Глава 4 Парус

Отступив за деревья, я наблюдал за морем.

Было раннее утром. Несколькими енами ранее я покинул хижину Пертинакса.

От близкого берега тянуло ни с чем несравнимым запахом Тассы. Так пахла прохлада, пронизывающий ветер, соль ее волн, шум прибоя, накат прилива, морские водоросли на берегу. Вода с мягким шелестом забегала на песок, разбивалась на сотни струй среди камней, а затем тем же путем возвращалась обратно на родину, чтобы, влившись в следующую волну вернуться и попытаться забежать немного дальше оставленной ею на пляже мокрой границы. Над полосой прибоя широко раскинув свои узкие длинные крылья, реяли кресты прибережных чаек, оглашая окрестности своими пронзительными криками. Скалы и песок выше линии прибоя после ливня, обрушившегося ночью на окрестности, все еще оставались темными от накопленной влаги. Лес был омыт и напитан дождевой водой, бриллиантами сверкавшей на шелестящих на ветру листьях. Была во всем этом некая сладость жизни.

Интересно, подумалось мне, было ли правильно, что люди населяли такой мир?

Впрочем, не населяй они его, разве такой мир не был бы чем-то вроде потерянного пространства? В конце концов, кто тогда будет знать, насколько он красив?

У гореанина, кстати, нет привычки загрязнять и поганить свой мир. Он чужд высокомерной уверенности считать себя выше мира, и не склонен относится к нему как к слуге или охраннику. Скорее он расценивает себя, как часть его, такую же как лист или дерево, но, конечно, как часть необычную, часть, которая сознает себя частью этого мира. Он разделяет со своим миром тепло и холод, зимы и лета, свет и тьму, дни и ночи, штормы и штили. Он любит свой мир, и не мыслит себя вне него. Мир прекрасен, но, одновременно, он удивителен и ужасен. Хладнокровно и беззаботно несет он жизнь и смерть, процветание и разрушение, развитие и упадок. Этом мир не только красоты трав и цветущих талендеров, но и клыков оста, петель хитха, челюстей ларла, безумства стай пирующих джардов, внезапного смертельного броска девятижаберной акулы, когтей слина и клюва тарна.

На пляже было пусто.

Ни одна полоса не отмечала пляж, намекая, что здесь мог бы пробороздить по песку киль длинного корабля, вытянутого на берег.

Горизонт казался чистым, серым, затянутым облаками, но чистым.

Прежде мне казалось наиболее вероятным, что меня встретят агенты Царствующих Жрецов, но столкнулся я здесь только с Пертинаксом и женщиной называемой Константиной. Они, у меня не было сомнений, держали сторону кюров, или точнее, сторону некоторой части кюров. Правда, я не мог сказать, насколько глубоко они были посвящены в свои роли в этих событиях. Кюры, как мне было известно, редко просвещали своих человеческих агентов в хитросплетения и глубину планов их работодателей, как и в отдаленные последствия и конечные цели таких планов. Я знал какая судьба обычно ждала их агентов-женщин, стоило им только выполнить свою задачу. Ни одна из них не была возвращена на Землю с обещанной за их службу платой. В конце концов, это могло бы привести к осложнениям, лишним вопросам, требованиям объяснить происхождение богатства и так далее. Кюры, так большинство хищников, предпочитают скрываться, пока не наступит время действовать. Точно так же их агенты не могли бы влиться в гореанское общество, с его обычаями, клановостью и кастовостью, его системой рангов, статусов и иерархией. У таких женщин даже не было защиты Домашнего Камня. К тому же, они изначально, как и рабыни, были отобраны за их красоту, что не могло не поставить их под угрозу в таком мире, как Гор. Самка табука, если можно так выразиться, оказавшись среди ларлов, недолго будет оставаться без ошейника. Гореане это вам не мужчины Земли. Я не был столь уверен относительно судьбы агентов-мужчин, таких как Пертинакс. На мой взгляд, в посылке их в карьеры или шахты не было никакого смысла. Возможно, в конце их могли попросту ликвидировать. Конечно, кюры не позволили бы им выйти из сферы своих интересов. Это было бы крайне маловероятно. Лично я рискнул бы предположить, что их могли сохранять в резерве, если можно так выразиться, чтобы впоследствии использовать снова. Благодаря знании родного языка Земли, их навыкам и опыту они продолжали представлять ценность как агенты. Кроме того, их могли бы вознаградить и оставить на Горе, если не на Земле, где они могли бы возбудить любопытство. И это был по-своему привлекательный вариант для мужчин. В действительности, как мне кажется, многие из мужчин, могли бы предпочесть гореанские награды, например, золото, власть, рабынь и так далее.

