Мешок кедровых орехов

ПРОПАВШАЯ ГРАМОТА

Писатель Кумов шел на традиционный вечер встречи выпускников строительного факультета. Собственно, традиции пока не существовало: друзья собирались впервые за десять лет, и этот вечер должен был положить начало ей. Кумов волновался. Он понимал, что как ни по-разному сложились за эти годы судьбы бывших однокашников — его собственная оказалась самой добычной. Шутка ли: десять лет назад — средний студент Стаська Кумов, кое-как вытянувший на четверочку дипломный проект, а сегодня — автор нескольких книжек, известный писатель, заведующий отделом прозы популярного журнала. Словом, Кумову предстояло встретиться не просто со своими однокашниками, но, выходит, и со своими читателями. Он даже упрятал в боковой карман новую повесть. На всякий случай. Вдруг ребята скажут: покажи. Или, может быть, попросят прочитать отрывочек.

В институт Кумов пришел заранее, однако в аудитории 214, где был назначен сбор, уже сидел бывший профорг группы Федька Гуглинский — лысый и важный, как член президиума. Они расцеловались.

— А ну-ка, ну-ка! — сказал Гуглинский, чуть отодвигая Кумова. — Повернись-ка, сынку!.. М-да… Такой же доходяга, как был. Если не доходнее. Но вот — седина. Седина, гм… Она о чем свидетельствует? Погоди, сам определю… Таак… Главный инженер стройуправления. Или — начальник конструкторского бюро. Верно?

— Не угадал, Федя, — рассмеялся Кумов. — Я теперь в редакции работаю… Собственно… давно уж. Ты что, не слышал?

— В редакции? — изумился Гуглинский. — А чего ты там строишь?

— Я не строю, — сказал Кумов. — Я… как тебе объяснить? Ну, книги пишу. Чужие редактирую.

— Переквалифицировался, что ли? — сообразил, наконец, Гуглинский.

— Выходит, — пожал плечами Кумов. — Да ты, Федя, книг моих не читал разве?

Гуглинский стушевался.

— Что-то вроде попадалось, — вильнул глазами он. — Только я на тебя не подумал. Решил, что однофамилец. Ты ведь у нас этим самым вроде не отличался. Другое дело — Петька Золотухин: тот все же стенную газету редактировал.

— Да, — улыбнулся Кумов. — Петька был трибун.

Кумов достал из кармана повесть.

— На, погляди. Эта у меня с портретом — не перепутаешь.

Гуглинский бегло полистал книгу, щелкнул ногтем по портрету, хмыкнул:

— Молодой какой здесь. Видать, давно снимался. Вдруг глаза его затуманила какая-то мысль.

— Стасик, — встревоженно сказал он, — а как же диплом твой теперь?.. Пропал, выходит?

— Диплом? — растерялся Кумов. — Да я, собственно, назад не собираюсь…

— Ну да, ну да, — закивал Гуглинский. — Конечно. На что он тебе сдался. У тебя ведь теперь другой есть. Ты же кончал что-то сперва. Курсы, наверное, или как там у вас.

— Нет, Федя, — вздохнул Кумов, — учиться мне не довелось.

— Ага, — раскрыл рот Гуглинский. — Иии… не трясут пока?

— Чего? — не понял Кумов.

— Ну, в редакции, в этой… Не трясут? Что, мол, не по специальности ты?

Ответить Кумов не успел — распахнулась дверь, и вошли первая красавица курса Майя Устюжанина и капитан волейбольной команды Вильям Змеев, по-студенчески — Змей Горыныч, или — просто Горыныч и просто Змей.

— Мальчики мои — лапоньки! — запела Майя. — Лысенькие вы мои, седенькие!.. Куманечек, золотко, я твою новую книжку прочитала. Прямо плакала, честное пионерское! Откуда только ты все это знаешь, умничка?

— Книжку? — спросил Змей, жиманув Кумову руку. — Сберегательную? Заборную?

— Шантрапа! — сказал Гуглинский. — Ты что — с луны упал? Стасик же у нас писатель. Книжки пишет, в редакции работает.

— Ого! — удивился Горыныч. — Инженер человеческих душ! Кем в редакции трубишь?

— Завотделом, — сказал Кумов.

— Сколько платят?

— Сто шестьдесят.

— А за халтуру сколько? — кивнул на книжку Змей.

— Завидую я вам, мужики! — вздохнула Майя. — Петька Золотухин, тупица, третий институт закончил. Стасик, паинька, на писателя выучился. А мы, бабы? То стирка, то глажка, то пеленки, то борщи! Где равноправие, я вас спрашиваю?

