Билл Кавердейл уже собирался переодеться к обеду, когда ему сообщили, что его хочет видеть молодая леди. Она не назвала своего имени и ждет в холле отеля. «Мэг!» — мелькнуло в мыслях у Билла без всяких на то оснований, что характерно для влюбленного. Билл должен был обедать у друзей, живущих на другом конце Лондона, но если это Мэг (хотя откуда бы ей тут взяться?), ради нее он готов был опоздать.
Он спустился в холл на первом этаже, будучи уверенным, что это не Мэг, и — увы! — убедился в своей правоте. Девушка в голубом пальто и черном берете даже отдаленно не походила на Мэг. У нее было смазливое личико с большими голубыми глазами и накрашенными ярко-алой помадой губами; желтые волосы завивались на затылке. Туфли были дешевыми и поношенными. Когда Билл подошел к ней, она заговорила тягучим голосом, который был бы приятным, будь он чуть менее манерным:
— Мистер Кавердейл? Моя мать сказала, что вы хотели меня видеть.
Билл недоуменно заморгал.
— Ваша мать?
— Миссис Томпсон, — объяснила девушка. — Вы говорили с ней сегодня, и она сказала, что вы были бы рады повидаться со мной.
Итак, это была Беатрис Томпсон… Вспомнив ее мать, облаченную в бесформенный плащ и в какой-то приплюснутой шляпе, Билл почувствовал восхищение. Как только девушкам это удается? Беатрис выглядела, как девушка его круга, особенно на расстоянии. Берет, пальто и прическа были аккуратными и модными, а такой оттенок помады можно было встретить и в Мейфере[5]. Любой молодой человек, который уделял бы столько же энергии и усердия своей профессии, сколько тратят девушки на свой внешний вид, наверняка бы сделал блестящую карьеру. Билл снимал шляпу перед мисс Беатрис Томпсон.
Все это промелькнуло у него в голове, пока он обменивался с ней рукопожатием и вел к креслам, стоящим в углу холла. Они уселись.
— Моя мать сказала… — начала мисс Беатрис. Она старательно растягивала слова, но простонародный лондонский акцент давал себя знать, словно подводное течение, звуча то сильнее, то слабее.
— Да, — кивнул Билл. — Я вам очень признателен.
Мне нужна информация о моем друге, мистере Робине О'Хара. Думаю, он мог находиться в квартире мисс Делорн в Олеандр-Меншинс в ночь с четвертое на пятое октября прошлого года. Миссис Томпсон сказала мне, что первые десять дней прошлого октября провела в больнице и что вы замещали ее в Олеандр-Меншинс. Так вот, не могли бы вы сообщить мне какие-нибудь полезные сведения?
Беатрис закатила голубые глаза.
— В подъезде пятнадцать квартир, и люди все время приходят и уходят. Едва ли я кого-нибудь узнала бы, кроме постоянных жильцов. Но эту мисс Делорн я бы узнала где угодно. Она шикарно одевалась. Не понимаю, почему если девушка умеет выглядеть хорошенькой, все сразу думают, что с ней что-то не то.
В последней фразе Билл почувствовал личную обиду.
Было очевидно, что миссис Томпсон не приветствовала использование губной помады, да еще столь экстравагантного оттенка.
— Возможно, вы обратили внимание на моего друга, — продолжал Билл. — У меня в номере есть несколько фотографий. Если позволите, я принесу их.
Вернувшись с фотографиями, Билл застал Беатрис сидящей в эффектной позе, очевидно, позаимствованной из какого-нибудь модного спектакля. Он надеялся, что она не увлечется своей ролью до такой степени, что забудет о цели своего визита.
Достав три листа, извлеченных из фотоальбома, Билл передал их девушке. На первом был групповой снимок, сделанный на обеде выпускников колледжа, состоявшемся около двух лет назад. Там были он сам и Робин О'Хара. На втором было несколько фотографий, снятых в Уэйз-Энде в августе перед свадьбой Мэг. На третьем листе — свадебная фотография с подружками невесты, с профессором, рассеянно смотрящим в объектив, а в центре — сияющая Мэг и ее жених.
Беатрис Томпсон по очереди разглядывала каждый лист и клала его на колено. Чуть дольше она задержалась на свадебной фотографии. Билл наблюдал за ее лицом — оно вдруг стало менее привлекательным, и на секунду в нем промелькнуло сходство с миссис Томпсон. Ему казалось, что девушка обдумывает то, что собирается сказать. И то, что она сказала, застигло его врасплох. Ткнув указательным пальчиком в профессора, Беатрис заявила:
— Я видела этого старого джентльмена.
— Что?! — изумленно воскликнул Билл.
— Я видела его, — повторила Беатрис, продолжая указывать на профессора. Ее палец огрубел от работы, но ноготь был длинным и острым и покрытым ярко-красным лаком. — Могу в этом поклясться.
— Где? — спросил Билл, хотя ему хотелось сказать: «Чепуха!»
— Он выходил из квартиры мисс Делорн в девять утра.
