Мгновения, мгновения...

«ПРИКАЗЫВАЮ ЗАСТУПИТЬ…»

— Подразделение, равняйсь! Смирно!

Замер строй молодых милиционеров. Заместитель командира подразделения 122-го отделения милиции Москвы В. Барсков пристально всматривался в каждого подчиненного. Через несколько минут милиционеры разойдутся по постам и маршрутам, предстанут перед взором москвичей и гостей столицы. Форма, внешний вид, поведение, манера держаться — все это имеет значение в милицейской службе.

Барсков медленно проходит вдоль шеренги. Удовлетворен. Ребята подтянуты, выбриты, подстрижены. Значит, дисциплинированны.

— Вольно! — снова скомандовал Барсков. — Претензий к внешнему виду нет.

В строю заулыбались.

— Слушай инструктаж!

Ознакомив с оперативной обстановкой и поставив нарядам конкретные задачи, офицер напомнил:

— При несении службы по охране общественного порядка строго соблюдайте социалистическую законность, будьте вежливы и предупредительны к гражданам. Проверяйте свои поступки: не причиняете ли вы зла, неприятностей, неудобств людям. И вместе с тем строго пресекайте случаи нарушения общественного порядка.

Барсков посмотрел на часы: пора.

— Подразделение, равняйсь! Смирно! На охрану общественного порядка приказываю заступить…

Любит старший лейтенант этот ритуал. Ему всегда хотелось, чтобы все, буквально все, кто носит милицейскую форму, были аккуратны, опрятны, грамотны, тактичны и вежливы. Барсков любит выбранную профессию и никому из подчиненных не позволяет компрометировать ее дерзостью, неряшливым видом или жаргоном.

Так было и в ту пору, когда он только начинал свой милицейский путь, и потом, когда стал служить заместителем командира подразделения патрульно-постовой службы.

Своих подчиненных Барсков знает не только по фамилии, имени, отчеству. Он хорошо знает их характеры. Это помогает ему улавливать внутреннее состояние милиционера, его чувства, разобраться в мотивах поступков, видеть то хорошее, что надо поощрять, и то плохое, что надо искоренять.

Для Барскова нет среднего милиционера, каждый человек исключителен, второго такого нет. Есть милиционеры, которым нет цены, есть и такие, которым грош цена, от таких надо избавляться, а настоящих — уважать и беречь. Ценить за достоинства, а не за отсутствие недостатков.

Проводив подчиненных, Барсков поднялся в кабинет. У офицера та обычная и все же редкая наружность, которая напоминает вам, что вы где-то уже видели это лицо и вам чем-то близок и дорог этот человек, хотя вспомнить о нем невозможно. Может быть, вы и никогда не встречали его и не могли его знать и лишь тайное влечение к незнакомцу и ваше чувство к нему рисуют на чужом лице знакомые черты.

Ему тридцать два. Волосы темные, прямые, чуть сдвинуты на лоб. Глаза выразительные и не меняются от настроения.

Взглянув на план работы, он поторопился в служебный класс. Все ли там готово для занятий? На месте ли пособия, макеты, схемы?

Барсков хотел, чтобы личный состав подразделения жил постоянно своим служебным домом, чтобы чувства милиционеров удовлетворялись в боевом товариществе, в учении, в работе.

Служебные занятия напоминают разбор боевых действий. По форме. По содержанию же обсуждаются действия, милиционеров в тех или иных условиях, приближенных к особенностям территории, времени суток и т. д. Часто сотрудник милиции действует один, и посоветоваться ему не с кем. А у милиционера нет права на ошибку. Иногда и служба-то не идет у человека не потому, что он не хочет трудиться, а потому, что не знает, что и как делать. Значит, надо систематически учиться. Рассматриваются не только положительные примеры, но и ошибки, нетактичные поступки. Совсем недавно, например, разбирались действия милиционера С.

Сержант нес службу на проспекте Калинина. Рядом остановилась девушка. Под руку ее держал пожилой незрячий человек.