По пути к берегу, мой мозг привычно и автоматически фиксировал множество нюансов, сведений, движений, теней, целостности кустов и веток над головой, состояние грунта ногами, не прижат ли тот лист сильнее соседнего, не смещен ли тот камень на тропе и так далее. В этом не было ничего необычного. Осмотрительность, настороженность, предельная собранность в походе типичны для членов моей касты, особенно когда находишься в незнакомой и потенциально опасной местности. Тем более, что у меня были веские основания подозревать, что в округе мог бы быть другой или другие. Разве меня не должны были встретить?

Но я так и не увидел никого, кто мог бы быть агентом Царствующих Жрецов.

Мне приходило в голову, что такой агент или агенты, возможно, ждали меня здесь, но были убиты.

Однако я не заметил какой-либо обеспокоенности со стороны Пертинакса или его рабыни, Константины, которая могла бы проявиться, будь они замешаны в таком деле.

Безусловно, они могли быть использованы, что называется, втемную и ничего не знать об этом. А вот кюры могли бы знать. Но с какой вообще стати меня здесь встречают агенты кюров?

Предположительно это должно было быть как-то связано с высадившимися на берегу незнакомцами и с пролетами тарнов, но я не мог взять в толк каким образом.

Или может это все же было как-то связано с Царствующими Жрецами и их планами? А кюры в этом случае просто решили предотвратить их осуществление или обернуть к их собственной выгоде?

Из тени леса я всматривался в раскинувшееся передо мной море, по-прежнему чистое до самого горизонта.

Когда я покидал хижину Пертинакса, или точнее, которую он использовал, и он, и Сесилия спали. Правда я не был уверен в том, что спала Константина. Хотя, надо признать, выглядела спящей.

Что меня заинтересовало, так это то, что Пертинакс идентифицировал Константину как свою начальницу. Он сам сообщил мне, что, фактически, это она наняла его на работу.

Казалось маловероятным, что на рабыню могли бы возложить такие обязанности и привилегии.

Наконец, в нескольких ярдах от меня раздался негромкий шорох.

Я давно ждал этого.

Значит, Константина действительно не спала. Признаться я не сильно сомневался в этом.

По пути к берегу я оставил явный след, но затем сделал петлю, и занял позицию в укромном месте среди деревьев, в нескольких ярдах позади и в стороне, от того наблюдательного пункта откуда лучше всего был виден берег и к которому вел мой след.

Как я и ожидал, Константина двигалась к пляжу. Правда, меня несколько удивило, что она, казалось, не придерживалась моего следа, который был достаточно заметен, как мне казалось. Девушка двигалась осторожно, но скорее просто направляясь в сторону берега. У меня не было особых сомнений, что она пыталась шпионить за мной, однако теперь, видя ее явную неуклюжесть, и очевидное неумение читать оставленный мною след, я понял, что я ей сильно польстил.

Кюры, конечно, знали, что координаты моей высадки будут известны Царствующим Жрецам. Фактически, они и были предоставлены Царствующими Жрецами.

Эти же координаты, или, лучше сказать, данное место действия, были предоставлены Пертинаксу с Константиной.

Выходило, что агент или агенты, Царствующих Жрецов, казалось, либо опаздывали на точку рандеву, либо были убиты, а от их тел избавились тем или иным способом. То, что Константина все же пришла на берег, чтобы шпионить за мной, намекало на то, что либо агент или агенты Царствующих Жрецов еще не прибыли, и блондинка была заинтересована в их обнаружении, либо же, если они все же прибыли и были убиты, то Константина не знала об этом.

Как уже было обозначено ранее, я был обоснованно уверен, что ни Константина, ни Пертинакс не имели, ни малейшего понятия о каких-либо убийствах произошедших здесь недавно. Если бы такие убийства имели место, то вряд ли бы кюры рискнули поручать это Константине или Пертинаксу, ни даже ставить их в известность об этом, поскольку, обладая таким знанием легче легкого выдать себя небрежно брошенным словом, выражением лица, удивленным колебанием, неловкой неосторожной фразой или паузой.

Вчера вечером был шторм, пришедший с запада, со стороны Тассы. Это могло задержать судно, заставив держаться мористее, или сбить его от курса. Также, откуда мне было знать, какая погода преобладала в предшествовавшие моей высадке несколько дней.

