— Разрешите, товарищ полковник?
Заместитель начальника управления кадров поднял глаза на вошедшего.
— А, товарищ Иванов, рад приветствовать вас! — приподнято заговорил полковник, выходя из-за стола. — В первую очередь, примите поздравления по случаю окончания вуза. Ну и, как говорится, успехов в боевой и политической подготовке.
— Спасибо.
— Присаживайтесь. Как я понимаю, вы за назначением?
— Так точно.
— Без должности, конечно, не останетесь, подберем. Ну а душа-то к чему лежит?
— К розыску, товарищ полковник. Раньше вроде бы получалось, да и теперь настроился.
— Ясно. В свой, Пушкинский, райотдел пойдете? Его начальник хочет видеть вас своим заместителем.
— С удовольствием, товарищ полковник. Там я как дома.
— Знаю, знаю. — Полковник на секунду задумался, а потом твердо произнес: — Так и порешим, Евгений Георгиевич.
— Спасибо.
— Но, — полковник сделал паузу, — на службу не торопитесь.
Евгений насторожился.
Заместитель начальника подошел к окну и, глядя на улицу, продолжил мысль:
— Видите ли, набрали мы недавно молодых милиционеров, и вот проблема — учить некому. Выручайте, Евгений Георгиевич. А должность от вас не уйдет.
Иванов понял мысль опытного кадровика. Забеспокоился. От волнения, как ему показалось, внутри даже что-то колыхнулось. Никогда не помышлял быть преподавателем — и вдруг сюрприз!..
— Товарищ полковник, в Высшей школе меня готовили к раскрытию и предупреждению преступлений. И дело это, поверьте, по мне.
— Понимаю, Евгений Георгиевич, понимаю. Но так сложилась обстановка. Прошу и меня понять. Снимется острота — пожалуйста, идите в розыск. Препятствовать, обещаю, не станем, наоборот — поддержим.
— Ну какой я преподаватель, товарищ полковник, — не сдавался Иванов.
— Не скажите, Евгений Георгиевич, вы теоретически подкованы, знания свежие, и большого труда вам не потребуется, чтобы передать их слушателям.
— Дело не в знаниях.
— А в чем?
— Опыта нет, товарищ полковник.
— А ваша биография? Она — лучший опыт.
— Обучение и воспитание — это как лезвие бритвы… Велик риск ошибиться.
— Евгений Георгиевич, вам ли об этом говорить? Риск для вас, насколько я знаю, дело привычное. Да и потом в любых делах человек хотя и немного, но должен рисковать. Рискните еще раз. Уверен, у вас получится.
Из управления внутренних дел Мособлисполкома Иванов вышел раздосадованным, возбужденным. Час назад все виделось по-иному. Питал большие надежды. Основания были. Закончил Высшую школу МВД СССР, получил прочные знания. Сейчас только бы трудиться. По живому делу соскучился. И надо же — все перевернулось. Ну почему так бывает в жизни!
Задумавшись, Иванов не заметил, как прошел станцию метро. Оглянулся, хотел вернуться, но махнул рукой: «Пройдусь, соберусь с мыслями».
По улице Горького он направился к площади Маяковского, чтобы оттуда по Садовому кольцу выйти на Комсомольскую площадь, к Ярославскому вокзалу. Шел неторопливо и все время мысленно пытался представить себя в роли преподавателя. Не получалось! Программы, методики, приемы обучения. Их же надо знать. Опять учиться? Опять за письменный стол? А добывать материал, выстраивать и преподносить его? Сумеет ли он заинтересовать слушателей? Сколько пришлось повидать учителей! С одними — общение в радость, от других — бежать хотелось. Нет, надо отказываться, пока не поздно. Преподаватель — это же личность, сама образованность. А кто он, Иванов? Обыкновенный человек, без претензий. Да, было время — рисковал. И не раз. Но риск касался лично его, затрагивал его судьбу. Тут же — судьбы других. Посеешь не те семена — бурьян взойдет.
Больше всего Иванова тревожило дело — вдруг не получится. А позориться — не в его характере. Не привык, не мог.
«Нет, надо вернуться. Откажусь, и все тут!»
