Я все стоял и смотрел на этого парня. Через огромное стекло мне было легко уловить мельчайшие ниточки характера этого человека. В комнате допросов он находился уже несколько часов. И безуспешные попытки молодых офицеров вытрясти из него такое нужное для нас имя, натыкались на молчаливое лицо дилера. Ему было девятнадцать, когда он впервые сел в тюрьму, а теперь, когда его жизненный хронометр перевалил за тридцать с лишним, угроза посадки в тюрьму была для него своего рода путевкой в санаторий. Он не боялся, это было видно. Презрительно поглядывая в огромную стеклянную поверхность, он понимал, что от тех слов, что он может здесь сказать, зависит вся его дальнейшая жизнь. Его руки, нервно сжатые в кулак, начинали трястись, наступал тот момент, когда организм вспоминал про укол. Это не удивительно. Редкий дилер сам не был наркоманом. Пустые, бесчувственные глаза героинщика, метались по всей комнате, пытаясь найти способ по скорее выйти отсюда. Судьба была его не завидна: он умрет в любом случае. Если расскажет — убьют свои, откажется — умрет в комнате для допросов от ломки. А в такие моменты они готовы на все.
В кабинет, вытирая пот со лба, вошел молодой парень. Всего несколько минут назад он проводил допрос дилера. Но, что этот юнец может противопоставить ему, человеку, половину жизни просидевшему в тюрьме. Посетовав на бесполезность допроса и невменяемость дилера, он с тяжелым выдохом уселся на стоявший рядом стул. Филипп стоял рядом и молча смотрел на меня. Мы оба понимали, что этот полуживой наркоман есть та самая нить Ариадны, которая и выведет нас к цели.
— Что будем делать? Не хочешь вспомнить былое и допросить его?
А был ли у меня выбор? Кто если не я сможет помочь самому себе. Поправив воротник, я вышел из комнаты и сразу зашел в комнату для допросов. Дилер даже не поднял глаза, чтобы увидеть своего нового гостя. Все также опустив глаза в пол и сжав руки, он молча сидел на стуле. От такого напряжения, вся его одежда обильно пропиталась потом, а он сам был похож на мокрого бобра. Швырнув ему под самый нос фотографию сына Гарро, я не спеша присел напротив него. На мгновение, с другой стороны стола послышался дрожащий голос.
— Я уже все сказал и больше отвечать на ваши дурацкие вопросы не буду.
— Тебе придется сказать мне еще кое-что, Эрик. И поверь мне, я не уйду отсюда пока не услышу то, что мне надо.
Внезапно, словно услышав знакомый голос, голова наркомана стала подниматься, а глаза упрямо смотрели вдаль. Закрытые героиновой пеленой, они не сразу поняли кто сидел напротив них, но голос… он был очень знакомым. Не веря своим глазам, он еще несколько секунд смотрел вперед, будто пытаясь удостовериться, что перед ним настоящий человек, а не привидение.
— Ты!? Нет, этого не может быть!
Его взгляд был наполнен страхом и отчаянием одновременно. Его тело словно заледенело, а он сам превратился в огромную скульптуру.
— Эрик, мне нужно знать, кто этот человек и где я могу его найти.
После моих слов он будто ожил. Дрожащими руками он взял фотографию и искоса взглянул на нее. Затем отложив в сторону, сказал, что лицо ему незнакомо. Конечно, я и не ждал другого ответа. Надеяться, что закоренелый преступник начнет сразу говорить правду, было бесполезно. Я видел его взгляд, видел как нехотя он смотрел на фото, пытаясь не дать поймать его. Но я слишком долго провел времени в компаниях людей подобных ему, и меня было трудно обвести вокруг пальца. Молча встав из-за стола, я подошел к нему. Он испугался. Приподняв голову еще выше, чтобы видеть мое лицо, он откинулся на спинку стула и подтянул руки. Его рот начал открываться — он хотел что-то сказать, но в этот момент, я нанес ему удар в лицо. Перевернувшись вместе со стулом, он с грохотом рухнул возле стены. Отхаркнув небольшой сгусток крови, дилер завыл от сильной боли. Я был вне себя. Подбежав к нему вплотную и присев на колено, я, не выбирая мест, стал наносить удар за ударом. Он кричал и плакал. Просил о пощаде, но я не слушал, я продолжал бить его.