Царствующие Жрецы, знаете ли, редко используют свои собственные корабли на поверхности Гора. Они склонны рьяно хранить свои тайны и приватность. Темный, окруженный непроходимыми горами Сардар, местожительство Царствующих Жрецов, надежно отгорожен от всего остального мира. Это самое священное и запретное место Гора. Соответственно, агенты Царствующих Жрецов по поверхности Гора зачастую передвигаются точно так же, как и все остальные гореане, и обычно от них неотличимы. Зрелище огромных металлических кораблей, снующих туда-сюда в атмосфере Гора, могло бы сделать Царствующих Жрецов слишком постижимыми. Да, поразительными и могущественными, но постижимыми. Вероятно, они считают, что люди будут бояться их сильнее, если не смогут ничего увидеть. А вот то, что они могут видеть, они немедленно начнут исследовать. К тому же, каста Посвященных, утверждающая, что является посредником между людьми и Царствующими Жрецами, со своими жертвами, ритуалами и тому подобной чепухой, очевидно предпочла бы, чтобы Царствующие Жрецы оставались настолько невидимыми и таинственными насколько это возможно. Это позволяет им интерпретировать «волю богов» так, как им вздумается, как правая нога захочет, если можно так выразиться, или, возможно, правильнее было бы сказать, как золото нажмет на весы. Безусловно, многие Посвященные относятся к своей деятельности более чем серьезно.

Константина уже была совсем рядом. Она прилагала максимум старания, чтобы двигаться скрытно. Какими бы ни были различные ее качества, свойства, ценности и достоинства, делавшие ее интересной для мужчин, знание леса в список ее сильных сторон точно не входило.

Она озадаченно уставилась на берег моря, покрутила головой из стороны в сторону. Похоже ее удивило то, что она не увидела меня.

И где же это я мог быть?

Внезапно она вздрогнула и напрягалась, прижатая спиной ко мне. Рвущийся наружу крик был задушен моей рукой прижатой к ее рту.

— Тал, — сказал я на ухо отчаянно извивающейся, но абсолютно беспомощной блондинке.

Я удерживал ее некоторое время, пока она не прекратила дергаться и не расслабилась, то есть пока она окончательно не осознала себя моей пленницей. После этого я убрал руку от ее рта, но продолжил держать ее спиной к себе.

— И что же Ты здесь делаешь, девка? — полюбопытствовал я.

— «Девка»! — возмущенно повторила она.

— «Девка», «Рабыня», — подтвердил я.

Константина снова задергалась в моих руках, пытаясь высвободиться, безрезультатно, само собой.

— Девка, рабыня, — повторил я.

— Нисколько! — заявила она.

— Думаю, что у нам нужно поговорить, — заметил я.

— Я пришла сюда за водой! — заявила блондинка.

— Ты собираешься пить воду из Тассы? — усмехнулся я. — Если в округе и есть источник, то он явно не здесь.

— Я заблудилась, — не унималась она.

— А где твое коромысло с ведрами? — поинтересовался я. — Несомненно, Ты неплохо выглядела бы, неся воду на подобном устройстве.

— Я пошла поискать родник, — сказала Константина.

Тогда схватил ее за правую руку, вывел на границу леса и пляжа и, прислонив спиной к небольшому дереву, связал ее запястья позади ствола.

Теперь она стояла ко мне лицом, закрепленная на месте, и бесполезно дергала руками пытаясь вытянуть их из петель веревки.

— Отпустите меня! — потребовала Константина, сердито глядя на меня.

— Зачем Ты следила за мной? — спросил я.

— Я не следила за вами! — заявила она.

— А Ты знаешь, что тебя здесь хорошо видно с берега? — поинтересовался я.

Она испуганно осмотрелась и осторожно поинтересовалась

— И что?

— Там в любой момент могут появиться некие незнакомцы, — намекнул я. — Нескольких я видел здесь вчера. Они высаживались с галеры. Пертинакс говорил мне, что они были здесь не единственными. Не исключено, что кое-кто их них может все еще быть поблизости. А другие могут прибыть в любой момент.

— Я не понимаю, — заявила блондинка.

— А могла бы, — усмехнулся я.

— Это — Гор, — вдруг сказала она. — Не оставляйте меня здесь, женщину, связанную так!

— То есть Ты признаешь, что Ты — женщина? — уточнил я.

— Конечно! — воскликнула Константина.

— И Ты не мужчина?

— Нет, — сказала она, — не мужчина, я полагаю.

— Ты полагаешь? — переспросил я.

— Я не мужчина, — ответила она.

— И Ты совсем другая?

— Возможно, — заявила блондинка, все еще пытаясь выкрутить руки из петель.

— Ах возможно, — хмыкнул я.

— Да, — вынуждена была признать Константина. — Я совершенно другая!

— Интересно, понимаешь ли Ты это на самом деле, — покачал я головой. — То, что Ты радикально другая, полностью и абсолютно отличаешься, то что Ты восхитительно другая.

— Восхитительно другая? — повторила девушка.

— Да, — кивнул я. — Просто Ты еще не изучила свою женственность.

— Я ненавижу быть женщиной! — вдруг заявила она.

— Это потому, что Ты еще не была брошена к ногам мужчин, — пояснил я.

— Развяжите меня, — потребовала Константина.

— Такой Ты мне нравишься больше, — пожал я плечами.

— Развяжите меня! — повторила она.

— Попробуй сама себя развязать, — предложил я.