Евгений остановился напротив полиграфического института. Из подъезда вышла группа студентов. И мысли почему-то сразу изменили направление. «Чего запаниковал? Подумаешь, опыт! Наживем. Работают же люди». Разозлился на себя. И зашагал энергичней. «Действительно, — думал он, — а прожитые годы? Биография? Всегда было нелегко…»
Евгений Иванов родился в марте 1940 года в Ярославле. И так получилось, что в трехмесячном возрасте остался сиротой. У младенца началась кочевая жизнь. Как в калейдоскопе, менялись детские дома: Карабиха, Шипилово, Пошехонье, Пошенково… Чужие люди заменили отца и мать. Образовалась и своя, ни с чем не сравнимая семья детдомовцев.
Были радости, были и печали, но жили дружно, в обиду себя не давали. А в трудную минуту всегда рядом оказывались директор детского дома И. Ржевская и воспитательница Т. Гвоздева. Оберегали, защищали, гасили ссоры. Терпеливо приучали к труду. И это им удавалось. Дети обслуживали себя, работали на огороде. И все же главным их повседневным делом была учеба. Воспитанников готовили к жизни. Педагоги находили слова сильные и простые, которые западали в детские души. Жене Иванову было интересно учиться, он даже подражал лучшим ученикам. И как-то незаметно сблизился с Юрой Ивановым, который учился в речном техникуме. Женя в это время заканчивал седьмой класс.
В то время ссоры между мальчишками были делом обыденным. И Юра поучал Иванова:
— Что ты боишься маменькиных сынков? Умей защитить себя. Дай сдачи, когда надо!
— Они же, как петухи, налетают, — жаловался Женя.
— А ты упрись как дуб и маши руками. Кто подскочит — по зубам получит. В другой раз не полезет.
Среди этих мальчишеских наставлений были и серьезные советы доброго товарища.
— Главное, учись хорошо, — говорил Юра. — Ребятишки тянутся к отличникам. Да и вообще, когда много знаешь, крепче держишься на ногах. Заходи к нам домой почаще, научу мастерить, вырезать, гладить брюки, играть в футбол.
И научил. Особенно работе с деревом. Поделки из лесных коряг стали страстным увлечением Жени.
И вот закончена семилетка. Прощай сиротское детство! Прощай уютный детский дом! Грустно было расставаться и боязно: как встретят в новых местах?
И все же хотя и со слезами покидал родное гнездо, но был уверен — не пропадет. Трудиться любил, кое-что умел делать, а главное, была цель стать летчиком. И мечта настолько захватила детское воображение, что готов был вынести все, лишь бы летать. И глубоко огорчился, когда узнал, что в летное училище принимают только со средним образованием. Но вскоре успокоился мыслью: «Закончу десятилетку и тогда возьму свое».
Женю определили в Рыбинское ремесленное училище. Город со всей его транспортной суетой, многолюдьем восхищал, но и подчас ставил в неловкое положение деревенского подростка. На первых порах он не знал, как себя вести, стеснялся. Выручил мастер Д. М. Волин — оптимист, жизнелюб, рукодельник.
— Человек красен делами. Становись-ка за верстак, — командовал он. — Смотри, что получается: не дверная ручка — произведение искусства. Пробуй.
Дмитрий Михайлович умел воздействовать на детские души. Просто и доходчиво, иногда с юмором говорил воспитанникам о том, что знал сам. В беседе с Ивановым он как-то сказал:
— Женя, запомни вот что: безделья бойся как нечистой силы. Ни минуты без работы. Днем — здесь, а вечером — в вечернюю школу. Учись. Не успеешь оглянуться, как и специальностью овладеешь, и аттестат получишь. Спеши! Время — огонь. Горит. Надеяться тебе не на кого. Дорогу мости сам. Цель у тебя есть. Твой помощник — только труд.
— А не тяжело, Дмитрий Михайлович? — засомневался Евгений. — Тут уроки, в школе — то же. Лучше закончу училище, пойду на работу, и тогда — в школу.
— Да, тяжело, но напомню: в войну мы сутками не спали и ничего — живем. Так что не раздумывай. Не ты один. Присмотрись к толковым ребятам, они дурака не валяют. В жизни, дорогой мой, надо напрягаться. Ты это знаешь. К тому же авиация — сплошные перегрузки. Готовься. Где брать силы? Прежде всего в спорте. Он обязательно вытянет.
Прислушался Евгений к словам мастера. Успевал и в училище заниматься, и вечернюю школу посещать, и в футбольной команде играть. Нелегко было, но крепился, понимал: без упорства летчиком не стать.