— Мне нужен этот человек, Жебер! Говори, где я могу его найти или размажу тебя по этому полу!
Я не останавливался. И через несколько секунд, сквозь кровь и хрип, на воздух стали вырываться долгожданные слова. Он шептал, не в силах говорить громче. Я припал к его рту. В еле заметных движениях губ мне, наконец, удалось услышать необходимое.
— Патрик Люка… Патрик Люка… Патрик Люка.
И в тот момент, когда я уже хотел встать и уйти, он вцепился в мою руку и снова подтянул к себе. Приподняв голову, он хриплым голосом прошептал.
— Будь ты проклят, Дюваль.
Его хватка ослабла, а рука опустилась. Дыхание стало медленным и тяжелым. Забрав фотографию обратно в карман, я вышел из кабинета. Там на коридоре стояли, ошарашенные моими действиями, люди. И только Филипп, молча смотря в пол, ждал меня. Он не был удивлен, скорее наоборот, он знал, что все так произойдет, поэтому, ничего не говоря, зашагал вместе со мной.
Мы шли по длинному коридору. Он был мне знаком, ведь я когда-то работал здесь. Эти воспоминания всегда были со мной. Они как верные секунданты, никогда не покидали меня. Пройдя еще несколько десятков метров, мы остановились возле кабинета, на двери которого, два года назад висело мое имя. Но те времена прошли и теперь я другой.
— Думаю, тебе стоит туда зайти. На столе лежит подарок от Делароша, прими его, не отказывай. Я оставлю тебя на полчаса, пойду все улажу, а то знаешь, молодые не поймут твоих действий, ненароком заявление напишут.
Он снова засмеялся, а затем, развернувшись, ушел вглубь коридора, где вскоре и растворился. Я стоял возле двери еще несколько минут, прежде чем решился войти. Перешагнув порог кабинета, я с большим удивлением заметил, что в нем ничего не изменилось с того самого момента, как я ушел из полиции. Стол все также стоял возле самого окна. Многочисленные шкафы, мебель и многое другое осталось таким же, как и тогда. Казалось, что они старели вместе со мной, но это было приятно, ведь теперь, мне было с кем провести время наедине и кто не будет расспрашивать про мое прошлое. Вспомнив про слова Филиппа, я направился к столу, там, завязанный тонкой ниткой, лежал небольшой сверток, а рядом с ним — пистолет. Когда конверт был успешно вскрыт, его содержимое удивило меня не меньше, чем те слова, что я услышал в доме Делароша. Документы на мое имя, несколько пачек денег и маленький клочок бумаги. «Ты восстановлен в звании и снова в обойме». Этого я боялся больше всего. Но времени отступать уже не было. Вызов брошен и мне предстояло взяться за это дело и снова отправиться на самое дно.
— Послушай, Филипп. Почему мы теперь должны выполнять все указания этого человека. Я его не знаю, он меня тоже. Разве такое сотрудничество может принести хоть какую-то пользу? Всего несколько минут назад он отправил нашего подозреваемого в больницу, избив его до полусмерти. Через час, он ненароком кого-нибудь из нас застрелит. Ты отдаешь себе отчет в том, кого мы берем в команду?
Несколько человек обступили Филиппа. Пытаясь перекричать друг друга, каждый из них требовал ответы на свои горячие вопросы. С каждой секундой этот рев становился все сильнее и невыносимей, и, чтоб избежать последствий, Филипп, приказал всем идти в кабинет.
Усадив всех за один стол, он, встав у трибуны и взмахнув рукой, дал отмашку для начала разговора.
— Ну так, что, Филипп? Что насчет моего вопроса?
В толпе послышался одобрительный гул.
