Мифологические рассказы о духах
Духи и их приключения
30. [Украшения Тока-и-рамбе]
( № 30. [52], 20-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
Для понимания коллизии, на которой основывается данный текст, необходимо иметь в виду общеокеанийское представление о мане и табу. Украшения Тока-и-рамбе даны ему его духом-покровителем и являются источником особой, сверхъестественной силы. Крадя их, "чужой" дух лишает Тока-и-рамбе части его маны, а кроме того, оскорбляет покровителя Тока-и-рамбе. Тем самым вмешательство "своего" духа необходимо: "чужой" дух нарушает табу, наложенное Туи Вуту, и должен быть наказан, но не человеком — которому это не под силу, — а другим духом.)
Однажды Тока-и-рамбе (1 По-видимому, речь идет о каком-то вожде Лакемба.) пошел купаться в На-ву-тока. Он снял с себя все украшения — гребень, ожерелье из китовых зубов. А тут пришел дух За-кау-ндрове[79] и все унес. Тока-и-рамбе увидел это и заплакал: ведь обладание этими богатствами означало власть над людьми.
К Тока-и-рамбе вышел Туп Вуту[80]. Он спросил:
— Что с тобою случилось?
Тока-и-рамбе отвечал:
— Дух отнял у меня украшения. Если ты можешь одолеть его — беги за ним!
Туи Вуту пустился в погоню и настиг духа. Было это не то в Муа-и-риси, что близ На-саига-лау, не то в Ванга-талаза. Туи Вуту остановил его со словами:
— Эй, это ты унес украшения!
— Да.
— Ты должен их вернуть. Выбирай, как мы будем сражаться, на палицах или на копьях?
На это дух из За-кау-ндрове сказал:
— Давай не будем сражаться. Лучше попробуем дотянуться до неба — посмотрим, кто из нас выше.
Туи Вуту согласился:
— Что ж, начнем с тебя.
Дух — звали его На-тава-сара — поднялся, выпрямился во весь рост и достал до неба. Ему даже пришлось нагнуть голову.
Туи Вуту спросил:
— Ну как, готово?
— Да.
— Теперь моя очередь.
Туи Вуту выпрямился, тотчас достал до неба, изогнулся всем телом и завернулся кольцом — так, что еще раз достал до неба. Да еще голову пришлось пригнуть!
Увидев это, дух из За-кау-ндрове сказал:
— Ты победил. Забирай украшения. Я отправляюсь в За-кау-ндрове.
Туи Вуту взял украшения, вернулся к Тока-и-рамбе — тот все еще купался в На-ву-тока — и отдал их ему.
Тока-и-рамбе сказал:
— Ты оказался смельчаком. Другие духи будут теперь подчиняться тебе и идти за тобой в сражение.
Множество духов, идущих за Туи Вуту, — все из явусы ту-варе[81]. Они всегда первые и в сражении, и в метании дротика.
31. [О духе с острова Яндуа]
(№ 31. [97], 60-е годы XIX в., о-в Ясава (?), с англ.)
Однажды от берегов Ясава отплыло двадцать лодок, груженных кокосами. А кокосы посвящаются духам моря, тем, что всегда являются человеку в облике акулы. Люди ужасно оскорбили духов тем, что сорвали их кокосы для себя. И вот акулы помчались за лодками. Девятнадцать лодок они погубили: ведь все, кто плыл на этих лодках, несли перед ними вину. Одного только человека оставили они в живых и забрали к себе, в свой предел[82]. Ему было велено все время стучать колотушкой. Шум, который он поднимал, был похож на тот, какой бывает, когда волокна на кокосовом орехе разделяют по одному. Из этих волокон потом плетут веревки.
Говорят, что и по сей день в отдалении слышен стук колотушки: это трудится, без устали и передышки, тот несчастный.
32. [Кау и Воувоу]
(№ 32. [71], 1935 г., о-в Вануа-леву, с англ.)
Кау из Дрекети был известен тем, что соблазнял всех женщин, проходивших мимо него. И вот однажды благородный господин Воувоу из На-и-вуке попросил своего духа-предка превратить его, Воувоу, в женщину. Он лег в воду, тут к нему приплыл угорь и преобразил его[83]. И тогда еще с одной женщиной из того поселка они отправились в Дрекети, обменяться подарками с тамошними жителями.
Кау же имел привычку выслеживать женщин, когда те купались[84]. Итак, увидел он Воувоу во время купания, и в нем разгорелось желание. Вечером они встретились на РаРа во время танца, обменялись табаком, и Кау сказал, что хорошо бы им лечь вместе. Воувоу все отказывался и отказывался. А Кау уже не в силах был побороть желание. И вот он сказал, что готов жениться.
Прошло несколько дней, и Кау неожиданно пришел в дом, где остановился благородный Воувоу. Вождь этот, а он по-прежнему был в облике женщины, сидел и плел циновку[85]. Кау принялся ласкать Воувоу, и казалось, что Воувоу тоже сгорает от желания. А тем временем Воувоу стал потихоньку возбуждать свой член. Когда Кау собрался овладеть предметом своих желаний, их члены встретились. Пристыженный Кау бросился бежать. Воувоу пустился за ним следом, поймал его и стал требовать соития. Кау все думал отмолчаться, и тогда Воувоу схватил его член, стал возбуждать его и так довершил дело. Кау убежал к себе, посрамленный, и с тех пор больше никогда не соблазнял женщин.
33. [Туту-матуа]
( № 33. [52], 20-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
Герой этого рассказа — очень популярный в фиджийской мифологии дух. Как Туту-матуа он известен на о-вах Лау; на Вануа-леву он называется Ндау-зина (ср. № 34); в других местностях Вити-леву его называют Тонга-вуто; наконец, на о-ве Тавеуни и в ряде местностей о-ва Вануа-леву он носит имя Ндаку-ванга (см. № 99, 101).)
Однажды Туту-матуа был на Тотоя. Увидел он, как какая-то женщина собирает на рифе моллюсков и ловит рыбу. Тотчас член его поднялся и стал твердым, как железное дерево. Он увидел эту женщину — а она была совершенно голая, — увидел ее срамное место, и тотчас член его поднялся, а к тому же он стал похлопывать себя по мошонке. Женщина как раз пошла в его сторону. Но овладеть ею ему не удалось: его член ударил по скале и пробил камень насквозь — и по сей день в том камне есть отверстие.
Потом Туту-матуа увидел женщину, лежавшую в лодке. Все повторилось сначала, но тут уж он овладел женщиной. А после она упала в воду и умерла 1 Для рассказов о духах очень характерен мотив смерти партнера после совокупления с героем (героиней): это служит доказательством необычной мужской силы или великой женской страсти духа (ср. № 69, 70).).
34. [Ндау-зина]
(№ 34. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
Ндау-зина — дух поблескивающего света[86]. В темную ночь можно заметить, как слабый огонек движется между островом Малата и большой землей[87]. Порой он поднимается и опускается по холмам Малата, потом снова появляется над узким проливом[88], потом оседает в расселине, подле ключа с горячей водой. Это огонек Ндау-зина, которого зовут еще Туту-матуа. Горе девушкам, встречающимся с ним, когда он отправляется в путешествие! Он очень злонамеренный дух. До сих пор все помнят, как дурно поступил Ндау-зина с дочерью Туи Яро[89]. Он явился к ней, когда она отбивала луб на берегу ручья в Корокоро-коти[90]. Тогда все местные мужчины в гневе бросились преследовать Ндау-зина, хотели убить его, а он бросился прочь, убежал от них и, перелетев через океанские волны, попал на Моала. Много разного случилось с ним там, но однажды с ним самим дурно поступила одна девушка из поселка На-соки. Он убежал на свой родной остров[91] и остался там навсегда. Как-то, правда, он собрался на остров Муниа, но, попав туда, рассердил Коро-имбо[92] и был изгнан. Да, Ндау-зина — злой дух, злонамеренный.
Однажды Ндау-зина сумел одолеть главного духа Муа-леву. Они случайно встретились на берегу — то место называется На-леле, — и Ндау-зина втянул того духа в состязание. Принялись метать копья. Целились они в то место, где на наш остров смотрит остров Малата. А тогда все это была одна земля. Было решено, что тот, кто окажется лучшим в метании копья, станет вождем на все времена. Трижды каждый из них метал свое копье, и на третьей попытке Ндау-зина метнул его с такой силой, что расколол перешеек, соединявший две земли. Так земля Малата стала островом.
35. [О духе с На-нау и духе с Вануа-вату]
( № 35. [52], 20-е годы XX в., о-в Вануа-вату (о-ва Лау), с англ.)
Раз собрались духи на совет и решили запастись водой. Только один тупуа с На-иау не стал ничего делать. Воду он не стал набирать. А тупуа с Вануа-вату наполнил водой две бутыли, повесил их на дерево и пошел копать себе канавку, чтобы в ней всегда была вода. Когда он копал, мимо проходил тупуа с На-иау. Он попросил:
— Дай мне немного воды.
А тупуа с Вануа-вату был глухой. Он ничего не услышал и продолжал копать. Тот, с На-иау, снова попросил:
— Дай-ка мне воды, всего одну бутыль.
А тот тупуа ничего не услышал. Тупуа На-иау увидел, что дух занят своей работой, схватил его сосуды и пустился к себе на На-иау.
А тупуа с Вануа-вату кончил копать, пошел за своими бутылями и увидел, что их нет. Он посмотрел и заметил убегающего тупуа с На-иау; тот уже был на полпути между Вануа-вату и На-иау. Он схватил камень и швырнул его в духа. Камнем пробило бутыли, и вся вода вылилась; и на На-иау она продолжала капать. Вот почему на На-иау так много маленьких источников и ручейков. А тот камень раскололся надвое, и одна его половина упала на На-иау.
36. [Аива]
( № 36. [52], 20-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
Аива — остров с весьма своеобразными очертаниями к юго-востоку от о-ва Лакемба. В тексте перечисляются разные местности о-ва Лакемба, жители которых претендовали на о-в Аива. Изначально, как замечает А. Хокарт [52, с. 214], земля Аива принадлежала жителям Тару-куа, а затем люди из Вазивази силой забрали себе часть острова.
Ср. также № 37.)
Из разных мест приходили в Кендекенде тупуа за водой. Многие тупуа рыли канавы и рвы, вели воду в свои поселки. А один дух набрал воду в свернутый лист таро, унес ее и помчался в сторону Тару-куа. На берегу он зацепился за корень казуарины и упал. Вода вся вылилась. Он поднялся и побежал на берег. Там он повстречал духа из Вазивази, и между ними завязался спор об Аива. Тупуа из Тару-куа схватил камень, метнул его в остров и расколол его. Сопернику он сказал:
— Иди посмотри, что с островом. Если земля раскололась, он мой.
Тупуа из Вазивази пошел посмотреть. Оказалось, остров раскололся на две части, большую и маленькую. А камень, брошенный тупуа из Тару-куа, лежал посередине. Так он лежит и по сей день. Меньшая часть Аива принадлежит Вазивази, большая — Тару-куа.
37. [Аива]
( № 37. [52], 20-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
Вариант сюжета, представленного в № 36: духи из разных местностей Лакемба борются за соседний остров.)
Некогда жил в поселке Левука один дух. Он часто бывал на острове Аива: это была его земля. Вот как-то отправился он туда, а по пути встретил тупуа из Тару-куа.
Тупуа из Тару-куа спросил:
— Куда направляешься?
Дух из Левука сказал:
— На Аива.
На это дух из Тару-куа сказал:
— Не твоя это земля, не твоя.
Так они заспорили. Дух из Левука все повторял:
— Моя земля, моя, не твоя.
Спорили они, спорили, и наконец тот, что был из Та-ру-куа, швырнул в остров камень и расколол надвое. Тут он сказал:
— Тебе подветренная часть, мне — наветренная. Но та часть, что предназначалась сперва людям из Левука[93], перешла потом к главному вождю[94].
38. [Как дух похитил воду с Моала]
( № 38. [52], 20-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
Этот же рассказ, но в беллетризованной форме приводится в [90].)
Еще до того, как тонганцы пришли на Лау[95], взяли их силой и остались навсегда, они норой появлялись на здешних землях. Случалось это, если ветер сбивал их лодки с курса и нес сюда. Иногда их убивали, а иногда — когда в лодке их было много и они были вооружены — принимали как гостей. Потом они уплывали к себе с попутным ветром. Вот так однажды прибыла тонганская лодка на Моала.
Когда тонганцы стали собираться в обратный путь, вождь Моала решил отдать в жены тонганскому вождю свою дочь. Звали ее Роко-вака-ола. Роко-вака-ола была очень хороша собой; она нравилась Кумбу-ни-вануа, духу Моала. Девушка плакала и умоляла отца не отправлять ее на Тонга, но в сердце у вождя Моала жил страх, он побаивался тонганца, так что делать было нечего.
Так Роко-вака-ола оказалась на острове Тунгуа[96]. Муж построил ей чудесный дом и во всем ей потакал. Но ей все равно не было счастья, и, оставаясь одна, она часто плакала. Однажды Кумбу-ни-вануа услышал, как она плачет, прилетел на Тонга и спросил, что тревожит ее. Она же сказала:
— Возьми меня домой на Моала. Мне не нравится этот край. Земля здесь сухая и бесплодная, здесь голодно и даже нет питьевой воды.
На Тунгуа, как и на многих островах Лау, пресной воды не было. А на Моала всегда были чистые ручьи.
Кумбу-ни-вануа сказал:
— Я не могу взять тебя с собой на Моала. Но я принесу тебе воды и, может быть, таро.
При этих словах она взглянула на него и улыбнулась. Кумбу-ни-вануа понял, что медлить с этим нельзя.
Он полетел назад на Моала, там сразу направился в местность Матамата-калоу, что близ поселка За-кова. Взял большой лист таро, свернул его и наполнил водой из тамошнего родника. С этой ношей полетел он на Тонга и оставил все у дома Роко-вака-олы. Она вышла утром из дома и видит — у самой двери бежит ключ, чистый, прозрачный, холодный. А у самой воды, там, где Кумбу-ни-вануа положил свой лист, выросло таро.
Роко-вака-ола обрадовалась. На том ее горести и кончились.
39. [Мбати-ни-нгака]
( № 39. [52], 20-е годы XX в., о-в Лакемба, с англ.
Мбати-ни-нгака считается предком местности Наро-заке на о-ве Лакемба. Этому духу приписывается живой интерес к возделыванию земли; он покровительствует всему растущему и цветущему. С этим согласуется данное в тексте название святилища и дома духа (Дом трав).)
Однажды на Лакемба был страшный голод. Дух-предок Лакемба отправился в Кендекенде. Там пришлось ему есть толченые угли, больше ничего не было. А тем временем Мбати-ни-нгака в Вама-луту лакомился плодами хлебного дерева. Голодный дух учуял это и выследил Мбати-ни-нгака. Выследил и прогнал прочь. И до сих пор его следы видны там — он ведь спасался бегством. Спасаясь, он бросился в море, и на том месте получилась глубокая яма.
А дом Мбати-ни-нгака называется Домом трав, Вале-зо.
40. [Дух в облике акулы]
( № 40. [54], 20-е годы XX в., о-в Тавеуни, с англ.
А. Хокарт отмечает [54, с. 67-68], что явуса вуна, члены которой живут в одноименной местности на о-ве Тавеуни, возводится к горе Кау-вандра и, значит, происходит от Нденгеи. Ср. также [40, с. 21].)
Обряды посвящения длились четыре дня и четыре ночи. А потом властитель Вуна пошел купаться. Стоило ему войти в водоем, как на ноге у него вырос плавник. Он зашел в воду чуть глубже, и тут на спине у него тоже вырос длинный плавник. И на груди появился плавник!
А его жена смотрела на него с берега, и он крикнул ей:
— Прощай! Ухожу!
Так, приняв образ акулы, отправился он в Вату-и-ма и там устроил себе пещеру. В ней он и живет, и поутру люди там произносят ему торжественные слова приветствия.
Когда здесь появилась новая вера, решили поставить в том месте дом. Но на следующий день все его опорные столбы рухнули.
41. Танову
( № 41. [29], 10-е годы XX в., о-в Оно, с восточнофиджийского и с англ.
Очень близкий текст приведен в [30, с. 47-52].)
На скале, что на берегу острова Оно, по сей день виден след огромной ступни. А напротив той скалы, на прибрежном утесе острова Кандаву виден отпечаток такой же невероятной ступни.
Говорят, в незапамятные времена на этих камнях оставил свой след Танову, вождь, приведший сюда за собой много новых людей. И еще говорят, что пролив между Оно и Кандаву был сначала слишком мал для Танову: ему никак не удавалось зачерпнуть в том проливе воды своим огромным киту. Вот тогда-то он и уперся одной ногой о скалу на берегу Оно, другую поставил на прибрежную скалу Кандаву — и раздвинул острова. Тогда-то и удалось ему набрать воды из пролива в достатке.
Раз пришел он к новому, широкому проливу, стал зачерпывать воду, а в тот день была сильная буря, и в его бутыль попала лодка. А в лодке сидели воины из На-и-зомбозомбо, что на Вануа-леву. Танову даже не заметил этого. Прошло время, и к нему прибыл хозяин лодки: волнуясь о судьбе своих воинов, он искал и искал их. повсюду. Тут великий дух вспомнил, что недавно, когда он набирал воду из пролива, в его киту попал какой-то мусор. Он открыл бутыль — и тут же послышались изнутри голоса, гул, а когда они заглянули внутрь, то увидели, как по поверхности воды ходит туда-сюда лодка![97]/
* * *
Когда-то остров Оно был ровным и плоским, а на острове Кандаву искони стояла гора На-мбу-ке-леву[98]. Там жил некогда дух, которому вся гора и была подвластна. Звали его Таутау-мо-лау. Танову очень завидовал этому духу. Он решил построить укрепление и на своем острове. Возвести его надлежало на высоком холме. Так и было сделано. Холм этот носит имя Нгила-и-тангане. А появился он так.
У Танову было две жены. Они неустанно состязались друг с другом, бесконечно друг другу завидовали. Ревность и соперничество побудили их как-то накопать немало земли — с тех самых пор и возникли глубокие овраги возле На-мбоу-валу. Из этой земли и была создана большая насыпь. А на ней стояло укрепление Нгила-и-ялева. Оно было еще выше, чем Нгила-и-тангане. Старый Танову был разгневан тем, что его жены так вознеслись в своем хвастовстве друг перед другом; одним пинком сшиб он верхушку их холма! И решил сам насыпать холм, а землю для этого отнять у своего вечного соперника, духа с На-мбу-ке-леву. Воинов своих он расставил неподалеку от Вамбеа: они должны были ждать его возвращения. Сделав так, он ринулся к горе того духа и там принялся собирать землю с самого гребня. А укладывал он ее в свою корзину.
За этим занятием и заметил его Таутау-мо-лау и тотчас со всех ног бросился к своей горе. Танову тоже заметил противника и пробормотал: "Са вура маи кока", — что на диалекте острова Оно значит "Вот он идет". И до недавнего времени слова эти были запретными на Оно, произносить их было никак нельзя. Только очень злой и плохой человек, злонамеренный человек, мог при приближении идущего сказать: "Са вура маи кока".
Итак, Таиову увидел соперника, схватил свою корзину с землей и побежал прочь. А Таутау-мо-лау — за ним! Так бежали они, бежали то по большому рифу, то с южной стороны Кандаву, то по тропе духов. А вместе с Таутау-мо-лау пустился в погоню дух по имени Тавуки, а потом еще один дух, звали его Яле. Бежали они, бежали, бежали, путь их петлял, и немало земли высыпалось из корзины Танову. Так появились островки, что рассеяны по всей лагуне Каидаву.
Погоня докатилась до На-и-нгоро, а уж оттуда Танову пришлось бежать в Соло. Но от На-и-нгоро за ним бежал вслед один только Таутау-мо-лау, потому что Яле и Тавуки обессилели от погони и отстали.
Танову мчался вперед, корзина тряслась у него в руках, земля из нее сыпалась во все стороны. Так появился прекрасный остров Ндра-вуни и многие чудесные островки, что лежат к северу и к востоку от Оно. Фиджийцы верили раньше, что островки эти — родина морских черепах.
Но всему приходит конец, и вот уже Танову достиг кромки рифа. В Соло он почувствовал, что суша уходит у него из-под ног, и страх перед волнами пролива Кандаву овладел им. Он понял, что пора идти в наступление. Бросившись на своего преследователя, он закричал громовым голосом:
— Вперед, сыны Оно! (3 Боевой клич воинов Оно, означающий начало военных действий, призыв к оружию.)
И они все тоже бросились на Каидаву. Теперь уже Танову обратился в преследователя. Корзину же свою он оставил в Соло: так появилось там кольцо рифа. А скала там стоит и поныне.
Итак, битва на Кандаву началась. Они погнали Таутау-мо-лау к заливу близ Тилива. Наверное, ужасным было то зрелище: дух великой горы спрятался от своего неутомимого преследователя за какими-то камнями. А Танову стал на скалистом уступе — там тоже остались его следы и отпечаток его копья, упиравшегося в скалу, — угрожая оттуда врагу. Наконец он метнул копье, а мастерство его было известно всем, и копье воткнулось в землю на мысе, там, где прятался Таутау-мо-лау. Так герой с Оно победил, и с горы На-мбу-ке-леву принесли ему в дар богатое угощение. Там были мандраи-вунди и свинина. А жители На-мбу-ке-леву славятся своими мандраи-вунди. Готовое кушанье режут на большие куски, а когда подносят мандраи-вунди вождю, куски эти кладут один на другой.
Часть того подношения так и не достигла земель Та-нову. Она осталась в Мало-ваи, что на полпути к Оно. Там до сих пор запечатлено то подношение в камне. А на вершине пирамиды из кусков мандраи-вунди лежит запеченный поросенок, превратившийся в круглый валун. И место это так и называется — Соло-мандраи-вунди. У фиджийцев же в ходу одна шутка: если пет мясного, они начинают подтрунивать друг над другом, говоря: "Сходи в Соло-мандраи-вунди, там много свинины".
А часть тех даров все же достигла Оно и запечатлелась в камне близ Нуку-оло.
На самом берегу Оно, на вершине утеса, стоит большой камень. Это Танову. А внизу, под водой, скрываются еще два больших камня. Это жены духа. Ни одно дерево не смеет подняться между Танову и его женами, не смеет загородить вид, что открывается пронзительному взгляду великого духа.
42. [Ра-сики-лау]
(№ 42. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
В старые времена на острове Зикомбиа жил дух по имени Ра-сики-лау, Благородный Господин Сики-лау. Когда он шел, горы у него под ногами дрожали, а голова задевала за кроны самых высоких пальм. И в наши дни жители Зикомбиа, лежа в жаркую ночь на берегу, слышат подчас, как дрожит земля, — значит, где-то неподалеку проходит Ра-сики-лау.
Ра-сики-лау спал с женщиной-духом. Никогда не было никого прекраснее этой благородной госпожи. Приплыла она к ним с севера, родной край ее был так далеко, что никто и не знает его названия. Прошло время, у Ра-сики-лау и этой благородной госпожи родилось двое сыновей. Это были мальчики чудесной красоты и могучей силы. До того сильны они были, что им ничего не стоило выдрать мамакара[99] из земли с корнем и сделать себе из него палицу. Никому из нынешних людей такое не под силу. Если же они затевали игру в ловитки, то становились на разных концах острова, друг против друга, и кидались камнями — ведь в те дни еще не было ндава, которыми играют нынешние мальчишки[100]. И Ра-сики-лау гордился своими сыновьями.
Но вот однажды мальчики поймали какую-то рыбу и стали спорить, кому из них она достанется. Обида и злость друг на друга все росла и росла, и наконец один из братьев схватил большой камень и в гневе швырнул в брата. Тут началось! Как стали они кидаться камнями, как засвистали в воздухе огромные булыжники, а им — хоть бы что! Огромные камни, что летели издалека, о головы братьев раскалывались, словно косточки. С тех пор и пошла поговорка "Твердый, точно лбы сыновей, рожденных от Ра-сики-лау".
А в это время как раз появился сам Ра-сики-лау. Стоя в зарослях, он видел все, и в нем стал расти страх. Ведь он думал так: "Раз мои сыновья так сильны — а они еще совсем дети, — им ничего не стоит одолеть меня. Они вырастут и прогонят меня с моего же острова". При этой мысли он бросился к мальчикам, схватил их за волосы, столкнул лбами — и они упали замертво[101].
Вот так случилось. Дух его исполнился тревоги, и он пошел к жене и сказал:
— Горе! Произошло ужасное: наши дети затеяли играть камнями, распалились и уложили друг друга замертво, убили друг друга страшными булыжниками.
Тяжким было горе бедной матери, и ничто не могло утешить ее. Много дней сидела она в доме и выходила только затем, чтобы взглянуть на могилы своих мальчиков. И Ра-сики-лау горевал, видя это, но все же молчал о содеянном.
На острове Муниа, что через лагуну, жил дух Коро-им-бо[102]. Он проведал о горестях Ра-сики-лау и приплыл повидать его. С собой он привез разные подарки. Когда он высадился на берег, то увидел мамакара. Он впервые увидел их на Зикомбиа: на Муниа таких деревьев не было. И он сказал:
— О, в тени этого дерева можно чудесно отдыхать. А уж лучшей древесины я никогда не видел.
Ему очень захотелось, чтобы мамакара росли у него на острове. И вот что он придумал. Вечером, после ужина, он сказал Ра-сики-лау:
— О Туи Зикомбиа, — а ведь Ра-сики-лау называли и этим именем, — никогда бы не произошло с тобой несчастья, если бы на твоем острове росли и плодоносили ндава. Ведь тогда твои дети кидались бы не камнями, а мягкими плодами — так и играют все остальные детишки. А теперь, даже если родятся у тебя новые дети, все повторится так, как уже случилось.
Тот отвечал:
— Все правильно, Коро-имбо, но что же мне делать? На моем острове нет ндава, и взять мне их неоткуда.
Коро-имбо сказал:
— Дух мой клонится под тяжестью грустных мыслей о тебе, Туи Зикомбиа. У меня есть ндава, и я подарю их тебе. А ты отдай мне свои мамакара — я заберу их на Муниа.
Ра-сики-лау сказал:
— Хорошо, пусть так и будет.
И они обменялись деревьями, а чтобы скрепить совершенное дело, приготовили чашу янгоны.
Но и ндава не принесли Ра-сики-лау счастья: ничто не могло утешить его жену. Вскоре она умерла. А Коро-имбо сразу понял, что лишился замечательных деревьев. По сей день сидит он пригорюнившись над своими мамакара. Путнику, идущему мимо рощи мамакара в долинах Муниа, то там, то здесь слышен подчас горестный вздох Коро-имбо.
Никогда больше не поднимались ндава на острове Муниа, и никогда больше не вырастали с тех пор мамакара на острове Зикомбиа.
43. [Роко-уа]
(№ 43. [83], конец 50-х годов XIX в., Рева (о-в Вити-леву), с англ.)
Некогда в Рева был великий дух. Звали его Ра-вово-ни-за-кау-нгава[103]. Он водил дружбу с Ваи-руа, духом ветров из Ваи-руа
(2 На о-ве Вити-леву, прежде всего в Рева, считалось, что Ваи-руа (вариант — Ваи-друа) живет в одном из источников, находящихся в долине На-моси на юго-востоке этого острова. Когда вода в источнике бурлит, вскипает — Ваи-руа недоволен, и надо поскорее задобрить его.). Жил Ра-вово-ни-за-кау-нгава один и уже давно подумывал о том, чтобы обзавестись женой. Наконец он решился и сказал другу:
— Снарядим лодку и поплывем в край Роко-уа, духа На-и-зомбозомбо[104]. Уведем от него женщин для себя.
Тот спросил:
— Когда отплываем?
Ра-вово-ни-за-кау-нгава в ответ:
— Отплывем мы ясным днем. Я не какой-нибудь там трус, чтобы прятаться и делать то, что задумал, ночью.
Все было приготовлено, друзья подняли парус и к заходу солнца пристали к берегу На-и-зомбозомбо. Стали ждать там, ждали день, два, три, но, против всех фиджийских правил, никто не выходил к ним и ничего не приносил[105]. Может, Роко-уа разгадал их замысел и запретил своим приносить к лодке кушанья? Но в доме у него не все были так негостеприимны, как он. У него была дочь, красавица На-и-онга-мбуи. От нее исходил такой чудесный, такой сладкий и сильный запах, что, если ветер дул с востока, он, этот запах, летел с ним, и его чувствовал каждый человек на западе, а если ветер дул с запада, то запах летел вместе с ним на восток. Из-за этого дивного запаха и из-за чудесной красоты девушки все юноши были в нее влюблены.
Так вот, На-и-онга-мбуи велела одной из прислуживавших ей женщин приготовить ямса и отнести к лодке, а еще сказать, что хозяйка ее при первой возможности придет к незнакомцам. А чтобы доказать свою любовь, она велела всем женщинам На-и-зомбозомбо выйти днем ловить рыбу. Это было исполнено, рыба испечена, сама На-и-онга-мбуа взяла ее и ночью отнесла духу, приплывшему из Рева.
Ра-вово-ни-за-кау-нгава был в таком восхищении от нее, что согласился отплыть тотчас же. Но она уговорила его подождать до следующей ночи, и тогда одной из молодых женщин, живших при Роко-уа, — ее звали На-и-миламила — удастся бежать с ними. На-и-миламила была родом из На-и-зомбозомбо, но Роко-уа взял ее в жены против ее воли. Сам он тоже ее не любил и держал лишь затем, чтобы она чесала ему голову, искала в ней или убирала его кудри. Вот почему ее звали На-и-миламила. Грустно ей было жить, вот она и сговорилась с дочерью мужа о побеге. А теперь настало время готовиться к нему.
Наступила условленная ночь, и На-и-миламила была готова и бежала к лодке. Она взошла на палубу, и дух спросил:
— Кто ты?
Она отвечала:
— Я жена Роко-уа, — и еще сказала: — Собирайтесь и поскорее. Муж может сразу погнаться за мной. А что до На-и-онга-мбуи, то она вот-вот будет здесь.
И тут же послышался всплеск. На-и-миламила воскликнула:
— Она! Скорее!
В тот же миг лодка отплыла, увозя Ра-вово-ни-за-кау-нгава, его друга и тех двух женщин.
На следующее утро Роко-уа узнал о побеге и решил преследовать их. Снарядили Ва-туту-лали — имя этой лодки происходило от имени огромного барабана[106]. А бил этот барабан так звучно, что на всем Фиджи было слышно. На палубу лодки положили палицу и копья Роко-уа. Они были такие большие, что понадобилось десять человек, чтобы их поднять.
Вскоре Роко-уа достиг Нуку-и-лаилаи. Взял копье, положил его, как мост, и сошел по нему на берег. Потом взял в руки копье и палицу и стал бродить в раздумье. И решил он так: "Плохо, если меня сразу узнают. Надо изменить обличье. В кого же мне обратиться? В собаку или, может, в борова? Стану боровом — не подпустят к дому. Стану собакой — заставят приносить брошенные кости. Все плохо. Превращусь-ка я в женщину".
Он пошел дальше по берегу и встретил старицу. Она несла корзину со свежим таро и с запеченными клубнями[107]. С ней и поменялся он обличьями — а она ни о чем не догадалась. Поменялся обличьем, спросил, куда она идет, узнал, где дом духа Рева, взял у нее корзинку, палицу с копьем оставил на берегу и пошел дальше. И он настолько изменил себя, что даже дочь его не узнала. Когда он был уже у входа, она спросила:
— Кто это?
Роко-уа, изменив голос, ответил:
— Я принесла кушанья из Мо-ни-са.
На-и-онга-мбун сказала:
— Входи, старица, садись.
Роко-уа вошел и сел, да так, как все женщины садятся, чтобы не быть узнанным.
На-и-онга-мбуа спросила:
— Сегодня пойдешь назад?
Дух в обличье старухи отвечал:
— Нет, сегодня идти не за чем.
И еще Роко-уа сказал, что в доме душновато, а поэтому, может, им погулять и искупаться. Обе женщины, На-и-онга-мбуи и На-и-миламила, согласились. Дошли они до того места на берегу, где Роко-уа оставил палицу и копье. Там он принял свое обычное обличье и воскликнул:
— Вы, низкие, знайте, кто я — я Роко-уа, ваш господин и повелитель!
Схватил их за руки, отволок в лодку и уплыл к себе.
А дух Рева увидел, что женщин нет, и опять вместе с другом поплыл к берегам На-и-зомбозомбо. Только он ие менял своего облика, а потому люди Роко-уа мигом узнали его, втащили его лодку на берег, а его вместе с другом схватили и погнали в поле пасти свиней[108]. Долго жили они тяжело и горько, но вот однажды на Вануа-леву устроили большое торжество. Роко-уа и все его люди тоже отправились туда. Все сошли на берег, а дух из Рева и его друг остались охранять две большие лодки, на которых Роко-уа и все его люди приплыли к берегам Вануа-леву.
А двое несчастных понравились всем тамошним женщинам, и те все время приносили им пищу и подарки. И все же Ра-вово-ни-за-кау-нгава было больно и горько. Он взял большой корень янгоны и, посвящая его великим духам Рева, спросил:
— Неужели никто из великих духов Рева не сжалится над нами?
И тотчас в его друга вошел большой дух, так что Ваи-руа весь задрожал. Дух, вошедший в него, спросил:
— Чего ты хочешь?
— Урагана, и такого, чтобы враги мои потеряли всякий разум.
Дух сказал:
— Хорошо, ураган будет, — и с этими словами покинул их.
И вот торжества кончились. Роко-уа и его люди собрались плыть домой, в На-и-зомбозомбо. Но не успели они поднять парус, как налетел северный ветер, принес с собой шквал, едва не разбил их лодки и до смерти напугал их всех. И все же им удалось достичь На-и-зомбозомбо. Там дух из Рева стал просить восточного ветра, чтобы уплыть к себе. Люди Роко-уа вышли на берег, а женщин оставили, чтобы те вынесли из лодки все подарки и провизию. Тут-то и поднялся желанный ветер, унес лодку и домчал ее со всеми богатствами до Рева. Их раздали тамошним жителям.
Но Роко-уа не был еще побежден. Лодки его умчались, но у него еще оставалась лодка Ра-вово-ни-за-кау-нгава: ее отняли у духа, когда он во второй раз приплыл в На-и-зомбозомбо. Тотчас спустили эту лодку на воду и бросились в погоню. Приплыли к берегу Нуку-и-лаилаи, Роко-уа взял копье и сделал из него себе мост — так же как в прошлый раз. Вышел он на берег, и тут палица выскользнула у него из рук. Раздался такой страшный шум, что весь Вити-леву проснулся. На-и-миламила тоже услышала этот шум и сказала мужу:
— Будь начеку. Роко-уа идет сюда. Я слышала, как ударилась о землю его палица. Роко-уа может принять любое обличье, какое ни захочет. Может стать свиньей, собакой, женщиной. Может даже приказать скале разойтись и впустить его в сердцевину. Так что берегись, будь начеку.
А Роко-уа тем временем повстречал на дороге девушку из На-ндои. Она несла в дом к духу Рева рачков, крабов, таро. Он тотчас принял ее облик, а она — его. Только она ничего об этом не знала.
Роко-уа с корзинкой подошел к дому духа, и На-и-он-га-мбуи спросила:
— Кто это?
Роко-уа ответил:
— Я из На-ндои, принесла кушанья для твоего мужа.
Посланную пригласили в дом. А когда она садилась, то села совсем не так, как принято сидеть у фиджийских женщин. К тому же руки и ноги у нее были очень большие. На-и-онга-мбуи шепнула об этом мужу.
Ра-вово-ни-за-кау-нгава потихоньку вышел из дома, собрал своих людей, еще раз рассказал им о всех бесчинствах Роко-уа, а потом сказал, что Роко-уа теперь у них в руках. Люди же, вспоминая, как Роко-уа поступил с Ра-вово-ни-за-кау-нгава, всегда приходили в страшный гнев. Они схватили оружие, ворвались в дом и потребовали выдать им девицу из На-ндои.
На-и-онга-мбуи сказала:
— Вот она сидит, — показала на отца, и тут же страшный удар свалил Роко-уа наземь. Забили они его до смерти. Так настал конец Роко-уа.
44. [Нга-ни-вату]
( № 44. [100], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.
Сюжеты "птица, уносящая человека" и "птица-людоед" широко распространены в Центральной и Восточной Океании. Ср. первый сюжет в [12, № 96]. Тонганское имя огромной птицы, Ка-ни-вату, и одно из приводимых здесь имен, Нга-ни-вату, означают букв, "утка скалы"; в названии заключена аллюзия к сюжету о превращении убитой утки в камень. Совпадение фиджийского и тонганского имен объясняется скорее общностью образа, чем заимствованием. См. также № 44. Сюжет "птица-людоед" представлен в № 93.)
Дух Роко-уа (1 Ср. № 43.) отдал свою сестру в жены духу по имени Кова. Супруги жили необыкновенно счастливо, но счастье это продолжалось совсем недолго. Однажды эта благородная госпожа пошла вместе с мужем на риф ловить рыбу — и тут прилетела огромная птица, схватила ее и унесла под крылом. Птицу, что унесла благородную Туту-ва-зивази, одни называют Нга-ни-вату, другие — Нгуту-леи.
Несчастный Кова поспешил к брату жены, к благородному Роко-уа, и стал просить его о помощи. В знак почтения он преподнес ему корень янгоны.
Спустили на воду большую лодку и отплыли искать госпожу. Лодка принесла их к острову, где жили женщины-духи. Ни одного мужчины нет на этом острове, а женщины проводят время в развлечениях и состязаниях. Роко-уа захотел остаться там и сказал Кова:
— Не стоит больше искать Туту-вазивази. Посмотри, сколько здесь прекрасных женщин! И к тому же здесь очень много каури.
Но верному и безутешному мужу не было дела до этих прекрасных женщин, и он сказал:
— Нет, нет, Роко-уа, не надо оставаться здесь. Мы должны найти Туту-вазивази.
Братья приплыли на Ясава, стали спрашивать, не видал ли кто Нга-ни-вату. Их послали к Сава-и-лау, но птицы в пещере не оказалось. Они стали осматривать местность и нашли мизинец Туту-вазивази. Кова взял его себе в память о жене: он понял, что птица съела ее. Совсем немного времени прошло, и появилась птица. Братья сразу заметили ее приближение: ведь тень птицы, как туман, скрыла все солнце. В клюве у птицы было пять огромных черепах, в когтях — десять китов, и едва она достигла своей пещеры, как принялась за еду. Братьев же она не заметила. Роко-уа хотел ударить ее копьем, но Кова остановил его и стал звать на помощь трех других духов: он просил их послать сильный ветер. Поднялся ужасный ветер, распушил хвост страшной птицы, и тут-то Роко-уа всадил ей копье прямо в зад. Копье было очень длинное, но и его не хватило, чтобы проткнуть всю эту тварь: оно так и застряло в ее туше. Из ее крыла выбрали перо, чтобы сделать новый парус для лодки, но перо оказалось слишком тяжелое. Взяли перо поменьше и укрепили его как парус. А перед тем как отплывать в свой край, они швырнули тело этой птицы в океан, и тогда он разлился так широко, что достиг основания небес[109].
45. На-улу-ваву
( № 45. [54], 20-е годы XX в., о-в Вануа-леву (?), с англ. (с незначительными уточнениями).
По некоторым версиям, На-улу-ваву и Танову (см. № 41) — один и тот же персонаж.)
В Коро-мба-санга жил один дух, звали его На-улу-ваву. Как-то вечером ему захотелось набрать соленой воды. Он снял с крюка свой сосуд, пошел в Ву-и-нанди и хотел опустить его там в воду. А сосуд никак не погружался в нее. Тогда На-улу-ваву попытался набрать воды в Рамбп, но и там ничего не вышло. Так, переходя с одного места на другое, он добрался до моря, что между Сувой и островом Кандаву, и только там сосуд его наконец ушел под воду.
А как раз тогда мимо проплывала лодка Ронго-ванга. Длиною она была триста саженей. Лодка вошла в сосуд На-улу-ваву, да еще и повернулась внутри. Он же пошел домой и там опять повесил сосуд на крюк.
Вышел он из дому по большой нужде, и на подтирку взял листья огромной казуарины, которую разом вырвал из земли. Эту казуарину он швырнул прочь, и она упала в На-и-зомбозомбо. Тамошние жители выдолбили из нее лодку, но спустить эту лодку на воду не могли. Роко-уа позвал две тысячи человек с Мбуа, но все равно ничего не получилось. Тут как раз На-улу-ваву пошел прогуляться в На-и-зомбозомбо; Роко-уа пожаловался ему, что им никак не удается спустить новую лодку на воду. На-улу-ваву же разом стащил ее с берега.
И они пошли в дом Роко-уа, и Роко-уа спросил у На-улу-ваву, не видел ли он его лодки, Ронго-ванга. На это На-улу-ваву отвечал, что недавно какой-то мусор и впрямь попал в его сосуд с водой. Тогда тридцать человек пошли к нему в Коро-мба-санга, там На-улу-ваву опорожнил сосуд, и Ронго-ванга вышла на свободу. Те тридцать человек сели в нее и поплыли в На-и-зомбозомбо.
46. [Луве-ни-ваи]
(№ 46. [52] (с незначительными уточнениями на основании [23; 42],) 20-е годы XX в., о-ва Лау, прозаич. текст с англ., стихотворные строки с восточнофиджийского.
Во второй части текста описывается ритуал принесения даров духам Луве-ни-ваи; как представляется, в нем есть некоторые рефлексы инициационных обрядов.
Луве-ни-ваи (букв, "дети воды")-духи леса, хранители лесных богатств. Луве-ни-ваи входят в число калоу-рере (букв, "страшащиеся духи"; в [42, с. 747; 52, с. 202] дан неадекватный перевод "устрашающие духи") — избегающих человека, а потому, как считается, робких "хозяев леса", живущих в стволах деревьев (здесь обиталищем Луве-ни-ваи называется дерево коури, или каури, по-видимому, CrytocarРа fusca). Ср. гимн калоу-рере в Приложении.
А. Хокарт [52, с. 201] справедливо сравнивает Луве-ни-ваи с эльфами европейского фольклора. У восточных фиджийцев представления о Луве-ни-ваи довольно распространены — на них указывают А. Брустер [23], А. Гордон [42], Дж. Уотерхаус [97] и др. По некоторым из представлений, Луве-ни-ваи — женщины-духи, по другим, только дети. В [71, с. 233] они называются детьми, а для имени Луве-ни-ваи предлагается перевод "дети снадобья, лекарства" (на том основании, что восточнофиджийское wai может обозначать любую жидкость, а не только воду). Действительно, представления о Луве-ни-ваи подразумевают помимо всего прочего их способность "излечивать" воду (в водоемах, реках), а последователи культа Луве-ни-ваи обычно занимались знахарством. Как указывает в цитированной работе Б. Квейн, в На-муа-воивои культ Луве-ни-ваи скорее связан именно со знахарством, чем с водой. Тем не менее интерпретация имени, предлагаемая Б. Квейном, не объясняет представления об этих духах, известные на других островах.
В приводимом здесь тексте Луве-ни-ваи скорее отождествляется с духами мужского пола (ср. упоминание На-кау-самба-рна в № 2, 3, где он сын либо внук Нденгеи). По-видимому, во всех случаях значимым является низкий рост Луве-ни-ваи — они четко связываются с другими малорослыми хтоническими существами, в частности малютками вели (ср. упоминание о явусе вели в этом тексте).)
Луве-ни-ваи ведут свое происхождение от Нденгеи. И от него пошли ндава, это он дал их нам. Говорят, он создал мир. Луве-ни-ваи — его потомки. Вот их имена: Ма-уту, На-зири-кау-моли, На-кау-самба-риа, и есть еще другие, дети и слуги Нденгеи.
По утрам Нденгеи просыпался от крика своего петуха; Туру-кава звали петуха, будившего Нденгеи. Дух, бывший во главе всех плотников, — его звали Рокола — убил этого петуха, застрелил его из лука. Нденгеи, не услышав утром привычного кукареканья, впал в ужасный гнев. А узнав все, послал на землю ливень. С горы На-кау-вандра упали на землю потоки воды, унесли всех плотников, унесли самого Рокола. И, умирая, Рокола сказал только:
— Вы всегда будете помнить меня.
А кое-кто из мастеров спасся и достиг На-ита-сири. Кто-то оказался в Рева, и по сей день живут плотники в На-ндоро-каву. Они увезли с собой землю с горы На-кау-вандра. А про На-зири-кау-моли и На-кау-самба-риа говорят, что они уплыли в край, где живут светлокожие люди. Вот почему там столько всего разного умеют делать. Но и там теперь нет мастеров: они решили вернуться на Фиджи.
А Луве-ни-ваи живут в лесу; посвященные уходят к ним и месяц живут при них, обучаясь таинствам. Луве-ни-ваи входят в них. Человек, в которого входит Луве-ни-ваи, — его брат.
Приобщившись тайн, люди устраивают на святилище праздник в честь Луве-ни-ваи. У Луве-ни-ваи служат люди из нескольких явус. Одна явуса — мата-ни-кау, и еще там есть явуса тава-воно. А люди из явусы мата-ни-ниу кладут на святилище кокос, садятся и поют:
Мата-ни-ниу кокос раскроют,
Кокос раскроют и прочь уйдут.