— В таком случае, Майечка, — усмехнулся Кумов, — мне ты можешь не завидовать. Я, в отличие от Золотухина, никаких университетов, как говорится, не кончал.

— И взяли? — живо спросил Змей.

— Куда?

— Ну, куда там тебя взяли: в писатели, в корреспонденты — мне почем знать…

— Да вот… как видишь, — сказал Кумов.

— Таак, — задумчиво протянул Вильям Змеев. — В инженеры человеческих душ, выходит, без диплома берут. К машине не допустят, а человеческую душу — пожалуйста, развинчивай. Ну и ну!

— Глупенький ты, Горыныч, — сказала Майя. — Машина денег стоит. За импортные вон даже золотом платят. А человеков тебе любая дура за так сколько хочешь нарожает. В некоторых отсталых странах уже перепроизводство — не знают, как прокормить. Газеты читать надо, лапонька.

Ударило девятнадцать часов — ив аудиторию вступил ответственный работник Семен Михайлович Ездаков — маленький и прямой, как фельдфебель. Пока он обнимался с Майкой и Горынычем, Гуглинский успел шепнуть Кумову:

— Кто бы мог подумать, а!.. Вчера на расширенном Семка наших трестовских песочил. Ужас! Директору и главному по выговору залепили, а мне — предупреждение. По старой дружбе, видать.

Перездоровавшись со всеми, Ездаков отвел Кумова сторонку, обнял за талию и проникновенно спросил:

— Ответь начистоту — трудно?

— Трудно, — сознался Кумов.

Ездаков кивнул с таким видом, словно другого ответа и не ожидал.

— Конечно, трудно… без образования. Инженерский твой диплом теперь пропал. Да он в данной области и неавторитетен… Кстати, про Золотухина слышал? Недавно закончил факультет журналистики. Без отрыва. Регулярно выступает в «Вечерке». Активный товарищ. Да… Так, может, и тебе подучиться? Ты скажи — мы дадим направление.

— Видишь ли, — смешался Кумов. — Трудно — в другом смысле. Я думаю, тем, кто с дипломом, не легче. И потом, в данной, как ты выражаешься, области по-разному случается. Вот, скажем, Горький Алексей Максимович — тоже, между прочим, диплома не имел. Я себя с ним, пойми, не равняю…

— Еще бы ты равнял, — строго сказал Ездаков.

…Когда все уже сидели за банкетным столом в институтском подвальчике, появился гордость факультета, доктор технических наук Игорь Прытко. Он оглядел застолицу и, заметив Кумова, пробрался к нему.

— Привет, старик! — поздоровался Прытко. — Читал уже, конечно, сообщение в «Литературке»? — Он покачал головой. — Грустно все это, грустно. Какой талантище, а! Прости, старик, но, по-моему, единственный у нас настоящий писатель. Между прочим, он что кончал — не знаешь?

— Знаю, — сухо сказал затосковавший Кумов. — Метрострой, Второй Белорусский и Майданек.

Прытко сочувственно почмокал губами.

— А твой диплом, старик, теперь, конечно, пропал? — спросил он.

— А мой, конечно, пропал, — ледяным голосом ответил Кумов.

Прытко опять почмокал.

Тут он увидел сидящего наискосок Петьку Золотухина. Петька, чувствовавший себя героем дня, скромно улыбался. На лацкане его пиджака победно сияли три вузовских ромбика.

— Извини, — сказал Прытко и стал пробираться к Петьке.

«Пора откланиваться», — подумал Кумов, вяло ковыряя вилкой винегрет.

Уйти ему, однако, не удалось. С противоположного конца стола, держа в поднятой руке полбутылки шампанского, пробился Гуглинский.

— Выпьем, Стася! — сказал он. — За тебя! — и разлил вино в бокалы. Но тут же забыл про него, ткнул горлышком бутылки в сторону Петьки Золотухина: — Видал? Цветет! Полный георгиевский кавалер! Ррро-жа!.. Вот посадят его, Стася, над тобой — и закукуешь… Но ты не бойся. Практики тоже нужны. У нас в домостроительном комбинате один мастер есть — практик. Уууу!.. Как глянет на панель — так насквозь!.. Мы тебя, Стася, в обиду не дадим. Всей группой пойдем. Скажем: Стаську не трожь! Ну и что, что без диплома? А мы его выучим. Скинемся — и выучим!..