— Я отдаю себе отчет в том, кого беру к себе в команду. Более того, я готов поручиться за Винсента. Вы все еще ходили в школу, когда я с ним работал в комиссариате. Он был не просто лучшим, нет, этот термин не для него. Он был таким же как и все: молодой парень с большими амбициями, верящий, что правосудие одинаково для всех и, что исключений быть не может. Мы все в это верили… Но правда оказалась слишком другой, что бы не заметить ее. Весь этот город, каким бы он не казался прекрасным снаружи, изнутри прогнил до такой степени, что смотреть на это без слез было нельзя. Нам каждый день приходилось отлавливать мелких наркоторговцев, проституток и просто негодяев. Но проходило всего несколько дней и они все выходили на свободу. Кого-то депортировали, кого-то сажали, но это капля в море. Мы работали на износ и все ради простой, и в тоже время недостижимой цели — сделать этот прекрасный город действительно прекрасным. Я родился, вырос и, надеюсь, умру здесь. И я хочу, чтобы, когда надо мной закроется крышка гроба, я не сожалел о том, что зря прожил жизнь. Этот человек, которого вы так сильно не любите и воспринимаете как никчемного старика, съехавшего с катушек, сделал для этого города больше, чем кто-либо из всех когда-то ступавших в это здание. Но судьба любит создавать нам проблемы, ситуации, пройдя которые, мы можем понять истинный смысл нашего существования — он их не прошел. Это не его вина, что он стал искать успокоение в стакане, а наша, ведь те, кому он когда-то служил и поклялся в верности, просто бросили его, оставили ни с чем. Но все когда-нибудь проходит. Мы должны дать ему шанс! Пусть, за этот короткий промежуток жизни, который ему остался, он почувствует себя вновь нужным. Поверьте мне, он не разочарует нас.
Присутствующие молчали. Эта тишина была похожа на молитву.
Бегло пробежав глазами по кабинету, Филипп спокойно вышел из-за трибуны. Достав сигарету и прикурив, он подошел к широкому окну и тихо взглянул вдаль.
— Вы думаете легко остаться человеком, когда круглыми сутками приходится общаться с психами, маньяками и отморозками. Думаете легко сдерживать эмоции, когда смотришь в смеющееся лицо убийцы, чью вину ты не в состоянии доказать. Думаете легко смотреть в глаза матери, чьего сына расстрелял какой-нибудь грабитель и врать, нагло врать в лицо о скором завершении дела. Нет, это не легко — это очень трудно. Этому вас вряд ли учили, в учебниках такого не написано. Вы все столкнетесь с этим, сегодня, завтра, через месяц или год, но столкнетесь. И когда это случится, вы почувствуете, что это такое. Мы доказывали виновность! Пусть и такими методами, но доказывали. Я не оправдываюсь, я говорю так как думаю, и вам всем советую поступать также.
— А где же справедливость? — чей-то голос донесся из центра зала.
— Вот она. — Филипп сунул руку под пиджак и достал пистолет. — Вот она. Она неминуема и быстротечна. И когда каждый преступник начнет это понимать, необходимости в судах больше не будет. Только осознание неизбежности наказания, заставляло всех преступников бояться нас. Но теперь другие времена, теперь у нас правит демократия, права человека соблюдаются даже для тех, кого и человеком назвать то можно с натяжкой. Все это неправильно. Вы можете не согласиться со мной, я никому не навязываю свое мнение, но годы службы говорят красноречивее, чем новостные программы и заголовки газет. Порой мы шли в обход закона, чтоб закон действительно соблюдался, но я не сожалею об этом. Быть может, именно благодаря нам, многие из вас сейчас сидят здесь, красивые и здоровые, а не где-нибудь в притоне в ожидании очередной дозы.
Филипп снова окинул взглядом всех присутствующих, и, поняв, что теперь они все на его стороне, снова зашел на трибуну.
— Нам известно имя — это Патрик Люка. Мне нужно знать о нем все, возраст, где он проживает, отдыхает, что он пьет и ест. У вас есть два часа, задействуйте всех людей, проверьте все злачные места, но чтоб через два часа, информация лежала у меня на столе.
Огромная масса людей тут же встала и вышла из кабинета и, разбежавшись каждый по своим делам, заполнили топотом весь этаж. Начало было положено, задание дано, осталось только ждать результатов.
— Почему ты мне сказал о моем восстановлении?
— Потому что я знал, что ты откажешься. Пришлось пойти на маленькую хитрость, извини, если я сделал это зря.
Мы оба стояли возле моего стола. Густой серый табачный дым, медленно поднимался из пепельницы и упирался в потолок, а запах сигарет, вскоре, заполнил весь кабинет.
