Мгновения, мгновения...

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

— Сосед, а, сосед! На кого загляделся?

Иван Федорович повернулся на зов:

— А, Семен. Сын с семьей купаться пошли.

— Васятка приехал! Ты подумай, не слыхал.

Дед Семен, стуча суковатой палкой по пыльной земле, приблизился к забору, за которым стоял Шапцев и глядел вслед сыну, снохе, двум внукам.

— Не узрю сослепа. Что за компания? Больно много людей, — приложив ладонь к высохшим бровям, напрягал голосовые связки дед Семен.

— Сам, сама да двое огольцов — вот и вся компания, — не без гордости ответил Иван Федорович.

— Скажи пожалуйста. Семьянин, стало быть. Васятка, в отца. И когда успел! Кажись, вчера без портков ползал. Как время скачет! Галопом.

— Время, Семен, ни дорог, ни горючего не просит. Летит себе. Сам диву даюсь, вроде бы недавно за мою штанину держался, чтобы не упасть, а уже — тридцать. И сам — четвертый.

— Он у тебя хваткий. — Дед Семен присел на скамейку: — Выходи, Иван, потолкуем.

Иван Федорович Шапцев неохотно присел на край доски, потому что ждали дела — собирался до возвращения сына убрать в сарай высохшую траву. Но от деда Семена просто так не уйдешь. Ему все расскажи, доложи. Правда, Ивану Федоровичу и самому хотелось поговорить о Василии — о любимом сыне. Он его гордость. «Ладно, немного потолкуем», — уговорил себя Иван Федорович.

— Васятку-то я несколько лет не видел, — вздохнул дед Семен, — он тогда не был женатый… Слышь, Иван, а молодая-то откуда?

— Из Москвы, — твердо ответил Шапцев.

— Вот как? — удивился дед Семен. — Из самой Москвы. Наши девки, стало быть, не подошли.

Иван Федорович, не дожидаясь его новых вопросов, продолжал:

— Ездил Василий работать в пионерский лагерь, политотдел посылал, там и познакомился с Любой. Вернулись — поженились. Она тоже в милиции, лейтенант. Детки пошли, Андрею уже четыре года, Саше — два.

— Во-от оно как вышло! — протянул дед Семен. — Значит, и она в милиции. И Васятка там?

— А то где же? Окончил Высшую школу милиции. Отбудет отпуск — и на службу.

— Высшую? Стало быть, выше не бывает. Скажи, куда забрался! На самую верхотуру.

— Почему не бывает? — со знанием дела говорил Иван Федорович. — Есть Академия МВД, на руководителей в ней учатся, так что Василию путь ни в коем случае не закрыт.

— Ладно. Лучше скажи, сколько звездочек дали? На какую должность поставлен? — не унимался дед Семен.

— Лейтенант. Оперуполномоченный уголовного розыска, — по-военному отчеканил Иван Федорович.

— На злодеев, значит, нацелился. И не боится. Кажись, уже наскакивали на него. По радио передавали. И еще сказали, орден за смелость получил. Ты тогда не поверил. Помнишь?

— Было, было, — подтвердил Иван Федорович.

Дед Семен почесал затылок:

— На глазах парень созрел. Скажу тебе, Иван, от рождения он у тебя бесстрашный. Вспомни, был маленьким, а на лошади скакал верхом. Подрос — на велосипеде стал гонять так, что смотреть на него страшно. А этот случай. И смех и грех. Ребята хотели отнять у него кнут, и ты знаешь что удумал: обвязался кнутом и бултых в крапиву. Поди возьми.

— Много было с ним приключений, — подтвердил Иван Федорович. — Думаю, от любознательности. Василий, ты же знаешь, без дела не сидел. Даже сейчас, в отпуске, каждую минуту ищет приложение рукам. Трудолюбивый, что говорить. Да-а. В школьниках ходил, а картошку сажал, за коровой ухаживал, теленка растил. А в каникулы? То на сенокосе, то на уборочной. Целыми днями там. Словом, не гнушался трудом.