Прав был старый мастер: время — мгновение. Женя не успел оглянуться, как стал уже не учащимся, а формовщиком, укрощающим металл. В литейном цехе своя романтика, своя прелесть. Евгений работал с огоньком, азартно. Но тоска по авиации росла. Он торопил время, чтобы получить аттестат, и тогда… вот оно, заветное училище. Серебро самолетов, безбрежное небо. Полеты, полеты…
И вдруг досадная мелочь: опоздал на медицинскую комиссию — перепутал числа. «Поздно, — сказали ему, — сделать ничего не можем». Внутри все так и оборвалось. Что делать? Побежал в военкомат, к комиссару:
— Помогите! Не губите мечту!
— Успокойтесь, Иванов, не паникуйте. Не получилось сегодня, получится завтра. Все впереди.
— Не хочу завтра.
— Все, что я могу сделать, это призвать вас в армию. И непременно в авиацию…
Когда солдат Иванов увидел учебные самолеты, то долго не отходил от них: гладил обшивку, рассматривал детали. Запах горючего, шум двигателей приводили его в трепет. Неудача с поступлением в училище мало-помалу сглаживалась. Он стал настраивать себя на то, что не все потеряно и нужно копить силы, чтобы выходить на второй виток.
По окончании школы младших специалистов Евгений прибыл в авиационный полк, куда, собственно, и стремился. Тут было все: полеты, учебные стрельбы, прыжки с парашютом. И романтика, и риск. Близко к сердцу принял сержант армейские будни. Служба складывалась отлично. Как стрелок-радист, Иванов не имел себе равных в полку. Но однажды, во время учебных стрельб, случилось непредвиденное.
— Выхожу на цель. Приготовиться! — приказал командир.
— Цель вижу! — ответил Иванов.
— Огонь!
— Есть! И… мимо.
Евгений сразу взмок: небывалый случай.
Повторный заход.
— Огонь!
Цель как летела, так и продолжала лететь.
Третий заход. И снова мимо.
— В чем дело, Иванов? — рассердился командир.
— Не могу понять, что-то с глазами.
Заключение медицинской комиссии было безжалостным: «К летной службе непригоден».
И на этот раз судьба отвернулась от Евгения, это был второй удар. Горько переживал его Иванов, и, чтобы как-то сгладить это переживание, командир перевел его в парашютное подразделение: как-никак, авиация рядом. Облегчение, но временное. А что дальше? Куда пойти, чтобы дух захватывало?
— В милицию! — пошутил кто-то из товарищей.
Шутка шуткой, а слово запало в душу. В конце службы он окончательно решил: «Рискну еще раз». Распрощался с родной частью и с авиацией тоже. Теперь уже навсегда.
Прямо с вокзала, не сняв солдатских погон, предстал Иванов перед инспектором по кадрам Пушкинского райотдела милиции Московской области.
Инспектор привычно повертел документы:
— Надолго?
— Не понял…
— У вас среднее образование.
— Ну и что?
— Пожелаете учиться, а мы посылаем на учебу только отличившихся.
— Послужим, а там видно будет.
Направили Евгения в Ивантеевское отделение милиции. Получил форму, определился в общежитие, а наутро приказали выходить на дежурство.
— Будешь в паре со мной, — объявил командир подразделения сержант милиции Николай Волков. — От меня ни на шаг, действуй только по моей команде.
Иванов присмотрелся к командиру. Нравится. Справедлив, смел. Мастер спорта. Чем не пример? Стал было расспрашивать, что да как.
— Знаешь, Иванов, — отрубил Волков, — учить я не мастак. Гляди и переваривай. Непонятно — спроси, но учти: в нашем деле и медлить нельзя, и торопиться вредно. Но я тороплюсь, боюсь опоздать. У тебя может быть по-другому.
Спустя месяц Иванов испытал на себе напряженность острой ситуации.
— Иди на пост к магазину, — приказал ему Волков, — я буду там через несколько минут — только сдам рапорт дежурному.
Евгений прошел через площадь, остановился в начале улицы. Вдруг из-за угла вылетел рычащий самосвал, а через минуту появился Волков на мотоцикле.
— Вот досада, ушел! — обозлился сержант.
— Кто? — спросил Иванов.
— Самосвал, как сквозь землю провалился.
— Так он свернул на ту улицу, — показал рукой Евгений.
— Тогда быстрей в коляску, за рулем пьяный.
Развернулись, помчались. Машины не было видно.
— Ну где же она? Куда ехать?
— Надо по следу, товарищ сержант.
— Молодец, сообразил.