— Я специально дал указания, чтоб в твоем кабинете не ставили пожарные извещатели. Учитывая твою тягу к сигаретам…
— Оставим мои плохие привычки. Что ты сказал им?
Филипп немного покосил лицо.
— Ничего такого, за что тебе или мне был бы стыдно. Немного истории, немного нравоучений. Только и всего, а затем отправил на поиски Патрика Люка.
— А зачем его искать? И ты и я прекрасно знаем, где он находится, или ты забыл.
— Да нет, просто надо было дать им работу, вот и пришлось пойти на хитрость — Филипп снова улыбнулся.
— Мерзкий он тип. Мне как-то пришлось с ним сталкиваться пару месяцев назад. Сегодня у него новый бизнес — проституция.
— Откуда девушки? — поинтересовался я.
— География обширная, все и не упомнишь.
— Если тебе это известно, почему не принял меры.
Филипп, усмехнувшись, закивал головой.
— Слишком много «дольщиков», которым он платит проценты за свой бизнес. И по моим сведениям, это птицы очень высокого полета. Здесь другой подход нужен. Твой подход.
— Предлагаешь снова залететь туда и прострелить ему ногу?
— Кстати, он тебе этого до сих пор не может простить.
Теперь мы улыбнулись оба. Это было так необычно, ведь последний раз, когда это происходило, мы были моложе лет на пятнадцать.
— Что еще нового о нем известно.
Филипп опять покачал головой из стороны в сторону.
— Теперь у него новые «хозяева». Вальтен и Галеви, умерли в тюрьме, кто теперь держит его за узду, не знаю. Но он все также содержит ресторан «Затмение» и посещает его каждый вечер. Думаю, сегодня самое время заглянуть к нему на чай. Он будет рад твоему визиту.
— Сомневаюсь, — сказал я, закурив сигарету. — Но нанести визит стоит.
Когда сигарета догорела до самого конца, мы оба вышли на улицу. Погода стала еще хуже, чем была. В довесок к хмурым облакам и порывистому ветру, на улице пошел дождь. Маленькие капельки, мелкой шрапнелью, падали на асфальт и разбивались на мелкие составляющие. Машина заревела. Подождав пока, двигатель немного нагреется, Филипп нажал на педаль газа.
— Только предупреждаю, Винсент, теперь там все по-другому. У него большая охрана, а он сам больше не боится «фараонов».
— Когда мы окажемся там, я докажу тебе обратное. Вот увидишь. Люди не меняются, никогда. Можно прикинуться другим, заставить других поверить в это, но стать другим… нет, нельзя.
Медленно огибая многочисленные улочки, наша машина все ближе приближалась к месту нашего визита. Несмотря на то, что хозяином этого ресторана был последний негодяй, само по себе оно создавало приятное впечатление. По крайней мере, так говорил сам Филипп, он даже там один раз обедал. Но теперь мы едем туда не за этим. Люка был мой должник, надеюсь, обойдемся без стрельбы и кровопролития, хотя чем черт не шутит. Вскоре вдалеке показалась большая красочная вывеска, обильно увешанная светодиодными лампочками. От их разностройного мигания у меня заболели глаза. На пороге, несмотря на «не приёмный» час, толпилось множество народу. Это было популярное заведение и обычно все места были застолблены, но люди не теряли надежды и, порой, простаивали по нескольку часов, чтобы попасть внутрь. Возле дверей, сложив руки одна на одну, похаживал охранник. Одетый в дорогой костюм, он больше походил на почетного гостя, вышедшего покурить, чем на «секьюрити». Бритый наголо, раздутый в плечах, с кулаками размера в человеческую голову, он создавал устрашающий вид, но не более.
— И ты всерьез полагаешь, что он нас пропустит? — Филипп неодобрительно посмотрел на меня.
— Мне и не придется вести с ним диалог. Максимум пару слов. Патрик Люка — трус. Нужно немного напугать его и он сам впустит нас внутрь. Пошли.
Выйдя из машины, мы сразу направились к входу. Громила сразу увидел нас и, развернувшись к нам своей могучей грудью, стал ждать пока мы подойдем. Поравнявшись с ним, я на секунду почувствовал себя лилипутом возле гуливера, настолько огромным казался охранник вблизи.
— Вы кто такие? Что вам здесь надо?