— Можно вас на минутку, — попросила она сержанта.

Милиционер подошел.

— Гражданин просит перевести его на ту сторону улицы. По подземному переходу, он говорит, ему тяжело, а иного выхода я не вижу.

— Здесь интенсивное движение и переход запрещен, — ответил сержант. — Не будем нарушать порядок!

— Товарищ милиционер, мне тяжело, — взмолился слепой мужчина, — мне надо в аптеку, за лекарством.

— Только через переход, — отрубил сержант.

Через несколько дней в подразделение поступила жалоба на черствость милиционера. Стали разбираться, чем можно было помочь человеку и таким образом избежать нареканий. Вариантов такой помощи оказалось несколько: вызвать «скорую помощь», попросить инспектора ГАИ перекрыть движение (он был рядом) и т. д.

Постовой не проявил гибкости и элементарного сочувствия. На таких случаях тоже учатся. В служебном классе, на разборах, по окончании дежурства.

Но больше всего Барсков учит молодых на положительных примерах.

Как-то на проспекте Калинина к сержанту милиции В. Туголукову подошла заплаканная женщина. «Два часа назад, — рассказывала она, — один интеллигентный мужчина вызвался помочь мне купить плащ. Время прошло: ни плаща, ни денег». Сообщила приметы этого человека.

К вечеру милиционер обратил внимание на мужчину, который дважды появлялся на его маршруте и внешне походил на человека, обрисованного женщиной. Туголуков задержал незнакомца и доставил в отделение милиции, где выяснилось, что это тот самый мошенник, который выманил деньги у доверчивой покупательницы.

Профессиональному чутью учит Барсков молодых. Учит нести службу добросовестно, бдительно, замечать мелкие детали, чтобы суммировать и анализировать их.

Служебные и политические занятия обогащают знания сотрудников, милиции, прививают им навыки точных действий в любой ситуации. Без регулярных служебных, политических и тренировочных занятий обойтись нельзя, ибо служба в милиции предъявляет ее сотрудникам высокие требования к профессиональной, волевой и физической подготовке.

Милиционер — солдат правопорядка. Он должен мастерски знать свое дело. Милиции нужны люди, развитые физически и духовно. Милиционер — это прежде всего труженик, выносливый, точный в расчете, способный работать в самых сложных условиях.

Заместитель командира несет ответственность и за службу, и за морально-психологический климат в подразделении. Но оперативно-служебные вопросы не должны заслонять живого человека. Барсков чувствует, что жизнь все чаще выдвигает требование — уметь работать с личным составом, понимать его, вести за собой. Сила личного примера особенно велика. Авторитет завоевывается конкретными делами, а не должностью и званием. Значит, многое надо знать и уметь самому, уметь рассказать, а при случае и взять ношу потяжелее…

Вот и сейчас, закончив служебные занятия по уставу патрульно-постовой службы, Барсков заглянул в рабочие планы: завтра политические занятия, надо подготовиться, подобрать литературу. Но в дверь постучали, и в комнату вошла женщина.

— Извините за беспокойство, — с порога начала она. — Торопилась с работы, чуть не бегом… Кошелек у меня из сумочки вытащили. А ваши работники молодцы — дали вору по рукам. Вы уж насчет благодарности побеспокойтесь. И в первую очередь Коцуру объявите. Такой внимательный, заботливый…

Женщина ушла. Барсков встал, принялся ходить по комнате, размышляя. В последнее время люди чаще благодарят милиционеров за внимание и умелые действия. Значит, подразделение на правильном пути. Не один сержант милиции В. Коцур активно несет службу, многие так работают.

Интересно, а как в этом квартале потрудились? Барсков достал служебную тетрадь. Что удалось? Какие и где просчеты? Как идет социалистическое соревнование? Сколько нарушителей дисциплины? Сколько поощрений? Наконец, достигнуто ли запланированное?

Пробегая глазами документы, Барсков с удовлетворением отметил: сдвиги есть, и об этом, видимо, стоит сказать на предстоящем политзанятии.

