Меж Сциллой и Харибдой (СИ)

Глава 9 Финишная прямая

Когда я впервые поймал человека по прозвищу «Патрон», он зарабатывал на жизнь тем, что продавал оружие местным. В ход шло все: начиная от патронов к гладкоствольному оружию и заканчивая гранатами и пулеметными лентами. У своих покупателей он требовал только наличие денег, все остальное было лишней информацией. Контингент такого продавца оставлял желать лучшего — в основном это были люди с темным прошлом и незавидным будущем. Но теперь это было неважно, я ехал к нему, чтобы получить то, чего у него было навалом. Страшное и криминальное прошлое Патрона было уже позади и сейчас он законопослушный гражданин. Единственное, что напоминало о прошлом, так это оружейный магазин, коим он владел.

Маленький колокольчик, висевший возле самой двери, звонким треском оповестил своего хозяина о новом посетителе. Он стоял за прилавком, почитывая очередной выпуск газеты. Было уже почти четыре часа.

— Вообще-то мы закрываемся.

Он даже не поднял головы.

— Сделай мне одолжения, Патрон, оторвись от этого куска бумаги и подними голову.

Узнав знакомый голос, он с большим удивлением впился своим взглядом прямо в меня.

— Дюваль? Какого черта…

Я прошел немного вперед и облокотился на его прилавок.

— Не надо оваций, я долго не задержусь.

Патрон недоверчиво померял меня взглядом.

— Что фараону понадобилось в моем магазине. Я уже давно не при делах.

— Знаю. Не переживай. Мне кое-что нужно от тебя.

— Я не стукач, информации не даю.

Мне было приятно снова понять, что кто-то еще помнит мои методы работы.

— Сегодня другой день, Патрон, мне нужно оружие.

Его брови тут же взлетели, а глаза чуть не выпали из орбит.

— Фараон просит помощи — это что-то новенькое. Правда, даже не думал, что когда-нибудь грозный Дюваль, будет просить моей поддержки.

— Не льсти себе, я заплачу.

Он тут же потер руки и расплылся в улыбке.

— Итак, какое оружие предпочитает мсье Дюваль. Как насчет хорошего пистолета, может Беретта.

Он достал из-под прилавка пистолет и красиво покрутил его на руке.

— Нет, сегодня другой день, чтобы вести себя культурно. Что у тебя есть посерьёзней.

В этот момент его лицо приняло серьезный вид. Патрон вышел из-за прилавка, подошел к двери и, провернув замок несколько раз, закрыл магазин. Затем, махнув головой, направился вглубь магазина. Пройдя несколько метров, мы оказались в тупике.

— И что теперь.

— Спокойствие, мой кровожадный друг.

Спустя мгновение, некогда неподвижная стена с легким скрипом открылась и открыла путь внутрь. В небольшой, но хорошо освещенной комнате, по всему периметру висели различные виды оружия.

— Не пойми меня неправильно, Дюваль, я соблюдаю законы, но с прошлым так и не смог завязать. Надеюсь, этот выбор тебя устроит.

Не смотря на все многообразие и широту выбора, я уже знал, что возьму с собой.

— Как насчет Ремингтона 870.

— Мсье Дюваль любит шумные игрушки. Мое уважение, никогда не понимал интеллигентов с пистолетами.

Его уважение мне сейчас нужно было меньше всего. Оружие — вот, что волновало меня больше всего. Я поднял ружье и стал тщательно осматривать его. Красивый металлический блеск, прекрасная эргономичность и огромная убойная мощность, делали из этого оружия настоящий ураган сеющий смерть.

— Что-нибудь еще?

— Упаковку патронов с картечью и бронежилет.

С этими словами я вытащил упаковку денег, которые Дюваль оставил мен на расходы. Ирония судьбы — он дал мне деньги, чтобы я убил Робера, но теперь они пойдут на его смерть. Увидав деньги, глаза Патрона тут же засверкали.

— Пожалуй, занесу-ка я тебя в список вип-клиентов.

— Как хочешь.

Мне было приятно это чувство. Чувство, когда понимаешь, что скоро моя месть будет утолена, а все мои грехи и прошлое будут отпущены. Если и существовало человеческое изобретение, которое было одновременно прекрасным, изящным, грациозным и способным решать все проблемы, так это было оружие. Ни одна другая вещь не могла сочетать в себе столько положительных качеств как оно.

— Еще мне нужна большая спортивная сумка в которую я бы мог все это положить.

Патрон положительно качнул головой и, достав блокнот, стал что-то записывать.

— Надеюсь ты не собираешься записывать туда мое имя? Это не очень мудро с твоей стороны, учитывая, что у меня в руках оружие.

— Это всего лишь бухгалтерия, Винсент, и ничего более.