— Потому и толк получился, — заключил дед Семен. — Труд — всему голова. И от болячек бережет, и на путь истинный наводит. Эх, сейчас только бы работать! Кругом техника! Это мы землю руками рыли. Как все трудно доставалось! С темна до темна на полях. И ничего, до старости дотянули. Тебе под семьдесят, мне за восемьдесят. На двоих сто пятьдесят лет!

Стариковская жизнь такая: вспомнить, поговорить. Вот и сейчас два старых труженика села основательно «прошлись» по прошлым и настоящим проблемам деревни, сожалея, что молодежь не оседает на родной земле. «И Василий мог быть бригадиром, инженером, председателем колхоза, — размышлял Иван Федорович. — Милиция — это, конечно, неплохо, но род Шапцевых — крестьянский».

Мечтал Иван Федорович: отслужит сын действительную, выучится — домой, к земле поближе. А тот распорядился собой иначе: из одной формы — в другую. Позже, правда, Василий признался: любит дисциплину, порядок, форму.

Дед Семен поднялся — занемела спина:

— Ты, Иван, не переживай. Гордись! Ты подумал, кто он недавно был?

— Ну кто?

— Рядовой рабочий. А теперь? Погляди, кем его милиция сделала. Офицер. Кавалер ордена Красной Звезды. Член партии…

Солнце начинало нещадно палить. Василий резвился с малышами на потеплевшей отмели. Мальчишки обдавали отца брызгами, он увертывался, убегал. И в какой-то момент игры вдруг почувствовал, как в нем ожили ощущения, пережитые в детстве: точно так же играют его сыновья, как и он когда-то с ребятишками села. Это и понятно. Все здесь родное, все исхожено вдоль и поперек. У того глинистого выступа на снопах камыша начинал плавать. Здесь, засучив по колено штаны, ловил рыбу. Чуть дальше купали лошадей, там же дед Семен учил ездить на коне верхом.

— Папа, пойдем маму обольем, — потянул его за руку Андрей.

— Пойдем, пойдем…

Накупавшись и наигравшись, дети заснули под тенью ивовых кустов. Василий с женой Любой сидели у обрыва. Отсюда хорошо было видно реку, ее извивы, заросшие берега.

— Удивляюсь, чем привораживает река? — сказал Василий, глядя на воду. — Тянуло нас сюда невероятно. Она, как мать, сплачивала и дисциплинировала нас. Отсюда мы, бывало, никуда. Родители это знали и были спокойны.

— Река приводит наши чувства в порядок, — в тон мужу заговорила Люба. — По душе занятие дает каждому. Купайся, загорай, катайся, лови рыбу, стирай, сиди у костра, думай, наконец…

— Думаю, — усмехнулся Василий, — не помогает.

— О чем, интересно?

— Об аккумуляторах.

— Больше ничего на ум не идет? — заулыбалась Люба.

— Видишь ли, они нет-нет да и выползают, проклятые.

— Тебя и в отпуск отправили, чтобы ты на время забылся.

— Я бы, конечно, забылся, да ты не помогаешь.

— В каком же качестве?

— Как специалист по дознанию.

— А ты, как специалист по розыску, добывай улики, и все будет в порядке.

— Чтобы найти их, надо человека разговорить. Ты это умеешь лучше меня.

— Когда станешь поопытней, и у тебя непременно получится.

— Спасибо за совет, но должен заметить: чтобы накопить опыт, нужны годы, а преступление требуют раскрывать сегодня. Ну ладно, поплаваем.

Василий поднялся. Высокий, темноволосый, широкоплечий — приятно было посмотреть на него. Люба в который раз порадовалась за него и за себя.

— Ты иди, а я — наседка, — ласково сказала она.

— Цыплятки-то спят, — обернулся Василий.

— Спят, пока мы здесь.

— Не возражаешь, махну на тот берег?

— Отведи душу.

Шапцев осторожно вошел в воду и, чтобы не разбудить детей, поплыл тихо. Достигнув песчаного обрыва, он оглянулся. Люба подсела к детишкам.

