Со стороны головы колонны донеслись крики радости, и я понял, что если не передовые повозки, по разведчики уже вышли из леса и теперь созерцали, искрящуюся в утреннем солнце, вьющуюся внизу в долине Александру.
Многие мужчины, побросав все, устремились вдоль колонны. Рабыни, как могли, насколько позволяли веревки, подались вперед и столпились у бортов фургонов, с любопытством озираясь по сторонам, стремясь понять причину волнения.
Даже Сару, неуверенно, из-за кандалов и наручников, привстала в кузове фургона, и крутила головой, пытаясь разобраться в причине переполоха.
Затем крики стали еще громче и радостней, и у меня появилась уверенность, что теперь и первые фургоны появились из леса.
Я увидел Сумомо и Хану, появившихся из двери их крытого фургона и прищурив глаза стоявших на его маленьком пороге, озиравшихся и пытавшихся разобраться в ситуации.
Тарларионы вдоль длинной линии обоза поднимали их головы, раздували ноздри и трубно ревели. Похоже они почуяли запах воды и зеленого разнотравья на берегу реки.
Пертинакс стоял рядом со мной.
Получив известие, что мы должны выйти к Александре в первой половине дня, мы отвязали Сесилию и Джейн от их каравана.
— Господин! — ликующе воскликнула Сесилия.
— Следуйте за нами, — бросил я, и девушки покорно засеменили позади нас, держась чуть левее.
Независимо от того, как снисходительны Вы или нестроги со своими рабынями, им никогда нельзя позволять забывать, что они — рабыни. В случае необходимости их можно высечь, чтобы напомнить им об этом. Фактически, некоторые рабовладельцы чувствуют, что иногда рабыне требуется освежить знакомство с плетью, хотя бы для того, чтобы помочь ей иметь в виду, что она рабыня. Безусловно, учитывая гореанскую дисциплину, вероятность того, что у рабыни возникнут любые сомнении относительно этого, исчезающе мала. Определенная прозаичная рутина хорошо помогает в этом, например то, что рабыня обычно встает на колени в присутствии господина, что она не может говорить не имея его разрешения, что она должна часто опускаться на колени и целовать плеть или начинать утро с удара стрекала, что она не может одеться не спросив разрешения, что она не может начать есть раньше хозяина, что она не имеет права выйти из дома не имея его разрешения и не доложив о своих намерениях и так далее. Много чего напоминает ей о ее неволе. Также, нельзя забывать и о том, что происходит у рабского кольца ее владельца.
— С каким наслаждением я сейчас окунусь в реку, — заявил Пертинакс.
— Я и не знал, что варвары так скрупулезны, — усмехнулся я.
Боюсь, что все мы, за исключением контрактных женщин и Сару, за несколько дней этого перехода стали похожи на тарсков.
— А нам можно купаться, Господин? — спросила Сесилия.
— Вам будет лучше поискать масла и горячую ванну, — буркнул я. — Вода в реке уже холодная.
Также я подумал о том, что скоро придется задуматься о лучшей одежде для рабынь. Лето подошло к концу, впереди нас ждала осень с ее холодами, ветрами и дождями.
Уже во время нашего перехода через лес, было достаточно холодно даже для мужчин.
— Тэрл Кэбот, тарнсмэн! — воскликнул Таджима, спеша к нам вдоль линии фургонов.
Он с кавалерией прибыл на место еще несколько дней назад.
Мы церемонно поклонились друг другу. Я решил, что ему будет неудобно, если я сожму его руку, даже рукопожатием моряка, запястье к запястью. Такие вещи имеют тенденцию отличаться от культуры к культуре, но, ясно, что он был рад видеть меня, как и я его.
Таджима посмотрел на Пертинакса.
— Скажи «Тал», — подсказал я последнему.
— Тал, — поздоровался растерявшийся Пертинакс.
— Тал, — любезно ответил Таджима.
Есть определенный порядок в таких вопросах, и Таджима, обоснованно или нет, расценивал себя выше Пертинакса, который был простым варваром. То, что ко мне он обратился первым, было правильно, учитывая, что я был его капитаном согласно субординации в кавалерии. Я иногда допускал ошибки в таких ритуалах, но эти ошибки обычно принимались с изящным тактом, будучи списаны мою невинную нехватку утонченности, и не воспринимались как оскорбление. В среде же тех, кто разбирается в подобных нюансах, в таких ситуациях может возникнуть тонкое напряжение. Порой я ощущал, что рядом со мной происходили социальные поединки, словесные баталии, суть которых оставалась вне моего понимания.
— Смотрите, — шепнул Пертинакс.
Они с Таджимой тут же почтительно поклонились прошедшему мимо Нодати.
— Я и не знал, что он был с нами во время перехода, — признался я.
Я точно его ни разу не видел.
— Его и не было в колонне, — пояснил Таджима. — Он держался позади, следуя за колонной, чтобы защитить тыл.
