Междуморье

Именно так Запад эпохи fin de siecle, имея перед глазами австро-венгерскую монархию, представлял себе Центральную Европу. Позднее, между мировыми войнами, идиллическая, но которой вечно угрожают более сильные соседи (либо династические свары, либо революции), Руритания уступила место другим представлениям: Бордурии и Силдавии. Это, в свою очередь, были страны из комиксов про Тинтина, которые рисовал бельгийский рисовальщик Эрже. Бордурия и Силдавия соединяли в себе все предвоенные стереотипы относительно восточной части Европы. В кадрах одновременно появлялись кириллица и минареты, повелители времен короля Цвечка (Силдавия), деспотизм, охраняемый бандитами в мундирах, а так же памятники националистическим, усатым тиранам (Бордурия). Междувоенные годы – это был период тирании, которая для англосаксонских стран, для Франции или Бельгии, где Тинтин создавался – была проблемой исключительно восточной, а сам этот Восток распростирался от Владивостока до Рейна.

После Второй мировой Германия встала, широко расставив ноги: одна ее часть связалась с Западом, вторая же часть осталась на Востоке. Советский Союз пристроился по всему региону. Появились новые выдуманные государства.. В мире Диснея, например, функционировала Брутопия, где все было гадким, тираническим, холодным и гадким; в Голом завтраке[206] - Аннексия, у Урсулы ле Гуин – Орсиния[207]. Малькольм Бредбери, британский романист, создал Слейк: болотистое, серо-бурое государство где-то в Центральной Европе, переполненное социалистических абсурдов, сексотов, оппортунистов и трусов, клеящихся то к западному туристу, то сотрудникам безопасности. А когда коммунизм пал, западная поп-культура тут же отреагировала появлением Эльбонии из Дильберта Скотта Адамса. И в эту Эльбонию Дильберт, будучи корпо-крысовато-капиталистическим специалистом по продажам, летал "учить капитализму". Летал, это плохо сказано, поскольку эльбонские авиалинии предлагают, скорее всего, выстрелить пассажира из пращи, чем приличный самолет. Вся страна бродит по пояс в грязи, а ее жители носят меховые колпаки и бороды по пояс (включая женщин и детей). Мольвания же была восточноевропейской страной, описанной в одной из серий фиктивных, шутливых туристических путеводителей – и было там, понятное дело, грязно, тиранически, нетерпимо, у всех были испорченные зубы, и от всех несло чесночной водкой. У Стивена Спилберга, в свою очередь, появилась Кракозия: скорее всего, то была советская республика, которая ежеминутно тряслась от военных переворотов. В общем, Запад именно так, более-менее, видит наш регион, что в какой-то мере высмеял, но в какой-то мере и зафиксировал Саша Барон Коэн в Борате.

Стереотип – он всегда стереотип, тут не до капризов: стереотип ирландцев до недавнего времени был похожим, и не известно, а не является ли стереотип французов – трусов и белоручек; итальянцев – маменькиных сынков или же американцев – необразованных толстяков, сидящих верхом на атомной бомбе, или все они вместе, более привлекательны, чем стереотип ловкачей с Востока. Конечно, это никак не отменяет того факта, что Америка, Италия или Франция видятся как более приятные места для жизни, чем упомянутый дикий Восток. Но и этот стереотип тоже постепенно менялся, Центральная Европа постепенно вплавлялась в Запад, хотя все так же была его периферией. Символом этой вот Центральной Европы вновь можно было принять Руританию. Ее легенда, впрочим, вернулась: в форме республики Зубровки из Гранд Отеля Будапешт Уэса Андерсона. Зубровка была постмодернистским возвратом к сельской Руритании, где города и дворянство не немецкие, как в оригинальной Руритании (герои носят имена "славян и гуннов" – Иван, Игорь, Ковач и т.д.), но они европеизированы, зато деревня все так же застыла в земледельческой отсталости. Но в Гранд Отеле руританскую идиллию уничтожает сосед Зубровки. Нашествие и оккупацию ее осуществляет одна из версий Бордурии, злобного, неприятного, милитаристски-тиранического стереотипа Восточной Европы из Тинтина.

Какой бы эта Руритания ни была – но Руританией она быть не желала. Это понятно. А кто бы и хотел. С европеизированным городским населением, а по причине европеизации – непонятным, оторвавшимся от не-идиллических "низов", ибо для них такие проблемы, как новейшая хипстерская мода, защита прав кур-несушек или качество публичного пространства – это пощечина: куры-несушки важны, а пост-колхозная бедность "аграрной идиллии" – нет? А ко всему этому – вот почему они все такие начищенные? Более похожие на иностранцев? Припедикованные? Неужто, это еще до сих пор поляки? Самые настоящие руританцы? Ибо, кто же, собственно, и является истинным руританцем: добрый, божий люд или городские щеголи?