Легкий ветерок принес с поля сочный запах разнотравья. Глубоко вдохнув, Василий повалился на бархатную землю. Лежа на спине, он бросил взгляд на жаворонка, который, заливаясь на всю округу, по спирали рвался ввысь. Веселым занятием деревенских мальчишек было наблюдение за состязанием жаворонков, поднимавшихся так высоко, что они казались едва видимыми точками в огромном небе. Каждый мальчишка имел «своего» жаворонка и гордился, если тот взлетал выше всех, а значит, оказывался победителем. Этот же взлетал недолго: видимо, не было достойных соперников. Сложив крылья, он камнем пошел вниз.

Шапцев закрыл глаза, всплыли картинки детства: двор, улица, дома под соломенными крышами, дед Семен с лошадьми, отец с машиной, сенокос, уборочная. Школа… С ней связаны лучшие годы. Шапцев учился с желанием, тянулся к книгам, охотно слушал рассказы учителей, взрослых. Впитывал все, что было интересно. Отец радовался: парень растет любознательным и самостоятельным, смена ему достойная. Но после восьмилетки Василий неожиданно потянулся за ребятами, своими сверстниками, в Электрогорское ПТУ Московской области. Иван Федорович по-отцовски поворчал, пожурил сына за ослушание, но препятствовать не стал. «Чем быстрее выучишься, тем скорее вернешься домой. Слесарь на селе — первый человек», — говорил Шапцев-старший.

Отправив Василия, отец твердо верил: не подведет сын, будет учиться хорошо. Василий действительно проявил усердие и старание: приобретал не только профессиональные, но и общеобразовательные знания — поступил в школу рабочей молодежи. Днем — ПТУ, вечером — школа. И так три года. Три самостоятельных года. Потом работа на Люберецкой ТЭЦ, где коллектив охотно принял смуглого юношу в свои ряды. Иван Федорович остался недоволен распределением, ибо питал надежды на то, что сын вернется домой. Но опять смирился: через год Василию в армию, а там видно будет.

Слесарь по оборудованию — хлопотливая должность. Она требует честности и надежности, ибо сама атмосфера предприятия, где происходит таинство рождения электричества и пара, предъявляет работающим самые высокие требования. Шапцев понимал это и был аккуратным исполнителем, проявил интерес к освоению новой техники. И только было почувствовал в себе силу, как пришла повестка из райвоенкомата…

Рядом пролетела шумная сорока, Шапцев поднял отяжелевшие веки. «Пора и честь знать», — приказал он себе, поворачивая голову к воде. Там, на противоположном берегу, мирно лежали три фигурки. «Ну поспите, а я еще помечтаю», — подумал Василий.

Дело в принципе несложное. На заводе пропадали аккумуляторы с машин, готовых к отправке. Воров удалось поймать, но кому они сбывали краденое — это осталось невыясненным. Говорят, приезжали разные неизвестные люди. Шапцев начал искать их, построил и проверил несколько версий, однако ни одна не подтвердилась. Первое начатое им дело зашло в тупик. И тогда Василий попросился в отпуск, дав начальнику слово, что по возвращении найдет злоумышленников, так как на отдыхе можно будет собраться с мыслями. Шапцев предполагал здесь, в деревне, разработать серию комбинаций, чтобы по приезде в Москву без раскачки приступить к розыску. «Итак, вариант первый», — начал было он.

— Папа-а! Папа-а! — донеслись до его уха два тоненьких голоска.

Василий быстро поднялся. Андрюшка и Сашок звали его к себе.

— Иду-у!

Он с азартом бросился в теплую воду и мощно поплыл саженками к противоположному берегу.

Через несколько минут вся семья отправилась домой. Обедать.

Иван Федорович первым заметил бегущих внучат:

— Идут.

Дед Семен вскинул голову:

— Дождались.

— Здравствуй, Семен Васильевич! — подходя к старикам, сказал Василий.