— Я не могу! — призналась рабыня.

— Значит Ты останешься, связанной, — заключил я.

— Я не следила за вами, — заявила она. — Я пошла за водой и заблудилась.

— И забыла ведра, в которых должна была принести воду? — усмехнулся я и, не дождавшись ее очередного вранья, предположил: — А может, тебе просто захотелось полюбоваться на море рано утром, послушать чаек и все такое.

— Да, — поспешила согласиться она. — Все так и было!

— Вероятно Ты боялась быть пойманной за отлыниванием от работы, за что Пертинакс, твой хозяин, мог бы избить тебя?

— Вы раскрыли меня, — натянув печаль на лицо заявила Константина. — Пожалуйста, не выдавайте моему господину.

— У тебя суровый господин?

— Да, — подтвердила она, опустив голова, — я не хочу быть избитой.

— Тебя же за все твою жизнь ни разу не ударили, — усмехнулся я, и блондинка, вскинув голову, сердито уставилась на меня. — Признаться, мне трудно сказать, есть ли в Пертинаксе мужчина или нет. Если и есть, то его трудно рассмотреть под маской бесхребетного урта.

На мгновение пренебрежительная улыбка мелькнула на ее лице.

Как, оказывается, она презирала его!

Что поделать, женщины презирают мужчин за их слабости, и боятся их силы.

— И я сомневаюсь, что Ты когда-либо делала хоть что-то, — заметил я, — не прикинув вначале, как это могло бы быть использовано в твоих интересах.

— Это не правда! — воскликнула блондинка.

— Возможно, когда Ты была моложе, — предположил я.

— Позвольте мне уйти! — попросила она.

— Ты ведь своего рода наемник, — констатировал я.

— Я — простая, ничего не стоящая рабыня, — смиренно заявила Константина, — всего лишь гореанская рабская девка.

— Так у нас будет разговор? — уточнил я.

— Сначала освободи меня! — тут же потребовала она.

Я отступил и некоторое время рассматривал ее.

— И не смотри на меня так! — возмутилась Константина.

— И почему же я не должен этого делать? — осведомился я.

— Ты смущаешь меня! — процедила она.

Безусловно, туника была несколько длинновата и тяжела, но, по крайней мере, ее руки были обнажены.

— Пожалуйста, — попросила девушка.

— Рабыня, — сообщил ей я, — должна надеяться, что на нее будут смотреть вот так, и должна надеяться на то, что она сможет добиться расположения в глазах мужчины.

— Животное! — бросила она.

— Ты — рабыня, не так ли? — спросил я.

— Конечно! — признала Константина.

— А твой владелец — Пертинакс? — уточнил я.

— Да! — кивнула девушка.

— Какое у тебя клеймо? — поинтересовался я.

— Я не заклеймена! — сообщила Константина. — Это — жестоко, и Пертинакс, мой господин, не стал так поступать со мной.

— Рабыня должна быть заклеймена, — заметил я.

— А я не заклеймена, — заявила она.

— Ты можешь гарантировать мне это? — спросил я.

— Конечно! — с жаром заверила меня рабыня.

Тогда я шагнул к ней и приподнял подол туники, обнажив левое бедро.

— Монстр! — задохнулась она и опять попыталась натянуть веревки.

Самое частое место для простановки клейма — левое бедро, сразу под ягодицей. Обычная туника клеймо прикрывает, в отличие от нее, туника с разрезами по бокам делает клеймо легко обнаружимым, точно так же как и другие предметы рабской одежды, например, обычный камиск.

— Не делайте этого! — попросила Константина, пытаясь отстраниться.

Среди рабовладельцев, в конце концов, встречаются левши.

— Животное, монстр! — простонала она.

Я одернул тунику и расправил с обеих сторон. Блондинка прижалась спиной к тонкому стволу дерева, и сердито отвернула голову, демонстративно глядя в сторону.

— На тебе нет клейма, — констатировал я, — по крайней мере, в очевидных местах.

— Я вам это сказала, — раздраженно процедила Константина.

— Мне подумалось, что Ты могла лгать, — пожал я плечами.

— Я не лгала, — сказала Константина.

— Рабыня должна быть заклеймена, — заметил я. — Это — недвусмысленная рекомендация Торгового Закона.

— Мой господин слишком добрый человек, чтобы клеймить меня, — заявила она.

— Это не вопрос доброты, — сообщил я. — Это — просто то, что обычно делают с рабыней.

— Хорошо, я не заклеймена, и что? — сказала Константина, поворачиваясь и сердито глядя на меня.

— Ты уверена, что Ты — рабыня? — поинтересовался я.

— Конечно, — кивнула девушка. — Если Вы присмотритесь повнимательнее, возможно, Вы сможете увидеть, что на мне ошейник!

— Ну и как, тебе нравится твой ошейник? — полюбопытствовал я.