Мое ведро мешало джентльмену пройти, и мне пришлось его передвинуть. Я хорошо его запомнила и еще подумала, что он мог бы уж и угомониться. И удивилась: зачем мисс Делорн понадобился такой старикашка? И что зачем бы он ей ни понадобился, это выгладит… — сделав паузу, она закатила глаза и закончила, вспомнив, что приличной девушке необходимо разговаривать с растяжкой: — ме-е-ерзко.
Профессор в девять утра выходил из квартиры Деллы Делорн? Не может быть. Но зачем Беатрис было лгать?
— Думаю, вы ошиблись, мисс Томпсон, — все-таки сказал он и, когда она покачала головой, быстро добавил:
— Но пока оставим это. Вы уверены, что больше никого не узнали на этих фотографиях?
Ему показалось, что девушка колеблется, и он подумал, что ее дерзкий ответ был всего лишь средством скрыть свою неуверенность.
— Если вы скажете мне, кого мне следует узнать, то я постараюсь.
— Ну нет, — возразил Билл. — Если вы никого не узнали, то так и скажите. Но если узнали — а я думаю, что это так, — тогда…
— Тогда что? — осведомилась мисс Томпсон.
— Ваша матушка получила от меня пять фунтов только за то, что отнял у нее время, так как она не сообщила мне ничего стоящего.
— Пять фунтов!.. — Беатрис произнесла эти слова абсолютно естественно, без всяких потуг на великосветское произношение, «уличным» лондонским говорком, и голос ее дрожал от волнения, так как она уже представляла, что можно купить на пять фунтов. Бусы из настоящего жемчуга… воротник из лисьего меха… туфли на шпильках… сумку… шелковые чулки… — Ого! — не удержавшись, воскликнула она. Но в сияющих восторгом голубых глазах внезапно мелькнуло хитрое выражение. Девушка выпрямилась в кресле, приготовившись торговаться. — Вы в самом деле дадите мне пять фунтов?
— Я дам вам десять шиллингов только за то, что вы пришли сюда, и добавлю пять фунтов, если вы сообщите мне хоть что-нибудь полезное. Но, пожалуйста, никаких выдумок. Учтите: я сразу об этом догадаюсь.
Беатрис бросила на него пытливый и лукавый взгляд.
Билл напрасно волновался, что обидел ее, бизнес есть бизнес, и изысканные манеры были временно отложены. Эта девушка умела отражать удар.
— Мне незачем финтить, — ответила она. — Если я решу все рассказать, то буду говорить правду, но я еще не решила.
— Даю вам пять минут. — Хотя Билл опасался, что за это время она успеет придумать какую-нибудь историю, но он должен был отлучиться, чтобы предупредить Огилви, что опоздает к обеду.
Билл позвонил Джимму по телефону, и тот сказал ему, что кроме него они никого не ждут, поэтому он может опаздывать сколько угодно.
Когда Билл вернулся, ему показалось, что Беатрис Томпсон приняла решение.
— Ну? — осведомился он.
Беатрис посмотрела на него.
— Все дело в том, что моей маме ничего неизвестно. И я должна знать, останется ли это между нами или тут пахнет судом и шумихой в газетах.
У девушки была голова на плечах. Похоже, ей действительно было известно что-то важное.
— Не знаю, мисс Томпсон, — честно ответил Билл. — Я ведь не полицейский. Мистер О'Хара исчез год тому назад и, вероятно, был убит, но прошу вас об этом помалкивать.
— В таком случае, пяти фунтов мало. — Взгляд голубых глаз стал твердым и холодным, как мрамор.
Билл предложил десять фунтов, но она потребовала пятнадцать и прибавку, если дело дойдет до суда.
— Мне-то без разницы, но мама у меня старомодная — вы сами се видели. Ее огорчит, что я не рассказала ей обо всем сразу, а мне не хочется расстраивать ее задаром.
Билл подумал, что двадцать фунтов были бы прекрасным успокоительным для миссис Томпсон, но устыдился своих мыслей, когда девушка с вызовом добавила:
— Мама у меня очень хорошая, после смерти папы работала не покладая рук и вырастила шестерых детей. Так что не думайте, будто я ее боюсь.
— Ладно, договорились, — кивнул Билл. — А теперь выкладывайте.
Беатрис склонилась вперед, упершись локтями в колени и доверительно понизив голос:
— Дело было так, мистер Кавердейл. Мама лежала в больнице, а я тогда нигде не работала, и она попросила меня подменить ее. Я согласилось, хоть и не хотелось портить руки, так как я собиралась устроиться официанткой…
— Так-так… — подбодрил ее Билл.
— Вас интересует четвертое октября?
— Да.
Она усмехнулась.
— Ну уж такой день мне легко запомнить, потому что это мой день рождения. Ну а пока я замещала маму, то примерно на четвертый день подружилась с девушкой, которая прислуживала в квартире напротив мисс Делорн. Ее звали Мейбл. Третьего октября мы с ней болтали, и я сообщила, что завтра мой день рождения и мой парень хочет меня угостить — он неплохо зарабатывает. А Мейбл сказала, что ее хозяева уехали на две ночи, поэтому мы можем вчетвером — с моим и ее дружком — сходить в новый танцевальный зал, он там за углом, поблизости от Олеандр-Меншинс, а потом я могу остаться у нее ночевать. Хозяева разрешили ей пригласить сестру, но она лучше пригласит меня, так как ее сестра вечно липнет к чужим парням.