— Здорово, здорово, москвич, — протянул тот сухую ладонь. — Ишь ты какой! В три раза выше меня. А плечи-то, плечи — сажень! Ну и вымахал, как после дождя. Ордена не вижу.

— На парадном кителе.

— Ишь ты, а я в войну на телогрейке носил.

— Сейчас другое время.

— Не выхваляешься, это хорошо. Я, по совести сказать, любил крутануть носом. Болезнь за собой имел такую.

Подбежал Андрюшка:

— Папа, кушать!

— Внучек, не балуй, дай поговорить с отцом, — проворчал дед Семен. Василий взял сына на руки.

— Как служишь, лейтенант? — продолжал расспрашивать дед Семен. — За что дали орден, так и не знаю, хоть и первым услышал о награде. Любопытствую узнать: за что? Отказать не смей. Я тебя тоже воспитывал: носил на руках, учил лошадей запрягать…

— Хорошо, хорошо, дед Семен, поговорим. Дай только с детьми управиться… А давай-ка лучше вечерком встретимся. Идет?

— Идет! — согласился старик.

Покормив детей и уложив их спать, Василий вместе с отцом вышел на огород: как и что там? Глаза соскучились по живой огородной зелени. Шапцев-младший по-хозяйски оглядывал грядки цветущих огурцов, трогал кудрявую ботву картофеля.

— Приятная зелень, — восторгался Василий.

— Будет дождь, будет и картошка, — сказал Иван Федорович. — А пока жара. — И, шагнув в тень, предложил: — Посидим.

Василий посмотрел на два почерневших пенька.

— Когда же спилить успели? — удивился он.

— Да когда ты из армии на побывку приходил, — ответил отец. — Никак, забыл? Помнишь, буран прошел и наломал дров.

— Не помню, вылетело из головы, — ответил сын, присаживаясь.

— И про армейские порядки, поди, забыл.

— Ну что ты! Это навечно.

С дел огородных разговор незаметно перешел на дела армейские. В жизни сына и отца армия оставила большой след. Достаточно сказать, что Иван Федорович прошел всю войну, а в характере Василия служба убрала все лишнее, подсказала путь в будущее.

Именно танковое подразделение, в котором старший сержант Василий Шапцев командовал группой разведки, подтолкнуло его к выбору своего места в жизни. Разведчик — глаза и уши подразделения. Разведчик должен быть выносливым, смекалистым, отлично владеть оружием и техникой. Эти качества и развил в себе Шапцев.

Беседуя с отцом, Василий вспомнил учения.

…Усталые солдаты после дневной атаки укладываются спать, а разведчики в этот момент только начинают интенсивную работу. Они пробираются сквозь посты боевого охранения и уходят в ночную мглу. Если присмотреться к ним, можно заметить, что все на них пригнано точно и аккуратно, Ничто не брякает и не звякает. Лица решительные и энергичные. Неслышной походкой они уходят туда, где находится «чужое» подразделение. Им нужны сведения, на основе которых штабные работники будут разрабатывать план боя.

Разведчики то идут пригибаясь, то почти ползут по влажной земле. Но вот они замирают на месте. Сейчас каждое неосторожное движение, шумный вздох могут привлечь внимание часового, а его надо взять и доставить как «языка».

Разведчики лежат неподвижно. Приближается тень часового. Рядовой Айтукенов, уроженец горного Казахстана, подкрадывается к нему и прижимает к земле.

Группа отправляется в обратный путь. Он нелегок. Надо не только прийти самим, но и довести «языка»…

Армейский уклад жизни и привел Шапцева в милицию, где, как ему казалось, служба построена по тому же принципу и где от человека требуются точность, исполнительность, самодисциплина и смелость.

В августе 1976 года Шапцева приняли на работу в 1-е отделение милиции города Москвы. С первых дней службы Василий почувствовал, что армейские навыки заметно ему помогают. Командир подразделения старшина милиции А. Васькин говорил ему:

— Службу ты чувствуешь, кое-что от меня переймешь, побываешь в учебном центре, изучишь маршруты и объекты и тогда обретешь уверенность. Но как бы там ни было, всегда помни о бдительности и самоорганизованности. Их никто не передаст. Развивай сам.

