Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки

Заключение

Среди всех форм социальной реакции на недолжное поведение членов общества наиболее устрашающим арсеналом – ив прямом, и в переносном смысле – обладает уголовное наказание. Ни одна другая форма не сравнима с ним по тому воздействию на тело и дух человека, каковое оказывается его применением. Цель же в наказании любого виновного в преступлении всегда одна: воздать должное со следующим лишь за этим «in melum et castigationem omnium».[1156]

Как следствие, уголовное наказание с необходимостью должно быть обоснованным.

Такую обоснованность допустимо понимать в различных аспектах. Она может рассматриваться как формально-юридическая, строго легальная, т. е. сводиться к приговору суда, вынесенному в соответствии с процессуальным законом за нарушение закона материального. Эта позитивистская сторона права бесспорно важна, но она составляет ещё далеко не всё, поскольку с отображаемой ею позиции обоснованно применение наказания за, как одна крайность, обнаружение умысла или за, как другая, абсолютную случайность, которую не в состоянии предотвратить ни один человек.

Так что в основе наказания должен лежать какой-то иной аспект, исключающий издержки легалистского понимания. Кроется же он, как видится, в социальной, философско-правовой обоснованности наказания в современном обществе как стигмата морального осуждения, налагаемого на индивида за морально порицаемое реальное поставление в опасность значимых социальных ценностей, взятых уголовным законом под охрану. Иными словами, социальная обоснованность наказания базируется на отразившейся в реально совершённом поступке человека субъективной составляющей деяния или, используя терминологию англо-американской теории уголовного права, на категории mens rea.

В настоящем исследовании была сделана попытка раскрыть её содержание в уголовном праве Соединённых Штатов. Выбранный для этой цели историко-догматический подход вполне, как видится, оправдал себя. Он показал преемственность разновременных эпох развития англо-американского уголовного права, что является одной из его характерных черт. «Жизнь права, – как классически верно подметил в конце XIX в. Оливер У. Холмс-мл., – заключена не в логике, но в опыте»,[1157] и «история того, чем было право, необходима для познания того, что есть право».[1158]

На уровне категории mens rea эти утверждения выглядят в особенности убедительными. Какие бы соображения ни приводились в опровержение, нельзя отрицать неразрывности цепочки, протянувшейся от датируемой рубежом IV–V вв. августинианской мысли «ream linguaт non facit, nisi mens rea» через «Покаянные каноны» и wíte, bót, wér англосаксонских правд VI–XI вв., через «reum non facit nisi mens rea» Leges Henrici Primi XII в., через максиму «crimen non contrahitur, nisi nocendi voluntas» Генри де Брактона XIII в., через «malitia supplet cetatem» «Ежегодников» XIV в., через судейский скептицизм XV в. о неизвестности самому дьяволу мыслей человека, через «malyce prepensed» статутного права XVI в., через коуковское «actus non facit reum, nisi mens sit rea» XVII в., через блэкстоуновское «злобное намерение» XVIII в., через бишоповское наказание как следствие злобности XIX в., через элементы виновности Примерного уголовного кодекса XX в. к воззрениям судей Верховного Суда Соединённых Штатов начала XXI в. на «моральную виновность» как необходимую и соизмеряющую предпосылку уголовного наказания.[1159]

Суммируя сделанные историко-правовые наблюдения, можно прийти к следующим выводам.

1. Привнесение в английское уголовное право категории субъективной составляющей содеянного как обязательного элемента в структуре преступления следует приписать второй половине XII – началу XIII вв. В этот период вызванные Папской революцией конца XI – начала XII вв. изменения в области права привели к созданию королевской системы уголовного права, в которую её творцами была заложена основанная на канонической доктрине преступления и наказания идея виновности как обязательной предпосылки к установлению единственно оправдывающей наказание греховности субъекта, т. е. сознательного выбора им пути зла.

2. Каноническая идея виновности, оформившаяся в легальную категорию mens rea, обусловила становление в теории последней двух самостоятельных, равноправных концептуальных характеристик: во-первых, социально-этической сущности mens rea и, во-вторых, проявления указанной сущности в том или ином психическом настрое, состоянии ума деятеля, неодномерное развитие и неравновеликое соотношение которых позволяет выделить в истории теории mens rea несколько качественно отличающихся друг от друга этапов.

3. Первый из них охватывает эпоху с XIII в. по XIX в. Его характерными чертами являются акцент на греховности, моральной упречности поступка, сравнительная неразработанность обобщённого понятийного аппарата mens rea и объективность её оценки. Это позволяет именовать данный этап периодом господства концепции mens mala, рассматривающей оцениваемую с объективных позиций общества моральную упречность психического состояния человека как доминанту, изначально предопределяющую наличие или отсутствие mens rea в том или ином совершённом преступлении.

4. Образование в XVII в. американских колоний британской короны привело к постепенному заимствованию ими английского общего права и его доктрины, включая теорию mens rea в том её понимании, которое господствовало в Англии в XVII–XVIII вв. и которое удержалось на американской почве вплоть до конца XIX в.

5. С конца XIX в. и до середины XX в. можно говорить о новом направлении в развитии теории mens rea – концепции mentes reae, характеризующейся пониманием mens rea как того или иного проявления психической деятельности человека, разнящегося от-преступления-к-преступлению и покоящегося в основе своей на морально упречном настрое ума деятеля.

