Мессалина

10

После смерти Азиатика Мессалина неделю не выходила из спальни. Клавдий снова опечалился.

— Неужели ты ничем не можешь развлечь свою госпожу? — пенял он служанке. — Придумай что-нибудь, развесели её.

Розалинда пригласила шутов, помня о её симпатиях к Мнестеру, те, заявившись во дворец, стали разыгрывать фарсовые сценки, корчить рожи, но императрица их тут же прогнала. Не помогла корзина сладостей и две лучшие танцовщицы, которые обнажившись, явили такую чудодейственную гибкость и страстность, что даже служанка была готова броситься в их объятия, но Мессалина хоть и досмотрела до конца их выступление, но ответным чувственным огнём не воспылала.

— Хоть в лупанарий вас веди! Иначе ничем не разбудишь! — отчаявшись, сказала Розалинда, готовя ароматические притирания для госпожи.

Лупанарий, что в переводе означало «дом волчицы», был в Риме пристанищем проституток. Таких домов в Риме насчитывалось семь тысяч, но лишь самые удачливые и счастливые жрицы любви могли там работать. Две трети всех «волчиц» Рима промышляли своими прелестями под мостами, в термах, около храмов, готовые удовлетворить мужскую нужду в подворотне или прямо на улице.

— В какой лупанарий? — не поняла Валерия.

— Неподалёку. Он принадлежит моей тётушке, а уж она даст нам комнатку и лучших мужчин. Лампы там тусклые, полумрак, вы, ваше величество, наденете парик, и никто из посетителей вас не признает. А туда порой такие жеребцы захаживают, что любо-дорого под таким повизжать. Вот и развеетесь! Тётушке же я скажу, что подружка моя из приличной семьи пожелала развлечься, она сама ещё молода и не прочь позабавиться этаким образом. Да ещё пообещаю половину вашего заработка...

— Я готова всё отдать! — заявила правительница.

— Всё ни к чему, это породит лишь ненужные расспросы и подозрения с её стороны. Лучше мне отдадите, коли так, а я уж сама тётушке за старания потом подарком угожу.

— А ты, я вижу, сама захаживаешь туда. — В глазах императрицы сверкнули весёлые огоньки.

— Куда ж деваться, ваше величество! — порозовев, заулыбалась служанка. — Замуж вовремя не поспела, детей не завела, в старухи не гожусь, а зуд телесный донимает по ночам. Что же делать в таком положении? Во дворец в постельку любимого ухажёра не затащишь, не пустят. Вот и приходится к тётушке бегать. У неё и свою нужду справишь, и, глядишь, на ленты или сандалии заработаешь.

— И далеко это?

— За полчаса доберёмся, и вся ночь наша. Ваш супруг до света не поднимается, мы же к тому времени возвернёмся, — почувствовав, что госпожа загорелась, стала убеждать её Розалинда. — Мне обычно четырёх-пяти крепких жеребчиков хватает, чтобы неделю потом об этих сладостях не думать. К тому же и хлопот меньше: повстречались на час-полтора да разошлись и друг о друге забыли. Мне всё время хорошие попадались, даже жалко отпускать было. А то меня как-то прежний наш хозяин поймал в коридоре, затащил к себе...

— Сапожок?

— Он самый, — усмехнулась Розалинда, разминая спину Мессалине и массируя. — Обмусолил всю с ног до головы своими слюнями, искусал, синяков понаставил, а толку никакого, и от злости побить хотел, я еле убежала от него. А тётушкины эдилы строго следят за тем, чтобы девушек не обижали, посетителей ещё при входе предупреждают и грозят, что ноги переломают, если те вздумают свою злобу на ком-то вымещать. А то попадаются такие! Сам ничего не может, а вину на «волчицу» перекладывает: мол, холодная, с такой и замёрзнуть недолго.

От этих рассказов Валерия так завелась, что готова была бежать туда посреди дня, но служанка её остановила.