Если бы я сейчас был в казино, я поставил бы все на то, что этот молодой человек узнал откуда мы прибыли и с какой целью. Это было написано на его плоском лице.
— Я бы хотел увидеться с Патриком Люка.
— Фараонам здесь не место. Убирайтесь отсюда.
Филипп угрюмо посмотрел на меня и как будто говорил «Ну, давай, пугай».
— Передай Люка, что это «Одиссей» и у меня есть к нему разговор по делу Гарро.
Услышав знакомые слова, громила тут же изменился в лице и, достав телефон, куда стал звонить. Приглушенным, почти не слышным, голосом, он начал докладывать все то, что услышал. Через несколько секунд из телефонной трубки послышался тонкий, почти писклявый, голосок. Это был Люка.
— Хозяин ждет. Проходите.
Но стоило нам сделать несколько шагов, как громила окрикнул меня.
— Не вздумай шутить, фараон.
В его голосе почувствовалась неприкрытая угроза. Но мы двигались дальше. Там, внутри, кипела богемная жизнь. Десятки официантов носились от одного стола к другому, обслуживая почетных и дорогих гостей. Среди них были разные люди: начиная от маленьких бизнесменов и заканчивая большими чинушами. Все они, с большим умилением, проглатывали подносимую пищу и алкоголь. Здесь был другой мир, отличный от настоящего и те, кто жил в нем, пытались как можно дольше в нем задержаться. Ведь кому охота падать с Олимпа на черную землю?
Пройдя сквозь большой зал, мы оказались возле большой винтовой лестницы, которая вела на второй этаж. Там, освещенный приглушенным алым светом, находилась дверь ведущая в кабинет Люка. Двое не менее здоровых охранника стояли возле нее. Но видимо они были осведомлены о нашем приходе и уже ждали нас.
— Люка сказал пустить только тебя. Второй пускай уходит.
Я вопросительно посмотрел на Филиппа, но тот даже не подал виду.
— Подожди меня возле машины.
Он не произнес и слова. Развернувшись, Филипп зашагал обратно к выходу.
— Оружие?
— Даже не думай, громила. Этого я тебе не отдам.
Внезапно из встроенного приемника в стене послышался писклявый голос Люка.
— Пусть проходит, его пушка мне не страшна.
После этих слов двери распахнулись и я вошел в помещение. Кабинет просто таки кричал напыщенностью и роскошью. Видимо последние два года дела у этого негодяя идут очень даже неплохо. Драгоценности, роскошные вазы, дорогая мебель, все это было в наличии у мсье Люка. Он любил такую показушную роскошь, и деньги ему это позволяли.
— Вот уж кого я не ожидал сегодня увидеть, так это тебя Одиссей. Видишь, даже погода испортилась. Ты всегда приносишь одни лишь неприятности.
Как будто не слыша его слов, я сделал несколько шагов и присел на ближайшее кресло.
— Ты не против, — я достал сигарету и сунул ее в рот.
— Ради бога, — безразлично махнув рукой, ответил Патрик.
Он подошел к небольшому бару и достал оттуда бутылку водки. Затем поставив на стол, открыл и разлил по уже приготовленным стаканам.
— Ну рассказывай. Зачем бывший фараон решил навестить старого знакомого.
— Не хочу тебя огорчать, Люка, но я уже не бывший. Меня восстановили сегодня.
На секунду лицо Патрика исказилось в неприглядную массу.
— Не переживай, ты меня не интересуешь. Мне нужна твоя помощь и я надеюсь, ты окажешь мне такую услугу.
— Не может быть! Одиссей просит помощи у Патрика Люка. Расскажи кому-нибудь — не поверят. За это надо выпить.
Он поднял свой стакан и легким жестом в мою сторону пожелал мне большого здоровья. Прозвучал звонкий щелчок и через секунду оба стакана вновь наполнялись алкоголем.
— Знаешь, теперь я птица другого полета. В это болото я больше не лезу — надоело. Теперь я законопослушный гражданин этого государства и зарабатываю на жизнь честным и законным путем.
— Эти сказки, Люка, ты будешь рассказывать кому-нибудь другому. Если ты всерьез веришь, что о твоих проститутках ничего не известно и о том, что ты до сих пор снабжаешь старых дилеров товаром, то мне действительно не в чем тебя обвинить.