Волков направил мотоцикл по свежим отпечаткам протекторов машины. Метров через двести следы свернули к стройке. И там, за низким складом, милиционеры увидели самосвал. Рядом — никого. Кабина закрыта.
— Заходи справа, я — слева, — скомандовал Волков. — Вперед не высовывайся, дверцу открываем одновременно.
Рванули за ручки… За рулем сидел пьяный мужчина.
— Выходите! — приказал Волков.
Но тот схватил рукоятку и замахнулся. Волков предупредил удар. Поймав конец рукоятки и дернув ее на себя, он вытащил из кабины нарушителя. Иванов бросился на помощь. Угонщик яростно сопротивлялся, его с трудом связали и усадили в коляску мотоцикла.
Иванов впервые увидел, а скорее, пережил низость поступка человека, несущего реальную опасность окружающим. «К таким деяниям надо быть беспощадным, — твердил себе Иванов, — в корне пресекать их. Правда, для этого нужны знания и навыки».
Он потянулся к опытным милиционерам, приглядывался к стилю их работы, прислушивался к советам оперуполномоченных уголовного розыска В. Смирнова и А. Дмитриева, придававших личному сыску исключительное значение.
— А в чем его суть? — как-то поинтересовался Иванов.
— Уши и глаза держи открытыми, а рот — закрытым, — отшутился Смирнов.
Иванов вблизи видел, как несли нелегкую свою службу эти два человека. Бывало, что и домой не возвращались. Обнаружение и задержание преступников являлось для них не просто работой, но делом чести. Иванов порой изумлялся: как они по крупицам, почти незримым нитям могут найти и изобличить злоумышленников! «Не попробовать ли самому определить и задержать хотя бы мелкого воришку?» — однажды задался вопросом милиционер.
И такой случай вскоре представился.
Поздним вечером Иванов увидел человека, идущего по тропинке из села к железнодорожной платформе. На нем было демисезонное пальто, в правой руке он держал чемодан. Незнакомец поднялся на платформу и сел на скамейку рядом с кассой.
Евгения насторожила одежда: на улице летняя теплынь, а он в пальто. Повел наблюдение из-за деревьев.
Мужчина вытащил из внутреннего кармана бутылку, посмотрел по сторонам, приложился к горлышку.
— Гражданин, нарушаете порядок, — вышел из-за деревьев Иванов.
Незнакомец повернул голову. Взгляд беглый, испуганный. Бутылку поставил рядом. Из-под полы пальто показался плащ. Новый. «Пахнет краденым», — подумал Евгений.
— Прошу предъявить документы.
Мужчина презрительно смерил глазами хрупкую фигуру молоденького милиционера.
— Иди ты… куда шел, — сквозь зубы процедил незнакомец. — Сопли утри, а потом командуй.
— Документы! — настаивал милиционер.
Мужчина рывком схватил бутылку и замахнулся на Евгения:
— А этого ты не хочешь!..
Но опустить ее не удалось. Ребром ладони Иванов ударил по руке нападавшего. Бутылка выпала и разбилась о бетон на мелкие кусочки. Незнакомец метнулся в сторону. Иванов успел подставить ногу, тот споткнулся. На шум выбежала кассирша. Увидев катающиеся тела, она громко вскрикнула. После нескольких попыток Евгений все же поймал руку противника и завел ее за спину.
— Позвоните в милицию! — крикнул он кассирше.
Женщина юркнула в помещение.
Задержанный вырывался и ругался, изо всех сил пытаясь сбросить с себя милиционера. Евгений едва сдерживал его. Потом удивлялся: откуда что взялось, чтобы выдержать такой натиск?
У платформы затарахтел мотоцикл. Через несколько секунд прибывший по звонку кассирши Николай Волков уже помогал Иванову задержать нарушителя.
— Замок?! Опять попался! — воскликнул сержант. — Не ушел.
— От вас уйдешь. Кореш твой так насел — ребра затрещали.
— У нас теперь все цепкие, пора бы понять.
Замок заскрипел зубами:
— Вляпался. И кто взял? Сосунок. Ладно бы ты, Волков, необидно — мастер. А этот? Тьфу…
— Не надоело, Замок? — спросил Волков. — На третью судимость тянешь.
— А это не твоя забота. Посмотрим, кто кого потянет.
Вблизи раздался гудок скорого поезда. И Замок бешено потянул милиционеров к краю платформы с намерением толкнуть их под колеса.