— Конечно, нет, — вскинулась она. — Это оскорбительно, унизительно и отвратительно.

— Он что, такой неудобный? — уточнил я.

— Нет, — буркнула девушка.

— Странно, большинство рабынь любят свои ошейники, — заметил я. — Многие не променяли бы их на целый мир.

— Я в курсе, — поморщилась она.

— Это свидетельство их привлекательности, того, что они представляют интерес для мужчин, того, что их нашли достойными этого.

— Я понимаю, — кивнула девушка.

— Ошейник! — бросил я.

— Чего? — озадаченно уставилась на меня Константина, вместо того, чтобы поднять подбородок, и открыть свое горло и окружающий его ошейник.

Я снова приблизился к ней вплотную и, осмотрев ошейник, констатировал:

— На этом ошейнике нет гравировки. Разве он не должен идентифицировать тебя, как собственность Пертинакса из Порт-Кара?

— Это — простой ошейник, — пожала она плечами.

— Несомненно, он заперт, — предположил я.

— Конечно, — кивнула девушка. — Ведь я — рабыня.

Я повернул ошейник и, проверив замок, вернул его в исходное состояние, замком назад.

— Вот видишь! — фыркнула Константина.

То, что она казалась такой спокойной в отношении ошейника, убедило меня в том, что у нее был доступ к ключу. Или он спрятан где-то в хижине, или, что более вероятно, на ней самой. Судя по их отношениям с Пертинаксом, мне казалось ясным, ключ точно не у ее воображаемого хозяина.

У меня было достаточно оснований быть уверенным в том, что она не пошла бы на то, чтобы доверить ключ кому бы то ни было, кроме себя самой. В хижине он мог бы быть доступен для других.

Следовательно, ключ должен быть при ней, где-то на ее теле.

— Ты что делаешь! — возмутилась блондинка.

— Вот он, — усмехнулся я, — в кайме.

— Не надо! — закричала она, пытаясь отстраниться.

Это была секундное дело, поддеть острием ножа шов, и вытащить ключ, который я тут же продемонстрировал ей.

Константина отвернула голову в сторону.

Мне даже стало интересно, знала ли она какое наказание ждало гореанскую рабыню за такое преступление. Скорее всего нет.

— Вернитесь! — закричала она мне вслед.

Но я, уже не оборачиваясь, шел к берегу. Зайдя в воду по щиколотки я, поднял руку.

— Нет! — донесся до меня отчаянный крик.

С размаха я зашвырнул ключ далеко в волны.

— Нет, нет! — вопила Константина.

Наконец, я вернулся туда, где оставил ее.

— Ошейник заперт! — всхлипнула она. — Я не смогу снять его!

— Это обычное дело для рабынь, — пожал я плечами.

— Ты не понимаешь! — прошипела блондинка.

— Чего я не понимаю? — полюбопытствовал я.

— Ничего, — угрюмо буркнула она.

— Не волнуйся, — успокоил я ее. — Соответствующими инструментами ошейник снять не сложно. Любой кузнец справится с этим делом без труда.

— Животное! — сквозь зубы процедила Константина.

— Ну и каково чувствовать себя в ошейнике по-настоящему? — поинтересовался я.

— Ненавижу тебя! — прошипела она.

— Теперь, когда Ты на самом деле в ошейнике, — сообщил я ей, — должны вступить в силу другие правила.

— Стойте! — воскликнула блондинка.

Однако, привязанная к дереву, она не могла ни в малейшей степени помешать мне делать свое дело. Я аккуратно, не переходя определенных границ, пожалуй, правильнее сказать, не заходя за них слишком далеко, подрезал ее подол так, чтобы он соответствовал типичной длине туники гореанской рабской девки.

— Животное, монстр! — прошипела Константина.

— Не думаю, что Пертинакс будет возражать, — усмехнулся я. — И если ему захочется подрезать еще больше, сделать тунику по-настоящему «рабски короткой», или «рабски восхитительной», он волен так поступить.

— Ты что, не понимаешь! — воскликнула она. — Если кто-то увидит меня в таком виде, то меня примут за рабыню!

— Так Ты рабыня, или нет? — уточнил я.

— Да, да, — прошептала Константина.

— Кстати, я не сделал тебе разрез слева, — заметил я, — так что гореане подумают, что там клеймо. Если выяснится, что клейма там нет, то они, несомненно, быстро исправят эту оплошность. Уж они-то проследят за этим, можешь мне поверить.

Честно говоря, я сомневался, что она, в том состоянии, в котором была, до конца понимала то, что я говорил.

Тогда я сжал кулаки на вороте туники.

— Нет, — замотала она головой. — Нет!

— Почему нет? — поинтересовался я.

— Я не рабыня! — заявила Константина. — Я — свободная женщина!