Его не испугала моя угроза — это так похоже на него. Хотя чему удивляться, если этот человек всю свою сознательную жизнь только и делал, что ходил по краю лезвия. Собрав все свое оружие и положив их в сумку, мы с Патроном направились в основной зал. Он молча зашел за прилавок, вбил какие-то цифры в кассовый аппарат и предъявил мне счет.

— Налоги я тоже плачу. А ты как думал?

Эти слова вызвали у меня улыбку. Эх старый Патрон, мерзкий слизняк, даже продавая оружие из-под полы, он соблюдал налоговый кодекс. Я сунул ему пачку денег ему в руки и посмотрел на его реакцию, но он был спокоен.

— Итак, мсье Дюваль, может расскажите мне кто на этот раз перешел вам дорогу?

— Долгая история, не думаю, что тебе будет очень интересно слушать все это. Просто есть один человек, который взлетел слишком высоко, и теперь моя обязанность спустить его обратно на землю. Точнее говоря — в землю.

— Ну раз так, в завтрашних газетах я и так все узнаю.

Он был прав, наши газетчики были натасканы на подобного рода дела. Я вышел из магазина и, кинув сумку в багажник, направился обратно к Натали — мне нужен был совет. Кто-то обязательно должен был выслушать меня, прежде чем я возьму билет в один конец. Только она могла понять мои мотивы, она видела меня насквозь, словно читала как книгу. Это слегка нервировало меня, но я был готов терпеть. Столько лет терпел и сейчас потерплю. Нужно было отомстить — это как дать сдачи своему обидчику, который плевал тебе в лицо всю твою жизнь. Я должен был сделать это, ради своих друзей, ради семей, которые лишились своих отцов, ради самого себя. Это было дело чести, которой у мня уже давно не было. Я гнал машину так быстро, как это позволяли законы и знаки, проблемы с полицией мне сейчас были не нужны.

Город потихоньку начинал впадать в кому, люди отправлялись по своим домам. Молодежь начинала стягиваться к самым известным и привлекательным барам и клубам. И хоть время было еще ранним для таких развлечений. Здесь можно было выхватить лишний пропуск или разрешение. Когда машина наконец выехала на прямую, я достал телефон и набрал Деларошу. Мне нужно было с ним поговорить, прежде чем он умрет от моих рук. Откровенно говоря, я не знал что говорить, но услышать его радостный голос мне было так нужно. Он поднял трубку и легким, не похожим на повседневный хрип, голоском ответил на мой звонок.

— Слушаю тебя, Винсент.

— Я заеду к тебе через час, надо поговорить.

— Конечно, буду рад тебя видеть. Я скажу чтобы и на тебя приготовили ужин.

— Большое спасибо, буду рад попробовать твоей стряпни.

Он засмеялся и этот смех чуть не вынудил меня выкинуть телефон в окно. Он был мне противен. Я отвел трубку подальше от уха и переждал, пока его смех не прекратит доноситься из телефона.

— Вижу у тебя тоже хорошее настроение, раньше ты никогда не позволял себе шутки в мою сторону.

— Ты просто меня плохо знаешь — я очень веселый человек. Настолько веселый, что сам удивляюсь, как я смог сохранить это чувство юмора до такого возраста.

— Хорошо. Значит через час. Не опаздывай.

— Я буду вовремя. Уж поверь мне.

Звонок был окончен. Я со злостью швырнул телефон в сторону так, что он чуть не разлетелся на куски. Я ненавидел его и самого себя. Поверить не мог, что все это время он водил меня за нос и заставлял выполнять его приказы. Он разбогател с помощью меня, все его состояние и положение был построено на фундаменте из моего пота, крови и нервов. Но сегодня тот день, когда я предъявлю ему счет и пусть попробует не рассчитаться. Я уже был почти на месте. Вот и дом Натали. На втором этаже горел свет — она была дома, как раз то что мне нужно. Припарковав машину возле бордюра, а вышел и направился в дом. Внутри было как всегда тепло и уютно. Даже запах был каким-то приятным, домашним. Откуда-то доносился приятных запах еды.

— Наконец-то ты приехал. Я думала, что с тобой что-нибудь случилось.

Она сбежала с лестницы и бросилась мне на плечо. Я обнял ее. От нее пахло запахом сирени.

— Со мной все в порядке, но мне нужно кое-что с тобой обсудить.

— Конечно, только давай поужинаем, все уже готово.

Она сопроводила меня за стол и села рядом со мной. Весь и без того большой стол ломился от роскошной еды. Я не без удовольствия поглощал каждый кусок, который попадался мне в тарелке. Она смотрела на меня и не могла налюбоваться. Это смущало меня, никогда не любил, когда кто-то смотрит мне в рот, когда я ем. Вопросительно разведя руками, словно говоря «… Что не так?», я посмотрел на нее, но ничего кроме красивой улыбки получить не смог. Вскоре еда была поглощена, а желудок набит до отказа. Я с тяжелым вздохом упал на спинку кресла.