Политические занятия — не только эффективная форма обучения и воспитания, но и хорошая возможность для откровенного разговора. Барсков строит их так, чтобы вопросы теории тесно переплетались с нуждами службы. А чтобы в таком ключе вести разговор, надо быть отлично подготовленным. Но кто подскажет злободневную, волнующую тему для обсуждения, как не сами милиционеры! Поэтому, прежде чем переступить порог аудитории, Барсков накануне побывает на патрульных маршрутах и постах, побеседует с милиционерами, выслушает их пожелания. И становится яснее, за что болеют сотрудники, к чему стремятся. Истинное ли это стремление или ложное. Настоящее надо поддержать, ошибочное опровергнуть. Такая практика породила столько интересных предложений, что для них пришлось завести отдельную тетрадь. Молодые милиционеры, например, высказали мысль: не лучше ли комплектовать патрульные наряды по желанию, то есть кто с кем хочет дежурить, так сказать, по психологической совместимости? Почему бы не попробовать? А вот масса других пожеланий. И как лучше организовать службу, и как активизировать физическую подготовку, наладить отдых. Тут и вопросы жилья, учебы. Особенно учебы. Стремление к знаниям понятно: люди молодые, живут с перспективой.

Барсков, разумеется, не превращает политзанятия в служебные совещания, но любому дельному высказыванию, рожденному в ходе дискуссий, он дает немедленный ход. Ибо подкрепление слов делом и есть самый верный путь сближения теории с практикой. Забота о людях не всегда требует каких-то материальных благ. Она порой предполагает всего лишь умение создать у человека хорошее настроение, вовремя поддержать его, дать совет. Важны и такие знаки внимания: доброе слово, одобрение успеха, похвала. Нередко они значат больше, чем материальное вознаграждение.

Коль зашла речь о средствах воспитания, то следует сказать, что Барсков активно культивирует в подразделении лучшие традиции советской милиции. Торжественное принятие присяги, посвящение в милиционеры, вечера встреч с ветеранами, чествование отличившихся. И особенно много мероприятий он организовал в год 40-летия Победы в Великой Отечественной войне.

Живые встречи с участниками кровопролитных боев. Не они ли передают героический дух той поры современным молодым людям! Героика милиционеру нужна так же, как и солдату. Встречи с людьми подвига окрыляют и обогащают человека.

А однажды кто-то из милиционеров смущенно спросил:

— Товарищ лейтенант, а почему бы вам не рассказать о своем подвиге?

— И правда, товарищ лейтенант, — поддержали другие. — О других рассказываете, о себе — никогда.

— Трудно о себе говорить, — отшутился Барсков, но все же пообещал в ближайшее время поговорить о мужестве.

И такой разговор состоялся. Был он очень интересным. Никто не остался равнодушным. Выступали и задавали вопросы буквально все.

— Наш противник, — говорит Барсков, — порой коварен и силен. У нас нет другой задачи, кроме как победить. А победить его можно только силой, нравственной и физической.

— Откуда силы взялись у вас, когда вы вышли навстречу выстрелу? — задали вопрос.

Задумался Владимир Павлович. Как точнее ответить? Тот миг, наверное, концентрация всей его жизни…

Родился Владимир Барсков в 1954 году в подмосковном селе Короптееве. Здесь окончил среднюю школу. Пошел работать токарем на соседний Коломенский тепловозостроительный завод. А через год — армия. Пограничная служба придала его характеру какую-то особую строгость и очерченность. Владимир ненавидел трусость и незанятость ума, стремление к легкой жизни.

Это очищающее чувство и привело его на работу в милицию. Свою службу он рассматривал как воспитательную, как возможность бороться со злом за все лучшее в человеке.

В 1975 году старший сержант милиции Владимир Барсков вместе со своим опытным наставником старшиной милиции Алексеем Алевохиным вышел на патрулирование. Впоследствии Барсков о нем отзовется так: «Это вдохновенный человек, как бывают вдохновенные музыканты и поэты: служба для него есть творчество и творение его — результаты труда».