Иванов рванул зажатую руку и, схватив преступника за ворот, отбросил назад. Замок упал, Волков прижал его к бетону.
— Вяжи руки, — сказал сержант. — Ишь, подлец, что надумал!
Евгений накинул ремень на запястья.
— Так надежней, — проговорил он.
— Встать! — скомандовал Волков преступнику.
Замок поднялся.
— Вперед!
В дежурной части установили: Замок только что совершил кражу в магазине в соседней деревне.
Через год Иванов почувствовал влечение к службе. Обретя к тому времени самостоятельность, помышлял перейти младшим инспектором в уголовный розыск, но мечту пришлось оставить. Вызвал его однажды начальник райотдела и сказал:
— Вот что, Иванов. Испытание вы выдержали. Собирайтесь-ка на учебу. Поедете в среднюю школу милиции. Закончите — и к нам. И тогда уже не рядовым, а лейтенантом.
…Каждый год курсант Иванов просился на практику в Пушкинский райотдел. Ему не отказывали, он считался одним из лучших в школе по успеваемости. Зная теорию, Иванов теперь уже ясно представлял, почему на практике поступать надо так, а не иначе.
Летом 1966 года, за несколько месяцев до окончания школы, Иванов снова приехал в Пушкинский райотдел и работал в качестве участкового в Ивантеевском отделении милиции.
Утром 26 июня он отвез дочку в Клязьму, в детский сад. Поцеловав свою любимицу, Евгений заторопился домой, чтобы переодеться и успеть на службу.
Утро стояло теплое и тихое. Иванов побежал по тропинке, ведущей к шоссе. Он любил физкультуру. Во время бега, как он однажды заметил, легче думалось. Иванов поднялся на зеленый холм, с которого открывался вид на шоссе, тянувшееся мимо заросшего пруда. Дорога здесь изгибалась, и проезжавшие машины замедляли ход.
Со стороны поселка Окулово показался автобус. «Пора бы и скорость сбавлять», — подумал Иванов, глядя на него. И в этот момент заскрипели тормоза, закричали люди. На виду у Евгения разыгралась трагедия.
Не вписавшись в поворот, автобус резко затормозил и как вкопанный замер у края обрыва. Испугавшись, что машина может упасть, водитель открыл двери. Пассажиры бросились к ним. Автобус покачнулся, накренился и… рухнул вниз.
Иванов, сбросив ботинки, рванулся вперед, к воде. То, что он увидел, поразило его сознание. Только что образовавшаяся огромная воронка постепенно исчезала, сглаживалась, пузырясь, на поверхности мутного пруда, поглотившего автобус и людей.
Не раздумывая, Евгений решительно нырнул в воду. Подплыл к задней двери. Вот и первая ступенька, коснулся ногой, которую тотчас сильно сжали и потянули вниз. Евгений хотел освободиться, его рука наткнулась на чью-то голову. Схватив за волосы, он рывком вытащил тело на поверхность. Это была женщина. Она судорожно вздохнула — жива! Евгений поплыл к берегу. Уложив пострадавшую на песок, снова нырнул. Нащупал первого попавшегося, вытянул наверх — и к берегу. У обрыва — никого. Снова нырнул. Удачно…
На берегу лежали уже четверо спасенных. Это придало Евгению силы. Выработалась и схема действий: уход под воду, поиск, толчок ногами о борт машины — и к берегу.
Когда на берегу появились люди, Иванов не заметил. Они стали помогать. Евгений нырял, они принимали спасенных и оказывали им первую помощь…
Прошло двадцать минут. Десять человек спас Евгений. Приготовился снова нырнуть, однако тело не слушалось. Устал. Предел есть у всего. Евгений еле держался на ногах. Его вывели из воды, положили на траву. Когда отлегло, он встал. На него благодарно смотрели глаза спасенных…
Практика закончилась. Иванов отправился на выпускные экзамены, а когда вернулся, пришло известие: за проявленное мужество при спасении людей он, Евгений Иванов, награжден орденом Красной Звезды.
Высокая награда. Но самая лучшая награда — это жизни спасенных. В данном случай — жизни десяти. Говорят, что даже одна смерть — просека в человеческом роду. Иванов не дал случаю прорубить десять просек. Вот цена его подвига.