Так повторяют они несколько раз, а потом прокалывают кокос, и из него брызжет молоко. Они же поют:
Капли кокос роняет:
Плачет начало жизни
(1 Начало жизни — стандартная метафора, описывающая кокос.)
А еще там есть такие, кого зовут ялева[110]. Когда Туи Тумбоу[111] первый раз приветствовал Луве-ни-ваи, он был ялева. Ялева готовят угощение, накрывают его банановым листом... Они раздают угощение людям, а калоу-рере[112]
поют:
Поспеет сейчас угощенье.
Хозяйка Луны готовит.
Готовит, чтоб потчевать Вуя.
( 5 Указание на Хозяйку Луны (старуху с Луны) не совсем ясно; впрочем, Хозяйка Луны, как и Луве-ни-ваи, связывается с хтоническими силами. В других вариантах здесь упоминается не Хозяйка Луны, а Матанги — два духа женского пола, постоянно путешествующие из местности в местность, покровительствующие ритуальным пирам, и в частности янгоне (ср. их под именами Се-ни-кумба и Нгануя в № 22 и см. № 16, примеч. 2 к нему, а также примеч. 2 к № 22).
6 Имеется в виду местность на Вануа-леву. А. Хокарт предполагает, что под жителями Вуя подразумеваются именно калоу-рере.)
А последними приходят из явусы вели. Вели — это молодые, юноши[113]. Они выходят на РаРа и поют так:
Явуса вели — порода летящих.
Коури пусто, входы закрыты.
(8 То есть калоу-рере оставили свое обиталище (может быть, на время перейдя в юношей-неофитов).)
47. [На-нгаи]
(№ 47. [97], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.)
Однажды Нденгеи послал На-нгаи[114] в один лесок неподалеку. Надо было прогнать оттуда летучих мышей. На-нгаи свалил железное дерево и сделал себе из него палицу — это была улу[115]. Стал бросаться этой улу в летучих мышей. Так вот он гнал их прочь. А в один из бросков его улу улетела к мысу На-и-зомбозомбо, что на Вануа-леву. Он пошел по волнам за улу и увидел, что она плавает у самого мыса. Взял свою улу и решил:
— С ней-то и выйду я на здешний берег.
Эти слова услышал дух из Вуя. Он поспешил к своим друзьям и сказал им:
— Сюда идет один. Он хочет втащить на берег огромное дерево!
Все духи отправились посмотреть на незнакомца. Они были уверены, что ничего у него не выйдет, что дерево втащить на берег ему не удастся и тут-то они нападут на него и убьют. Но На-нгаи без всякого труда ступил на берег со своим оружием в руке!
Пораженные этим зрелищем, восхищенные силой незнакомца, духи устроили ему пышный прием. На прощание же они обещали На-нгаи собрать в будущем множество богатств ему в дар. С этим и вернулся На-нгаи к себе.
В условленное время он вернулся в На-и-зомбозомбо. Духи приготовили ему горы нищи. Но к их изумлению, гость мигом покончил с ней. Итак, им не удалось накормить его досыта. И тогда они решили убить ненасытного гостя. Решили хитростью завлечь его в один дом, чтобы там и убить. А он не доверился им и сумел остаться в другом доме. Наутро они поняли, что перед ними великий дух, бросились к нему с мольбой, стали просить о покровительстве. Принесли ему приготовленные дары: циновки, ароматное дерево, плоды, рыболовные сети, калебасы, женское платье и украшения.
Он же одарил их в ответ. Сначала велел им поставить загон для свиней, а когда все было сделано, снял с руки повязку и вынул из нее целых сто свиней! Всех он посадил в этот загон.
В ухе На-нгаи носил украшение — кусочек тапы. Он потянул за эту тапу, потянул еще, еще, еще и еще — вот уже на земле ворохом лежали сотни саженей тапы с прекрасным рисунком.
Все это он подарил потрясенным духам. И еще они условились с На-нгаи, что вскоре навестят его в его краю.
Когда в положенное время они прибыли к На-нгаи, оказалось, что съесть приготовленное угощение им не под силу. Их хозяин оставил их у себя, а с вождем их поступил так, как они хотели поступить с ним: заманил его в один дом, и тот погиб. Наутро духи узнали, что остались без вождя. Они хорошо помнили, как сами собирались поступить с На-нгаи, а потому поспешно удалились.
И по сей день жители Вуя, попадая в Ракираки, уходят оттуда со всей поспешностью.
48. [Улу-пока]
( № 48. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
В [52, с. 198] указывается, что представления об Улу-пока (Улу-поко) распространены в основном в поселке и местности Тумбоу на о-ве Лакемба; в Тару-куа Улу-пока соответствует очень похожий на него по описанию дух Улу-на-вале (букв, "только голова"). По-видимому, уже в момент записи текста Улу-пока был низведен до персонажа детских страшных рассказов.)
В старые времена на Оно (и, говорят, еще на Лакемба) почитали духа по имени Улу-пока. Дух этот внушал людям страх и трепет, видели они его очень редко. У духа этого была только голова, и она перекатывалась по земле, просто катилась по земле, когда он шел.
Говорят, когда-то духи затеяли между собой сражение. Улу-пока — а это был злой дух — пал в том сражении. Голову ему отрубили и выбросили ее прочь.
Как бы то ни было, люди видели только его голову. Появление головы знаменует болезнь или даже смерть.
Обычно Улу-пока появляется в сумерках. Сидит человек у себя в доме, смотрит на улицу, и вдруг жуткое чувство охватывает его. Тут на РаРа выкатывается Улу-пока, подкатывается к порогу, со страшной гримасой влетает в дом. И уже уйти человеку нельзя, надо сидеть и ждать. Улу-пока кусает его за палец ноги и исчезает.
И еще Улу-пока любит забираться в большие корзины. Бывает, что никакого ветра нет, а какая-нибудь корзина катится себе по траве. Значит, в нее забрался Улу-пока.
30. [Украшения Тока-и-рамбе]
( № 30. [52], 20-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
Для понимания коллизии, на которой основывается данный текст, необходимо иметь в виду общеокеанийское представление о мане и табу. Украшения Тока-и-рамбе даны ему его духом-покровителем и являются источником особой, сверхъестественной силы. Крадя их, "чужой" дух лишает Тока-и-рамбе части его маны, а кроме того, оскорбляет покровителя Тока-и-рамбе. Тем самым вмешательство "своего" духа необходимо: "чужой" дух нарушает табу, наложенное Туи Вуту, и должен быть наказан, но не человеком — которому это не под силу, — а другим духом.)
Однажды Тока-и-рамбе (1 По-видимому, речь идет о каком-то вожде Лакемба.) пошел купаться в На-ву-тока. Он снял с себя все украшения — гребень, ожерелье из китовых зубов. А тут пришел дух За-кау-ндрове[79] и все унес. Тока-и-рамбе увидел это и заплакал: ведь обладание этими богатствами означало власть над людьми.
К Тока-и-рамбе вышел Туп Вуту[80]. Он спросил:
— Что с тобою случилось?
Тока-и-рамбе отвечал:
— Дух отнял у меня украшения. Если ты можешь одолеть его — беги за ним!
Туи Вуту пустился в погоню и настиг духа. Было это не то в Муа-и-риси, что близ На-саига-лау, не то в Ванга-талаза. Туи Вуту остановил его со словами:
— Эй, это ты унес украшения!
— Да.
— Ты должен их вернуть. Выбирай, как мы будем сражаться, на палицах или на копьях?
На это дух из За-кау-ндрове сказал:
— Давай не будем сражаться. Лучше попробуем дотянуться до неба — посмотрим, кто из нас выше.
Туи Вуту согласился:
— Что ж, начнем с тебя.
Дух — звали его На-тава-сара — поднялся, выпрямился во весь рост и достал до неба. Ему даже пришлось нагнуть голову.
Туи Вуту спросил:
— Ну как, готово?
— Да.
— Теперь моя очередь.
Туи Вуту выпрямился, тотчас достал до неба, изогнулся всем телом и завернулся кольцом — так, что еще раз достал до неба. Да еще голову пришлось пригнуть!
Увидев это, дух из За-кау-ндрове сказал:
— Ты победил. Забирай украшения. Я отправляюсь в За-кау-ндрове.
Туи Вуту взял украшения, вернулся к Тока-и-рамбе — тот все еще купался в На-ву-тока — и отдал их ему.
Тока-и-рамбе сказал:
— Ты оказался смельчаком. Другие духи будут теперь подчиняться тебе и идти за тобой в сражение.
Множество духов, идущих за Туи Вуту, — все из явусы ту-варе[81]. Они всегда первые и в сражении, и в метании дротика.
31. [О духе с острова Яндуа]
(№ 31. [97], 60-е годы XIX в., о-в Ясава (?), с англ.)
Однажды от берегов Ясава отплыло двадцать лодок, груженных кокосами. А кокосы посвящаются духам моря, тем, что всегда являются человеку в облике акулы. Люди ужасно оскорбили духов тем, что сорвали их кокосы для себя. И вот акулы помчались за лодками. Девятнадцать лодок они погубили: ведь все, кто плыл на этих лодках, несли перед ними вину. Одного только человека оставили они в живых и забрали к себе, в свой предел[82]. Ему было велено все время стучать колотушкой. Шум, который он поднимал, был похож на тот, какой бывает, когда волокна на кокосовом орехе разделяют по одному. Из этих волокон потом плетут веревки.
Говорят, что и по сей день в отдалении слышен стук колотушки: это трудится, без устали и передышки, тот несчастный.
32. [Кау и Воувоу]
(№ 32. [71], 1935 г., о-в Вануа-леву, с англ.)
Кау из Дрекети был известен тем, что соблазнял всех женщин, проходивших мимо него. И вот однажды благородный господин Воувоу из На-и-вуке попросил своего духа-предка превратить его, Воувоу, в женщину. Он лег в воду, тут к нему приплыл угорь и преобразил его[83]. И тогда еще с одной женщиной из того поселка они отправились в Дрекети, обменяться подарками с тамошними жителями.
Кау же имел привычку выслеживать женщин, когда те купались[84]. Итак, увидел он Воувоу во время купания, и в нем разгорелось желание. Вечером они встретились на РаРа во время танца, обменялись табаком, и Кау сказал, что хорошо бы им лечь вместе. Воувоу все отказывался и отказывался. А Кау уже не в силах был побороть желание. И вот он сказал, что готов жениться.
Прошло несколько дней, и Кау неожиданно пришел в дом, где остановился благородный Воувоу. Вождь этот, а он по-прежнему был в облике женщины, сидел и плел циновку[85]. Кау принялся ласкать Воувоу, и казалось, что Воувоу тоже сгорает от желания. А тем временем Воувоу стал потихоньку возбуждать свой член. Когда Кау собрался овладеть предметом своих желаний, их члены встретились. Пристыженный Кау бросился бежать. Воувоу пустился за ним следом, поймал его и стал требовать соития. Кау все думал отмолчаться, и тогда Воувоу схватил его член, стал возбуждать его и так довершил дело. Кау убежал к себе, посрамленный, и с тех пор больше никогда не соблазнял женщин.
33. [Туту-матуа]
( № 33. [52], 20-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
Герой этого рассказа — очень популярный в фиджийской мифологии дух. Как Туту-матуа он известен на о-вах Лау; на Вануа-леву он называется Ндау-зина (ср. № 34); в других местностях Вити-леву его называют Тонга-вуто; наконец, на о-ве Тавеуни и в ряде местностей о-ва Вануа-леву он носит имя Ндаку-ванга (см. № 99, 101).)
Однажды Туту-матуа был на Тотоя. Увидел он, как какая-то женщина собирает на рифе моллюсков и ловит рыбу. Тотчас член его поднялся и стал твердым, как железное дерево. Он увидел эту женщину — а она была совершенно голая, — увидел ее срамное место, и тотчас член его поднялся, а к тому же он стал похлопывать себя по мошонке. Женщина как раз пошла в его сторону. Но овладеть ею ему не удалось: его член ударил по скале и пробил камень насквозь — и по сей день в том камне есть отверстие.
Потом Туту-матуа увидел женщину, лежавшую в лодке. Все повторилось сначала, но тут уж он овладел женщиной. А после она упала в воду и умерла 1 Для рассказов о духах очень характерен мотив смерти партнера после совокупления с героем (героиней): это служит доказательством необычной мужской силы или великой женской страсти духа (ср. № 69, 70).).
34. [Ндау-зина]
(№ 34. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
Ндау-зина — дух поблескивающего света[86]. В темную ночь можно заметить, как слабый огонек движется между островом Малата и большой землей[87]. Порой он поднимается и опускается по холмам Малата, потом снова появляется над узким проливом[88], потом оседает в расселине, подле ключа с горячей водой. Это огонек Ндау-зина, которого зовут еще Туту-матуа. Горе девушкам, встречающимся с ним, когда он отправляется в путешествие! Он очень злонамеренный дух. До сих пор все помнят, как дурно поступил Ндау-зина с дочерью Туи Яро[89]. Он явился к ней, когда она отбивала луб на берегу ручья в Корокоро-коти[90]. Тогда все местные мужчины в гневе бросились преследовать Ндау-зина, хотели убить его, а он бросился прочь, убежал от них и, перелетев через океанские волны, попал на Моала. Много разного случилось с ним там, но однажды с ним самим дурно поступила одна девушка из поселка На-соки. Он убежал на свой родной остров[91] и остался там навсегда. Как-то, правда, он собрался на остров Муниа, но, попав туда, рассердил Коро-имбо[92] и был изгнан. Да, Ндау-зина — злой дух, злонамеренный.
Однажды Ндау-зина сумел одолеть главного духа Муа-леву. Они случайно встретились на берегу — то место называется На-леле, — и Ндау-зина втянул того духа в состязание. Принялись метать копья. Целились они в то место, где на наш остров смотрит остров Малата. А тогда все это была одна земля. Было решено, что тот, кто окажется лучшим в метании копья, станет вождем на все времена. Трижды каждый из них метал свое копье, и на третьей попытке Ндау-зина метнул его с такой силой, что расколол перешеек, соединявший две земли. Так земля Малата стала островом.
35. [О духе с На-нау и духе с Вануа-вату]
( № 35. [52], 20-е годы XX в., о-в Вануа-вату (о-ва Лау), с англ.)
Раз собрались духи на совет и решили запастись водой. Только один тупуа с На-иау не стал ничего делать. Воду он не стал набирать. А тупуа с Вануа-вату наполнил водой две бутыли, повесил их на дерево и пошел копать себе канавку, чтобы в ней всегда была вода. Когда он копал, мимо проходил тупуа с На-иау. Он попросил:
— Дай мне немного воды.
А тупуа с Вануа-вату был глухой. Он ничего не услышал и продолжал копать. Тот, с На-иау, снова попросил:
— Дай-ка мне воды, всего одну бутыль.
А тот тупуа ничего не услышал. Тупуа На-иау увидел, что дух занят своей работой, схватил его сосуды и пустился к себе на На-иау.
А тупуа с Вануа-вату кончил копать, пошел за своими бутылями и увидел, что их нет. Он посмотрел и заметил убегающего тупуа с На-иау; тот уже был на полпути между Вануа-вату и На-иау. Он схватил камень и швырнул его в духа. Камнем пробило бутыли, и вся вода вылилась; и на На-иау она продолжала капать. Вот почему на На-иау так много маленьких источников и ручейков. А тот камень раскололся надвое, и одна его половина упала на На-иау.
36. [Аива]
( № 36. [52], 20-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
Аива — остров с весьма своеобразными очертаниями к юго-востоку от о-ва Лакемба. В тексте перечисляются разные местности о-ва Лакемба, жители которых претендовали на о-в Аива. Изначально, как замечает А. Хокарт [52, с. 214], земля Аива принадлежала жителям Тару-куа, а затем люди из Вазивази силой забрали себе часть острова.
Ср. также № 37.)
Из разных мест приходили в Кендекенде тупуа за водой. Многие тупуа рыли канавы и рвы, вели воду в свои поселки. А один дух набрал воду в свернутый лист таро, унес ее и помчался в сторону Тару-куа. На берегу он зацепился за корень казуарины и упал. Вода вся вылилась. Он поднялся и побежал на берег. Там он повстречал духа из Вазивази, и между ними завязался спор об Аива. Тупуа из Тару-куа схватил камень, метнул его в остров и расколол его. Сопернику он сказал:
— Иди посмотри, что с островом. Если земля раскололась, он мой.
Тупуа из Вазивази пошел посмотреть. Оказалось, остров раскололся на две части, большую и маленькую. А камень, брошенный тупуа из Тару-куа, лежал посередине. Так он лежит и по сей день. Меньшая часть Аива принадлежит Вазивази, большая — Тару-куа.
37. [Аива]
( № 37. [52], 20-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
Вариант сюжета, представленного в № 36: духи из разных местностей Лакемба борются за соседний остров.)
Некогда жил в поселке Левука один дух. Он часто бывал на острове Аива: это была его земля. Вот как-то отправился он туда, а по пути встретил тупуа из Тару-куа.
Тупуа из Тару-куа спросил:
— Куда направляешься?
Дух из Левука сказал:
— На Аива.
На это дух из Тару-куа сказал:
— Не твоя это земля, не твоя.
Так они заспорили. Дух из Левука все повторял:
— Моя земля, моя, не твоя.
Спорили они, спорили, и наконец тот, что был из Та-ру-куа, швырнул в остров камень и расколол надвое. Тут он сказал:
— Тебе подветренная часть, мне — наветренная. Но та часть, что предназначалась сперва людям из Левука[93], перешла потом к главному вождю[94].
38. [Как дух похитил воду с Моала]
( № 38. [52], 20-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
Этот же рассказ, но в беллетризованной форме приводится в [90].)
Еще до того, как тонганцы пришли на Лау[95], взяли их силой и остались навсегда, они норой появлялись на здешних землях. Случалось это, если ветер сбивал их лодки с курса и нес сюда. Иногда их убивали, а иногда — когда в лодке их было много и они были вооружены — принимали как гостей. Потом они уплывали к себе с попутным ветром. Вот так однажды прибыла тонганская лодка на Моала.
Когда тонганцы стали собираться в обратный путь, вождь Моала решил отдать в жены тонганскому вождю свою дочь. Звали ее Роко-вака-ола. Роко-вака-ола была очень хороша собой; она нравилась Кумбу-ни-вануа, духу Моала. Девушка плакала и умоляла отца не отправлять ее на Тонга, но в сердце у вождя Моала жил страх, он побаивался тонганца, так что делать было нечего.
Так Роко-вака-ола оказалась на острове Тунгуа[96]. Муж построил ей чудесный дом и во всем ей потакал. Но ей все равно не было счастья, и, оставаясь одна, она часто плакала. Однажды Кумбу-ни-вануа услышал, как она плачет, прилетел на Тонга и спросил, что тревожит ее. Она же сказала:
— Возьми меня домой на Моала. Мне не нравится этот край. Земля здесь сухая и бесплодная, здесь голодно и даже нет питьевой воды.
На Тунгуа, как и на многих островах Лау, пресной воды не было. А на Моала всегда были чистые ручьи.
Кумбу-ни-вануа сказал:
— Я не могу взять тебя с собой на Моала. Но я принесу тебе воды и, может быть, таро.
При этих словах она взглянула на него и улыбнулась. Кумбу-ни-вануа понял, что медлить с этим нельзя.
Он полетел назад на Моала, там сразу направился в местность Матамата-калоу, что близ поселка За-кова. Взял большой лист таро, свернул его и наполнил водой из тамошнего родника. С этой ношей полетел он на Тонга и оставил все у дома Роко-вака-олы. Она вышла утром из дома и видит — у самой двери бежит ключ, чистый, прозрачный, холодный. А у самой воды, там, где Кумбу-ни-вануа положил свой лист, выросло таро.
Роко-вака-ола обрадовалась. На том ее горести и кончились.
39. [Мбати-ни-нгака]
( № 39. [52], 20-е годы XX в., о-в Лакемба, с англ.
Мбати-ни-нгака считается предком местности Наро-заке на о-ве Лакемба. Этому духу приписывается живой интерес к возделыванию земли; он покровительствует всему растущему и цветущему. С этим согласуется данное в тексте название святилища и дома духа (Дом трав).)
Однажды на Лакемба был страшный голод. Дух-предок Лакемба отправился в Кендекенде. Там пришлось ему есть толченые угли, больше ничего не было. А тем временем Мбати-ни-нгака в Вама-луту лакомился плодами хлебного дерева. Голодный дух учуял это и выследил Мбати-ни-нгака. Выследил и прогнал прочь. И до сих пор его следы видны там — он ведь спасался бегством. Спасаясь, он бросился в море, и на том месте получилась глубокая яма.
А дом Мбати-ни-нгака называется Домом трав, Вале-зо.
40. [Дух в облике акулы]
( № 40. [54], 20-е годы XX в., о-в Тавеуни, с англ.
А. Хокарт отмечает [54, с. 67-68], что явуса вуна, члены которой живут в одноименной местности на о-ве Тавеуни, возводится к горе Кау-вандра и, значит, происходит от Нденгеи. Ср. также [40, с. 21].)
Обряды посвящения длились четыре дня и четыре ночи. А потом властитель Вуна пошел купаться. Стоило ему войти в водоем, как на ноге у него вырос плавник. Он зашел в воду чуть глубже, и тут на спине у него тоже вырос длинный плавник. И на груди появился плавник!
А его жена смотрела на него с берега, и он крикнул ей:
— Прощай! Ухожу!
Так, приняв образ акулы, отправился он в Вату-и-ма и там устроил себе пещеру. В ней он и живет, и поутру люди там произносят ему торжественные слова приветствия.
Когда здесь появилась новая вера, решили поставить в том месте дом. Но на следующий день все его опорные столбы рухнули.
41. Танову
( № 41. [29], 10-е годы XX в., о-в Оно, с восточнофиджийского и с англ.
Очень близкий текст приведен в [30, с. 47-52].)
На скале, что на берегу острова Оно, по сей день виден след огромной ступни. А напротив той скалы, на прибрежном утесе острова Кандаву виден отпечаток такой же невероятной ступни.
Говорят, в незапамятные времена на этих камнях оставил свой след Танову, вождь, приведший сюда за собой много новых людей. И еще говорят, что пролив между Оно и Кандаву был сначала слишком мал для Танову: ему никак не удавалось зачерпнуть в том проливе воды своим огромным киту. Вот тогда-то он и уперся одной ногой о скалу на берегу Оно, другую поставил на прибрежную скалу Кандаву — и раздвинул острова. Тогда-то и удалось ему набрать воды из пролива в достатке.
Раз пришел он к новому, широкому проливу, стал зачерпывать воду, а в тот день была сильная буря, и в его бутыль попала лодка. А в лодке сидели воины из На-и-зомбозомбо, что на Вануа-леву. Танову даже не заметил этого. Прошло время, и к нему прибыл хозяин лодки: волнуясь о судьбе своих воинов, он искал и искал их. повсюду. Тут великий дух вспомнил, что недавно, когда он набирал воду из пролива, в его киту попал какой-то мусор. Он открыл бутыль — и тут же послышались изнутри голоса, гул, а когда они заглянули внутрь, то увидели, как по поверхности воды ходит туда-сюда лодка![97]/
Когда-то остров Оно был ровным и плоским, а на острове Кандаву искони стояла гора На-мбу-ке-леву[98]. Там жил некогда дух, которому вся гора и была подвластна. Звали его Таутау-мо-лау. Танову очень завидовал этому духу. Он решил построить укрепление и на своем острове. Возвести его надлежало на высоком холме. Так и было сделано. Холм этот носит имя Нгила-и-тангане. А появился он так.
У Танову было две жены. Они неустанно состязались друг с другом, бесконечно друг другу завидовали. Ревность и соперничество побудили их как-то накопать немало земли — с тех самых пор и возникли глубокие овраги возле На-мбоу-валу. Из этой земли и была создана большая насыпь. А на ней стояло укрепление Нгила-и-ялева. Оно было еще выше, чем Нгила-и-тангане. Старый Танову был разгневан тем, что его жены так вознеслись в своем хвастовстве друг перед другом; одним пинком сшиб он верхушку их холма! И решил сам насыпать холм, а землю для этого отнять у своего вечного соперника, духа с На-мбу-ке-леву. Воинов своих он расставил неподалеку от Вамбеа: они должны были ждать его возвращения. Сделав так, он ринулся к горе того духа и там принялся собирать землю с самого гребня. А укладывал он ее в свою корзину.
За этим занятием и заметил его Таутау-мо-лау и тотчас со всех ног бросился к своей горе. Танову тоже заметил противника и пробормотал: "Са вура маи кока", — что на диалекте острова Оно значит "Вот он идет". И до недавнего времени слова эти были запретными на Оно, произносить их было никак нельзя. Только очень злой и плохой человек, злонамеренный человек, мог при приближении идущего сказать: "Са вура маи кока".
Итак, Таиову увидел соперника, схватил свою корзину с землей и побежал прочь. А Таутау-мо-лау — за ним! Так бежали они, бежали то по большому рифу, то с южной стороны Кандаву, то по тропе духов. А вместе с Таутау-мо-лау пустился в погоню дух по имени Тавуки, а потом еще один дух, звали его Яле. Бежали они, бежали, бежали, путь их петлял, и немало земли высыпалось из корзины Танову. Так появились островки, что рассеяны по всей лагуне Каидаву.
Погоня докатилась до На-и-нгоро, а уж оттуда Танову пришлось бежать в Соло. Но от На-и-нгоро за ним бежал вслед один только Таутау-мо-лау, потому что Яле и Тавуки обессилели от погони и отстали.
Танову мчался вперед, корзина тряслась у него в руках, земля из нее сыпалась во все стороны. Так появился прекрасный остров Ндра-вуни и многие чудесные островки, что лежат к северу и к востоку от Оно. Фиджийцы верили раньше, что островки эти — родина морских черепах.
Но всему приходит конец, и вот уже Танову достиг кромки рифа. В Соло он почувствовал, что суша уходит у него из-под ног, и страх перед волнами пролива Кандаву овладел им. Он понял, что пора идти в наступление. Бросившись на своего преследователя, он закричал громовым голосом:
— Вперед, сыны Оно! (3 Боевой клич воинов Оно, означающий начало военных действий, призыв к оружию.)
И они все тоже бросились на Каидаву. Теперь уже Танову обратился в преследователя. Корзину же свою он оставил в Соло: так появилось там кольцо рифа. А скала там стоит и поныне.
Итак, битва на Кандаву началась. Они погнали Таутау-мо-лау к заливу близ Тилива. Наверное, ужасным было то зрелище: дух великой горы спрятался от своего неутомимого преследователя за какими-то камнями. А Танову стал на скалистом уступе — там тоже остались его следы и отпечаток его копья, упиравшегося в скалу, — угрожая оттуда врагу. Наконец он метнул копье, а мастерство его было известно всем, и копье воткнулось в землю на мысе, там, где прятался Таутау-мо-лау. Так герой с Оно победил, и с горы На-мбу-ке-леву принесли ему в дар богатое угощение. Там были мандраи-вунди и свинина. А жители На-мбу-ке-леву славятся своими мандраи-вунди. Готовое кушанье режут на большие куски, а когда подносят мандраи-вунди вождю, куски эти кладут один на другой.
Часть того подношения так и не достигла земель Та-нову. Она осталась в Мало-ваи, что на полпути к Оно. Там до сих пор запечатлено то подношение в камне. А на вершине пирамиды из кусков мандраи-вунди лежит запеченный поросенок, превратившийся в круглый валун. И место это так и называется — Соло-мандраи-вунди. У фиджийцев же в ходу одна шутка: если пет мясного, они начинают подтрунивать друг над другом, говоря: "Сходи в Соло-мандраи-вунди, там много свинины".
А часть тех даров все же достигла Оно и запечатлелась в камне близ Нуку-оло.
На самом берегу Оно, на вершине утеса, стоит большой камень. Это Танову. А внизу, под водой, скрываются еще два больших камня. Это жены духа. Ни одно дерево не смеет подняться между Танову и его женами, не смеет загородить вид, что открывается пронзительному взгляду великого духа.
42. [Ра-сики-лау]
(№ 42. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
В старые времена на острове Зикомбиа жил дух по имени Ра-сики-лау, Благородный Господин Сики-лау. Когда он шел, горы у него под ногами дрожали, а голова задевала за кроны самых высоких пальм. И в наши дни жители Зикомбиа, лежа в жаркую ночь на берегу, слышат подчас, как дрожит земля, — значит, где-то неподалеку проходит Ра-сики-лау.
Ра-сики-лау спал с женщиной-духом. Никогда не было никого прекраснее этой благородной госпожи. Приплыла она к ним с севера, родной край ее был так далеко, что никто и не знает его названия. Прошло время, у Ра-сики-лау и этой благородной госпожи родилось двое сыновей. Это были мальчики чудесной красоты и могучей силы. До того сильны они были, что им ничего не стоило выдрать мамакара[99] из земли с корнем и сделать себе из него палицу. Никому из нынешних людей такое не под силу. Если же они затевали игру в ловитки, то становились на разных концах острова, друг против друга, и кидались камнями — ведь в те дни еще не было ндава, которыми играют нынешние мальчишки[100]. И Ра-сики-лау гордился своими сыновьями.
Но вот однажды мальчики поймали какую-то рыбу и стали спорить, кому из них она достанется. Обида и злость друг на друга все росла и росла, и наконец один из братьев схватил большой камень и в гневе швырнул в брата. Тут началось! Как стали они кидаться камнями, как засвистали в воздухе огромные булыжники, а им — хоть бы что! Огромные камни, что летели издалека, о головы братьев раскалывались, словно косточки. С тех пор и пошла поговорка "Твердый, точно лбы сыновей, рожденных от Ра-сики-лау".
А в это время как раз появился сам Ра-сики-лау. Стоя в зарослях, он видел все, и в нем стал расти страх. Ведь он думал так: "Раз мои сыновья так сильны — а они еще совсем дети, — им ничего не стоит одолеть меня. Они вырастут и прогонят меня с моего же острова". При этой мысли он бросился к мальчикам, схватил их за волосы, столкнул лбами — и они упали замертво[101].
Вот так случилось. Дух его исполнился тревоги, и он пошел к жене и сказал:
— Горе! Произошло ужасное: наши дети затеяли играть камнями, распалились и уложили друг друга замертво, убили друг друга страшными булыжниками.
Тяжким было горе бедной матери, и ничто не могло утешить ее. Много дней сидела она в доме и выходила только затем, чтобы взглянуть на могилы своих мальчиков. И Ра-сики-лау горевал, видя это, но все же молчал о содеянном.
На острове Муниа, что через лагуну, жил дух Коро-им-бо[102]. Он проведал о горестях Ра-сики-лау и приплыл повидать его. С собой он привез разные подарки. Когда он высадился на берег, то увидел мамакара. Он впервые увидел их на Зикомбиа: на Муниа таких деревьев не было. И он сказал:
— О, в тени этого дерева можно чудесно отдыхать. А уж лучшей древесины я никогда не видел.
Ему очень захотелось, чтобы мамакара росли у него на острове. И вот что он придумал. Вечером, после ужина, он сказал Ра-сики-лау:
— О Туи Зикомбиа, — а ведь Ра-сики-лау называли и этим именем, — никогда бы не произошло с тобой несчастья, если бы на твоем острове росли и плодоносили ндава. Ведь тогда твои дети кидались бы не камнями, а мягкими плодами — так и играют все остальные детишки. А теперь, даже если родятся у тебя новые дети, все повторится так, как уже случилось.
Тот отвечал:
— Все правильно, Коро-имбо, но что же мне делать? На моем острове нет ндава, и взять мне их неоткуда.
Коро-имбо сказал:
— Дух мой клонится под тяжестью грустных мыслей о тебе, Туи Зикомбиа. У меня есть ндава, и я подарю их тебе. А ты отдай мне свои мамакара — я заберу их на Муниа.
Ра-сики-лау сказал:
— Хорошо, пусть так и будет.
И они обменялись деревьями, а чтобы скрепить совершенное дело, приготовили чашу янгоны.
Но и ндава не принесли Ра-сики-лау счастья: ничто не могло утешить его жену. Вскоре она умерла. А Коро-имбо сразу понял, что лишился замечательных деревьев. По сей день сидит он пригорюнившись над своими мамакара. Путнику, идущему мимо рощи мамакара в долинах Муниа, то там, то здесь слышен подчас горестный вздох Коро-имбо.
Никогда больше не поднимались ндава на острове Муниа, и никогда больше не вырастали с тех пор мамакара на острове Зикомбиа.
43. [Роко-уа]
(№ 43. [83], конец 50-х годов XIX в., Рева (о-в Вити-леву), с англ.)
Некогда в Рева был великий дух. Звали его Ра-вово-ни-за-кау-нгава[103]. Он водил дружбу с Ваи-руа, духом ветров из Ваи-руа
(2 На о-ве Вити-леву, прежде всего в Рева, считалось, что Ваи-руа (вариант — Ваи-друа) живет в одном из источников, находящихся в долине На-моси на юго-востоке этого острова. Когда вода в источнике бурлит, вскипает — Ваи-руа недоволен, и надо поскорее задобрить его.). Жил Ра-вово-ни-за-кау-нгава один и уже давно подумывал о том, чтобы обзавестись женой. Наконец он решился и сказал другу:
— Снарядим лодку и поплывем в край Роко-уа, духа На-и-зомбозомбо[104]. Уведем от него женщин для себя.
Тот спросил:
— Когда отплываем?
Ра-вово-ни-за-кау-нгава в ответ:
— Отплывем мы ясным днем. Я не какой-нибудь там трус, чтобы прятаться и делать то, что задумал, ночью.
Все было приготовлено, друзья подняли парус и к заходу солнца пристали к берегу На-и-зомбозомбо. Стали ждать там, ждали день, два, три, но, против всех фиджийских правил, никто не выходил к ним и ничего не приносил[105]. Может, Роко-уа разгадал их замысел и запретил своим приносить к лодке кушанья? Но в доме у него не все были так негостеприимны, как он. У него была дочь, красавица На-и-онга-мбуи. От нее исходил такой чудесный, такой сладкий и сильный запах, что, если ветер дул с востока, он, этот запах, летел с ним, и его чувствовал каждый человек на западе, а если ветер дул с запада, то запах летел вместе с ним на восток. Из-за этого дивного запаха и из-за чудесной красоты девушки все юноши были в нее влюблены.
Так вот, На-и-онга-мбуи велела одной из прислуживавших ей женщин приготовить ямса и отнести к лодке, а еще сказать, что хозяйка ее при первой возможности придет к незнакомцам. А чтобы доказать свою любовь, она велела всем женщинам На-и-зомбозомбо выйти днем ловить рыбу. Это было исполнено, рыба испечена, сама На-и-онга-мбуа взяла ее и ночью отнесла духу, приплывшему из Рева.
Ра-вово-ни-за-кау-нгава был в таком восхищении от нее, что согласился отплыть тотчас же. Но она уговорила его подождать до следующей ночи, и тогда одной из молодых женщин, живших при Роко-уа, — ее звали На-и-миламила — удастся бежать с ними. На-и-миламила была родом из На-и-зомбозомбо, но Роко-уа взял ее в жены против ее воли. Сам он тоже ее не любил и держал лишь затем, чтобы она чесала ему голову, искала в ней или убирала его кудри. Вот почему ее звали На-и-миламила. Грустно ей было жить, вот она и сговорилась с дочерью мужа о побеге. А теперь настало время готовиться к нему.
Наступила условленная ночь, и На-и-миламила была готова и бежала к лодке. Она взошла на палубу, и дух спросил:
— Кто ты?
Она отвечала:
— Я жена Роко-уа, — и еще сказала: — Собирайтесь и поскорее. Муж может сразу погнаться за мной. А что до На-и-онга-мбуи, то она вот-вот будет здесь.
И тут же послышался всплеск. На-и-миламила воскликнула:
— Она! Скорее!
В тот же миг лодка отплыла, увозя Ра-вово-ни-за-кау-нгава, его друга и тех двух женщин.
На следующее утро Роко-уа узнал о побеге и решил преследовать их. Снарядили Ва-туту-лали — имя этой лодки происходило от имени огромного барабана[106]. А бил этот барабан так звучно, что на всем Фиджи было слышно. На палубу лодки положили палицу и копья Роко-уа. Они были такие большие, что понадобилось десять человек, чтобы их поднять.
Вскоре Роко-уа достиг Нуку-и-лаилаи. Взял копье, положил его, как мост, и сошел по нему на берег. Потом взял в руки копье и палицу и стал бродить в раздумье. И решил он так: "Плохо, если меня сразу узнают. Надо изменить обличье. В кого же мне обратиться? В собаку или, может, в борова? Стану боровом — не подпустят к дому. Стану собакой — заставят приносить брошенные кости. Все плохо. Превращусь-ка я в женщину".
Он пошел дальше по берегу и встретил старицу. Она несла корзину со свежим таро и с запеченными клубнями[107]. С ней и поменялся он обличьями — а она ни о чем не догадалась. Поменялся обличьем, спросил, куда она идет, узнал, где дом духа Рева, взял у нее корзинку, палицу с копьем оставил на берегу и пошел дальше. И он настолько изменил себя, что даже дочь его не узнала. Когда он был уже у входа, она спросила:
— Кто это?
Роко-уа, изменив голос, ответил:
— Я принесла кушанья из Мо-ни-са.
На-и-онга-мбун сказала:
— Входи, старица, садись.
Роко-уа вошел и сел, да так, как все женщины садятся, чтобы не быть узнанным.
На-и-онга-мбуа спросила:
— Сегодня пойдешь назад?
Дух в обличье старухи отвечал:
— Нет, сегодня идти не за чем.
И еще Роко-уа сказал, что в доме душновато, а поэтому, может, им погулять и искупаться. Обе женщины, На-и-онга-мбуи и На-и-миламила, согласились. Дошли они до того места на берегу, где Роко-уа оставил палицу и копье. Там он принял свое обычное обличье и воскликнул:
— Вы, низкие, знайте, кто я — я Роко-уа, ваш господин и повелитель!
Схватил их за руки, отволок в лодку и уплыл к себе.
А дух Рева увидел, что женщин нет, и опять вместе с другом поплыл к берегам На-и-зомбозомбо. Только он ие менял своего облика, а потому люди Роко-уа мигом узнали его, втащили его лодку на берег, а его вместе с другом схватили и погнали в поле пасти свиней[108]. Долго жили они тяжело и горько, но вот однажды на Вануа-леву устроили большое торжество. Роко-уа и все его люди тоже отправились туда. Все сошли на берег, а дух из Рева и его друг остались охранять две большие лодки, на которых Роко-уа и все его люди приплыли к берегам Вануа-леву.
А двое несчастных понравились всем тамошним женщинам, и те все время приносили им пищу и подарки. И все же Ра-вово-ни-за-кау-нгава было больно и горько. Он взял большой корень янгоны и, посвящая его великим духам Рева, спросил:
— Неужели никто из великих духов Рева не сжалится над нами?
И тотчас в его друга вошел большой дух, так что Ваи-руа весь задрожал. Дух, вошедший в него, спросил:
— Чего ты хочешь?
— Урагана, и такого, чтобы враги мои потеряли всякий разум.
Дух сказал:
— Хорошо, ураган будет, — и с этими словами покинул их.
И вот торжества кончились. Роко-уа и его люди собрались плыть домой, в На-и-зомбозомбо. Но не успели они поднять парус, как налетел северный ветер, принес с собой шквал, едва не разбил их лодки и до смерти напугал их всех. И все же им удалось достичь На-и-зомбозомбо. Там дух из Рева стал просить восточного ветра, чтобы уплыть к себе. Люди Роко-уа вышли на берег, а женщин оставили, чтобы те вынесли из лодки все подарки и провизию. Тут-то и поднялся желанный ветер, унес лодку и домчал ее со всеми богатствами до Рева. Их раздали тамошним жителям.
Но Роко-уа не был еще побежден. Лодки его умчались, но у него еще оставалась лодка Ра-вово-ни-за-кау-нгава: ее отняли у духа, когда он во второй раз приплыл в На-и-зомбозомбо. Тотчас спустили эту лодку на воду и бросились в погоню. Приплыли к берегу Нуку-и-лаилаи, Роко-уа взял копье и сделал из него себе мост — так же как в прошлый раз. Вышел он на берег, и тут палица выскользнула у него из рук. Раздался такой страшный шум, что весь Вити-леву проснулся. На-и-миламила тоже услышала этот шум и сказала мужу:
— Будь начеку. Роко-уа идет сюда. Я слышала, как ударилась о землю его палица. Роко-уа может принять любое обличье, какое ни захочет. Может стать свиньей, собакой, женщиной. Может даже приказать скале разойтись и впустить его в сердцевину. Так что берегись, будь начеку.
А Роко-уа тем временем повстречал на дороге девушку из На-ндои. Она несла в дом к духу Рева рачков, крабов, таро. Он тотчас принял ее облик, а она — его. Только она ничего об этом не знала.
Роко-уа с корзинкой подошел к дому духа, и На-и-он-га-мбуи спросила:
— Кто это?
Роко-уа ответил:
— Я из На-ндои, принесла кушанья для твоего мужа.
Посланную пригласили в дом. А когда она садилась, то села совсем не так, как принято сидеть у фиджийских женщин. К тому же руки и ноги у нее были очень большие. На-и-онга-мбуи шепнула об этом мужу.
Ра-вово-ни-за-кау-нгава потихоньку вышел из дома, собрал своих людей, еще раз рассказал им о всех бесчинствах Роко-уа, а потом сказал, что Роко-уа теперь у них в руках. Люди же, вспоминая, как Роко-уа поступил с Ра-вово-ни-за-кау-нгава, всегда приходили в страшный гнев. Они схватили оружие, ворвались в дом и потребовали выдать им девицу из На-ндои.
На-и-онга-мбуи сказала:
— Вот она сидит, — показала на отца, и тут же страшный удар свалил Роко-уа наземь. Забили они его до смерти. Так настал конец Роко-уа.
44. [Нга-ни-вату]
( № 44. [100], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.
Сюжеты "птица, уносящая человека" и "птица-людоед" широко распространены в Центральной и Восточной Океании. Ср. первый сюжет в [12, № 96]. Тонганское имя огромной птицы, Ка-ни-вату, и одно из приводимых здесь имен, Нга-ни-вату, означают букв, "утка скалы"; в названии заключена аллюзия к сюжету о превращении убитой утки в камень. Совпадение фиджийского и тонганского имен объясняется скорее общностью образа, чем заимствованием. См. также № 44. Сюжет "птица-людоед" представлен в № 93.)
Дух Роко-уа (1 Ср. № 43.) отдал свою сестру в жены духу по имени Кова. Супруги жили необыкновенно счастливо, но счастье это продолжалось совсем недолго. Однажды эта благородная госпожа пошла вместе с мужем на риф ловить рыбу — и тут прилетела огромная птица, схватила ее и унесла под крылом. Птицу, что унесла благородную Туту-ва-зивази, одни называют Нга-ни-вату, другие — Нгуту-леи.
Несчастный Кова поспешил к брату жены, к благородному Роко-уа, и стал просить его о помощи. В знак почтения он преподнес ему корень янгоны.
Спустили на воду большую лодку и отплыли искать госпожу. Лодка принесла их к острову, где жили женщины-духи. Ни одного мужчины нет на этом острове, а женщины проводят время в развлечениях и состязаниях. Роко-уа захотел остаться там и сказал Кова:
— Не стоит больше искать Туту-вазивази. Посмотри, сколько здесь прекрасных женщин! И к тому же здесь очень много каури.
Но верному и безутешному мужу не было дела до этих прекрасных женщин, и он сказал:
— Нет, нет, Роко-уа, не надо оставаться здесь. Мы должны найти Туту-вазивази.
Братья приплыли на Ясава, стали спрашивать, не видал ли кто Нга-ни-вату. Их послали к Сава-и-лау, но птицы в пещере не оказалось. Они стали осматривать местность и нашли мизинец Туту-вазивази. Кова взял его себе в память о жене: он понял, что птица съела ее. Совсем немного времени прошло, и появилась птица. Братья сразу заметили ее приближение: ведь тень птицы, как туман, скрыла все солнце. В клюве у птицы было пять огромных черепах, в когтях — десять китов, и едва она достигла своей пещеры, как принялась за еду. Братьев же она не заметила. Роко-уа хотел ударить ее копьем, но Кова остановил его и стал звать на помощь трех других духов: он просил их послать сильный ветер. Поднялся ужасный ветер, распушил хвост страшной птицы, и тут-то Роко-уа всадил ей копье прямо в зад. Копье было очень длинное, но и его не хватило, чтобы проткнуть всю эту тварь: оно так и застряло в ее туше. Из ее крыла выбрали перо, чтобы сделать новый парус для лодки, но перо оказалось слишком тяжелое. Взяли перо поменьше и укрепили его как парус. А перед тем как отплывать в свой край, они швырнули тело этой птицы в океан, и тогда он разлился так широко, что достиг основания небес[109].
45. На-улу-ваву
( № 45. [54], 20-е годы XX в., о-в Вануа-леву (?), с англ. (с незначительными уточнениями).
По некоторым версиям, На-улу-ваву и Танову (см. № 41) — один и тот же персонаж.)
В Коро-мба-санга жил один дух, звали его На-улу-ваву. Как-то вечером ему захотелось набрать соленой воды. Он снял с крюка свой сосуд, пошел в Ву-и-нанди и хотел опустить его там в воду. А сосуд никак не погружался в нее. Тогда На-улу-ваву попытался набрать воды в Рамбп, но и там ничего не вышло. Так, переходя с одного места на другое, он добрался до моря, что между Сувой и островом Кандаву, и только там сосуд его наконец ушел под воду.
