Мертв или жив

Глава 10

Женщина улыбнулась еще шире.

— О да! — ответила она, и Билл ощутил в своей ладони ее безвольную вялую руку.

Мисс Кэннок отошла к окну и села на маленький жесткий стул спиной к свету. Билл, дивясь собственной сентиментальности, почувствовал облегчение: как хорошо, что она не уселась на один из голубых стульев, с которыми были связаны его воспоминания о Мэг.

— Пожалуйста, садитесь, — предложила мисс Кэннок.

Билл повиновался, прежде чем сообразил, что это не предвещает ничего хорошего. Но когда сообразил, это придало ему еще больше решительности.

— Я надеюсь повидать мистера Постлетуэйта, — твердо сказал он. — Не знаю, упоминал ли он обо мне, но я его старый друг. Ему известно, что я здесь?

Мисс Кэннок теребила кончик своего стародевического шарфа. Она выглядела как типичная старая дева, хотя была еще совсем не старой.

— Как раз об этом я и собиралась с вами поговорить, мистер Кавердейл. — Мисс Кэннок криво улыбнулась, что также не понравилось Биллу. Ему показалось, что улыбка подчеркивает легкую кривизну ее рта. Возможно, этот дефект ему только почудился, но он бы предпочел, чтобы она больше не улыбалась.

— Мне необходимо с ним повидаться, мисс Кэннок, — настойчиво произнес Билл.

Женщина продолжала улыбаться. Теперь, когда она сидела спиной к свету, ее глаза полностью скрылись за дымчатыми стеклами.

— Я уверена, мистер Кавердейл, что это доставило бы ему огромное удовольствие, но если вы старый друг, то должны знать, как трудно оторвать его от работы, и я, право, не уверена…

— Он знает, что я здесь? — бесцеремонно прервал ее Билл.

Мисс Кэннок продолжала теребить шарф.

— Вполне естественно, мистер Кавердейл, что вы хотите видеть профессора. Но сейчас он абсолютно поглощен своей книгой и едва замечает, что творится вокруг.

Понимаете, это его ответ профессору Хоппенглокеру, и он рассчитывает таким образом раз и навсегда опровергнуть теорию Отторини, которую всегда рассматривал как ошибочную и… э-э… принципиально антинаучную.

Биллу было абсолютно наплевать на теорию Отторини, о которой слышал впервые.

— Да, знаю, — отозвался он, — но мистер Постлетуэйт не может работать весь день и всю ночь, а я задержу его совсем ненадолго. Ему сообщили о моем прибытии?

— Ну, понимаете ли, мистер Кавердейл…

— Значит, не сообщили? — Билл поднялся. — Не будете ли вы так любезны это сделать, мисс Кэннок? Боюсь, что я должен увидеть его во что бы то ни стало.

Мисс Кэннок тоже поднялась. Шарф соскользнул с ее плеч, и она подобрала его неловким движением.

— Это так сложно, мистер Кавердейл… правила так строги… Я попробую, но, повторяю, он погружен в работу…

Билл подошел к двери и распахнул ее.

— Передайте ему, что я хочу поговорить с ним о его племяннице — миссис О'Хара.

Мисс Кэннок вцепилась в шарф.

— О, конечно, мистер Кавердейл. Обещаю: сделаю все, что в моих силах. Но ученые все одинаковы — они живут в собственном мире, куда никого не желают допускать и, боюсь, немного рассеяны и забывчивы, я говорю о семейных связях. Мне приходится буквально настаивать, чтобы профессор отвечал на письма миссис О'Хара, и часто безуспешно, но я сделаю все, от меня зависящее…

Женщина вышла, криво улыбаясь. Как будто машинально, она повернулась, чтобы закрыть дверь, но, скорее из духа противоречия, чем по какой-либо конкретной причине, Билл придержал дверь, наблюдая, как мисс Кэннок пересекла холл и скрылась в коридоре, только ближний конец которого был ему виден. Он решил оставить дверь открытой на случай, если в холле кто-нибудь появится. Мисс Кэннок категорически ему не нравилась, и он с сожалением вспоминал о добродушной толстухе мисс Уоллес.

Время шло. Часы пробили три. Это были старинные настенные часы, которые в холле Уэйз-Энда висели напротив барометра. Они похрипывали между ударами и если не изменили свои привычки за последний год, то на самом деле сейчас была уже половина четвертого. Стрелки показывали правильное время, но, по какой-то никому не ведомой причине, бой всегда опаздывал на полчаса. Должно быть, прошло уже двадцать минут после ухода мисс Кэннок. Не вернется ли она вскоре со своей кривой улыбочкой и с сообщением, что профессор слишком погружен в работу и не может его принять?

