Мечники Гора

Глава 6 Поход через лес

На следующий день после встречи на пляже, сначала с Суллой Максимом, а чуть позже с Торгусом и его отрядом наемников, Пертинакс повел меня в лес.

Мы шли к месту намеченного рандеву с агентом Царствующих Жрецов, точнее с тем, кого меня, как предполагалось, убедили считать таковым. Разумеется, по причинам, ранее изложенным, я был уверен, что тот, с кем мне предстояло встретиться, будет агентом не Царствующих Жрецов, я, скорее всего, кюров.

Как выяснилось позднее, все оказалось куда темнее и запутанней, чем я тогда ожидал, и, в некотором смысле, обе силы, и Царствующие Жрецы, и кюры, возможно сами того не подозревая, каждые по-своему, были использованы в этой игре.

Похоже, на этот раз агенты, и Царствующих Жрецов, и кюров, действовали, даже не понимая этого, в интересах третьей силы, или, не исключено, было бы лучше сказать, что в дело вступили сразу три стратегии, три хитрости, которые иногда переплетались. Но, разве темные реки иногда не текут в одних и тех же берегах?

Солнечный свет, проникая сквозь кроны деревьев, рассыпался на множество ярких пятен.

— Мы сейчас не в деляне Порт-Кара, — констатировал я.

Лично для меня это было очевидно, поскольку за такими местами леса ухаживают почти как за садом или парком. Кустарник вырублен, кривые, негодные деревья свалены, а оставшиеся располагаются на приличном расстоянии одно от другого. Ничто не должно мешать им расти прямыми и высокими. Лелеют, если можно так выразиться, самые лучшие деревья, готовя к его будущему использованию. Кроме того, мы не пересекли ни одной из тех канав, которые разграничивают зоны интересов, как Порт-Кара, так и других государств.

Эта часть леса заросла кустарником и порослью. Тут и там валялись сломанные ветки и сучья, попадался сухостой. Деревья здесь росли плотно, борясь друг с другом за солнечный свет и место для корней, устраивавших под землей соревнования, кто больше всосет воды и необходимых для роста минералов.

— Верно, — согласился Пертинакс.

— Ты не ходил этим путем прежде, — заметил я.

— И это верно, — не стал отрицать он.

— Впрочем, тропа видна ясно, — сказал я.

— Ты видишь ее? — удивился мой проводник.

— Разумеется, — кивнул я.

В действительности, это было нетрудно. Конечно, изначально, я не знал меток тропы, но вычислил их быстро. Они появлялись тут и там, были хорошо заметны издали, располагались ярдах в пятидесяти одна от другой. Это были пятна желтого цвета, словно в тех местах коры деревьев касались талендеры, однако, если присмотреться внимательнее, то сразу становилось понятно, что это явно было дело рук человека.

— Подозреваю, что мы должны были пройти этим путем именно сегодня, — предположил я, вспомнив, что его недвусмысленное указание на время выхода в лес.

— Да, — ответил Пертинакс, подтвердив мои подозрения, что краска, независимо от того, каким мог бы быть ее состав, была временной, испаряющей или выцветающей в течение примерно двадцати анов.

Я принял это за еще одно доказательство моего предположения, что к этому приложили руки кюры, ведь для их науки не сложно было создать подобный состав. Безусловно, точно так же могли бы действовать и Царствующие Жрецы. Тогда бы, мог присутствовать некий запах или вкус, чтобы привлечь насекомых, которые устранили бы любые возможные следы.

— Ой! — вскрикнула Константина, и я раздраженно дернул за поводок.

Она, конечно, ничего не могла видеть, поскольку я надел на нее капюшон Кроме того, ее запястья были связаны за спиной. Сесилия была в том же положении, то есть ее голова была закрыта капюшоном, а тонкие, прекрасные запястья закреплены сзади.

Этим утром, к испугу Константины, я изготовил для нее капюшон из непрозрачной ткани, который, натянув ей на голову, закрепил на месте, обвязав шнурком вокруг шеи. После этого я связал женщине руки за спиной и поставил ее на колени.

— Что Ты делаешь? — напрягся Пертинакс, однако я не думаю, что его теперь особо беспокоил вид Константины, в том положении, в каком она оказалась, по крайней мере, не в том смысле, как раньше.

Конечно, я не мог не заметить какие взгляды он то и дело кидал на Константину предыдущим вечером. Ее привлекательность для Пертинакса резко очень увеличилась благодаря моим, как мне кажется, вполне оправданными корректировками ее туалета.

