Медведь

~~~

ОНА БЫЛА ОДНА В КАНОЭ, ГРЕБЛА К БЕРЕГУ, где ее дожидался отец, но озеро оказалось таким огромным, что выглядело бескрайним, — нос лодки разрезал воду, а время замедлилось, и листья на деревьях на острове начали из зеленых превращаться в желтые и красные. До нее долетал запах перезрелой черники, хотелось погрузить руки в воду и приложить к лицу, вот только влага, которую она ощутила на лице, почему-то была теплой, густой и пахла рыбой.

МЕДВЕДЬ МОРДОЙ ПЕРЕВЕРНУЛ ДЕВОЧКУ ЛИЦОМ вверх и слизал корку сна и соли с ее глаз, — она проснулась, уставилась на мутные очертания непонятной головы, заслонившей небо.

Мы дома? — спросила она, да так и осталась лежать на песке, сжавшись в комок и дрожа.

Нет, сказал медведь.

Девочка встряхнулась, попыталась одним движением встать, осела обратно.

Медведь отступил, они стали разглядывать друг друга через разделявшее их расстояние.

Можешь развести еще один костер? — спросил медведь.

Девочка не ответила. Подумала убежать, отползти крабом по берегу, потом метнуться к скалам. Но в горло впились слабость и жажда, каких она никогда еще не испытывала. Она понятия не имела, сколько времени не ела и не пила. Сколько проспала. Она посмотрела на обугленный песок на расстоянии вытянутой руки, туда, где раньше горел огонь, дым из ямы не поднимался. Угли потухли. Жар остыл.

Только на этот раз поменьше, сказал медведь.

Она обернулась, чтобы посмотреть на зверя, и вспомнила медведя, которого они с отцом много лет назад видели у озера — он ловил рыбу; его иссиня-черный мех, белую метку на груди — он куда-то шел в одиночестве. Этот был очень похож на того. Медведи-самцы — странники, сказал тогда мужчина, так что не надо их удерживать. На краткий миг рука ее потянулась за луком, но она ее отдернула, даже не коснувшись песка.

Больше дров не осталось, сказала девочка.

Что-то всегда остается, сказал медведь, и голос его прозвучал раскатом дальнего грома — таким он бывает, когда гроза уже прекратилась, — только еще глубже, как будто оттуда, издалека, долетела печаль, равная ее собственной.

Посмотри сюда.

Она повернулась в сторону суши и увидела кучку веток и хвороста на берегу.

Я собрал, пока ты спала. Ты должна поесть, иначе мы не сможем отсюда уйти.

СЛАБОСТЬ ЧУТЬ ОТСТУПИЛА ПОСЛЕ ТОГО, КАК девочка съела горсть незрелого шиповника, вытащив из него семечки и убрав волоски, запивая большими глотками воды из ручья. Сложив в кучку сухую прибрежную траву и бересту, она развела костерок, куда потом подбросила ветки и хворост, их собрал медведь. Потом она взяла форель, которую медведь поймал для нее в ручейке, бежавшем через лес, обтерла, выпотрошила и приготовила на зеленых прутьях и влажных водорослях над углями, которые отгребла к краю костра.

Ела она с жадностью, не оставив ни крошки. Когда от форели остался лишь скелетик с высосанными глазами, она подняла взгляд — нет ли еще — и поняла, что уже довольно давно не видела медведя, после чего стала гадать, не выдумала ли его, не был ли он просто видением. Вот только этим не объяснишь появления рыбы, подумала она и тут заметила, как медведь идет к ней по берегу на четырех лапах и несет в пасти еще двух рыбин. Приблизившись, он выплюнул одну на песок. Девочка посмотрела на рыбу, которую медведь все еще держал в пасти, и тогда он бросил и вторую, рыба едва не упала ей на колени. Она подняла ее, выпотрошила и приготовила на той же решетке из зеленых веток на том же костре, на котором приготовила и первую.