Подойдя к левому окну, Билл стал смотреть на озеро Вода, отражавшая низкие облака, была серо-свинцовой Начал накрапывать мелкий дождь, и у берега сгустился туман. Билл был готов держать пари, что зимой туман здесь бывает почти каждый день. Он целиком видел мост, ведущий к острову, за исключением участка у самого дома, скрытого выступом гостиной. Остров с его высокими стенами и двумя трубами, торчащими, словно уши, на покатой крыше находящегося на нем строения, походил на нелепую игрушку. Билл помнил, что мост снабжен с обеих сторон дверями, и подумал, не заперся ли профессор в своем логове, не желая отвечать на стук мисс Кэннок, которая наверняка не стала бы стучать слишком громко и настойчиво.

Повернувшись, Билл подошел к камину. Огонь не разводили уже давно — это было очевидно. Всюду пахло сыростью — и это после самого сухого лета за многие годы!

Можно представить, что же тут творится зимой! Ну и глупец их милейший Генри Постлетуэйт!

Билл уставился на мраморный камин — удручающее сооружение цвета свиного холодца. Эмалированные голубые с позолотой часики, принадлежавшие бабушке Мэг, негромко тикали между голубыми подсвечниками, которые Мэг так любила. Часы и подсвечники перекочевали сюда из Уэйз-Энда, но жуткая семейка деревянных медведей, шкатулка из оливкового дерева и красная плюшевая рамка для фотографии, украшенная серебром, явно появились стараниями мисс Кэннок, сразу же вызвав у Билла живейший протест. В рамке серела скверная фотография профессора, увеличенная в несколько раз. По получившемуся в результате увеличения пятну на подбородке и груди Билл понял, что Генри Постлетуэйт отрастил бороду.

Билл нахмурился. Неужели мисс Кэннок сфотографировала профессора, увеличила снимок и вставила его в рамку? Похоже, за стариком не мешает присмотреть. Правда, он умудрился прожить холостяком до своих семидесяти, но при его чудовищной рассеянности какая-нибудь предприимчивая особа могла бы женить его на себе, а он просто не понял бы, что происходит. Пожалуй, Мэг следует быть начеку. Биллу отнюдь не улыбалась перспектива заполучить мисс Кэннок в качестве тетушки.

Он снова бросил взгляд на темный и пустой холл. В приличном доме не должно быть так темно, даже в сумерки.

Билл вышел в холл и огляделся. Дверь напротив, очевидно, вела в гостиную. Справа от парадного входа лестница вела на галерею, тянувшуюся вдоль трех стен холла.

Коридор, в котором скрылась мисс Кэннок, разделял переднюю и заднюю части дома. Подойдя к нему, Билл убедился, что коридор еще темнее холла. Окон в нем не было, и при закрытых с обеих сторон дверях он напоминал мрачные коридоры в старомодном сельском отеле. Билл решил проверить, нет ли на переходе в коридор каких-нибудь коварных ступенек.

Он мрачно подумал, что еще никогда не бывал в столь неприятном доме, и в этот момент дверь в дальнем конце коридора открылась и в тусклом свете возникла фигура Генри Постлетуэйта.

Ободренный мыслью, что сейчас хоть что-то произойдет, Билл зашагал по коридору. Едва не споткнувшись на ступеньке вниз, он услышал позади голос слуги:

— Пожалуйста, сюда, сэр.

Билл двинулся дальше. Дверь в конце коридора оставалась открытой, и он увидел, что профессор идет ему навстречу. Споткнувшись об очередную ступеньку, на сей раз вверх, Билл обменялся с ним рукопожатием.

— Рад видеть вас снова, профессор.

— Да-да… — рассеянно произнес Генри Постлетуэйт.

Силуэт его сутулой фигуры с львиной гривой всклокоченных волос темнел на фоне дверного проема. Недавно отросшая борода выделялась серым пятном на темном костюме.

Билл сразу же ринулся в атаку.

— Я знаю, что вы крайне заняты, сэр, и не стал бы отнимать у вас время, но мне необходимо поговорить с вами о Мэг.

— Ах да, Мэг… Как она поживает? Давненько ее не видел.

— Здесь где-нибудь можно побеседовать наедине?

Профессор похлопал его по плечу.

— Да-да, конечно. Так ты в Лондоне? Надолго?

— Навсегда, сэр. Фирма предоставила мне место моего дяди в совете. Но я хочу поговорить с вами о Мэг.