— А может, Ты все-таки рабыня, просто не знаешь об этом, — предположил я.

— Нет, нет! — сказала она. — Я свободная, свободная!

Но я не убирал руки с ворота туники.

— Говори! — потребовал я.

— Меня наняли! — призналась Константина.

— Тебя и Пертинакса, — поправил я.

— Да! — согласилась она.

— Кто вам платит? — спросил я.

— Мужчины, — ответила блондинка, — анонимы. Они связались со мной на Земле, и именно я приняла на работу того, кого Вы знаете как Пертинакса.

— Твой гореанский весьма неплох, — констатировал я.

— На Земле мы несколько недель проходили курс интенсивного обучения, — сказала она, — а потом продолжили его на Горе.

— Продолжай, — кивнул я.

— Мне дали сто тысяч долларов предоплаты, — сообщила Константина, — столько же получил Пертинакс. По выполнении нашей миссии, мы должны были получить по миллиону долларов каждый.

— Транзакция, по-видимому, была сделана в некий банк, случайно выбранный, а вам предоставили то, что выглядело, как документальное подтверждение этого, — прокомментировал я. — Но я уверен, что деньги в действительности никогда не переводились на ваши счета.

Блондинка ошарашено уставилась на меня.

— Разумеется, — продолжил я, — вам позволили снять некие суммы, которые должны были заставить вас поверить в серьезность нанимателей.

— Больше пяти тысяч долларов, — прошептала женщина.

— Понятно, — сказал я.

— Я заберу остальное, когда вернусь на Землю, — заявила Константина.

— Ну конечно, — хмыкнул я.

— Я вернусь на Землю, ведь так? — сказала она.

— Ты на Горе, детка, — усмехнулся я, — и на Горе Ты и останешься.

— Нет, — замотала она головой. — Нет!

— Будут и другие, — кивнул я, — такие же жадные и глупые, как Ты.

Казалось, ее глаза сейчас вылезут на лоб.

— Ты, несомненно сама того не понимая, встала на сторону существ, известных как кюры, — сообщил я. — Однако Кюры, как бы к ним не относились, имеют понимание чести, и того, что является соответствующим и надлежащим. Можешь мне поверить, они не испытывают никакого уважения к предательницам.

— Я не верю тебе! — заявила Константина.

— Это как тебе нравится, — пожал я плечами.

— Что меня может ожидать? — спросила блондинка.

— У тебя приятное лицо и неплохая фигура, — намекнул я.

— Нет! — дернулась она.

— Кюров позабавит, — заверил ее я, — когда тебя продадут за пригоршню монет.

— Ты пытаешься запугать меня, — предположила Константина.

— Ты знаешь, что тебе никогда нельзя было доверять, — усмехнулся я. — Почему Ты решила, что другим доверять было можно?

— Тебе меня не запугать! — заявила она.

— Когда к твоему бедру прижмут железо, — пообещал я, — Ты узнаешь, кто Ты на самом деле.

— Нет! — воскликнула женщина.

— И тогда Ты наконец будешь чего-то стоить. Кто-то сможет получить от тебя некоторую пользу.

— Нет!

— Продолжай улучшать свой гореанский, — посоветовал я. — Тебя могут сурово наказать за ошибки.

— Отпусти меня! — попросила Константина.

— Куда это Ты собралась? — полюбопытствовал я. — Мы же еще не закончили наш разговор.

— Освободи меня, — потребовала блондинка. — Что, если кто-то увидит меня в таком виде?

— Каково твой задание здесь? — спросил я.

— Ты же не ожидаешь, что я отвечу на этот вопрос? — осведомилась она.

— Ну, как хочешь, — хмыкнул я, напрягая руки на вороте ее туники.

— Не делай этого! — остановила меня женщина. — Ты ведь воин. И у вас есть кодексы. А я свободна, я — свободная женщина! Меня нельзя трогать! Ко мне следует относиться с уважением и достоинством! Я не рабыня! Я — свободная женщина!

Я разжал руки, выпустив ворот ее туники, и отстранился.

— А теперь развяжи меня, — потребовала блондинка.

Но я оставил ее связанной. У нее действительно были неплохие ноги. Женщины с такими ногами порой вызывают желание наплевать на кодексы.

— Думаю, — кивнул я, — что Ты — действительно свободная женщина, но, тебе стоило бы помнить, что Ты с Земли, а не с Гора. В этом, знаешь ли, кроется значительное отличие. Например, у тебя нет Домашнего Камня.

— А что такое Домашний Камень? — спросила она.

— Уверен, Ты слышала о них, — пожал я плечами.

— Да, — признала Константина, — но я ничего о них не поняла.

— Почему-то я не удивлен, — хмыкнул я.

— И не смотри на меня так! — потребовала женщина, напрягая связанные руки.