ВЕЧЕР ЗАСТАЛ ИХ У КОСТРА ИЗ ТОЛСТЫХ БРЕВЕН, он горел, точно небольшой маяк, который когда-то, возможно, служил сигналом кораблям, искавшим безопасную гавань; вот только теперь он светил не для кораблей. Девочка опять села подальше от медведя и не проронила ни слова, измученная подозрениями, страхом, горем — медведь, похоже, это понимал. Он подвигал своим могучим телом по песку и сказал девочке, что все в лесу решили: погребальный костер, на который она положила тело своего спутника, — это лесной пожар, зажженный молнией позднего лета, такие здесь не редкость, и вся живность бросилась искать какие-никакие укрытия, когда в воздухе появились дым и пепел. Но потом орел, видевший все это сверху, рассказал медведю про девочку, и тогда медведь пошел к берегу и увидел, что она спит. Он и раньше видел ее на берегу озера, удивлялся, как ловко она ловит рыбу с помощью лука, и поэтому, когда увидел ее здесь, без спутника, сразу понял, что теперь отправится с ней в долгий путь обратно к одиноко стоящей горе.

Пока он говорил, она молчала, и долго молчала после того, как он умолк, а потом взглянула на него сквозь огонь и произнесла обиженно: он не был моим спутником. Он был моим отцом.

Я знаю, сказал медведь. И очень тебе сочувствую.

А как так получается, что ты можешь со мной говорить? — спросила девочка, и голос ее звенел от горя и гнева.

Для ответа на этот вопрос будет свое время и место, сказал медведь. Но не здесь и не сейчас. Солнцестояние уже позади, нужно отправляться в путь, а то ты не вернешься домой до зимы.

Я всего день проспала, сказала девочка.

Ты проспала одну луну, сказал медведь.

Девочка посмотрела, как тени и языки пламени пляшут на морде медведя, потом подняла глаза к ночному небу, где над горизонтом как раз показалась почти полная луна.

Через несколько дней полнолуние, продолжил медведь. Не могу тебе не сказать: боюсь, мы свое время уже упустили, но мы дойдем куда сможем и сделаем то, что должно.

Девочка снова посмотрела в огонь, а потом на медведя.

А почему ты так долго ждал, прежде чем меня разбудить? — спросила она.

Потому что я не знаю иного средства от боли, кроме сна, сказал медведь.

ОНА ВСЮ НОЧЬ ПРОЛЕЖАЛА, НЕ СОМКНУВ ГЛАЗ, НА своей постели в пещере и только к рассвету соскользнула в полусон, а потом проснулась вместе с солнцем, снова потянулась за луком, но нащупала только пол пещеры. Она поднялась, но огонь разводить не стала. Открыла отцовскую торбу, которую он очень давно смастерил из оленьей шкуры, вытряхнула из нее соль, кастрюли, бечевку и крючки, а потом вышла на берег, где, неотрывно глядя на восточный горизонт, сидел медведь. Он повернулся и стал смотреть на девочку, а она, держа в руке пустую торбу, вступила босиком в кучку пепла — бывшего костра, на который она положила мужчину; стал смотреть, как она разбрасывает остывшие обугленные бревна и ходит сужающимися кругами, направляясь к центру. Там она остановилась и встала на колени.

На коленях она стояла долго — руки свешены вдоль тела, глаза устремлены в землю. Потом она подняла голову и начала выбирать из пепла и почерневшего песка кости мужчины; ее изумляло, какие они мелкие и легкие, каждую она поднимала и удерживала на один трепетный миг, а потом аккуратно опускала в мешок из дубленой кожи. Кости рук. Ног. Спина, таз. Шея, ребра. Она разгребла холмик пепла и обнаружила череп, подержала его в руках, поглядела в пустоту на месте глаз и носа, зубы сияли из золы перламутром, по затылку тянулась трещина, вокруг — полосы пепла. Она прижала череп к груди, обхватила руками, снова заплакала.

И вот, вытащив почерневшими ободранными пальцами все останки, которые нашла, она встала и принялась сгребать перемешанную с песком золу, лежавшую рядом со скелетом, аккуратно пересыпать ее на кости, сложенные в мешок, — она как бы стояла на коленях в круге белизны среди окружавшего ее пепла. А потом выбралась из ямы и вернулась в пещеру. Там скатала шкуру, в которой лежали останки, как скатала бы постель, перевязала двумя полосками сыромятной кожи, засунула на самое дно своей торбы. Сверху положила вещи, которые раньше нес отец, и мешочек с солью. На самый верх — свой нож, компас, мешочек с кремнем, кресало, гребень, осколки стекла и те остатки еды, которые не испортятся в дороге. Подняла торбу, вскинула на плечи и отправилась на берег сказать медведю, что время пришло.