Мифы о русалках. От сирен и Мелюзины до нингё и Ариэль

ОАННЕС

16

В мифологии важная роль отведена разнообразным водным созданиям — эти существа бывают как мужского, так и женского пола, и по своему могуществу они иногда значительно превосходят русалок. Практически все они обладают сверхъестественными возможностями, а некоторые, например Посейдон, имеют божественную природу.

Нижеприведенное описание Оаннеса (или Оанна) взято из повествований Беросса — вавилонского историка, жреца и астролога, жившего в III веке до н. э., на сочинения которого ссылаются англоязычные источники XIX века. У Оаннеса тело рыбы, но он обладает способностью жить на суше и общаться с людьми: у него человеческая голова, ступни, и он владеет человеческим языком. Являлся ли он божеством — покровителем рыб или служил посланником древнего бога вод Энки, так или иначе Оаннес непосредственно связан с месопотамским богом Дагоном и сирийской богиней Атаргатис, которая, по свидетельству древнегреческих авторов, отождествлялась с греческой Афродитой или римской Венерой — богиней, рожденной из пены морской. С наступлением ночи Оаннес возвращался обратно в море (район Персидского залива), поэтому некоторые исследователи считают его солнечным божеством.

Примечательно, что Оаннес передает людям знания: это соответствует мифологическому представлению о том, что хранителями знаний были связанные с морем мифические гибридные существа — полулюди, например сирены в гомеровской «Одиссее».

В те давние времена в городе Вавилоне, столице страны под названием Халдея[2], проживало множество разных народов, и жили они безо всяких правил и законов, как дикие звери.

И вот в первый год явился к ним из вод моря Эритрейского[3], граничившего с Вавилонией, наделенный разумом зверь по имени Оаннес. Согласно описанию Аполлодора, тело у зверя было рыбье; под рыбьей головой находилась голова человечья, а внизу хвоста имелись ступни. У него был человеческий голос и членораздельная речь; его изображение сохранилось до наших времен.

Оаннес. Барельеф, сохранившийся на стене древнего месопотамского города Нимруда.

Smith, George. The Chaldean account of Genesis. New York: Scribner, Armstrong, 1896

В светлое время суток это существо находилось среди людей, но не принимало никакой пищи. Оаннес дал людям представление о письме, науках и всех видах искусства. Он научил людей строить дома, возводить храмы, устанавливать законы и объяснил людям основы геометрии. Он показал людям, как распознавать семена растений и собирать плоды земли. Иначе говоря, Оаннес научил людей всему, что облагородило их нравы и очеловечило их. Дарованные им знания были столь всеобъемлющими, что с тех пор и до настоящего времени к его наставлениям не добавлено ничего существенного. С заходом солнца это существо на всю ночь возвращалось в глубины моря, ибо было оно амфибией.

КАЛИЯ, ЗМЕЙ

17

История Кришны, победившего Нага (великого змея) Калию, изложенная в священном санскритском тексте «Бхагавата-пурана», известна в индуистской традиции не только описанием могущества юного Кришны, но и тем, что Кришна не убивает Нага, а разрешает змею со всей семьей перебраться в глубь океана, подальше от реки Ямуны. Тем самым Кришна помогает людям, проживавшим по берегам реки Ямуны, которая была отравлена змеиным ядом, и в то же время признаёт право Нага на существование.

Описание змеиного царя и его свиты из водных змей совпадает с описаниями прочих опасных мифологических морских «чудовищ». Гомер поведал нам о шести длинных шеях Сциллы и об острых зубах, которые в несколько рядов росли в каждой ее пасти; после того как Одиссей благополучно миновал остров сирен, его ждало новое испытание — встреча со Сциллой и Харибдой, обитавшими на берегах Мессинского пролива, между Италией и Сицилией. Наги, подобно прочим мифическим водным существам, являются важным символом преображения и объектом поклонения.

Поклонение змеям — одна из древнейших и наиболее распространенных религиозных практик в мире. Отношение водных змеев к людям варьирует от доброжелательного до злокозненного, независимо от того, какое место, главное или второстепенное, занимает змей в божественной иерархии. Как и другие водные создания, они наделены присущей воде способностью даровать жизнь или приносить смерть. Подобно космическим силам, змеи символизируют созидание и порядок либо хаос и разрушение, однако иногда эти противоположности сливаются и разрушение становится катализатором нового сотворения.