Алевохин был уверен, что к любому человеку можно найти подход. Он никогда не торопился вести задержанных в милицию. Гораздо чаще отпускал их домой, болел за их судьбу. Его доброта поражала активностью и постоянством.

Алевохин, видя старание Барскова, сделал из него настоящего милиционера, научил главному — ни при каких обстоятельствах не отступать и не теряться, требовать от людей, но и понимать их. И как командир сам понимал душу милиционера, суров бывал, но умел и прощать, знал, что милицейская служба нелегкая. И еще понимал, что хорош не тот командир, у которого ничего не случается, а тот, кто из любого положения найдет выход.

В службе Барсков неукоснительно придерживается этого принципа.

— Что вы чувствовали в момент схватки?

— Трудно сказать однозначно. Слишком горяча обстановка. Но вот теперь, по прошествии времени, знаю: в момент схватки испытываются все нравственные силы милиционера. В схватке нужны и смелость, и умение справиться с противником. Вот поэтому-то мы постоянно твердим о том, что милиционер должен готовить себя к трудностям, формировать стойкий характер. В ответ вы нередко говорите: когда потребуется, не подведем. Это, конечно, хорошо, но должен заметить, что, если человек не приучен преодолевать трудности, если у него слабая воля, если он не привык трудиться, ему будет сложно выполнять даже повседневные поручения.

— Были ли у вас мечты о подвиге? И когда они зародились?

— Я с упоением читал книги «Молодая гвардия» Фадеева, «Повесть о настоящем человеке» Полевого. Их героев я как живых видел перед собой. Мечтал быть с ними, быть похожим на них. С тех пор прошло много лет, а герои этих книг продолжают волновать меня и сегодня…

Владимир Павлович убрал бумаги в сейф: настало время проверки нарядов.

В дверь постучали. На пороге появился сержант. Вид расстроенный, фуражка надвинута на глаза.

— Вот рапорт об увольнении, — сказал он. — Дело такое… понимаете… семейное. Объяснять не буду.

— Не хочешь, не объясняй. Только скажи: ничего не произойдет, если я побываю у тебя дома, поговорю с женой?

Барсков не случайно позволил себе такое в беседе с подчиненным. Он убежден, что далеко не каждый согласится, чтобы кто-то побывал у него дома.

— Владимир Павлович, приходите! — взмолился сержант. — Убедите ее. Заладила одно: увольняйся, да и только. Ну скажите ей — люблю я свое дело.

— Буду послезавтра.

Сержант вышел. «Он хочет служить, она — ни в какую, — подумал Барсков. — Слабо с семьями работаем! Вот еще одна трудность. Немало и других. Например, мы не можем не спросить с себя: почему сейчас, располагая богатыми возможностями, не всегда достигаем тех целей, которые сами намечаем? Почему существуют недисциплинированность, недобросовестность, бытовые неурядицы?»

Одеваясь, Барсков продолжал размышлять:

«Видимо, еще слабо мы используем средства индивидуального воспитания. Сколько раз бывало: бьемся, бьемся над каким-нибудь вопросом, приводим в движение большие силы, а потом поговоришь с людьми по душам — и все разрешается в пять минут. Есть в педагогической литературе мысль: для полного душевного комфорта человеку нужны постоянная забота и поддержка. Милиционеру они тоже совершенно необходимы. Может быть, он мучается от недостатка чуткости к себе. Все мы знаем, как важен своевременный откровенный разговор, как необходимо ободряющее слово. Даже теплое рукопожатие начальника не проходит бесследно.

Внимание к человеку, разумеется, не отменяет требовательности, суровой и справедливой. Да и доброта доброте рознь. Хотя все мы ратуем за нее, но как трудно быть по-настоящему добрым! Как трудно жить интересами других, словно своими!..»

