Мечты и жизнь Сары Бродерхауз

Двадцать пять

Дверь в спальню Кевина была открыта настежь. С ним рядом спала рыжая женщина. Пряди ее волос, похожих на парик, струились по подушке. Одна нога Кевина лежала поверх шерстяного одеяла, рука закинута на лоб. Повсюду по комнате была раскидана их одежда, словно свидетельство насилия. Сара не видела Кевина с того дня, когда он ей демонстрировал свою новую скульптуру. Сейчас он был похож на покойника. За кухонным окном моросил тусклый ноябрьский дождик. Было семь утра. Она открыла дверцу дровяной плиты, сунула туда сухих листьев и лучину для растопки. Запалила листья, посмотрела, как занялась лучина и подбросила дров. «Помоги мне, — взывала она к огню. — Помоги».

— Сара! — сказал Кевин у нее за спиной.

Она затворила дверцу плиты и осталась перед ней на коленях. Сквозь джинсы коленками ощущала холод пола. Она хотела, чтобы Кевин поднял ее, прижал к себе. Хотелось приникнуть ухом к его груди и слушать биение его сердца.

— Куда ты провалилась? — спросил он.

Она поднялась с колен и повернулась к нему. Он сунул руки в карманы своих джинсов.

— Где ты раздобыла такую колоссальную куртку?

— Во время путешествия, — сказала она.

— Хочу кофе, — сказал он. Он понес чайник к крану. Сара прислушивалась, как звук пустого сосуда постепенно исчезал по мере наполнения чайника. Она следила, как он ставит чайник на плиту.

— А я-то думала: вот приду, а он лежит в одиночестве и дожидается моего возвращения, — усмехнулась она.

Он тоже усмехнулся и бросил в мусорный бак бутылку из-под шампанского. Потом достал две чашки из буфета и насыпал в каждую по две чайных ложки растворимого кофе.

— А где же яичная скорлупа? — спросила Сара. — Куда девался марлевый мешочек?

Ей хотелось, чтобы он говорил о любви, как тогда.

— Со скорлупой слишком много возни, — сказал он.

— У тебя перемены в жизни? — спросила она.

Он пожал плечами.

— А я прокатилась в Канаду на мотоцикле с одним парнем. Боялась, что иначе упущу в жизни что-то очень важное.

Кевин рассмеялся.

— Может, ты и права.

— Но он бросил меня и пришлось голосовать на шоссе. Вот так добралась до Мичигана, а там работала в ресторане.

— На это требуется мужество, — сказал Кевин.

— Ну, какой тут подвиг, — сказала она. — Сбежала из дома и все.

— Возможно, тебе и надо было сбежать, чтобы найти то, что ты искала в жизни, — сказал он.

— А что я искала? — спросила она.

Она подошла к нему, и он обнял ее. Она долго простояла в его объятиях, вдыхая чистый запах — его сорочки. Она услышала, как вошла та, другая женщина. Кевин шепнул ей что-то, и женщина вышла.

— Я слышала, как ты вернулась домой на рассвете, — сказала Айрин. — Я не ошиблась?

Она сидела у кухонного стола, положив перед собой сложенные руки. Руки казались негнущимися и натруженными.

— Я не пришла, а ушла, — сказала Сара. — Мне не спалось. Я немного покаталась, а потом поехала проведать Кевина.

— Но он, вероятно, не встает в такую рань.

Сара посмотрела в окно на деревья в овраге за домом. Листва с них уже облетела, уродливые кривые ветви чернели на фоне неба.

— Ты права, он еще был в постели с какой-то женщиной.

Айрин вздохнула.

— Тебе это может показаться глупым, но у нас с твоим отцом есть определенные принципы поведения. Мы прожили в этом городе всю жизнь.

— А я тут при чем? — сказала Сара. Но она понимала, что ее это тоже касается.

— Мы надеемся, что пока ты живешь в этом доме, ты будешь уважать наши принципы. Мы не можем допустить, чтобы ты уходила и приходила на рассвете.

— Ты не понимаешь, мама, — сказала Сара.

— Чего я не понимаю?

Сара оглядела комнату, здесь был полный порядок.

— Я путешествовала с Джеком. Мы вместе ночевали в мотелях.

Айрин потрогала свой лоб.

— Не обязательно мне это рассказывать, — сказала она.

— Ты тоже должна знать правду, — сказала Сара. Этой правдой была ее беспорядочная жизнь.

Айрин прикрыла глаза ладонью, словно защищая их от света.

— Как можно так относиться к себе? — спросила она.

— Я должна была, мама, пройти и через это, — сказала Сара.

— Ты не понимаешь, насколько драгоценна жизнь. — Айрин заплакала. — Ты не имеешь права быть такой безрассудной. — Она пошарила в кармане, вынула носовой платок, вытерла глаза и спрятала платок обратно.

— Это моя жизнь, — сказала Сара.

— Твоя жизнь досталась тебе в дар, — сказала Айрин.

— На подарок она не похожа, мама, — сказала Сара. — Она больше похожа на наказание.

— Твой отец слышать не желает таких разговоров, — сказала мать. — Даже когда ты была маленькой, ты требовала к себе особого внимания. Нам приходилось уделять тебе больше времени, чем Лауре.

Сара не хотела плакать, но слезы навернулись на глаза.

— Мы старались, чтобы ни одна из вас не чувствовала себя обойденной, — сказала Айрин.

— А я чувствовала себя обойденной.

— Как это могло быть? Мы отдавали тебе все, что могли.

Сара с трудом сдержалась, чтобы не надерзить в ответ. Она встала и подошла к окну.

— Ты вообще способна думать о ком-нибудь, кроме себя? — спросила Айрин.

…Она не спала днем, но сказала маме, что спала. Это была ее первая ложь в жизни. Лаура и Питер спали в той же комнате. Айрин перенесла Сару через боковую загородку кроватки и поставила на пол. В комнате было прохладно.

— Мамочка, дай, пожалуйста, коржик, — попросила Сара. Айрин ответила, что даст всем по коржику, когда Лаура и Питер проснутся и встанут.

— Но ведь я уже поспала, — сказала Сара и предложила, чтобы Айрин тоже взяла себе коржик, и они посидят рядышком на переднем крыльце и у них получится пикник. Но маме надо было гладить. Она оставила Сару одну на крыльце с коржиком. Саре запомнился сумрачный, холодный день, хотя на самом деле было просто облачно.

Айрин снова достала из кармана юбки носовой платок и высморкалась.

— Большинство людей в конце концов возвращаются к идеалам детства и там находят то, что искали, — сказала она. — Я молю бога, чтобы так же случилось и с тобой.

— Я не такая хорошая, как ты, — сказала Сара.

— Чепуха, — сказала Айрин. — Каждый человек изначально хорош.

— Не каждый, мама, — сказала Сара.

— Только не повторяй отцу то, что ты мне сейчас наговорила, — сказала мать. Губы ее дрожали. — Не думаю, чтобы он это спокойно выдержал.

Сара представила себе побледневшее лицо отца, его поджатые губы.

— Я и не собираюсь ему это говорить, — сказала Сара.

— Ненавижу себя, когда я плачу, — сказала Айрин. Она прикрыла нос рукой.

— А почему? — спросила Сара, оживляясь. Вид плачущей матери внушал ей надежду.

— Потому что я выгляжу уродкой, — сказала Айрин.