А как раз тогда мимо проплывала лодка Ронго-ванга. Длиною она была триста саженей. Лодка вошла в сосуд На-улу-ваву, да еще и повернулась внутри. Он же пошел домой и там опять повесил сосуд на крюк.
Вышел он из дому по большой нужде, и на подтирку взял листья огромной казуарины, которую разом вырвал из земли. Эту казуарину он швырнул прочь, и она упала в На-и-зомбозомбо. Тамошние жители выдолбили из нее лодку, но спустить эту лодку на воду не могли. Роко-уа позвал две тысячи человек с Мбуа, но все равно ничего не получилось. Тут как раз На-улу-ваву пошел прогуляться в На-и-зомбозомбо; Роко-уа пожаловался ему, что им никак не удается спустить новую лодку на воду. На-улу-ваву же разом стащил ее с берега.
И они пошли в дом Роко-уа, и Роко-уа спросил у На-улу-ваву, не видел ли он его лодки, Ронго-ванга. На это На-улу-ваву отвечал, что недавно какой-то мусор и впрямь попал в его сосуд с водой. Тогда тридцать человек пошли к нему в Коро-мба-санга, там На-улу-ваву опорожнил сосуд, и Ронго-ванга вышла на свободу. Те тридцать человек сели в нее и поплыли в На-и-зомбозомбо.
46. [Луве-ни-ваи]
(№ 46. [52] (с незначительными уточнениями на основании [23; 42],) 20-е годы XX в., о-ва Лау, прозаич. текст с англ., стихотворные строки с восточнофиджийского.
Во второй части текста описывается ритуал принесения даров духам Луве-ни-ваи; как представляется, в нем есть некоторые рефлексы инициационных обрядов.
Луве-ни-ваи (букв, "дети воды")-духи леса, хранители лесных богатств. Луве-ни-ваи входят в число калоу-рере (букв, "страшащиеся духи"; в [42, с. 747; 52, с. 202] дан неадекватный перевод "устрашающие духи") — избегающих человека, а потому, как считается, робких "хозяев леса", живущих в стволах деревьев (здесь обиталищем Луве-ни-ваи называется дерево коури, или каури, по-видимому, CrytocarРа fusca). Ср. гимн калоу-рере в Приложении.
А. Хокарт [52, с. 201] справедливо сравнивает Луве-ни-ваи с эльфами европейского фольклора. У восточных фиджийцев представления о Луве-ни-ваи довольно распространены — на них указывают А. Брустер [23], А. Гордон [42], Дж. Уотерхаус [97] и др. По некоторым из представлений, Луве-ни-ваи — женщины-духи, по другим, только дети. В [71, с. 233] они называются детьми, а для имени Луве-ни-ваи предлагается перевод "дети снадобья, лекарства" (на том основании, что восточнофиджийское wai может обозначать любую жидкость, а не только воду). Действительно, представления о Луве-ни-ваи подразумевают помимо всего прочего их способность "излечивать" воду (в водоемах, реках), а последователи культа Луве-ни-ваи обычно занимались знахарством. Как указывает в цитированной работе Б. Квейн, в На-муа-воивои культ Луве-ни-ваи скорее связан именно со знахарством, чем с водой. Тем не менее интерпретация имени, предлагаемая Б. Квейном, не объясняет представления об этих духах, известные на других островах.
В приводимом здесь тексте Луве-ни-ваи скорее отождествляется с духами мужского пола (ср. упоминание На-кау-самба-рна в № 2, 3, где он сын либо внук Нденгеи). По-видимому, во всех случаях значимым является низкий рост Луве-ни-ваи — они четко связываются с другими малорослыми хтоническими существами, в частности малютками вели (ср. упоминание о явусе вели в этом тексте).)
Луве-ни-ваи ведут свое происхождение от Нденгеи. И от него пошли ндава, это он дал их нам. Говорят, он создал мир. Луве-ни-ваи — его потомки. Вот их имена: Ма-уту, На-зири-кау-моли, На-кау-самба-риа, и есть еще другие, дети и слуги Нденгеи.
По утрам Нденгеи просыпался от крика своего петуха; Туру-кава звали петуха, будившего Нденгеи. Дух, бывший во главе всех плотников, — его звали Рокола — убил этого петуха, застрелил его из лука. Нденгеи, не услышав утром привычного кукареканья, впал в ужасный гнев. А узнав все, послал на землю ливень. С горы На-кау-вандра упали на землю потоки воды, унесли всех плотников, унесли самого Рокола. И, умирая, Рокола сказал только:
— Вы всегда будете помнить меня.
А кое-кто из мастеров спасся и достиг На-ита-сири. Кто-то оказался в Рева, и по сей день живут плотники в На-ндоро-каву. Они увезли с собой землю с горы На-кау-вандра. А про На-зири-кау-моли и На-кау-самба-риа говорят, что они уплыли в край, где живут светлокожие люди. Вот почему там столько всего разного умеют делать. Но и там теперь нет мастеров: они решили вернуться на Фиджи.
А Луве-ни-ваи живут в лесу; посвященные уходят к ним и месяц живут при них, обучаясь таинствам. Луве-ни-ваи входят в них. Человек, в которого входит Луве-ни-ваи, — его брат.
Приобщившись тайн, люди устраивают на святилище праздник в честь Луве-ни-ваи. У Луве-ни-ваи служат люди из нескольких явус. Одна явуса — мата-ни-кау, и еще там есть явуса тава-воно. А люди из явусы мата-ни-ниу кладут на святилище кокос, садятся и поют:
Мата-ни-ниу кокос раскроют,
Кокос раскроют и прочь уйдут.
Так повторяют они несколько раз, а потом прокалывают кокос, и из него брызжет молоко. Они же поют:
Капли кокос роняет:
Плачет начало жизни
(1 Начало жизни — стандартная метафора, описывающая кокос.)
А еще там есть такие, кого зовут ялева[110]. Когда Туи Тумбоу[111] первый раз приветствовал Луве-ни-ваи, он был ялева. Ялева готовят угощение, накрывают его банановым листом... Они раздают угощение людям, а калоу-рере[112]
поют:
Поспеет сейчас угощенье.
Хозяйка Луны готовит.
Готовит, чтоб потчевать Вуя.
( 5 Указание на Хозяйку Луны (старуху с Луны) не совсем ясно; впрочем, Хозяйка Луны, как и Луве-ни-ваи, связывается с хтоническими силами. В других вариантах здесь упоминается не Хозяйка Луны, а Матанги — два духа женского пола, постоянно путешествующие из местности в местность, покровительствующие ритуальным пирам, и в частности янгоне (ср. их под именами Се-ни-кумба и Нгануя в № 22 и см. № 16, примеч. 2 к нему, а также примеч. 2 к № 22).
6 Имеется в виду местность на Вануа-леву. А. Хокарт предполагает, что под жителями Вуя подразумеваются именно калоу-рере.)
А последними приходят из явусы вели. Вели — это молодые, юноши[113]. Они выходят на РаРа и поют так:
Явуса вели — порода летящих.
Коури пусто, входы закрыты.
(8 То есть калоу-рере оставили свое обиталище (может быть, на время перейдя в юношей-неофитов).)
47. [На-нгаи]
(№ 47. [97], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.)
Однажды Нденгеи послал На-нгаи[114] в один лесок неподалеку. Надо было прогнать оттуда летучих мышей. На-нгаи свалил железное дерево и сделал себе из него палицу — это была улу[115]. Стал бросаться этой улу в летучих мышей. Так вот он гнал их прочь. А в один из бросков его улу улетела к мысу На-и-зомбозомбо, что на Вануа-леву. Он пошел по волнам за улу и увидел, что она плавает у самого мыса. Взял свою улу и решил:
— С ней-то и выйду я на здешний берег.
Эти слова услышал дух из Вуя. Он поспешил к своим друзьям и сказал им:
— Сюда идет один. Он хочет втащить на берег огромное дерево!
Все духи отправились посмотреть на незнакомца. Они были уверены, что ничего у него не выйдет, что дерево втащить на берег ему не удастся и тут-то они нападут на него и убьют. Но На-нгаи без всякого труда ступил на берег со своим оружием в руке!
Пораженные этим зрелищем, восхищенные силой незнакомца, духи устроили ему пышный прием. На прощание же они обещали На-нгаи собрать в будущем множество богатств ему в дар. С этим и вернулся На-нгаи к себе.
В условленное время он вернулся в На-и-зомбозомбо. Духи приготовили ему горы нищи. Но к их изумлению, гость мигом покончил с ней. Итак, им не удалось накормить его досыта. И тогда они решили убить ненасытного гостя. Решили хитростью завлечь его в один дом, чтобы там и убить. А он не доверился им и сумел остаться в другом доме. Наутро они поняли, что перед ними великий дух, бросились к нему с мольбой, стали просить о покровительстве. Принесли ему приготовленные дары: циновки, ароматное дерево, плоды, рыболовные сети, калебасы, женское платье и украшения.
Он же одарил их в ответ. Сначала велел им поставить загон для свиней, а когда все было сделано, снял с руки повязку и вынул из нее целых сто свиней! Всех он посадил в этот загон.
В ухе На-нгаи носил украшение — кусочек тапы. Он потянул за эту тапу, потянул еще, еще, еще и еще — вот уже на земле ворохом лежали сотни саженей тапы с прекрасным рисунком.
Все это он подарил потрясенным духам. И еще они условились с На-нгаи, что вскоре навестят его в его краю.
Когда в положенное время они прибыли к На-нгаи, оказалось, что съесть приготовленное угощение им не под силу. Их хозяин оставил их у себя, а с вождем их поступил так, как они хотели поступить с ним: заманил его в один дом, и тот погиб. Наутро духи узнали, что остались без вождя. Они хорошо помнили, как сами собирались поступить с На-нгаи, а потому поспешно удалились.
И по сей день жители Вуя, попадая в Ракираки, уходят оттуда со всей поспешностью.
48. [Улу-пока]
( № 48. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
В [52, с. 198] указывается, что представления об Улу-пока (Улу-поко) распространены в основном в поселке и местности Тумбоу на о-ве Лакемба; в Тару-куа Улу-пока соответствует очень похожий на него по описанию дух Улу-на-вале (букв, "только голова"). По-видимому, уже в момент записи текста Улу-пока был низведен до персонажа детских страшных рассказов.)
В старые времена на Оно (и, говорят, еще на Лакемба) почитали духа по имени Улу-пока. Дух этот внушал людям страх и трепет, видели они его очень редко. У духа этого была только голова, и она перекатывалась по земле, просто катилась по земле, когда он шел.
Говорят, когда-то духи затеяли между собой сражение. Улу-пока — а это был злой дух — пал в том сражении. Голову ему отрубили и выбросили ее прочь.
Как бы то ни было, люди видели только его голову. Появление головы знаменует болезнь или даже смерть.
Обычно Улу-пока появляется в сумерках. Сидит человек у себя в доме, смотрит на улицу, и вдруг жуткое чувство охватывает его. Тут на РаРа выкатывается Улу-пока, подкатывается к порогу, со страшной гримасой влетает в дом. И уже уйти человеку нельзя, надо сидеть и ждать. Улу-пока кусает его за палец ноги и исчезает.
И еще Улу-пока любит забираться в большие корзины. Бывает, что никакого ветра нет, а какая-нибудь корзина катится себе по траве. Значит, в нее забрался Улу-пока.
Земля духов и путешествие туда
49. [Туи-лику]
( № 49. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
В этом и следующем рассказах фигурирует край духов Мбуроту (Мбулоту, Мбулу). Развитые представления о подводном крае, в котором живут "настоящие" духи и в котором оказываются после смерти духи высоких вождей, имелись, по-видимому, только на о-вах Лау. Скорее всего лауанцы заимствовали их в позднейшее время (XVIII-XIX вв.) у тонганцев и других восточных соседей, ср. сходные рассказы в [12, № 10, 74, 75; 18, № 140], хотя тождество имен Мбулоту (Мбуроту) и Пулоту явно генетическое.)
В прежние времена на Оно нередки были засухи и жителям Мато-кано приходилось очень трудно. Одно только спасало их в час беды — богатый и плодородный остров Тувана. Лежит этот остров неподалеку от края духов, и они не оставляют Тувана своей благосклонностью[116].
Однажды жители Мато-кано отплыли туда на большой лодке, чтобы насобирать кокосов и много всякого другого съестного. Были там и мужчины, и женщины. Приплыли они на Тувана к заходу солнца: от Оно до Тувана надо плыть целый день, это не близко. Приплыли, наскоро набрали плодов, приготовили и легли спать. Для сна там стоял у них шалаш. А место это называется Мбу-тони.
Наутро они проснулись и видят: за ночь поднялся сильный ветер. Стали думать, брать ли в обратный путь женщин или оставить их здесь на несколько дней. Медлить же было никак нельзя: в Мато-кано люди изнывали от голода, и потому мужчинам надлежало возвращаться на Оно без промедления.
Был среди них один человек, великий любитель приключений. Звали его Туи-лику. Женщинам он нравился своей красотой; мужчин же он часто обманывал, и они его недолюбливали. Когда разговор об отплытии начался, он встал и сказал, что пойдет собирать плоды. А на самом деле он задумал вот что: спрятаться в зарослях и отстать от своих. Прошло какое-то время, и он увидел, как лодку нагрузили припасами и стали поднимать парус. Тут он схватил корзину, набросал в нее всякого мусора, скорлупы кокосовых орехов и всякого другого, набил ее доверху, взвалил на плечо и к лодке! Но он хоть и бежал, да так, чтобы лодка все же успела отойти от берега. Приблизился он к берегу и увидел, что лодка уже отплыла. Прочь уплывали все — и мужчины, и женщины. Он принялся их звать:
— Вернитесь, вернитесь! — но в ответ капитан той лодки только засмеялся и насмешливо помахал ему. Видно, они разгадали его умысел и сами решили бросить его одного.
Лодка все удалялась, а он стоял и смотрел. Только когда она совсем скрылась из виду, пошел он к тому шалашу. И стало ему совсем не весело. Он долго сидел в шалаше, потом собрал себе еды, приготовил, поужинал и лег спать.
Проснулся он от голосов. Было совсем темно, ничего не видно, и он решил: люди вернулись за ним. Стал он их звать, спрашивать, зачем они с ним так обошлись, а в ответ услышал один только смех. Он прислушался к разговору, и говор тех людей показался ему чужим. Он страшно испугался и решил выглянуть из шалаша — подсмотреть, кто там. Только он чуть высунулся, как услышал голос:
— Туи-лику, а Туи-лику!
Он отвечал:
— Я здесь, благородный господин.
Голос сказал:
— Мы пришли за тобой, — и тут же невидимые руки схватили его и выволокли из шалаша.
В это время молодой месяц только выходил в небо. Тут уж он перепугался не на шутку, потому что понял — он попал к духам Тувана. Главный среди них — имя его неизвестно, но все зовут его Ндаку-пуси, человек со спиной, изогнутой, как у кошки, ведь это маленький горбун, — схватил его с ужасной силой и смеясь перебросил кому-то другому, тот подкинул его вверх, поймал, подскочили остальные, стали подбрасывать его, как орех, подбрасывать и ловить. Всю ночь играли они с ним, как детишки играют с ндава[117], и к утру он был чуть жив. Но перед рассветом тот главный дух сказал ему:
— Мы тебя убивать не будем. Иди выспись, а потом мы опять придем за тобой.
Духи пустились прочь (3 Духи боятся света Солнца, и наступление дня означает конец их проделок.), а несчастный Туи-лику поплелся в свой шалаш, что в Мбу-тони. Горе сразило его, но все же он уснул, а проснувшись и поев, немного успокоился и даже придумал, как обмануть духов. Ведь он был человек хитроумный. Итак, под вечер он собрал гору хвороста, сложил из него вал вокруг шалаша и поджег. Такой огонь разгорелся, что он спокойно лег спать, решив что даже духам не под силу через него пройти.
Проснулся он от визгливого смеха. О горе! Вокруг были головешки: духи притащили соленой воды в свернутых банановых листьях и притушили огонь. Туи-лику попытался бежать, да куда там — Ндаку-пуси схватил его за ногу, кинул кому-то еще, и опять они играли с ним до самого рассвета.
Весь день думал Туи-лику, как быть, и наконец придумал. Решил забраться на самую высокую кокосовую пальму и проспать там ночь — спать ему хотелось ужасно. Наступила ночь, и опять его разбудил смех. Только на этот раз духи никак не могли его найти; с верхушки пальмы ему было хорошо видно, как они бегали туда-сюда по берегу. Но вот одному захотелось пить, и он полез на ту самую пальму за кокосом. Все выше и выше он поднимался, все страшнее становилось Туи-лику. Наконец дух забрался на самый верх и увидел там Туи-лику — тот лежал весь скорчившись. Дух завопил, схватил несчастного и кинул своим прямо вниз! И опять они затеяли с ним прежнюю игру.
К утру он опять был чуть жив, а к тому же опять не выспался. Обессиленный, он добрался до Мбу-тони и проспал до полудня. Напился молока кокосовых орехов, выжал кокосовое масло, натер им синяки и ссадины. Приготовил себе земляную печь, поел и стал думать, как же быть дальше. "Да, — думал он, — прятаться от них на суше бесполезно: они меня где угодно достанут. Может, раз они духи, им не удастся забраться под воду?"
И вот он повалил высоченную кокосовую пальму — она росла у самого берега. Верхушка пальмы оказалась далеко в волнах, и волны тихонько покачивали ее. Он прошел по стволу, спрятался в листьях и уснул. Наступила четвертая ночь, и он думал, что теперь-то отдохнет и выспится.
Голоса разбудили его только в полночь. На этот раз духи и не думали смеяться, нет, они очень сердились. Видно, им пришлось обыскать весь остров, и они уже стали думать, что Туи-лику уплыл прочь. Но все же Ндаку-пуси удалось заметить свежий пень. Он побежал по стволу и схватил Туи-лику за волосы. Как ликовали духи! Как горевал Туи-лику! Он-то думал, что они не умеют переходить волны. Одно только было хорошо: до рассвета оставалось недолго, а значит, и ему недолго было мучиться.
Наутро он передохнул, снова натерся кокосовым маслом и стал думать, как быть дальше. На земле, на дереве и в воде он уже прятался, надо было придумать что-то еще. Тут он заметил на берегу крабов каики и тотчас понял: надо зарыться в песок, так, как зарываются в него каики. "Тогда они точно меня не найдут", — подумал он.
И вот под вечер он зарылся в песок, только крохотную дырочку оставил, чтобы дышать.
Наступила ночь, духи стали его искать, искали, искали и не нашли. Наконец им надоело искать, и тут главный среди них сказал:
— Что ж, может, нам насобирать себе каики для ночной трапезы?
И они принялись пробовать песок палкой, чтобы нащупать ходы, вырытые каики. Именно так ищут каики на приманку. Шли, шли по берегу, и так главный из духов добрался до того места, где спрятался Туи-лику.
— О! Какой огромный попался! — воскликнул он и вытащил из песка за нос Туи-лику.
На этот раз духи не стали подкидывать его. Они принялись носиться по берегу, а его тащили за собой. Раз за разом обегали они остров и волокли за собой бедного человека то по песку, то по воде. Он уж думал, что не выживет. Но наконец-то пришло утро, и духи с дикими криками швырнули его на пол шалаша в Мбу-тони.
Туи-лику проспал почти весь день, а когда проснулся, поел и стал думать, как теперь быть. Он сказал себе: "Я больше ничего не могу сделать. Прятаться мне больше негде. Хоть бы наши приплыли сюда из Мато-кано". И тут он пошел и срезал пять банановых побегов — едва он вспомнил о своих, как у него появилась новая мысль. Он сделал так: срезал длинные побеги, в рост человека, разложил в шалаше на циновках и накрыл. Казалось, это люди лежат и спят. Сам он тоже лег спать.
Стемнело, и, как обычно, послышались те голоса. Но едва духи подошли к шалашу, как он услышал голос одного из них:
— Ой, они вернулись!
Тотчас духи пустились прочь, и издали раздавался только их шепот.
Потом они опять подкрались к шалашу. А голоса они изменили и стали петь, как женщины. Никогда еще на Тувана не раздавалось таких прекрасных песен. Пели они, пели, и наконец Туи-лику не выдержал, привстал с циновки, чтобы лучше их слышать. Тут же дух, прятавшийся у входа, сказал:
— Точно! Это Туи-лику. А остальные просто не люди, иначе бы они обязательно проснулись. Это все его выдумки!
Духи ворвались в шалаш, схватили его и давай перебрасывать с одного конца острова на другой. Швыряли, швыряли, и к утру он даже двигаться не мог. Когда духи ушли, он сказал себе: "Еще одна ночь, и Туи-лику не будет". Повернулся на бок, заснул и спал до полудня. Проснувшись, поел и стал натирать свои ушибы маслом. Тело у него ныло, голова все время клонилась, а глаза закрывались от усталости.
Вдруг перед ним возник Линга-ндуа, один из знатных вождей Мбуроту, покровитель Мато-кано[118]. Он спросил:
— В чем дело, Туи-лику, почему ты такой сонный, что тебя печалит?
Туи-лику ответил:
— Вся беда от здешних духов, мой благородный господин.
Он рассказал духу обо всем, что с ним было. Узнав об этом, Линга-ндуа очень рассердился. Он пошел к себе — основание его дома сохранилось и по сей день; по нему видно, что дом этот был достоин духа. В доме у него был великий барабан, называвшийся Сангасанга-вале[119]. Он забил в этот барабан, и тотчас духи Тувана прибежали и уселись там в круг. Линга-ндуа принялся бранить их, укорять и приказал им никогда больше не подходить к Туи-лику. Духи молча качали головами, пучками рвали траву и всем своим видом показывали раскаяние. Наконец Линга-ндуа отпустил их, позвал Туи-лику и разрешил ему жить в своем большом доме, пока не приплывет какая-ипбудь лодка из Мато-кано. Духи больше не будут беспокоить его.
— Я же отправляюсь в Мбуроту, — сказал Линга-ндуа.
Тут Туи-лику набрался храбрости и попросил взять его с собой.
Линга-идуа сказал:
— Если твой дух пойдет со мной, он не сможет возвратиться в это тело. Ни одному человеку не удавалось еще вернуться из Мбуроту.
Но Туи-лику продолжал его упрашивать, и наконец Линга-ндуа согласился. Он велел Туи-лику идти за ним след в след и вообще делать все в точности, как он, иначе на землю ему уже не вернуться.
Они сошли на берег, который лизали волны.
— Набежит белая волна — стой и жди, ничего не делай. Набежит черная волна — стой и жди, ничего не делай. Набежит красная волна — прыгай в нее, красная волна и доставит нас в Мбуроту[120].
И он стал звать:
— Скорее сюда, плавучее веси, скорее сюда, плавучее веси![121].
На Оно в те времена вожди плавали только в лодках из веси; простые же люди плавали в лодках, выдолбленных из ствола кокосовой пальмы[122].
Налетела красная волна, и они оба впрыгнули в нее. Но только дух Туи-лику уплыл с Линга-ндуа в Мбуроту, а тело его волнами вынесло на берег. Место, где все это было, называется Ву-ни-ката-вату.
* * *
Итак, они достигли Мбуроту и вошли в поселок. Жили там знатные духи, и все дома были очень хорошие, все было очень красивое. Они пошли к общинному дому, где сидел правитель Мбуроту со своими вождями. Правитель был отец Линга-ндуа. Он сказал:
— Приветствую тебя, Линга-ндуа. Мы рады твоему возвращению с земли людей.
Линга-ндуа сказал:
— Приветствую тебя, мой благородный господин, — и добавил: — С земли со мной прибыл мой товарищ. Он ждет У входа.
Линга-ндуа велел Туи-лику подождать, чтобы узнать сначала решение вождя.
Вождь сказал:
— Пусть войдет.
А в это время жители Мбуроту принесли дары Линга-ндуа по случаю его возвращения домой. Они все принесли по два молодых кокоса на одном черенке, как положено на Лау. Были там красные кокосы и еще другие замечательные кокосы, желтые, каких Туи-лику никогда раньше не видел.
Затем приготовили янгону и стали ее пить. Все было сделано так, как подобает в Мбуроту. Пиршество окончилось, и Туи-лику тихонько подтолкнул Линга-ндуа и шепнул ему на ухо, что должен кое о чем его попросить. Ему очень захотелось взять этих кокосов на землю и посадить там. Линга-ндуа обратился к правителю Мбуроту и сказал:
— Мой господин, позволь моему мата-ни-вануа взять этих кокосов и посадить в своем краю.
— Хорошо, — сказал вождь, — пусть Туи-лику возьмет их.
Линга-ндуа разрешил Туи-лику пройтись по поселку, по сказал, что нельзя заходить ни в один дом, какая бы красивая девушка ни завлекала его туда. Иначе он никогда не вернется на землю.
Итак, Туи-лику повидал все тамошние чудеса, побывал на пиру в доме вождя и вернулся с Линга-ндуа на Тувана. Там, в местности Мата-ни-ваи, он посадил те желтые кокосы. И по сей день растут они там.
Прошел день на земле, и они снова отправились в Мбуроту. На этот раз Туи-лику унес оттуда кокос лека[123]. Пальмы лека не выше ребенка, а кокосов дают очень много.
И еще два раза плавали они в Мбуроту. Один раз Туи-лику взял там птичку мити, что так любит виться у кокосовых пальм, а в другой раз — семена нгаи-кула. Лека и нгаи-кула он тоже посадил в Мата-ни-ваи.
Но когда они вернулись из четвертого своего плавания в Мбуроту, Туи-лику увидел, что кулик клюет оставленное им тело. Одного глаза уже не было, кулик его выклевал. С гневом и горечью Туи-лику сказал:
— О горе, я не пойду в это тело! — Он был гордый человек, гордый и тщеславный.
Но Линга-ндуа сказал:
— Ты должен. Так оставаться ты не можешь.
Пришлось Туи-лику вернуться в это тело. А вскоре туда приплыла лодка из Мато-кано, и он вернулся долгой.
С того времени все стали называть его Мата-ндуа, Одноглазый.
А кулики на Тувана по сей день кличут:
— Туи-лику, Туи-лику!
50. [Туи-лику]
(№ 50. [52], 20-е годы XX в., о-в Оно (о-ва Лау), с апгл.
Как указывает А. Хокарт [52, с. 210], Туи-лику либо обычный человек (ср. № 49), либо дух.)
Раз Туи Оно отплыл на Тувана. Женщины и Туи-лику тоже отправились туда. Побыли немного на Тувана, а потом было решено возвращаться на Оно. Но женщинам Туи Оно приказал остаться на Тувана. Туи-лику услышал это и спрятался в зарослях. Вождь Мато-кано заметил, что Туи-лику убежал, и увез женщин домой в своей лодке. Так Туи-лику остался один.
Пришла ночь, он лег спать, но тут пришли духи, изваляли его в грязи и стали подкидывать вверх. На рассвете они оставили его, но с заходом солнца вернулись. Туи-лику решил спрятаться в песок, но духи взяли каждый по большой палке и нашли его в песке. Потащили его к берегу, стали топить и подкидывать. И так до рассвета.
Туи-лику не на шутку задумался, как нее ему спастись. Наступила ночь, и он решил спрятаться в верхушке кокосовой пальмы. Опять явились духи, стали искать его — в песке, на земле, в иле, наконец, на деревьях. Нашли, стащили вниз и стали катать по земле, как бревно. Мучили до света, а потом убежали.
Туи-лику стал думать, что же делать, думал, думал, а тут пришел Линга-ндуа. Его называют еще Туту-матуа[124]. Он спросил Туи-лику:
— Что поделываешь, о чем задумался?
Туи-лику сказал:
— Благородный господни, я погиб. Духи мучают меня. Скажи, куда ты идешь?
Линга-ндуа отвечал:
— В Мбуроту. А почему ты спрашиваешь?
Туи-лику спросил:
— А что, если я пойду с тобой?
— Идем, если не боишься, — ответил Линга-ндуа.
Туи-лику сказал:
— Я попробую. На Тувана я все равно уже не могу оставаться.
И они отправились в Мбуроту. Шли они по тропинке на рифе — она до сих пор еще видна. Линга-ндуа сказал:
— Следи за волнами, разбивающимися о риф. Одна за другой налетят три волны. Первая — черная, вторая — белая, третья — красная. В нее мы и должны впрыгнуть.
Они нырнули в красную волну и сразу оказались в Мбуроту, в доме Линга-ндуа. В том доме была тьма женщин, которых Линга-ндуа увел с земли.
А Линга-ндуа велел Туи-лику взять с Тувана три плода кура.
Итак, они оказались в Мбуроту, и тут Линга-ндуа сказал:
— Мы пробудем здесь три дня и три ночи. В первый день съешь первый кура, во второй — второй, в третий — третий. Никакой здешней пищи не ешь, иначе умрешь.
А через три дня Линга-ндуа сказал Туи-лику, что пора возвращаться на Тувана. С собой он взял один кокос, из волокон которого плетут бечеву, и еще один малый, совсем маленький кокос, и еще побег красполистной драцены, и еще один благородный кокос, и еще побег красного совисови. Теперь все они растут на Тувана. Когда Линга-Ндуа и Туи-лику прибыли на Тувана из Мбуроту, они посадили все эти растения, и те прижились.
На земле Линга-ндуа сказал:
— Я ухожу. Ты же возвращайся на Оно. Никому не рассказывай, где ты был: стоит тебе проговориться об этом, как ты окажешься в Мбуроту навсегда.
Прошло много времени, и Туи-лику решил, что он может рассказать, где он побывал. Он велел своим принести тапу и циновки, расстелить их и принялся рассказывать о Мбуроту. С последними словами этого рассказа он умер.
А на Тувана так появились кокосы. Оттуда же они попали на Оно.
51. [Мбулу]
(№ 51. [97], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.)
Говорят, одному человеку из Драво удалось побывать в Мбулу и вернуться на землю. Когда его дух пришел в Мбулу, тамошние духи были заняты. Они собрались на пир и на состязания. Он увидел сложенные горой самые разные сокровища, увидел множество пищи — все кушанья были там, даже самые изысканные. Все духи, а их было видимо-невидимо, собрались, одетые в лучшие свои одежды, увешанные прекрасными украшениями.
Потрясенный, этот человек из Драво застыл у дороги. Он попался на глаза одному веселому духу, тот спросил:
— Откуда ты?
— Из Драво, благородный господин.
— Возвращайся к себе, нам сейчас не до тебя.
И дух умершего вернулся на землю как раз вовремя, потому что тело, оставленное им, только собирались хоронить. Он рассказал обо всем, а через несколько дней умер. Тогда его и похоронили.
52. [Туа-ле-ита]
(№ 52. [99], 1840 г., о-в Вити-леву, с англ.
Туа-ле-ита (по-видимому, "дорога [для] благородных") — тропа мертвых. Великан с палицей (здесь она, видимо, заменена на топор волей Ч. Уилкса, записывавшего текст) — фиджийский страж потустороннего мира. О "второй смерти" у колен Нденгеи (зимба-зимба) см. Вступительную статью.)
Когда человек умирает, его дух отправляется к Нденгеи, но не всем духам удается достичь предела Нденгеи. По дороге, в проливе Моту-рики их поджидает ужасный великан с топором в руках. Неустанно сторожит он путь, ведущий к Нденгеи. На всякого, кто проходит мимо него, он бросается, и горе тому, кого он ранит топором. Раненый дух не осмелится уже предстать перед Нденгеи и навсегда остается бродить в горах. Вот почему близ Кау-вандра столько духов.
Но есть и такие, кому удается совладать с великаном. Один великий вождь умер, его похоронили как должно, положили ему в могилу его ружье. Дух его достиг пролива Моту-рики, зарядил ружье, решил побороться с великаном. Тот тоже все увидал. Стал ждать, когда пуля пролетит, чтобы уклониться от нее. Ружье выстрелило, великан отклонился, а дух в это самое время бросился прочь и невредимым добрался до самого Нденгеи.
53. [Самби]
(№ 53. [97], 60-е годы XIX в.. о-в Вити-леву, с англ.
Самби почитался на о-ве Ова-лау и на восточном — юго-восточном побережье о-ва Вити-леву как дух моря, являющийся людям в образе черепахи (ср. в этом тексте).)
Люди из Сава-ики были в гостях на острове Ова-лау. Один из них, Ра-вово, увидел там красавицу по имени Тина-ни-вату — о ее красоте было известно повсеместно на Фиджи. Он стал ухаживать за ней, и она принимала это благосклонно. Влюбленные решили тайком бежать; так нгауанцы вернулись к себе с невестой.
Увидев Тину, отец Ра-вово — его звали Такала — влюбился в нее без памяти и отнял ее у сына.
Тина-ни-вату очень полюбилась Такала, а все его жены возненавидели ее за это.
Однажды ночью женщины зажгли факелы и пошли на берег[125]. Тина-ни-вату отстала от них. Море стало подниматься, и она поспешила к тому месту, где стояли лодки: пора было отплывать домой. Но, прибыв туда, где должны были быть ее спутницы, она поняла, что ее обманули. Женщины укрепили на глубине длинные шесты, а к ним привязали свои огни. Она стала звать — никто не отзывался. Сперва она решила, что над ней просто подшучивают, но потом поняла: они нарочно уплыли, а ее оставили на съедение акулам. Догадавшись об этом, несчастная принялась громоздить один на другой камни, чтобы забраться на них и переждать до отлива. Тяжким был ее труд, но смерть была страшней. Наконец все было готово, и она уселась на верхний камень, стала дожидаться утра.
На рассвете туда пришел незнакомец с копьем в руке. Он вышел ловить рыбу. Тина испугалась смертельно: он заметил ее. Но заговорить с ней он не посмел — так изумила его красота этой женщины.
А был это дух. Он взял ее с собой в Мбуроту. Она уцепилась за его пояс, закрыла глаза, он нырнул головой вниз, и вскоре они оказались в чудесном краю.
В этом краю ей было очень, очень хорошо. Прошло время, у нее родился сын от того духа. Его назвали Самби. Ножки у ее мальчика были искалеченные.
Самби вырос очень непокорным и своенравным. Духи не любили его — за то, что он родился от простой земной женщины. А сам он узнал о том, что мать его невысокого происхождения, лишь став взрослым. Узнав это, он решил отправиться в На-иау-куму. С ним вместе отправилось туда сорок духов. Все они приняли черепашье обличье: так им было легче доплыть до нужного места[126].
Когда все они прибыли туда, Самби оставил своих и поспешил в поселок. А пока его спутники выходили на берег, многое из даров растерялось. С собой же у них были белые раковины каури, совсем маленькие[127].
Вот почему только в На-иау-куму на Ова-лау есть такие раковины. Чтобы получить их, надо ублажить Самби[128], и тогда он разрешит собрать раковины на рифе.
49. [Туи-лику]
( № 49. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
В этом и следующем рассказах фигурирует край духов Мбуроту (Мбулоту, Мбулу). Развитые представления о подводном крае, в котором живут "настоящие" духи и в котором оказываются после смерти духи высоких вождей, имелись, по-видимому, только на о-вах Лау. Скорее всего лауанцы заимствовали их в позднейшее время (XVIII-XIX вв.) у тонганцев и других восточных соседей, ср. сходные рассказы в [12, № 10, 74, 75; 18, № 140], хотя тождество имен Мбулоту (Мбуроту) и Пулоту явно генетическое.)
В прежние времена на Оно нередки были засухи и жителям Мато-кано приходилось очень трудно. Одно только спасало их в час беды — богатый и плодородный остров Тувана. Лежит этот остров неподалеку от края духов, и они не оставляют Тувана своей благосклонностью[116].
Однажды жители Мато-кано отплыли туда на большой лодке, чтобы насобирать кокосов и много всякого другого съестного. Были там и мужчины, и женщины. Приплыли они на Тувана к заходу солнца: от Оно до Тувана надо плыть целый день, это не близко. Приплыли, наскоро набрали плодов, приготовили и легли спать. Для сна там стоял у них шалаш. А место это называется Мбу-тони.
Наутро они проснулись и видят: за ночь поднялся сильный ветер. Стали думать, брать ли в обратный путь женщин или оставить их здесь на несколько дней. Медлить же было никак нельзя: в Мато-кано люди изнывали от голода, и потому мужчинам надлежало возвращаться на Оно без промедления.
Был среди них один человек, великий любитель приключений. Звали его Туи-лику. Женщинам он нравился своей красотой; мужчин же он часто обманывал, и они его недолюбливали. Когда разговор об отплытии начался, он встал и сказал, что пойдет собирать плоды. А на самом деле он задумал вот что: спрятаться в зарослях и отстать от своих. Прошло какое-то время, и он увидел, как лодку нагрузили припасами и стали поднимать парус. Тут он схватил корзину, набросал в нее всякого мусора, скорлупы кокосовых орехов и всякого другого, набил ее доверху, взвалил на плечо и к лодке! Но он хоть и бежал, да так, чтобы лодка все же успела отойти от берега. Приблизился он к берегу и увидел, что лодка уже отплыла. Прочь уплывали все — и мужчины, и женщины. Он принялся их звать:
— Вернитесь, вернитесь! — но в ответ капитан той лодки только засмеялся и насмешливо помахал ему. Видно, они разгадали его умысел и сами решили бросить его одного.
Лодка все удалялась, а он стоял и смотрел. Только когда она совсем скрылась из виду, пошел он к тому шалашу. И стало ему совсем не весело. Он долго сидел в шалаше, потом собрал себе еды, приготовил, поужинал и лег спать.
Проснулся он от голосов. Было совсем темно, ничего не видно, и он решил: люди вернулись за ним. Стал он их звать, спрашивать, зачем они с ним так обошлись, а в ответ услышал один только смех. Он прислушался к разговору, и говор тех людей показался ему чужим. Он страшно испугался и решил выглянуть из шалаша — подсмотреть, кто там. Только он чуть высунулся, как услышал голос:
— Туи-лику, а Туи-лику!
Он отвечал:
— Я здесь, благородный господин.
Голос сказал:
— Мы пришли за тобой, — и тут же невидимые руки схватили его и выволокли из шалаша.
В это время молодой месяц только выходил в небо. Тут уж он перепугался не на шутку, потому что понял — он попал к духам Тувана. Главный среди них — имя его неизвестно, но все зовут его Ндаку-пуси, человек со спиной, изогнутой, как у кошки, ведь это маленький горбун, — схватил его с ужасной силой и смеясь перебросил кому-то другому, тот подкинул его вверх, поймал, подскочили остальные, стали подбрасывать его, как орех, подбрасывать и ловить. Всю ночь играли они с ним, как детишки играют с ндава[117], и к утру он был чуть жив. Но перед рассветом тот главный дух сказал ему:
— Мы тебя убивать не будем. Иди выспись, а потом мы опять придем за тобой.
Духи пустились прочь (3 Духи боятся света Солнца, и наступление дня означает конец их проделок.), а несчастный Туи-лику поплелся в свой шалаш, что в Мбу-тони. Горе сразило его, но все же он уснул, а проснувшись и поев, немного успокоился и даже придумал, как обмануть духов. Ведь он был человек хитроумный. Итак, под вечер он собрал гору хвороста, сложил из него вал вокруг шалаша и поджег. Такой огонь разгорелся, что он спокойно лег спать, решив что даже духам не под силу через него пройти.
Проснулся он от визгливого смеха. О горе! Вокруг были головешки: духи притащили соленой воды в свернутых банановых листьях и притушили огонь. Туи-лику попытался бежать, да куда там — Ндаку-пуси схватил его за ногу, кинул кому-то еще, и опять они играли с ним до самого рассвета.
Весь день думал Туи-лику, как быть, и наконец придумал. Решил забраться на самую высокую кокосовую пальму и проспать там ночь — спать ему хотелось ужасно. Наступила ночь, и опять его разбудил смех. Только на этот раз духи никак не могли его найти; с верхушки пальмы ему было хорошо видно, как они бегали туда-сюда по берегу. Но вот одному захотелось пить, и он полез на ту самую пальму за кокосом. Все выше и выше он поднимался, все страшнее становилось Туи-лику. Наконец дух забрался на самый верх и увидел там Туи-лику — тот лежал весь скорчившись. Дух завопил, схватил несчастного и кинул своим прямо вниз! И опять они затеяли с ним прежнюю игру.
К утру он опять был чуть жив, а к тому же опять не выспался. Обессиленный, он добрался до Мбу-тони и проспал до полудня. Напился молока кокосовых орехов, выжал кокосовое масло, натер им синяки и ссадины. Приготовил себе земляную печь, поел и стал думать, как же быть дальше. "Да, — думал он, — прятаться от них на суше бесполезно: они меня где угодно достанут. Может, раз они духи, им не удастся забраться под воду?"
И вот он повалил высоченную кокосовую пальму — она росла у самого берега. Верхушка пальмы оказалась далеко в волнах, и волны тихонько покачивали ее. Он прошел по стволу, спрятался в листьях и уснул. Наступила четвертая ночь, и он думал, что теперь-то отдохнет и выспится.
Голоса разбудили его только в полночь. На этот раз духи и не думали смеяться, нет, они очень сердились. Видно, им пришлось обыскать весь остров, и они уже стали думать, что Туи-лику уплыл прочь. Но все же Ндаку-пуси удалось заметить свежий пень. Он побежал по стволу и схватил Туи-лику за волосы. Как ликовали духи! Как горевал Туи-лику! Он-то думал, что они не умеют переходить волны. Одно только было хорошо: до рассвета оставалось недолго, а значит, и ему недолго было мучиться.
Наутро он передохнул, снова натерся кокосовым маслом и стал думать, как быть дальше. На земле, на дереве и в воде он уже прятался, надо было придумать что-то еще. Тут он заметил на берегу крабов каики и тотчас понял: надо зарыться в песок, так, как зарываются в него каики. "Тогда они точно меня не найдут", — подумал он.
И вот под вечер он зарылся в песок, только крохотную дырочку оставил, чтобы дышать.
Наступила ночь, духи стали его искать, искали, искали и не нашли. Наконец им надоело искать, и тут главный среди них сказал:
— Что ж, может, нам насобирать себе каики для ночной трапезы?
И они принялись пробовать песок палкой, чтобы нащупать ходы, вырытые каики. Именно так ищут каики на приманку. Шли, шли по берегу, и так главный из духов добрался до того места, где спрятался Туи-лику.
— О! Какой огромный попался! — воскликнул он и вытащил из песка за нос Туи-лику.
На этот раз духи не стали подкидывать его. Они принялись носиться по берегу, а его тащили за собой. Раз за разом обегали они остров и волокли за собой бедного человека то по песку, то по воде. Он уж думал, что не выживет. Но наконец-то пришло утро, и духи с дикими криками швырнули его на пол шалаша в Мбу-тони.
Туи-лику проспал почти весь день, а когда проснулся, поел и стал думать, как теперь быть. Он сказал себе: "Я больше ничего не могу сделать. Прятаться мне больше негде. Хоть бы наши приплыли сюда из Мато-кано". И тут он пошел и срезал пять банановых побегов — едва он вспомнил о своих, как у него появилась новая мысль. Он сделал так: срезал длинные побеги, в рост человека, разложил в шалаше на циновках и накрыл. Казалось, это люди лежат и спят. Сам он тоже лег спать.
Стемнело, и, как обычно, послышались те голоса. Но едва духи подошли к шалашу, как он услышал голос одного из них:
— Ой, они вернулись!
Тотчас духи пустились прочь, и издали раздавался только их шепот.
Потом они опять подкрались к шалашу. А голоса они изменили и стали петь, как женщины. Никогда еще на Тувана не раздавалось таких прекрасных песен. Пели они, пели, и наконец Туи-лику не выдержал, привстал с циновки, чтобы лучше их слышать. Тут же дух, прятавшийся у входа, сказал:
— Точно! Это Туи-лику. А остальные просто не люди, иначе бы они обязательно проснулись. Это все его выдумки!
Духи ворвались в шалаш, схватили его и давай перебрасывать с одного конца острова на другой. Швыряли, швыряли, и к утру он даже двигаться не мог. Когда духи ушли, он сказал себе: "Еще одна ночь, и Туи-лику не будет". Повернулся на бок, заснул и спал до полудня. Проснувшись, поел и стал натирать свои ушибы маслом. Тело у него ныло, голова все время клонилась, а глаза закрывались от усталости.
Вдруг перед ним возник Линга-ндуа, один из знатных вождей Мбуроту, покровитель Мато-кано[118]. Он спросил:
— В чем дело, Туи-лику, почему ты такой сонный, что тебя печалит?
Туи-лику ответил:
— Вся беда от здешних духов, мой благородный господин.
Он рассказал духу обо всем, что с ним было. Узнав об этом, Линга-ндуа очень рассердился. Он пошел к себе — основание его дома сохранилось и по сей день; по нему видно, что дом этот был достоин духа. В доме у него был великий барабан, называвшийся Сангасанга-вале[119]. Он забил в этот барабан, и тотчас духи Тувана прибежали и уселись там в круг. Линга-ндуа принялся бранить их, укорять и приказал им никогда больше не подходить к Туи-лику. Духи молча качали головами, пучками рвали траву и всем своим видом показывали раскаяние. Наконец Линга-ндуа отпустил их, позвал Туи-лику и разрешил ему жить в своем большом доме, пока не приплывет какая-ипбудь лодка из Мато-кано. Духи больше не будут беспокоить его.
— Я же отправляюсь в Мбуроту, — сказал Линга-ндуа.
