Метромания

Вдвоем

Катерина открыла дверь сразу, будто ждала звонка, стоя в прихожке. Не дав Андрею сказать ни слова, схватила позднего визитера за отвороты куртки и втащила внутрь. Шахов при этом, кажется, даже не шагал – его волочащиеся по полу ноги сгребли коврик, который теперь мешал закрыть дверь.

– Где он? – свистящим шепотом, глядя на Андрея в упор, спросила Катерина. – Его арестовали? Застрелили? Говори!

Ее большие карие глаза сейчас казались огромными и иссиня-черными. «Это из-за зрачков», – решил Шахов. Зрачки раздались до границ радужной оболочки. Так бывает при страшной физической боли – когда иголки под ногти загоняют или прикладывают к телу раскаленное железо. Андрей посмотрел на руки Катерины, которые она сейчас прижимала к груди. Ухоженные пальцы с длинными, покрытыми розовым лаком ноготками мелко подрагивали.

– Так ты все знаешь? Откуда?

– Я ничего не знаю! – сорвалась на крик Катерина. – Мне звонил отец Макса и спрашивал, когда я его видела в последний раз. Сказал еще, что Макса ищет милиция и что его обвиняют в убийстве. И больше ничего. Я звоню Максу каждые пять минут – на домашний и на сотовый. Мобильный отключен, дома никто не отвечает. Скажи мне:

он жив?

– Жив и в надежном месте.

Катя вдруг обмякла и, как набитая тряпьем кукла, повалилась на Андрея. Он подхватил ее под руки, отвел, точнее, почти отнес на кухню, усадил на диван. Сам вернулся в прихожую, расправил коврик, закрыл входную дверь. Снимая куртку и расшнуровывая ботинки, пару раз бросил взгляд в кухонный проем. Катя полулежала на подушках, глядя в одну точку. Но стоило Андрею перешагнуть порог, как она тут же вскочила:

– Ты мне не соврал? Он действительно жив и на свободе?

Андрей кивнул.

– А что за идиотское обвинение? Ты же знаешь, Макс не может убить! Почему думают на Макса? Кого убили? Ну не молчи же!

– Да, сейчас. – Андрей устало опустился на стул. – Только дай мне чего-нибудь попить. Можно просто воды.

Его взгляд упал на стол, где стояли два больших блюда с печеностями: пирожками, ватрушками, закрученными в спирали плюшками. Андрей невольно сглотнул слюну.

– Ой, прости, – засуетилась Катерина. – Ты ж голодный! Давай я тебе, пока чайник закипает, молока налью. Ешь сначала с молоком, потом с чаем. Вот эти пирожки с мясом, эти с яйцом и зеленым луком. Ешь, ешь, я подожду… Потом расскажешь.

Первые два пирожка Андрей проглотил, почти не жуя. Еще пять минут назад у него и мысли про еду не было, а оказалось, он просто умирает с голоду.

– Может, тебе супу налить? – подхватилась только-только присевшая на краешек стула хозяйка. – Со щавелем и копчеными ребрышками. Макс такой очень любит!

Голос Катерины дрогнул, и «любит» она произнесла сдавленным шепотом. Андрей про себя горько усмехнулся: все это кулинарное роскошество, отданное ему на полное уничтожение, было приготовлено для другого.

– Нет, суп – это уже лишнее, – хмуро пробормотал он.

Есть расхотелось так же резко, как пять минут назад захотелось. Шахов отодвинул бокал с недопитым чаем и стал рассказывать о событиях прошедшего дня. Говорил по сути, стараясь не вдаваться в мелкие детали и опуская эмоциональные моменты. Но вдруг поймал себя на мысли, что собственную роль в укрытии Макса от милиции преподает особенно весомо: подробно описывает, как мотался по магазинам в поисках мощных аккумуляторных фонарей, как прочесывал рынок в поисках торгующих шерстяными носками бабулек. Катя смотрела на него с благодарностью, к которой примешивалось нетерпение. Она не хотела прерывать рассказ, но в голове и на языке у нее вертелось сто вопросов.

Когда Андрей сделал паузу, она тут же ею воспользовалась:

– А там очень сыро и холодно? А воды вы сколько ему дали – три литра? Это же очень мало! А как с ним связь держать?

Еще минут тридцать Шахов отвечал на вопросы, потом язык стал заплетаться, и Андрей почувствовал, что вот-вот уснет прямо за столом.

– Кать, можно, я у тебя переночую?

– Да чего ты спрашиваешь? Конечно! Сейчас я тебе в бабулиной комнате постелю. Иди умывайся и ложись.

Когда минут через десять Андрей вошел в комнату, когда-то принадлежавшую Наталье Сергеевне, а теперь служившую гостиной, Катя, замерев, стояла над застеленным цветастым бельем диваном. Нетрудно было догадаться, о чем она сейчас думала. О том, где эту ночь проводит Макс. Наверное, представила его свернувшимся клубком на холодном каменном полу, тревожно вздрагивающим от каждого шороха и вжимающимся в стену от далекого светового всполоха.