Он чуть не поперхнулся после моих слов, когда проглатывал принесенный из зала ужин.
— Нехорошо с твоей стороны угрожать мне.
— Я ведь тебе сказал, что ты меня не интересуешь.
— Тогда, что за помощь нужна тебе.
Я сунул руку во внутренний карман и, достав оттуда фотографию, кинул ее на стол.
— Мне нужно найти этого человека.
Напялив на свой орлиный нос очки, Патрик поднял фотографию и стал внимательно ее изучать.
— Кто такой?
— Это сын Гарро. Через два дня он будет давать показания по делу своего отца.
Переведя взгляд с фотографии на меня, Люка присел на край стола и удивленно залепетал.
— Тебе вредно пить, Одиссей. Какой сын? Какое дело Гарро? Ты, наверное, спятил после двух лет беспробудных пьянок. Довожу до твоего сведения — у Гарро не было детей, никогда. Я знал всех его жен и любовниц, и ни с одной у него не было ребенка. Именно поэтому у него не было семьи. И как он мог достать дело из архива? Он, что начальник полиции?
— Именно поэтому я и разыскиваю его, что бы точно установить все детали. И ты должен мне помочь в этом.
Люка вновь удивленно посмотрел на меня.
— И с чего это вдруг? Ты посадил меня в тюрьму, прострелил мне ногу, испортил три года моей прекрасной, ни на что не похожей жизни. Заставил гнить в застенках этой проклятой тюряги. И после этого у тебя еще хватает наглости, что бы просить моей помощи. Никогда!
— Забыл сказать. Он будет давать показания не только по делу своего отца, но и еще по двенадцати. В том числе и по делу о драгоценностях старушки Мерсье, чья ваза, кстати, стоит у тебя в этом кабинете. На тебе, Люка, дерьма не меньше, чем на мне. И если ты наивно полагаешь, что я один сяду в тюрьму, то ты сильно ошибаешься. Я потяну за собой всех кого только можно.
— Чепуха, у тебя не хватит доказательств, что снова отправить меня за решетку.
— Сегодня я допрашивал одного человека — Жебера. Можешь не прикидываться, ты знаешь кто он такой. Так вот он сдал тебя с потрохами. Рассказал кто его снабжает. Поэтому, Люка, не поможешь мне — сядешь вместе со мной. Ну что скажешь?
Патрик нервно зашагал по кабинету. Держа руку возле подбородка, он все время поглядывал в мою сторону, будто пытаясь понять, блефую я или говорю правду. На часах было уже половина одиннадцати вечера, а это означало, что время работает против нас.
— Ладно! Я поверю тебе. Но что ты будешь делать, когда найдешь его?
— А ты как думаешь? В шахматы играть буду?
— Брось свои дурацкие шуточки! Я больше не хочу в тюрьму! Одиссей, поклянись, что этот человек никогда не заговорит. Ты должен поклясться!
Я поклялся. Не знаю почему, наверное, мне стало жалко беднягу Люка. Хоть он и был мерзавцем, но уж больно наивным. Он снова поднял со стола фотографию и буквально уткнулся в нее носом. Он всматривался в нее не менее минуты, прежде чем сделал какие-то выводы.
— Черт возьми. Я готов поспорить, что где-то видел этого парня, но вот где, никак не могу вспомнить. Ладно, в таком случае нужно действовать немного по-другому.
Он снял трубку телефона и набрал несколько цифр.
— Позови «добермана». Да, пусть зайдет, это срочно.
Через некоторое время в кабинет вошел маленький и неприглядный мужчина. В стареньком сером плаще, купленном еще в прошлом веке, он походил на старого детектива. Люка поднес ему фотографию и, изложив всю суть дела, спросил его мнение.
— Дайте мне два часа, — с этими словами он удалился из кабинета так же быстро, как и пришел.
Я удивленно посмотрел в сторону Люка. Еще никогда мне не доводилось видеть столь исполнительных и лаконичных людей.
— Это мой лучший сотрудник. Он кого хочешь найдет. Настоящая ищейка. Ну, а теперь, когда дело практически решено, мне хотелось задать тебе пару вопросов.
— Как хочешь, — я вновь достал сигарету и закурил.
Люка, потирая руки, подошел ко мне.