С такими мыслями отправился старший лейтенант Барсков проверить несение службы подчиненными. Этот контроль — важнейшая часть его работы. Милиционеры одни на посту. Так ли идет служба? Нет ли каких осложнений? Действуют ли они инициативно и правильно? Не нуждаются ли в помощи? Как на местах складывается оперативная обстановка?

Стоял март. Огромный Калининский проспект был залит солнцем. Дыхание весны чувствовалось всюду.

Десять лет Барсков ходит по одному и тому же маршруту — до 1980 года нес службу на всех постах. И когда после завершения заочного обучения в Московской специальной средней школе милиции МВД СССР он пришел на работу в аппарат Киевского РУВД, то через год с небольшим снова попросился в подразделение, где много лет служил рядовым милиционером. Владимир не боялся новой должности заместителя командира, но одно дело — выходить на дежурство, другое — организовать коллектив, отвечать за него, воспитывать тех, с кем вчера был на равных.

Барскова приняли сразу. Человек он известный. Тяготы милицейской жизни испытал сполна. Конечно, кое-кому не понравилась установка Владимира: дружба дружбой, а служба службой. Не всем по душе требовательность, но без нее — ни дисциплины, ни настоящей работы. А служба такая, что и ночью поднимают, и выходные откладывают, а то и вовсе приходится пропускать их. Такой ритм не для каждого. Барсков привык, втянулся. И когда проверяет наряды, у него нередко возникает то прежнее чувство, которое сформировалось за много лет службы постовым. Маршрут у Владимира выверен до минуты. Он знает, с кем из милиционеров и сколько времени надо провести. Кому-то надо что-то разъяснить, а кому-то показать, как действовать.

Барсков подошел к посту Владимира Щепинова.

— Товарищ старший лейтенант, — докладывал сержант, — за время несения службы обнаружен и задержан нарушитель паспортного режима.

Барскову нравился этот милиционер, расторопный, обходительный и глазастый, — многое замечает, принимает самостоятельные решения.

Старший лейтенант передал нужные для милиционера сведения и откозырял:

— Продолжайте несение службы.

— Есть.

Отношения с подчиненными у Барскова сложились хорошие. Милиционеры видят в нем не только требовательного командира, но и надежного товарища, не раз доказывавшего на деле, что значит быть настоящим сотрудником милиции. Личный пример, как много он значит! Назвать Владимира очень опытным командиром было бы необъективно. Он учит других, но и сам учится — заканчивает Московский филиал заочного юридического обучения при Академии Министерства внутренних дел СССР.

Владимир Павлович проследовал дальше, к ювелирному магазину «Малахитовая шкатулка». Здесь тоже милицейский пост.

Младший сержант милиции Александр Рыжиков отрапортовал:

— За время несения дежурства происшествий нет.

Поздоровались. Вместе обошли уголки торговых залов на первом и втором этажах. Покупатели, находившиеся здесь, оказались случайными свидетелями того, как продавцы необычайно тепло приветствовали Барскова.

— Здравствуйте, Владимир Павлович, — пожимали ему руку, — спасибо за заботу. Как ваши дела?

И с таким же вниманием провожали. Рыжиков находился рядом и был горд за своего начальника: «Малахитовая шкатулка» — героическая страница в биографии коммуниста Владимира Барскова.

Случилось это 13 ноября 1979 года. Старший сержант милиции Владимир Барсков прибыл на службу, как всегда, раньше намеченного времени. Хотелось поговорить с ребятами. Как-никак четыре года вместе. Не увидишься день-два — скучаешь. Обмолвишься словом — словно зарядку сделаешь, а пошутить хочется — все молодые. У некоторых, как и у него, семьи только-только сложились. А учеба? Сколько ребят вместе с ним учатся в Московской специальной средней школе милиции!

В дверях показался инспектор Киевского РУВД Николай Люкин:

— Забежал по дороге, чтобы спросить: контрольную сделал?

— Собираюсь.

Николай учился вместе с Владимиром на одном курсе.

— Может, объединим усилия? Встретимся вечерком — и сделаем? Времени в обрез, чего тянуть? Договорились?

— Согласен.