— Так что ты хотел обсудить со мной?

— Через час я поеду к Деларошу.

— Зачем?

— А ты как думаешь? Он кое-что задолжал мне, и я должен забрать то, что мне причитается.

Она тут же подскочила из-за стола и подошла ко мне.

— Прошу тебя, Винсент, не надо. Ты погубишь себя. Этот человек просто зверь, он не перед чем не остановится.

— Плевать.

— И что ты этим добьешься? Он умрет, а ты навсегда отправишься в тюрьму. Вот как все закончится. Ты этого хочешь? У нас есть все доказательства, мы упрячем его за решетку, но не сейчас.

— А когда? Через месяц, год, может двадцать лет? Я слишком долго делал плохие вещи, закрывая глаза на последствия. И вот теперь они настигают меня. Это мерзкое чувство, когда к тебе в голову приходит понимание твоего ошибочного прошлого. Я прожил жизнь, не сделав ни одного доброго дела. Мои руки по локоть в крови, а он, человек отдававший все эти приказы, чист как родниковая вода. Хватит! Пора взять инициативу в свои руки и сделать то, что нужно было сделать двадцать лет назад. Я совершил ошибку, но теперь каюсь, и хочу все исправить.

— Ты просто загонишь себя в тюрьму и ничего не решишь. Ты думаешь он один? Таких как он десятки, может быть сотни. Через день или два, на его место придут другие, и все вернется на круги своя. Так зачем же тебе ставить все на кон, когда можно выждать нужного момента и нанести один точный и смертельный удар.

— Гарро тоже ждал, и Робер, и Филипп, и Бернард Бенуа, все они тоже ждали нужного, правильного момента, но в итоге отправились к богу. Я не хочу последовать за ними, когда этот человек живет в моем городе! Я сделаю этот мир лучше, пусть на пару часов, но все-таки лучше.

Она, молча и с грустью, смотрела на меня не зная, что ответить. Да и нужно ли было. Вся эта история так сильно впилась в мое сознание, что я уже не мог различить, где реальность, а где просто всплывшие воспоминания. Я потихоньку сходил с ума. Но пока мои руки были еще в состоянии держать оружие и выносить приговор, мне нужно было довершить начатое. Она не верила мне, ей хотелось мира и спокойствия, но я был другой. Вся моя жизнь, все мое существование было сведено к одному единственному действию, которое мне предстояло скоро воплотить в жизнь. Я знал, что будет дальше: арест, ночные допросы, суд, тюрьма и смерть в обнимку с тюремной подушкой. Все это было грустно, но и жизнь в окружении обмана, когда убийцы улыбаются и чувствуют себя безнаказанными, была не лучшим вариантом. Я так сильно верил в справедливость всех моих маленьких преступлений ради большого блага, что сейчас не мог взять себя в руки. Страх вошел в мою душу и не давал мне покоя.

— Ты поддержишь меня, Натали? Мне сейчас нужно только это. Сам я ничего не смогу сделать, я уже не знаю, правильно я поступаю или нет, но то, что это нужно, правда. Сцилла уже сожрала последнего моего друга Филиппа и теперь она раскрыла пасть, чтобы схватить меня, но прежде я хочу нанести встречный удар. Скажи, ты веришь в меня?

Она подошла ко мне еще ближе и обняв поцеловала. Этот прилив сил, который я чувствовал во время этого поцелуя, был настолько велик, что я был готов свернуть горы. Она верила и я тоже.

— Чтобы не случилось, Винсент, я всегда буду на твоей стороне.

С этими словами она вышла из комнаты и пропала в глубине огромного дома. Я взглянул на часы — время поджимало, нужно было выезжать. По моей коже пробежали многочисленные мурашки — страх давал о себе знать. Я достал сигарету, сунул ее в рот и закурил. Мне нужно было сосредоточиться, это был мой единственный шанс, и упустить его было нельзя. Деларош будет дома один, может вместе со своей престарелой прислугой, самое то, чтобы ворваться и нафаршировать его картечью. Шума будет много. Плевать, это не библиотека, чтобы вести себя тихо. Если и делать что-то выходящее за рамки, так делать это громко. Я встал из-за стола и подошел к окну — начало темнеть, даже сама природа будто готовилась к моему выходу. Это была финальная сцена и сыграть ее нужно так, чтобы невидимый зритель аплодировал стоя. Я не стал ни с кем прощаться, просто вышел из дома и пошел к машине. Было немного прохладно, кровь стыла в жилах. Открыв багажник, я полез в сумку. Ружье аккуратно лежало в ней в окружении нескольких упаковок с патронами. Я приподнял его и, распотрошив содержимое, стал заряжать оружие. Один за одним, патроны ровненькой колонной заходили в ружье, пока полностью не забили его. Мой старый знакомый сунул мне в сумку одну гранату, на предохранительном кольце которого была прикреплена небольшая записка: «удачной охоты, Винсент». Мысленно я был благодарен ему, ведь зверь обещал быть очень крупным и свирепым, что немного подогревало мою жажду мести. Приведя все оружие в порядок, я закрыл багажник и сам сел в машину. Теперь дело за малым.