Старший наряда сержант милиции Анатолий Хрусталев добавлял:

— Не забывай о поговорке: «Будь строг, но справедлив», она не подведет. Если говорить о храбрости, то этого мало для милицейской службы, надо еще знать, как действовать. Всякое бывает: то ты ловишь преступника, то он тебя ловит на мушку. Какой же вывод? Простой: учись и учись.

После окончания курса первоначальной подготовки Шапцеву доверили самостоятельно нести патрулирование. Улицы Осипенко, Балчуг, Климентовский переулок стали его «владениями». Жара, мороз, дождь, снег — милиционер на посту. Праздник, люди гуляют, веселятся — милиционер на посту. И так день за днем, без особых происшествий. Были, конечно, и напряженные моменты — улицы всегда полны неожиданностей. Но память хранит вот этот случай.

…Пройдя дворами, Шапцев ступил на тротуар Климентовского переулка. Навстречу шел мужчина. Увидев милиционера, он юркнул под арку дома. Василий за ним и в конце двора успел схватить незнакомца за руку. Тот попытался оказать сопротивление, но помогли прохожие.

В дежурной части установили: задержанный оказался особо опасным рецидивистом, разыскиваемым органами милиции…

Жара пошла на убыль. Иван Федорович снял кепку. Василий, глядя в сторону двора (не проснулись ли дети?), принялся массировать рубец на левой ладони.

— Беспокоит? — спросил Иван Федорович.

— Кожа затвердела. Разминаю ее время от времени, — ответил Василий, опуская руку.

Иван Федорович вздохнул:

— На войне стреляют — там все ясно. Сейчас-то какой дьявол толкает к оружию?

Честно проживший всю жизнь, Иван Федорович представить себе не мог, как это можно ни с того ни с сего поднять руку на человека, залезть в чужой карман или квартиру. Какую же совесть надо иметь или не иметь никакой, чтобы решиться на такие дела?

— И часто балуются огоньком? — нерешительно спросил он.

— Да нет.

— Но с тобой же было?

— Это редкость. Служба в основном черновая. Беспокойство доставляют воры. Приходится искать и задерживать их, хотя и действуют они изощренно. Ничего, находим.

Он вспомнил случай из практики своего товарища.

…Днем, когда хозяева квартир на работе, один сравнительно молодой человек, прилично одетый, поднимался на этаж, останавливался у двери, осматривал замок, вытаскивал отмычки — и через три минуты он уже в прихожей. Извлекал из кармана блокнотик, заносил в него план квартиры и удалялся в другой район Москвы, где проделывал такую же операцию, успевая до обеда «ознакомиться» с жильем четырех семейств.

А через неделю все эти квартиры обокрали. Сам «разведчик» ничего не брал и никаких следов не оставлял, а посылал других и за это получал свою долю. Трудно его было изобличить. Изрядно пришлось товарищу Василия поломать голову, но доказательства он добыл. Суд вынес справедливый приговор.

— Надо же, какие проходимцы есть! — изумился Иван Федорович. — Товарищ твой — молодец, изловил подлецов. Побольше бы таких работников. — Встал, прислушался: — Кажется, внучата зовут. Иди проведай их…

Под вечер, когда жара окончательно сошла, дед Семен направился к дому Шапцевых. Василий уже поджидал его на крыльце.

— Уговор дороже денег, — улыбаясь, сказал дед. — Герой, он есть герой, а потому обязан являться, когда его просят.

— Ну какой я герой, Семен Васильевич?

— Помалкивай. Я старый солдат и знаю, что говорю. Красная Звезда — орден боевой. За так его не дают. Отличиться надо. Ну-ка, садись и все — как на духу. Про героев, по совести сказать, люблю послушать, потому что сам не прочь быть им, да, видно, ростом не вышел.