Более того, во многих культурах прошлого и настоящего змеи — особенно живущие в воде — выступают в роли фаллического символа. В своей милостивой ипостаси змеи являются духами-хранителями, связанными с исцелением, познанием и искусствами или с плодовитостью; они даже становятся основателями отдельных династий и целых народов. В своей разрушительной ипостаси змеи предстают хищниками — например, насильниками — или распространяют болезни и беды.

Однажды Кришна без сопровождения своего старшего брата Баларамы отправился во Вриндаван[4]. Украшенный гирляндой из лесных цветов, он шествовал в окружении пастухов. Так он добрался до реки Ямуны, чьи пенистые волны плескались по берегам, и казалось, что река смеется. И вдруг он увидел в воде отвратительное зрелище — змей Калия плавал в жутком омуте, вода в котором была смешана с огненным ядом! На берегу стояли обгоревшие деревья, на которые попадал раскаленный яд, и брызги летящей по ветру воды обжигали птиц на лету.

Сражение Кришны и Калии. Рисунок неизвестного индийского автора, XVIII в.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

При виде этого зрелища, страшного, как пасть смерти, Мадхусудана[5] подумал: «Должно быть, это пристанище зловредного Калии, чье оружие — яд, мерзкого змея, которого я однажды победил. А теперь вся река Ямуна отравлена им до самого устья, так что ни скот, ни жаждущие люди не могут пить речную воду. Я должен укротить змеиного царя, чтобы жители Враджи могли спокойно и безбоязненно передвигаться по окрестностям. Я для того и снизошел на землю, чтобы умиротворить жестокосердных созданий, призванных сеять зло. Заберусь-ка я на то раскидистое дерево кадамба и прыгну прямо в омут к змею, который питается ветром!» Подумав так, Кришна подоткнул свое одеяние и прыгнул в омут к змеиному царю.

Прыжок Кришны так взволновал огромный омут, что вода захлестнула даже самые отдаленные деревья, которые загорелись от ядовитых брызг, разносимых ветром; и всё вокруг заполнилось обжигающим пламенем.

Оказавшись в змеином омуте, Кришна дерзко ударил рукой по воде. При этом звуке змеиный царь Калия тут же явился к нему — и глаза его были медно-красными от гнева. Его окружали другие ядовитые змеи, питающиеся ветром, чьи пасти источали огненный яд, и их сопровождали сотни змеиных жен в прекрасных ожерельях и великолепных браслетах, которые звенели при каждом движении их тел.

И вот змеи взяли Кришну в кольцо, обвивая его своими телами и кусая ядовитыми зубами. Когда пастухи увидели, что Кришна упал в омут и змеи опутали и сдавливают его своими телами, они бросились бежать во Враджу. Переполняемые горем, они громко кричали: «Кришна оступился и упал в омут Калии, и змеиный царь сожрет его заживо! Скорей бегите туда!»

Пораженные такой вестью пастухи и их жены поспешили к реке, а впереди всех мчалась Яшода[6]. «Где же, где же он?» — взволнованно кричала толпа женщин-пастушек, которые, сбивая ноги, бежали за Яшодой. Отважные пастухи Нанда и Рама также спешили к Ямуне, надеясь спасти Кришну. И вот они видят его, беспомощного и обвитого змеиными кольцами, во власти змеиного царя. Взглянув в лицо своего сына, пастух Нанда, удивительный провидец, замер без движения, и так же замерла госпожа Яшода. А другие пастухи, отчаявшиеся от горя, глядели, рыдая, и дрожащими голосами молили Кешаву[7] с любовью. <…>

Когда Кришна услыхал мольбы пастухов, на губах его расцвела улыбка и одним движением он раздвинул змеиные кольца, освобождая свое тело от пут. Руками Кришна нагнул среднюю голову змея, украшенную изогнутым капюшоном, мощным прыжком вскочил на голову змея и стал танцевать на ней. Под пляшущими ногами Кришны змеиный капюшон раздувался с каждым дыханием змея. Лишь только змеиная голова увеличивалась, Кришна снова и снова топтал ее. И вот задавленный Кришной змей содрогнулся и потерял сознание, и рвало его кровью под ударами посоха Кришны.