Подпирать стену, не реагируя на самые усердные попытки сдвинуть его с места — это было абсолютно в духе профессора. Ну что ж, Билл мог поговорить и в коридоре, тем более что мисс Кэннок ретировалась. Он не собирался уходить, не достигнув цели.

— Если ты сейчас в Лондоне, — продолжал Генри Постлетуэйт, — будь любезен зайди в лавку Мэлвери на Стрэнде и спроси, удалось ли им отыскать раннюю брошюру Хоппенглокера, она очень мне нужна. Если бы я мог продемонстрировать его подпись под…

Билл с трудом сдержал стон.

— Хорошо, — сказал он. — Но я хотел узнать, профессор, получили ли вы письма Мэг. Она в очень стесненном положении, практически голодает. Не знаю, что ей оставил О'Хара, но она не может это получить до тех пор, пока его смерть не будет доказана. Я уговаривал ее обратиться к адвокату — ей давно следовало это сделать, но…

Профессор положил руку ему на плечо.

— Да-да, мой мальчик… но сейчас у меня нет ни минуты. Конечно, если Мэг нужны деньги, она должна была написать мне. Говоришь, она писала? В деревне почта работает кое-как, поэтому я был бы тебе признателен, если бы ты справился у Мэлвери о брошюре. Ранние работы Хоппенглокера попадаются крайне редко, и прежде чем я с ним покончу, он сделает все, чтобы они попадались еще реже, так как, если мне не изменяет память, на четвертой странице содержится заявление, которое поможет мне стереть его в порошок. Возможно, Хоппенглокер забыл, что писал в девятьсот третьем году, но я хорошо это помню. — Завершив монолог на торжествующей ноте, профессор напомнил Биллу о магазине па Стрэндс, повернулся и двинулся по коридору.

Билл ринулся вдогонку.

— Но, сэр, одну минуту… — В отчаянии он добавил:

— Я не знаю названия нужной вам брошюры.

Генри Постлетуэйт обернулся и бросил через плечо:

— Номер три в первой серии «Wesengleichhcit derWissenschaft»[1]. Первые две у меня есть. По крайней мере… — он потянул себя за волосы, — должны быть. Нужно спросить у мисс Кэннок — она поистине бесценная помощница.

— Вряд ли я смогу запомнить название, профессор. Вам придется написать его. Если бы мы нашли место, где побольше света…

— Да-да, — прервал Генри Постлетуэйт. — Третья брошюра в первой серии. Я уверен, что нужный мне фрагмент находится на четвертой странице ближе к верху. — Он достал записную книжку, вырвал листок и передал его Биллу. — Записывай — сейчас дам тебе карандаш… Пиши внимательно, чтобы не было ошибок. — И он произнес название по буквам.

Билл спрятал листок в карман.

— Профессор, я должен с вами поговорить.

Генри Постлетуэйт снова зашагал по коридору.

— В другой раз, мой мальчик.

— Но Мэг… ее дела не могут ждать. Я бы не беспокоил вас, если бы не крайние обстоятельства. Она не хочет брать деньги у меня, и…

Профессор остановился у полуоткрытой двери.

— Естественно, Мэг не должна этого делать… Ей лучше приехать сюда самой. Скажи ей, чтобы она написала мисс Кэннок. Я очень занят. Не забудь сходить к Мэлвери, мой мальчик, это чрезвычайно важно. А теперь прошу прощения… — Он шагнул в комнату и закрыл за собой дверь.

Пожав плечами, Билл поплелся назад к темному холлу.

В поле зрения никого не было, так что ожидать было нечего.

Найдя свою шляпу, Билл вышел из дома и зашагал вокруг озера. Над водой клубился туман. В воздухе ощущался запах гниющих листьев. Он посмотрел на дом, надеясь, что Мэг никогда не придет в голову здесь поселиться.

На повороте Билл остановился и бросил последний взгляд на остров. Очевидно, профессор уже вернулся туда. Плохо, что он может там запереться. Мэг должна постараться извлечь его оттуда. У старухи, которая построила на острове дом и окружила его высокой стеной, наверняка было плохо с головой. Виден был лишь самый верх фронтона, и там — маленькое окно. Билл уже собирался повернуться, когда маленький стеклянный квадрат внезапно разбился. В стекло с силой ткнули каким-то предметом, край которого появился на момент и сразу же исчез, как будто его быстро убрали.

Билл напряг зрение, но увидел лишь звездчатую дыру в стекле, за которой ничто не двигалось. Оттуда не доносилось ни звука. Впрочем, па таком расстоянии можно было услышать лишь очень громкий звук.

Билл двинулся дальше. Странно, что кто-то разбил окно, но его это не касалось.