Иванова назначили участковым инспектором милиции в поселок Правда. На службу вышел в форме с иголочки. Новенькие погоны со звездочками, казалось, жгли плечи. По улицам шел не то чтобы смущенным, но, во всяком случае, обеспокоенным. Люди останавливались, и за спиной слышалось: «Наш новый участковый, тот, который спасал пострадавших…»
Помнят. Только бы не разочаровать их. Чего скрывать, хотелось Евгению популярности в самом хорошем смысле этого слова. Не для себя, для дела. Без авторитета, поддержки населения трудно нести службу. Иванов знал: авторитет не создается, он завоевывается отношением к делу, поступками. От глаз людских ничто не ускользает. Все подмечается: куда пошел участковый, в каком настроении, как спросил, как ответил…
В работе Иванов избрал главным — быть в гуще людей, знать все, что делается вокруг, активно выявлять лиц, мешающих нормально жить: тунеядцев, пьяниц, расхитителей. Приходилось ему иметь дело и с нарушениями бытового характера. Буквально на второй день молодому участковому пришлось заниматься одной семьей.
Человек вернулся из колонии домой. Начал новую жизнь. Пошел работать. Доброжелателен был к жене и ребенку. И вдруг потекли письма с требованиями, чтобы он покинул поселок. Поднадзорный и его жена пришли к Иванову: оградите от запугиваний. Участковый поразмышлял над заявлением, прикинул, кому и зачем нужно было пугать человека, ставшего на путь исправления. Через два дня лейтенант наведался к брату жены поднадзорного. Тот после недолгих колебаний сознался в написании анонимок. Сказал: делал это потому, что считал брак сестры зазорным для их семьи. Тактично построив разговор, Иванов убедил собеседника в ошибочности его поведения. Напряженность в семье исчезла.
Особое отношение у Иванова было к раскрытию преступлений. Случись на участке, например, кража, не успокоится до тех пор, пока не найдет преступников и не возвратит похищенное владельцам. Пример брал со своих сослуживцев Смирнова и Дмитриева.
Через полтора года Иванов стал замечать: где бы он ни появился, люди приветствуют его, здороваются. Почувствовал уважение с их стороны и еще энергичней взялся за дело. Руководство райотдела отмечало успехи молодого участкового, ставило его в пример, а однажды, после совещания, начальник РОВД попросил Иванова задержаться.
— Евгений Георгиевич, — начал подполковник, — вы человек добросовестный, старательный и, подчеркну, перспективный.
Иванов насторожился.
— У нас есть намерение рекомендовать вас в Высшую школу МВД СССР, — продолжал начальник, — получите высшее юридическое образование и поведете дело глубже, по-научному. Нам нужны сильные кадры. Как вы на это смотрите?
— Учиться, откровенно говоря, хочется, товарищ подполковник.
— Тогда оформляйте документы и в путь-дорогу.
…Незаметно пролетело время. И вот уже позади Высшая школа, каждодневные занятия, лекции видных ученых, профессоров Еропкина, Белкина, Кириченко, Стручкова. Защищена успешно дипломная работа, где он попытался ответить на многие вопросы, которые ставила его практика участкового и которые представляли теоретический интерес. В Высшей школе он постарался взять для себя все, что могло пригодиться в оперативно-розыскной деятельности, которая, как ему казалось, сама шла навстречу. Но…
В учебный центр капитан милиции Иванов прибыл не в духе. Походил, посмотрел, послушал и еще больше расстроился: не то, что хотелось. Однако когда через несколько дней он встретился в аудиториях с молодыми людьми, будущими милиционерами, настроение несколько поднялось, видимо, оттого, что перед ним были жизнерадостные люди, которые решили посвятить себя благородному делу охраны правопорядка. Пока у них нет ни знаний, ни навыков, пока они «сырые», но надеются здесь, в учебном центре, получить все необходимое для будущей службы. Насколько подготовленными они выйдут отсюда, будет зависеть от него, преподавателя Иванова. А готовить их надо хорошо: ведь милиционер не имеет права на ошибку. Вот почему на первых часах капитан говорил больше не о содержании своего предмета, а о милицейской профессии. Он считал, что выбор профессии — это выбор судьбы. Когда люди говорят, что жизнь удалась, то имеют в виду не только семью и связанные с ней заботы, а прежде всего работу. Она задает тон жизни. Правилен ли их выбор? Не погнались ли за романтикой? Он должен узнать и дать им ответ.