Николай так же быстро исчез, как и появился. Владимир присоединился к группе ребят в углу дежурной части. Шел оживленный разговор.

— Представляете, — рассказывал один, — мороз, ветер. Чувствую — зябну. Зашел в гастроном «Новоарбатский». Думаю: погреюсь. И надо же, вижу: какой-то мужичок пристроился к женщине. Расстегнул сумочку, достает кошелек. Я его за руку… Так и не согрелся, пришлось снова идти на улицу, вести вора в отделение.

— А у меня все наоборот, — говорил другой. — Погрелся у батареи ресторана «Арбат». Открываю стеклянную дверь. Вижу — стоит парень. Пригляделся. По приметам, разыскиваемый. Зашел сзади, спрашиваю: «Вам куда?» Он: «Мне не туда». Я: «Нет, туда». Он — в сторону. Успел все же поймать его за воротник…

Только спустя годы Барсков понял, что эта тяга милиционеров друг к другу была не просто желанием поболтать, она представляла собой своеобразную репетицию перед заступлением на службу. Она как бы разминала, разогревала и, конечно, настраивала их на нужный лад.

Инспектор-дежурный подозвал Барскова:

— Принимай оружие.

Владимир протянул руку. Щелкнул затвором. Зарядил. Вспомнились слова старшины Алевохина: «Оружие держи наготове. Работаем, как на передовой. Свою и чужую жизнь охраняем. Но делай все, чтобы оно только лежало, как бутафорская игрушка». До сегодняшнего дня так и было.

Пистолет плотно лег в кобуру. Оружие не наступательное, оно оборонительное. Так, на всякий случай.

Инспектор-дежурный пододвинул сводку происшествий: мол, ознакомься, запиши приметы подозрительных лиц. Ориентировки были малоинтересными. Вряд ли кто из преступников, перечисленных в ориентировке, осмелится появиться в «Малахитовой шкатулке», да и на проспекте Калинина тоже. Впрочем, это теоретически, а практически всякое бывает. И за примером далеко ходить не надо. В прошлом году Барсков по приметам задержал здесь опасного рецидивиста.

Получив инструктаж, Владимир заторопился на свой пост в «Малахитовую шкатулку». Несение службы в магазине ему казалось скучноватым после проспекта Калинина. Там как в кино: огромная панорама, калейдоскоп лиц, ежеминутный контакт с движущейся массой людей. Все это держит в напряжении, служба становится содержательной. Конечно, магазин не пустует, и в нем народ, но размах не тот, что на улице. Барсков привык к простору, однако посты не выбирают, на них назначают.

Начальник отделения капитан милиции А. Светлов постоянно напоминал: «Малахитовой шкатулке» — полную безопасность. Там много ценностей… Охрану должны обеспечивать наши лучшие милиционеры». Среди них был и старший сержант милиции Владимир Барсков. Недавно он получил почетное звание «Лучший по профессии».

Заместитель начальника отделения по политчасти капитан милиции И. Гладкий назвал Владимира надежным и крепким. Барсков никогда не ворчит на тяготы службы, не сетует на загруженность. Всегда откликается на просьбы руководства, товарищей, помогает как может и чем может.

Назначение на охрану «Малахитовой шкатулки» считалось признаком высокого доверия. Это Владимир знал и, несмотря на ограничение в «масштабности», был в готовности номер один.

На пост он всегда ходил пешком. Слегка морозило. Проспект Калинина, как всегда, жил своей жизнью. Стихла предпраздничная и праздничная суета. Обычное утро предвещало обычный, не отличающийся от других день.

Сняв шинель, Барсков спустился на первый этаж. Покупатели входили и выходили. Одни пристально и подолгу рассматривали на прилавках украшения, другие, скользнув глазами по витринам, поворачивали обратно, третьи заходили в зал неоднократно и каждый раз с новыми людьми, видимо, основательно присматривались к покупке.