Было без десяти пять, когда моя машина остановилась возле дома Матьеса Делароша. Вокруг было очень тихо, а в доме не горел свет. Я поначалу подумал, что опоздал, но электронные часы в машине говорили об обратном. Я открыл дверь и вышел на улицу, затем растоптав остатки сигареты, направился к багажнику. Вытащив из сумки заряженное ружье и повесив ее на плечо, быстрым шагом направился к двери. Я был готов. Несмотря на все более нарастающее напряжение, мое сердце билось ровно и спокойно, а шаг был четким и уверенным. Подойдя к парадному входя, я, направив ствол оружия прямо в дверной замок, произвел выстрел. Разнесенная в клочья, часть двери тут же осыпалась на пол, а сами двери со скрипом отворились во внутрь. Женщина, которая обычно встречала гостей, увидав меня с ружьем наперевес, от страха упала на колени и с открытым ртом, смотрела меня. Наверное, она уже попрощалась с жизнью.

— Где Деларош?

С открытыми от страха глазами, она вытянула руку и молча указала на второй этаж. Я бросил ее там же где она и сидела, все равно что она сделает, теперь это было непринципиально. Я шел наверх, попутно вставляя в ружье один патрон. Несколько секунд и я уже стоял перед кабинетом, где всего день назад этот подонок встречал меня с распростертыми объятиями. Дверь была открыта и, толкнув ее ногой, я вошел. Было тепло, а внутри играла приглушенная музыка. Я окинул взглядом это помещение: Матьес стоял возле своего стола. Он не был напуган или даже удивлен, скорее наоборот, весь его вид говорил о том, что он ждал моего прихода.

— Ровно пять часов — ты как всегда само воплощение пунктуальности, есть не хочешь, — он посмотрел на наручные часы.

Я сбросил с плеча сумку и поднял ружье.

— Хватит! Я здесь не за этим. Пришло время заплатить по счетам.

Он удивленно поднял брови и посмотрел на меня.

— Счетам? Каким? Что-то не припомню, чтобы я был кому-то должен. Ты что-то путаешь.

— Не пытайся вывести меня. Сегодня твой последний вечер, когда ты сможешь насладиться своей властью и положением. Справедливость и беспристрастность, Матьес, вроде бы так ты всегда говорил.

— Какие слова, какие эмоции, наверное, все эти два дня репетировал. Ты даже не представляешь, в какую яму ты сейчас лезешь. Ты взял это ружье, вынес мне двери, чуть не убил мою прислугу и теперь говоришь мне о справедливости. Посмотри вокруг, где ты ее видел эту справедливость, в каком веке. Ты отстал от жизни, Дюваль! Тебе давно пора на пенсию. Думаешь я не знал о твоем намерении прикончить меня. Думаешь я не знал, что ты замышляешь вместе с этой женщиной, как ее там не помню. Я все знал, с первой минуты, когда два дня назад ты зашел сюда и до сего момента я следил за тобой. Мне все известно. Честно говоря, я очень расстроился, что ты не убил Робера, тогда бы все прошло как надо. Но основную цель это не меняет. Теперь ты и я неприступны как крепость, если конечно кое-кто из нас не допустит роковую ошибку.

— Ошибкой было то, что я когда-то согласился работать в твоем отделе, но теперь это уже не имеет значения.

— Вот именно, Дюваль! Теперь ничего не имеет значения. Все осталось позади, все угрозы, ошибки, прошлое, остались далеко позади нас. Все что нам осталось, так это хорошо прожить оставшееся время, но ты упорно не хочешь видеть этой маленькой истины.

Я не знал что ему ответить.

— Ради чего весь этот цирк? Ради жены, которую ты потерял из-за работы. Но если копнуть глубже, можно увидеть, что она давно тебя не любила и жила с тобой только ради своей карьеры. Жена грозного Дюваля, страшно звучит. Для такой женщины открыты все двери и возможности, но стоило ей устроить свою карьеру, а тебе уйти в «алкогольное пике» как она тут же ушла. Ты еще веришь в то, что именно наше с тобой сотрудничество убило твою семью. Ты редкая форма упертого человека, который даже видя неопровержимые доказательства, думает что все произошло иначе. Мы с нашим отделом построили этот город, мы избавили его от преступности, нелегальных эмигрантов, проституток, распространяющих СПИД по всему городу. Это все сделали мы, вся наша команда.