Когда змеиные жены узрели царя змей с согнутой шеей и склоненной головой над потоком крови, льющимся из его пасти, они подступили к Мадхусудане и горестно взмолились: «Верховный бог богов, славный своим всезнанием, не имеющий себе равных, несказанный божественный свет, включающий в себя верховное божество как часть малую. Имя твое иные божества восславить не в силах. Как же тогда мы, простые женщины, можем описать тебя словами? <…> Добродетель милосердна к несчастным созданиям и глупым женщинам, так прости же ты это жалкое создание, ты — кто славен своим всепрощением! Ты опора всего мироздания; а он всего лишь ничтожный змей. Под твоей пятой он скоро испустит дух! Может ли этот слабый, поверженный змей сравниться с тобой, о прибежище всего живого? И ненависть, и сострадание — всё во власти верховной сути, о Бессмертный! Прояви сочувствие к этому змею, быстро теряющему силы, о владыка мира. Наш супруг погибает! О владыка Вселенной, подари нам его жизнь, как милостыню!» <…>

Затем и сам Калия взмолился о пощаде: «Я не в силах восславить тебя и оказать тебе почести, верховный бог богов, но прояви ко мне жалость, о Бог, чья единая мысль есть сострадание! Я был рожден среди змеиной расы, которая славится жестокостью; ибо это истинная природа змей. Но в этом нет моей вины, Ачьюта[8], ибо ты сам испускаешь и поглощаешь целый мир; сословия, порядки и обычаи — всё назначено тобой, нашим творцом… Теперь я бессилен, утратив свой яд. Ты подчинил меня, Ачьюта; так сохрани мне жизнь! Приказывай — я повинуюсь!»

«Покинь воды реки Ямуны, змей, и возвращайся в океан вместе со всеми женами, детьми и свитой. А в море, о змей, когда Гаруда[9] — враг всех змей — узрит отпечаток моей ступни на твоей голове, он тебя не тронет». Молвив это, господин Хари[10] отпустил змеиного царя, а тот поклонился Кришне и возвратился в молочный океан [космический мировой океан].

Сражение Кришны и Калии. Статуэтка из позолоченной меди. XVII в.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

На глазах у всех Калия покинул свой омут, а вместе с ним ушла вся его свита с женами и детьми. Когда змей исчез, пастухи стали обнимать Кришну, словно он воскрес из мертвых, и любовно оросили его голову слезами. Другие счастливые пастухи, видя, что река стала безопасной, в восхищении пели хвалы неутомимому Кришне. Под песнопения пастушек и прославления пастухов Кришна, совершивший подвиг, возвратился во Враджу.

ОДИССЕЙ И СИРЕНЫ

В наши дни сирены и русалки стали символом женского коварства, но родом они из разных морей и из разных культур. На древнегреческих вазах и надгробиях сирены изображены с женскими головами, крыльями и куриными лапами или с когтями хищной птицы. Однако с течением времени сирен начали отождествлять с русалками из североевропейского фольклора, и сирены приобрели облик полуженщины-полурыбы18. Отличительной чертой сирен всегда служила не их внешность, а способность очаровывать песнями и музыкой. Поскольку в сказаниях сирены и русалки обладали сходными магическими силами, гибридное строение тел сирен постепенно приняло вид получеловека-полурыбы19. Сирены, так же как и русалки, соблазняют людей: отвлекают и сбивают с пути истинного, заманивают в опасные места, склоняют к предательству и разврату. Сейчас акцент делается на сексуальной коннотации слова «соблазн», но и в латинском, и в английском языке (вплоть до середины XVI века) это слово имело другой смысловой оттенок. А значит, соблазнительность сирен, согласно античным представлениям, была связана прежде всего с познанием жизни и смерти или с запредельным для человека предвидением будущего, но никак не с их сексуальностью.

В классической мифологии власть сирен описана в одном из эпизодов «Одиссеи» Гомера. Эпическая поэма «Одиссея», созданная приблизительно в VIII веке до н. э. и состоящая из 24 песен, рассказывает о возвращении Одиссея и его команды на Итаку после завершения Троянской вой­ны. По дороге домой Одиссея и его спутников поджидают бури, чудовища и всевозможные испытания. Поэма является образцом искусного повествования и стихосложения, в ней нашли отражение представления о героизме, гостеприимстве, человеческих устремлениях и пределах человеческих возможностей.