— Да рассказывать-то, собственно, нечего, дед Семен. Шел, увидел, задержал.

— Эту сказку я раньше тебя слышал. Ты толкуй по порядку, как полагается, со всеми закавычками.

— Слушаюсь, Семен Васильевич!

— Вот это по-нашему.

Любил дед Семен пространные рассказы, и Шапцев начал издалека.

…Было это в субботу, 2 декабря 1978 года. Несмотря на то что Шапцев дежурил во вторую смену, встал он рано, потому что готовился к вступительным экзаменам в Московскую высшую школу милиции МВД СССР. Учиться очень хотелось. В случае удачи через четыре года он — офицер милиции, к чему и стремился. Служба нравилась, делал свое дело охотно, чувствовал, что идет по правильному пути, словом, получал от работы удовлетворение и так привык к повседневности, что забывал о своей профессии как о мужественной и отважной. Мужество и героизм ему казались какой-то высшей ступенью сознания. Как любовь, как мудрость. А сам подвиг — красивым и бескровным.

Шапцев не обижал людей невзначай, а тем более с умыслом. За правонарушения взыскивал, но старался, чтобы было все по закону, справедливо. Василий не бывал на посту один. Там два номера: один работает, другой контролирует. Милиция — это не только профессия, но и состояние души. Готовность помочь человеку ежедневно сталкивается с разрушающей силой преступности; надо сделать и трудную работу, и сохранить веру в себя, в свое милосердие.

За делами время проходит незаметно — пора и на службу. Шапцев оделся. На улице стоял легкий морозец. Ни снега, ни ветра. Дышалось легко: «Погода праздничная», — подумал Василий.

В отделении милиции старший сержант доложил о своем прибытии. Дежурный выдал рацию, пистолет и маршрутную карточку.

— Напоминаю, на вашем маршруте две сберегательные кассы, объекты важные, — говорил дежурный, — заходите в них в строгом соответствии с порядком несения патрульной службы. Вопросы есть?

— Ясно, — ответил Шапцев, — разрешите идти?

— Идите.

Новокузнецкая улица, улица Землячки — маршрутная зона Шапцева. Привычным шагом он обходил участок за участком. Первые минуты Василий отдавал вхождению в работу. Ему всегда нужно было освоиться с местом, породниться с ним, чтобы чувствовать себя свободней, непринужденней. Людей было мало, его не останавливали и ни о чем не спрашивали. Так он пришел к сберегательной кассе на улице Землячки. Переступил невысокий порог, поздоровался с работницами, которые знали его. Поговорив несколько минут, Василий предупредил: в девятнадцать сорок, к закрытию, как обычно, зайдет снова.

— Будем ждать, — сказала пожилая кассирша.

С улицы Землячки милиционер направился на Новокузнецкую, где находилась другая сберегательная касса. Шел Шапцев неторопливо, размеренно, в хорошем расположении духа, размышляя о том, как будет сдавать экзамены, как потом пойдет учеба, а учиться он будет прилежно, потому что милиция — его судьба. У сберкассы Василий остановился, поглядел по сторонам и уже было сделал шаг к двери, как из-за угла появился начальник отдела охраны общественного порядка Москворецкого РУВД П. Назаренко. «Проверяет посты», — мелькнуло в голове.

И, шагнув навстречу, Василий отрапортовал:

— Товарищ подполковник, патрульный старший сержант милиции Шапцев.

Назаренко протянул руку:

— Здравствуйте, Василий Иванович! — Подполковник знал и называл милиционеров по имени и отчеству. — Как самочувствие?

— Хорошее, товарищ подполковник.

— Обстановка?

— Все спокойно, происшествий нет.

— Хорошо. Но не забывайте: надвигаются сумерки, день выходной, а потому повысьте бдительность, почаще появляйтесь в бойких местах, контактируйте с дружинниками и особое внимание уделяйте сберкассе на улице Землячки. Эту сберкассу мы с командиром подразделения возьмем на себя.