— Днём редко кто ходит, ваше величество, да и узнать вас могут, тоже нехорошо, — зашептала она. — Зато вечером, как только ваш супруг захрапит, мы и отправимся. Кроме того, мне к тётушке сбегать предупредить надо, чтоб комнатку для вас прибрала. Сейчас закончу с притираниями, вы поспите часок, а я мигом управлюсь, слетаю к ней.

Через час Розалинда примчалась обратно, доложила, что всё обговорено, комнатку она сама присмотрела: чистенькая, небольшая, тёплая, ковёр поновее велела застелить, циновку принести покрепче, к вечеру и кувшин с вином припасут. И о посетителях тоже сговорились: кого покрепче да помоложе чтоб к вам посылать.

От волнения Мессалина не могла дождаться вечера. Как назло, Клавдий торчал в своём кабинете и долго не мог угомониться. Валерия, сославшись на простуду, устроилась в другой спальне, но вместо себя уложила в постель Камиллу, приказав ей притворяться спящей. Розалинда же принесла две чёрные длинные шёлковые накидки с капюшонами. Надев светлые парики и закутавшись в накидки, они легко выскользнули из дворца и быстрым шагом отправились по узким улочкам к лупанарию. Властительница так спешила, что бедная Розалинда едва поспевала за госпожой, умоляя её замедлить шаг, ибо в потёмках боялась оступиться в яму и свернуть себе шею.

Наконец они пришли, в нос шибанул прогорклый запах лампадного масла, но он показался Валерии божественной амброзией, столь не терпелось ей превратиться в ночную жрицу.

Тётушка сама проводила даму, рекомендованную племянницей, в её комнату, пообещав содействовать и отбору посетителей. Она ушла, за нею двинулась и Розалинда, но Мессалина схватила её за рукав.

— Я почему-то так волнуюсь, что мне страшно оставаться одной, — прошептала она.

— Но, госпожа, я не могу здесь оставаться, — растерянно пробормотала служанка. — Некоторые мужчины не любят с двумя дамами сразу и могут возмутиться, а кроме того, я тоже заказала себе комнатку, чтобы не терять времени и немного подзаработать. Я буду рядом, за стенкой, поэтому, если что-то понадобится, постучите, и я прибегу. Не бойтесь, немного страшно лишь поначалу, а потом пообвыкнете, насытитесь — и уходить не захочется! — Розалинда рассмеялась, обнажив белые зубы, подмигнула императрице и исчезла, оставив Мессалину одну, однако через мгновение снова заглянула: — Вам надо раздеться, госпожа, остаться хотя бы в одной тунике.

Совет был вполне уместный, ибо императрица до сих пор оставалась в чёрной накидке. Она сбросила её, сняла столу, оставшись в прозрачной короткой тунике. Помня наставления Розалинды, она стала натирать себя благовонными маслами, разожгла курильницу, опробовала упругую циновку, каковая ещё держала вес и не продавливалась до земли. Заметив кувшин с вином, Валерия наполнила чашу. Поднесла к губам — в нос шибанул затхлый, кисловатый запах.

«Да этой кислятиной торговцы вином даже ослов не поят, а хозяйка сдерёт с меня, поди-ка, как за настоящее, привезённое из Кампании или Лации!» — возмутилась властительница.

В коридоре послышались мужские голоса, шаги. Мессалина насторожилась, вылила вино обратно в кувшин, напряглась, ожидая, что сейчас распахнётся дверь и появится первый страждущий, который накинется на неё, как тигр, и она обо всём забудет. Но голоса проплыли мимо, и где-то в конце коридора взвизгнул от радости женский голосок:

— Наконец-то, я уж заждалась!

«Так тут есть уже и свои постоянные посетители, которые жаждут одних и тех же девушек, — удивилась Валерия. — Какой же смысл пить каждый день одно и то же вино? Впрочем, если оно хорошее, то почему бы и нет».