— Не хочешь начать работать на меня. Понимаю, это звучит слегка неуважительно к тебе, к той профессии, которой ты отдал столько времени, но все-таки. Я ведь могу дать тебе гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Только подумай, ты, в окружении молодых и горячих девочек, лежишь где-нибудь на пляже и попиваешь прохладительный напиток. А, как тебе такое. И всего этого ты можешь добиться очень и очень скоро. Ты столько лет вкалывал на государство и чего добился? Тебя ненавидит половина города, а твоей смерти не желают разве что только младенцы. Все, кто хоть когда-то сталкивался с тобой, жаждут увидеть тебя в гробу. Может пора подумать и о себе. Взгляни на себя — ты прожил уже большую часть своей жизни, но так и не почувствовал ее. Может пора остановиться, дать себе передышку? Ведь в этой погоне ты можешь просто сгореть. И что будет после этого — почетный караул, стрельба и флаг на гробик. Много почестей, ничего не скажешь. Я же предлагаю тебе не просто альтернативу, а кардинально поменять свою жизнь, забыть про все это. Ну что?
Это было заманчиво, если не сказать больше. Однако проблема выбора в данном вопросе была вовсе не материальна, а скорее — психологическая. Я был просто закодирован на службу государству, даже если оно плевало мне в лицо, все равно я верил в светлое будущее и шел к нему с распростертыми объятиями.
— Нет, Люка. Это меня не интересует.
— Знаешь, я и не сомневался в этом. Просто хотелось удостовериться, что ты остался прежним. Но запомни мои слова: настанет день, когда ты проснешься в больничной палате, а вокруг тебя никого не будет. Сутки напролет, ты будешь смотреть на прибор, как бьется твое сердце и умолять его не останавливаться. И в этот момент ты поймешь, насколько абсурдным было твое существование в этом мире.
В этот момент входная дверь неожиданно открылась и в кабинет вошла красивая женщина. Одетая в обтягивающее черное вечернее платье, она была неотразима. Ее длинные, завитые белые локоны спадали ей на плечи, а легкая походка завершала и без того, красивый образ.
— Милый, тебя ждут гости.
Ее голос был мягким и нежным, проникая в самые отдаленные уголки мозга, он буквально подчинял себе собеседника, не давая ему возможности на сопротивление.
Словно уколотый накаленной иглой, Люка тут же метнулся к выходу, совсем забыв про меня и наш разговор.
— Одиссей, я скоро вернусь, никуда не уходи. Натали составит тебе компанию.
Вскоре он скрылся за дверным проемом. Женщина вела себя очень раскрепощенно и расслабленно. Обойдя меня с левой стороны, она тут же села возле меня и, закинув ногу на ногу, закурила сигарету. Меня слегка смутил этот факт, ведь я ненавидел курящих женщин, хотя сам был еще тем курильщиком. Но то как она курила, заставляло необычайным образом любоваться этим действом. Короткие затяжки, затем легкой серой струйкой дым вырывался из ее маленького ротика. Ей было приятно.
— Можно задать тебе вопрос?
— Конечно.
— Почему Одиссей. Ты, что грек?
Я рассмеялся.
— А что, по мне можно так сказать? Нет, я не грек и в Греции никогда не был.
Я все никак не мог угомониться и продолжал смеяться.
— Разве я сказала что-то смешное, — обида чувствовалась в ее голосе.
— Прости, Натали. Просто мне так часто задают этот вопрос, что я не могу слушать его без смеха.
— Так расскажите мне.
— Поверьте, вам будет не интересно.
Но она не сдавалась и продолжала буквально сверлить меня своим взглядом.
— Ну хорошо. Только для вас.
Добившись своего, она снова расслабилась и стала внимательно слушать.