Тут Туи-лику набрался храбрости и попросил взять его с собой.
Линга-идуа сказал:
— Если твой дух пойдет со мной, он не сможет возвратиться в это тело. Ни одному человеку не удавалось еще вернуться из Мбуроту.
Но Туи-лику продолжал его упрашивать, и наконец Линга-ндуа согласился. Он велел Туи-лику идти за ним след в след и вообще делать все в точности, как он, иначе на землю ему уже не вернуться.
Они сошли на берег, который лизали волны.
— Набежит белая волна — стой и жди, ничего не делай. Набежит черная волна — стой и жди, ничего не делай. Набежит красная волна — прыгай в нее, красная волна и доставит нас в Мбуроту[120].
И он стал звать:
— Скорее сюда, плавучее веси, скорее сюда, плавучее веси![121].
На Оно в те времена вожди плавали только в лодках из веси; простые же люди плавали в лодках, выдолбленных из ствола кокосовой пальмы[122].
Налетела красная волна, и они оба впрыгнули в нее. Но только дух Туи-лику уплыл с Линга-ндуа в Мбуроту, а тело его волнами вынесло на берег. Место, где все это было, называется Ву-ни-ката-вату.
Итак, они достигли Мбуроту и вошли в поселок. Жили там знатные духи, и все дома были очень хорошие, все было очень красивое. Они пошли к общинному дому, где сидел правитель Мбуроту со своими вождями. Правитель был отец Линга-ндуа. Он сказал:
— Приветствую тебя, Линга-ндуа. Мы рады твоему возвращению с земли людей.
Линга-ндуа сказал:
— Приветствую тебя, мой благородный господин, — и добавил: — С земли со мной прибыл мой товарищ. Он ждет У входа.
Линга-ндуа велел Туи-лику подождать, чтобы узнать сначала решение вождя.
Вождь сказал:
— Пусть войдет.
А в это время жители Мбуроту принесли дары Линга-ндуа по случаю его возвращения домой. Они все принесли по два молодых кокоса на одном черенке, как положено на Лау. Были там красные кокосы и еще другие замечательные кокосы, желтые, каких Туи-лику никогда раньше не видел.
Затем приготовили янгону и стали ее пить. Все было сделано так, как подобает в Мбуроту. Пиршество окончилось, и Туи-лику тихонько подтолкнул Линга-ндуа и шепнул ему на ухо, что должен кое о чем его попросить. Ему очень захотелось взять этих кокосов на землю и посадить там. Линга-ндуа обратился к правителю Мбуроту и сказал:
— Мой господин, позволь моему мата-ни-вануа взять этих кокосов и посадить в своем краю.
— Хорошо, — сказал вождь, — пусть Туи-лику возьмет их.
Линга-ндуа разрешил Туи-лику пройтись по поселку, по сказал, что нельзя заходить ни в один дом, какая бы красивая девушка ни завлекала его туда. Иначе он никогда не вернется на землю.
Итак, Туи-лику повидал все тамошние чудеса, побывал на пиру в доме вождя и вернулся с Линга-ндуа на Тувана. Там, в местности Мата-ни-ваи, он посадил те желтые кокосы. И по сей день растут они там.
Прошел день на земле, и они снова отправились в Мбуроту. На этот раз Туи-лику унес оттуда кокос лека[123]. Пальмы лека не выше ребенка, а кокосов дают очень много.
И еще два раза плавали они в Мбуроту. Один раз Туи-лику взял там птичку мити, что так любит виться у кокосовых пальм, а в другой раз — семена нгаи-кула. Лека и нгаи-кула он тоже посадил в Мата-ни-ваи.
Но когда они вернулись из четвертого своего плавания в Мбуроту, Туи-лику увидел, что кулик клюет оставленное им тело. Одного глаза уже не было, кулик его выклевал. С гневом и горечью Туи-лику сказал:
— О горе, я не пойду в это тело! — Он был гордый человек, гордый и тщеславный.
Но Линга-ндуа сказал:
— Ты должен. Так оставаться ты не можешь.
Пришлось Туи-лику вернуться в это тело. А вскоре туда приплыла лодка из Мато-кано, и он вернулся долгой.
С того времени все стали называть его Мата-ндуа, Одноглазый.
А кулики на Тувана по сей день кличут:
— Туи-лику, Туи-лику!
50. [Туи-лику]
(№ 50. [52], 20-е годы XX в., о-в Оно (о-ва Лау), с апгл.
Как указывает А. Хокарт [52, с. 210], Туи-лику либо обычный человек (ср. № 49), либо дух.)
Раз Туи Оно отплыл на Тувана. Женщины и Туи-лику тоже отправились туда. Побыли немного на Тувана, а потом было решено возвращаться на Оно. Но женщинам Туи Оно приказал остаться на Тувана. Туи-лику услышал это и спрятался в зарослях. Вождь Мато-кано заметил, что Туи-лику убежал, и увез женщин домой в своей лодке. Так Туи-лику остался один.
Пришла ночь, он лег спать, но тут пришли духи, изваляли его в грязи и стали подкидывать вверх. На рассвете они оставили его, но с заходом солнца вернулись. Туи-лику решил спрятаться в песок, но духи взяли каждый по большой палке и нашли его в песке. Потащили его к берегу, стали топить и подкидывать. И так до рассвета.
Туи-лику не на шутку задумался, как нее ему спастись. Наступила ночь, и он решил спрятаться в верхушке кокосовой пальмы. Опять явились духи, стали искать его — в песке, на земле, в иле, наконец, на деревьях. Нашли, стащили вниз и стали катать по земле, как бревно. Мучили до света, а потом убежали.
Туи-лику стал думать, что же делать, думал, думал, а тут пришел Линга-ндуа. Его называют еще Туту-матуа[124]. Он спросил Туи-лику:
— Что поделываешь, о чем задумался?
Туи-лику сказал:
— Благородный господни, я погиб. Духи мучают меня. Скажи, куда ты идешь?
Линга-ндуа отвечал:
— В Мбуроту. А почему ты спрашиваешь?
Туи-лику спросил:
— А что, если я пойду с тобой?
— Идем, если не боишься, — ответил Линга-ндуа.
Туи-лику сказал:
— Я попробую. На Тувана я все равно уже не могу оставаться.
И они отправились в Мбуроту. Шли они по тропинке на рифе — она до сих пор еще видна. Линга-ндуа сказал:
— Следи за волнами, разбивающимися о риф. Одна за другой налетят три волны. Первая — черная, вторая — белая, третья — красная. В нее мы и должны впрыгнуть.
Они нырнули в красную волну и сразу оказались в Мбуроту, в доме Линга-ндуа. В том доме была тьма женщин, которых Линга-ндуа увел с земли.
А Линга-ндуа велел Туи-лику взять с Тувана три плода кура.
Итак, они оказались в Мбуроту, и тут Линга-ндуа сказал:
— Мы пробудем здесь три дня и три ночи. В первый день съешь первый кура, во второй — второй, в третий — третий. Никакой здешней пищи не ешь, иначе умрешь.
А через три дня Линга-ндуа сказал Туи-лику, что пора возвращаться на Тувана. С собой он взял один кокос, из волокон которого плетут бечеву, и еще один малый, совсем маленький кокос, и еще побег красполистной драцены, и еще один благородный кокос, и еще побег красного совисови. Теперь все они растут на Тувана. Когда Линга-Ндуа и Туи-лику прибыли на Тувана из Мбуроту, они посадили все эти растения, и те прижились.
На земле Линга-ндуа сказал:
— Я ухожу. Ты же возвращайся на Оно. Никому не рассказывай, где ты был: стоит тебе проговориться об этом, как ты окажешься в Мбуроту навсегда.
Прошло много времени, и Туи-лику решил, что он может рассказать, где он побывал. Он велел своим принести тапу и циновки, расстелить их и принялся рассказывать о Мбуроту. С последними словами этого рассказа он умер.
А на Тувана так появились кокосы. Оттуда же они попали на Оно.
51. [Мбулу]
(№ 51. [97], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.)
Говорят, одному человеку из Драво удалось побывать в Мбулу и вернуться на землю. Когда его дух пришел в Мбулу, тамошние духи были заняты. Они собрались на пир и на состязания. Он увидел сложенные горой самые разные сокровища, увидел множество пищи — все кушанья были там, даже самые изысканные. Все духи, а их было видимо-невидимо, собрались, одетые в лучшие свои одежды, увешанные прекрасными украшениями.
Потрясенный, этот человек из Драво застыл у дороги. Он попался на глаза одному веселому духу, тот спросил:
— Откуда ты?
— Из Драво, благородный господин.
— Возвращайся к себе, нам сейчас не до тебя.
И дух умершего вернулся на землю как раз вовремя, потому что тело, оставленное им, только собирались хоронить. Он рассказал обо всем, а через несколько дней умер. Тогда его и похоронили.
52. [Туа-ле-ита]
(№ 52. [99], 1840 г., о-в Вити-леву, с англ.
Туа-ле-ита (по-видимому, "дорога [для] благородных") — тропа мертвых. Великан с палицей (здесь она, видимо, заменена на топор волей Ч. Уилкса, записывавшего текст) — фиджийский страж потустороннего мира. О "второй смерти" у колен Нденгеи (зимба-зимба) см. Вступительную статью.)
Когда человек умирает, его дух отправляется к Нденгеи, но не всем духам удается достичь предела Нденгеи. По дороге, в проливе Моту-рики их поджидает ужасный великан с топором в руках. Неустанно сторожит он путь, ведущий к Нденгеи. На всякого, кто проходит мимо него, он бросается, и горе тому, кого он ранит топором. Раненый дух не осмелится уже предстать перед Нденгеи и навсегда остается бродить в горах. Вот почему близ Кау-вандра столько духов.
Но есть и такие, кому удается совладать с великаном. Один великий вождь умер, его похоронили как должно, положили ему в могилу его ружье. Дух его достиг пролива Моту-рики, зарядил ружье, решил побороться с великаном. Тот тоже все увидал. Стал ждать, когда пуля пролетит, чтобы уклониться от нее. Ружье выстрелило, великан отклонился, а дух в это самое время бросился прочь и невредимым добрался до самого Нденгеи.
53. [Самби]
(№ 53. [97], 60-е годы XIX в.. о-в Вити-леву, с англ.
Самби почитался на о-ве Ова-лау и на восточном — юго-восточном побережье о-ва Вити-леву как дух моря, являющийся людям в образе черепахи (ср. в этом тексте).)
Люди из Сава-ики были в гостях на острове Ова-лау. Один из них, Ра-вово, увидел там красавицу по имени Тина-ни-вату — о ее красоте было известно повсеместно на Фиджи. Он стал ухаживать за ней, и она принимала это благосклонно. Влюбленные решили тайком бежать; так нгауанцы вернулись к себе с невестой.
Увидев Тину, отец Ра-вово — его звали Такала — влюбился в нее без памяти и отнял ее у сына.
Тина-ни-вату очень полюбилась Такала, а все его жены возненавидели ее за это.
Однажды ночью женщины зажгли факелы и пошли на берег[125]. Тина-ни-вату отстала от них. Море стало подниматься, и она поспешила к тому месту, где стояли лодки: пора было отплывать домой. Но, прибыв туда, где должны были быть ее спутницы, она поняла, что ее обманули. Женщины укрепили на глубине длинные шесты, а к ним привязали свои огни. Она стала звать — никто не отзывался. Сперва она решила, что над ней просто подшучивают, но потом поняла: они нарочно уплыли, а ее оставили на съедение акулам. Догадавшись об этом, несчастная принялась громоздить один на другой камни, чтобы забраться на них и переждать до отлива. Тяжким был ее труд, но смерть была страшней. Наконец все было готово, и она уселась на верхний камень, стала дожидаться утра.
На рассвете туда пришел незнакомец с копьем в руке. Он вышел ловить рыбу. Тина испугалась смертельно: он заметил ее. Но заговорить с ней он не посмел — так изумила его красота этой женщины.
А был это дух. Он взял ее с собой в Мбуроту. Она уцепилась за его пояс, закрыла глаза, он нырнул головой вниз, и вскоре они оказались в чудесном краю.
В этом краю ей было очень, очень хорошо. Прошло время, у нее родился сын от того духа. Его назвали Самби. Ножки у ее мальчика были искалеченные.
Самби вырос очень непокорным и своенравным. Духи не любили его — за то, что он родился от простой земной женщины. А сам он узнал о том, что мать его невысокого происхождения, лишь став взрослым. Узнав это, он решил отправиться в На-иау-куму. С ним вместе отправилось туда сорок духов. Все они приняли черепашье обличье: так им было легче доплыть до нужного места[126].
Когда все они прибыли туда, Самби оставил своих и поспешил в поселок. А пока его спутники выходили на берег, многое из даров растерялось. С собой же у них были белые раковины каури, совсем маленькие[127].
Вот почему только в На-иау-куму на Ова-лау есть такие раковины. Чтобы получить их, надо ублажить Самби[128], и тогда он разрешит собрать раковины на рифе.
Духи и люди
54. [Кои-драу-на-марама]
(№ 54. [97], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.
Характерный океанийский вариант сюжета "чудесная жена" — женщина-альбинос из подземного мира, убегающая в конце концов от своего обыкновенного мужа. Имя Ко-и-драу-на-марама ("с лицом [светлым, как] луна") указывает на ее необычный облик.)
В Виони, на Нгау, жили две женщины-тупуа. Возвращаясь с рыбной ловли[129], они имели обыкновение красть у людей бананы. Жители Виони, не досчитавшись своих побегов, решили подкараулить вора. И вот однажды ночью они выследили этих двоих и даже узнали, куда те уходят от людей. А уходили они под землю, и вход в их предел закрывал побег тростника[130].
Наутро люди из той явусы собрали всех на Нгау, чтобы поймать тех женщин. В условленное время пошли к той подземной пещере. Начали копать, шаг за шагом повторяя извивы подземной дороги. Они немало потрудились, когда вдруг услышали голос:
— Остановитесь, не ходите дальше. Вот воздаяние вам за труд.
Тут перед их глазами появилась совершенно белая женщина. Они схватили ее и с торжественными возгласами отвели в Виони. Она стала женой вождя.
В положенный срок у нее родился сын. Но она совершенно не занималась им, не смотрела за ним вовсе. Однажды, когда люди стали укорять ее, она ответила им грубо и зло. Они в ответ стали попрекать ее тем, что она не из их числа, — и тут она, на глазах у всех, ушла под землю.
Снова собрались все у входа в подземелье и — такова была воля жителей Виони — снова принялись раскапывать подземную дорогу. Долго копали они и вдруг услышали страшный шум. Шум этот подняли те две женщины-тупуа. А потом, рассерженные, тупуа пустились прочь из негостеприимного края.
Прошли годы, и тупуа вернулись в Виони. Они вселились в двух местных женщин, и те стали служить им.
Всех одиноких путников тупуа безжалостно убивали. Люди стали бояться их, и никто уже не отваживался путешествовать в одиночку.
55. [Тава-ки-тини]
(№ 55. [97]. 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.
Тава-ки-тини — дух, почитаемый в Виони, о-в Вити-леву. Функции, приписываемые ему, неизвестны.)
Тава-ки-тини — сын Ко-и-драу-на-марама[131]. Раз его мать пошла ловить рачков, а он висел у нее за спиной. Он упал, а она и не заметила. Так мать потеряла сына.
Мальчика подобрала старушка из Виони, она его и усыновила. Когда же он вырос, то сказал своей приемной матери, что уходит искать себе другой край. Оделся надлежащим образом, собрался в путь и сказал старухе, чтобы не смела смотреть ему вслед, иначе ее ждет наказание. С тем и ушел.
А старушка, как ни боялась наказания, не могла превозмочь любопытства и решилась взглянуть ему вслед. Только взглянула — и мигом окривела. А от нее пошло это к ее детям и внукам. Все поколения понесли наказание и несут его по сей день.
А у дома этого духа растет камелия: на ее листьях лежал малютка у старушки, когда она его подобрала.
56. [Камбуя]
( № 56. [97], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.
Камбуя — дух, воплощающийся только в камне. По некоторым версиям, имя местности на Вити-леву, в которой ему поклоняются, происходит от его имени; но в этом рассказе как будто бы наоборот.)
Как-то одна женщина из Камбуя пошла на риф ловить рыбу. Там она нашла камень, и он ей понравился: таким камнем удобно было бы прижимать к земле циновки, когда плетешь. Она взяла этот камень и спрятала неподалеку от берега.
Наутро она пришла к тому месту, а камня нет. Он укатился довольно далеко. И к тому же по следу, что тянулся между кустами, было видно: укатился сам! Она нашла его, вымыла и унесла домой. Села плести циновку, а камень положила как вес. Она плела и плела, а камень перекатывался вслед за ней, словно понимал, что от него требуется. Сначала она решила, что это все оттого, что она тянет циновку на себя. Но оказалось, что это не так. Да и камень был слишком велик, чтобы перекатываться от какого-то подергивания. Тут она и поняла, что это не обычный камень. Она поспешила к мужу и все ему рассказала. Он согласился с ней — камень не простой! Пошел к нему и стал его спрашивать:
— Кто ты? Что ты?
— Я тупуа, дух войны. Если я останусь у вас, в сражении вам всегда будет сопутствовать удача.
Спрашивавший отправился к своим и рассказал об этом в поселке. Все мужчины собрались поклониться камню. А через два дня уложили одного из своих врагов. Три или четыре дня прошло, и они убили еще одного. И вот уже всем стало известно об их силе. И все говорили:
— Это их новый тупуа, Камбуя.
Узнали об этом и в Рева. Пошли за тем камнем, чтобы перенести его в главную деревню. Но унести его удалось совсем недалеко: дух, сидевший в камне, сделал его невероятно тяжелым. За четыре дня его смогли перенести всего на четыре мили.
Неподалеку от Рева носильщики положили Камбуя под ндава. На камень упал один плод с того дерева, и тупуа сказал:
— С этого дня пусть плодоносит ндава в Тавуя и пусть стоят бесплодными ндава в Рева.
Вот почему ндава растут только в Тавуя.
57. [Сангасанга-вале]
(№ 57. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
В старые времена, во времена наших предков, люди много враждовали. Не стихали войны и на Оно. Все жили тогда в крепостях, поставленных на холмах, и никто не знал покоя. Но настал день, когда победителями стали жители Мато-кано. Вся земля попала под власть Туи Мато-кано. На Оно наступил мир. Только все смотрели с тоской на пепелища домов, на обгорелые деревья, на разрушенные лодки и всякие другие утраченные богатства. Во время сражения погиб и великий барабан Мато-кано[132].
Оно — скудная земля, деревень здесь мало. Не растет здесь веси, дерево с замечательной древесиной, такое нужное для жителей островов Лау. Большое расстояние надо проплыть, чтобы получить лодки из веси, плошки из веси и все другое, что делают из веси наши братья на Камбара. Камбара далеко отсюда, путь на Камбара полон опасностей, а потому обычно рыбацкие лодки делают на Оно из выдолбленного ствола кокосовой пальмы. Для далеких же плаваний пригодны только лодки из веси, они и служат жителям островов Лау быстроходными крепкими судами.
Однажды Туи Мато-кано собрал своих людей и велел им приготовить побольше лубяной материи, приготовить тонкие циновки, какими славится Оно, — словом, приготовить все для со-леву жителям Камбара.
Плавание на Камбара оказалось спокойным, и духи были благосклонны к людям. На Камбара жители Мато-кано получили четыре лодки из веси, множество утвари и огромный новый барабан. Никогда до тех пор не было барабана, подобного ему. Он был сделан из лучшего красного веси[133], был гладким, как отшлифованный камень, а высотой был в половину человеческого роста. Звук из него шел непревзойденный: ничего лучше Туи Мато-кано никогда не слышал.
[Они погостили на Камбара, и] Туи Мато-кано сказал:
— Вот наш ветер, северный. Надо спешить домой.
Устроили прощальный пир, нагрузили лодки, и с рассветом жители Мато-кано отплыли на Оно.
Но к вечеру поднялся тока-вуки[134], напугавший всех. Волны налетали одна за другой на лодки, неустанно мелькали черпаки. Так было всю ночь. А ветер все поднимался, волны становились все страшней. Туи Мато-кано крикнул:
— Поднесите Линга-ндуа янгону! Без него нам не уцелеть![135]
Однорукий Линга-ндуа был духом Мато-кано; тогда люди еще не знали веры в Христа.
Туи Мато-кано поклялся, что если они доберутся до Оно. то устроят для духа такой пир, преподнесут ему такие дары, каких раньше никто и не видывал. Тут волны стали спадать, ураган утих и задул добрый ветер. Наутро они уже видели вдали вершины гор Оно.
Так невредимые приплыли они домой. Когда в Мато-кано увидели все, что было привезено с Камбара, все обрадовались. А Туи Мато-кано забыл про свое обещание. Забот у него было немало, и он сразу занялся своими ямсовыми полями.
Линга-ндуа же ждал и ждал обещанного пира, и гнев его все рос. Наконец он решил проучить Тун Мато-кано. И вот что он сделал.
Однажды вечером сидели люди на РаРа, отдыхали после дневных трудов. В это время из зарослей хлебных деревьев вышел незнакомый юноша. Глаза его горели гневным огнем, шел он прямо, одни, ничего не боясь — ни один безоружный путник не войдет так в незнакомый поселок.
Ни слова не говоря, незнакомец подошел к огромному барабану — тот стоял у дома Туи Мато-кано. И тут Туи Мато-кано увидел, что у незнакомца нет одной руки. Тяжко стало вождю, и он опустил голову в страхе, поняв, что перед ним Линга-ндуа. А Линга-ндуа обвел взглядом примолкших людей, громко рассмеялся и взлетел. Когда он летел, все видели у него в руке тень барабана с Камбара.
Наконец к людям вернулось мужество, они собрались с силами, осмотрелись. Барабан стоял на месте, и ничего, кажется, не было. Туи Мато-кано встряхнулся и сказал:
— Да, видно, я спал. И плохой же сон мне приснился! Надо устроить пир для Линга-ндуа, недаром мне пришло это на ум.
Он подозвал одного человека и велел ему пробить в великий барабан — люди должны собраться и решить, что нужно для пира. Тот человек подошел к барабану, взял в руки тяжелые палочки и ударил ими по барабану. Ни звука не раздалось! Он посмотрел на палочки, на барабан и ударил снова. Опять ни звука. В страхе бросил он колотушки и пустился наутек. Туп Мато-кано очень рассердился и крикнул:
— Делай что тебе говорят, глупец!-сам же подошел к барабану и ударил по нему. Снова ни звука!
В молчании сел Туи Мато-кано у барабана, и все люди молча ждали. Стало ясно, что приходил к ним сам Линга-ндуа. Все молчали, и тут с Тувапа, где жил Линга-ндуа, раздался слабый звук. Это стучал дух их барабана, и в его стуке была насмешка.
С тех пор барабан Мато-кано молчал. Тихой ночью часто можно было слышать голос его духа на Тувана. Этот голос означал, что Линга-ндуа собирает к себе духов. Жители Мато-кано назвали свой барабан Сангасан-га-вале, потому что вся их работа пропала даром.
58. [Духи Вакано]
(№ 58. [52], 20-е годы XX в., о-в Вакано (о-ва Лау), с англ.)
В прежние времена в Вакано жило много людей. Один человек из Вакано женился на женщине пз Тумбоу, но не жил с ней, а спал с разными другими женщинами. Она рассердилась на него и вернулась к себе в Тумбоу. Тогда вожди отдали такой приказ: жители Вакано должны вскопать целое поле под таро.
И те пришли в Тумбоу, и каждый нес на плече выкорчеванный из земли каштан. Они побросали их на землю, и получилась гора выше, чем дом вождя. А когда они кончили копать, опять пришли в Тумбоу, теперь за положенным угощением
(1 Хотя возделывание чужих земель является наказанием, по окончании работы чужестранцам должен быть устроен пир и возданы дары.). Но им приготовили не угощение: их ждала груда камней, покрытая парусами. Две женщины из Вакано ощупали всю эту груду, поняли, что под парусами — камни, и одна сказала:
— Горе, горе! Где та лодка, на которую мы должны взойти сегодня?[136]
Тут [люди Тумбоу] налетели на них с палицами и всех уложили; только тем двум женщинам удалось спастись.
Они убежали оттуда и поселилсь на Вату-сососо. За гибель своих они мстили тамошним людям так: ловили маленьких детей и запекали их в печи. А потом они решили отплыть на Туву-за, сели в лодку, но с места так и не сдвинулись: каждая гребла в свою сторону. Тогда они отволокли свою лодку на заболоченные поля Вакано и поставили ее там. А самих их вскоре постигла смерть. Болота, что лежат там, принадлежат им. Днем они готовят землю под таро, ночью крадут спелые клубни в Тумбоу, в Яндрана, где-нибудь еще, несут к себе и сажают. А утром они уже готовят печь.
59. [Госпожа Маи-ланги]
( № 59. [52], 20-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
На о-ве Ломалома Нди-маи-ланги почиталась как дух войны. Ср. иную трактовку этого персонажа в № 60.)
Однажды один старик трудился на своем участке — у него там рос батат; теперь на этом участке кладбище. А с неба упала на этот участок Нди-маи-ланги. Упала и сразу превратилась в ящерицу.
Старик увидел это и сказал:
— Ящерицу, упавшую с неба, я запеку и съем.
Ящерица же сказала:
— Посмотрим еще, кто кого запечет!
Старик схватил ее и пошел готовить печь.
Ящерица стала уговаривать его:
— Не губи меня, я буду сопутствовать тебе в плаваниях.
Старик в ответ:
— Я сам себе кормчий.
Она тогда:
— Не губи меня, я буду твоей покровительницей, и ты всегда будешь жить в достатке.
Старик в ответ:
— Если мы с тобой станем сравнивать свои богатства, ты увидишь, я выйду победителем.
Она тогда:
— Не губи меня, я буду сопутствовать тебе в сражении.
Старик в ответ:
— В сражении! Да я только что одолел тебя.
Она снова:
— И все же я буду помогать тебе в сражении.
И он согласился; сказал:
— Хорошо, будь так, — и с этими словами отпустил ящерицу.
С тех пор люди Ломалома никогда не вступали в битву; все делали люди Уру-оне, непобедимые в сражении. А вожди Ломалома приходили потом на пир и ели мясо убитых.
60. [Маи-ланги]
(№ 60. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
Госпожа Маи-ланги — женщина-дух, очень привязанная к молодым людям, особенно к молодым красавцам. Но для любого юноши день встречи с госпожой Маи-ланги страшен, потому что она тотчас завладевает его духом — ловит его точно так, как женщины в прилив ловят в свои сети рыбешку. Любой, кто хоть раз попадет под власть ее объятий, обречен чахнуть от любви к ней. В конце концов он умирает от этой любви, и тогда его дух оказывается в ее власти. А уж с этого времени доля его совсем тяжела.
Впервые она появилась в наших краях так.
Однажды все мужчины Уру-оне по обыкновению занимались своим таро на орошаемых уступах, что на севере острова. Женщины как раз пришли к ним с едой. Вдруг откуда-то сверху, с неба, раздался шум, и там наверху показалось что-то маленькое, размером с песчинку. Песчинка стала расти, приближалась к ним, росла, росла, и наконец все увидели, что на землю спускается женщина-дух. Она упала прямо в ручей, протекающий внизу, под уступами, на которых растет таро. Называется этот ручей На-келекеле. Она выскочила на берег и громко прокричала:
— Я цела и невредима. Я упала с неба — ау луту маи ланги.
С этими словами она исчезла, но все видели, как большая серая крыса побежала по тропинке, ведущей к Ндаку, что в глубине острова. От слов, сказанных ею, и пошло ее имя — А-нди-маи-ланги, Госпожа С Неба[137].
На следующий день в Унду — а это часть Ндаку — люди опять видели крысу, и она заговаривала с ними. Так они поняли, что это госпожа Маи-ланги, и ужас охватил их. С тех самых пор она и обосновалась в Унду — дом ее там. Когда она хочет покорить желанного ей мужчину, появляется перед ним в облике прекрасной, благородной госпожи. Если же встречает женщину или мужчину, не нужного ей, никак не приукрашает свой вид, является старухой, мерзкой и ужасной. Возле своего дома она не терпит шума, так что, проходя мимо него, все должны говорить шепотом.
Однажды жители Уру-оне возвращались к себе с огромным деревянным барабаном: они вытесали его в Ндаку. Дошли с этим барабаном до Унду, а там решили, что не стоит тащить его к себе, пока еще кто-нибудь не придет на помощь. И оставили барабан там на ночь. Мимо проходила девочка, звали ее Сулиа-мели. Из озорства подняла она колотушки и ударила ими по барабану. На шум из дерева тотчас появилась старуха — это была госпожа Маи-ланги, — схватила девочку и сломала ей ногу. А вскоре Сулиа умерла.
Чаще же всего госпожа Маи-ланги является в образе прекрасной девушки, и ее лицо всегда обрамлено томби. Именно так появилась она перед Эмоси, местным священником. В этот день он шел по дороге в Ндаку. Она предложила ему сулуку (она всегда так завлекает мужчин), и он ее взял, но курить не стал. И только потому он остался в живых, а ведь он очень болел тогда — оттого что прикоснулся к подарку госпожи Маи-лаиги. С тех пор и до наших дней юноши, идущие по дороге между Уру-оне и Ндаку, не принимают сулуки от незнакомых девушек.
Другим юношей, повстречавшим госпожу Маи-ланги и оставшимся в живых, был Семеса из Уру-оне. Однажды он вместе с другими юношами лег спать в мужском доме. А ночью оказалось, что его перенесли на вершину горы Ндела-и-рара-муа. Перенесен он был в собственной циновке[138], в которую поплотнее завернулся от мошкары. Перед первыми петухами он открыл глаза и — о ужас! — увидел над собой звездное небо. Великие дары принес его отец к дому Серой Крысы, пытаясь узнать, что же она задумала сделать с Семеса. В ответ услышал он только одно:
— Семеса свободен. Пусть остается в живых.
Так до конца и непонятно, что же это значило. Обычно госпожа Маи-ланги очень сурова и внушает страх.
Нередко она забирает духи маленьких детей, уносит их в своей корзинке, плетенной из пальмовых листьев. Унесет дух, и малютка начинает хворать. Если дух не убежит от госпожи Маи-ланги, не вернется домой, ребеночек умрет.
Туи-мерике, глухонемой с острова Онеата, очень нехорош собой, и ему госпожа Маи-ланги явилась в облике старухи. Ему удалось убежать от нее, и он жив до сих нор. А было это так. Однажды вечером он неторопливо ехал на пони из Ломалома в Муа-леву, и вдруг из-за дерева у самого Уру-оне вышла гадкая старуха и крикнула:
— Эй, куда путь держишь?!
Тут пони стал ужасно брыкаться и весь покрылся испариной — от страха. Туи-мерике понял, что перед ним дух, ни слова не ответил старухе, ударил по бокам пони пятками и галопом помчался прочь. Очень быстро он скакал, но так же быстро мчалась за ним по тропинке старуха: понял он это по страшному шуму. А когда обернулся, то увидел в ужасе, что весь этот грохот — точно топот тяжелых конских копыт — раздавался оттого, что на бегу ее обвисшие груди били по земле. Из последних сил перелетела его лошаденка через мост у границы Муа-леву, и тут госпожа Маи-ланги остановилась[139]. А вслед ему она крикнула :
— Смотри, Туи-мерике, только твоя прыть спасла тебя сегодня!
И еще был человек по имени Иосефа, он тоже видел госпожу Маи-ланги, но совсем не пострадал от нее. А все потому, что не она застала его врасплох по своему обыкновению, а он ее. Дорога, идущая вдоль берега, у Ватука-лове очень круто поворачивает. Там-то и застиг Иосефа госпожу Маи-ланги. Он вышел из-за поворота, а она сидела прямо на земле, задумавшись. Язык у нее болтался наружу, а он длинный, локтя четыре, и, словно, змея, завивался по земле. Заметив его, она вскрикнула, со скоростью молнии бросилась в воду, проплыла, наверное, саженей сто и вышла на сушу у берега гораздо ниже.
Если же вместилищем ее становится крыса, любой может смотреть на нее. А своим людям, жителям Уру-оне, она даже помогает и дает силу. И по сей день перед состязанием в метании дротика они должны принести ей корень янгоны. Дары свои складывают у пня старого каштана — в этом каштане и жила прежде старая крыса. Но теперь ее редко можно увидеть — ведь А-паи-тиа, последний Туи Уру-оне, приказал срубить каштан и росшее рядом дерево макосои. А в старые времена так было принято: воздавая госпоже Маи-ланги должные почести, люди смиренно склонялись перед норой под тем каштаном. Затем жрецы — они происходили всегда из явусы на-иви-ки-ламо — брали хворост и зажигали его. Тут-то и появлялась большая серая крыса, выбегала наверх по стволу каштана, перескакивала на ветку макосои. Сидя на ветке, она отвечала на вопросы, обращенные к ней. А потом она спускалась, жрецы натирали ее маслом и угождали ей, подавая лучшие куски всех кушаний.
Серая крыса всегда появлялась в знак того, что кто-то из явусы на-уто — а это в Уру-оне явуса вождей — должен умереть. Но настало такое время, когда очень много смертей нашло на эту явусу. И Туи Уру-оне решил, что сумеет остановить эту вереницу смертей, если убьет крысу. Он взял с собой несколько своих, пошел в Ндаку и срубил те два дерева. Но крысе удалось бежать, и изредка она появляется до сих пор. Сам же Туи Уру-оне вскоре умер[140].
61. [Лева-ту-момо]
(№ 61. [89], конец 30-х годов XX в., о-в Вити-леву, с англ.)
Один человек, по имени Энери, жил в поселке На-ваи-ваи, что в Мба. Но он оставил жену и детей, отправился жить в Вамбули. Прошло какое-то время; он собрался на праздник в Нало-тава, а по дороге туда ему пришлось пройти родной поселок, На-ваиваи. Было уже темно, и он решил остаться там на ночь. Стал искать, где же ему заночевать. Дома в поселке стояли пустые, ведь все уже ушли на то торжество. И вот он решил улечься в большом мбито. Стало уже совсем темно, и он развел огонь во всех очагах. Очень одиноко ему там было, и он стал разговаривать сам с собой — сперва задавал себе вопросы, а потом сам на них отвечал. Вдруг слышит: снаружи кто-то кашлянул. Он спросил:
— Кто там?
А это была Лева-ту-момо, женщина-дух. Она и говорит:
— Вы что там, уже спите?
Энери в ответ:
— Нет, еще не спим.
Потом сделал вид, что разговаривает с кем-то внутри мбито[141] и говорит:
— Не спи, не спи, еще рано.
Тут Лева-ту-момо вошла в дом. Вошла, взяла его за руку и некоторое время молчала. Совсем молчала, только смотрела на него. Очень она была страшная: глаза впалые, щеки в жутких морщинах, нос острый, нижняя губа выпячена, подбородка почти нет и верхней губы совсем не видно. Волосы у нее были длинные, до колен, а сама она была совсем мала. Вот так смотрела она на него, смотрела, а потом обглодала на нем все мясо, одни кости оставила и кожу. Так он умер.
62. [Рату-маи-мбулу и Коро-ика]
(№ 62. [97], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.
Рату-маи-мбулу — змеиный дух, сопоставляемый с Нденгеи, но более четко, чем Нденгеи, связываемый с подземным миром (ср. само имя духа "господин из Мбулу [потустороннего мира]").
Традиционно Рату-маи-мбулу почитался как дух урожая; на юге о-ва Вити-леву, на о-ве Мбау и на о-ве Мбенга месяцы осеннего урожая — октябрь и ноябрь — даже носили название "время Рату-маи-мбулу". Считалось, что в это время дух выходит из-под земли, где живет все остальные месяцы, и дает наказ всему растущему на этой земле плодоносить как можно щедрее. Люди должны делать все, чтобы не потревожить явившегося на землю духа, иначе он уйдет в свой подземный мир до времени, и земля не принесет желанных плодов.)
Коро-ика, вождь, живущий в Coco на Мбау, похвалялся, что не верит в силу Рату-маи-мбулу. А этот дух воплотился тогда в змее, лежавшем в небольшой пещере, что неподалеку оттуда. И вот Коро-ика решил отправиться туда, чтобы доподлинно узнать, дух Рату-маи-мбулу или нет.
Коро-ика сел один, никого с собой не взяв, в лодочку, нагрузил ее мелкой рыбешкой и отплыл к берегам той местности, где, как говорили, жил дух. Приплыл туда и увидел, как из пещеры выползает змей.
Он спросил его:
— Благородный господин, не ты ли великий дух Рату-маи-мбулу?
Змей отвечал:
— Нет, я его сын.
Вождь одарил его рыбой и попросил позвать отца. Тут появился другой змей — это был внук Рату-маи-мбулу. Коро-ика одарил рыбой и его тоже попросил вызвать Маи-мбулу.
Наконец появился такой огромный, такой благородный по всем повадкам змей, что стало ясно — это и есть великий дух.
Коро-ика обратился к нему:
— Благородный господин, вот, я принес тебе немного рыбы.
Дух-змей принял подношение и отправился к себе. Перед самым входом в пещеру его настигла стрела Коро-ика. Сам Коро-ика тотчас спрятался, но вслед ему полетел голос духа:
— Змеи и только змеи! Змеи и только змеи!
Коро-ика прибыл к себе и, успокоившись, велел подавать еду. Принесли кушанья, собрались выкладывать их, но тут голодный вождь услышал крики ужаса: в горшках было полно змей!
Коро-ика схватил сосуд с водой и воскликнул:
— Хоть воды напиться! — но вместо воды оттуда полезли змеи!
Ни еды, ни питья; ничего не оставалось, как лечь спать. Только он разложил циновку и приготовился лечь, как на нее поползли бесчисленные змеи.
Он бросился прочь, побежал в поселок и, проходя мимо святилища, услышал, как жрец говорит:
— Один человек ранил духа!
Теперь жителей поселка ожидало наказание.
Коро-ика ничего не оставалось, как приготовить соро. Он вернулся к себе, собрал дары, и тогда лишь был прощен.
63. [Сина-те-ланги]
(№ 63. [52], 20-е годы XX в., о-в Зизиа (о-ва Лау), с англ.)
В старые времена, когда в Кендекенде еще был поселок, там жил Туи Лакемба. У правителя острова Лакемба и госпожи острова Лакемба была дочь Сина-те-ланги. Она уже выросла, стала девушкой. Ей надлежало все время прятаться в доме. В ее честь устраивали пир, приносили ей дары[142].
Однажды госпожа острова Лакемба сказала своим женщинам, что надо идти ловить рыбу в На-ндава. А циновки и материю она выложила на солнце. Отправляясь со своими за рыбой, она наказала дочери:
— Сина-те-ланги, следи за циновками. Я выложила их на солнце. Смотри не усни, а то начнется дождь, и все намокнет.
Сина-те-ланги сказала:
— Не волнуйся, ступай спокойно.
Но вскоре она уснула. В это время начался ливень, залил все циновки, вынес их на берег, а оттуда течением их прибило к берегу На-ндава. Там их увидела госпожа Лакемба. Она сразу дала приказ возвращаться. Они поднялись в Кендекенде, а Сина-те-ланги спит себе! Мать ударила ее и прогнала прочь.
Сина-те-ланги рассердилась и оскорбилась; в слезах пошла она прочь, шла, шла вдоль берега и дошла до Ван-га-талаза. Там набрала кокосов, связала их вместе — получился плот. На нем поплыла она на запад. Никакой провизии у нее не было — одни кокосы.
Плыла она, плыла, и вот уже Лакемба скрылся из виду. Она легла и долго лежала. Вдруг прилетела огромная птица, заслонившая солнце. Сина-те-ланги решила сначала, что это туча, а потом поглядела вверх и увидела, что это огромная птица. Сина поднялась на ноги, а тут птица бросилась вниз и чуть не проглотила девушку! Но Сина успела зарыться в ее перья и уцепилась за них.
Птица взмыла вверх и все пыталась схватить девушку, уже на лету. Но ничего у нее не выходило, и она снова стала снижаться. Когда они оказались над Лелеу-виа — это недалеко от Мбау, — Сина-те-ланги увидела большой лес и решилась на прыжок. Она думала только об одном: как уйти от ужасной птицы. И вот она разжала пальцы и упала в самую гущу леса. А кроны деревьев скрыли ее от птицы, как изгородь. Птица попробовала спуститься за девушкой, но ничего не вышло, и она улетела. А девушка, поняв, что птица улетела, спокойно пошла на берег купаться.
В те времена на Мбау жили люди мбу-тони и люди ле-вука. Знатные же мбауанцы жили в поселке на большом острове[143], в Кумбуна.
Один старик из числа левука отправился ловить рыбу. Сын его был еще мальчиком, и он отправился наловить рыбы для него. И вот отец с сыном приплыли к берегу острова Томбе-руа. Вышли на берег, пошли в лес и там увидели Сину-те-ланги. А кожа у нее была цвета спелого апельсина. Старик же был совсем черным. Он увидел девушку, решил, что это дух, и сказал:
— Ты из духов, не из людей!
А она в ответ:
— Ты — из духов, не из людей.
Тогда он спросил:
— Откуда ты?
Она отвечала:
— С Лакемба.
Старик спросил:
— Где это, Лакемба?
Она отвечала:
— Ближе к тому краю земли, где восходит солнце.
Он спросил:
— А где твоя лодка?
Она отвечала:
— Моя лодка — кокос. Я убежала из дома в обиде и гневе, связала вместе кокосовые орехи и уплыла на них. Потом прилетел ястреб, уселся на мой плот, а я уцепилась за его перья. Он полетел дальше, я с ним. Он потом снизился над этим лесом, и я соскочила на землю.
И старик сказал:
— Идем с нами.
Отец и сын взяли ее с собой и вернулись на Мбау.
Они решили спрятать ее, чтобы никто из знатных мбауанцев не видел, а то заберут к себе. И вот, когда подплыли к берегам Мбау, спустили парус и завернули девушку в него. А было уже темно. Старик наказал сыну молчать.
Итак, он взял сверток и понес его к себе в дом, а там положил на полку под потолком. Жена спросила:
— А где корзина с рыбой?
Старик сказал:
— Осталась в лодке.
— А что же ты так торопился с парусом?
Старик ответил:
— Дождь собирается, вот я и торопился, чтобы парус не промок. А ты сходи за корзиной.
Старуха пошла за уловом, а старик быстро залез на полку и развязал веревки, стягивавшие парус, чтобы гостье было свободней. Но жене он ничего не сказал.
Они сели есть, а когда поели, он поставил то, что не доел, на полку со словами:
— Пусть холодная еда стоит здесь.
И она тоже поела.
Так он кормил ее.
Однажды на Мбау поймали большую рыбу — это была санга — и надолго запаслись ее мясом. А из ее ребер дети сделали себе луки.
Некоторое время спустя одна женщина из числа левука взяла своего внука и отправилась с ним на большой остров, в поселок Кумбуна. А с собой она взяла мясо той самой рыбы. Пошли же они торговать.
Пришли в дом одного знатного человека, и тут ребенок заплакал от голода. Бабка спросила:
— Чего же ты хочешь?
Малыш сказал:
— Где та наша рыба?
Бабушка достала из корзины кусок рыбы и дала ребенку. Он стал есть, и это заметил знатный хозяин дома. Оп подумал: "Что это он ест? Не рыбу ли?" — и спросил у бабки:
— Что это ест твой внук?
— Рыбу, благородный господин.
— И кажется, не маленькую!
Старуха хотела отпереться, но у нее ничего не получилось. Тот знатный человек стал спрашивать:
— Из чего это у мальчика сделан лук?
Ему подали кусок рыбы и лук, и он сказал:
— О, да вы поймали огромную рыбу!
Женщина и ребенок ушли, а знатные люди Кумбуна собрались на совет и стали думать, как поступить. Наконец их вождь сказал:
— Люди левука должны заплатить за это.
Посланный отправился к людям левука и сказал, что они должны привезти вождям дары в знак раскаяния. Старшие из левука собрались и стали думать, чем же им платить. А тот старик пошел к гостье с Лакемба и спросил:
— Мы сможем добраться до твоей родной земли?
— Да, — сказала она.
Тогда старик собрал людей мбу-тони и людей левука и сказал им:
— Готовьте лодки.
Домик на палубе его лодки поделили на две части. В одной он спрятал Сину-те-ланги — принес ее туда рано утром, завернув в луб, чтобы никто не видел, и сказал всем, что эта часть домика — табу и что там живет дух.
— Никто не должен заходить туда, — сказал он, — там живет дух, который помогает нам в плавании.
Когда же они вышли в открытый океан, старик все время спрашивал Сину-те-ланги, как им плыть. Своим же он только и говорил, что с ними плывет дух. Никто не знал, что плывет с ними обыкновенный человек. Лишь отец с сыном знали это.
Плыли они, плыли и достигли берегов Левука, что на острове Ова-лау. Тут они хотели остановиться и наделать горшков из тамошней глины, но старик, прятавший в домике девушку, сказал:
— Поплывем на Коро.
Они достигли Коро, и люди мбу-тони стали говорить:
— Мбау далеко отсюда, останемся здесь!
Старик спросил Сину:
— Далеко ли до твоей земли?
Она сказала:
— Да, Лакемба гораздо дальше на восток.
Тогда они подняли парус и поплыли дальше. А мбу-тони остались на Коро. Так что люди левука плыли теперь одни.