Прошло целых полчаса, прежде чем появился первый клиент. Императрица стала уже тревожиться. Она прислушалась: за стенкой, где расположилась Розалинда, раздались тихие стоны. Валерия хотела возмутиться, постучать служанке, заставить её побеспокоиться в первую очередь о госпоже, но в последний миг передумала. Надо набраться терпения. Естественно, что тётушка позаботилась сначала о племяннице, а уж потом о её подруге. Однако не успела властительница рассердиться, как в дверь вошёл лысоватый, небольшого роста, коренастый человечек. Молча взглянув на «волчицу», ощупал её взглядом и закрыл дверь.

— Новенькая? — спросил.

Мессалина кивнула.

— Это хорошо. — Он начал неторопливо раздеваться. — В новеньких ещё есть робость и волнение, а старые потаскухи ко всему равнодушны и заезжены до задних дыр. Ну что сидишь? Во-первых, сними с себя эту тряпку, помоги мне раздеться да налей-ка вина, коли припасла кувшин.

Плешивому мужичку было за тридцать. Неказистый, рассудительный, с крючковатым носом, по всем повадкам один из сотни тех мелких торговцев, которые копошатся ежедневно на форуме и зарабатывают лишних восемь ассов, дабы порезвиться в лупанарии. Столько стоила проститутка с отдельной комнаткой и стаканом вина. Цена двух охапок свежего сена. Уличные были готовы услужить и за два асса. От исподних порток торговца пахнуло потом и лошадиной мочой. Мессалина даже зажала нос, чтобы её не стошнило.

«Вряд ли он способен распалить меня, — с тоской подумала она, — но выбирать уже не приходится».

Она сбросила с себя тунику, улеглась, не в силах приблизиться к торговцу из-за его дурных запахов. Её же первый клиент не спешил раздеваться. Он налил стаканчик вина из кувшина и, выпив, радостно крякнул.

— Хорошее винцо! Не хочешь?

— Нет.

— А ты, я вижу, ленивая. Видно, мало тебя батогами по бокам обхаживали. Решила, здесь жизнь послаще? Мол, раздвинула ноги, вот и вся работа? Нет, ошибаешься! — хватаясь снова за кувшин, покряхтев, заговорил он. — И тут нужно работать, чтобы свой прибыток иметь. А иначе никто не пойдёт. Я вот посмотрю на такую колоду, плюну да уйду к другой! Снисхождение лишь потому, что ты новенькая и, видно, робеешь ещё. Не робей, голубка! Небось нужда заставила пойти? Что ж, и так бывает! Тебя как звать-то?

— Фрина.

— Фрина так Фрина. — Он опустошил почти полкувшина, разделся, присел рядом с ней, пощупал её бёдра, точно собирался её покупать. — А ты молодка у нас! Кожа нежная, шелковистая, недаром хозяйка тебя нахваливала.

«Я его придушу вместе с Розалиндой, если она ещё раз мне такого вонючего сморчка пришлёт! — озлобилась в душе императрица. — Пообещала самых лучших, а присылает каких уличная шлюха подбирать не станет!»

— Жалко, что неразговорчивая ты у нас. — Вздохнул он. — А я вот люблю поговорить. А как же иначе? Когда словцом перекинешься, ближе становишься. Ведь не просто же мы тут друг о друга трёмся, это тоже понимать надо!

Он ещё минут пять разговаривал сам с собой. Мессалина вконец замёрзла и была уже готова прогнать торговца, как вдруг тот шумно вздохнул, набросился на неё и не отпускал минут сорок, заставляя стонать, вскрикивать и даже терять сознание. Старый пенёк оказался настоящим Геркулесом, даже Мнестер не смог бы сравниться с ним телесной мощью. Валерия впервые ощутила себя женщиной, которую вынесло в океан страстей, и она вдруг забыла обо всём. Жена Клавдия и не подозревала, что такое вообще бывает.