Одиссей и его воины встречаются с сиренами в 12-й песни. Следуя совету богини Цирцеи, Одиссей подготовился к встрече с сиренами и сумел избежать гибели. Своими песнями сирены заманивают путников на смерть, и эта их характеристика прочно вошла в сознание людей и сохраняется вплоть до наших дней. Одиссей велел членам своей команды залепить уши воском и грести в полную силу, чтобы быстро миновать остров сирен, а себя Одиссей приказал крепко-накрепко привязать к мачте корабля. Обездвиженный Одиссей оказался единственным человеком, который смог насладиться «небесной музыкой сладких чаровниц» — такой эпитет использовал Александр Поуп в своем переводе поэмы.

Одиссей неоднократно подвергается сексуальным искушениям по пути домой, но зов сирен обещает награду иного характера. Сирены Гомера в своих сладких песнопениях сулят Одиссею познание — мудрость, соединяющую миры. Музыка сирен открывает для человечества портал в иное измерение, но их внешний вид пока отличается от привычного нам облика русалок, хотя позднее русалки и сирены сольются в единый образ. Искусительные песни сирен звучали бы еще выразительнее в устном исполнении гомеровской поэмы.

Гомер. «Одиссея». Песнь двенадцатая (отрывок)[11]

Все корабельные снасти порядком убрав, мы спокойно

Плыли; корабль наш бежал, повинуясь кормилу и ветру.

Я ж, обратяся к сопутникам, так им сказал, сокрушенный:

«Должно не мне одному и не двум лишь, товарищи, ведать

То, что нам всем благосклонно богиня богинь предсказала:

Все вам открою, чтоб, зная свой жребий, могли вы бесстрашно

Или погибнуть, иль смерти и Керы могучей избегнуть.

Прежде всего от волшебного пенья сирен и от луга

Их цветоносного нам уклониться велела богиня;

Мне же их голос услышать позволила; прежде, однако,

К мачте меня корабельной веревкой надежною плотно

Вы привяжите, чтоб был я совсем неподвижен; когда же

Стану просить иль приказывать строго, чтоб сняли с меня вы

Узы, — двой­ными скрутите мне узами руки и ноги».

Так говорил я, лишь нужное людям моим открывая.

Тою порой крепкозданный корабль наш, плывя, приближался

К острову страшных сирен, провожаемый легким попутным

Ветром; но вдруг успокоился ветер, и тишь воцарилась

На море: демон угладил пучины зыбучее лоно.

Вставши, товарищи парус ненужный свернули, сцепили

С мачты его, уложили на палубе, снова на лавки

Сели и гладкими веслами вспенили тихие воды.

Я же, немедля медвяного воску укруг изрубивши

В мелкие части мечом, раздавил на могучей ладони

Воск; и мгновенно он сделался мягким; его благосклонно

Гелиос, бог-жизнедатель, лучом разогрел теплоносным.

Поющая сирена. Древнегреческая статуэтка. III в. до н. э.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

Уши товарищам воском тогда заклеил я; меня же

Плотной веревкой они по рукам и ногам привязали

К мачте так крепко, что было нельзя мне ничем шевельнуться.

Снова под сильными веслами вспенилась темная влага.

Но в расстоянье, в каком призывающий голос бывает

Внятен, сирены увидели мимо плывущий корабль наш.

С брегом он их поравнялся; они звонкогласно запели:

«К нам, Одиссей богоравный, великая слава ахеян,

К нам с кораблем подойди; сладкопеньем сирен насладися,

Здесь ни один не проходит с своим кораблем мореходец,

Сердцеусладного пенья на нашем лугу не послушав;

Кто же нас слышал, тот в дом возвращается, многое сведав.

Знаем мы всё, что случилось в троянской земле и какая

Участь по воле бессмертных постигла троян и ахеян;

Знаем мы всё, что на лоне земли многодарной творится».

Так нас они сладкопеньем пленительным звали. Влекомый

Сердцем их слушать, товарищам подал я знак, чтоб немедля

Узы мои разрешили; они же удвоенной силой

Начали гресть; а, ко мне подошед, Перимед с Еврилохом

Узами новыми крепче мне руки и ноги стянули.

