Резкий звук выбитой двери заставляет вздрогнуть.
Мэкхья сильнее сжимает меня в объятиях отгораживая от занявшего весь дверной проем Точо.
— Последняя лебединая песня? Как романтично, — произносит он смачно харкая на землю.
— Чего тебе? — спрашивает Мэкхья.
— С тобой пришёл поквитаться, бледнолицый, — насмехаясь парирует тот.
Мэкхья так зло вспыхивает, что на шее раздуваются вены, а лицо превращается в багровую маску. Он одним движением отодвигает меня за спину.
Атмосфера накаляется, вигвам буквально рискует вспыхнуть от искр, что летят. Двое мужчин ведут ожесточенную борьбу глазами, эдакая прелюдия перед кровопролитием.
Я внутренне сжимаюсь, ожидая, что они как шакалы набросятся друг на друга.
— Точо, я, — слышится нежный голос Воны.
Точо предостерегающе выставляет руку, при этом даже не поворачивается в ее сторону:
— Не сейчас, — грубо отрезает.
— Я ведь хотела….
— Я сказал, не сейчас, — переходит на крик, от чего молодая женщина плотнее прижимает мальчишку, — Ему здесь не место.
Вона ставит светлоголового на ноги и строго наказывает:
— Яс, иди к папе.
Челюсть моя мгновенно отпадает. Я вопросительно поглядываю на Точо, безуспешно пытаясь определить были ли это слуховые галлюцинации. «Мальчишка не сирота?»
Точо так и стоит с непроницаемым видом, пока малыш не торопясь, весьма вальяжно проходит мимо. Но только оказавшись снаружи, убегает в неизвестном направлении.
Медальон обжигает холодом, уже привычно сигнализируя, что беда тревожно поджидает за углом.
«Да я и сама в курсе».
Точо с серьёзными прищуром спрашивает, на этот раз меня:
— Сами послушно пойдёте или связать, и гуськом до вигвама провести?
Издевается.
— У тебя какая то нездоровая любовь к птицам, — парирует ему Мэкхья.
— Мы к вождю? — с нескрываемой надеждой спрашиваю я.
Точо открыто игнорирует вопрос и передаёт право выбора Мэкхье, понимая что толку от меня мало.
Индеец сжимает, мою ладонь, так крепко, что я кожей ощущаю, как на его запястье отчаянно отбивает чечётку пульс. Держит меня сильно, будто я в пропасть упаду, если отпустит.
До боли.
До дрожи во всем теле.
Иногда одно действие, говорит громче самых многообещающих фраз. Я смотрю на наши переплетенные руки и мое обезумевшее от переживаний сердце рвётся наружу.
Не так.
Все мучительно неправильно.
Пока я окунувшись в романтизм размышляю о несостоявшемся будущем, Точо времени зря не теряет. Выводит нас из, как назвал его Мэкхья загона, на самом деле старый заброшенный вигвам.
Он смиряет взглядом Вону, что плетётся позади нас. Та отступает.
— Твоя судьба решится позже.
И размашисто захлопывает дверь перед ее носом.
— Представление начинается, — кричит во всеуслышание.
Насмехающиеся глаза блестят агрессией.
Мы тащимся за ним точно прокажённые.
По обе стороны длинной колонной стоят взволнованные индейцы, нетерпеливо взирая на нас.
Они в обычном облачении— без краски, масок, непонятных набедренных повязок и прочей мишуры.
Я физически ощущаю их жалость. Они будто провожают нас в последний путь.
Совсем мне их настрой не нравится. Но разве поймёшь этих индейцев? Возможно, в этих бесчувственных людях просто проснулся дух сочувствия.
Откуда то из толпы к нам протискивается Юна. Она с деловитым видом, будто сторож в мавзолей, где недавно орудовали воришки несёт себя завершая движение.
Создаётся впечатление, что она следит чтобы я внезапно дёру не дала.
— Шагай, — хрипло командует мне.
Во мне вскипает злость раньше, чем я слышу ее тихое:
— Ты не получила предупреждения от Воны?
Я круто оборачиваюсь, на ходу поймав обрывки ее нервного шепота. Она же сразу больно толкает меня вперёд, наверное, чтобы не вызывать подозрение.
— Предупреждали, не соглашайся, — нетерпеливо бурчит она, сдерживая очередной приступ кашля.
И вдруг пазлы складываются.
Я смотрю на неё, будто меня шмель укусил, бегающими испуганными глазами и наконец отчётливо осознаю — наш договор с вождем ничто иное, как ловушка. Мерзкий старикашка обвёл меня вокруг пальца.
В памяти всплывает скомканная записка, затертые, аккуратно выведенные буквы.
«Не Соглашайся, иначе тебя ждёт смерть», вот что было изначально написано.
Как же я раньше не догадалась, что В это Вона?
Все это время, я задавалась вопросом, для чего вождь Вихо писал мне записки, если вполне мог сказать все с глазу на глаз?
Я наивно полагала, что он ведёт двойную игру, хочет меня уберечь.
Окончательно убедившись в корыстных планах вождя, я уже с явным опозданием готова рвать волосы на голове за собственную глупость.
Не давая мне опомниться, бабушка аккуратно вкладывает в руку маленькую пластинку, чуть больше подушечки пальца:
— Маленькая смерть, всегда большой обман. Будет больно и плохо, но это спасение. Камень потеряет хозяина и снова замрёт на многие годы.
Я сжимаю ватной рукой тонкий квадратик.
Кожу покалывает.
«Такая, значит наощупь смерть?»
Медальон, предостерегающе холодит кожу, кажется что вот-вот мир покроется коркой льда.
Ему совсем не нравится даже мысль потерять меня.
«Apache, Амо, nuanto pa» звучит у меня в голове.
Я стою бессмысленно вперив взгляд в широкую спину Мэкхьи, окончательно запутавшись.
Юна даёт, как она заверяет, спасение.
Бабушка Мискодит приказывает отказаться от этой идеи.
Обе заинтересованны в моем благополучии.
Обе далеко от меня.
Решение, как обычно на моих хрупких девичьих плечах.
С неба резко начинает моросить дождь. Быстрый, игольчатый, что его едва возможно не заметить. Учитывая время года, отсутствия буйной листвы на деревьях, голые ветки не задерживают падающие с неба крупные капли.
Индеец обнимает меня, стараясь собой хоть частично укрыть от разыгравшейся непогоды.
Я прижимаюсь щекой к его плечу, невольно разглядывая прямой нос, плотно сжатые губы. У него такой решительный вид, кожей чувствую, что в его голове зреет план.
Мой угрюмый индеец отличается острым умом, у него храброе сердце, но скорее всего он ничего кроме, как прикончить вождя, не придумает.
Однако, мне льстит факт, что даже ценой собственной жизни он готов оберегать меня.
Я крепко сжимаю в кулаке «тонкий переход» в загробное царство.
«Мэкхья, у меня тоже зреет план, надеюсь на этот раз не провальный».