Торговец был не последним потрясением этой ночи. Следующие трое оказались молчаливыми, неразговорчивыми, но весьма упорными, не пропустившими ни одной позы. Однако не успела новообращённая «волчица» передохнуть, как ближе к утру прибежал оголодавший гвардеец, рослый, под два метра ростом, потный, губастый, с сильными мускулами, накинулся на неё с порога. Не успев раздеться и сбросив лишь один сапожок, подмял её под себя и не отпускал около часа. Судя по его неистовой, бешеной натуре, он мог не слезать с властительницы и дольше. Неизвестно, чем бы всё закончилось, Мессалина была уже близка к обмороку, однако в порыве буйной страсти преторианец сдёрнул с её головы парик, на свет явилась шапка чёрных кудрей, и могучий воин остолбенел, а вглядевшись в лицо «волчицы», удивлённо заметил:

— Ну прямо вылитая наша императрица! Тебе никто об этом не говорил?

— Нет.

— Но та помоложе вроде выглядит, — напряжённо соображая, добавил он. — И одета, конечно, получше...

Это внезапно открывшееся сходство чудодейственным образом пригасило его пыл. Гвардеец вдруг приуныл, выпил вина, то и дело поглядывая на «волчицу».

— А ты бы не могла одеться?

— Зачем?

— Я недавно стоял у её покоев, она прошла мимо, а потом вернулась, я видел её как тебя. Но в одежде. — Он шумно вздохнул. — Она такая красивая...

— Я не хочу одеваться! — отрезала Валерия, напяливая снова парик. — Иди ко мне, я тебя приласкаю.

Он долго смотрел на неё, потом тряхнул головой, точно стараясь избавиться от наваждения.

— Вот смотрю на тебя и понимаю, что ты самая обыкновенная шлюха, а не императрица, но так похожа, что меня оторопь берёт и всё опускается, — развёл он руками, словно демонстрируя справедливость своих слов. — Что это такое?

— Ты, наверное, влюблён в неё?

— Может быть... — Он наморщил лоб, покачал головой. — Ты уж извини.

Гвардеец стал одеваться.

— Куда ты? — не поняла Валерия. — Я твою императрицу в глаза не видела! Мне наплевать на неё! Останься!

— Да я сам понимаю, что ты не она, — сердито заявил он. — Но мне всё равно как-то не по себе... Такое ощущение, что она на тебя смотрит и усмехается. — А потом, мне пора в казарму, я утром заступаю.

Освободившись от гвардейца, властительница призвала к себе Розалинду, и они, пользуясь предрассветным сумраком, покинули лупанарий. По дороге живо обсуждали ночных любовников. Служанка даром времени не теряла и заработала за ночь сорок ассов, Валерия же всего двенадцать.

— Просто не надо ждать, когда посетитель сам приступит к делу, — поучала её служанка. — За восемь ассов они считают, что снимают тебя на всю ночь, но через полтора часа их надо выпихивать или требовать доплаты. Кроме того, они норовят выпить всё вино, хотя сами обязаны его заказывать. Потому, едва кто-нибудь входит, хватай его, мгновенно раздевай, укладывай, а через час выгоняй пинками из комнаты. Или пусть доплачивают ещё восемь ассов!

...Проснувшись на следующий день, приняв горячую ванну и отдав себя в руки служанок, натиравших её кожу ароматными маслами, Мессалина подробно вспомнила каждый миг той ночи, её открытия и потрясения. И все её домогательства Азиатика показались Валерии жалкими и ничтожными, она пожалела, что боги помутили в тот момент её разум, заставив преследовать консула. Ныне она бы и внимания на него не обратила.

Подходя к своей спальне, она заметила у дверей того губастого гвардейца, который прибегал к ней под утро. Охранники обычно смотрели в потолок, но после случившегося с ним преторианец не выдержал, скосил один глаз, взглянул на императрицу, и если б мог завопить от изумления, то непременно бы это сделал: перед ним стояла та самая шлюха из лупанария, он мог поклясться. Глаза преторианца чуть не вывалились из глазниц, а Мессалина, заметив это, погрозила ему пальчиком и подавилась смешком.

К обеду императрица чувствовала себя словно заново родившейся и съела целую павлинью ногу. Розалинда же, не спавшая всю ночь, еле ползала по гостиной.

— Мы как, ваше величество, отправимся туда сегодня или отложим на завтра? — улучив подходящий момент, неуверенно прошептала она, мечтая о передышке.

— Обязательно! — радостно воскликнула Мессалина.