Но когда удалился корабль наш и более слышать

Мы не могли уж ни гласа, ни пенья сирен бедоносных,

Верные спутники вынули воск размягченный, которым

Уши я им заклеил, и меня отвязали от мачты.

Одиссей и сирены. Гравюра Теодора ван Тюльдена.

Morphart Creation / Shutterstock.com

УГОРЬ ИЗ ОЗЕРА ВАЙХИРИЯ

20

В этой легенде патриархальное представление о женском духе вод как об опасной «чужой» сущности перевернуто с ног на голову. Девушка благородного происхождения обещана королю, но она не подозревает, что на самом деле это король-угорь. (В полинезийских языках — самоанском, тонганском, маори, ниуэ, таитянском, туамоту, маори островов Кука, рапануи, фиджийском, ротуманском и гавайском — пресноводного угря называют словом «туна» или созвучными словами «дуна», «фуна», «куна».) Девушка испытывает отвращение к угрю, но он упорно ее преследует, и только Мауи, герой полинезийских легенд, помогает ей скрыться от угря. Мауи убивает угря и вручает девушке его отруб­ленную голову, которая должна обеспечить ее племя неким ценным ресурсом. В итоге из отруб­ленной головы угря вырастает кокосовая пальма.

Во множестве полинезийских легенд о происхождении кокосовой пальмы фигурирует обладающий сверхъестественной силой угорь, который может принимать облик мужчины. Кокосовая пальма играет важнейшую роль в жизни обитателей островов Полинезии, которые используют все части дерева: из стволов пальмы делают барабаны; длинные и широкие листья применяют в качестве кровельного материала для крыш и стен, из листьев также мастерят подстилки, миски, шляпы, метлы; твердая скорлупа круглых орехов идет на изготовление посуды (миски, чашки, ложки), гребней для волос и крючков для рыбной ловли; из волокнистой копры плетут сетки, а из внутренней части ореха получают кокосовую мякоть и кокосовую воду.

В таитянском варианте легенды о происхождении кокосовой пальмы юную героиню зовут Хина21. Она также известна как Сина (Самоа), Хейна (Тонга), Хайна (Новая Зеландия), Ина (острова Кука). Практически во всех легендах Хина-Сина-Хейна-Хайна-Ина — девушка благородного, а иногда полубожественного происхождения. В зависимости от сюжета она или влюбляется в угря, или считает его отвратительным. Длинное, извивающееся тело угря является фаллическим символом. Так в самоанском варианте легенды Сина с презрением отвергает угря после того, как он лишает ее девственности во время купания в озере, где обитает король-угорь.

Когда-то в гавани Папеурири, на Таити, жила прекрасная юная принцесса. Она была знатного происхождения, а ее небесные покровители Солнце и Луна назвали ее Хиной (что значит Серая). Девочка подросла и превратилась в девушку, и красота ее стала вызывать всеобщее восхищение, от нее исходило неземное сияние, что ограничивало круг ее поклонников; поэтому Солнце и Луна сосватали ее за короля озера Вайхирия, хотя девушка не была с ним знакома и никогда его не видела. Короля звали Фааравааи-ану (Нужно рыбачить на холоде), родители девушки не возражали против их союза, поэтому Хина ничуть не сомневалась в удачном браке и с радостью начала готовиться к свадьбе, а помогали ей в этом две ее подруги детства, девушки по именам Варуа (Дух) и Те-роро (Ум). И вот, когда настал день бракосочетания, все трое нарядились в белые тапа[12], изящно обернутые вокруг их фигур, с гирляндами из папоротника, перевитого красными шишками фара и белоснежными тиаре [цветками таитянской гардении], а распущенные волосы цвета воронова крыла они украсили одинаковыми венками. На невесте, чтобы подчеркнуть ее высокий ранг, было ожерелье и пояс, сделанный из ура — желтых и красных перьев попугая.

И вот невеста со свитой выступила навстречу жениху, они шли под звуки барабанного боя и нежного пения бамбуковой флейты и прочих незатейливых музыкальных инструментов. Так они прошли половину пути до озера Вайхирия и увидели, что навстречу им движется жених, шествующий в окружении своей свиты вниз по склону. И к своему ужасу, Хина издалека разглядела, что жених был огромным угрем величиной со ствол высокой кокосовой пальмы; это и был ее нареченный — король озера Вайхирия по имени Фааравааи-ану!