Ночью Андрею снилась лестница из арматуры, по которой он спускался вниз. Она была гораздо длиннее, чем та, настоящая. Шахов считал ступени, несколько раз доходил до ста, сбивался и начинал считать снова. Потом он оказался в каком-то гроте – с высоким сводом, стенами цвета топленого молока и полом из серого отполированного гранита. Подземный грот был ярко освещен. Причем понять, откуда исходит свет, было невозможно. Казалось, его излучает камень, в котором выдолблена пещера. Вдруг перед его глазами словно протащили гигантскую фотопленку – быстро-быстро, так, что он не успел рассмотреть ни одного запечатленного на ней кадра… Когда мелькание прекратилось, Шахов увидел, что находится уже не в пещере-гроте, а в подземном бункере Сталина, куда он спускался, когда в позапрошлом году был в Самаре. Точная копия кремлевских апартаментов Иосифа Виссарионовича. Зал заседаний с длинным столом. В каждой из стен – дверь. То ли встроенного шкафа, то ли ведущая в соседнюю комнату. Все одинаковые. Вождь всех народов, обожавший подчеркивать наличие в собственной персоне мистического начала, любил такие фокусы и всякий раз появлялся перед соратниками неожиданно и не из той двери, на которую в ожидании его появления они поглядывали. В самарском бункере Сталин так ни разу и не побывал: эвакуации Ставки осенью сорок первого помешала – если верить изложенной электриком Петровичем легенде – отчаянная выходка Нины Андреевны.

Шахов вдруг обнаружил, что не спит. Что воспоминание о Петровиче извлекло на поверхность уже бодрствующее сознание. Открыл глаза. Поднес к лицу часы со светящимся циферблатом. Пять тридцать пять. Оказывается, он проспал всего ничего, два с половиной часа. Проворочавшись до семи, Андрей тихонько встал, сложил постель, заглянул в комнату Кати. Лежа на боку, она как будто куда-то бежала во сне: левая нога чуть согнута в колене, правая выброшена вперед, руки сжаты в кулаки. Трогательная детская пижама в разноцветных медвежатах, раскрасневшиеся щеки, тревожно сведенные к переносице темные, густые брови… Андрей поднял упавшее на пол одеяло и бережно накрыл мчавшуюся спасать любимого Катю. На кухонном столе оставил записку: «Уехал на работу. Позвоню в 10. Все будет хорошо. Андрей». Замок закрывшейся за Шаховым двери не щелкнул, а тихонько чмокнул. Как будто кто-то по-дружески поцеловал кого-то в щеку.

Дома Андрей помылся в душе, побрился, выпил крепкого кофе и на полчаса раньше обычного отправился на работу. В девять тридцать его позвали к телефону. Звонили из милиции. Попросили (именно попросили, а не потребовали, не приказали) прибыть для дачи объяснений по поводу исчезновения гражданина Кривцова.

Милицейскому майору Шахов рассказал все. Как Макс рано утром в субботу примчался к нему с фотографиями, как вместе они поехали на «Киевскую», как разговаривали там сначала с Кологривовым, потом – с электриком Степаном Петровичем, как затем отправились к историку Самохину. Как в воскресенье встречались в кафе с ребятами-физиками. На этом правда закончилась. По словам Андрея, попрощавшись с оптиками, они с Максом тут же расстались: у Кривцова были какие-то дела в центре, а сам он поехал домой… Точнее, не совсем домой, а к своей девушке, проживающей в соседнем доме. К Катерине Гавриловой, с которой он и провел время до нынешнего утра. Да, она может подтвердить. Вот телефон, вот адрес. Сегодня у нее выходной – она дома. Нет, ничего странного в поведении Максима Алексеевича Кривцова он в последнее время не замечал, характеристики этому гражданину может дать исключительно положительные. Уверен, что преступления, тем более убийства, Кривцов совершить не мог. О том, что в ночь, когда погибла девушка, Максим был в метро, он, Андрей Шахов, знает со слов самого Кривцова, но это ничего не значит – просто совпадение.

Кате он смог позвонить только после часа. Она схватила трубку после первого же гудка:

– Андрей, ты обещал в десять! Я тут с ума схожу. Мобильный у тебя отключен. Где ты был? Встречался с Максом?

– Нет. Я был в милиции. Думаю, с минуты на минуту они к тебе нагрянут. Ты помнишь, что с часу дня воскресенья до сегодняшних семи утра я был у тебя?

– Помню, конечно, не беспокойся, – ответила Катя скороговоркой и тут же спросила: – А от Макса ничего?

– Пока ничего. Как только что-то будет, дам знать. Вечером ты дома?

– А где же мне быть?

– Я зайду.

– Да-да, давай после работы сразу ко мне. Я тебя покормлю, обсудим все. Обязательно приходи.

Только Андрей нажал «Отбой», позвонил отец Макса. Алексей Павлович был немногословен и осторожен в вопросах. Даже не поинтересовался, знает ли Андрей, где может скрываться Макс. Попросил только: если сын вдруг выйдет на связь, передать ему, что отец не сомневается в его невиновности и готов оплатить самых лучших адвокатов. А еще добавил:

– Слава богу, Людмила в отпуске, за границей где-то… Она бы сейчас тут такую деятельность развернула – такого бы наворочала!

Срочной работы не было, а заставить себя заниматься текущими делами Шахов не смог. Поперебирав бумаги и обнаружив, что, глядя на колонки цифр и прилагаемые к ним сопроводиловки, не понимает решительно ничего, Андрей смел листы в ящик стола и тупо уставился на немыслимых расцветок рыбок, которые шныряли по экрану компьютера. От бездумного пяленья в монитор его отвлек звонок мобильника. Шахов посмотрел на дисплей – звонил Виктор.