Они приплыли в Сомосомо, что на Тавеуни, и стали говорить:
— Останемся здесь, вылепим горшки из здешней глины.
Но старик сказал:
— Поплывем на Лау-зала. Они же все воскликнули:
— Старик точно не в себе! Тянет нас на Лау-зала. Приплыли на Лау-зала, старик поднялся на гору и увидел внизу острова На-и-таумба и Язата. Он сказал своим:
— Поплывем вон к той земле.
Они поплыли дальше и достигли острова На-и-таумба. Оттуда поплыли прямо к острову Каназеа.
Старик отвернул занавес, за которым пряталась знатная госпожа, и спросил:
— Вон там твоя земля? Она сказала:
— Нет, земля Туи Лакемба — Зизиа. Он спросил:
— Где же этот остров Зизиа?
— Дальше, там, — отвечала она.
Тут как раз вдали показался берег Зизиа. Старик опять пошел и сказал:
— Там показалась какая-то земля.
— Это начинается мой край, — сказала она. — Это и есть остров Зизиа.
И старик приказал:
— Идем к берегу.
Они пристали к берегу, все пошли на землю. На палубе остались только старик и девушка. Он позвал ее из укрытия, и она сказала:
— Да, это уже земля правителя Лакемба. Он велел ей:
— Собирайся.
Она надела свою юбочку, и они пошли к дому тамошнего вождя. А жена вождя увидела их и сказала:
— Госпожа, что идет с тобой, похожа на благородную Сину-те-ланги.
Старик сказал:
— Это она и есть.
Тут женщины заплакали, затянули плач, как по умершей.
А все приплывшие со стариком уже были в поселке. Они сказали:
— Кто-то умер! Им ответили:
— Никто не умер. Это плачут над госпожой, которую вы привезли с собой.
Те удивились:
— С нами никого не было.
Но жители поселка сказали:
— С вами была госпожа, о которой горевали все на Лакемба.
И люди левука сказали:
— Какой скрытный оказался старик!
Местные жители приготовили для гостей дары — раскрашенную тапу в сто саженей длиной и мотки плетеной веревки. Построили дом и сложили в нем все это, чтобы жители Левука забрали дары на обратном пути. Пока же люди левука отплыли на На-иау. Там им тоже приготовили дары и тоже сложили в отдельном доме.
Когда они спустили паруса у берегов На-иау, лодка, на которой пряталась Сина-те-ланги, первой пристала к берегу. А у них был такой обычай: люди, чья лодка первой пристанет к берегу чужого острова, становятся ндау[144] этого острова. Лодка с Синой-те-ланги на борту первой пристала к берегам Лакемба, так что плывшие в ней стали ндау Лакемба. И по сей день называют их Ндау-ни-лакемба.
Итак, они поплыли дальше и пристали к берегу в На-ву-тока. Решили идти в Кендекенде. Почернили лица, надели тюрбаны. А на Лакемба днем в тюрбане мог ходить только сау и его люди. Жители Тумбоу же надевали тюрбаны по ночам.
По пути в Кендекенде они прошли мимо местных жителей, возделывавших таро. Те стали спрашивать:
— Что за люди идут днем в тюрбанах? Откуда вы?
Гости отвечали:
— С Мбау.
— А где это, Мбау? — спросили люди Лакемба и вместе с неизвестными пошли в Кендекенде.
Мать и отец девушки от горя ничего не брали в рот с того дня, как она пропала. Тут явились люди левука и сказали:
— Мы привезли Сину-те-ланги!
Жители Кендекенде обрадовались, сказали вождю, он поднял глаза и увидел, что дочь его жива! Теперь он мог есть[145].
От самого берега до Кендекенде расстелили тапу, чтобы ноги Сины-те-ланги не касались земли. Устроили пир на весь остров.
Туи Лакемба сказал:
— Все прекрасно. Сина-те-ланги нашлась. Сина-те-ланги вышла замуж за человека левука.
Но тут старик сказал:
— Она не жена нам, она наша дочь. Пусть она выйдет замуж на Лакемба.
— Хорошо.
Гости поплыли на Мбау. Взяли дары, приготовленные им на На-иау; взяли дары на Зизиа. И поплыли прямо на Мбау; а все богатства надлежало отдать мбауанцам. Расплатившись с мбауанцами, они вернулись на Лакемба. В На-ву-тока поставили они поселок, а свое святилище назвали На-вата-ни-таваке — в память о святилище на Мбау.
Узнав, что с наветренной стороны есть еще острова, они поплыли разведывать их. Так побывали они на Комо, Намука, Фуланга, Онгеа. Оттуда поплыли на Ватоа — это был самый дальний из известных островов: Оно тогда еще не знали. На Ватоа они совершили обряд[146].
А там было пустое дерево эвуэву, и в стволе его жили духи Матанги[147]. Когда люди левука стали танцевать, духи выглянули из дерева, чтобы посмотреть на танец. И всякий раз, когда они выглядывали, танец сбивался, и у людей ничего не выходило.
Закончился танец; было решено: "Споем свою песнь, а завтра отправимся на Лакемба". Люди запели, а духи опять выглянули из дерева, и песня сбилась.
А один старик сидел у самого логова духов и плел веревку. Вот на землю упала тень духов[148], и так он их заметил. Заметив духов, он взял готовую веревку, сделал на конце большую петлю, укрепил веревку на суку того дерева и сказал своим:
— Пойте, пойте дальше. А если я скажу "тащите", тяните поскорее за эту веревку.
Люди запели, и духи снова выглянули. Старик крикнул: "Тащите!" — и людям удалось поймать духов. Матанги оказались крепко связаны.
Старик сказал:
— Несите их сюда, сейчас мы их убьем. Это они мешали нашему танцу.
Духи взмолились:
— Не губите нас!
Люди согласились пощадить их, если они помогут в плавании и покажут неизвестные земли. Матанги обещали показать людям остров Оно, и те их пощадили.
Положили их в лодку, ногами к носу, головой к корме.
И вот поплыли на Оно. А Оно раньше был совсем близко к Ватоа. Но во время того плавания Матанги все дальше и дальше отпихивали его ногами, чтобы его не было видно. Так он оказался вдали от Ватоа.
Матанги все дальше и дальше отодвигали Оно; наконец старик, поймавший их на Ватоа, заметил это. Он сказал своим:
— Мы не попадем на Оно, если не положим их ногами к корме. Поверните их.
Повернули, и лодка достигла Оно. Они пристали к берегу и исполнили танец в Мато-кано. Это был танец копий, и в волосы их вождя было вдето перо[149]. Пока они танцевали, духи прорыли подземный ход. Кончался он на святилище. Только собрались жители Оно на святилище, чтобы петь, — танцоры, пройдя этим ходом, оказались среди них.
Жители Оно решили:
— О, да это духи, выходящие из-под земли!
Многие бежали прочь, но кое-кто остался.
А потом люди левука стали спрашивать духов:
— Есть еще тайные земли?
Духи отвечали:
— Тувана-и-золо, Тувана-и-ра.
Тогда отплыли на Тувана. Пристали к берегам Тувана; старшие пошли посмотреть остров, а в лодке остались только дети. Матанги сказали им:
— Развяжите нас, мы научим вас новому танцу.
Дети постарше стали говорить:
— Нет, нет, нельзя их развязывать.
Но духи все же уговорили детей, и те их освободили.
Матанги забрались на самую верхушку мачты и запели.
Тувана-и-золо, Тувана-и-ра,
На-сали — посередине.
Мбуроту совсем не виден для глаз,
Отец и мать его прячут.
(9 Тувана-и-золо, Тувана-и-ра — реальные острова (об их открытии см. Вступительную статью). На-сали — вымышленный остров (возможно, он каким-то образом соотносится с мысом На-сали на северо-востоке о-ва Вануа-леву). Мбуроту — подводный край духов, ср. № 49-50.)
Распевая, они стали приплясывать и потопили лодку. Дети[150] все погибли, а духи скрылись. И по сей день слышен детский плач в том месте, где затонула лодка: это плачут духи детей. В безветренную погоду их хорошо слышно. И еще по сей день в Левука о непослушном ребенке говорят так: "Вот кто выпустил Матанги". Вообще же дети левука очень непослушные, и им что ни говори — все бесполезно.
А те старшие вернулись на Лакемба и живут там теперь.
64. Как люди лифука оказались на Лакемба
(№ 64. [36], 70-е годы XIX в., о-в Лакемба (о-ва Лау), с англ.
Рассказ представляет собой вариант сюжета, приведенного в № 63. Записан Л. Файсоном со слов фиджийца Иноке Ванга-келе. В записи (и соответственно в переводе) сохранено диалектное произношение некоторых имен, ср. общефиджийское левука (как в № 63), но лифука в этом тексте.)
Мы, дети лифука, живущие на Лакемба, не настоящие жители Лакемба. Наши отцы жили на Мбау, и это была их земля, пока не пришла какая-то явуса с Вити-леву. И боролись они много дней, и пришел в смятение дух наших отцов. Тогда они вскричали: "Орро!"[151] — и сказали тем, чужим:
— Оставьте нас в живых, мы будем служить вам.
На это те вожди ответили:
— Вы будете жить и станете нашими рыбаками.
И так сделались наши отцы рыбаками у мбауанцев. Это было в старые-старые времена, когда нас было много и мы жили все вместе в своем краю. Было у нас там два рода — мбу-тони, жившие вдоль берега, и люди лифука, жившие в глубине острова. Вот почему их называют горцами[152]. И то были хорошие дни, потому что люди с Мбау были добры к нам. Они были большие, высокие, настоящие вожди, и вели себя как подобает вождям. Мы любили их и всегда воевали на их стороне и побеждали везде, и стала наша земля великой и могучей. Во всех поселках на берегу боялись нас, все приносили нам дары и считали своими властителями. Зло же все пошло из-за огромной рыбы — из-за одной огромной рыбы вспыхнула вражда между нами и мбауанцами; так были изгнаны мы из своего края — земли отцов — и оказались разбросаны повсюду на Фиджи. И вот как это вышло. Некоторые из наших пошли на риф ловить рыбу и пронзили копьем одну рыбищу — такую огромную и длинную, какой раньше и не видали. Никто даже не знает, как она называется — известно только, какая она была огромная. И она была очень вкусная.
Наши сказали:
— Зачем нам нести эту рыбу к нашим господам, детям Мбау? Лучше мы съедим ее сами и будем молчать об этом, чтобы не стало ничего известно и не вышло из этого зла.
И они съели рыбу, и все молчали об этом, даже женщины, и так это оставалось неизвестным. Но один мальчик взял ребро той рыбы и сделал из него себе лук: ребро было длинным, прочным и очень подходило для дуги лука. А мать этого мальчика — ее звали На-мбуна — положила в корзину наживку, и они вдвоем пошли на риф ловить рыбу[153]. Мбауанцы тоже оказались там. Они увидели, как мальчик стрелял в рыбу из лука, и сказали:
— Что за лук! Что за белизна! Как он сияет на солнце!
Они позвали мальчика:
— Эй, мальчик! Покажи-ка нам свой лук! Э, да это не дерево! По ведь это и не человеческая кость. Из чего ты его сделал, скажи-ка!
Он же отвечал:
— Господа мои, это кость огромной рыбы.
Те воскликнули:
— Огромной рыбы! Что это за рыба? Кто поймал ее, когда и где? И что с ней потом сделали?
— Мы поймали, — отвечал мальчик. — Мы поймали и съели там у себя. Вот, смотрите, у моей матери, у На-мбу-ны, в корзине лежит наживка, на которую ее ловили.
Тут мбауанцы разгневались — велик был их гнев — и сказали:
— Убьем этих наглецов и сожжем их селение!
И они приготовились к бою, а наши люди в страхе укрылись в своих жилищах, и весь поселок огласился стонами, и они говорили:
— О горе, увы, увы! О, эта огромная рыба, и зачем только мы съели ее — вместо того чтобы отдать нашим повелителям, нашим господам мбауанцам?! А теперь мы все умрем, мы уже мертвы, уже мбокола!
Наконец мбауанцы напали на них. Но только испустили они свой боевой клич, как из моря стала медленно подниматься огромная волна: все выше поднималась она, пока те шли, а лишь остановились — и она остановилась. И они стояли раздумывая, что же это. И вошел дух в их игреца, тот упал на землю, содрогаясь[154], а все собрались вокруг него, чтобы узнать волю духа. И дух приказал им:
— Оставьте их в живых, и лифука, и мбу-тони. Пусть живут, только гоните их прочь из этого края. Пусть они готовят свои лодки и, когда все будет собрано, поднимают паруса: я уведу их туда, где моей волей им предначертано теперь жить.
Тогда сказали мбауанцы:
— Пусть живут.
Наши же люди стали готовиться к отплытию.
А на Лакемба в это время было вот что. Там для вождя готовили огромный кусок тапы. Его разложили на траве под солнцем — рисунка на нем тогда еще не было[155].
Однажды вождь решил пойти искупаться и сказал своей дочери, госпоже Ланги[156]:
— Я иду купаться, ты же сторожи тапу. Если пойдет дождь, сразу собери ее и беги с ней в дом.
Вождь ушел, а его дочь посмотрела на небо, посмотрела во все стороны — на север, на юг, на запад, на восток, — нигде не было ни облачка, и тогда она решила: "Не будет никакого дождя, пойду-ка я посплю в тени".
Пока она спала, небо почернело, а когда она проснулась, тана была совершенно испорчена дождем. Вернувшись с купания, отец очень рассердился и вскричал:
— Что же это? Бездельница! Соня!
И он принялся колотить ее, бил, пока не устала рука, а потом выгнал из дома. Рыдая, она пошла на берег, собрала много спелых кокосов, соединила их все вместе — получилась высокая гора. Эта гора кокосов была даже выше уровня прилива. Девушка взобралась на нее и стала ждать прилива — а тогда на рифе было сухо. Когда же пришел прилив, ее вынесло ветром в море на этой горе кокосов. Ветер дул не очень сильно и нес ее к Ра, а она сидела и плакала о своем отце, о друзьях, о покинутом доме.
Два дня несло ее по волнам, а потом сна заметила огромную птицу, летящую в отдалении. Девушка испугалась и спряталась менаду кокосами. Тут птица подлетела к ней и уселась на кокосы, огромная и страшная. А девушка решила: "Если я останусь здесь, то я погибну в волнах океана. Уцеплюсь-ка я лучше за эту птицу — она донесет меня до какой-нибудь земли". Она уцепилась за одно из перьев на груди огромной птицы, птица же вскоре взмыла вверх и полетела с нею к Ра, а кокосы остались на волнах. Они летели всю ночь, а перед самым рассветом оказались над островом Камба и приземлились там. А в те дни на Камба никто не жил; остров был пуст, и только наши отцы, бывало, приплывали к Мбау вечером, ставили садки, а утром возвращались снимать их. Когда госпожа Ланги почувствовала себя на земле, она отцепилась от пера той птицы, и птица улетела, оставив ее одну на пустом острове.
Когда немного поднялось солнце, старик, вождь наших, приплыл с Мбау в своей лодке снимать садки. Идя по берегу, он встретил госпожу Ланги, увидел ее и испугался: она была высокая и красивая, настоящая дочь вождя, и выглядела совсем не так, как люди, родившиеся на Ра. И он вскричал:
— О, кто ты?! Ты дух? Не губи меня.
Она же отвечала:
— Это ты дух, а я — смертная девушка.
И спросил ее старик, кто она и откуда; она рассказала ему все:
— Я дочь Туи На-иау, чей предел — остров Лакемба. И еще многие земли подчиняются ему.
— Лакемба? — переспросил старый вождь. — Где это, Лакемба?
— Далеко, там где восходит солнце. — И она рассказала ему, как дождем испортило драгоценную тапу, и как она не снесла гнева вождя и уплыла на груде кокосовых орехов и уже готовилась погибнуть в пучине океана, и как огромная птица принесла ее на Камба. Старик изумился и сказал:
— Действительно, духи послали мне тебя. Я отвезу тебя к твоему отцу, к вождю твоего острова Лакемба: я тоже вождь, и вождь горцев. Мбауанцы, повелевавшие нами, разгневались на нас, и их вождь решил, что мы должны уплыть прочь и сами искать себе пристанище. А теперь я верну тебя твоему отцу и тем расположу его к себе, и тогда он даст мне и моим людям землю. Но знай, что на Мбау я должен спрятать тебя и скрывать, пока мы не соберемся в путь. Тебе надо будет скрываться от всех в моем доме. Если же хоть кто-нибудь увидит тебя, услышит твой голос — ты сразу умрешь, ведь по облику твоему и выговору в тебе сразу узнают чужую.
И вот он отплыл с ней на Мбау и, когда уже был близко, спустил парус, завернул ее в него и так отнес к себе, а там положил сверток под потолком дома. И еще он стал торопить своих людей с работой, боясь, как бы ее не нашли, и каждый день потихоньку носил ей еду и питье. Она же лежала тихо много дней, пока наконец лодки не были окончательно готовы к плаванию. Тогда он перенес ее на борт и поставил высокую ограду вокруг домика на палубе лодки — так что никто не мог заглянуть в этот домик. Так он держал ее там, а своим людям говорил, что один из духов согласился плыть с ними — но заглядывать туда им нельзя, иначе дух разгневается и будет горевать. И они боялись и не смели смотреть туда, а если проходили мимо ограды, то становились на колени и ползли, чтобы только не увидеть случайно духа и не погибнуть. А старый вождь каждый день брал лучшую часть пищи и нес госпоже Лапги, так что она жила в довольстве. Ветер был попутный, и уже на второй день все лодки благополучно достигли острова Коро, и там люди мбу-тони сказали:
— Это хорошая земля. Мы останемся здесь и дальше не поплывем.
И они остались, стали там рыбачить и живут на Коро по сей день.
Так плыли наши отцы, и кто находил себе земли там, кто — тут; оставшиеся же прибыли наконец на Вануа-леву. И они сказали старому вождю:
— Почему мы должны бесконечно плыть? Чем плоха эта земля? Останемся здесь, зачем умирать в открытом море?
Но старик сказал:
— Нет. Мы не останемся, а поплывем дальше. Нас ждут лучшие земли.
Но и его дух был неспокоен; ночью он пошел к госпоже Ланги и спросил:
— Где же твоя земля? Мы плывем уже много дней, а ее все нет.
Она же ответила:
— Не бойся, не горюй. Она уже совсем близко. Если ты согласишься плыть дальше, то еще до рассвета увидишь остров. Называется он Фиафиа и лежит уже на границе наших земель.
И они поплыли вперед; ветер был благоприятен и принес их к Фиафиа еще до наступления ночи. В ту ночь они еще спали на палубе, а утром уже сошли на берег. Старый вождь сошел последним, ведя за собой госпожу Ланги, — ведь они были уже в пределе ее отца. Они встретили на берегу женщин острова с сетями в руках — те шли на риф ловить рыбу. Среди них была одна старуха, долго жившая на Лакемба и хорошо знавшая госпожу Ланги. Увидев ее в окружении детей лифука, она удивилась: "До чего похожа эта госпожа на госпожу Ланги! Точно она!" И она пошла к женщинам лифука и спросила у них:
— Не госпожа ли Ланги прибыла с вами, не та ли, чью смерть мы оплакивали столько дней?
А они ответили ей с презрением:
— Что нам до вас и до вашей госпожи! Никого из ваших мы не брали с собой. С нами плыл лишь один дух, но он еще не сошел с лодки.
Но старуха уже успела подойти к девушке и узнала ее и упала перед нею, целуя ее ноги, рыдая:
— Это наша, наша дорогая госпожа, наша госпожа! Она жива, она жива! Жива та, о ком мы столько горевали! Она вернулась!
И она побежала в свой поселок с криком:
— Наша госпожа не погибла! Она жива, она вернулась к нам, наша дорогая госпожа Ланги!
И тут все, и вожди, и простые общинники, бросились к берегу. Велика была их радость: они видели свою госпожу живой и здоровой. И еще больше велика была их благодарность людям лифука за ее спасение. И они принесли им богатые дары, и построили им дом, и наполнили его богатством. Этот дом должен был стоять и ждать их.
А наши отцы наутро вновь подняли парус и поплыли на На-иау, где, как и на Фиафиа, люди их одарили щедрыми дарами. Одну только ночь провели они на На-иау, а затем, с благоприятным ветром, отплыли на Лакемба; около Ванга-талаза они спустили парус и послали пятерых сообщить о себе. И эти пятеро шли по поселку — на головах у них были тюрбаны, и говорили, вели себя они словно вожди. А люди Лакемба, работавшие на полях, увидели их и стали спрашивать друг друга:
— Что за незнакомцы? Откуда они? Какие у них громкие голоса! Что за тюрбаны у них! Это, видно, вожди из земли вождей!
И они последовали за ними в поселок. Когда все пятеро достигли города, они спросили:
— Где дом вождя? — и пошли прямо туда, чтобы сообщить ему о прибывших. А вождь спал, скрытый шторами от москитов, и все женщины в доме молчали, боясь разбудить его. Эти же пятеро громко спросили:
— Где Туи На-иау?
Женщины шепотом ответили:
— Он спит.
— Тогда разбудите его, — сказали эти пятеро. Но женщины боялись. Однако вождя разбудил их разговор, оп вышел и сел перед ними и спросил, откуда они и кто.
— Откуда вы, благородные вожди?
Они отвечали:
— С острова Ра.
— С острова Ра! Остров Ра? Где же это?
— Мы с Мбау, — отвечали они.
— Мбау... А где это?
Тогда они рассказали ему о своем крае.
— Как хороша теперь наша жизнь, — сказал Туи На-иау. — Мы, жители Лакемба, всегда думали, что единственные на свете, а теперь узнаем, что есть и другие пределы, есть край среди островов Ра, что называется Мбау. Воистину мир больше, чем мы думаем.
— Мир, о благородный господин, — сказали люди лифука, — еще больше. Кроме твоих владений и Мбау есть еще Вити-леву, который столь огромен, что все его берега даже при попутном ветре не увидеть и в четыре дня. Еще есть остров Вануа-леву, великая и населенная земля, а за ним есть острова Ясава, но они невелики. Там кончается земля, и все что дальше — вода. Мы, лифука, когда жили на Мбау, думали, что нет никакой иной земли. А теперь мы повидали все, пока плыли к тебе, и знаем наверняка, что мир очень велик.
Вождь был изумлен и сказал:
— О, как это дивно, о! Я слышу необыкновенные вещи. Вы очень мудры и знаете гораздо больше, чем знали наши отцы. Но что же привело вас ко мне?
Тут поднялся вождь-оратор и произнес речь, рассказав о том, как отплыли они с Мбау, как плыли по океану, и о том, что они привезли с собою госпожу Ланги — и теперь вместе с ним будут радоваться и ликовать.
Но дух вождя не принял радости, и вождь сказал лишь:
— Не говорите так, о вожди, мои гости, — вы говорите неправду, ибо уже давно отпировали в память той, что погибла. Уже глаза наши успели высохнуть от слез, пролитых по моей дочери. А теперь вы вдруг говорите, что привезли ее с собой. Зачем такие слова, зачем тревожите вы мой дух?!
Отцы же сказали ему так:
— Не сомневайся ни на миг — мы говорим правду. Да и зачем нам было бы идти к тебе с ложью, ведь всегда легче сказать правду. Если же нет с нами твоей дочери, пусть мы умрем.
И тогда наконец проникли их слова в сердце вождя, и он вскричал:
— О благородные гости, вы духи, духи! О Мбулу, земля духов, неужели ты возвращаешь мне дочь? Но где она? Неужели вы и вправду привезли ее с собой?
— Она здесь, — отвечали те. — Наши лодки стоят на якоре в Ванга-талаза, и мы пришли к тебе узнать, когда привести твою дочь в твой благородный поселок — сегодня, завтра или в другой угодный тебе день?
Тут вождь исполнился радости и сказал:
— Не сегодня и не завтра, о вожди. Прошу вас подождать четыре дня, чтобы мы все подготовили для вас и встретили вас пиром и подарками, как и следует встречать вас, великих вождей, посланных нам духами.
И наши отцы сказали:
— Хорошо, твои слова прекрасны. Мы будем ждать. А сейчас мы возвращаемся к своим лодкам.
И вот на пятый день, во время отлива, они перетащили свои лодки из Ванга-талаза в поселок вождя. С ними была Ланги, и они воспевали духа Роко-уа[157]. А все жители Лакемба собрались на берегу, ожидая прибытия своей госпожи. Все, у кого были лодки, впрыгнули в них, по двое в каждой. Получилась длинная вереница лодок вдоль берега, и, соединив руки, они образовали живую дорогу, по которой надлежало пройти госпоже Ланги. А еще к берегу принесли кусок тамошней материи и погрузили край в воду. Когда же она пошла, стали развертывать тапу — это был путь госпожи Ланги[158]. И по ней провели ее от берега до поселка с великими почестями.
А сзади шли дети лифука, исполняя пляску с копьями и распевая гимны.
Великим был тогда праздник, и наши отцы получили великие дары. И земля им тоже была дана, где они построили поселок Лифука, — в нем и живем мы поныне. И доброй была их дружба с жителями Лакемба, но недолго это длилось, и они стали копить зло друг на друга, и между ними разгорелась война. А было это так.
Нас было много, а земли — мало. И наши отцы решили так: "Снарядим большую лодку, сядем в нее с детьми и женами и поплывем вперед — может быть, наши духи наделят нас землей где-нибудь на наветренных островах". И они пустились в плавание и так приплыли на Онеата, где исполнили пляску копий. Оттуда поплыли они на Ва-тоа и там тоже исполнили пляску с копьями. Но земля там им не понравилась, а дальше они ничего не увидели, хоть и взобрались на самую высокую гору. И они решили: "Это конец земли. За этой землей — лишь вода. Вернемся же в лодки и поплывем назад на Лакемба". Но вышло так, что, пока они плясали, двое духов, живших в дупле одного дерева, услышали гром копий, топот ног и гимны другим духам. И они спросили:
— Что это? Что это такое?
Они подняли головы, чтоб взглянуть на незнакомцев. А в той лодке плыл один из людей лифука, который не сошел на берег, потому что был поражен проказой. Он увидел двух духов, выглядывающих из ствола дерева, и громко позвал своих:
— Сюда, сюда, скорее!
Но они не шли, а он все звал, пока не разозлил своих. Несколько юношей побежали к берегу и стали ругать его за то, что он мешает им петь и танцевать. А он все повторял: "Сюда, скорее сюда" — и сказал им, что только что видел двух духов. Тогда они сказали:
— Скорее высвободи мачту!
Все вместе они сняли мачту с лодки и с нею в руках подползли к тому дереву и спрятались за ним. Потом сделали веревочную петлю, прикрепили ее к той мачте и подняли мачту с петлей перед деревом. А всем своим они подали знак продолжать пляску и пение. И те продолжали, а как только духи выглянули из дупла, юноши затянули петлю и поймали их в нее. Тут бросились вперед все лифука, потрясая палицами, с криком:
— Вы подсматривали за нами и должны теперь умереть!
На это духи сказали:
— Оставьте нас жить, и мы станем вашими духами, будем жить в ваших домах. .
Но наши отцы были непреклонны:
— Нет, нам не нужны духи в наших домах. Вы должны погибнуть.
— Оставьте нас жить, и мы будем духами ваших плаваний!
— Нет! Мы и так плывем, куда пожелаем. Нам не нужны духи плавания. Вы должны умереть.
— Оставьте нас жить, и мы будем духами ваших сражений.
— Нет, мы горцы, мы сами — вожди сражений. Если мы голодны, мы убиваем врагов. Мы воюем своею мощью, и наши враги не бегут — летят перед нами. Нам не нужны духи сражений. Вы должны умереть.
— Оставьте нас жить, и мы покажем вам землю, где вы сможете поселиться, — сказали духи, горько рыдая.
— Землю? Что это за земля?
— Она называется Оно, — отвечали духи, — Это большая и прекрасная земля. Смотрите, ветер сейчас хороший. Подымайте парус и поплывем туда. Вечером уже вы будете привязывать свои лодки у берега Оно.
И сказали наши отцы:
— Хорошо. Доставьте нас на Оно, и мы даруем вам жизнь. А сейчас мы должны связать вас — так и отнесем вас в нашу лодку. А если вы солгали нам, мы вас съедим.
Связали они обоих духов и положили в лодку, ногами к той земле, куда плыли (так велели духи). Но лучше было, если бы они не прислушались к их лживым словам, тогда Оно был бы сейчас гораздо ближе к Лакемба.
Ветер был хорошим, и, проплыв совсем немного времени, они увидели землю — землю Оно. Их сердца исполнились радости, и они сказали:
— Вот наконец-то мы нашли место, где и поселимся.
Но как только они приблизились к земле, та снова удалилась от них, и они плыли, плыли и плыли, а земля все была далеко. Тогда старик-прокаженный подполз к духам и увидел, что они, едва лодка приближается к берегу, отталкивают землю ногами; от этого-то земля и удалялась. Вот почему теперь Оно так далеко от Лакемба.
И он рассказал об этом остальным; горек был их гнев, и они даже стали бить духов палицами, так что те вскричали:
— Не убивайте нас, только поверните наоборот, и мы не будем больше отталкивать землю!
И те повернули духов ногами к корме лодки и теперь уже быстро достигли земли. Их лодка встала в проливе. Они пошли на берег, оставив на борту детей и наказав им:
— Следите за этими коварными существами. Стерегите их зорко, не то они сотворят новое зло, а уж тогда мы и вас заставим вкусить кнута.
И вот они сошли на берег, исполнив пляску копий и воспев своих духов; люди с Оно взяли их за руки и приветствовали их и, услышав их рассказ, дали им землю. И они живут там поныне.
Но когда старшие сошли на берег, двое духов начали молить детей развязать их, говоря:
— О дети вождей, развяжите нас, и мы научим вас чудесной песне — новой, красивой.
И дети решили развязать их. Так решили все, кроме одного мальчика, у которого были ум и дух взрослого человека. Он все кричал:
— Нет, нет! Не развязывайте их. Неужели вы успели забыть родительское слово? Нас ждет за это кнут!
Но они отвечали:
— Нет, мы развяжем, распустим их путы, чтобы узнать новую песню.
Так они развязали им ноги, отпустили их головы. И тогда духи сказали:
— Вы сидите на палубе, а мы взберемся на мачту и оттуда споем вам эту прекрасную песню.
Дети уселись на палубе, а духи взобрались на мачту и запели.
Виден Тувана, пред нами Тувана,
Виден На-сали, виден прекрасно,
Что до Мбуроту, мы спрячем его!
Все это были имена маленьких островков, тех, что видны с мачты лодки, стоящей в бухте Оно. Кроме Мбуроту, который никому не удалось найти.
Так они пели, а дети хлопали в ладоши и говорили:
— Хорошая, очень хорошая песня!
Но все это время злодеи давили вниз на мачту со всей силой, и так им удалось вогнать лодку под воду — все дети утонули. Когда взрослые лифука пришли на берег, их лодка уже затонула — они нашли только мертвые тела своих детей: волны носили их туда-сюда. Долго плакали, горевали они тогда: им пришлось хоронить своих детей у берега. И в наше время, ночью, когда сияет луна, над бухтой Оно можно услышать голоса утонувших детей. Они всегда поют одно и то же:
Виден Тувана, пред нами Тувана,
Виден На-сали, виден прекрасно,
Что до Мбуроту, мы спрячем его!
65. [Вожди Лакемба]
(№ 65. [52], 20-е годы XX в., о-в Лакемба, с англ.
Ср. сюжет об утраченной рыбе, которая была табу, в № 63, 64.)
В старые времена на Лакемба было три вождя: в На-санга-лау, в Нукунуку и в Тумбоу. Они правили поврозь, но все же считалось, что всех выше вождь На-санга-лау.
Как-то поймали у берегов На-санга-лау большую рыбу. Называется такая рыба санга. Хвост отрезали и выбросили, а головную часть вытащили на берег[159]. Стали готовить печь. А в это время тупуа, помогавший жителям Тумбоу, пришел, утащил ту рыбью голову и унес. В На-санга-лау сразу это заметили, пустились вслед за духом и отняли голову. Отнесли ее в один дом, подвесили под крышей, а одного старика поставили сторожить. Но дух из Тумбоу сумел обмануть его. Он пришел в тот дом и говорит:
— Печь готова, пора нести голову.
Старик в ответ:
— Вот она, висит под потолком.
И дух из Тумбоу унес ее к себе в поселок. А вскоре люди из На-санга-лау послали за ней.
Старик сказал посланным:
— Ее уже взяли, понесли к вам.
Те стали спрашивать:
— Кто взял?
Старик ответил:
— Какой-то юноша.
Те сразу догадались, что это опять был дух Тумбоу, и бросились за ним. Догнали его в На-мба-нгеле, что на границе местностей, принадлежавших одна Тумбоу, другая — На-санга-лау. Дух из Тумбоу сказал:
— Если вы переступите границу, окажетесь в моем краю — убью вас[160].
Пришлось им остановиться там. А дух принес рыбу к себе, приготовил ее и позвал своих:
— Идите есть, жители Тумбоу! Теперь нет никого знатнее, благороднее, нет никого выше нас на всем острове!
В ту же ночь дух На-санга-лау пришел в Тумбоу с огромным камнем: он хотел закрыть им морской проход, ведущий в На-ндава. Но дух Тумбоу успел положить на его пути лианы. Тот, из На-санга-лау, явился, запутался в мотке лиан, упал и погиб, придавленный своим же камнем. А дух Тумбоу взял тот камень и закрыл им проход к берегу На-санга-лау. Вот почему у берегов На-санга-лау сплошной риф и нет никакого морского прохода.
Так Тумбоу стал главным поселком на Лакемба. Головы всех санга приносят сюда.
Поселок На-санга-лау назывался раньше На-сеу-вау, но из-за той истории имя его стало На-санга-лау.
66. [Маи-мбула и Коли]
(№ 66. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
В стародавние времена на склоне горы, обращенном к берегу, у которого садится солнце, стояло два поселка[161]. Назывались они На-ву-ваи и Ва-тика. Жители поселков все время враждовали. Так было долго. А однажды жители На-ву-ваи незаметно подкрались к вражескому поселку и уложили всех, кто жил в Ва-тика. В живых остались лишь некоторые из явусы на-и-мбили — они в это время ловили рыбу на рифе. Спасла же их птица, и был это ястреб: сначала он долго кружился над подожженными домами, а потом слетел к на-и-мбили и своим горестным клекотом навел их взгляды на дым, что шел с горы. Вот почему эта птица — калоу-ву людей, принадлежащих к яву-се на-и-мбили.
Прошло время, и жители На-ву-ваи спустились с горы в долину близ берега. С собой они увели и тех на-и-мби-ли, что остались в живых. Там в долине поставили новый поселок и назвали его тоже На-ву-ваи. А позже этот поселок стал называться Маи-мбула в честь благородного и знатного Маи-мбула. На самом деле этот Маи-мбула был духом поселка Ланга-теа, что на некотором расстоянии оттуда. А вот рассказ о том, почему На-ву-ваи стал называться Маи-мбула.
Благородный и знатный Коли из явусы вала-кева был человеком суровым, гневливым и вспыльчивым. Зато уж силы он был недюжинной и мастерски владел любым оружием. Люди очень боялись его: ведь в гневе он мог убить любого. Не раз темной ночью, когда Коли спал, у очага велись шепотом страшные речи. Но никто не решался напасть на него.
А одна женщина до того замучила своего мужа разговорами об этом, что он набрался решимости и вместе с товарищами отправился в Ланга-теа спросить совета у духа Маи-мбула. Дом духа стоял в Ланга-теа.
В то самое время жители Ланга-теа ставили духу новый дом и как раз вбивали опорные столбы. Множество людей собралось для этого.
Тут пришли и те смельчаки из На-ву-ваи. Страшно им было — и замысленное тяготило их, и духа они боялись. Как и положено, они несли духу корень янгоны. Приготовили ему по всем правилам чашу янгоны, склонились на колени и вылили янгону под основание столба. Они просили у духа помощи в борьбе с Коли. Дома же они никому ничего не сказали.
В ту же ночь к высокородному Коли пришли дурные сны, и его стал одолевать жар. Наутро стало ясно, что недуг его тяжел, а через три дня он умер. Перед самой смертью он открыл глаза, поднялся на постели и крикнул:
— Я знаю, Маи-мбула, это ты навел на меня хворь!
С этими словами он и умер. Его похоронили по всем правилам[162]. Наконец-то жители На-ву-ваи вздохнули с облегчением и стали радоваться жизни. Они вернулись к заботам и почти совсем забыли про страшного Коли.
Настало время мбонги-драу[163], и они совершили все обряды, подобающие памяти великого вождя. Уже почти все было закончено, и тут прибежал мальчик и сказал, что одну из больших лодок вот-вот унесут волны. Несколько молодых людей отправились туда посмотреть, что случилось. А лодки были укреплены у берега в местности Нуку-нуку, что на полдороге к Ланга-теа.
Они успели вовремя, закрепили лодку и сели на берегу отдохнуть, глядя на спокойные воды. Вдруг в зарослях за их спиной послышался шорох. Они обернулись. О ужас! На поляну вышел Коли, готовый к сражению, раскрашенный и вооруженный для боя, со своей огромной палицей на плече. А на дороге, ведущей из Ланга-теа, показался Маи-мбула, тоже с палицей на плече. Те люди почитали его как своего духа, потому задрожали от страха при виде его.
Коли крикнул хриплым голосом:
— Куда идешь, Маи-мбула?!
Он гневно ударил палицей по земле — земля задрожала — и сказал:
— Сегодня ночью ты умрешь.
Благородный Маи-мбула подошел поближе и сказал с усмешкой:
— Что это за малявка здесь? Кто смеет так говорить со мной?
Коли еще больше разъярился, бросился на духа, и началась схватка. Палицы их встречались — гром гремел, тела, натертые маслом, мелькали — молния блистала. Долгой была эта схватка, и люди из На-ву-ваи в ужасе взирали на нее.
Наконец раздался страшный треск, и Маи-мбула упал на одно колено. Обеими руками он поднял свою палицу над головой, чтобы хоть немного закрыться от ударов Коли, и взмолился о пощаде. Стал упрашивать Коли пощадить его — и тогда он, Маи-мбула, будет покровительствовать жителям На-ву-ваи, будет помогать им в сражениях. Пусть только Коли сохранит ему жизнь, отпустит его домой в Ланга-теа!
Дух благородного и знатного Коли отвечал на это:
— Нет. Я постановляю, чтобы ты отправлялся в На-ву-ваи. Ты станешь их духом, и жить ты тоже должен там. Поселок их теперь будет называться Маи-мбула, и все будут знать, что таков мой приказ.
Пришлось Маи-мбула согласиться на это. Вот почему поселок носит имя Мамбула. Во времена же наших предков его называли Маи-мбула.
А высокородный Коли с громким смехом повернулся лицом к На-ву-ваи и тотчас исчез. Когда же люди, сидевшие на берегу, посмотрели в сторону Маи-мбула, то увидели, что его тоже нет.
В те времена Ланга-теа делился на три квартала; назывались они Тару-куа-лека, Ярови и Са-вана. Благородный господин Маи-мбула покинул Ланга-теа, а значит, надо было избрать Туи Зизиа. Вождем стал благородный Са-лато из явусы ву-ни-сеа. Но он недолго назывался Туи Зизиа. Два вождя из Ярови, Мата-се-лиа и Лали-нга-во-ки, сговорились и убили его. Тогда Мата-се-лиа стал называться Туи Зизиа. Этому Мата-се-лиа было хорошо известно, сколь велик Коли. Знал Мата-се-лиа и о том, как Коли победил Маи-мбула. Мата-се-лиа признавал Коли первым среди духов, чтил его, подносил ему дары. Так Коли был признан главным калоу. И не только жители Мамбула стали чтить его как калоу-леву[164].
Мата-се-лиа пал в великой битве на острове На-иау — в той схватке люди Зизиа встретились с людьми Лакемба. Но об этом сражении — иной рассказ. Когда Мата-се-лиа погиб, другой вождь, Лали-нга-воки, стал называться Туи Зизиа. Лали-нга-воки тоже погиб в скором времени. Имя следующего Туи Зизиа забылось. А погиб он так.
Когда-то в Ланга-теа прибыли люди из явусы мбу-то-ни, пришли они с со-леву. Многие взяли в жены женщин из Ланга-теа и осели в тех местах. Они построили себе поселок и назвали его Мбу-тони. Со временем они стали во всем завидовать людям из Ланга-теа. Так родилась вражда. И вот эти, из числа мбу-тони, замыслили злое. Послали к Туи Зизиа гонца, тот передал, что люди из явусы мбу-тони хотят прийти в Ланга-теа с дарами, устроить меке. Наступил условленный день, они пришли, устроили меке. А Туи Зизиа во время меке всегда сидел на камне и смотрел на поющих. И точно так же наблюдал он за метанием дротика. В тот день он тоже там сидел.
Итак, те мбу-тони вышли на РаРа, стали перед тем камнем, начали меке. Это была очень красивая песня о палицах ндакаи[165]. В самой середине меке — все вокруг кричали: "Винака, винака!"[166] — вождь гостей подал знак, бросился на Туи Зизиа, на других тамошних вождей, его люди за ним, и всех уложили. С тех пор это место называется На-веси-ндакаи, так зовут его по сей день.
Ни одного Туи Зизиа не было с тех пор, все боялись называться Туи Зизиа — ведь этот титул знаменовал несчастье. А потом спросили жреца, служившего благородному господину Маи-мбула, и жрец сказал, что не в имени Туи Зизиа зло, а в камне, на котором сидели все Туи Зизиа. Этот камень был табу — так постановил сам Маи-мбула. Тогда этот камень поставили торчком, и никто не смел притронуться к нему. Известно, что, если кто прикоснется к этому камню, у того рука отсохнет или покроется язвами, а тогда уже и смерть близка.
67. [Туи-ндела-и-нгау]
(№ 67. [97]. 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.)
Однажды в На-муа-на-и-ра устроили празднества и состязания. А два человека из числа живших там отказались идти на состязание: они держали зло против кого-то из своих. Женам этих двоих было очень неприятно, и они сказали, что мужья могут делать что хотят, а они все же отправятся на праздник. Итак, женщины набрали цветов, украсились гирляндами, нарядились соответственно случаю и в положенное время ушли смотреть состязание.
Мужьям их было очень одиноко — они ведь остались вдвоем. Решили устроить себе пир. Наготовили клубней и пошли в заросли искать крабов, чтобы украсить ими свой пир. В поисках крабов увидели они человека огромного роста и приятной наружности. Он выходил из леса, шел к берегу. Итак, он вышел на берег и собрался купаться. Но как! Обращаясь к своим рукам, ногам, к своему телу, приказывал он им идти купаться.
— Руки! Идите купаться, — и вот уже руки отделились от тела и послушались приказа.
— Ноги! Идите купаться, — и вот уже ноги отделились от тела и вошли в воду.
Когда этот человек весь так искупался, голова отделилась от тела и вошла в дерево, в сину. А все члены его, искупавшись, тотчас возвращались на место.
С изумлением взирали на это те два человека. Пораженные, они сказали друг другу:
— Дух! Настоящий дух!
Когда же голова вернулась на прежнее место, великан пошел обратно в лес.
Те двое в почтении и восторге последовали за ним.
Он взошел на самую высокую гору острова — они за ним. А там он вошел в большое дерево и скрылся в нем. Те двое, пометив сухими стеблями его убежище, вернулись к себе. По дороге они только и говорили что об увиденном и еще о том, как бы им получить покровительство нового духа.
На следующий день они взяли большой корень янгоны и вернулись к тому дереву, в котором укрылся дух. Обратились к духу, сказали, что принесли ему в дар этот корень, что просят его покровительства и благосклонности. Вскоре он предстал перед ними. Взволнованные, они продолжали сидеть и все хлопали в ладоши: так они приветствовали духа. Он же спросил, что привело их к нему. Один из них, посмелее, отвечал, что они видели, как он купался. Теперь же они просят его усыновить их и быть их покровителем. Дух тотчас согласился и велел им готовить янгону. Когда она была готова, дух выпил из поднесенной ему чаши, поднял глаза на верхушку своего дерева и крикнул:
— Кто там наверху? Мне нужна копалка, чтобы вырыть земляную печь!
В ужасе увидели те люди, как с неба слетела копалка и тотчас выкопала яму для печи.
А дух приказал спустить ему с неба камни для этой печи. Тотчас слетели с неба камни и улеглись в печи как положено.
Дух приказал сбросить ему дрова. Спустились и дрова, загорелись и стали нагревать камни.
Когда же печь была готова, он спросил у тех двоих:
— Кто из вас войдет в эту печь, чтобы накормить меня собой?
Тяжело было им выбирать, но они знали, что если не повинуются, то точно погибнут. Тот, что посмелее, сказал:
— Я, мой господин.
Великан велел ему:
— Прыгай!
И тот со слезами на глазах спрыгнул в печь.
Дух приказал прислать ему с неба листья; они упали вниз рекой и покрыли того несчастного целиком. Снова подоспела копалка и накрыла все это раскаленными камнями и дерном[167].
А тот, второй, стоял неподвижно и ни слова не мог вымолвить от ужаса.
Прошло немного времени, и дух сказал, что все готово. Приказано было прислать все необходимое, чтобы открыть печь. Спустилась копалка, убрала дери, каменья, листья. А под ними оказалось не печеное человечье мясо, а множество чудесных циновок! А под ними — прекрасной набивки луб! А под ним — тот человек, целый и невредимый. И еще дух щедро одарил тех двоих, так что они ушли домой, нагруженные богатой ношей. Дома нее они спрятали эти дары.