Впрочем, многие из этих "городских щеголей" перешли на сторону народа, поскольку их искусила риторика "фальшивых реалистов", о которых писал Иштван Бибó.

Свои наблюдения Бибо основывал на предвоенной Центральной Европе, в которой только Чехословакию можно было назвать по-настоящему демократическим государством; но в Центральной Европе Бордурии возродились и в наши времена. После падения коммунизма появились две маленькие Бордурии, о которых все молчат, поскольку они периферийны даже для Центральной Европы: Белоруссия и Словакия. Белоруссия осталась Бордурией до сих пор, все глубже и глубже погружаясь в постсоветский скансен, а Словакия вступила на путь иных центральноевропейских Руританий, мечтая, как остальные, чтобы стать полноправным Западом, но сохранять свою центральноевропейскую специфику как достоинство. Точно так же, как другие европейские провинции: Иберия, Апеннины или Скандинавия сохранили свою. Понятное дело, можно восхищаться тираническим путем к благосостоянию Сингапура, Китая, Турции или России, как это делал Орбан в ходе знаменитой речи в Бейле Тушнад[208]. Но в Европе, для которой важны ее идеалы: права человека, открытость, зрелость, толерантность и свобода личности, представляющая в виде стигматов нетерпимое, тяжелое правление, вероятность успеха подобной модели, скорее всего, ничтожна.

Но Бордурии возвращаются. После Белоруссии нею стала Россия после неудачного эксперимента времен Ельцина, который сам был трагичным и закончился трагично, поскольку к власти пришел "фальшивый реалист" – Путин.

Бордурии возвращались и всегда это заканчивалось одинаково: возвратом к чему-то типа национал-социализма. Ибо на чем основать национальные общности, как не народе, который манят социалистическими манками? Вдобавок, еще и религией. А точнее, на очень упрощенных версиях этих трех положений: то есть, отсылки к народу заканчивались примитивным национализмом, социалистический аспект – популистскими воплями или же путем поддержания любой ценой топорной, неэффективной системы, ну а религиозный – типичнейшим мракобесием типа "Радио Мария". Перепуганным людям с "другой стороны" всегда казалось, что они стоят перед лицом нашествия варваров – и они и вправду встали, поскольку Бордурии не были творениями с рафинированными наррациями. Достаточно приглядеться к качеству "бордуроидальных" газет и порталов, к противоречивости лозунгов, к безответственной подпитке эмоциональной незрелости и самых гадких инстинктов или же к ритуальным убийствам, пока что еще символическим.

После Белоруссии и России пришла очередь Венгрии, которую кризис и безответственные политические классы бросают слева направо. Потом Польша. Теперь – частично Хорватия. Чехия и Словакия это специфические случаи, но все больше их объединяет с Бордуриями.

И я езжу по всем этим Руританиям, превращающимся в Бордурии. По тому многими виденному в мечтаниях, но невозможному Междуморью. Невозможному именно по той причине, что его образуют Бордурии, а Бордурии со своими националистическими повторными сентиментами не способны к какому-либо соглашению, и вместе они ничего не сделают. Националистическая Венгрия на длительный срок не договорится с кем-ибо из своих националистических соседей; националистическая Польша не договорится с националистической Литвой или Чехией; хорваты не договорятся с сербами и т.д. Возненавиденные националистами либералы и занимающиеся "педагогикой стыда" центральноевропейцы наверняка бы договорились, но вот националисты – нет, но, что самое интересное, именно они больше всего кричат о Междуморье. Пускай кричат. Я же по нему езжу – от Балтики до Черного и Адриатического морей – и гляжу, как варваризируется у меня широко понимаемая отчизна. Потому что именно все это я и считаю собственной отчизной. Своим домом, своей несчастной, но когда-то ведь идущей в правильную сторону Руританией, и которую сейчас беркт за задницу и переделывают в Бордурию. Которая меняет топорик[209] на дубину.

Где-то в Словакии, по-моему, под Баньской Быстрицей, я съехал на заправочную станцию, чтобы купить энергетик. В баре за кофе разговаривали два дальнобойщика. Они печально глядели на дождь/снег и размышляли над тем, закончится ли Шенген и вернутся ли границы.