Потрясенная, она повернулась к своим родителям и закричала:

— Так вот оно что, о, мои родители! Вы хотите выдать меня за чудище, а не за человека? Какая неслыханная жестокость! Мне только и остается, что спасаться бегством!

Таитяне приносят дары идолу Хины. Ксилография Поля Гогена. 1894 г.

Биб­лиотека Конгресса США

И она бросилась прочь из этой долины.

Когда она вернулась домой, местные жители очень удивились и стали расспрашивать ее о том, что случилось. Узнав о ее несчастье, местные жители пришли в отчаяние, а сердца их переполнились горем и сочувствием.

— А теперь прощайте! — сказала Хина. — Мне нужно бежать отсюда и спасаться. Я непременно вернусь, если все обойдется; но до тех пор я поручаю вам все свои сокровища. Если я останусь жива, то непременно вернусь к вам, мои возлюбленные земляки.

Тут же ее друзья быстро спустили на воду легкое проворное каноэ, и к моменту восхода луны Хина и ее верная свита отправились к лагуне Вайрао на полуострове Тайарапу просить помощи у великого Мауи, который сумел заарканить солнце и управлял его ходом, и еще до рассвета они были на месте.

Мауи не оказалось в его пещере, но жена Мауи ласково встретила Хину. Вскоре Мауи вернулся домой и спросил у жены, почему их сумрачное жилище озаряют такие яркие вспышки света, на что его жена ответила:

— Нас навестила Хина, украшенная поясом ура, Хина, сверкающая молниями востока, Хина — дитя Луны и Солнца, Хина, которой служит пассат.

Затем Мауи поприветствовал Хину и вежливо осведомился у нее:

— О Хина, возлюбленная дочь Матайя, что привело тебя к нам, о, моя принцесса?

— О Мауи! — воскликнула она. — Спаси меня от жуткого чудовища — короля Вайхирии, который скоро явится сюда и потребует меня в жены! Пожалей меня, смотри, что делается в природе, откуда дует ветер? Ветер обезумел, тьма покрыла землю, а воды вспенились так, что океан почти не виден.

И лишь только Хина пересказала свою печальную историю, как они заметили, что король-угорь миновал проход между рифами.

Мауи испугался; он немедленно выставил на скалы двух своих каменных идолов, заточил свой боевой топор и приготовил рыболовный крюк. А когда угорь подплыл ближе к берегу, Мауи нанизал вкусную приманку на свой чудесный крюк и закрепил ее прядями волос Хины.

Едва угорь завидел Мауи, он закричал громоподобным голосом:

— Мауи, отдай мне мою невесту!

А Мауи закинул в море крюк, приговаривая:

— Вот он я — храбрый Мауи! Ни один король не спасется от меня в моих владениях! Я скормлю его моим идолам.

И тут угорь почуял наживку, широко разинул пасть и проглотил крючок с приманкой, а Мауи вытащил его на берег. Мауи отрубил огромную голову угря, завернул ее в ткань тапа и отдал Хине, предупредив ее:

— Возьми этот сверток, но ни на секунду не опускай его на землю, пока не доберешься домой; а дома посади эту голову посередине мараэ — священного участка земли. Бесчисленные сокровища спрятаны в голове этого угря; из нее вырастет строительный материал для твоего жилища, а еще в ней таится вода и пища. Но помни мое наставление и не теряй бесценный мой дар — не опускай сверток на землю, пока не доберешься домой. И тогда ты навсегда прославишься как Хина-вахине-э-анапа-те-уира-и-те-Хитиа-о-те-ра (Хина сверкающих молний на востоке).

И вот Хина взяла огромный сверток, который как по волшебству оказался совсем не тяжелым, и отправила свое каноэ вдоль побережья, назад к дому, а сама с прислужницей решила пройти пешком несколько миль. Они двинулись в путь с легким сердцем и вскоре добрались до места под названием Пани, где увидели чудесную глубокую речку, из которой решили напиться. Хина по рассеянности опустила сверток на землю. Потом девушки захотели искупаться в речке. Они зашли в воду и принялись плавать вверх и вниз по течению, и тут Хина вдруг вспомнила про сверток с головой угря. Она тут же выскочила из воды и попыталась поднять сверток с земли. Но увы! Ткань тапа, в которую была завернута голова угря, исчезла, а сама голова пустила корни и ветки и теперь вздымалась вверх! Голова угря превратилась в молодую кокосовую пальму. Только тогда Хина поняла, что имел в виду Мауи, когда предупреждал ее, чтобы она опустила сверток только на землю собственного мараэ, и она горько заплакала.