Начались занятия, и все сомнения исчезли. И уже некогда было размышлять, на месте ты или нет. Курсантов интересовало все, успевай только отвечать на вопросы, показывать методы работы. Интуиция и здравый смысл подсказывали Иванову: молодым милиционерам нужен тот материал, без которого нельзя выходить на дежурство, больше практических советов. А что касается его «педагогического поведения», то он не должен скрывать, что осваивает новое дело вместе с курсантами. Равное положение, как полагал Иванов, будет улучшать взаимопонимание, развивать самостоятельность, ответственность и инициативу слушателей.
Привыкший к постоянному поиску, Иванов с головой погрузился в неведомый ему до настоящего времени безбрежный мир педагогики. Сколько в нем таинственного, манящего, одухотворенного! И Евгений Георгиевич теперь благодарил судьбу, что она определила его в преподаватели. Педагогикой он увлекся настолько, что на настойчивые просьбы из управления кадров вернуться к оперативно-розыскной деятельности ответил отказом. В работе с молодыми Иванов видел тот участок милицейской службы, от которого во многом зависит состояние охраны общественного порядка на улицах городов и поселков. Здесь, в учебном центре, рождается милиционер. Первоначальная подготовка формирует его позицию, непримиримость к правонарушениям. С этой целью Иванов обучал слушателей на лучших, чекистских традициях советской милиции.
Спустя два года Евгения Георгиевича, как способного преподавателя, пригласили в Московскую специальную среднюю школу милиции МВД СССР. Круг педагогической деятельности расширился, возможности воспитания молодых возросли. И майор Иванов не мог не воспользоваться ими. Вооружая будущих лейтенантов знаниями, он отчетливо сознавал, что успех в борьбе с преступностью возможен только при наличии хорошо подготовленных кадров. Педагогический процесс — воспитание и обучение — Иванов построил на лучших приемах и методах. Он аккуратно хранит листки с вопросами слушателей и ответами на них. Чем они интересны? А тем, что высвечивают, так сказать, педагогическое «лицо» Иванова-преподавателя.
Полистаем записи.
Вопрос. Чем определяется ценность человека?
Ответ. Во всяком случае, не тем, что он делает для себя, а тем, что делает для людей. Для чувствующего чужое горе целью работы, никогда не станет достижение сытного благополучия.
Вопрос. Что вы больше всего цените в людях?
Ответ. Совесть, честность, волю, мужество. И прежде всего совесть. Она определяет все остальное. Без совести и чести человек не может вести себя достойно в нашем милицейском деле и особенно в чрезвычайных обстоятельствах. Жизнь будет яркой и интересной, если в ней есть борьба и если человек нашел свое место в этой борьбе. К сожалению, суровая реальность делит людей на борцов и наблюдателей. Отстаивать свою позицию могут только люди мужественные и волевые. И бороться надо уметь, а для этого, мне кажется, нужно превосходно знать свое дело.
Вопрос. Какими качествами должен обладать современный сотрудник милиции?
Ответ. Способностью откликаться на чужую беду. Добрый поступок всегда благороден. Он остается в памяти людей на века, напоминает о себе всю жизнь. Каждый наш шаг, каждый наш жест отражается на людях. Знайте, существует четкая граница между тем, что хочется, и тем, что можно! Эгоизм, себялюбие, несправедливость, как ржавчина, разъедают отношения между людьми. Станиславский писал: «Думайте побольше о других и поменьше о себе. Заботьтесь об общественном настроении и деле, и не о своем собственном, тогда и вам самим будет хорошо».
Человеку инициативному, ответственному свойственно одно качество, ценность которого в наши дни возрастает, — это морально-психологическая готовность к сложной и разнообразной работе. И если человек не готов к ней, он не может нормально трудиться.
Вопрос. Можно ли судить о человеке лишь по одному поступку?
Ответ. Можно, когда поступок — итог жизни, героический подвиг. И милиционер, как солдат на войне, каждую минуту должен быть готов совершить подвиг, понимаемый как долг, как выполнение присяги. Но подвиг — это одновременно и служба. И бывает неизвестно, что важнее: сигнал об ограблении или слезы матери о непутевом сыне? Есть и неразрешимая нравственная задача: что в первую очередь спасать из огня — картину Рафаэля или живую кошку? Загадок в нашей службе множество. В этом ее сложность и необычность. А сколько черновой работы! Пропала собака, говорят, кто же ее найдет, как не милиция? Сосед безобразничает — уймите. Пьяный валяется на улице — куда смотрит милиция? И во всем надо разобраться. И не просто так, а в соответствии с законом. Никакой героизм, никакая необходимость не оправдывает нарушений социалистической законности. Социалистическая законность — стержень службы. Отступления от нее, даже малейшие, способны перечеркнуть героические дела. Ну а как и чем объяснить, что такие ясные и простые вещи, как соблюдение устава, присяги, дисциплины, оказываются куда более трудными для выполнения, нежели выдающиеся деяния? Почему некоторые из нас выполняют обязанности только в двух случаях: когда их чем-то поманят или когда их, простите, пихнут под зад. Единственно, что они делают добровольно: разрешают или запрещают. Запрещают охотнее.
