойство...

Но Федор перебил его.

— Прошу вас выполнить оДну мою просьбу,— сказал он.

— Какую? — как можно вежливее спросил мужчина.

— Прошу вас никогда никому не рассказывать об этом случае и никогда не напоминать о нем ни девочке, ни ее брату. Никогда! Вы поняли? Вы можете мне это обещать?

— Конечно! Конечно, месье! Даю вам слово порядочного человека...

Вокруг захихикали, но дядя на это не обратил внимания.

Он продолжал кланяться и рассыпаться в комплиментах даже тогда, когда теплоход уже отошел от пристани.