— А как же Бернард Бенуа? О чем ты думал, когда менял содержимое его таблеток?

Он слегка помялся, но вскоре заговорил.

— Эта старая вдовушка все-таки не смогла удержать язык за зубами, ну да ладно. Бенуа вынудил меня сделать это. Видит бог, я не хотел убивать его, но та позиция, которую он занял в отношении наших методов работы, сама предрешила его судьбу. То же самое было и с остальными, кроме Филиппа. Он мне всегда нравился: малообщительный, неразговорчивый, умеет хранить тайны. Он в отличии от тебя не колебался, когда я предложил ему долю от всего нашего бизнеса, а ты все также веришь в закон и порядок. Невозможно прийти к порядку используя только законные методы борьбы с преступностью.

— И когда это ты пришел к такому выводу?

— Когда наши методы начали давать результаты. Мы освободили этот город, дали ему новую жизнь. Даже самому хорошему хирургу необходимо причинить боль своему пациенту, чтобы он потом выздоровел — это аксиома, Винсент. Это понимает даже ребенок.

— Не надо врать! Все эти смерти были абсолютно напрасными, мы не принесли никакой пользы. Вместо бандитов бояться стали нас самих.

— И что с того? Но мы то не будем грабить людей, похищать, убивать, продавать наркотики. Мы все это контролировали. За все время, что мы работаем преступность снизилась почти в шесть раз, убийства упали на восемьдесят процентов, количество наркоманов и наркозависящих людей и подросток вообще близко к нулю. Это все наша заслуга! И чем отплатило государство? Жалкая благодарность и копеечная премия, вот та цена за тот труд, за те усилия, которые мы потратили на пути к этому результату. Если тебе этого достаточно, то мне — нет. Я не готов быть просто хорошим полицейским, мне нужно что-то больше и я нашел это что-то. Новая форма власти, невидимая, но очень сильная. Мы церберы этого государства, сначала Париж, а через несколько лет и вся Франция. Что, не заманчиво? Это лишь маленький шажок к абсолютной власти, к государству в котором не будет преступлений, ведь все они будут под нашим надзором.

Мне было страшно слушать его параноидальную речь об абсолютном господстве. Рука стала неметь под тяжестью ружья, и я был вынужден его опустить.

— Вся человеческая история — это история борьбы. Сначала с любопытством, потом с завистью. Это непобедимые пороки, но кто сказал, что с ними нельзя пойти на контакт, попробовать сделать их нашими союзниками. Я как-то внес этот вопрос на обсуждение, но подняли на смех. Мне было тошно смотреть на эти тупые физиономии, которые только и могут, как поглощать еду в ресторанах. Им было просто наплевать. Знаешь как был я взбешен, когда они сказали, что я полный псих и утопист? Наверняка ты сейчас скажешь что это правда, я знаю это, но послушай. Давным-давно, когда я только занял этот пост, мне пророчили быструю отставку — в городе тогда было неспокойно, и все мои предшественники ничего не могли с этим поделать. Они бросили меня на баррикады, думая, что там я и останусь лежать. Как они ошибались! Я повернул ситуацию в совсем другое русло и подошел к вопросу кардинально. Те кто шел к нам на сотрудничество оставались на своих местах, те же кто нет — отправлялись в мир иной. Ты не хуже меня знаешь как все обстояло, но я хочу напомнить тебе это. За каких-то пару лет мы изменили все, а что получили — ничего. С того дня я зарекся, что больше никогда не стану делать, обделяя при этом себя. О результатах я говорить не буду, ты прекрасно знаешь все сам.

— А что насчет тех, кто сложил свои головы ради твоей цели. Какое место им отводится в твоем идеальном государстве.

— Они не будут забыты, я позабочусь об этом. Все, кто, так или иначе, приложил свою руку к этому делу, получат по заслугам. Я не обижаюсь на них, что они перестали верить в мои идеи, это было предсказуемо. Но то, что они сделали будет увековечено. И первым, чье имя будет высечено на огромной каменной плите почета, будет Филипп. Его кровь не на моих руках, просто он оказался не в том месте и не в то время. Жаль его, а ведь он мог еще много чего сделать ради идеи.

— Значит он не причем. Моей смерти ты тогда желал? Так я понимаю?

Деларош слегка покосился на меня, но потом продолжил.

— Признаюсь — я тебя недооценил. Сначала мне показалось, что ты будешь прекрасным орудием в моих руках, смертоносным и надежным. Но годы беспробудных пьянок слегка пошатнули твое здоровье, в том числе и психологическое. Это был идеальный вариант: ты убиваешь Робера, а сам садишься в тюрьму. Кто бы стал тебя слушать, человека, на чьих руках десятки убийств, замятых прежним руководством комиссариата. Ты бы никогда не вышел из тюрьмы… Но твое дикое желание жить, вызвало у меня симпатию и я решил использовать тебя дальше. И ты сам того не подозревая помог мне.