— Разве Ты не знаешь, как действует на мужчин вид связанной женщины? — поинтересовался я. — Владельцы довольно часто связывают своих рабынь и приказывают им, извиваться. Рабыне это превосходно напоминает о ее зависимости и беспомощности. А владелец, со своей стороны, еще лучше узнает, что эта рабыня — полностью его, распростертая под его властью, и он находит это приятным и возбуждающим. И женщину тоже возбуждает осознание своей беспомощности и полнота власти ее господина, и это быстро приводит ее в готовность. Это имеет непосредственное касательство к отношениям доминирования и подчинения, которые распространены в природе. Также, многого в этом направлении можно достигнуть, просто одевая женщину, как тебе понравится, и, уделяя внимание ее повиновению и службе. Отношения господин-рабыня обширны и сложны. Они не ограничиваются вопросом использования рабыни для своего удовольствия, хотя, чтобы быть до конца точным, без этого они — ничто.

Константина стояла у дерева практически неподвижно.

— Да, — кивнул я. — Такие женщины, как Ты искушают кодексы.

— Я свободна, — напомнила она. — Свободна!

— Да, — согласился я, — Ты — свободная женщина, но только с Земли. У тебя нет статуса гореанской свободной женщины. В сравнении с гореанской свободной женщиной, защищенной ее Домашним Камнем, находящейся в безопасности в пределах стен ее города, самодовольной в не подвергаемом сомнению высокомерии ее статуса, женщины Земли даже не понимают того, что значит быть свободной. Гореанская свободная женщина величественна в своей свободе. Свободные женщины Земли — не больше, чем вид женщин, порабощение которых гореанские работорговцы считают своей обязанностью. Они смотрят на женщин Земли не как на свободных женщин, а как на рабынь, на которых просто еще не надели их ошейники.

— Я — женщина Земли! — заявила Константина.

— Это точно, — хмыкнул я.

— Монстр! — выплюнула она.

— Но также верно и то, — продолжил я, — что Ты — свободная женщина Земли, по крайней мере, насколько те женщины могут быть свободными, таким образом, мои кодексы, хотя в данной ситуации это вопрос спорный и очень зависит от интерпретации, действительно достаточны, чтобы остановить меня.

— Превосходно, — улыбнулась блондинка. — А теперь развяжи меня.

— Однако Ты еще не прояснила для меня свою роль в этом деле, — напомнил я, — как и роль Пертинакса.

— Я и не собираюсь этого делать, — заявила Константина.

— Ну и хорошо, — пожал я плечами.

— Развяжи меня, — настаивала женщина.

Я обернулся и присмотрелся к морю. Теперь я был уверен в том, что точка, недавно появившаяся на горизонте, и казавшаяся не больше, чем морской птицей отдыхающей или спящей на волны, была парусом, хотя все еще маленьким из-за разделявшего нас расстояния.

— Корабль, — констатировал я, прищуривая глаза и прикрывая их ладонью.

— Сюда прибыло много таких кораблей, — сказала Константина, всматриваясь вдаль и приподнимаясь на цыпочки.

— Например, тот, который подходил к берегу позавчера, — сказал я, — и с которого высадились, как сказал Пертинакс, твой подчиненный, а вовсе не господин, бандиты, проходимцы и все такое.

— Развяжи меня! Развяжи меня немедленно! — задергалась блондинка.

В тот момент меня больше всего интересовало, могло ли это судно, все еще казавшиеся крошечными, быть тем, на борту которого находился агент или агенты Царствующих Жрецов.

— Развяжи меня, немедленно! — закричала Константина.

— Раз уж Ты — свободная женщина, — развел я руками, — пусть и с Земли, я должен обращаться с тобой с некоторой осмотрительностью. В кодексах в данном вопросе много туманного, поскольку обычно предполагается, что Домашний Камень имеется. Конечно, если бы Ты была рабыней, то вопрос с Земли Ты или нет, даже не поднимался бы. Также, хотя тебе это может быть трудно понять, даже от гореанской свободной женщины, ожидается проявление такого же уважения как и от любого другого свободного человека. Если она оскорбляет мужчину, унижает, высмеивает его, или как-либо относится к нему неподходящим или неподобающим с его точки зрения образом, причем тут многое зависит от данного конкретного товарища, некоторым бывает достаточно косого взгляда, ее рассматривают как лишившуюся брони ее статуса, и мужчина может поступать с ней так, как посчитает целесообразным. В особенности это имеет место, когда между ними не стоит общий Домашний Камень. Другими ситуациями рассматриваемыми как достаточные для лишения женщины социальных и культурных мантий обычно достаточных для защиты ее свободы и достоинства могут стать такие действия как ходьба ночью по высоким мостам, предприятие явно небезопасных экспедиций или путешествий, пересечение в одиночку некоторых районов города, вход в пага-таверну и так далее.

