Медальон (СИ)

А потом временные отрезки круто отматываются взад-вперёд кадрами выстраиваясь перед глазами, будто зеркала в другой мир.

На каждом из них разворачиваются события прошлого, настоящего и будущего. Каждая воронка времени издевательски зовёт:

— Амо, Амо, Амо…..

Голоса дрожащими волнами отражаются наперебой друг от друга. Изображения, то появляются, то исчезают. Их будто заглатывает одно измерение из которого рождается новое.

Меня обуревает паника от мелькающих перед глазами событий.

— Ты достала его? — гремит знакомый угрожающий бас.

Я беспомощно оглядываюсь в поисках источника голоса. Никого.

— Поприветсвуйте дочь нашего племени, — слышу знакомый голос вождя. — Простите мои манеры— Мэкхья Аткинс…

— Дитя, чья кровь смоет проклятие, — многоголосый шёпот проносится сбивая с толку.

— Амо, Амо, Амо, — будто передразнивая снова хороводом призывают меня.

— Замолкните! — почти кричу хватаясь за голову.

— Ты достала его?

Вдруг все зеркала уходят на задний план, как бы зрительно отдаляясь от меня.

При виде самого ближнего изображения, в моей груди что-то екает. Я, как заворожённая мягкой поступью пробираюсь к зеркалу. Но добравшись до зеркальной поверхности я не вижу своего отражения, касаюсь, и меня бешеным водоворотом утаскивает вникуда. Сильно тормошит из стороны в сторону и выплевывает в пустоту. Я нахожусь в полной тишине и темноте. Я нигде. Зависаю на долгие моменты, пока не дотрагиваюсь до медальона. Он ослепляет вакуумное пространство серебристым потоком, свет проникает в самую глубь, и чёрная дыра выталкивает меня в знакомый лес у подножья горы. В место, где я бросила Мэкхью, в пяти минутах от его родной резервации.

Но только храброго индейца здесь нет. И меня тоже нет.

Я смотрю на женщину будто откуда то издалека через бинокль, ее длинные шершавые пальцы сжаты в кулаки. На сильных ногах высокие коричневые ботинки отделанные толстой чёрной ниткой. Терракотовая юбка с оборванным краем оголяет колено и смешная чёрная куртка нахлобучена поверх узкой рубашке, что явно не по размеру. Ее лицо скрыто красным треугольным платком, небрежный узел висит на макушке, она будто странник в пустыне защищается от песка.

Глаза на первый взгляд такие родные, но в тоже самое время чужие до неузнаваемости.

Очевидно, что одежда не принадлежит женщине, это своего рода маскировка. Ей страшно, она растеряна, я слышу это в ее мыслях.

Тем не менее тело приказывает ей двигаться.

Противиться нет смысла, поэтому она переходит на бег, я чувствую, что нам с ней жизненно необходимо успеть до темноты.

Добравшись до валуна женщина тревожно оглядывается назад, ожидая что вот вот кто-то появится. Но никого нет.

Сознание другой реальности вновь приказывает поторопиться. Поэтому добравшись до обрыва, мы с размаху летим вниз ловко приземляясь на мягкий подстил. У женщины бесспорно неограниченные физические способности, она будто женщина-воин смело готова к броску. Молодая. Сильная. Непокорная. Глаза подведённые чёрным остаются непроницаемы.

Этот мир нереален, мир иллюзии.

Мой первый осознанный перенос во времени, когда я не наблюдаю, а будто действую.

Неподалёку слышен шум воды, каждый миллиметр тела женщины откликается на него и вдруг я и она не раздумывая бросаемся в бурлящий омут. Вода чистая и прозрачная, ноздри щекочут пузырьки воздух.

Один рывок. Помутнение и мы уже в другом временном пространстве.

Меня выкидывает обратно в вигвам.

На женщине все та же одежда, только грязная. Плечи осунулись, впали глаза, будто прошёл не миг, а как минимум месяц с нашей встречи. Молодая индианка уже совсем не похожа на ту дерзкую охотницу, что была минуту назад. Она босая стоит на коленях у кровати девочки, лет семи и тихо плачет уткнувшись в край наволочки у ее головы.

Она прикусывает край, чтобы не взвыть от боли раздирающую ее душу. Мое сердце гулко бьется, снова предчувствие неминуемой беды витает в вигваме.

— Ты достала его? — знакомый требовательный голос гремит откуда-то снаружи.

Индианка обреченно встаёт и выуживает из внутреннего кармана куртки медальон. Трясущимся пальцами передаёт ему приговаривая:

— Tostras Korses Ien.

— Мне твои проклятья не страшны, женщина! — отвечает он из темноты, не решаясь пройти в комнату.

— А их не избежать, — гордо, но почти падая от бессилия отвечает ему.

— Из нас двоих бояться стоит тебе. Твои руки по локоть сама знаешь в чем, — мерзкий смех нарушает тишину ночи, — за предательство тебе и девятый круг ада не светит, — весело говорит ей, — ноооо, так уж и быть, я не выдам твой маленький секрет, — цокает, наконец, индеец подбрасывая в руках медальон.

Он давно потерял интерес к скромной персоне, что перед ним.

— Индеец однажды предавший племя, предаст и сам себя, — уже спокойно отвечает она.

У этой женщины явно железная выдержка! Я же хочу выцарапать ему глаза, только бы он показал их.

Индеец встрепенулся. Но быстро уняв гнев, твёрдо отвечает, словно и сам верит в свои слова:

— Я стараюсь ради всеобщего блага. Я желаю силу и величие своему народу!

— Пошёл прочь.

— И ты теперь будешь под защитой, только будь посговорчивей, — вполне серьезно говорит он, — И дочь твою впредь в обиду не дам. Может расти, как обычный ребёнок. В войне, теперь нет смысла, сила на нашей стороне.

Как доказательство показывает ей чёрный талисман.

Но вдруг Индеец мерзко захохотал:

— Интересно, как долго продлится хрупкий мир в их племени, после того, как они обнаружат пропажу?

Индианка молчит, не удостаивая его ответом.

Внутри у неё все горит от негодования. Оставшись одна, она вновь подходит к кроватке и тихо произносит:

— Я чувствую себя мерзкой предательницей, воровкой, но все это ради тебя, Вэнона.