— Люка?

Он положительно качнул головой.

— Он был скользкий тип, но толковый. Просто иногда любил пойти не тем путем, который ему рекомендовался, а это, знаешь, очень сильно раздражало меня и еще кое-кого. Пришлось пойти на крайние меры. Не вини себя — он был уже труп, просто сам этого не знал. В тот вечер, когда ты зашел к нему в кабинет, в соседнем находился мой человек, готовый в любой момент войти и прострелить вам обоим головы. Но зачем вмешиваться, когда ты сам все сделал, избавив нас при этом от лишних оправданий.

Это был просто нокаут. Я был сбит наповал. Меня трясло и лихорадило, я чувствовал как кровь начала приливать к голове. Подняв ружье вверх, я беспорядочно выстрелил два раза. Картечь разнесла стоящий впереди стол, но не нанесла Деларошу никакого ранения. Он все так же стоял на своем месте, не сдвинувшись ни на сантиметр. Я был вне себя от его слов и поведения.

— Вот видишь, Дюваль! Ты даже убить уже не в состоянии, ты совсем вышел из своей формы. Надо было пристрелить тебя тогда и избавить от этих мучений.

Я упал на пол и, выронив оружие из рук, заплакал. Я рыдал так как никогда еще этого не делал. Нет, мне не было стыдно, слишком долго это копилось во мне, теперь надо было дать ему выход. Слезы ровными ручейками скатывались по миом щекам и падали на колени. Я был разбит. Я чувствовал себя простой игрушкой-марионеткой, которая не могла быть свободной и делала лишь то, что ей указывали. Я был рабом.

— Мне жаль тебя, Винсент. Ты хороший человек, отличный полицейский, но твое время просто прошло. Ты остался там, в прошлом. Я столько раз предлагал тебе выбраться оттуда, вернуться в настоящее, но ты не хотел. Я мог все устроить, сделать твою жизнь прежней, вернуть былое уважение коллег, может быть даже твою жену, но ты предпочел другую жизнь. Но даже сейчас, когда все так сложилось, я снова протяну тебе руку помощи. Я забуду все, наши былые распри, ссоры, даже забуду сегодняшний вечер, только поклянись мне, что снова станешь служить как прежде. Завтра ты проснешься, а никакого суда уже не будет. Ты будешь лежать в теплой кровати в обнимку со своей женой, а рядом будет восходить солнце. Просто скажи мне, что хочешь этого.

Это была та цена, которую мне надо было заплатить и я плачу. Нельзя убить столько человек, преступить закон и остаться безнаказанным. Я уже слышу как визжат сирены на дороге ведущей к дому Делароша, полиция уже едет сюда. Они едут за мной.

— Я согласен на твои условия.

Матьес заулыбался и подошел ко мне.

— Поклянись! Я хочу слышать это!

Он наклонился ко мне почти вплотную и прислонился к уху.

— Скоро встретимся.

Я схватил его за рубашку и как можно сильнее прислонил к себе. Оставшейся свободной правой рукой поднял лежавший Ремингтон и, воткнув дуло в грудь Матьеса, произвел выстрел. Его грудная клетка буквально вылетела с другой стороны. Он не успел даже прохрипеть и с тяжелым грохотом упал на пол. В спине зияла большая дыра и вывернутые наружу разорванные легкие. На потолке виднелось большое красное пятно, с которого начала капать кровь. Все было кончено. Сцилла была убита. Я не мог поверить в это. Дыхание начало приходить в норму, сердце успокоилось, а в воздухе повис неприятный запах крови и смерти. Я встал с пола и подошел к окну, сирены уже были где-то близко, мне нужно было уходить. Но стоило мне только подумать об этом, как возле дома со свистом остановилось несколько машин. Вскоре к ним присоединилась огромная машина группы захвата. Вечер обещал быть долгим и веселым. Я перешел в самый конец кабинета и засел за остатками стола. Затем подтащил сумку и начал заряжать ружье. Броник был уже на мне. Где-то на первом этаже послышался топот солдатских ботинок, с огромной скоростью рвущихся на второй этаж. Теперь отступать было некуда: либо пожизненно тюрьма, либо по шею набитым свинцом.

— Мсье Деларош, с вами все в порядке?

Этот голос звучал уже возле самой двери. Я даже слышал как тяжело дышит этот человек, он был готов разнести эту дверь и ворваться сюда. И я был готов к этому.

Потом где-то из глубины послышался старый хриплый голос — это служанка Матьеса, что-то объясняла полицейским. Она говорила про меня, про то, что я вооружен и сошел с ума.

