29

Фросин словно переродился. Он и раньше был подтянутым, а теперь перещеголял себя. Рядом с ним даже холеный главный выглядел оборванцем. Поджар, корректен, стремителен и бесшумен — Фросин успевал всюду. Он и раньше никогда за словом в карман не лез, а сейчас из него бил фонтан остроумия. За три дня он переделал все, что накопилось за последние несколько месяцев, все, до чего не доходили за занятостью руки. Он создал бригаду по оформлению цеха; нашлись-таки в цехе таланты: и чеканку умеют, и гипс резать — барельефы, панно... Эскизы интерьера он просматривал сам и забраковал первые два варианта. Дизайнеры из художественного бюро, снобы и эстеты, презиравшие всех на свете технарей, живо растеряли спесь и перестали говорить заумные фразы: «Цветовое решение», «Использование объема», «Играть на плоскостях», «Объем не решается»... В конце концов пришел их начальник, любимец директора, Баранин. Он потеребил неопрятную бороду, стреляя вокруг быстрыми диковатыми глазами пропойцы, и с ходу пробурчал несколько фантастических вариантов. Это было уже интересно, но Фросин зарубил их. Ему надо было что-то реальное, чтоб можно было сделать самим и быстро. Борода свое дело знал. К Фросину он проникся симпатией. Поскольку всучить Фросину туфту не удалось, он взялся всерьез. Через день Фросин уже раздобыл металл и профили, и помещение начало принимать вид ангара, поскольку незаконченные элементы оформления своим самолетным алюминиевым блеском могли смутить кого угодно. Тут же нашлись и нытики, заглазно осуждавшие Фросина за дурацкое украшательство.

К исходу второй недели скептики и маловеры были посрамлены. Рифленые металлические поверхности, матово отражающие лучи скрытых светильников, уже не выглядели вызывающе. Они вписались в общий ансамбль. Василий Фомич каждый день, входя в цех, оглядывался вокруг, словно оказался здесь впервые. Фросин, глядя на него, убеждался, что все сделано как надо. Путево сделано.

Сам он этого не понимал. Брал только рассудком. Внутри все замерзло и не оттаивало, и Фросин устраивал себе сумасшедшую гонку, но легче от этого не становилось.

У Фросина хватало времени на все. Он ничего не забывал. Он снова, и тщательно, начал обосновывать необходимость исключить дублирование в работе цехов, специализировать их, выстроить структуру завода по технологическому признаку. Неудача была лишь очередным препятствием на пути Фросина. Куда вел этот путь? Фросин не знал, но идти было нужно, и он шел, и делал все так, чтобы пройти его как можно лучше, быстрее и с высоким качеством. И он устранял все препятствия быстро, энергично и фантастически целеустремленно.

Алия не звонила. Он ее тоже не искал. Она приходила домой на следующий день, когда он был на работе. Она забрала кое-какие свои вещички и оставила на столе ключ. Увидев ключ, Фросин без сил опустился на стул. Ключ говорил больше любой записки. В нем таился звук захлопывающейся двери. Сухой металлический щелчок замка бил Фросина изнутри, сверлил мозг. От него нельзя было избавиться, даже зажав уши. Ключ блестел в темноте. Когда бы Фросин ни зашел в комнату, его взгляд прежде всего натыкался на ключ.

Фросин убрал его со стола только через несколько дней.

Загрузка...