- Если будут границы, то будут и взятки, - сказал один из них, а второй понуро качнул головой. Бармен за стойкой пытался их утешать, что даже если Шенген и исчезнет, то Европейский Союз останется, и взяток никак не будет, но дальнобойщики мужика высмеяли как наивняка. Похоже, они шкурой чувствовали, что заканчивается не только Шенген, что выворачивается вверх дном нечто большее. Потом они перешли на тему беженцев, и вот тут уже соглашались один с другим, что там каждый первый – это насильник, и что необходимо защищать белую цивилизацию перед Аль-Каидой, ИГИЛ и всем тем, что представляют собой беженцы. Они явно не видели никакой связи между первой и второй темами.

На этой станции я купил словацкий "Týždeň" (Неделя – слов.). В одном из фельетонов Далибор Рохач, словацкий экономист, хватался за голову нал состоянием Центральной Европы. Он не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Он писал: то, что вытворяют страны Вишеградской четверки походит на поведение леммингов, ибо они по собственному желанию бегут от свободного, западного мира в мрачную, восточную тиранию. Вместо того, чтобы вырабатывать собственную позицию в Европе, они поддаются детской иллюзии, что можно стать бультерьером, если у тебя имеется – по крайней мере, до какого-то времени – размеры таксы. Они маршируют, нафаршированные иллюзиями, по мостовым бордурийских городов, крича, кого ненавидят, и кто и где повиснет. Они замыкаются в крепостной башне собственных обманов, из которых невозможно увидеть очевидных вещей. Например, того, что любимый герой польских бордурийцев, Виктор Орбан – это циничный строитель все более изолируемой Европой, коррумпированной, олигархической системы, рассчитанной на то, чтобы как можно дольше держаться за наиболее широко понятую власть, а вовсе не спаситель чести Центральной Европы.

Конечно, это поведение можно понимать как "колониальный" страх перед доминированием – если признать мир западных ценностей за что-то, частью чего ты не являешься. Это никак не меняет факта, что ни в какой Бордурии никто не выдумал ничего лучшего, чем зрелое и терпеливо проводимое интегрирование с Западом, с его либеральными и демократическими идеями. Вместо того в Бордуриях придумано множество более худших вещей: нацистские концлагеря, советские лагеря, этнические чистки, но и менее чудовищные, хотя и принадлежащие к той же самой категории: польская предвоенная Береза, застенки стран народной демократии и т.д.

Понятное дело, современные Бордурии так себя не видят. По крайней мере, их интеллигентская часть. Более того – сами о себе они думают, будто являются Европой, только чуточку другой. Что они спасут Европу своей "контр-либеральной революцией". Что Бордурия спасет мир! Что Европа, превращенная в сборище Бордурий станет более счастливым местом. По какой-то непонятной причине они верят, будто бы европейские Бордурии, как это уже случалось в истории, не бросятся рвать горла одна другой.

В Центральной Европе происходит громадное бегство от Запада, и это бегство, вправду, походит на бег леммингов. К сожалению, Запад здесь обязан выиграть еще раз. Западные идеи и ценности должны будут еще раз быть упакованы в боевую наррацию, и они должны будут продаваться точно так же, как во времена Советского Союза, ибо нет сомнений, хто за всеми этими центрально-европейскими Бордурийками стоит громадная российская Бордурия и дурит их, наивненьких, ставя громадный знак равенства между собой м Западом, проводя параллельную наррацию типа: ну да, мы бомбардируем собственных врагов, но ведь Запад делает то же самое. Все так, мы создаем замороженные конфликты в Приднестровье или Осетии, но Запад делает то же самое в Косово А тот факт, что Бордурия польская ненавидит Бордурию российскую, совершенно не означает, будто бы она не является Бордурией. Ибо ненависть между Бордуриями – это одна из базовых признаков бордурийской системы.

P.S. Самую чуточку от переводчика:

Земовит Щерек мне нравится. И тогда, когда он писал всяческие "гонзо" про Украину в "Придет Мордор и нас съест", и когда занимался альтернативной историей в "Республике – победительнице". В противном случае, я бы переводами не морочил голову. Более всего мне нравилась "Семерка", потому что в ней чувствовалась скрываемая за стебом неподдельная боль за родную страну со всеми ее растерянностями в выборе дальнейшего пути. Теперь я присоединяю к любимым и эту книгу, потому что Автор в "Междуморье" болеет теперь уже за всю Центральную Европу. А еще потому, что это не бульварное чтиво, хотя имеются и веселые моменты.

Теперь обращаюсь к тем, кого раздражают мои комментарии и множественность сносок: Господа, не все такие умные, как Вы, не у всех голосовой поиск в Википедии. Если вам это не нравится – не читайте примечания и комментарии. Сам Автор никаких сносок не дает, рассчитывая на неравнодушного и давно находящегося "в теме" единомышленника. Я же хочу, чтобы с выводами Щерека ознакомилось как можно больше русскоязычных читателей.

28 июня 2019 г.

Быть добру!