— Винсент Дюваль, вы окружены и деваться вам не куда. Сдавайтесь и вы останетесь в живых, в ином случае мы будем вынуждены применить силу и, возможно открыть огонь на поражение.

Глупо пытаться взять такими разговорами человека, который сам двадцать лет служил в полиции. Никаких переговоров. Как бы они не велись, штурм был неизбежен, в этом и была уловка всех этих речей — затуманить мою бдительность, что бы потом накормить меня свинцом. Я не стал ждать и в качестве ответа на вопрос, открыл огонь в область двери. Картечь на таком небольшом расстоянии ложилась точно в цель, без какого либо разлета. В дверном проеме образовалось несколько небольших отверстий, из которых в тужу секунду, полетели пули из вражеских винтовок. С огромной скоростью и свистом они рассекали воздух и ложились чуть выше моей головы, разрывая, как голодный зверь, позади стоящую стену. Штукатурка небольшими кусками падала мне на голову, доставляя сильную боль и в без того смертельной ситуации. Но скоро пальба прекратилась, и из-за двери послышался легкий стон — видимо я задел кого-то, когда выстрелил из ружья. Несколько человек оттащили раненого в сторону, а сами стали готовиться к новой попытке. Мне было страшно. Я с ужасом посмотрел на лежащее тело Матьеса и сам представил, что через несколько минут буду вот также валяться на полу с простреленной головой. Мои размышления перебил хруст ломающегося дерева, один из полицейских стал ломать и расширять то отверстие, которое образовалось после моих выстрелов. Затем сунув в нее руку, бросил в зал дымовую шашку. Зашипев, она тут же стала выпускать наружу непрерывный поток белого дыма. Еще полминуты и он заполнит все это помещение, и тогда все будет закончено. Я встал с пола и подбежал к окну, затем ударом приклада разбил его. Если все пойдет по самому страшному сценарию, свежий воздух, вдуваемый с улицы, поможет мне продержаться еще несколько минут, а они в моей ситуации значили очень много. Одним мощным ударом, дверь была разбита в щепки. В образовавшийся проем, словно прорвавшая плотину река, хлынул группа захвата. Я не видел сколько их было, огромная дымка не давала никакого обзора. Приподняв Ремингтон, я начал стрелять в те места, где, по-моему, могли оказаться полицейские. Один за одни, пустые гильзы вылетали из ружья, сопровождаемые легким горелым запахом. Крики, стоны и непроизносимая ругань, заполнили весь кабинет. Сердце билось как сумасшедшее, мои глаза не верили во все происходящее. Лихорадочно роясь в кармане, я принялся доставать патроны и заряжать ружье. Руки дрожали. Не успел я зарядить последний патрон, как что-то очень маленькое и твердое, впилось в мою грудь. От такого мощного удара я упал на спину. Жуткая боль тут же отозвалась из грудной клетки и я схватился обеими руками за нее. Где-то неподалеку послышался тяжелый шаг, аккуратно перешагивая, противник приближался ко мне. Он был уже очень близко. Понимая, что промедление равносильно смерти, я, превозмогая боль, поднял ружье и выстрелил в черный силуэт приближающегося полицейского. Картечь вылетела из дула и вонзилась прямо в тело. Крича от боли, полицейский упал на спину и раскинул руки. Он был еще жив. Я встал с пола и в полусогнутом состоянии подошел к нему. Прикрывая лицо рукой, я старался не глотать скопившийся в помещении дым. Полицейский закатил глаза и уже был готов отдать богу душу. Его бронежилет был раздроблен картечью, а некоторые из них и вовсе вонзились в его тело. Кровь начала сворачиваться, но в тот момент это вряд ли могло ему помочь. Глотнув несколько чистых порций воздух, я бросился к своей сумке. Вдогонку мне полетели пули. Стреляли откуда-то сзади, из-за дыма ничего нельзя было разглядеть. Я упал на живот и прижался к стене. Внезапно, я почувствовал что-то очень горячее. Оно текло по моей ноге и скапливалось возле ступни. Проведя рукой по этому месту, я заметил как ладонь окрасилась в алый цвет. Нервные импульсы сразу же донесли эту информацию в мозг, а тело отозвалось неистовой болью в нижней части туловища. Я еле сдержался чтобы не начать кричать. Боль продолжала усиливаться и могла дойти до такой стадии, когда никакие усилия не смогли бы остановить меня от отчаянного крика. Было тяжело дышать — дым упорно лез в мои легкие, затрудняя и без того тяжелое дыхание. Нужно было срочно выбираться из этого помещения. Вдохнув в легкие как можно больше чистого воздуха, и схватив ружье с сумкой, я двинулся к выходу. Выставив ружье вперед, на случай неожиданного появления остатков группы захвата, я стал все дальше продвигаться вперед. На полу было много крови и гильз. Рядом с ними лежало несколько тел, включая труп Матьеса Делароша. Я последний раз взглянул на него. Его лицо было искаженно в страшном образе, наверное, он все таки успел что-то почувствовать, прежде чем отправился в ад. Подошва прилипала к остаткам крови и нагло хрустела, упрямо выдавая мое движение. Вскоре впереди показался выход. Остатки некогда стоявших дверей были разбросаны рядом. Было тихо, или они ушли, что маловероятно, или ждут меня на выходе. Возле входа стало немного легче дышать, дым уже так сильно не лез в рот, а глаза перестали слезиться. Я слегка выглянул вперед и тут же был встречен градом пуль, полетевших в меня с первого этажа. Группа захвата была там вместе с остальными полицейскими, прибывшими по приказу Матьеса. Другого выхода не было, конечно, можно прыгнуть в разбитое окно, но вероятность, что я себе что-нибудь сломаю или вывихну была слишком велика.