— Дело не в происхождении. У меня на плечах есть татуировки. На правом — в виде огромного отвратительного шестиглавого чудовища, а на левом — в виде морского водоворота. По легенде, когда Одиссей возвращался обратно домой, ему пришлось плыть по узкому проливу. С одной стороны расстилались огромные скалы и утесы, а с другой — была огромная бездна. Среди этих скал жило страшное чудовище, и звали ее Сцилла. Днем и ночью, она выжидала в своей пещере, что схватить проплывающих рядом с ее логовом моряков. А с другой стороны бурлила неугомонная Харибда. Извергая и поглощая бесчисленное количество воды, она засасывала все корабли поблизости, не побоявшиеся проплыть этим маршрутом. Но суть все этого в том, что Одиссею нужно было сделать выбор: отдать на съедение шестерых своих верных товарищей или погибнуть всем вместе, поглощёнными ненасытной Харибдой. И он выбрал первое, он приказал держать корабль как можно дальше от Харибды, обрекая тем самым нескольких своих человек на страшную гибель.
— А какое отношение эта легенда имеет к тебе?
Я немного помолчал.
— То, что сделал Одиссей, я за свою жизнь делал десятки, может быть сотни раз. Маленькое зло, во имя большого добра. Я жертвовал своей личной жизнью, своим здоровьем, своей свободой, ради общей цели, но увы, в отличие от Одиссея, я так и не достиг своей Итакки. Всю свою жизнь я нахожусь между Сциллой и Харибдой. С каждым новым днем я чувствую как эта тварь съедает моих верных товарищей, но самое страшное, что она вскоре доберется и до меня. Это неизбежно.
Она удивленно смотрела. Ей не было известно через что мне пришлось пройти и какую цену заплатить, но сам разговор ее очень сильно интриговал. Это было написано на ее лице.
— Знаете, мне кажется, вы слишком много времени уделяете работе. Вы просто живете в ней, а это категорически неприемлемо, ведь рано или поздно она заменит саму жизнь. Вам нужно отдохнуть, всего один день в теплой кровати в обнимку с любимой женщиной, вернет вам жизненный тонус.
— У меня нет женщины. Мы с моей женой развелись два года назад.
Она опять удивленно посмотрела на меня.
— Но разве это проблема? Сегодня есть много женщин дарящих любовь за деньги. Я советую вам воспользоваться их услугами, это отвлечет вас на некоторое время от всех ваших забот.
Она сняла маленькую сумочку с плеча и открыла ее. Достав оттуда визитку, тут же протянула ее мне.
— «Венера», красивое название для публичного дома.
— Надеюсь, этот момент останется только между нами. Ведь если Люка узнает, что я дала адрес его «сокровища» фараону, он будет вне себя от ярости.
Стоило нам только договорить, как в кабинет влетел Люка. Тяжело дыша, он хотел было что-то сказать, но у него ничего не получалось. Наконец отдышавшись и подойдя ко мне, он радостно, чуть не крича, воскликнул.
— Аллилуйя! Мы нашли его. Мне позвонил мой сотрудник. Вот его адрес.
Люка протянул мне скомканный кусок салфетки, на котором был выстрочен адрес.
— Теперь дело за малым. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?
Нужно быть без мозгов, чтобы не знать, на что намекает Люка. Время пришло, чем раньше это все закончится, тем быстрее я вернусь к себе домой и попытаюсь выспаться. Долго прощаться было не в моих правилах. Откланявшись всем присутствующим, я быстро вышел из кабинета. В широком зале было не протолкнуться, хотя все столики были заняты, люди продолжали прибывать, все сильнее заполняя и без того полный зал. Наша машина все также стояла возле входа в ресторан. Увидав меня, громила ехидно улыбнулся и продолжил дальше патрулировать свой участок.
— Что-то долго. Возникли какие-то проблемы? — спросил Филипп.
— Я же тебе говорил, что стоит его слегка припугнуть и Люка сразу все сделает.
— И чем это таким ты его пугнул?
— Рассказал историю про Жебера. Хотя, даже если бы мы поймали Жебера с мешком героина, на котором большими буквами было написано слово «Патрик Люка». Вряд ли мы смогли бы что-нибудь доказать.
Филипп улыбнулся. Он прекрасно знал все эти уловки, при помощи которых можно было вытащить из человека практически любую информацию.
— Робер здесь. Нам надо ехать туда, да и наступающая ночь нам в помощь.
Я протянул ему скомканную салфетку. Филипп быстро пробежал глазами по ней и с удивлением вновь посмотрел на меня.
— Это же заброшенное здание. Там раньше был цех, но теперь это просто бетонная коробка. Что он там может делать?
— Если бы я знал ответы на все вопросы, Филипп, я бы сейчас тут не сидел.