В это время мимо шла простая, но уважаемая женщина из местного племени, и она принялась расспрашивать Хину о ее горе, а услышав историю Хины, эта женщина по имени Ру-роа (Большая спешка) стала ее утешать:

— Не печалься так, ибо эта земля нашего племени; оставайся здесь, и мы вместе будем наблюдать, как растет новое дерево, которое всегда будет принадлежать только тебе.

Хина утешилась и приняла приглашение этой доброй женщины. Она отослала прислужницу с поручением для гребцов своего каноэ следовать домой, а сама отправилась с женщиной в ее уютный дом, расположенный неподалеку. Женщина предложила Хине пожить у нее и стала о ней заботиться.

После сытного завтрака Хина легла на подстилку и крепко уснула. Ближе к вечеру она проснулась и услышала голоса около дома. Выглянув наружу, она увидела двух молодых красавцев — сыновей Ру-роа, вернувшихся с рыбалки; они спрашивали у матери про вспышки молний в их жилище, на что мать им отвечала:

— У нас гостит Хина, принцесса Папеурири, дитя Луны и Солнца. Вон там растет ее молодая кокосовая пальма, она останется с нами, чтобы наблюдать за ростом своего дерева, пока оно не созреет окончательно.

Три пятнышка на скорлупе кокосового ореха напоминают глаза и рот угря.

Svetlana Serebryakova / Shutterstock.com

В благоговейном страхе молодые люди не решались вой­ти в дом и оставались снаружи. Младший брат пошел взглянуть на дерево и увидел на нем множество кокосовых орехов. Он сорвал один орех, очистил его от волокнистой кожуры и принес домой показать матери и брату; а пока они изучали орех и восхищались им, Хина пригласила их в дом, стараясь сделать так, чтобы они не испытывали неловкости в ее присутствии. Она обратилась к старшему брату:

— Отныне твое имя будет Махана-э-анапа-и-те-поипои (Вспышка утреннего солнца).

А младшему брату она сказала:

— Тебя будут звать Аваэ-э-хити-и-те-ахиахи (Вечерний восход луны).

В былые времена простолюдины не отваживались носить подобные имена, так что тем самым Хина возвела сыновей Ру-роа в благородный сан, а мать их сделала благородной женщиной. И с тех пор они жили все вместе дружно и счастливо, семейство обожало прелестную и добрую Хину, и все они наслаждались кокосовыми орехами, которые вскоре прославились по всему полуострову Тайарапу.

Хина и Махана-э-анапа-и-те-поипои сильно привязались друг к другу и вскоре поженились, а в положенное время Хина родила дочь, которую они назвали Те-ипо-о-те-марама (Любимица луны). Но к великому горю Хины, муж ее вскоре умер. Позднее она вышла замуж за младшего брата, который был очень похож на покойного супруга, и от него Хина родила другую дочь, которую они назвали Те-ипо-о-те-хере (Любящая любимица).

Однажды девочки несли в руках по спелому кокосовому ореху, и боги подхватили их и подняли на радугу, по которой дети перебрались на атолл Анаа в архипелаге Туамоту. Младшая сестра обнаружила, что в ее кокосе не было воды, и она потихоньку подменила свой орех на кокос старшей сестры, чем страшно разгневала богов; они унесли ее высоко в облака, где она навсегда исчезла, а ее орех упал на землю и пустил ростки. Так Те-ипо-о-те-марама стала единственной хозяйкой самой первой кокосовой пальмы, выросшей на атолле Анаа, и от этой пальмы пошли все остальные кокосовые деревья, произрастающие на островах Туамоту. Пальма-прародительница гордо высилась среди других, более низких пальм, вплоть до 8 февраля 1906 года, когда океанский циклон разломал ее на три части и унес их в море.

Хина жила со своим мужем долго и счастливо, иногда на Тайарапу, а иногда — в Папеурири, и было у них многочисленное потомство.