Утром следующего дня они пошли ловить рыбу, наловили четыре корзины и отнесли к тому дереву. Выложили всю рыбу у дерева и сказали духу, что это — ему в дар. С тем и ушли.
А на следующий день, не одевшись как подобает, пошли они на то состязание — оно еще не кончилось. Все увидели их неподобающий наряд и стали ругать, обзывать, дразнить. Те же двое побродили вокруг святилища, а потом один из них вышел на середину РаРа. В толпе стали кричать:
— Прочь, прочь, подлый человечишко[168]! — но тут он сказал:
— Мы хотим устроить пир, достойный вождя.
Все замерли, потрясенные, и уже никак нельзя было прогнать его. Он крикнул:
— Кто там наверху? Мне нужна копалка, чтобы вырыть земляную печь!
С неба слетела копалка — точно так же, как спускалась она раньше по приказу духа, — и вырыла яму для печи.
Тот человек делал все так, как его дух, и вскоре все было готово. Тогда он спросил своего товарища:
— Кто из нас войдет в эту печь, чтобы накормить собой вождя?
Тот, второй — а он до этого ничего не делал, только смотрел — сказал:
— Я.
Итак, он спрыгнул в яму, а по приказу его друга с неба спустилось все необходимое, чтобы закрыть печь. Когда все было сделано, этот человек сказал:
— Я пойду искупаюсь, а к началу пира вернусь.
Итак, он ушел к себе, умылся, натерся маслом и оделся в красивые одежды — получил он их тоже с небес, так же как и все остальное.
Когда он вернулся к печи, все уже ждали в большом нетерпении. Снова воззвал он к духу, и печь чудесным образом открылась. Все увидели циновки, множество циновок! Одну за другой вынимали их из печи, складывали, и так получилась целая гора.
За циновками последовала лубяная материя с чудесной набивкой. И ее оказалось великое множество. А из-под нее выпрыгнул тот человек, целый и невредимый. Он был богато украшен, на ногах и руках у него были браслеты из раковин каури.
Все циновки и луб из печи отнесли в дар вождю. Затем эти два человека пошли к себе. Их жены отправились за ними. И еще много женщин устремилось в их дома, но те, прежние, жены прогнали их с криками:
— Вон! Прочь отсюда! Нам здесь не надо многоженства!
И все люди, как один, решили:
— Туи-ндела-и-нгау — великий дух!
54. [Кои-драу-на-марама]
(№ 54. [97], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.
Характерный океанийский вариант сюжета "чудесная жена" — женщина-альбинос из подземного мира, убегающая в конце концов от своего обыкновенного мужа. Имя Ко-и-драу-на-марама ("с лицом [светлым, как] луна") указывает на ее необычный облик.)
В Виони, на Нгау, жили две женщины-тупуа. Возвращаясь с рыбной ловли[129], они имели обыкновение красть у людей бананы. Жители Виони, не досчитавшись своих побегов, решили подкараулить вора. И вот однажды ночью они выследили этих двоих и даже узнали, куда те уходят от людей. А уходили они под землю, и вход в их предел закрывал побег тростника[130].
Наутро люди из той явусы собрали всех на Нгау, чтобы поймать тех женщин. В условленное время пошли к той подземной пещере. Начали копать, шаг за шагом повторяя извивы подземной дороги. Они немало потрудились, когда вдруг услышали голос:
— Остановитесь, не ходите дальше. Вот воздаяние вам за труд.
Тут перед их глазами появилась совершенно белая женщина. Они схватили ее и с торжественными возгласами отвели в Виони. Она стала женой вождя.
В положенный срок у нее родился сын. Но она совершенно не занималась им, не смотрела за ним вовсе. Однажды, когда люди стали укорять ее, она ответила им грубо и зло. Они в ответ стали попрекать ее тем, что она не из их числа, — и тут она, на глазах у всех, ушла под землю.
Снова собрались все у входа в подземелье и — такова была воля жителей Виони — снова принялись раскапывать подземную дорогу. Долго копали они и вдруг услышали страшный шум. Шум этот подняли те две женщины-тупуа. А потом, рассерженные, тупуа пустились прочь из негостеприимного края.
Прошли годы, и тупуа вернулись в Виони. Они вселились в двух местных женщин, и те стали служить им.
Всех одиноких путников тупуа безжалостно убивали. Люди стали бояться их, и никто уже не отваживался путешествовать в одиночку.
55. [Тава-ки-тини]
(№ 55. [97]. 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.
Тава-ки-тини — дух, почитаемый в Виони, о-в Вити-леву. Функции, приписываемые ему, неизвестны.)
Тава-ки-тини — сын Ко-и-драу-на-марама[131]. Раз его мать пошла ловить рачков, а он висел у нее за спиной. Он упал, а она и не заметила. Так мать потеряла сына.
Мальчика подобрала старушка из Виони, она его и усыновила. Когда же он вырос, то сказал своей приемной матери, что уходит искать себе другой край. Оделся надлежащим образом, собрался в путь и сказал старухе, чтобы не смела смотреть ему вслед, иначе ее ждет наказание. С тем и ушел.
А старушка, как ни боялась наказания, не могла превозмочь любопытства и решилась взглянуть ему вслед. Только взглянула — и мигом окривела. А от нее пошло это к ее детям и внукам. Все поколения понесли наказание и несут его по сей день.
А у дома этого духа растет камелия: на ее листьях лежал малютка у старушки, когда она его подобрала.
56. [Камбуя]
( № 56. [97], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.
Камбуя — дух, воплощающийся только в камне. По некоторым версиям, имя местности на Вити-леву, в которой ему поклоняются, происходит от его имени; но в этом рассказе как будто бы наоборот.)
Как-то одна женщина из Камбуя пошла на риф ловить рыбу. Там она нашла камень, и он ей понравился: таким камнем удобно было бы прижимать к земле циновки, когда плетешь. Она взяла этот камень и спрятала неподалеку от берега.
Наутро она пришла к тому месту, а камня нет. Он укатился довольно далеко. И к тому же по следу, что тянулся между кустами, было видно: укатился сам! Она нашла его, вымыла и унесла домой. Села плести циновку, а камень положила как вес. Она плела и плела, а камень перекатывался вслед за ней, словно понимал, что от него требуется. Сначала она решила, что это все оттого, что она тянет циновку на себя. Но оказалось, что это не так. Да и камень был слишком велик, чтобы перекатываться от какого-то подергивания. Тут она и поняла, что это не обычный камень. Она поспешила к мужу и все ему рассказала. Он согласился с ней — камень не простой! Пошел к нему и стал его спрашивать:
— Кто ты? Что ты?
— Я тупуа, дух войны. Если я останусь у вас, в сражении вам всегда будет сопутствовать удача.
Спрашивавший отправился к своим и рассказал об этом в поселке. Все мужчины собрались поклониться камню. А через два дня уложили одного из своих врагов. Три или четыре дня прошло, и они убили еще одного. И вот уже всем стало известно об их силе. И все говорили:
— Это их новый тупуа, Камбуя.
Узнали об этом и в Рева. Пошли за тем камнем, чтобы перенести его в главную деревню. Но унести его удалось совсем недалеко: дух, сидевший в камне, сделал его невероятно тяжелым. За четыре дня его смогли перенести всего на четыре мили.
Неподалеку от Рева носильщики положили Камбуя под ндава. На камень упал один плод с того дерева, и тупуа сказал:
— С этого дня пусть плодоносит ндава в Тавуя и пусть стоят бесплодными ндава в Рева.
Вот почему ндава растут только в Тавуя.
57. [Сангасанга-вале]
(№ 57. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
В старые времена, во времена наших предков, люди много враждовали. Не стихали войны и на Оно. Все жили тогда в крепостях, поставленных на холмах, и никто не знал покоя. Но настал день, когда победителями стали жители Мато-кано. Вся земля попала под власть Туи Мато-кано. На Оно наступил мир. Только все смотрели с тоской на пепелища домов, на обгорелые деревья, на разрушенные лодки и всякие другие утраченные богатства. Во время сражения погиб и великий барабан Мато-кано[132].
Оно — скудная земля, деревень здесь мало. Не растет здесь веси, дерево с замечательной древесиной, такое нужное для жителей островов Лау. Большое расстояние надо проплыть, чтобы получить лодки из веси, плошки из веси и все другое, что делают из веси наши братья на Камбара. Камбара далеко отсюда, путь на Камбара полон опасностей, а потому обычно рыбацкие лодки делают на Оно из выдолбленного ствола кокосовой пальмы. Для далеких же плаваний пригодны только лодки из веси, они и служат жителям островов Лау быстроходными крепкими судами.
Однажды Туи Мато-кано собрал своих людей и велел им приготовить побольше лубяной материи, приготовить тонкие циновки, какими славится Оно, — словом, приготовить все для со-леву жителям Камбара.
Плавание на Камбара оказалось спокойным, и духи были благосклонны к людям. На Камбара жители Мато-кано получили четыре лодки из веси, множество утвари и огромный новый барабан. Никогда до тех пор не было барабана, подобного ему. Он был сделан из лучшего красного веси[133], был гладким, как отшлифованный камень, а высотой был в половину человеческого роста. Звук из него шел непревзойденный: ничего лучше Туи Мато-кано никогда не слышал.
[Они погостили на Камбара, и] Туи Мато-кано сказал:
— Вот наш ветер, северный. Надо спешить домой.
Устроили прощальный пир, нагрузили лодки, и с рассветом жители Мато-кано отплыли на Оно.
Но к вечеру поднялся тока-вуки[134], напугавший всех. Волны налетали одна за другой на лодки, неустанно мелькали черпаки. Так было всю ночь. А ветер все поднимался, волны становились все страшней. Туи Мато-кано крикнул:
— Поднесите Линга-ндуа янгону! Без него нам не уцелеть![135]
Однорукий Линга-ндуа был духом Мато-кано; тогда люди еще не знали веры в Христа.
Туи Мато-кано поклялся, что если они доберутся до Оно. то устроят для духа такой пир, преподнесут ему такие дары, каких раньше никто и не видывал. Тут волны стали спадать, ураган утих и задул добрый ветер. Наутро они уже видели вдали вершины гор Оно.
Так невредимые приплыли они домой. Когда в Мато-кано увидели все, что было привезено с Камбара, все обрадовались. А Туи Мато-кано забыл про свое обещание. Забот у него было немало, и он сразу занялся своими ямсовыми полями.
Линга-ндуа же ждал и ждал обещанного пира, и гнев его все рос. Наконец он решил проучить Тун Мато-кано. И вот что он сделал.
Однажды вечером сидели люди на РаРа, отдыхали после дневных трудов. В это время из зарослей хлебных деревьев вышел незнакомый юноша. Глаза его горели гневным огнем, шел он прямо, одни, ничего не боясь — ни один безоружный путник не войдет так в незнакомый поселок.
Ни слова не говоря, незнакомец подошел к огромному барабану — тот стоял у дома Туи Мато-кано. И тут Туи Мато-кано увидел, что у незнакомца нет одной руки. Тяжко стало вождю, и он опустил голову в страхе, поняв, что перед ним Линга-ндуа. А Линга-ндуа обвел взглядом примолкших людей, громко рассмеялся и взлетел. Когда он летел, все видели у него в руке тень барабана с Камбара.
Наконец к людям вернулось мужество, они собрались с силами, осмотрелись. Барабан стоял на месте, и ничего, кажется, не было. Туи Мато-кано встряхнулся и сказал:
— Да, видно, я спал. И плохой же сон мне приснился! Надо устроить пир для Линга-ндуа, недаром мне пришло это на ум.
Он подозвал одного человека и велел ему пробить в великий барабан — люди должны собраться и решить, что нужно для пира. Тот человек подошел к барабану, взял в руки тяжелые палочки и ударил ими по барабану. Ни звука не раздалось! Он посмотрел на палочки, на барабан и ударил снова. Опять ни звука. В страхе бросил он колотушки и пустился наутек. Туп Мато-кано очень рассердился и крикнул:
— Делай что тебе говорят, глупец!-сам же подошел к барабану и ударил по нему. Снова ни звука!
В молчании сел Туи Мато-кано у барабана, и все люди молча ждали. Стало ясно, что приходил к ним сам Линга-ндуа. Все молчали, и тут с Тувапа, где жил Линга-ндуа, раздался слабый звук. Это стучал дух их барабана, и в его стуке была насмешка.
С тех пор барабан Мато-кано молчал. Тихой ночью часто можно было слышать голос его духа на Тувана. Этот голос означал, что Линга-ндуа собирает к себе духов. Жители Мато-кано назвали свой барабан Сангасан-га-вале, потому что вся их работа пропала даром.
58. [Духи Вакано]
(№ 58. [52], 20-е годы XX в., о-в Вакано (о-ва Лау), с англ.)
В прежние времена в Вакано жило много людей. Один человек из Вакано женился на женщине пз Тумбоу, но не жил с ней, а спал с разными другими женщинами. Она рассердилась на него и вернулась к себе в Тумбоу. Тогда вожди отдали такой приказ: жители Вакано должны вскопать целое поле под таро.
И те пришли в Тумбоу, и каждый нес на плече выкорчеванный из земли каштан. Они побросали их на землю, и получилась гора выше, чем дом вождя. А когда они кончили копать, опять пришли в Тумбоу, теперь за положенным угощением
(1 Хотя возделывание чужих земель является наказанием, по окончании работы чужестранцам должен быть устроен пир и возданы дары.). Но им приготовили не угощение: их ждала груда камней, покрытая парусами. Две женщины из Вакано ощупали всю эту груду, поняли, что под парусами — камни, и одна сказала:
— Горе, горе! Где та лодка, на которую мы должны взойти сегодня?[136]
Тут [люди Тумбоу] налетели на них с палицами и всех уложили; только тем двум женщинам удалось спастись.
Они убежали оттуда и поселилсь на Вату-сососо. За гибель своих они мстили тамошним людям так: ловили маленьких детей и запекали их в печи. А потом они решили отплыть на Туву-за, сели в лодку, но с места так и не сдвинулись: каждая гребла в свою сторону. Тогда они отволокли свою лодку на заболоченные поля Вакано и поставили ее там. А самих их вскоре постигла смерть. Болота, что лежат там, принадлежат им. Днем они готовят землю под таро, ночью крадут спелые клубни в Тумбоу, в Яндрана, где-нибудь еще, несут к себе и сажают. А утром они уже готовят печь.
59. [Госпожа Маи-ланги]
( № 59. [52], 20-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.
На о-ве Ломалома Нди-маи-ланги почиталась как дух войны. Ср. иную трактовку этого персонажа в № 60.)
Однажды один старик трудился на своем участке — у него там рос батат; теперь на этом участке кладбище. А с неба упала на этот участок Нди-маи-ланги. Упала и сразу превратилась в ящерицу.
Старик увидел это и сказал:
— Ящерицу, упавшую с неба, я запеку и съем.
Ящерица же сказала:
— Посмотрим еще, кто кого запечет!
Старик схватил ее и пошел готовить печь.
Ящерица стала уговаривать его:
— Не губи меня, я буду сопутствовать тебе в плаваниях.
Старик в ответ:
— Я сам себе кормчий.
Она тогда:
— Не губи меня, я буду твоей покровительницей, и ты всегда будешь жить в достатке.
Старик в ответ:
— Если мы с тобой станем сравнивать свои богатства, ты увидишь, я выйду победителем.
Она тогда:
— Не губи меня, я буду сопутствовать тебе в сражении.
Старик в ответ:
— В сражении! Да я только что одолел тебя.
Она снова:
— И все же я буду помогать тебе в сражении.
И он согласился; сказал:
— Хорошо, будь так, — и с этими словами отпустил ящерицу.
С тех пор люди Ломалома никогда не вступали в битву; все делали люди Уру-оне, непобедимые в сражении. А вожди Ломалома приходили потом на пир и ели мясо убитых.
60. [Маи-ланги]
(№ 60. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
Госпожа Маи-ланги — женщина-дух, очень привязанная к молодым людям, особенно к молодым красавцам. Но для любого юноши день встречи с госпожой Маи-ланги страшен, потому что она тотчас завладевает его духом — ловит его точно так, как женщины в прилив ловят в свои сети рыбешку. Любой, кто хоть раз попадет под власть ее объятий, обречен чахнуть от любви к ней. В конце концов он умирает от этой любви, и тогда его дух оказывается в ее власти. А уж с этого времени доля его совсем тяжела.
Впервые она появилась в наших краях так.
Однажды все мужчины Уру-оне по обыкновению занимались своим таро на орошаемых уступах, что на севере острова. Женщины как раз пришли к ним с едой. Вдруг откуда-то сверху, с неба, раздался шум, и там наверху показалось что-то маленькое, размером с песчинку. Песчинка стала расти, приближалась к ним, росла, росла, и наконец все увидели, что на землю спускается женщина-дух. Она упала прямо в ручей, протекающий внизу, под уступами, на которых растет таро. Называется этот ручей На-келекеле. Она выскочила на берег и громко прокричала:
— Я цела и невредима. Я упала с неба — ау луту маи ланги.
С этими словами она исчезла, но все видели, как большая серая крыса побежала по тропинке, ведущей к Ндаку, что в глубине острова. От слов, сказанных ею, и пошло ее имя — А-нди-маи-ланги, Госпожа С Неба[137].
На следующий день в Унду — а это часть Ндаку — люди опять видели крысу, и она заговаривала с ними. Так они поняли, что это госпожа Маи-ланги, и ужас охватил их. С тех самых пор она и обосновалась в Унду — дом ее там. Когда она хочет покорить желанного ей мужчину, появляется перед ним в облике прекрасной, благородной госпожи. Если же встречает женщину или мужчину, не нужного ей, никак не приукрашает свой вид, является старухой, мерзкой и ужасной. Возле своего дома она не терпит шума, так что, проходя мимо него, все должны говорить шепотом.
Однажды жители Уру-оне возвращались к себе с огромным деревянным барабаном: они вытесали его в Ндаку. Дошли с этим барабаном до Унду, а там решили, что не стоит тащить его к себе, пока еще кто-нибудь не придет на помощь. И оставили барабан там на ночь. Мимо проходила девочка, звали ее Сулиа-мели. Из озорства подняла она колотушки и ударила ими по барабану. На шум из дерева тотчас появилась старуха — это была госпожа Маи-ланги, — схватила девочку и сломала ей ногу. А вскоре Сулиа умерла.
Чаще же всего госпожа Маи-ланги является в образе прекрасной девушки, и ее лицо всегда обрамлено томби. Именно так появилась она перед Эмоси, местным священником. В этот день он шел по дороге в Ндаку. Она предложила ему сулуку (она всегда так завлекает мужчин), и он ее взял, но курить не стал. И только потому он остался в живых, а ведь он очень болел тогда — оттого что прикоснулся к подарку госпожи Маи-лаиги. С тех пор и до наших дней юноши, идущие по дороге между Уру-оне и Ндаку, не принимают сулуки от незнакомых девушек.
Другим юношей, повстречавшим госпожу Маи-ланги и оставшимся в живых, был Семеса из Уру-оне. Однажды он вместе с другими юношами лег спать в мужском доме. А ночью оказалось, что его перенесли на вершину горы Ндела-и-рара-муа. Перенесен он был в собственной циновке[138], в которую поплотнее завернулся от мошкары. Перед первыми петухами он открыл глаза и — о ужас! — увидел над собой звездное небо. Великие дары принес его отец к дому Серой Крысы, пытаясь узнать, что же она задумала сделать с Семеса. В ответ услышал он только одно:
— Семеса свободен. Пусть остается в живых.
Так до конца и непонятно, что же это значило. Обычно госпожа Маи-ланги очень сурова и внушает страх.
Нередко она забирает духи маленьких детей, уносит их в своей корзинке, плетенной из пальмовых листьев. Унесет дух, и малютка начинает хворать. Если дух не убежит от госпожи Маи-ланги, не вернется домой, ребеночек умрет.
Туи-мерике, глухонемой с острова Онеата, очень нехорош собой, и ему госпожа Маи-ланги явилась в облике старухи. Ему удалось убежать от нее, и он жив до сих нор. А было это так. Однажды вечером он неторопливо ехал на пони из Ломалома в Муа-леву, и вдруг из-за дерева у самого Уру-оне вышла гадкая старуха и крикнула:
— Эй, куда путь держишь?!
Тут пони стал ужасно брыкаться и весь покрылся испариной — от страха. Туи-мерике понял, что перед ним дух, ни слова не ответил старухе, ударил по бокам пони пятками и галопом помчался прочь. Очень быстро он скакал, но так же быстро мчалась за ним по тропинке старуха: понял он это по страшному шуму. А когда обернулся, то увидел в ужасе, что весь этот грохот — точно топот тяжелых конских копыт — раздавался оттого, что на бегу ее обвисшие груди били по земле. Из последних сил перелетела его лошаденка через мост у границы Муа-леву, и тут госпожа Маи-ланги остановилась[139]. А вслед ему она крикнула :
— Смотри, Туи-мерике, только твоя прыть спасла тебя сегодня!
И еще был человек по имени Иосефа, он тоже видел госпожу Маи-ланги, но совсем не пострадал от нее. А все потому, что не она застала его врасплох по своему обыкновению, а он ее. Дорога, идущая вдоль берега, у Ватука-лове очень круто поворачивает. Там-то и застиг Иосефа госпожу Маи-ланги. Он вышел из-за поворота, а она сидела прямо на земле, задумавшись. Язык у нее болтался наружу, а он длинный, локтя четыре, и, словно, змея, завивался по земле. Заметив его, она вскрикнула, со скоростью молнии бросилась в воду, проплыла, наверное, саженей сто и вышла на сушу у берега гораздо ниже.
Если же вместилищем ее становится крыса, любой может смотреть на нее. А своим людям, жителям Уру-оне, она даже помогает и дает силу. И по сей день перед состязанием в метании дротика они должны принести ей корень янгоны. Дары свои складывают у пня старого каштана — в этом каштане и жила прежде старая крыса. Но теперь ее редко можно увидеть — ведь А-паи-тиа, последний Туи Уру-оне, приказал срубить каштан и росшее рядом дерево макосои. А в старые времена так было принято: воздавая госпоже Маи-ланги должные почести, люди смиренно склонялись перед норой под тем каштаном. Затем жрецы — они происходили всегда из явусы на-иви-ки-ламо — брали хворост и зажигали его. Тут-то и появлялась большая серая крыса, выбегала наверх по стволу каштана, перескакивала на ветку макосои. Сидя на ветке, она отвечала на вопросы, обращенные к ней. А потом она спускалась, жрецы натирали ее маслом и угождали ей, подавая лучшие куски всех кушаний.
Серая крыса всегда появлялась в знак того, что кто-то из явусы на-уто — а это в Уру-оне явуса вождей — должен умереть. Но настало такое время, когда очень много смертей нашло на эту явусу. И Туи Уру-оне решил, что сумеет остановить эту вереницу смертей, если убьет крысу. Он взял с собой несколько своих, пошел в Ндаку и срубил те два дерева. Но крысе удалось бежать, и изредка она появляется до сих пор. Сам же Туи Уру-оне вскоре умер[140].
61. [Лева-ту-момо]
(№ 61. [89], конец 30-х годов XX в., о-в Вити-леву, с англ.)
Один человек, по имени Энери, жил в поселке На-ваи-ваи, что в Мба. Но он оставил жену и детей, отправился жить в Вамбули. Прошло какое-то время; он собрался на праздник в Нало-тава, а по дороге туда ему пришлось пройти родной поселок, На-ваиваи. Было уже темно, и он решил остаться там на ночь. Стал искать, где же ему заночевать. Дома в поселке стояли пустые, ведь все уже ушли на то торжество. И вот он решил улечься в большом мбито. Стало уже совсем темно, и он развел огонь во всех очагах. Очень одиноко ему там было, и он стал разговаривать сам с собой — сперва задавал себе вопросы, а потом сам на них отвечал. Вдруг слышит: снаружи кто-то кашлянул. Он спросил:
— Кто там?
А это была Лева-ту-момо, женщина-дух. Она и говорит:
— Вы что там, уже спите?
Энери в ответ:
— Нет, еще не спим.
Потом сделал вид, что разговаривает с кем-то внутри мбито[141] и говорит:
— Не спи, не спи, еще рано.
Тут Лева-ту-момо вошла в дом. Вошла, взяла его за руку и некоторое время молчала. Совсем молчала, только смотрела на него. Очень она была страшная: глаза впалые, щеки в жутких морщинах, нос острый, нижняя губа выпячена, подбородка почти нет и верхней губы совсем не видно. Волосы у нее были длинные, до колен, а сама она была совсем мала. Вот так смотрела она на него, смотрела, а потом обглодала на нем все мясо, одни кости оставила и кожу. Так он умер.
62. [Рату-маи-мбулу и Коро-ика]
(№ 62. [97], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.
Рату-маи-мбулу — змеиный дух, сопоставляемый с Нденгеи, но более четко, чем Нденгеи, связываемый с подземным миром (ср. само имя духа "господин из Мбулу [потустороннего мира]").
Традиционно Рату-маи-мбулу почитался как дух урожая; на юге о-ва Вити-леву, на о-ве Мбау и на о-ве Мбенга месяцы осеннего урожая — октябрь и ноябрь — даже носили название "время Рату-маи-мбулу". Считалось, что в это время дух выходит из-под земли, где живет все остальные месяцы, и дает наказ всему растущему на этой земле плодоносить как можно щедрее. Люди должны делать все, чтобы не потревожить явившегося на землю духа, иначе он уйдет в свой подземный мир до времени, и земля не принесет желанных плодов.)
Коро-ика, вождь, живущий в Coco на Мбау, похвалялся, что не верит в силу Рату-маи-мбулу. А этот дух воплотился тогда в змее, лежавшем в небольшой пещере, что неподалеку оттуда. И вот Коро-ика решил отправиться туда, чтобы доподлинно узнать, дух Рату-маи-мбулу или нет.
Коро-ика сел один, никого с собой не взяв, в лодочку, нагрузил ее мелкой рыбешкой и отплыл к берегам той местности, где, как говорили, жил дух. Приплыл туда и увидел, как из пещеры выползает змей.
Он спросил его:
— Благородный господин, не ты ли великий дух Рату-маи-мбулу?
Змей отвечал:
— Нет, я его сын.
Вождь одарил его рыбой и попросил позвать отца. Тут появился другой змей — это был внук Рату-маи-мбулу. Коро-ика одарил рыбой и его тоже попросил вызвать Маи-мбулу.
Наконец появился такой огромный, такой благородный по всем повадкам змей, что стало ясно — это и есть великий дух.
Коро-ика обратился к нему:
— Благородный господин, вот, я принес тебе немного рыбы.
Дух-змей принял подношение и отправился к себе. Перед самым входом в пещеру его настигла стрела Коро-ика. Сам Коро-ика тотчас спрятался, но вслед ему полетел голос духа:
— Змеи и только змеи! Змеи и только змеи!
Коро-ика прибыл к себе и, успокоившись, велел подавать еду. Принесли кушанья, собрались выкладывать их, но тут голодный вождь услышал крики ужаса: в горшках было полно змей!
Коро-ика схватил сосуд с водой и воскликнул:
— Хоть воды напиться! — но вместо воды оттуда полезли змеи!
Ни еды, ни питья; ничего не оставалось, как лечь спать. Только он разложил циновку и приготовился лечь, как на нее поползли бесчисленные змеи.
Он бросился прочь, побежал в поселок и, проходя мимо святилища, услышал, как жрец говорит:
— Один человек ранил духа!
Теперь жителей поселка ожидало наказание.
Коро-ика ничего не оставалось, как приготовить соро. Он вернулся к себе, собрал дары, и тогда лишь был прощен.
63. [Сина-те-ланги]
(№ 63. [52], 20-е годы XX в., о-в Зизиа (о-ва Лау), с англ.)
В старые времена, когда в Кендекенде еще был поселок, там жил Туи Лакемба. У правителя острова Лакемба и госпожи острова Лакемба была дочь Сина-те-ланги. Она уже выросла, стала девушкой. Ей надлежало все время прятаться в доме. В ее честь устраивали пир, приносили ей дары[142].
Однажды госпожа острова Лакемба сказала своим женщинам, что надо идти ловить рыбу в На-ндава. А циновки и материю она выложила на солнце. Отправляясь со своими за рыбой, она наказала дочери:
— Сина-те-ланги, следи за циновками. Я выложила их на солнце. Смотри не усни, а то начнется дождь, и все намокнет.
Сина-те-ланги сказала:
— Не волнуйся, ступай спокойно.
Но вскоре она уснула. В это время начался ливень, залил все циновки, вынес их на берег, а оттуда течением их прибило к берегу На-ндава. Там их увидела госпожа Лакемба. Она сразу дала приказ возвращаться. Они поднялись в Кендекенде, а Сина-те-ланги спит себе! Мать ударила ее и прогнала прочь.
Сина-те-ланги рассердилась и оскорбилась; в слезах пошла она прочь, шла, шла вдоль берега и дошла до Ван-га-талаза. Там набрала кокосов, связала их вместе — получился плот. На нем поплыла она на запад. Никакой провизии у нее не было — одни кокосы.
Плыла она, плыла, и вот уже Лакемба скрылся из виду. Она легла и долго лежала. Вдруг прилетела огромная птица, заслонившая солнце. Сина-те-ланги решила сначала, что это туча, а потом поглядела вверх и увидела, что это огромная птица. Сина поднялась на ноги, а тут птица бросилась вниз и чуть не проглотила девушку! Но Сина успела зарыться в ее перья и уцепилась за них.
Птица взмыла вверх и все пыталась схватить девушку, уже на лету. Но ничего у нее не выходило, и она снова стала снижаться. Когда они оказались над Лелеу-виа — это недалеко от Мбау, — Сина-те-ланги увидела большой лес и решилась на прыжок. Она думала только об одном: как уйти от ужасной птицы. И вот она разжала пальцы и упала в самую гущу леса. А кроны деревьев скрыли ее от птицы, как изгородь. Птица попробовала спуститься за девушкой, но ничего не вышло, и она улетела. А девушка, поняв, что птица улетела, спокойно пошла на берег купаться.
В те времена на Мбау жили люди мбу-тони и люди ле-вука. Знатные же мбауанцы жили в поселке на большом острове[143], в Кумбуна.
Один старик из числа левука отправился ловить рыбу. Сын его был еще мальчиком, и он отправился наловить рыбы для него. И вот отец с сыном приплыли к берегу острова Томбе-руа. Вышли на берег, пошли в лес и там увидели Сину-те-ланги. А кожа у нее была цвета спелого апельсина. Старик же был совсем черным. Он увидел девушку, решил, что это дух, и сказал:
— Ты из духов, не из людей!
А она в ответ:
— Ты — из духов, не из людей.
Тогда он спросил:
— Откуда ты?
Она отвечала:
— С Лакемба.
Старик спросил:
— Где это, Лакемба?
Она отвечала:
— Ближе к тому краю земли, где восходит солнце.
Он спросил:
— А где твоя лодка?
Она отвечала:
— Моя лодка — кокос. Я убежала из дома в обиде и гневе, связала вместе кокосовые орехи и уплыла на них. Потом прилетел ястреб, уселся на мой плот, а я уцепилась за его перья. Он полетел дальше, я с ним. Он потом снизился над этим лесом, и я соскочила на землю.
И старик сказал:
— Идем с нами.
Отец и сын взяли ее с собой и вернулись на Мбау.
Они решили спрятать ее, чтобы никто из знатных мбауанцев не видел, а то заберут к себе. И вот, когда подплыли к берегам Мбау, спустили парус и завернули девушку в него. А было уже темно. Старик наказал сыну молчать.
Итак, он взял сверток и понес его к себе в дом, а там положил на полку под потолком. Жена спросила:
— А где корзина с рыбой?
Старик сказал:
— Осталась в лодке.
— А что же ты так торопился с парусом?
Старик ответил:
— Дождь собирается, вот я и торопился, чтобы парус не промок. А ты сходи за корзиной.
Старуха пошла за уловом, а старик быстро залез на полку и развязал веревки, стягивавшие парус, чтобы гостье было свободней. Но жене он ничего не сказал.
Они сели есть, а когда поели, он поставил то, что не доел, на полку со словами:
— Пусть холодная еда стоит здесь.
И она тоже поела.
Так он кормил ее.
Однажды на Мбау поймали большую рыбу — это была санга — и надолго запаслись ее мясом. А из ее ребер дети сделали себе луки.
Некоторое время спустя одна женщина из числа левука взяла своего внука и отправилась с ним на большой остров, в поселок Кумбуна. А с собой она взяла мясо той самой рыбы. Пошли же они торговать.
Пришли в дом одного знатного человека, и тут ребенок заплакал от голода. Бабка спросила:
— Чего же ты хочешь?
Малыш сказал:
— Где та наша рыба?
Бабушка достала из корзины кусок рыбы и дала ребенку. Он стал есть, и это заметил знатный хозяин дома. Оп подумал: "Что это он ест? Не рыбу ли?" — и спросил у бабки:
— Что это ест твой внук?
— Рыбу, благородный господин.
— И кажется, не маленькую!
Старуха хотела отпереться, но у нее ничего не получилось. Тот знатный человек стал спрашивать:
— Из чего это у мальчика сделан лук?
Ему подали кусок рыбы и лук, и он сказал:
— О, да вы поймали огромную рыбу!
Женщина и ребенок ушли, а знатные люди Кумбуна собрались на совет и стали думать, как поступить. Наконец их вождь сказал:
— Люди левука должны заплатить за это.
Посланный отправился к людям левука и сказал, что они должны привезти вождям дары в знак раскаяния. Старшие из левука собрались и стали думать, чем же им платить. А тот старик пошел к гостье с Лакемба и спросил:
— Мы сможем добраться до твоей родной земли?
— Да, — сказала она.
Тогда старик собрал людей мбу-тони и людей левука и сказал им:
— Готовьте лодки.
Домик на палубе его лодки поделили на две части. В одной он спрятал Сину-те-ланги — принес ее туда рано утром, завернув в луб, чтобы никто не видел, и сказал всем, что эта часть домика — табу и что там живет дух.
— Никто не должен заходить туда, — сказал он, — там живет дух, который помогает нам в плавании.
Когда же они вышли в открытый океан, старик все время спрашивал Сину-те-ланги, как им плыть. Своим же он только и говорил, что с ними плывет дух. Никто не знал, что плывет с ними обыкновенный человек. Лишь отец с сыном знали это.
Плыли они, плыли и достигли берегов Левука, что на острове Ова-лау. Тут они хотели остановиться и наделать горшков из тамошней глины, но старик, прятавший в домике девушку, сказал:
— Поплывем на Коро.
Они достигли Коро, и люди мбу-тони стали говорить:
— Мбау далеко отсюда, останемся здесь!
Старик спросил Сину:
— Далеко ли до твоей земли?
Она сказала:
— Да, Лакемба гораздо дальше на восток.
Тогда они подняли парус и поплыли дальше. А мбу-тони остались на Коро. Так что люди левука плыли теперь одни.
Они приплыли в Сомосомо, что на Тавеуни, и стали говорить:
— Останемся здесь, вылепим горшки из здешней глины.
Но старик сказал:
— Поплывем на Лау-зала. Они же все воскликнули:
— Старик точно не в себе! Тянет нас на Лау-зала. Приплыли на Лау-зала, старик поднялся на гору и увидел внизу острова На-и-таумба и Язата. Он сказал своим:
— Поплывем вон к той земле.
Они поплыли дальше и достигли острова На-и-таумба. Оттуда поплыли прямо к острову Каназеа.
Старик отвернул занавес, за которым пряталась знатная госпожа, и спросил:
— Вон там твоя земля? Она сказала:
— Нет, земля Туи Лакемба — Зизиа. Он спросил:
— Где же этот остров Зизиа?
— Дальше, там, — отвечала она.
Тут как раз вдали показался берег Зизиа. Старик опять пошел и сказал:
— Там показалась какая-то земля.
— Это начинается мой край, — сказала она. — Это и есть остров Зизиа.
И старик приказал:
— Идем к берегу.
Они пристали к берегу, все пошли на землю. На палубе остались только старик и девушка. Он позвал ее из укрытия, и она сказала:
— Да, это уже земля правителя Лакемба. Он велел ей:
— Собирайся.
Она надела свою юбочку, и они пошли к дому тамошнего вождя. А жена вождя увидела их и сказала:
— Госпожа, что идет с тобой, похожа на благородную Сину-те-ланги.
Старик сказал:
— Это она и есть.
Тут женщины заплакали, затянули плач, как по умершей.
А все приплывшие со стариком уже были в поселке. Они сказали:
— Кто-то умер! Им ответили:
— Никто не умер. Это плачут над госпожой, которую вы привезли с собой.
Те удивились:
— С нами никого не было.
Но жители поселка сказали:
— С вами была госпожа, о которой горевали все на Лакемба.
И люди левука сказали:
— Какой скрытный оказался старик!
Местные жители приготовили для гостей дары — раскрашенную тапу в сто саженей длиной и мотки плетеной веревки. Построили дом и сложили в нем все это, чтобы жители Левука забрали дары на обратном пути. Пока же люди левука отплыли на На-иау. Там им тоже приготовили дары и тоже сложили в отдельном доме.
Когда они спустили паруса у берегов На-иау, лодка, на которой пряталась Сина-те-ланги, первой пристала к берегу. А у них был такой обычай: люди, чья лодка первой пристанет к берегу чужого острова, становятся ндау[144] этого острова. Лодка с Синой-те-ланги на борту первой пристала к берегам Лакемба, так что плывшие в ней стали ндау Лакемба. И по сей день называют их Ндау-ни-лакемба.
Итак, они поплыли дальше и пристали к берегу в На-ву-тока. Решили идти в Кендекенде. Почернили лица, надели тюрбаны. А на Лакемба днем в тюрбане мог ходить только сау и его люди. Жители Тумбоу же надевали тюрбаны по ночам.
По пути в Кендекенде они прошли мимо местных жителей, возделывавших таро. Те стали спрашивать:
— Что за люди идут днем в тюрбанах? Откуда вы?
Гости отвечали:
— С Мбау.
— А где это, Мбау? — спросили люди Лакемба и вместе с неизвестными пошли в Кендекенде.
Мать и отец девушки от горя ничего не брали в рот с того дня, как она пропала. Тут явились люди левука и сказали:
— Мы привезли Сину-те-ланги!
Жители Кендекенде обрадовались, сказали вождю, он поднял глаза и увидел, что дочь его жива! Теперь он мог есть[145].
От самого берега до Кендекенде расстелили тапу, чтобы ноги Сины-те-ланги не касались земли. Устроили пир на весь остров.
Туи Лакемба сказал:
— Все прекрасно. Сина-те-ланги нашлась. Сина-те-ланги вышла замуж за человека левука.
Но тут старик сказал:
— Она не жена нам, она наша дочь. Пусть она выйдет замуж на Лакемба.
— Хорошо.
Гости поплыли на Мбау. Взяли дары, приготовленные им на На-иау; взяли дары на Зизиа. И поплыли прямо на Мбау; а все богатства надлежало отдать мбауанцам. Расплатившись с мбауанцами, они вернулись на Лакемба. В На-ву-тока поставили они поселок, а свое святилище назвали На-вата-ни-таваке — в память о святилище на Мбау.
Узнав, что с наветренной стороны есть еще острова, они поплыли разведывать их. Так побывали они на Комо, Намука, Фуланга, Онгеа. Оттуда поплыли на Ватоа — это был самый дальний из известных островов: Оно тогда еще не знали. На Ватоа они совершили обряд[146].
А там было пустое дерево эвуэву, и в стволе его жили духи Матанги[147]. Когда люди левука стали танцевать, духи выглянули из дерева, чтобы посмотреть на танец. И всякий раз, когда они выглядывали, танец сбивался, и у людей ничего не выходило.
Закончился танец; было решено: "Споем свою песнь, а завтра отправимся на Лакемба". Люди запели, а духи опять выглянули из дерева, и песня сбилась.
А один старик сидел у самого логова духов и плел веревку. Вот на землю упала тень духов[148], и так он их заметил. Заметив духов, он взял готовую веревку, сделал на конце большую петлю, укрепил веревку на суку того дерева и сказал своим:
— Пойте, пойте дальше. А если я скажу "тащите", тяните поскорее за эту веревку.
Люди запели, и духи снова выглянули. Старик крикнул: "Тащите!" — и людям удалось поймать духов. Матанги оказались крепко связаны.
Старик сказал:
— Несите их сюда, сейчас мы их убьем. Это они мешали нашему танцу.
Духи взмолились:
— Не губите нас!
Люди согласились пощадить их, если они помогут в плавании и покажут неизвестные земли. Матанги обещали показать людям остров Оно, и те их пощадили.
Положили их в лодку, ногами к носу, головой к корме.
И вот поплыли на Оно. А Оно раньше был совсем близко к Ватоа. Но во время того плавания Матанги все дальше и дальше отпихивали его ногами, чтобы его не было видно. Так он оказался вдали от Ватоа.
Матанги все дальше и дальше отодвигали Оно; наконец старик, поймавший их на Ватоа, заметил это. Он сказал своим:
— Мы не попадем на Оно, если не положим их ногами к корме. Поверните их.
Повернули, и лодка достигла Оно. Они пристали к берегу и исполнили танец в Мато-кано. Это был танец копий, и в волосы их вождя было вдето перо[149]. Пока они танцевали, духи прорыли подземный ход. Кончался он на святилище. Только собрались жители Оно на святилище, чтобы петь, — танцоры, пройдя этим ходом, оказались среди них.
Жители Оно решили:
— О, да это духи, выходящие из-под земли!
Многие бежали прочь, но кое-кто остался.
А потом люди левука стали спрашивать духов:
— Есть еще тайные земли?
Духи отвечали:
— Тувана-и-золо, Тувана-и-ра.
Тогда отплыли на Тувана. Пристали к берегам Тувана; старшие пошли посмотреть остров, а в лодке остались только дети. Матанги сказали им:
— Развяжите нас, мы научим вас новому танцу.
Дети постарше стали говорить:
— Нет, нет, нельзя их развязывать.
Но духи все же уговорили детей, и те их освободили.
Матанги забрались на самую верхушку мачты и запели.
Тувана-и-золо, Тувана-и-ра,
На-сали — посередине.
Мбуроту совсем не виден для глаз,
Отец и мать его прячут.
(9 Тувана-и-золо, Тувана-и-ра — реальные острова (об их открытии см. Вступительную статью). На-сали — вымышленный остров (возможно, он каким-то образом соотносится с мысом На-сали на северо-востоке о-ва Вануа-леву). Мбуроту — подводный край духов, ср. № 49-50.)
Распевая, они стали приплясывать и потопили лодку. Дети[150] все погибли, а духи скрылись. И по сей день слышен детский плач в том месте, где затонула лодка: это плачут духи детей. В безветренную погоду их хорошо слышно. И еще по сей день в Левука о непослушном ребенке говорят так: "Вот кто выпустил Матанги". Вообще же дети левука очень непослушные, и им что ни говори — все бесполезно.
А те старшие вернулись на Лакемба и живут там теперь.
64. Как люди лифука оказались на Лакемба
(№ 64. [36], 70-е годы XIX в., о-в Лакемба (о-ва Лау), с англ.
Рассказ представляет собой вариант сюжета, приведенного в № 63. Записан Л. Файсоном со слов фиджийца Иноке Ванга-келе. В записи (и соответственно в переводе) сохранено диалектное произношение некоторых имен, ср. общефиджийское левука (как в № 63), но лифука в этом тексте.)
Мы, дети лифука, живущие на Лакемба, не настоящие жители Лакемба. Наши отцы жили на Мбау, и это была их земля, пока не пришла какая-то явуса с Вити-леву. И боролись они много дней, и пришел в смятение дух наших отцов. Тогда они вскричали: "Орро!"[151] — и сказали тем, чужим:
— Оставьте нас в живых, мы будем служить вам.
На это те вожди ответили:
— Вы будете жить и станете нашими рыбаками.
И так сделались наши отцы рыбаками у мбауанцев. Это было в старые-старые времена, когда нас было много и мы жили все вместе в своем краю. Было у нас там два рода — мбу-тони, жившие вдоль берега, и люди лифука, жившие в глубине острова. Вот почему их называют горцами[152]. И то были хорошие дни, потому что люди с Мбау были добры к нам. Они были большие, высокие, настоящие вожди, и вели себя как подобает вождям. Мы любили их и всегда воевали на их стороне и побеждали везде, и стала наша земля великой и могучей. Во всех поселках на берегу боялись нас, все приносили нам дары и считали своими властителями. Зло же все пошло из-за огромной рыбы — из-за одной огромной рыбы вспыхнула вражда между нами и мбауанцами; так были изгнаны мы из своего края — земли отцов — и оказались разбросаны повсюду на Фиджи. И вот как это вышло. Некоторые из наших пошли на риф ловить рыбу и пронзили копьем одну рыбищу — такую огромную и длинную, какой раньше и не видали. Никто даже не знает, как она называется — известно только, какая она была огромная. И она была очень вкусная.
Наши сказали:
— Зачем нам нести эту рыбу к нашим господам, детям Мбау? Лучше мы съедим ее сами и будем молчать об этом, чтобы не стало ничего известно и не вышло из этого зла.