— Понятно, — кивнул я.
— Какие вы все грязные, — покачал головой Таджима.
Сесилия и Джейн опустили головы. От рабыни ожидают, что она будет держать себя опрятной, ухоженной, чистой, расчесанной и так далее. В конце концов, она же не свободная женщина. Кроме того, от нее обычно также ожидают, что она будет поддерживать себя в своих «размерах продажи», а именно, в тех размерах, в которых она была в день своей покупки. Соответственно, на нее может быть наложен режим диеты и физических упражнений. Опять же напомню, она рабыня, а не свободная женщина. Это последняя может многое скрыть под «одеждами сокрытия», а рабская туника почти ничего не скрывает.
— Как там Сумомо? — поинтересовался Таджима.
— Думаю, что Ты найдешь ее чистой, сухой и, как обычно, противной, — сообщил я.
— Замечательно, — улыбнулся он.
— Что же в этом замечательного? — осведомился я.
— Я могу продолжать думать о ней, как о пригодной для ошейника.
— Понятно, — протянул я.
— Ну а теперь, пойдемте со мной, — пригласил Таджима. — Посмотрите речной лагерь.
— Насмотримся еще, — отмахнулся я. — Мы ведь проведем здесь зиму.
— Нет, — сказал Таджима.
— Не понял, — опешил я.
— Пойдем, — позвал он.
Мы двинулись к голове колонны, которая теперь остановилась, поскольку большинство возниц и других мужчин оставили свои фургоны, чтобы пройти вперед и, наконец, увидеть перед собой перспективу, а не мрачные, давящие стены бесконечного коридора деревьев.
— Что там, Господин? Что это? — спросила какая-то рабыня проходившего мимо охранника, но тут же вскрикнула в страхе, повернулась спиной, присела и прикрыла голову руками.
— Любопытство, — поучительно сказал мужчина, несколько раз стегнувший ее по спине хворостиной, — не подобает кейджере.
— Да, Господин, — прорыдала та. — Простите меня, Господин!
Известно, что кейджеры, самые любопытные из всех животных. С какой нетерпеливой страстью разыскивают они крохи информации, с какой жаждой ловят последние известия! Они будут просить, подлизываться, зудеть и бороться за самую крошечную толику новостей. Девушка, которая знает что-то, о чем не известно другим, чувствует себя Убарой в рабских помещениях. Как на нее наседают! Как извиваются вокруг нее, ловя каждое тщательно дозированное слово!
Как приятно, должно быть, иногда разочаровывать их и видеть, как они дуются и корчатся в невежестве, со слезами глазах глядя на тебя. Таким образом, конечно, им можно еще раз напомнить, что они — не больше чем рабыни.
Наконец, мы добрались до конца просеки и остановились на краю склона, по которому дорога плавно спускалась в долину реки.
Здесь уже собралось никак не меньше четырех или даже пять сотен мужчин, так же как и мы вышедших вперед колонны.
Среди них я заметил и Лорда Нисиду, который в окружении своих телохранителей спускался к реке. Со стороны берега и строений, навстречу ему поднималась группа мужчин.
Небо в это утро было очень синим и безоблачным. В вышине парили несколько тарнов, занятия кавалерии шли своим чередом.
До реки, широкой и очевидно судоходной оставалось пройти еще несколько пасангов.
— Это и есть Александра? — уточнил я.
— Да, — кивнул Таджима.
Ее ширина, конечно, не могла даже начать соперничать с шириной Воска, по крайней мере, на большой части его русла, но она была достаточно широка, порядка сотни ярдов или около того.
— Как здесь красиво, — восхищенно проговорила Сесилия.
Боюсь, она еще не привыкла красоте мира природы, все еще думая с точки зрения другого, более серого мира, более трагического мира, в котором, трудно себе это даже представить, токсины и яды обычно выбрасывались прямо в атмосферу, в тот самый воздух, которым все создания, большие и малые, виновные и невинные, дышали. Но она была права, не мог не согласиться я, вид действительно открывался прекрасный.
— Для вас подготовили жилье около берега, неподалеку от вольер, — сообщил Таджима.
Позади нас послышались команды и возницы, мастера, пани и наемники начали возвращаться назад, к обозу. Через несколько енов снова проворчали и затрубили тарларионы и заскрипели фургоны, и колонна начала вытягиваться из леса и скатываться вниз по склону.
— Что это за большое строение около берега? — поинтересовался я.
Оно казалось достаточно большим, чтобы сравниться с инсулой этажей так в семь или восемь.
— Кроме того, — сказал Таджима, — хотя отсюда их не видно, есть еще несколько галер.
— Но что это за большая постройка? — не отставал я.
— А Ты не узнаешь? — спросил Таджима.
— Нет, — покачал я головой.
— Это, — с гордостью сообщил Таджима, — корабль Терсита.