— Сдавайся, Дюваль! Другого пути нет. Этот дом окружен! Не смотря на твое сопротивление, ты все еще можешь сдаться и рассчитывать на снисхождение.

Какое снисхождение? Убив начальника отдела и еще несколько бойцов группы захвата мне светила только смерть и вестись на эти уловки было глупо. Я был загнан, словно раненый зверь мне хотелось броситься на своих врагов и дать им последний бой. Это был самый простой способ достойно уйти на пенсию. Но как же Натали? Я обещал ей что вернусь. Это было мерзко, я не любил врать, хотя по долгу службы это приходилось делать очень часто. Я присел на корточки и расстегнул сумку — внутри были разбросаны несколько патронов и граната с прикрепленной к предохранительному кольцу запиской. Да уж, охота удалась на славу. Мой главный враг был уничтожен и теперь ничто не мешало мне красиво закончить эту историю. Невольно на моем лице появилась улыбка. Мне было легко и приятно, в груди больше не чувствовался тяжелый комок, накопившийся за годы пристрастного курения, а сердце билось в так моему неожиданному смеху. Я не стал сдерживать себя, в кои то веки. Помирать так с музыкой. Раскрыв рот, я буквально взорвался истошным смехом, перемешавшимся с тяжелой хрипотой. Смех рвался из меня как бурлящая река, преодолевавшая очередное подводное препятствие. Уверен, те кто был внизу подумали что я спятил, но в тот момент я был свободен. Свободен по-настоящему и без иллюзий. Так, как можно быть только в самых ярких мечтах. Страх пропал, дрожь в руках и раненой ноге тут же испарилась, а силы стали прибывать ко мне все сильнее. Я готовился. Перед смертью, как и перед женитьбой, надо быть готовым ко всему. Зарядив до конца ружье и схватив гранату, я шагнул в бездну. То, что произошло дальше навсегда врезалось в мою память: я жал на спусковой крючок до тех пор пока из ружья не перестали вылетать гильзы, а мое тело не прекратило трясти под силой попадавших в нее пуль. Их были десятки. Я чувствовал, как они прорывались в мое тело, нанося ему непоправимый ущерб. Бронежилет разрывало в клочья: наружу выпадали вставные пластины. Не выдержав такого натиска, я упал и начал катиться по ступенькам вниз. Все вокруг стало кружиться как на адской карусели, пока мое тело с огромным грохотом не рухнуло на пол. Все тело тут же застонало. Сил не было даже на то, чтобы осмотреть все в округ, но была ли в этом необходимость. Кто-то очень высокий подошел ко мне и ткнул в мое тело дулом автомата.

— Он еще живой. Добить?

Вокруг наступила гробовая тишина. Я лежал и ждал ответа, и моя жизнь вовсе не проносилась перед моими глазами, у меня просто не было сил, чтобы что-то анализировать и заставлять свою память прокручивать черно-белые отрывки из моей жизни. Я видел как боец стоял рядом с моим телом, выставив дуло прямо в мое лицо. Один сигнал со стороны и мои мозги расползутся по полу. Вот обрадуется Люка, сидя в одном котлу с Деларошом, когда узнает о моей смерти. Как глупо. Я лежал и смотрел на него, перед глазами поползли размытые круги. Из легких начал вырываться хриплый кашель, а за ним и сгустки крови. Плохое ощущение, словно кто-то внутри тебя нарочно пытается вытащить все содержимое. На улице послышался гул скорой помощи. Нет, этого не может быть! Я буду жить, но зачем? Добей меня! Но сил чтобы хоть что-то сказать уже не было. Глаза стали закрываться, а сознание проваливаться в огромную и глубокую яму, из которой я так долго и упорно стремился вылезти. Это была плохая шутка со стороны моей жизни. Наконец, когда сопротивляться уже не было сил, я упал в бездну бессознания.