6. Появление в 1962 г. разработанного Институтом американского права Примерного уголовного кодекса ознаменовало следующий этап в развитии теории mens rea. Созданная им схема элементов виновности с их психологическим определением и иерархической упорядоченностью, а также отрицанием моральной упречности настроя ума деятеля как одной из концептуальных характеристик mens rea даёт основание к отнесению отражённых в положениях кодекса взглядов к особому, самостоятельному теоретическому направлению в границах общей теории mens rea– теории виновности, в рамках которой категория mens rea исчерпывается структурой формально-психологических терминов. При этом с позиций специальных вопросов теории mens rea резкий разрыв с категорией моральной упречности не мог пройти безболезненно и не только породил ряд оставшихся неразрешёнными составителями кодекса дилемм, но и, в сущности, подорвал на уровне частных положений всю теорию виновности в целом.

7. Осмысление психологического потенциала теории виновности Примерного уголовного кодекса и конвергенция последней с идеей моральной упречности составляют содержание современного периода в развитии теории mens rea в американском уголовном праве.

8. В её современном понимании категория mens rea означает релевантный для целей уголовного права заслуживающий морального порицания настрой ума деятеля, характеризующийся проявленной индивидом намеренностью, неосторожностью или небрежностью по отношению к совершённому им преступному деянию. В своём философско-правовом плане она основывается на понимании сущности уголовного наказания как стигмата морального осуждения, налагаемого на человека обществом. Источником данного стигмата, в свою очередь, служит осознание индивидом моральной упречности свободно избираемого им варианта поведения, ставящего в опасность значимые социальные ценности, взятые под охрану уголовного закона. Образуя концептуальную характеристику социально-этической сущности mens rea, категория моральной упречности основывается на установленном и юридически закреплённом субъективном настрое ума деятеля относительно всех релевантных объективных компонентов преступления, отражённом в категориях намерения, неосторожности или небрежности.

9. С позиций сущности mens rea как морально упречного поставлен и я в опасность значимых социальных ценностей может быть теоретически обоснована концепция «смешанной» строгой ответственности, но лишь постольку, поскольку она связана с реально наличествующим неким уровнем упречности как предпосылкой к стигмату морального осуждения и следующему за ним уголовному наказанию. Стандартом к такой обоснованности «смешанной» строгой ответственности, в свою очередь, служит система взглядов и ценностей, разделяемых данным социумом. И, напротив, «истинная» строгая ответственность, базирующаяся на отсутствии юридически достоверно установленной какой-либо моральной упречности, теоретически неприемлема.

10. В аспекте практического преломления общей теории mens rea отражением её развития служит институт юридической ошибки, прошедший в своём становлении путь от абсолютной нерелевантности error juris для целей наступления уголовной ответственности до признания такой релевантности, основанной на понимании социальной и философско-правовой необоснованности применения к лицу уголовно-правовых санкций при отсутствии у него позитивного знания закона как единственного базиса к констатации в ряде ситуаций морально порицаемого настроя его ума.

11. Отражением развития теории mens rea также служит доктрина тяжкого убийства по правилу о фелонии, на всём протяжении своей истории связанная с категорией моральной упречности как оправдывающей осуждение лица даже к смертной казни за тяжкое убийство, заключающееся в причинении смерти (пусть и случайном) другому человеку в ходе намеренного совершения исходно опасного для человеческой жизни преступления, являющегося фелонией.

12. В равной мере развитие общей теории mens rea нашло своё отражение в институте материально-правовых средств доказывания mens rea, где презумпция последней, изначально связанная с объективизированной моральной упречностью поступка, стандартом сообщества, прилагаемым к индивиду, превратилась к настоящему времени в средство установления реальной субъективной виновности человека.

Завершая предлагаемое исследование соображениями более общего плана, нельзя не отметить, что наш исторический набросок, спроецированный на американское уголовное право, свидетельствует о многом.

Прежде всего, им отражается ценность истинно психологического подхода к mens rea, позволяющего в рамках анализа, могущего быть названным элементным, установить реальный субъективный настрой ума деятеля со множеством присущих ему целей, уверенностей, догадок, сомнений, пренебрежений и неосведомлённостей.

История также говорит о необходимости строго субъективного в своём базисе анализа mens rea, исключающего возможность произвольного, объективного по своему характеру вменения данной составляющей преступления.

Она подчёркивает невозможность изъятия из структуры mens rea категории моральной упречности, основанной на объективно оцениваемом субъективном настрое ума деятеля, как единственной предпосылки социальной и философско-правовой оправданности уголовного наказания.

На рубеже XXI–XX вв. история подтверждает и остающийся непререкаемым в своей истинности скептицизм, выраженный в начале XX в. Г. С. Фельдштейном, утверждавшим, что вопрос о формах виновности «несмотря на значительное число попыток в законодательствах и доктринах не может считаться решённым окончательно»,[1160] и вновь повторенный в середине XX в. Джеромом Холлом, полагавшим, что неверно считать сложившееся понимание mens rea полным и неизменным, и указывавшим на неразрешённость многих крупных проблем в этой области уголовного права.[1161]

Из всего этого в перспективе на будущее история развития теории mens rea стимулирует дальнейший научный поиск, направленный на более выверенное отражение через категорию mens rea различных институтов уголовного права, таких как покушение, сговор, соучастие, ошибка и так далее.

Но и это ещё не всё. На теоретико-системном уровне уголовного права история и настоящее с необходимостью подтверждают тот тезис, что уголовно-правовая система любого цивилизованного общества покоится на ряде исходных принципов, чей основополагающий характер не может быть скрыт за пестротой национального законодательства и чья природа отражает основополагающее единство различных уголовно-правовых культур. Принцип mens rea в его англо-американском понимании и принцип вины в его российском понимании как нельзя лучше свидетельствуют в пользу такого утверждения.