Вопрос. Как лучше использовать опыт старших поколений?
Ответ. Наивно полагать, что с помощью прогрессивной педагогики опыт можно у кого-то взять — работать, как Петров, Сидоров, Зайцев. Надо жить, как они, принять меру их труда, отказаться от стереотипов, испить их чашу и стать сродни им, по-своему и сообразно своему времени, а своей нравственностью подтвердить их нравственность. Лишь тогда можно повторить опыт.
Вопрос. Над чем сотруднику милиции необходимо работать постоянно?
Ответ. Здесь уместны слова Дзержинского о том, что надо уметь анализировать поступки людей и фразы, уметь анализировать мелочи. На первый взгляд они порой могут не представлять ничего особенного и как будто не вызывают подозрений, но нужно уметь понять их смысл, существо этих «мелочей».
И еще один вывод из своей практики сделал Иванов: молодых людей надо воспитывать так, чтобы их стремления соответствовали их природным данным. Поэтому в юности надо иметь человека опытного и дружески к тебе расположенного, чтобы вовремя заметить и развить эти данные.
Наверное, у каждого человека со временем наступает момент, когда ему кажется, что возможности в занимаемой должности исчерпаны, а хочется двигаться дальше, хочется большего. Так произошло и с Ивановым. Он решил не только передавать накопленные знания, но и добывать новые, — поступил в адъюнктуру Академии МВД СССР, а темой диссертации избрал охрану общественного порядка, точнее, взаимодействие милиции и добровольных народных дружин по укреплению правопорядка на улицах. Проблема актуальная, но деликатная, таящая множество вопросов. Иванову они показались настолько сложными, что поначалу он растерялся. Было неясно, с какого конца начинать, было много гордиевых узлов и надо было не рубить, а распутывать и развязывать их. Адъюнкт понял: прежде чем делать науку, надо хорошо знать проблему, быть хорошим специалистом. Знания — это техника ученого, его инструмент. Только на четких и глубоких знаниях можно подмечать непонятное и противоречивое и уже потом прокладывать мостики к исследованию.
Скрупулезно проанализировав литературу, Иванов начал поиск новых фактов и явлений. На протяжении года он появлялся на улицах города то в форме работника милиции, то с повязкой дружинника на рукаве. Наблюдал, осмысливал, записывал. И только после этого строил рабочую гипотезу, разрабатывал методику исследования и приступал к ее апробации.
Научный эксперимент… Едва ли не самая увлекательная вещь на свете. Ибо во всяком эксперименте есть элемент зрелища, захватывающего, полного красоты и настоящей романтики. Когда у экспериментатора Иванова все получалось, он шел на работу, словно в театр, нетерпеливо ожидая начала представления: «А что произойдет сегодня?»
Эксперименты подтвердили теоретические построения адъюнкта. Сделаны выводы. Написана и защищена диссертация. Найденные Ивановым решения легли в основу ряда нормативных документов. Милиционер стал ученым. Кандидат юридических наук подполковник милиции Евгений Георгиевич Иванов теперь старший преподаватель Академии МВД СССР. Когда-то учился здесь сам, теперь учит других. Держится просто и естественно. Преподает и экспериментирует.
Однажды сын, третьеклассник Миша, подойдя к столу отца, огорченно сказал:
— Папа, ты и подполковник, и ученый, и статьи пишешь, и поделки мастеришь. Я так не смогу.
Евгений Георгиевич удивленно посмотрел на Мишу, прижал к себе и проговорил:
— Не расстраивайся, сын, человек может все, если захочет. Правда?
— Наверное, папа.
Ежегодно 26 июня Евгений Георгиевич приезжает в Мамонтовку, на то место, где двадцать лет назад совершил подвиг. Многое здесь изменилось. Появились новые поколения людей, но память о подвиге жива. Он не был яркой вспышкой, на короткое время осветившей фигуру заурядного человека, он был предопределен всей его предшествующей жизнью.