— Ясно, товарищ подполковник. Разрешите выполнять задание?

— Выполняйте.

Через несколько минут Шапцев встретил группу дружинников завода имени Владимира Ильича, договорились встретиться в девятнадцать сорок на улице Землячки, у сберкассы. И разошлись в разные стороны. Василий был в зимней форме: валенки, меховое пальто, шапка. Обмундирование подогнано, движений не сковывает. Тепло. Мороза он не чувствовал.

Из переулка навстречу ему выкатилась «Волга» с включенным дальним светом. Шапцев поднял руку: по городу не положено ездить со светом дальних фар, это непорядок. Впрочем, не такое уж большое нарушение. И все же предупредить водителя надо. Он попросил документы. Все было сделано вежливо, спокойно, как положено. Водитель опустил стекло — из кабины потянуло перегаром. Шапцев сразу уловил его.

— Придется вас задержать, — предупредил милиционер и по рации сообщил дежурному.

Через несколько минут прибыл инспектор дорожно-патрульной службы ГАИ. Передав ему нарушителя, Шапцев продолжил прерванное патрулирование. В половине восьмого он уже стоял у сберкассы на улице Землячки. Вокруг ни души. Посмотрел в окно: свет горит, кассир и контролер на своих местах. «Зайду к ним», — решил Василий. Плечом толкнул дверь — не поддалась. Это было странно. До конца рабочего дня оставалось еще полчаса. Надавил сильнее. В образовавшуюся, щель увидел ржавый металлический прут. Он-то как раз и сдерживал дверь.

Шапцев забарабанил по обшивке.

— Кто там? Откройте! — потребовал он.

Прислушался. Тишина. Опять постучал:

— Откройте!

Послышались робкие шаги. Заскрежетал засов. Дверь тамбура приоткрылась, показался парень лет двадцати пяти, в шапке и потертой дубленке.

Шапцев решительно ступил на порог. Незнакомец был явно чем-то озабочен.

— Что вы здесь делаете? — спросил Василий.

— Заведующая попросила подогнать двери, — подбирая слова, ответил тот.

«На плотника непохож, — мелькнула мысль, — ящика с инструментом не видно. Шапка надвинута на глаза. Дверь закрыл».

— Но уже конец рабочего дня, и касса скоро закрывается.

— Так получилось… Опоздал.

— Документы.

Незнакомец попятился назад:

— Какие документы?.. Я же на работе.

В тусклом свете лампочки Шапцев пытался разглядеть выражение лица «плотника». Оно показалось озлобленным и настороженным. «Никакой ты не плотник», — подумал Василий.

— Документы!

Парень переложил прут из правой руки в левую, а правую быстро опустил в карман. Шапцев почувствовал недоброе — сработала профессиональная интуиция. Что делать? Ни рацией, ни оружием ему уже не воспользоваться. Счет идет на секунды. Надежда только на самого себя. По росту и силе они примерно равны, но за Шапцевым профессионализм и уверенность в своей правоте. Василий сделал шаг вперед, незнакомец выхватил пистолет.

— Не подходи! Убью! — прохрипел «плотник».

В ответ Шапцев мгновенно ухватился за ствол и повернул его. Грохнул выстрел, дымом обдало милиционера, но рука его не дрогнула, только сильнее сдавила ствол. Еще один хлопок…

Выстрелы услышали одновременно в трех местах: работницы сберкассы, дружинники и подполковник Назаренко. Каждый из них отреагировал должным образом. Кассирша вызвала милицию, дружинники и Назаренко побежали на звук.

Применив болевой прием, Шапцев свалил на пол стрелявшего, который оказал яростное сопротивление, пытаясь снова воспользоваться оружием. Пистолет заклинило, противник лихорадочно давил на спусковой крючок, но безуспешно. Василий действовал расчетливо. Вот-вот должны появиться дружинники, и, чтобы его заметили, он решил вытолкнуть преступника на тротуар. Это ему удалось. Прижав противника к асфальту, Шапцев мужественно сдерживал его отчаянные выпады, не позволял ему подняться.