И они съели рыбу, и все молчали об этом, даже женщины, и так это оставалось неизвестным. Но один мальчик взял ребро той рыбы и сделал из него себе лук: ребро было длинным, прочным и очень подходило для дуги лука. А мать этого мальчика — ее звали На-мбуна — положила в корзину наживку, и они вдвоем пошли на риф ловить рыбу[153]. Мбауанцы тоже оказались там. Они увидели, как мальчик стрелял в рыбу из лука, и сказали:
— Что за лук! Что за белизна! Как он сияет на солнце!
Они позвали мальчика:
— Эй, мальчик! Покажи-ка нам свой лук! Э, да это не дерево! По ведь это и не человеческая кость. Из чего ты его сделал, скажи-ка!
Он же отвечал:
— Господа мои, это кость огромной рыбы.
Те воскликнули:
— Огромной рыбы! Что это за рыба? Кто поймал ее, когда и где? И что с ней потом сделали?
— Мы поймали, — отвечал мальчик. — Мы поймали и съели там у себя. Вот, смотрите, у моей матери, у На-мбу-ны, в корзине лежит наживка, на которую ее ловили.
Тут мбауанцы разгневались — велик был их гнев — и сказали:
— Убьем этих наглецов и сожжем их селение!
И они приготовились к бою, а наши люди в страхе укрылись в своих жилищах, и весь поселок огласился стонами, и они говорили:
— О горе, увы, увы! О, эта огромная рыба, и зачем только мы съели ее — вместо того чтобы отдать нашим повелителям, нашим господам мбауанцам?! А теперь мы все умрем, мы уже мертвы, уже мбокола!
Наконец мбауанцы напали на них. Но только испустили они свой боевой клич, как из моря стала медленно подниматься огромная волна: все выше поднималась она, пока те шли, а лишь остановились — и она остановилась. И они стояли раздумывая, что же это. И вошел дух в их игреца, тот упал на землю, содрогаясь[154], а все собрались вокруг него, чтобы узнать волю духа. И дух приказал им:
— Оставьте их в живых, и лифука, и мбу-тони. Пусть живут, только гоните их прочь из этого края. Пусть они готовят свои лодки и, когда все будет собрано, поднимают паруса: я уведу их туда, где моей волей им предначертано теперь жить.
Тогда сказали мбауанцы:
— Пусть живут.
Наши же люди стали готовиться к отплытию.
А на Лакемба в это время было вот что. Там для вождя готовили огромный кусок тапы. Его разложили на траве под солнцем — рисунка на нем тогда еще не было[155].
Однажды вождь решил пойти искупаться и сказал своей дочери, госпоже Ланги[156]:
— Я иду купаться, ты же сторожи тапу. Если пойдет дождь, сразу собери ее и беги с ней в дом.
Вождь ушел, а его дочь посмотрела на небо, посмотрела во все стороны — на север, на юг, на запад, на восток, — нигде не было ни облачка, и тогда она решила: "Не будет никакого дождя, пойду-ка я посплю в тени".
Пока она спала, небо почернело, а когда она проснулась, тана была совершенно испорчена дождем. Вернувшись с купания, отец очень рассердился и вскричал:
— Что же это? Бездельница! Соня!
И он принялся колотить ее, бил, пока не устала рука, а потом выгнал из дома. Рыдая, она пошла на берег, собрала много спелых кокосов, соединила их все вместе — получилась высокая гора. Эта гора кокосов была даже выше уровня прилива. Девушка взобралась на нее и стала ждать прилива — а тогда на рифе было сухо. Когда же пришел прилив, ее вынесло ветром в море на этой горе кокосов. Ветер дул не очень сильно и нес ее к Ра, а она сидела и плакала о своем отце, о друзьях, о покинутом доме.
Два дня несло ее по волнам, а потом сна заметила огромную птицу, летящую в отдалении. Девушка испугалась и спряталась менаду кокосами. Тут птица подлетела к ней и уселась на кокосы, огромная и страшная. А девушка решила: "Если я останусь здесь, то я погибну в волнах океана. Уцеплюсь-ка я лучше за эту птицу — она донесет меня до какой-нибудь земли". Она уцепилась за одно из перьев на груди огромной птицы, птица же вскоре взмыла вверх и полетела с нею к Ра, а кокосы остались на волнах. Они летели всю ночь, а перед самым рассветом оказались над островом Камба и приземлились там. А в те дни на Камба никто не жил; остров был пуст, и только наши отцы, бывало, приплывали к Мбау вечером, ставили садки, а утром возвращались снимать их. Когда госпожа Ланги почувствовала себя на земле, она отцепилась от пера той птицы, и птица улетела, оставив ее одну на пустом острове.
Когда немного поднялось солнце, старик, вождь наших, приплыл с Мбау в своей лодке снимать садки. Идя по берегу, он встретил госпожу Ланги, увидел ее и испугался: она была высокая и красивая, настоящая дочь вождя, и выглядела совсем не так, как люди, родившиеся на Ра. И он вскричал:
— О, кто ты?! Ты дух? Не губи меня.
Она же отвечала:
— Это ты дух, а я — смертная девушка.
И спросил ее старик, кто она и откуда; она рассказала ему все:
— Я дочь Туи На-иау, чей предел — остров Лакемба. И еще многие земли подчиняются ему.
— Лакемба? — переспросил старый вождь. — Где это, Лакемба?
— Далеко, там где восходит солнце. — И она рассказала ему, как дождем испортило драгоценную тапу, и как она не снесла гнева вождя и уплыла на груде кокосовых орехов и уже готовилась погибнуть в пучине океана, и как огромная птица принесла ее на Камба. Старик изумился и сказал:
— Действительно, духи послали мне тебя. Я отвезу тебя к твоему отцу, к вождю твоего острова Лакемба: я тоже вождь, и вождь горцев. Мбауанцы, повелевавшие нами, разгневались на нас, и их вождь решил, что мы должны уплыть прочь и сами искать себе пристанище. А теперь я верну тебя твоему отцу и тем расположу его к себе, и тогда он даст мне и моим людям землю. Но знай, что на Мбау я должен спрятать тебя и скрывать, пока мы не соберемся в путь. Тебе надо будет скрываться от всех в моем доме. Если же хоть кто-нибудь увидит тебя, услышит твой голос — ты сразу умрешь, ведь по облику твоему и выговору в тебе сразу узнают чужую.
И вот он отплыл с ней на Мбау и, когда уже был близко, спустил парус, завернул ее в него и так отнес к себе, а там положил сверток под потолком дома. И еще он стал торопить своих людей с работой, боясь, как бы ее не нашли, и каждый день потихоньку носил ей еду и питье. Она же лежала тихо много дней, пока наконец лодки не были окончательно готовы к плаванию. Тогда он перенес ее на борт и поставил высокую ограду вокруг домика на палубе лодки — так что никто не мог заглянуть в этот домик. Так он держал ее там, а своим людям говорил, что один из духов согласился плыть с ними — но заглядывать туда им нельзя, иначе дух разгневается и будет горевать. И они боялись и не смели смотреть туда, а если проходили мимо ограды, то становились на колени и ползли, чтобы только не увидеть случайно духа и не погибнуть. А старый вождь каждый день брал лучшую часть пищи и нес госпоже Лапги, так что она жила в довольстве. Ветер был попутный, и уже на второй день все лодки благополучно достигли острова Коро, и там люди мбу-тони сказали:
— Это хорошая земля. Мы останемся здесь и дальше не поплывем.
И они остались, стали там рыбачить и живут на Коро по сей день.
Так плыли наши отцы, и кто находил себе земли там, кто — тут; оставшиеся же прибыли наконец на Вануа-леву. И они сказали старому вождю:
— Почему мы должны бесконечно плыть? Чем плоха эта земля? Останемся здесь, зачем умирать в открытом море?
Но старик сказал:
— Нет. Мы не останемся, а поплывем дальше. Нас ждут лучшие земли.
Но и его дух был неспокоен; ночью он пошел к госпоже Ланги и спросил:
— Где же твоя земля? Мы плывем уже много дней, а ее все нет.
Она же ответила:
— Не бойся, не горюй. Она уже совсем близко. Если ты согласишься плыть дальше, то еще до рассвета увидишь остров. Называется он Фиафиа и лежит уже на границе наших земель.
И они поплыли вперед; ветер был благоприятен и принес их к Фиафиа еще до наступления ночи. В ту ночь они еще спали на палубе, а утром уже сошли на берег. Старый вождь сошел последним, ведя за собой госпожу Ланги, — ведь они были уже в пределе ее отца. Они встретили на берегу женщин острова с сетями в руках — те шли на риф ловить рыбу. Среди них была одна старуха, долго жившая на Лакемба и хорошо знавшая госпожу Ланги. Увидев ее в окружении детей лифука, она удивилась: "До чего похожа эта госпожа на госпожу Ланги! Точно она!" И она пошла к женщинам лифука и спросила у них:
— Не госпожа ли Ланги прибыла с вами, не та ли, чью смерть мы оплакивали столько дней?
А они ответили ей с презрением:
— Что нам до вас и до вашей госпожи! Никого из ваших мы не брали с собой. С нами плыл лишь один дух, но он еще не сошел с лодки.
Но старуха уже успела подойти к девушке и узнала ее и упала перед нею, целуя ее ноги, рыдая:
— Это наша, наша дорогая госпожа, наша госпожа! Она жива, она жива! Жива та, о ком мы столько горевали! Она вернулась!
И она побежала в свой поселок с криком:
— Наша госпожа не погибла! Она жива, она вернулась к нам, наша дорогая госпожа Ланги!
И тут все, и вожди, и простые общинники, бросились к берегу. Велика была их радость: они видели свою госпожу живой и здоровой. И еще больше велика была их благодарность людям лифука за ее спасение. И они принесли им богатые дары, и построили им дом, и наполнили его богатством. Этот дом должен был стоять и ждать их.
А наши отцы наутро вновь подняли парус и поплыли на На-иау, где, как и на Фиафиа, люди их одарили щедрыми дарами. Одну только ночь провели они на На-иау, а затем, с благоприятным ветром, отплыли на Лакемба; около Ванга-талаза они спустили парус и послали пятерых сообщить о себе. И эти пятеро шли по поселку — на головах у них были тюрбаны, и говорили, вели себя они словно вожди. А люди Лакемба, работавшие на полях, увидели их и стали спрашивать друг друга:
— Что за незнакомцы? Откуда они? Какие у них громкие голоса! Что за тюрбаны у них! Это, видно, вожди из земли вождей!
И они последовали за ними в поселок. Когда все пятеро достигли города, они спросили:
— Где дом вождя? — и пошли прямо туда, чтобы сообщить ему о прибывших. А вождь спал, скрытый шторами от москитов, и все женщины в доме молчали, боясь разбудить его. Эти же пятеро громко спросили:
— Где Туи На-иау?
Женщины шепотом ответили:
— Он спит.
— Тогда разбудите его, — сказали эти пятеро. Но женщины боялись. Однако вождя разбудил их разговор, оп вышел и сел перед ними и спросил, откуда они и кто.
— Откуда вы, благородные вожди?
Они отвечали:
— С острова Ра.
— С острова Ра! Остров Ра? Где же это?
— Мы с Мбау, — отвечали они.
— Мбау... А где это?
Тогда они рассказали ему о своем крае.
— Как хороша теперь наша жизнь, — сказал Туи На-иау. — Мы, жители Лакемба, всегда думали, что единственные на свете, а теперь узнаем, что есть и другие пределы, есть край среди островов Ра, что называется Мбау. Воистину мир больше, чем мы думаем.
— Мир, о благородный господин, — сказали люди лифука, — еще больше. Кроме твоих владений и Мбау есть еще Вити-леву, который столь огромен, что все его берега даже при попутном ветре не увидеть и в четыре дня. Еще есть остров Вануа-леву, великая и населенная земля, а за ним есть острова Ясава, но они невелики. Там кончается земля, и все что дальше — вода. Мы, лифука, когда жили на Мбау, думали, что нет никакой иной земли. А теперь мы повидали все, пока плыли к тебе, и знаем наверняка, что мир очень велик.
Вождь был изумлен и сказал:
— О, как это дивно, о! Я слышу необыкновенные вещи. Вы очень мудры и знаете гораздо больше, чем знали наши отцы. Но что же привело вас ко мне?
Тут поднялся вождь-оратор и произнес речь, рассказав о том, как отплыли они с Мбау, как плыли по океану, и о том, что они привезли с собою госпожу Ланги — и теперь вместе с ним будут радоваться и ликовать.
Но дух вождя не принял радости, и вождь сказал лишь:
— Не говорите так, о вожди, мои гости, — вы говорите неправду, ибо уже давно отпировали в память той, что погибла. Уже глаза наши успели высохнуть от слез, пролитых по моей дочери. А теперь вы вдруг говорите, что привезли ее с собой. Зачем такие слова, зачем тревожите вы мой дух?!
Отцы же сказали ему так:
— Не сомневайся ни на миг — мы говорим правду. Да и зачем нам было бы идти к тебе с ложью, ведь всегда легче сказать правду. Если же нет с нами твоей дочери, пусть мы умрем.
И тогда наконец проникли их слова в сердце вождя, и он вскричал:
— О благородные гости, вы духи, духи! О Мбулу, земля духов, неужели ты возвращаешь мне дочь? Но где она? Неужели вы и вправду привезли ее с собой?
— Она здесь, — отвечали те. — Наши лодки стоят на якоре в Ванга-талаза, и мы пришли к тебе узнать, когда привести твою дочь в твой благородный поселок — сегодня, завтра или в другой угодный тебе день?
Тут вождь исполнился радости и сказал:
— Не сегодня и не завтра, о вожди. Прошу вас подождать четыре дня, чтобы мы все подготовили для вас и встретили вас пиром и подарками, как и следует встречать вас, великих вождей, посланных нам духами.
И наши отцы сказали:
— Хорошо, твои слова прекрасны. Мы будем ждать. А сейчас мы возвращаемся к своим лодкам.
И вот на пятый день, во время отлива, они перетащили свои лодки из Ванга-талаза в поселок вождя. С ними была Ланги, и они воспевали духа Роко-уа[157]. А все жители Лакемба собрались на берегу, ожидая прибытия своей госпожи. Все, у кого были лодки, впрыгнули в них, по двое в каждой. Получилась длинная вереница лодок вдоль берега, и, соединив руки, они образовали живую дорогу, по которой надлежало пройти госпоже Ланги. А еще к берегу принесли кусок тамошней материи и погрузили край в воду. Когда же она пошла, стали развертывать тапу — это был путь госпожи Ланги[158]. И по ней провели ее от берега до поселка с великими почестями.
А сзади шли дети лифука, исполняя пляску с копьями и распевая гимны.
Великим был тогда праздник, и наши отцы получили великие дары. И земля им тоже была дана, где они построили поселок Лифука, — в нем и живем мы поныне. И доброй была их дружба с жителями Лакемба, но недолго это длилось, и они стали копить зло друг на друга, и между ними разгорелась война. А было это так.
Нас было много, а земли — мало. И наши отцы решили так: "Снарядим большую лодку, сядем в нее с детьми и женами и поплывем вперед — может быть, наши духи наделят нас землей где-нибудь на наветренных островах". И они пустились в плавание и так приплыли на Онеата, где исполнили пляску копий. Оттуда поплыли они на Ва-тоа и там тоже исполнили пляску с копьями. Но земля там им не понравилась, а дальше они ничего не увидели, хоть и взобрались на самую высокую гору. И они решили: "Это конец земли. За этой землей — лишь вода. Вернемся же в лодки и поплывем назад на Лакемба". Но вышло так, что, пока они плясали, двое духов, живших в дупле одного дерева, услышали гром копий, топот ног и гимны другим духам. И они спросили:
— Что это? Что это такое?
Они подняли головы, чтоб взглянуть на незнакомцев. А в той лодке плыл один из людей лифука, который не сошел на берег, потому что был поражен проказой. Он увидел двух духов, выглядывающих из ствола дерева, и громко позвал своих:
— Сюда, сюда, скорее!
Но они не шли, а он все звал, пока не разозлил своих. Несколько юношей побежали к берегу и стали ругать его за то, что он мешает им петь и танцевать. А он все повторял: "Сюда, скорее сюда" — и сказал им, что только что видел двух духов. Тогда они сказали:
— Скорее высвободи мачту!
Все вместе они сняли мачту с лодки и с нею в руках подползли к тому дереву и спрятались за ним. Потом сделали веревочную петлю, прикрепили ее к той мачте и подняли мачту с петлей перед деревом. А всем своим они подали знак продолжать пляску и пение. И те продолжали, а как только духи выглянули из дупла, юноши затянули петлю и поймали их в нее. Тут бросились вперед все лифука, потрясая палицами, с криком:
— Вы подсматривали за нами и должны теперь умереть!
На это духи сказали:
— Оставьте нас жить, и мы станем вашими духами, будем жить в ваших домах. .
Но наши отцы были непреклонны:
— Нет, нам не нужны духи в наших домах. Вы должны погибнуть.
— Оставьте нас жить, и мы будем духами ваших плаваний!
— Нет! Мы и так плывем, куда пожелаем. Нам не нужны духи плавания. Вы должны умереть.
— Оставьте нас жить, и мы будем духами ваших сражений.
— Нет, мы горцы, мы сами — вожди сражений. Если мы голодны, мы убиваем врагов. Мы воюем своею мощью, и наши враги не бегут — летят перед нами. Нам не нужны духи сражений. Вы должны умереть.
— Оставьте нас жить, и мы покажем вам землю, где вы сможете поселиться, — сказали духи, горько рыдая.
— Землю? Что это за земля?
— Она называется Оно, — отвечали духи, — Это большая и прекрасная земля. Смотрите, ветер сейчас хороший. Подымайте парус и поплывем туда. Вечером уже вы будете привязывать свои лодки у берега Оно.
И сказали наши отцы:
— Хорошо. Доставьте нас на Оно, и мы даруем вам жизнь. А сейчас мы должны связать вас — так и отнесем вас в нашу лодку. А если вы солгали нам, мы вас съедим.
Связали они обоих духов и положили в лодку, ногами к той земле, куда плыли (так велели духи). Но лучше было, если бы они не прислушались к их лживым словам, тогда Оно был бы сейчас гораздо ближе к Лакемба.
Ветер был хорошим, и, проплыв совсем немного времени, они увидели землю — землю Оно. Их сердца исполнились радости, и они сказали:
— Вот наконец-то мы нашли место, где и поселимся.
Но как только они приблизились к земле, та снова удалилась от них, и они плыли, плыли и плыли, а земля все была далеко. Тогда старик-прокаженный подполз к духам и увидел, что они, едва лодка приближается к берегу, отталкивают землю ногами; от этого-то земля и удалялась. Вот почему теперь Оно так далеко от Лакемба.
И он рассказал об этом остальным; горек был их гнев, и они даже стали бить духов палицами, так что те вскричали:
— Не убивайте нас, только поверните наоборот, и мы не будем больше отталкивать землю!
И те повернули духов ногами к корме лодки и теперь уже быстро достигли земли. Их лодка встала в проливе. Они пошли на берег, оставив на борту детей и наказав им:
— Следите за этими коварными существами. Стерегите их зорко, не то они сотворят новое зло, а уж тогда мы и вас заставим вкусить кнута.
И вот они сошли на берег, исполнив пляску копий и воспев своих духов; люди с Оно взяли их за руки и приветствовали их и, услышав их рассказ, дали им землю. И они живут там поныне.
Но когда старшие сошли на берег, двое духов начали молить детей развязать их, говоря:
— О дети вождей, развяжите нас, и мы научим вас чудесной песне — новой, красивой.
И дети решили развязать их. Так решили все, кроме одного мальчика, у которого были ум и дух взрослого человека. Он все кричал:
— Нет, нет! Не развязывайте их. Неужели вы успели забыть родительское слово? Нас ждет за это кнут!
Но они отвечали:
— Нет, мы развяжем, распустим их путы, чтобы узнать новую песню.
Так они развязали им ноги, отпустили их головы. И тогда духи сказали:
— Вы сидите на палубе, а мы взберемся на мачту и оттуда споем вам эту прекрасную песню.
Дети уселись на палубе, а духи взобрались на мачту и запели.
Виден Тувана, пред нами Тувана,
Виден На-сали, виден прекрасно,
Что до Мбуроту, мы спрячем его!
Все это были имена маленьких островков, тех, что видны с мачты лодки, стоящей в бухте Оно. Кроме Мбуроту, который никому не удалось найти.
Так они пели, а дети хлопали в ладоши и говорили:
— Хорошая, очень хорошая песня!
Но все это время злодеи давили вниз на мачту со всей силой, и так им удалось вогнать лодку под воду — все дети утонули. Когда взрослые лифука пришли на берег, их лодка уже затонула — они нашли только мертвые тела своих детей: волны носили их туда-сюда. Долго плакали, горевали они тогда: им пришлось хоронить своих детей у берега. И в наше время, ночью, когда сияет луна, над бухтой Оно можно услышать голоса утонувших детей. Они всегда поют одно и то же:
Виден Тувана, пред нами Тувана,
Виден На-сали, виден прекрасно,
Что до Мбуроту, мы спрячем его!
65. [Вожди Лакемба]
(№ 65. [52], 20-е годы XX в., о-в Лакемба, с англ.
Ср. сюжет об утраченной рыбе, которая была табу, в № 63, 64.)
В старые времена на Лакемба было три вождя: в На-санга-лау, в Нукунуку и в Тумбоу. Они правили поврозь, но все же считалось, что всех выше вождь На-санга-лау.
Как-то поймали у берегов На-санга-лау большую рыбу. Называется такая рыба санга. Хвост отрезали и выбросили, а головную часть вытащили на берег[159]. Стали готовить печь. А в это время тупуа, помогавший жителям Тумбоу, пришел, утащил ту рыбью голову и унес. В На-санга-лау сразу это заметили, пустились вслед за духом и отняли голову. Отнесли ее в один дом, подвесили под крышей, а одного старика поставили сторожить. Но дух из Тумбоу сумел обмануть его. Он пришел в тот дом и говорит:
— Печь готова, пора нести голову.
Старик в ответ:
— Вот она, висит под потолком.
И дух из Тумбоу унес ее к себе в поселок. А вскоре люди из На-санга-лау послали за ней.
Старик сказал посланным:
— Ее уже взяли, понесли к вам.
Те стали спрашивать:
— Кто взял?
Старик ответил:
— Какой-то юноша.
Те сразу догадались, что это опять был дух Тумбоу, и бросились за ним. Догнали его в На-мба-нгеле, что на границе местностей, принадлежавших одна Тумбоу, другая — На-санга-лау. Дух из Тумбоу сказал:
— Если вы переступите границу, окажетесь в моем краю — убью вас[160].
Пришлось им остановиться там. А дух принес рыбу к себе, приготовил ее и позвал своих:
— Идите есть, жители Тумбоу! Теперь нет никого знатнее, благороднее, нет никого выше нас на всем острове!
В ту же ночь дух На-санга-лау пришел в Тумбоу с огромным камнем: он хотел закрыть им морской проход, ведущий в На-ндава. Но дух Тумбоу успел положить на его пути лианы. Тот, из На-санга-лау, явился, запутался в мотке лиан, упал и погиб, придавленный своим же камнем. А дух Тумбоу взял тот камень и закрыл им проход к берегу На-санга-лау. Вот почему у берегов На-санга-лау сплошной риф и нет никакого морского прохода.
Так Тумбоу стал главным поселком на Лакемба. Головы всех санга приносят сюда.
Поселок На-санга-лау назывался раньше На-сеу-вау, но из-за той истории имя его стало На-санга-лау.
66. [Маи-мбула и Коли]
(№ 66. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
В стародавние времена на склоне горы, обращенном к берегу, у которого садится солнце, стояло два поселка[161]. Назывались они На-ву-ваи и Ва-тика. Жители поселков все время враждовали. Так было долго. А однажды жители На-ву-ваи незаметно подкрались к вражескому поселку и уложили всех, кто жил в Ва-тика. В живых остались лишь некоторые из явусы на-и-мбили — они в это время ловили рыбу на рифе. Спасла же их птица, и был это ястреб: сначала он долго кружился над подожженными домами, а потом слетел к на-и-мбили и своим горестным клекотом навел их взгляды на дым, что шел с горы. Вот почему эта птица — калоу-ву людей, принадлежащих к яву-се на-и-мбили.
Прошло время, и жители На-ву-ваи спустились с горы в долину близ берега. С собой они увели и тех на-и-мби-ли, что остались в живых. Там в долине поставили новый поселок и назвали его тоже На-ву-ваи. А позже этот поселок стал называться Маи-мбула в честь благородного и знатного Маи-мбула. На самом деле этот Маи-мбула был духом поселка Ланга-теа, что на некотором расстоянии оттуда. А вот рассказ о том, почему На-ву-ваи стал называться Маи-мбула.
Благородный и знатный Коли из явусы вала-кева был человеком суровым, гневливым и вспыльчивым. Зато уж силы он был недюжинной и мастерски владел любым оружием. Люди очень боялись его: ведь в гневе он мог убить любого. Не раз темной ночью, когда Коли спал, у очага велись шепотом страшные речи. Но никто не решался напасть на него.
А одна женщина до того замучила своего мужа разговорами об этом, что он набрался решимости и вместе с товарищами отправился в Ланга-теа спросить совета у духа Маи-мбула. Дом духа стоял в Ланга-теа.
В то самое время жители Ланга-теа ставили духу новый дом и как раз вбивали опорные столбы. Множество людей собралось для этого.
Тут пришли и те смельчаки из На-ву-ваи. Страшно им было — и замысленное тяготило их, и духа они боялись. Как и положено, они несли духу корень янгоны. Приготовили ему по всем правилам чашу янгоны, склонились на колени и вылили янгону под основание столба. Они просили у духа помощи в борьбе с Коли. Дома же они никому ничего не сказали.
В ту же ночь к высокородному Коли пришли дурные сны, и его стал одолевать жар. Наутро стало ясно, что недуг его тяжел, а через три дня он умер. Перед самой смертью он открыл глаза, поднялся на постели и крикнул:
— Я знаю, Маи-мбула, это ты навел на меня хворь!
С этими словами он и умер. Его похоронили по всем правилам[162]. Наконец-то жители На-ву-ваи вздохнули с облегчением и стали радоваться жизни. Они вернулись к заботам и почти совсем забыли про страшного Коли.
Настало время мбонги-драу[163], и они совершили все обряды, подобающие памяти великого вождя. Уже почти все было закончено, и тут прибежал мальчик и сказал, что одну из больших лодок вот-вот унесут волны. Несколько молодых людей отправились туда посмотреть, что случилось. А лодки были укреплены у берега в местности Нуку-нуку, что на полдороге к Ланга-теа.
Они успели вовремя, закрепили лодку и сели на берегу отдохнуть, глядя на спокойные воды. Вдруг в зарослях за их спиной послышался шорох. Они обернулись. О ужас! На поляну вышел Коли, готовый к сражению, раскрашенный и вооруженный для боя, со своей огромной палицей на плече. А на дороге, ведущей из Ланга-теа, показался Маи-мбула, тоже с палицей на плече. Те люди почитали его как своего духа, потому задрожали от страха при виде его.
Коли крикнул хриплым голосом:
— Куда идешь, Маи-мбула?!
Он гневно ударил палицей по земле — земля задрожала — и сказал:
— Сегодня ночью ты умрешь.
Благородный Маи-мбула подошел поближе и сказал с усмешкой:
— Что это за малявка здесь? Кто смеет так говорить со мной?
Коли еще больше разъярился, бросился на духа, и началась схватка. Палицы их встречались — гром гремел, тела, натертые маслом, мелькали — молния блистала. Долгой была эта схватка, и люди из На-ву-ваи в ужасе взирали на нее.
Наконец раздался страшный треск, и Маи-мбула упал на одно колено. Обеими руками он поднял свою палицу над головой, чтобы хоть немного закрыться от ударов Коли, и взмолился о пощаде. Стал упрашивать Коли пощадить его — и тогда он, Маи-мбула, будет покровительствовать жителям На-ву-ваи, будет помогать им в сражениях. Пусть только Коли сохранит ему жизнь, отпустит его домой в Ланга-теа!
Дух благородного и знатного Коли отвечал на это:
— Нет. Я постановляю, чтобы ты отправлялся в На-ву-ваи. Ты станешь их духом, и жить ты тоже должен там. Поселок их теперь будет называться Маи-мбула, и все будут знать, что таков мой приказ.
Пришлось Маи-мбула согласиться на это. Вот почему поселок носит имя Мамбула. Во времена же наших предков его называли Маи-мбула.
А высокородный Коли с громким смехом повернулся лицом к На-ву-ваи и тотчас исчез. Когда же люди, сидевшие на берегу, посмотрели в сторону Маи-мбула, то увидели, что его тоже нет.
В те времена Ланга-теа делился на три квартала; назывались они Тару-куа-лека, Ярови и Са-вана. Благородный господин Маи-мбула покинул Ланга-теа, а значит, надо было избрать Туи Зизиа. Вождем стал благородный Са-лато из явусы ву-ни-сеа. Но он недолго назывался Туи Зизиа. Два вождя из Ярови, Мата-се-лиа и Лали-нга-во-ки, сговорились и убили его. Тогда Мата-се-лиа стал называться Туи Зизиа. Этому Мата-се-лиа было хорошо известно, сколь велик Коли. Знал Мата-се-лиа и о том, как Коли победил Маи-мбула. Мата-се-лиа признавал Коли первым среди духов, чтил его, подносил ему дары. Так Коли был признан главным калоу. И не только жители Мамбула стали чтить его как калоу-леву[164].
Мата-се-лиа пал в великой битве на острове На-иау — в той схватке люди Зизиа встретились с людьми Лакемба. Но об этом сражении — иной рассказ. Когда Мата-се-лиа погиб, другой вождь, Лали-нга-воки, стал называться Туи Зизиа. Лали-нга-воки тоже погиб в скором времени. Имя следующего Туи Зизиа забылось. А погиб он так.
Когда-то в Ланга-теа прибыли люди из явусы мбу-то-ни, пришли они с со-леву. Многие взяли в жены женщин из Ланга-теа и осели в тех местах. Они построили себе поселок и назвали его Мбу-тони. Со временем они стали во всем завидовать людям из Ланга-теа. Так родилась вражда. И вот эти, из числа мбу-тони, замыслили злое. Послали к Туи Зизиа гонца, тот передал, что люди из явусы мбу-тони хотят прийти в Ланга-теа с дарами, устроить меке. Наступил условленный день, они пришли, устроили меке. А Туи Зизиа во время меке всегда сидел на камне и смотрел на поющих. И точно так же наблюдал он за метанием дротика. В тот день он тоже там сидел.
Итак, те мбу-тони вышли на РаРа, стали перед тем камнем, начали меке. Это была очень красивая песня о палицах ндакаи[165]. В самой середине меке — все вокруг кричали: "Винака, винака!"[166] — вождь гостей подал знак, бросился на Туи Зизиа, на других тамошних вождей, его люди за ним, и всех уложили. С тех пор это место называется На-веси-ндакаи, так зовут его по сей день.
Ни одного Туи Зизиа не было с тех пор, все боялись называться Туи Зизиа — ведь этот титул знаменовал несчастье. А потом спросили жреца, служившего благородному господину Маи-мбула, и жрец сказал, что не в имени Туи Зизиа зло, а в камне, на котором сидели все Туи Зизиа. Этот камень был табу — так постановил сам Маи-мбула. Тогда этот камень поставили торчком, и никто не смел притронуться к нему. Известно, что, если кто прикоснется к этому камню, у того рука отсохнет или покроется язвами, а тогда уже и смерть близка.
67. [Туи-ндела-и-нгау]
(№ 67. [97]. 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.)
Однажды в На-муа-на-и-ра устроили празднества и состязания. А два человека из числа живших там отказались идти на состязание: они держали зло против кого-то из своих. Женам этих двоих было очень неприятно, и они сказали, что мужья могут делать что хотят, а они все же отправятся на праздник. Итак, женщины набрали цветов, украсились гирляндами, нарядились соответственно случаю и в положенное время ушли смотреть состязание.
Мужьям их было очень одиноко — они ведь остались вдвоем. Решили устроить себе пир. Наготовили клубней и пошли в заросли искать крабов, чтобы украсить ими свой пир. В поисках крабов увидели они человека огромного роста и приятной наружности. Он выходил из леса, шел к берегу. Итак, он вышел на берег и собрался купаться. Но как! Обращаясь к своим рукам, ногам, к своему телу, приказывал он им идти купаться.
— Руки! Идите купаться, — и вот уже руки отделились от тела и послушались приказа.
— Ноги! Идите купаться, — и вот уже ноги отделились от тела и вошли в воду.
Когда этот человек весь так искупался, голова отделилась от тела и вошла в дерево, в сину. А все члены его, искупавшись, тотчас возвращались на место.
С изумлением взирали на это те два человека. Пораженные, они сказали друг другу:
— Дух! Настоящий дух!
Когда же голова вернулась на прежнее место, великан пошел обратно в лес.
Те двое в почтении и восторге последовали за ним.
Он взошел на самую высокую гору острова — они за ним. А там он вошел в большое дерево и скрылся в нем. Те двое, пометив сухими стеблями его убежище, вернулись к себе. По дороге они только и говорили что об увиденном и еще о том, как бы им получить покровительство нового духа.
На следующий день они взяли большой корень янгоны и вернулись к тому дереву, в котором укрылся дух. Обратились к духу, сказали, что принесли ему в дар этот корень, что просят его покровительства и благосклонности. Вскоре он предстал перед ними. Взволнованные, они продолжали сидеть и все хлопали в ладоши: так они приветствовали духа. Он же спросил, что привело их к нему. Один из них, посмелее, отвечал, что они видели, как он купался. Теперь же они просят его усыновить их и быть их покровителем. Дух тотчас согласился и велел им готовить янгону. Когда она была готова, дух выпил из поднесенной ему чаши, поднял глаза на верхушку своего дерева и крикнул:
— Кто там наверху? Мне нужна копалка, чтобы вырыть земляную печь!
В ужасе увидели те люди, как с неба слетела копалка и тотчас выкопала яму для печи.
А дух приказал спустить ему с неба камни для этой печи. Тотчас слетели с неба камни и улеглись в печи как положено.
Дух приказал сбросить ему дрова. Спустились и дрова, загорелись и стали нагревать камни.
Когда же печь была готова, он спросил у тех двоих:
— Кто из вас войдет в эту печь, чтобы накормить меня собой?
Тяжело было им выбирать, но они знали, что если не повинуются, то точно погибнут. Тот, что посмелее, сказал:
— Я, мой господин.
Великан велел ему:
— Прыгай!
И тот со слезами на глазах спрыгнул в печь.
Дух приказал прислать ему с неба листья; они упали вниз рекой и покрыли того несчастного целиком. Снова подоспела копалка и накрыла все это раскаленными камнями и дерном[167].
А тот, второй, стоял неподвижно и ни слова не мог вымолвить от ужаса.
Прошло немного времени, и дух сказал, что все готово. Приказано было прислать все необходимое, чтобы открыть печь. Спустилась копалка, убрала дери, каменья, листья. А под ними оказалось не печеное человечье мясо, а множество чудесных циновок! А под ними — прекрасной набивки луб! А под ним — тот человек, целый и невредимый. И еще дух щедро одарил тех двоих, так что они ушли домой, нагруженные богатой ношей. Дома нее они спрятали эти дары.
Утром следующего дня они пошли ловить рыбу, наловили четыре корзины и отнесли к тому дереву. Выложили всю рыбу у дерева и сказали духу, что это — ему в дар. С тем и ушли.
А на следующий день, не одевшись как подобает, пошли они на то состязание — оно еще не кончилось. Все увидели их неподобающий наряд и стали ругать, обзывать, дразнить. Те же двое побродили вокруг святилища, а потом один из них вышел на середину РаРа. В толпе стали кричать:
— Прочь, прочь, подлый человечишко[168]! — но тут он сказал:
— Мы хотим устроить пир, достойный вождя.
Все замерли, потрясенные, и уже никак нельзя было прогнать его. Он крикнул:
— Кто там наверху? Мне нужна копалка, чтобы вырыть земляную печь!
С неба слетела копалка — точно так же, как спускалась она раньше по приказу духа, — и вырыла яму для печи.
Тот человек делал все так, как его дух, и вскоре все было готово. Тогда он спросил своего товарища:
— Кто из нас войдет в эту печь, чтобы накормить собой вождя?
Тот, второй — а он до этого ничего не делал, только смотрел — сказал:
— Я.
Итак, он спрыгнул в яму, а по приказу его друга с неба спустилось все необходимое, чтобы закрыть печь. Когда все было сделано, этот человек сказал:
— Я пойду искупаюсь, а к началу пира вернусь.
Итак, он ушел к себе, умылся, натерся маслом и оделся в красивые одежды — получил он их тоже с небес, так же как и все остальное.
Когда он вернулся к печи, все уже ждали в большом нетерпении. Снова воззвал он к духу, и печь чудесным образом открылась. Все увидели циновки, множество циновок! Одну за другой вынимали их из печи, складывали, и так получилась целая гора.
За циновками последовала лубяная материя с чудесной набивкой. И ее оказалось великое множество. А из-под нее выпрыгнул тот человек, целый и невредимый. Он был богато украшен, на ногах и руках у него были браслеты из раковин каури.
Все циновки и луб из печи отнесли в дар вождю. Затем эти два человека пошли к себе. Их жены отправились за ними. И еще много женщин устремилось в их дома, но те, прежние, жены прогнали их с криками:
— Вон! Прочь отсюда! Нам здесь не надо многоженства!
И все люди, как один, решили:
— Туи-ндела-и-нгау — великий дух!
Духи-предки
68. Ра-маси-леву
(№ 68. [54], 20-е годы XX в., о-в Вануа-леву, с англ.)
Дух, помогающий явусе на-вату, — Ра-маси-леву из Ве-рата[169]. Он зовется еще и Роко-ма-уту[170]. Покровительствует он делам войны. Но он не всегда был духом, родился он человеком. Жил он тогда на западе[171]. Рассказывают, что там жило много его братьев, а он был самым младшим.
В старые времена люди ловили для него рыбу особой, священной сетью, и за это он давал им победу в войне. Улов подносили ему и на Мбау, и в Сомосомо, и на Ва-нуа-леву. И перед рыбной ловлей тоже вожди приносили духам зубы кашалота. Два зуба несли Ту-ни-ндау[172], покровителю рыбаков, — и первый из этих зубов назывался тан-ги-зи-вону[173], а второй имел имя и-узу-ни-лава[174]. Если удавалось поймать потом черепаху, женщины произносили нараспев такое нделе:
Все это от меня, все это от меня.
Спеши скорей сюда, скорей спеши сюда.
(7 Черепашье мясо — табу, и первый кусок принадлежит духу-покровителю. Заговор произносится, чтобы вызвать духа.)
Женщины пели нделе и кидали камнями в тех мужчин, что несли пойманную черепаху. А знатные женщины кидали в них не камни, а тамбуа. Когда же черепаху вносили на святилище, Ра-маси-леву входил в жреца. Жрец весь дрожал и всегда просил, чтобы принесли соленой воды[175]. Тогда начинали готовить янгону, чтобы Ра-маси-леву мог утолить свою страшную жажду, а к янгоне запекали черепашье мясо. Только в одной явусе едят черепашье мясо, это явуса на-и-зомбо. И только в людей из на-и-зомбо вселяется Ра-маси-леву.
Святилище Ра-маси-леву — на острове На-вату; а еще он может воплощаться в цапле[176].
69. [Рамба]
(№ 69. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.
Ср. также № 70.)
Однажды Рамба, предок людей ву-ни-эву, оказался близ На-и-зомбозомбо. Там он увидел старуху, прародительницу жителей Ваи-леву. Там, в Ваи-леву, у нее была земляная печь, готовился в ней маниоковый хлеб[177]. Она, нагнувшись, хлопотала над печью, и он увидел ее срамное место. Увидел и велел своим детям принести молодые побеги — этими побегами надлежало хлестать его член, чтобы поскорее возбудить его.
Так они и сделали, член его поднялся и начал вытягиваться, извиваясь, как змея. Достиг скалистой кручи, пробил ее, и так появилась там долина. А дети продолжали хлестать ветками его член у самого корня. Наконец он достиг цели и овладел старухой, вошел в нее. Дети продолжали возбуждать его член, он поднимался все выше, и вот уже старуха оказалась между небом и землей, так высоко, что вся земля ей была видна. Дети же трудились неустанно, и из их пота сложились тамошние реки и ручьи.
Когда все было кончено, старуха упала вниз — долетела до острова Яндуа. И по сей день люди из Ваи-леву и люди Яндуа связаны: они тауву.
70. [Зуриаки]
(№ 70. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.)
У Зуриаки, родоначальницы людей из Таваки, было такое огромное влагалище, что никто не мог удовлетворить ее. Ее прислужницы пытались ушить его, но немногого добились.
О Зуриаки прослышал предок людей из Ндонго-туки. Он решил посетить ее. Он пошел по горам, а его член люди его везли вдоль самого берега на десяти плотах.
Итак, они прибыли, и люди стали возбуждать его. Наконец он овладел Зуриаки, и, когда входил в нее, швы, сделанные ее женщинами, разошлись, стежок за стежком. Его люди продолжали возбуждать его, член его поднимался все выше, и вот уже женщина оказалась между небом и землей. А когда все было кончено, она отлетела прочь и упала на полпути между Яндуа и островами Ясава. На том месте, где она упала, стоит теперь скала Алева-калоу. А в Таваки с тех самых пор нет больше духа-предка.
71. [Как жители На-каи стали знатными людьми]
(№ 71. [52], 20-е годы XX в., о-в Матуку (о-ва Лау), с англ.
Действие происходит на о-ве Матуку. О значении культа змеи для фиджийцев см. Вступительную статью и ср. № 1-8, 62.)
Раз один человек из Ярои отправился в горы охотиться за летучими мышами. Стрела его улетела в Нгесиа. Он пошел ее искать. Оказалось, она попала на могилу. Когда он вытащил ее из земли, перед ним вырос дух[178]. У этого духа была голова как у сухопутной змеи, а тело морской змеи. Это был дух Маси-ни-вануа[179]. Он приказал человеку:
— Пойдешь со мной.
Тот сказал:
— Пойдем этой дорогой.
Напуган он был безмерно, а потому решил идти в Нга-лика-руа.
Когда человек и дух достигли Ярои, человек сказал:
— Подожди меня здесь, я только скажу в поселке, что пойду с тобой.
А вообще-то тот человек был из Ява. Но от страха он все забыл.
То место, где дух остался ждать, называется Ваи-ни-маси. Там осталось от змея несколько оврагов, потому что сначала дух-змей собирался в Ява, а потом повернул на дорогу Мбуто-и-ярои, что ведет в На-каи. Итак, он отправился потом по этой дороге. Там, где он ложился отдохнуть, теперь убежища разных духов. А потом он достиг долины На-зо-вадра и лег там. Предки нынешних людей из На-каи нашли его там. И с тех пор они приобрели знатность, ведь это они нашли духа-змея.
72. [На-токалау и Унду]
(№ 72. [52], 20-е годы XX в., о-в Матуку, с англ.
На-токалау — местность и поселок на о-ве Матуку, Унду — местность и поселок на соседнем о-ве Тотоя.)
В старые времена в На-токалау не было воды. Однажды тупуа, живший в На-токалау, спустился на Тотоя и отправился по острову в поисках воды. Нигде ее не было, и так он дошел до берега Унду. Там поднялся в глубь острова и увидел, что дух, живущий в Унду, возделывает таро на своем участке.
Дух На-токалау решил не показываться духу Унду, а подглядеть, где у того вода: тогда ее можно будет украсть. Незаметно прокрался он вдоль участка и нашел бутыль с водой. Он схватил ее и убежал прочь. Воду из бутыли он вылил у основания высокой скалы — там теперь большой источник. А в Унду с тех пор вовсе не стало воды.
Когда духи все же встретились, тупуа из Унду сказал:
— Что ж, раз моя вода досталась тебе, бери ее, но мне давай таро.
Так жители На-токалау и Унду стали тауву. Они воруют у других таро и много всего другого. А еще люди На-токалау могут не спросясь брать в Унду кокосы, сахарный тростник и бананы.
73. [Мбау, Вуна, Сомосомо]
(№ 73. [100]. 60-е годы XIX в., о-в Мбау, с англ.
Сомосомо, или За-кау-ндрове, — о-в Тавеуни. В первой половине XIX в. вождества Мбау, За-кау-ндрове (Сомосомо) и Вуна возвысились (во многом благодаря европейскому оружию) и начали соперничать друг с другом, оттесняя при этом все прочие политические силы на задний план. Возможно, отголосок этого соперничества — приводимый рассказ.
Ср. также № 74, 75.)
Из всех, кто прибывает на Мбау, больше всего унижений доводится на долю тех, кто приплывет с Сомосомо. А все из-за глупого духа. Дух Сомосомо — звали его Нгу-раи — решил однажды отправиться на Мбау. Вату-мудре дал ему ствол бамбука, чтобы плыть на нем, как на плоту, и взялся направлять Нгураи, потому что пути на Мбау дух не знал. Нгураи вошел в крысу, взял с собой свою палицу и отправился в плавание. Миновал по указке Вату-мудре несколько островов — не будь Вату-мудре, он обязательно зашел бы на них, — а потом наконец с его помощью достиг цели. И Вату-мудре указывал ему, куда плыть, хотя сам был очень далеко. Когда Нгураи наконец достиг Мбау, ему было совсем худо: от слабости он уже не мог держаться на своем плоту, упал с него, и волны несли его куда хотели. Так его несло волнами, а подобрала его одна женщина с Мбау. Она отнесла его в дом вождя и посадила подле очага. Четыре дня не мог он отогреться и все дрожал.