Владимир, разглядывая лица, видел в них доброжелательных покупателей и никак не хотел даже предполагать, что кто-то зашел сюда с дурными намерениями. Задерживал он тут иногда мелких спекулянтов, но это не в счет. Серьезных правонарушений не было. Однако служба есть служба, и надо ухо держать востро.

Барсков поднялся на второй этаж. Остановился у колонны. И вдруг подал голос «ревун». Барсков метнулся к кассе… Тревога оказалась ложной. Кассир случайно нажала кнопку сигнализации.

В полдень заглянул проверяющий старший лейтенант милиции В. Каныгин.

— Как служба? — поинтересовался он.

— Все в порядке, товарищ старший лейтенант, — ответил Барсков.

Прошлись вдоль прилавков. Осмотрели двери, окна.

В течение дня Барсков по раз и навсегда заведенному порядку курсировал с этажа на этаж. Постоит в зале, стараясь не привлекать внимания покупателей. Глаз наметанный: вдруг появится карманник.

Стало темнеть. Вспыхнули за окном уличные фонари. Барсков взглянул на часы — ровно шесть. «Через два часа встреча с Люкиным…» Мысль оборвалась: снова ожил «ревун» и тут же затих.

Владимир побежал к лестнице. За ним — двое.

— Оставаться на месте! — приказал Барсков.

И рванулся на второй этаж. Поразила щемящая тишина. Люди — как манекены, не двигались. Глянул на стеклянный аквариум кассы. Анна Кострикова сидела как-то неестественно, откинувшись назад, бледная как полотно. Рядом стоял мужчина в темных очках. Левой рукой он шарил в кассе, в правой — сжимал пистолет.

Барсков машинально достал оружие. Первая мысль — стрелять. И уже было прицелился. Грабитель изменил положение — прицел пришелся на кассира. Палец на спусковом крючке расслабился. Метнуться в сторону и попробовать со стороны? Но тогда под огонь попадут покупатели. Выход один — идти напрямую. До кассы метров десять. Это много. Успеет выстрелить. А если зигзагом? Противник оглянулся. Барсков бросился к колонне. Выстрел… Мимо.

Грабитель рядом. Снова наводит ствол… Рывок, удар по вытянутой руке. Пистолет падает, из него вырывается сноп огня… Барсков проводит прием самбо — противник на полу. Повержен и прижат…

Через несколько минут подоспели сотрудники милиции, вызванные по тревоге.

Когда Владимир поднялся, то ощутил дрожь во всем теле. Столько напряжения сил в одно мгновение! Кто-то участливо подставил стул. Барсков сел, чтобы успокоиться. Расстегивая китель, пальцы нащупали рваные края ткани: задела пуля…

Что такое героизм? Это до конца исполненный долг и даже чуть-чуть сверх того. Вот и Анна Кострикова. Она увидела перед собой черный зрачок пистолета, потом услышала жуткое: «Деньги!» Грабитель был страшен. И выполни Анна его требование, ее никто бы не осудил. Слишком опасная ситуация. Но, движимая чувством долга, она решительно захлопнула денежный ящик и подала сигнал. «Ревун» ожил, но тут же стих. Преступник смертельно ранил Анну.

Промедли Барсков хоть минуту, прояви суетливость, и противник мог бы уйти. Вот это и есть исполнение служебного долга до конца.

А чуть-чуть сверх того… Владимир мог бы выстрелить первым, свести риск лично для себя до минимума. Но он думал прежде всего о долге, о людях и вызвал огонь на себя.

…В просторной комнате выстроилась шеренга милиционеров.

— Приказываю заступить на охрану общественного порядка! — звучит командирский голос кавалера ордена Красной Звезды старшего лейтенанта милиции Владимира Барскова.

Заступить на охрану общественного порядка… Невольно приходит на память сравнение с приказом, который звучит на пограничных заставах: «Заступить на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик…» В этом есть нечто глубоко символичное, ибо милиционер, несущий службу по охране общественного порядка, тоже бережет границу — незримую границу, которую нельзя мерить километрами, потому что она проходит через души и судьбы людей.