— Понятно, — кивнул Билл.
— Это просто свинство! — с жаром выпалила мисс Томпсон. — Мама за такое нас бы выпорола, и поделом. Ну, мы обо всем договорились, и вечеринка удалась на славу.
Но я не стала рассказывать маме, так как знала, что она там в больнице и так уже думает, будто я на пути к погибели — как будто девушка не может угодить в передрягу, даже не выходя за пределы собственной улицы! Но с мамой спорить бесполезно.
— Значит, вы пошли на танцы. А потом?
— Джордж и Эрни проводили нас в Олеандр-Меншинс — ну, мы потаскались немного в подъезде, чего греха таить. У Мейбл был свой ключ, и мы никого не разбудили. В доме есть ночной портье, но он не выходит, если ему не позвонить, а лифт можно вызвать самостоятельно.
Но мы с Мейбл на всякий случай поднялись на четвертый этаж пешком. Она только открыла дверь, как я хватилась своей сумочки. «Это все из-за Эрни с его шуточками! — сказала я. — Не собираюсь терять эту сумочку — у меня там новая помада». Мейбл заявила, что не станет спускаться и потом снова тащиться по лестнице. «Ты ведь могла уронить сумочку и на улице», — сказала она. Но я знала, что это не так, поэтому побежала вниз, нашла сумочку у парадной двери и поднялась снова. Мейбл была уже в квартире, но для меня оставила дверь приоткрытой. Я только собралась войти, как дверь напротив открылась, и оттуда вышел джентльмен. — Беатрис взяла групповой свадебный снимок и ткнула алым ногтем в Робина O'Xapa. — Вот этот джентльмен. — Она откинулась на спинку кресла.
Сердце Билла застучало быстрее.
— Вы уверены?
Беатрис взяла два других листа и на каждом снимке нашла Робина.
— Это он.
— Как он был одет? — спросил Билл.
Беатрис снова наклонилась вперед.
— Он был без пиджака и без жилета — в полосатой рубашке, в галстуке в полоску и в темных — кажется, синих — брюках. В руке он держал ботинки, собираясь оставить их у двери — портье чистит обувь для джентльменов, по договоренности.
— Значит, он бывал там раньше?
— Похоже на то. Я описала его Мейбл, и она сказала, что он считается братом мисс Делорн, только никто этому не верит.
— Продолжайте. Или это все?
— Как бы не так! — усмехнулась мисс Томпсон.
— Ну и что произошло потом?
— Он поставил ботинки, закрыл за собой дверь и направился ко мне в одних носках, явно стараясь не шуметь.
Мейбл была поблизости, так что я не испугалась, да он и не пытался ко мне приставать — остановился в ярде от меня и тихо сказал: «Можете передать от меня записку? Очень важную». «Сейчас?» — спросила я, а он ответил: «Можно завтра». Потом вынул из кармана брюк карандаш, написал что-то на клочке бумаги, передал его мне вместе с десятью шиллингами и, ничего больше не сказав, вернулся в квартиру мисс Делорн.
Фантастика! Неужели Беатрис это выдумала?
— Что произошло с запиской? — спросил Билл. — Вы передали ее по назначению?
Мисс Томпсон быстро заморгала, открыла рот и сразу же его закрыла.
— Ну? — нетерпеливо сказал Билл.
— Ну, я спрятала записку в сумочку и вошла в квартиру.
Мейбл спросила, что это я так долго, и я ей все рассказала, а она заявила, что не верит мне. «Посмотри сама», — сказала я ей и достала записку. Мейбл захотела ее прочитать, а я сказала, что так нельзя. Тогда она попыталась выхватить записку, я тянула к себе, она — к себе, и нечаянно порвали ее на две части. «Смотри, что ты наделала!» — рассердилась я. А Мейбл заявила, что в таком виде записку передавать нельзя, и, прежде чем я успела что-то сообразить, бросила ее в огонь, прямо на конфорку.
Итак, Робин O'Xapa потихоньку выбрался из квартиры Деллы Делорн, предприняв отчаянную попытку передать какое-то сообщение, но девушки порвали записку, и она растворилась в дыму — и жизнь Робина тоже… Что же говорилось в его послании? Кому оно предназначалось? И почему было написано? Робин только что узнал нечто крайне важное. Быть может, он, пустившись в рискованное предприятие, в последний момент попытался защитить себя, отправив записку Гэрратту или Мэг?
Подняв взгляд на Беатрис, Билл увидел, что она с любопытством его рассматривает. И тут его осенила одна идея.
— Вы не позволили Мейбл прочитать записку, но вы ее прочли? — тихо спросил он, наклонившись поближе.
Щеки мисс Беатрис Томпсон порозовели. Она снова заморгала.
— Да, мистер Кавердейл, я ее прочла.