— Там точно корабль! — воскликнула блондинка. — Теперь я ясно могу разглядеть его!

— Правильно, — подтвердил я.

— А они могут видеть нас? — даже не пытаясь скрыть своего отчаяния, спросила она.

— Возможно, — пожал я плечами. — У них должны быть подзорные трубы Строителей.

— Что они сделают со мной, — осведомилась Константина, — если увидят меня здесь наполовину голой, связанной и в ошейнике?

— Посадят тебя на цепь, конечно, — ответил я.

— Но я свободна! — возмутилась она.

— Возможно, в лучшем случае еще пол-ана, или около того, Ты будешь оставаться таковой, — усмехнулся я.

— Я свободна, — повторила женщина. — Как же ваши кодексы! Ваши кодексы! Вы должны защитить меня!

— Вообще-то, мои кодексы не требуют этого, — развел я руками.

— Но Вы же не оставите меня здесь, в таком виде! — закричала Константина.

— Ошибаешься, — заверил ее я. — Это именно то, что я сделаю.

Сказав это, я отвернулся, делая вид, что собираясь уйти в лес.

— Постойте! — взмолилась она. — Подождите!

Я снова повернулся лицом к женщине и выжидающе посмотрел на нее.

— Я расскажу, я буду говорить! — крикнула Константина.

— Как тебе будет угодно, — пожал я плечами.

— Только развяжите меня! — попросила она. — Давайте спрячемся! Они могут увидеть нас здесь. Возможно, они уже увидели нас здесь.

— Не исключено, — не стал успокаивать ее я.

— Развяжите меня! — снова попросила Константина, дикими глазами глядя в море.

— Сначала рассказывай, — потребовал я.

— Нас с Пертинаксом доставили сюда на большом корабле и приказали ждать вас, — призналась она, глотая слезы. — Мы должны были как бы случайно столкнуться с вами и оказать гостеприимство, а затем привести вас в лес к точке рандеву. Пертинакс не знает место, он не был там. Но дорога туда отмечена.

— Что это должно быть за рандеву, — уточнил я, — с кем и с какой целью?

— Мне известно немногое, — ответила она, — знаю только, что они планировали нанять вас для некой услуги.

— Мои услуги не так-то легко заполучить, — хмыкнул я.

— Они собирались повлиять на вас, — пояснила Константина. — Через женщину.

— Какую женщину? — спросил я.

— Этого я не знаю! — заплакала она.

— Я немногое понял из твоих объяснений, — констатировал я.

— Это как-то связано с тарнами и кораблем, большим кораблем, — добавила блондинка.

— Что за женщина? — повторил я вопрос. — О какой женщине идет речь?

— Я, правда, не знаю, — сказала она.

Наконец я развязал ей руки, и блондинка, отпрянув от дерева, с плачем отбежала на несколько ярдов в лес. Там она остановилась на мгновение и, вцепившись в свой ошейник, принялась дико и истерично пытаться открыть его. Разумеется, у нее ничего не получилось. Прочный, плоский, плотно прилегающий, распространенный в северном полушарии, типичный гореанский ошейник безупречно сидел на ней. Затем женщина попыталась стянуть ниже кромку подрезанной туники, но она прыгнула на место, стоило ей отпустить руки. Тогда, вскрикнув от разочарования, она исчезла за деревьями, по-видимому, спеша предупредить Пертинакса.

Думаю, теперь он будет смотреть на нее несколько по-другому, учитывая изменения произошедшие с ее туникой. Надеюсь, он отметит также и разрез на одном из швов, и догадается, что ключа больше нет на его прежнем месте.

«Да, — подумал я, — теперь он точно будет смотреть на нее по-другому».

Несомненно и она сможет заметить тот факт, что на нее теперь смотрят другими глазами.

Правда, я не думал, что у нее были какие-либо причины бояться Пертинакса. А вот с гореанскими мужчинами все было бы совершенно по-другому.

Я же повернулся в сторону моря, уделив все свое внимание прибывшему судну, уже покачивавшемуся в каких-то ста ярдах от берега.

Это было круглое судно, с большей осадкой и шириной корпуса, чем у длинного корабля.

Такие суда не предназначены для вытаскивания на берег. Для высадки используются баркасы, один из которых как раз спешно спускали на воду.

Команда баркаса состояла из четырех гребцов и рулевого. И еще один человек сидел на носу. Я предположил, что именно он будет тем, кого я ждал, агентом Царствующих Жрецов.

Я подозревал, что Константина к настоящему времени уже должна была добраться до хижины. Вероятно, она сейчас, пребывая в отчаянии, упрашивала Пертинакса, возможно на коленях, учитывая то, как она была теперь одета, бежать.

Безусловно, для меня не имел особого значения тот факт, что она могла бы следить за прибытием нового действующего лица.

Загрузка...