Несомненно, он уже заподозрил, что у Константины больше не было возможности избавиться от ее ошейника. Это, само собой, может сильно повлиять на то, каким глазами мужчина смотрит на женщину.

В целом же, как мне кажется, его забавляло, думать о ней, как о рабыне. Каково бы это могло быть, если бы она действительно была рабыней?

Разве это не доставило бы мужчине удовольствие?

Константина, по понятной причине, не стала возражать, против капюшона и связывания. Перед Пертинаксом она продолжала всячески пытаться поддерживать на должном уровне свою роль мнимой неволи. Предполагалось, что я по-прежнему ничего не знаю о том, что она была свободной женщиной.

— А разве это не очевидно? — поинтересовался я.

— Но, зачем? — спросил Пертинакс.

— Она — рабыня, — пожал я плечами. — К чему ей знать, куда она идет?

— Понятно, — протянул он.

Подобные методы помогают держать рабыню в беспомощности и зависимости от рабовладельца.

— А на меня Вы тоже наденете капюшон, Господин, — спросила Сесилия.

— А для кого, по-твоему, предназначен второй? — усмехнулся я.

Брюнетка чуть не замурлыкала от восторга. Рабыня хорошо реагирует на узы и бескомпромиссное доминирование, по которому она тоскует всем сердцем. Очевидно, что она не хочет, чтобы ей причиняли боль, за исключением, разве что тех случаев, когда она чем-либо вызвала недовольство, тем самым заслужив наказание, но она действительно хочет сознавать себя рабыней, принадлежащей и покоряемой. Соответственно ей нравится быть во власти господина, и не столь важно, просто ли покорно следуя его слову, или в расстройстве понимая, что независимо от того, как бы она ни хотела сделать что-то, ей не позволят этого сделать, или, корчась в его веревках, беспомощно подставленная его милосердию и ласкам, ожидая, захочет ли он даровать ей облегчение. Рабыни хорошо реагируют на капюшоны, повязки на глаза, кляпы, веревки, ремни, ошейники, наручники, цепи и прочие аксессуары неволи. Когда я связывал брюнетке руки за спиной, она запрокинула голову, уже скрытую в капюшоне, и нежно прижалась ко мне.

«Ну что ж, — подумал я, — Сесилия неплохо прогрессирует».

В качестве импровизированного поводка я использовал веревку, привязав ее концы к шеям девушек, так что, ухватившись за середину, я мог вести их обеих.

Таким образом я и вел их через лес.

Позже, когда с них были сняты капюшоны, они понятия не имели, ни где они оказались, ни как они туда попали, ни где находится хижина Пертинакса. Единственное, что они могли бы сделать, это обратить внимание на местоположение Тор-ту-Гора, или «света над Домашним Камнем», общего светила Гора и Земли, на закате, что помогло бы им достичь побережья, но, даже в этом случае, где искать хижину Пертинакса, на севере или на юге? И, конечно, одинокая женщина или женщины, на Горе, хоть в ошейнике, хоть без оного, без защиты мужчин, стали бы законной добычей почти для любого гореанского мужчины. Это было бы все равно, что подобрать раковину на пляже.

Константина просто споткнулась.

— Я прошу снять с меня капюшон! — всхлипнула она.

Я замер, и Константина, облегченно вздохнув, тоже остановилась, похоже, ожидая, что с нее сейчас будут снимать капюшон. Она даже на несколько дюймов отставила от спины свои связанные запястья и попросила:

— Пожалуйста, также, развяжите меня.

Пертинакс, казалось, был доволен тем, что гордячка Константина просила, да еще и сказала при этом «Пожалуйста».

Это была совсем не та Константина, с которой он был знаком.

Итак, она остановилась, ожидая, что я сниму с нее капюшон и развяжу.

Сесилия, покорно склонив голову, стояла рядом, не протестую ни против капюшона, ни против поводка. Она знала, что с нею будет сделано то, что понравится господину, и она, как рабыня, хотела, чтобы с нею было сделанной то, что захочет ее господин.

Я нашел подходящий тонкий гибкий побег и отломил его.

— О-у-у! — взвыла Константина от жгучей боли, вспыхнувшей поперек задней поверхности ее бедер.

— А теперь, — объявил я, поднимая поводок, — продолжим наш путь, что мы все и сделали.