Впереди послышался топот, милиционер поднял голову: бежал Михаил Коротков, дружинник завода имени Владимира Ильича. А еще через несколько секунд появились Назаренко и оперативная машина. Преступника водворили в кабину…

В отделении милиции дежурный пожал руку Шапцеву:

— Молодец, Вася, не растерялся! — И тут же: — А почему ладонь липкая?

Шапцев стянул перчатку — кровь. Пуля задела ребро ладони.

— Надо же! — изумился он. — Даже не почувствовал, что ранен.

— Задета мякоть, — успокоил дежурный, — сейчас перевяжу, и в больницу: швы наложат.

И вдруг ноги у Василия стали словно ватные, его прошиб пот. Наконец до него дошло, в какой переплет он попал. Чуть-чуть промедли, и он, возможно, не стоял бы сейчас здесь. В схватке сознание долга было сильнее, чем чувство самосохранения. Василий помнил об одном: не упустить, задержать, а все остальное вроде бы не имело никакого значения. Суть своей службы Шапцев видел в том, чтобы всегда оказаться вовремя там, где он необходим. К этому жестокому поединку он был морально и физически готов, в него он вложил все, чему учили старшие товарищи…

Дед Семен с прилежностью школьника слушал Василия, не перебивал и лишь в конце рассказа спросил:

— А не испугался, когда тот бабахнул? На фронте в первые дни я, по совести сказать, боялся стрельбы. Даже не мог ни пить, ни есть. Потом страх куда-то провалился. Скажут: «В атаку!» — и ты пошел. Пули свистят, снаряды рвутся, а ты идешь. Обо всем забываешь.

— Не чувствовал страха и я, Семен Васильевич. Другая была тревога: как бы не упустить этого мерзавца.

— Кто же он таков?

— Издалека приехал, тип еще тот! Совершил у себя в городе преступление. Местный участковый дознался, кто это сделал, пошел выяснять, дома ли преступник, а тот увидел его в окно, выскочил из квартиры и затаился под лестницей. Когда участковый, ни о чем не подозревая, ступил на площадку, преступник подкрался сзади и ударил его по голове, потом завладел оружием и подался в Москву, чтобы ограбить кассу. Приготовил пистолет, финский нож и маску, вошел в тамбур помещения, закрыл за собой дверь. А работницы сберкассы, видно, не слышали, что происходит за стеной, заняты были. Как раз в этот момент и я появился.

— Вовремя появился, Василий Иванович, — оживился дед Семен. — Женщин, деньги спас, ну и жигану дал по загривку. Это по-нашему, по-тамбовски. Судили прохвоста?

— Пятнадцать лет получил.

— Я бы еще прибавил.

— Больше по закону нельзя.

— А дальше?

— Все, дед Семен.

— Как все? А орден?

— Орден вручали весной, в мае 1979 года. Помню, было тепло, солнечно, настроение отличное, только что сдал экзамены в Высшую школу милиции. Пригласили награжденных в Моссовет, красивое здание на улице Горького, и вручили награды.

— Показать можешь?

— Не могу, дед Семен, дома он, в Москве.

— Ладно. Теперь я всем расскажу, какой герой вырос на нашей тамбовской земле. Этот герой — Василий Иванович Шапцев, мой сосед. Он меня, фронтовика, обскакал: у меня медали, а у него боевой орден. А еще скажу, что земляк наш не дает проходу тем, кто шапки с чужих голов снимает, кто машины разувает, лампочки бьет на столбах, кто пьет, крадет и бродяжничает…

В период отпуска Шапцев не раз встречался с дедом Семеном, непоседливым и словоохотливым человеком. Тот все говорил, что очень уж хочется ему подержать в руках орден. Василий обещал непременно привезти его в следующее лето.

Вернувшись в Москву, оперуполномоченный 1-го отделения милиции лейтенант Василий Шапцев сдержал слово, данное начальнику, — изобличил воров, кравших аккумуляторы.