Тем временем на Мбау прибыл дух из Вуна. Дух Мбау принял его со всеми подобающими почестями. Он еще хотел, чтобы из Вуна платили дань Мбау, но ничего у него не вышло.
Наступило время отправляться домой. Холодный и голодный, вернулся дух в облике крысы на За-кау-ндрове. Горько ему было — и оттого, как он оказался на Мбау, и оттого, как его там приняли. А дух из Вуна вернулся к себе радостный и довольный, сытый и богато украшенный.
Прошло время, и дух с Мбау — звали его Маи-соро-ни-ака — отправился к духу Вуна. Теперь дух Вуна стал требовать, чтобы с Мбау доставляли ему дань. А как раз перед этим он навощил дорогу, по которой должен был прибыть дух, сделал ее совсем скользкой; тот дух рассердился, пошел на него с кулаками, хотел наказать его за оскорбление — и растянулся на земле. Тут-то дух Вуна снова сказал, чего хочет, и пришлось поверженному духу согласиться. Условились, что Мбау будет нгали для Вуна, но не будет приносить ему урожаи и другие дары. Вот почему жители Мбау всегда почтительны с людьми Вуна, а те ведут себя с ними как господа.
Если же лодка с Сомосомо приплывает на Мбау, парус на ней надлежит спустить еще далеко от берега. Гребцы же должны сидеть на веслах: всякий, кто осмелится встать, заплатит за это жизнью. А уже у самого берега надлежит прокричать тама:
Ндуо! Во!
Ндуо! Во!
На Мбау приплывшие должны пробыть четыре дня на улице, и лишь потом им можно попасть в дом. И в дом они должны вползать, а не входить: так они подражают крысе, что вся тряслась от холода. Проползут немного, скажут дрожащим голосом тама, ползут дальше. По истечении четырех дней на Мбау им уже можно ходить по острову и носить хорошую одежду. Но все же ходят они пригнувшись, и руки у них все время сложены на груди.
Мбауанец, встречая такого человека, спрашивает:
— Ну что, свободен ли Нгураи?
А тот отвечает:
— Да, благородный господин, Нгураи уже освободился.
74. [За-кау-ндрове и Мбау]
(№ 74. [54], 20-е годы XX в., о-в Тавеуни, с англ.
Ср. № 73.)
За-кау-ндрове стоит ниже Мбау, жители За-кау-ндрове должны почитать мбауанцев, и вот почему это так.
Когда люди За-кау-ндрове заплывают на своем пути к берегам Мбау за остров Вива, они обязательно должны грести стоя, сидеть им нельзя ни за что. А вот жители Вуна, когда и плывут на Мбау, всегда гребут сидя.
Когда жители За-кау-ндрове приплывают на Мбау, они должны три дня спать вне дома. И если просыпаются они среди ночи, должны кричать приветственно: "О, о!". Только на четвертый день разрешают им войти в дом. И входят они, скрестив руки на груди. А все это из-за их духа, Нгураи.
Однажды Нгураи воплотился в крысе и пустился в плавание по волнам. Плыла та крыса в сторону Мбау. А другой дух оставался в краях За-кау-ндрове. Так вот, крыса уже собралась выходить на берег острова Коро, но тут тот дух как крикнет ей из За-кау-ндрове:
— Вперед, вперед!
Крыса поплыла дальше и хотела сделать остановку на Ова-лау, но тут ей опять крикнули из За-кау-ндрове:
— Вперед, вперед!
Крыса поплыла дальше, достигла Моту-рики, а там все повторилось. Так крыса добралась до Мбау и свалилась на берегу, уже совсем без сил!
В это время на берег спустилась одна старушка из явусы ма-сау — пришла набрать соленой воды. Она-то и подобрала бедную крысу, положила ее отогреваться рядом с земляной печыо. А крыса до того замерзла, что не могла согреться целых четыре дня.
Вот почему и по сей день жители За-кау-ндрове, попадая на Мбау, спят там совсем мало, а когда просыпаются среди ночи, должны кричать приветственно: "О, о!".
75. [Как поспорили духи,повелевавшие Мбау и Вуна]
(№ 75. [54], 20-е годы XX в., о-в Вануа-леву, с англ.)
Дух, имевший власть над Мбау, отправился раз в Закау-ндрове; на плече он нес свою палицу. По дороге дух Мбау поскользнулся на банановой кожуре и упал.
Тут подоспел дух Вуна и сказал:
— Теперь ты будешь служить мне.
Но дух Мбау ответил:
— Нет, потому что палица моя при мне[180].
И все же с тех пор Мбау подчиняется Вуна.
76. [Намука и Мбау]
(№ 76. [54], 20-е годы XX в., о-в Намука, с англ.)
Са-и-на-ванга, явивший на холме Зау-мборо, оказался раз в Мбенау. Там он выбрал себе лодку — из тех, что стояли у берега, — и отплыл на Коро. Оттуда поплыл на Мбау. Пристал к берегу у дома, где жил дух войны, но никому не стал показываться. Три дня и три ночи провел он без движения, так ему было холодно. Только через три дня и три ночи смог пошевелиться. И тут же принялся грабить и разорять Мбау: срывал с деревьев хлебные плоды, выдирал из земли клубни таро, убивал свиней и кур.
Мбауанцы спросили:
— Что это за человек, откуда?
Он в ответ:
— Из За-кау-ндрове.
Но они сказали:
— Не может быть, ты не из За-кау-ндрове.
Тогда только он признался:
— Я с Намука, с горы Зау-мборо.
Как только он сказал это, его позвали в дом вождя, и с тех пор Мбау, За-кау-ндрове и Намука стали вануа-вата[181]. Если мбауанцы прибывают к берегам Намука, они не поднимают флаг. Они, только они одни подносят соро госпожам Мби, двум женам духа Намука. Если же люди Намука прибывают на Мбау, они должны вести себя очень тихо, до тех пор пока не поднесут мбауанцам своего и-севу-севу со словами:
— Сохраните нам жизнь, не губите нас.
И на Мбау тоже положено воздавать дары благородным Мби; а уже потом можно резать кур и забивать свиней.
77. [Вандаму и Ванда]
(№ 77. [56], 20-е годы XX в. (?), место записи неизвестно, с англ.)
Однажды Вандаму отправился на поиски ямса; ему хотелось посадить его у себя. Ванда взял несколько клубней, испек, завернул и так отдал Вандаму. Вандаму потом открыл сверток, смотрит — а ямс уже запечен.
Вскоре Ванда пошел просить бананов. Дух местности На-ндаранга — это и был Вандаму — сходил в лес и принес несколько ростков дикого банана. Ванда посадил их у себя, а когда они выросли, увидел, что это не настоящие бананы.
И по сей день, когда потомки Вандаму приходят к потомкам Ванда, их угощают тем самым ямсом, который Ванда запек для Вандаму.
78. [Как явуса туну-лоа и явуса На-нге-леву стали тауву]
(№ 78. [56], 20-е годы XX в. (?), место записи неизвестно, с англ.
Этот текст, как и № 72, показывает, что основанием для объяснения связей, установленных в социуме, могли быть самые разные, отнюдь не только положительные отношения между духами.)
Однажды Нгала, дух, покровительствовавший явусе туну-лоа, решил забраться на [чужую] кокосовую пальму. Залезть на нее он хотел украдкой, чтобы никто не видел. А у Мата-валу, духа явусы на-нге-леву, было восемь глаз, так что он заметил Нгала. Заметил, рассердился на него и прогнал его прочь. А еще вслед ему стал бросать скорлупки кокосов. Из этой скорлупы и получились рифы между Туну-лоа и На-нге-леву.
Вот как люди из явусы туну-лоа и люди из явусы на-нге-леву стали тауву. Ведь их духи-предки обижали друг друга, а один даже хотел обокрасть другого.
79. [Мазуата и Зикомбиа]
(№ 79. [54], 20-е годы XX в., о-в Вануа-леву, с англ.
Вожди провинции Мазуата считали своей прародиной небольшой остров Зикомбиа у северо-восточного побережья о-ва Вануа-леву.)
Людей с Зикомбиа привел в Мазуата змей по имени Нга-лулу-валу. Сам же Нга-лулу-валу попал в Мазуата так. Он отправился на поиск мест, где отбивают кокосовые волокна[182]. Но не они ему были нужны: он знал, что в таких местах можно будет охотиться на морских черепах[183]. Если он прибывал куда-нибудь, но не слышал стука колотушек, знал: черепах здесь не поймать. Так бродил он по разным краям и наконец достиг Мазуата. Услышав, как отбивают местные жители кокосовые волокна, он понял: здесь ловятся черепахи. Он пошел вдоль ручья и пришел к водоему, где действительно плавали черепахи[184]. Оттуда он пошел к дому вождя Лингау-леву. Вождь позвал его:
— Входи в дом.
Нга-лулу-валу вошел в дом через заднюю дверь, сразу забрался под крышу дома.
Лингау-леву сказал:
— Некому нарвать листьев, чтобы было на чем разложить заквашенные плоды.
Дух тут же вышел, забрался на хлебное дерево, живо нарвал листьев и бросил их к основанию дома. Вот почему люди Зикомбиа всегда едят черепашье мясо, сидя у основания дома. А перед этим они с громкими криками срывают кокосы и складывают там. А жители Мазуата приходят, режут кур, а потом вместе с хозяевами рвут кокосы.
Зикомбиа и Мазуата — нгали-веи-тамба-ни[185], но Мазуата благороднее. А все потому, что Нга-лулу-валу забрался тогда на хлебное дерево, чтобы нарвать с него листьев. Вот его земля и стала менее благородной от этого. Останься он тогда под крышей дома, оба края были бы теперь равны по благородству.
80. О духах-предках на-мборо
(№ 80. [23], конец XIX — начало XX в., о-в Вити-леву, с англ.
Действие происходит на востоке о-ва Вити-леву, где и живут на-мборо.)
Благородный и знатный господин Моко-лоалоа и благородный, знатный господии Моко-вутувутуа, предки нынешных на-мборо, были братьями[186]. В прежные времена жили они в своем краю, в поселке Сили-а-ндрау, что на реке Ваи-ни-мала. Стоял этот поселок в том месте, где в реку вливается ручей Ваи-ни-янгу.
Раз братья решили развлечься, принялись сооружать себе лодку из стеблей и листьев таро. Когда река поднялась от пролившихся на землю дождей, они спустили эту лодку на воду. И тут Моко-вутувутуа в лодке унесло потоком. А его брат остался совсем один.
Моко-вутувутуа был младшим из братьев.
Река понесла лодку, вынесла к устью, оттуда выбросила в открытый океан; а потом лодку прибило к берегу местности Левука, что на острове Ова-лау. Там Моко-ву-тувутуа встретил духа тех мест. Дух был в облике птицы. Моко-вутувутуа с почтением поклонился благородному и знатному господину и сказал:
— Благородный предок, пожалей меня, не губи.
Тот отвечал:
— Жизнь твоя в безопасности: неужели я, твой предок, стану губить тебя! Это по моей воле принесло тебя сюда. Теперь мы будем жить вместе.
Так он и остался там. Прошло шесть дней, устроили пышный пир, а потом Моко-вутувутуа стал умолять духа:
— Благородный господин, будь благосклонен к моим мольбам, позволь мне вернуться в Ваи-ни-мала к брату.
Тот отвечал:
— Ваи-ни-мала далеко отсюда. Но хорошо, я доставлю тебя туда. Садись ко мне на спину. Мы отправимся сейчас же.
Он поднялся в воздух, долетел до устья великой реки Рева, а оттуда пустился дальше — полетел над местностями в глубине острова. С каждым взмахом его крыльев падали и отлетали прочь вершины гор и холмов. Так возникли размытые водой плоские берега этой реки. И так же возникли широкие долины На-ита-сири. Когда они пролетали над теми местами, дух спросил:
— Малыш, можешь ли ты разобрать, где мы?
И Моко-вутувутуа сказал:
— Могу. Мы еще далеко от дома.
Они полетели дальше над рекой, и с каждым взмахом крыльев прибрежные местности становились ровными и плоскими. Остались стоять только те горы, которых не коснулись крылья духа. Так долетели они до слияния Ваи-ни-мала и Ваи-лоа — это в местности Унду. Пролетая там, дух снова спросил:
— Малыш, понимаешь ли ты, где мы?
И Моко-вутувутуа сказал:
— Мы уже совсем близко.
Вот уже увидели они Сили-а-ндрау, где жил второй брат — Моко-лоалоа. И они отдыхали семь дней.
А по прошествии этих семи дней старший, Моко-лоалоа, сказал младшему:
— Послушай, брат, послушай, Моко-вутувутуа! Давай убъем духа и съедим его.
Младший стал возражать:
— Нет, нет, он спас мне жизнь, он принес меня сюда. Если ты обидишь его, я не останусь жить с тобой.
Но старший был непоколебим в своем злом умысле. Когда настала ночь и благородный гость уснул, Моко-лоалоа взял веревку, сплетенную из кокосовых волокон, прочно закрепил все дверные проемы и поджег дом!
Дух проснулся, увидел, что огонь уже подбирается к нему, и понял, что спасения нет. Он позвал тех:
— Дети, что вы делаете? Пощадите меня, и тогда ваш поселок будет всем известен как место, где стоит гробница Нденгеи! Вся земля, отсюда и до истоков Ваи-ни-мала, будет вашей, вы сможете пить из любого родника на ней.
Но они остались неумолимы. Огонь все ближе подбирался к несчастному, и он сказал:
— Услышьте меня, прошу вас, очень прошу вас! Смерть уже подошла ко мне. Пощадите меня, и я сделаю вас великими вождями Ваи-ни-мала — все будут подчиняться вам. Если же не согласитесь, наведу на вас проклятие, и уж тогда никто из на-мборо никогда не станет вождем! Вы всегда будете служить чужим господам, будете у них в услужении, и никто из вас никогда не посмеет пить из истока Ваи-ни-мала. Я умираю на вашей земле, а вы не хотите спасти меня — так, как спас я одного из вас, когда волны выбросили его, отчаявшегося и измученного, на берег Левука...
Так он погиб. Моко-вутувутуа оставил своего брата, Моко-лоалоа, и с тех пор у на-мборо никогда не было ни своего вождя, ни своего предела. На земли на-мборо постоянно приходили чужие господа, и им-то на-мборо и должны были служить.
81. [Почему жители Камбара связаны с жителями Олои]
(№ 81. [55], 20-е годы XX в., о-в Камбара (?), с англ.)
Когда-то обитатели Камбара жили в Олои на Вити-леву. Но потом им пришлось покинуть родные места. Вел их дух Мбе-рева-лаки[187] — он был тогда их вождем. Под его водительством они и достигли Камбара, обосновались на острове, а гору назвали Олои — в память о родном пределе.
С собой у них была священная земля: она должна была дать плодородие их новым полям. Еще у них было с собой священное дерево[188]. Так получилось, что земли этой осталось мало. Может, обряд мбули-вануа прошел неблагополучно[189], а может, первый урожай оказался нехорош.
Послали назад гонцов — принести еще земли. А тем временем тот, первый, запас земли опалили: то ли выжигали рядом с нею лес, то ли по небрежению вырыли в этой священной земле яму для печи. Как бы то ни было, задели эту землю огнем. Вождь был в страшном гневе.
С тех самых пор земля Камбара скудна и неплодородна.
82. Почему вожди Лакемба называются Туи На-иау
(№ 82. [36], 70-80-е годы XX в., о-в Лакемба, с англ.
Записано со слов Туи На-иау. Произношение имен отражает особенности диалекта о-вов Лау, ср. Тупоу вместо Тумбоу, Фати-фати вместо Вативати и др.
О титуле Туи На-иау см. примеч. 2 к № 37.)
Великим вождем был правитель Лакемба, великим вождем был он среди духов прошлого. А по матери он был смертным; он был сыном Туи-ланги, вождя небес, а мать его, тонганка, звалась щедрой и доброй. И родился он на Тонга.
Когда он подрос, он никогда не ходил с другими детьми, а всегда держался в стороне. Мать стала спрашивать его, почему он так поступает.
— Отчего, сын мой, — спросила она, — ты гуляешь весь день один? Отчего не играешь с другими детьми на РаРа? Это и в самом деле нехорошо, сынок, ведь они зовут тебя гордецом, считают надменным и ненавидят. А когда ты станешь мужчиной, никто не пойдет за тобой бороться с врагом.
Тогда мальчик взглянул ей в глаза.
— Скажи мне, матушка, скажи, кто мой отец. У всех мальчиков есть любящие отцы. Даже у маленького горбуна Туа-пико есть отец. Я сам видел, как он в самом разгаре игры в сражение с врагом, когда мальчишки уже волокли но земле тела побежденных противников, вдруг опрометью бросился к человеку, что шел с корзиной ямса со своего участка. И кричал: "Отец, отец!" И тот остановился, поставил корзину, улыбнулся Туа-пико, обнял, поцеловал его, посадил к себе на плечо и стал танцевать. А Туа-пико радостно смеялся. И другие мальчики — у них у всех есть отцы, что учат их метать копье и дротик, биться с палицей в руках, быть готовым к бою. Меня же некому учить.
Тут мальчик усмехнулся, глаза его сверкнули, и он тихо сказал сам себе: "Но я и сам научусь. Еще немного — и они увидят, чье копье быстрее взовьется в воздух и чья палица лучше всех раскроит череп врага".
А в сердце матери вошло беспокойство: она боялась скрывать от него имя отца, но и открыть его тоже боялась — ведь тогда мальчик покинул бы ее. И она заплакала, горе ее было велико.
— Да, сын, — сказала она, — у тебя тоже есть отец. И отец моего сына не таков, как все эти отцы, обычные люди. Но я боюсь, боюсь раскрыть тебе его имя, иначе ты покинешь меня, оставишь здесь одну! Не оставляй, не оставляй же меня! Я так тебя люблю. Если ты уйдешь, я умру.
И она горько заплакала, а сын только ухмыльнулся и тихо, спокойно сказал:
— Скажи мне его имя, или я убью тебя.
И тогда она сказала, и тут же он ушел, а она осталась горевать одна.
Весь день шагал он, смеясь про себя, и дорожным посохом из железного дерева сбивал головки цветов. И они падали, а он говорил: "Так я буду сбивать головы моих врагов". Ночью же он воткнул посох в землю и лег спать рядом. Он спал до утра, а утром увидел вот что: его посох вырос в великое, могучее дерево, вершина же его была в облаках. И он взобрался на дерево, а когда оказался выше облаков, увидел, что дерево уходит в небо. А в те времена небо было куда ближе к земле, чем теперь. И он взбирался и взбирался, и наконец достиг неба, и громко закричал:
— Я здесь, Туи-ланги, я здесь, отец!
Туи-ланги услышал это и гневно спросил:
— Кто это?
А в тот день на небе состоялось сражение, и ему пришлось бежать от врагов, и потому духу его было горько.
— Я — мальчик, равный по силе взрослому мужчине, я твой сын с Тонга, — ответил тот. (В те дни его называли только так, это потом он стал называться Туи-лакемба.)
— Иди сюда, я рассмотрю тебя! — прорычал Туи-ланги.
— Да ты еще мал! Отчего же ты не подождал, пока вырастешь? Возвращайся-ка к матери. Здесь нужны мужчины, а не мальчики, как ты. Мы здесь сражаемся.
И небесные воины, сидевшие вокруг Туи-ланги, рассмеялись.
Мальчик не ответил на это ни слова; усмехнувшись по обыкновению, с горящими глазами, он подошел к одному огромному жителю небес — смех его звучал громче других — и нанес ему кулаком такой удар по голове, что тот упал чуть не замертво.
Тут разом оборвался смех: все были потрясены силой и отвагой мальчика. А Туи-ланги необычайно обрадовался, и захлопал в ладоши, и закричал:
— Отлично! Прекрасно, мальчик! Великий удар! Возьми вот эту палицу и ударь его снова.
А в это время верзила уже поднялся и сидел, потирая то глаза, то голову. И мальчик взял палицу и нанес свой страшный удар этому человеку: палица наполовину вошла в проломленный череп верзилы. Потом мальчик бросил ее к ногам отца и сказал:
— А теперь я, пожалуй пойду к матери. Ведь вам здесь нужны мужчины, а не дети вроде меня.
— Ты останешься с нами!-вскричал Туи-ланги, хватая его за руку. — Ты останешься с нами. Эй, люди, подготовьте печи! Сегодня вечером мы будем пировать с моим сыном, а завтра мы разобьем наших врагов.
И мальчик сел рядом с отцом и принялся вырезать себе палицу из железного дерева.
А рано утром следующего дня к ним в поселок пришли враги и прокричали:
— Выходи, Туи-ланги, мы голодны! Выходи, мы съедим тебя!
Тут поднялся мальчик и сказал своим:
— Пусть никто не идет за мной следом. Все оставайтесь здесь.
Он взял в руки палицу, которую сам сделал себе, и кинулся в гущу врагов, и размахивал палицей направо и налево, и убивал врагов каждым ударом. Наконец все они обратились в бегство, а он сел на гору мертвых тел и позвал своих:
— Идите и унесите прочь все эти мертвые тела!
Тут вышли все, запели песню смерти и уволокли прочь тела врагов, всего их было сорок два. А лали выстукивал ндеруа[190] так громко, что во всей этой местности было слышно.
И еще четыре раза после этого — а значит, всего пять раз — истреблял мальчик врагов отца, и те пали духом, и пришли с дарами мира к Туи-ланги, и сказали так:
— Пожалей нас, оставь нам жизнь.
И так он расправился с врагами и возымел власть над всем небом. А мальчик остался с отцом и вырос в высокого, могучего юношу. И уж никто не смел смеяться над ним с того дня, как он взобрался на небо по железному дереву и убил того верзилу.
Но после того как все враги склонились перед Туи-ланги и стали служить ему, не с кем больше было драться. И сын Туи-ланги стал тосковать; ему некого было больше убивать. И вот он сказал отцу:
— Я вернусь на землю и буду искать себе там жену.
И Туи-ланги ответил:
— Верно, сын мой. Иди на землю и оттуда возьми себе жену.
Он поцеловал сына и заплакал. Но на самом деле он был рад отпустить его на землю, потому что боялся его.
А то железное дерево уже было снесено могучим потоком, и сын Туи-ланги не мог спуститься по нему на землю. И все же он спустился на Фиджи; это была местность под названием Мбенга. И никто не знает, как он спустился. А люди Мбенга говорят, что еще с ним было двое великанов со светлыми лицами. Мы не знаем, помогали они ему или нет, а знаем только, что он сначала оказался на Мбенга. А там духи того края созвали своих и стали бороться против него; он же сразил их своим могучим ударом и взял себе их землю и разделил на две части. Одну отдал своим светлокожим спутникам, другую — вождю Рева. И так он шел от острова к острову, сокрушая духов везде и всюду, заставлял их приносить ему дары мира. Так было на всех островах, и на Мбау, и на Вити-леву, вдали от берега. Так было, пока не дошел он до горы Кау-вандра, где жил Великий Змей[191]. С ним он не стал драться. Ибо Великий Змей вышел встретить его и сказал:
— Зачем нам драться с тобой, Небесный Воин? Вот, смотри, есть у меня дочь, девушка с прекрасными глазами. Лучше тебе, чем драться со мной, жениться на ней.
И эти слова были приятны Небесному Воину, и он женился на дочери Великого Змея. (А Небесным Воином его прозвали люди Мбенга.)
Потом он отправился на Мбау, потом во все пределы Вануа-леву и всех там победил, всех сделал своими слугами. Так он и Великий Змей стали главными духами на Фиджи. И наконец прибыл он на наветренные острова и ночью высадился на Лакемба. А утром его увидела на берегу старуха, шедшая за соленой водой.
— Привет тебе, незнакомец, — сказала она. — Откуда ты?
— Отведи меня в селение,-сказал он, — в дом вождя.
И она повела его по тропинке и привела туда.
А тогда главным поселком Лакемба — таким, как теперь Тупоу, — был Фатифати. И в каждом поселке был свой дух; он жил с людьми. Все эти духи и правили краем. Но они враждовали друг с другом и оттого всегда воевали, а вслед за ними воевали и люди.
В Тупоу правил тогда дух Рату-маи-на-коро[192]. Когда он узнал о прибытии Небесного Воина, он сказал:
— Пусть придет ко мне.
И они сели вместе в доме вождя, и Небесный Воин рассказал ему о своих битвах и о том, как он покорил всех на Фиджи, кроме Великого Змея, а на его дочери женился. И вот тот дух ответил:
— Хорошо, что ты пришел, и рассказ твой хорош. А теперь давай есть. Мне стыдно, но мне нечего поставить перед тобой. Все унесли в Фатифати. Только бананы поспели. Вон они. Давай сорвем их и съедим.
— Не беспокойся, — сказал Небесный Воин. — Я сорву бананы для нас обоих.
Но когда жители того поселка увидели, что он полез за бананами, они закричали:
— Эй ты, что ты делаешь?! Эти бананы —табу, еще не были посланы первые плоды нашим господам в Фатифати!
Тут Небесный Воин усмехнулся и глаза его блеснули.
— Я не знаю никаких господ из Фатифати, — сказал он, — а знаю только, что я очень хочу есть.
И он срезал те бананы, а люди закричали, бросились на него. Он же сразил их ударом своего ужасного кулака, двоих убил и многих ранил. А живые убежали от него, оставив мертвых лежать. Он же взял бананы и тела тех двоих, убитых им, и бросил их к ногам Рату-маи-на-коро со словами:
— Вот и еда. Давай же есть.
И то же сделал он на другой день в На-санга-лау и снова принес в Тупоу к Рату-маи-на-коро бананы и тела убитых им людей. Потом он отправился в Вакано, а там его ждали с мирными дарами, и так сделали во всех селениях, кроме Фатифати. И этот поселок он разрушил ужасно. Тогда все вожди пришли в Тупоу и принесли дары и молили о прощении. Оттого Тупоу и стал главным поселком на Лакемба, и теперь тоже так.
И сказал так Рату-маи-на-коро:
— Если я буду править, о Небесный Воин, это будет неверно. Ты один сумел покорить этот край, тебе и править им.
И Небесный Воин остался в Тупоу и правил всем. Он послал за своей женой, Госпожой С Прекрасными Глазами. Она же родила ему сына, Тали-аи-тупоу.
Так Небесный Воин стал Господином Лакемба. Сначала он был мальчиком, равным по силе мужчине, потом Небесным Воином и, наконец, Господином Лакемба.
Много лет правил он. Когда же его сын вырос, он отдал ему власть, а сам отправился на Тонга и там всех покорил. И наконец вернулся на небо к своему отцу Туи-ланги. И с тех пор жил там, а ему все поклонялись.
А отцы наши говорили, что, если кто-нибудь на земле назовется именем Господин Лакемба, он, Небесный Воин, спустится с небес и раскроит тому череп своим ужасным кулаком.
Вот отчего наш титул Туи На-иау.
68. Ра-маси-леву
(№ 68. [54], 20-е годы XX в., о-в Вануа-леву, с англ.)
Дух, помогающий явусе на-вату, — Ра-маси-леву из Ве-рата[169]. Он зовется еще и Роко-ма-уту[170]. Покровительствует он делам войны. Но он не всегда был духом, родился он человеком. Жил он тогда на западе[171]. Рассказывают, что там жило много его братьев, а он был самым младшим.
В старые времена люди ловили для него рыбу особой, священной сетью, и за это он давал им победу в войне. Улов подносили ему и на Мбау, и в Сомосомо, и на Ва-нуа-леву. И перед рыбной ловлей тоже вожди приносили духам зубы кашалота. Два зуба несли Ту-ни-ндау[172], покровителю рыбаков, — и первый из этих зубов назывался тан-ги-зи-вону[173], а второй имел имя и-узу-ни-лава[174]. Если удавалось поймать потом черепаху, женщины произносили нараспев такое нделе:
Все это от меня, все это от меня.
Спеши скорей сюда, скорей спеши сюда.
(7 Черепашье мясо — табу, и первый кусок принадлежит духу-покровителю. Заговор произносится, чтобы вызвать духа.)
Женщины пели нделе и кидали камнями в тех мужчин, что несли пойманную черепаху. А знатные женщины кидали в них не камни, а тамбуа. Когда же черепаху вносили на святилище, Ра-маси-леву входил в жреца. Жрец весь дрожал и всегда просил, чтобы принесли соленой воды[175]. Тогда начинали готовить янгону, чтобы Ра-маси-леву мог утолить свою страшную жажду, а к янгоне запекали черепашье мясо. Только в одной явусе едят черепашье мясо, это явуса на-и-зомбо. И только в людей из на-и-зомбо вселяется Ра-маси-леву.
Святилище Ра-маси-леву — на острове На-вату; а еще он может воплощаться в цапле[176].
69. [Рамба]
(№ 69. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.
Ср. также № 70.)
Однажды Рамба, предок людей ву-ни-эву, оказался близ На-и-зомбозомбо. Там он увидел старуху, прародительницу жителей Ваи-леву. Там, в Ваи-леву, у нее была земляная печь, готовился в ней маниоковый хлеб[177]. Она, нагнувшись, хлопотала над печью, и он увидел ее срамное место. Увидел и велел своим детям принести молодые побеги — этими побегами надлежало хлестать его член, чтобы поскорее возбудить его.
Так они и сделали, член его поднялся и начал вытягиваться, извиваясь, как змея. Достиг скалистой кручи, пробил ее, и так появилась там долина. А дети продолжали хлестать ветками его член у самого корня. Наконец он достиг цели и овладел старухой, вошел в нее. Дети продолжали возбуждать его член, он поднимался все выше, и вот уже старуха оказалась между небом и землей, так высоко, что вся земля ей была видна. Дети же трудились неустанно, и из их пота сложились тамошние реки и ручьи.
Когда все было кончено, старуха упала вниз — долетела до острова Яндуа. И по сей день люди из Ваи-леву и люди Яндуа связаны: они тауву.
70. [Зуриаки]
(№ 70. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.)
У Зуриаки, родоначальницы людей из Таваки, было такое огромное влагалище, что никто не мог удовлетворить ее. Ее прислужницы пытались ушить его, но немногого добились.
О Зуриаки прослышал предок людей из Ндонго-туки. Он решил посетить ее. Он пошел по горам, а его член люди его везли вдоль самого берега на десяти плотах.
Итак, они прибыли, и люди стали возбуждать его. Наконец он овладел Зуриаки, и, когда входил в нее, швы, сделанные ее женщинами, разошлись, стежок за стежком. Его люди продолжали возбуждать его, член его поднимался все выше, и вот уже женщина оказалась между небом и землей. А когда все было кончено, она отлетела прочь и упала на полпути между Яндуа и островами Ясава. На том месте, где она упала, стоит теперь скала Алева-калоу. А в Таваки с тех самых пор нет больше духа-предка.
71. [Как жители На-каи стали знатными людьми]
(№ 71. [52], 20-е годы XX в., о-в Матуку (о-ва Лау), с англ.
Действие происходит на о-ве Матуку. О значении культа змеи для фиджийцев см. Вступительную статью и ср. № 1-8, 62.)
Раз один человек из Ярои отправился в горы охотиться за летучими мышами. Стрела его улетела в Нгесиа. Он пошел ее искать. Оказалось, она попала на могилу. Когда он вытащил ее из земли, перед ним вырос дух[178]. У этого духа была голова как у сухопутной змеи, а тело морской змеи. Это был дух Маси-ни-вануа[179]. Он приказал человеку:
— Пойдешь со мной.
Тот сказал:
— Пойдем этой дорогой.
Напуган он был безмерно, а потому решил идти в Нга-лика-руа.
Когда человек и дух достигли Ярои, человек сказал:
— Подожди меня здесь, я только скажу в поселке, что пойду с тобой.
А вообще-то тот человек был из Ява. Но от страха он все забыл.
То место, где дух остался ждать, называется Ваи-ни-маси. Там осталось от змея несколько оврагов, потому что сначала дух-змей собирался в Ява, а потом повернул на дорогу Мбуто-и-ярои, что ведет в На-каи. Итак, он отправился потом по этой дороге. Там, где он ложился отдохнуть, теперь убежища разных духов. А потом он достиг долины На-зо-вадра и лег там. Предки нынешних людей из На-каи нашли его там. И с тех пор они приобрели знатность, ведь это они нашли духа-змея.
72. [На-токалау и Унду]
(№ 72. [52], 20-е годы XX в., о-в Матуку, с англ.
На-токалау — местность и поселок на о-ве Матуку, Унду — местность и поселок на соседнем о-ве Тотоя.)
В старые времена в На-токалау не было воды. Однажды тупуа, живший в На-токалау, спустился на Тотоя и отправился по острову в поисках воды. Нигде ее не было, и так он дошел до берега Унду. Там поднялся в глубь острова и увидел, что дух, живущий в Унду, возделывает таро на своем участке.
Дух На-токалау решил не показываться духу Унду, а подглядеть, где у того вода: тогда ее можно будет украсть. Незаметно прокрался он вдоль участка и нашел бутыль с водой. Он схватил ее и убежал прочь. Воду из бутыли он вылил у основания высокой скалы — там теперь большой источник. А в Унду с тех пор вовсе не стало воды.
Когда духи все же встретились, тупуа из Унду сказал:
— Что ж, раз моя вода досталась тебе, бери ее, но мне давай таро.
Так жители На-токалау и Унду стали тауву. Они воруют у других таро и много всего другого. А еще люди На-токалау могут не спросясь брать в Унду кокосы, сахарный тростник и бананы.
73. [Мбау, Вуна, Сомосомо]
(№ 73. [100]. 60-е годы XIX в., о-в Мбау, с англ.
Сомосомо, или За-кау-ндрове, — о-в Тавеуни. В первой половине XIX в. вождества Мбау, За-кау-ндрове (Сомосомо) и Вуна возвысились (во многом благодаря европейскому оружию) и начали соперничать друг с другом, оттесняя при этом все прочие политические силы на задний план. Возможно, отголосок этого соперничества — приводимый рассказ.
Ср. также № 74, 75.)
Из всех, кто прибывает на Мбау, больше всего унижений доводится на долю тех, кто приплывет с Сомосомо. А все из-за глупого духа. Дух Сомосомо — звали его Нгу-раи — решил однажды отправиться на Мбау. Вату-мудре дал ему ствол бамбука, чтобы плыть на нем, как на плоту, и взялся направлять Нгураи, потому что пути на Мбау дух не знал. Нгураи вошел в крысу, взял с собой свою палицу и отправился в плавание. Миновал по указке Вату-мудре несколько островов — не будь Вату-мудре, он обязательно зашел бы на них, — а потом наконец с его помощью достиг цели. И Вату-мудре указывал ему, куда плыть, хотя сам был очень далеко. Когда Нгураи наконец достиг Мбау, ему было совсем худо: от слабости он уже не мог держаться на своем плоту, упал с него, и волны несли его куда хотели. Так его несло волнами, а подобрала его одна женщина с Мбау. Она отнесла его в дом вождя и посадила подле очага. Четыре дня не мог он отогреться и все дрожал.
Тем временем на Мбау прибыл дух из Вуна. Дух Мбау принял его со всеми подобающими почестями. Он еще хотел, чтобы из Вуна платили дань Мбау, но ничего у него не вышло.
Наступило время отправляться домой. Холодный и голодный, вернулся дух в облике крысы на За-кау-ндрове. Горько ему было — и оттого, как он оказался на Мбау, и оттого, как его там приняли. А дух из Вуна вернулся к себе радостный и довольный, сытый и богато украшенный.
Прошло время, и дух с Мбау — звали его Маи-соро-ни-ака — отправился к духу Вуна. Теперь дух Вуна стал требовать, чтобы с Мбау доставляли ему дань. А как раз перед этим он навощил дорогу, по которой должен был прибыть дух, сделал ее совсем скользкой; тот дух рассердился, пошел на него с кулаками, хотел наказать его за оскорбление — и растянулся на земле. Тут-то дух Вуна снова сказал, чего хочет, и пришлось поверженному духу согласиться. Условились, что Мбау будет нгали для Вуна, но не будет приносить ему урожаи и другие дары. Вот почему жители Мбау всегда почтительны с людьми Вуна, а те ведут себя с ними как господа.
Если же лодка с Сомосомо приплывает на Мбау, парус на ней надлежит спустить еще далеко от берега. Гребцы же должны сидеть на веслах: всякий, кто осмелится встать, заплатит за это жизнью. А уже у самого берега надлежит прокричать тама:
Ндуо! Во!
Ндуо! Во!
На Мбау приплывшие должны пробыть четыре дня на улице, и лишь потом им можно попасть в дом. И в дом они должны вползать, а не входить: так они подражают крысе, что вся тряслась от холода. Проползут немного, скажут дрожащим голосом тама, ползут дальше. По истечении четырех дней на Мбау им уже можно ходить по острову и носить хорошую одежду. Но все же ходят они пригнувшись, и руки у них все время сложены на груди.
Мбауанец, встречая такого человека, спрашивает:
— Ну что, свободен ли Нгураи?
А тот отвечает:
— Да, благородный господин, Нгураи уже освободился.
74. [За-кау-ндрове и Мбау]
(№ 74. [54], 20-е годы XX в., о-в Тавеуни, с англ.
Ср. № 73.)
За-кау-ндрове стоит ниже Мбау, жители За-кау-ндрове должны почитать мбауанцев, и вот почему это так.
Когда люди За-кау-ндрове заплывают на своем пути к берегам Мбау за остров Вива, они обязательно должны грести стоя, сидеть им нельзя ни за что. А вот жители Вуна, когда и плывут на Мбау, всегда гребут сидя.
Когда жители За-кау-ндрове приплывают на Мбау, они должны три дня спать вне дома. И если просыпаются они среди ночи, должны кричать приветственно: "О, о!". Только на четвертый день разрешают им войти в дом. И входят они, скрестив руки на груди. А все это из-за их духа, Нгураи.
Однажды Нгураи воплотился в крысе и пустился в плавание по волнам. Плыла та крыса в сторону Мбау. А другой дух оставался в краях За-кау-ндрове. Так вот, крыса уже собралась выходить на берег острова Коро, но тут тот дух как крикнет ей из За-кау-ндрове:
— Вперед, вперед!
Крыса поплыла дальше и хотела сделать остановку на Ова-лау, но тут ей опять крикнули из За-кау-ндрове:
— Вперед, вперед!
Крыса поплыла дальше, достигла Моту-рики, а там все повторилось. Так крыса добралась до Мбау и свалилась на берегу, уже совсем без сил!
В это время на берег спустилась одна старушка из явусы ма-сау — пришла набрать соленой воды. Она-то и подобрала бедную крысу, положила ее отогреваться рядом с земляной печыо. А крыса до того замерзла, что не могла согреться целых четыре дня.
Вот почему и по сей день жители За-кау-ндрове, попадая на Мбау, спят там совсем мало, а когда просыпаются среди ночи, должны кричать приветственно: "О, о!".
75. [Как поспорили духи,повелевавшие Мбау и Вуна]
(№ 75. [54], 20-е годы XX в., о-в Вануа-леву, с англ.)
Дух, имевший власть над Мбау, отправился раз в Закау-ндрове; на плече он нес свою палицу. По дороге дух Мбау поскользнулся на банановой кожуре и упал.
Тут подоспел дух Вуна и сказал:
— Теперь ты будешь служить мне.
Но дух Мбау ответил:
— Нет, потому что палица моя при мне[180].
И все же с тех пор Мбау подчиняется Вуна.
76. [Намука и Мбау]
(№ 76. [54], 20-е годы XX в., о-в Намука, с англ.)
Са-и-на-ванга, явивший на холме Зау-мборо, оказался раз в Мбенау. Там он выбрал себе лодку — из тех, что стояли у берега, — и отплыл на Коро. Оттуда поплыл на Мбау. Пристал к берегу у дома, где жил дух войны, но никому не стал показываться. Три дня и три ночи провел он без движения, так ему было холодно. Только через три дня и три ночи смог пошевелиться. И тут же принялся грабить и разорять Мбау: срывал с деревьев хлебные плоды, выдирал из земли клубни таро, убивал свиней и кур.
Мбауанцы спросили:
— Что это за человек, откуда?
Он в ответ:
— Из За-кау-ндрове.
Но они сказали:
— Не может быть, ты не из За-кау-ндрове.
Тогда только он признался:
— Я с Намука, с горы Зау-мборо.
Как только он сказал это, его позвали в дом вождя, и с тех пор Мбау, За-кау-ндрове и Намука стали вануа-вата[181]. Если мбауанцы прибывают к берегам Намука, они не поднимают флаг. Они, только они одни подносят соро госпожам Мби, двум женам духа Намука. Если же люди Намука прибывают на Мбау, они должны вести себя очень тихо, до тех пор пока не поднесут мбауанцам своего и-севу-севу со словами:
— Сохраните нам жизнь, не губите нас.
И на Мбау тоже положено воздавать дары благородным Мби; а уже потом можно резать кур и забивать свиней.
77. [Вандаму и Ванда]
(№ 77. [56], 20-е годы XX в. (?), место записи неизвестно, с англ.)
Однажды Вандаму отправился на поиски ямса; ему хотелось посадить его у себя. Ванда взял несколько клубней, испек, завернул и так отдал Вандаму. Вандаму потом открыл сверток, смотрит — а ямс уже запечен.
Вскоре Ванда пошел просить бананов. Дух местности На-ндаранга — это и был Вандаму — сходил в лес и принес несколько ростков дикого банана. Ванда посадил их у себя, а когда они выросли, увидел, что это не настоящие бананы.
И по сей день, когда потомки Вандаму приходят к потомкам Ванда, их угощают тем самым ямсом, который Ванда запек для Вандаму.
78. [Как явуса туну-лоа и явуса На-нге-леву стали тауву]
(№ 78. [56], 20-е годы XX в. (?), место записи неизвестно, с англ.
Этот текст, как и № 72, показывает, что основанием для объяснения связей, установленных в социуме, могли быть самые разные, отнюдь не только положительные отношения между духами.)
Однажды Нгала, дух, покровительствовавший явусе туну-лоа, решил забраться на [чужую] кокосовую пальму. Залезть на нее он хотел украдкой, чтобы никто не видел. А у Мата-валу, духа явусы на-нге-леву, было восемь глаз, так что он заметил Нгала. Заметил, рассердился на него и прогнал его прочь. А еще вслед ему стал бросать скорлупки кокосов. Из этой скорлупы и получились рифы между Туну-лоа и На-нге-леву.
Вот как люди из явусы туну-лоа и люди из явусы на-нге-леву стали тауву. Ведь их духи-предки обижали друг друга, а один даже хотел обокрасть другого.
79. [Мазуата и Зикомбиа]
(№ 79. [54], 20-е годы XX в., о-в Вануа-леву, с англ.
Вожди провинции Мазуата считали своей прародиной небольшой остров Зикомбиа у северо-восточного побережья о-ва Вануа-леву.)
Людей с Зикомбиа привел в Мазуата змей по имени Нга-лулу-валу. Сам же Нга-лулу-валу попал в Мазуата так. Он отправился на поиск мест, где отбивают кокосовые волокна[182]. Но не они ему были нужны: он знал, что в таких местах можно будет охотиться на морских черепах[183]. Если он прибывал куда-нибудь, но не слышал стука колотушек, знал: черепах здесь не поймать. Так бродил он по разным краям и наконец достиг Мазуата. Услышав, как отбивают местные жители кокосовые волокна, он понял: здесь ловятся черепахи. Он пошел вдоль ручья и пришел к водоему, где действительно плавали черепахи[184]. Оттуда он пошел к дому вождя Лингау-леву. Вождь позвал его:
— Входи в дом.
Нга-лулу-валу вошел в дом через заднюю дверь, сразу забрался под крышу дома.
Лингау-леву сказал:
— Некому нарвать листьев, чтобы было на чем разложить заквашенные плоды.
Дух тут же вышел, забрался на хлебное дерево, живо нарвал листьев и бросил их к основанию дома. Вот почему люди Зикомбиа всегда едят черепашье мясо, сидя у основания дома. А перед этим они с громкими криками срывают кокосы и складывают там. А жители Мазуата приходят, режут кур, а потом вместе с хозяевами рвут кокосы.
Зикомбиа и Мазуата — нгали-веи-тамба-ни[185], но Мазуата благороднее. А все потому, что Нга-лулу-валу забрался тогда на хлебное дерево, чтобы нарвать с него листьев. Вот его земля и стала менее благородной от этого. Останься он тогда под крышей дома, оба края были бы теперь равны по благородству.
80. О духах-предках на-мборо
(№ 80. [23], конец XIX — начало XX в., о-в Вити-леву, с англ.
Действие происходит на востоке о-ва Вити-леву, где и живут на-мборо.)
Благородный и знатный господин Моко-лоалоа и благородный, знатный господии Моко-вутувутуа, предки нынешных на-мборо, были братьями[186]. В прежные времена жили они в своем краю, в поселке Сили-а-ндрау, что на реке Ваи-ни-мала. Стоял этот поселок в том месте, где в реку вливается ручей Ваи-ни-янгу.
Раз братья решили развлечься, принялись сооружать себе лодку из стеблей и листьев таро. Когда река поднялась от пролившихся на землю дождей, они спустили эту лодку на воду. И тут Моко-вутувутуа в лодке унесло потоком. А его брат остался совсем один.
Моко-вутувутуа был младшим из братьев.
Река понесла лодку, вынесла к устью, оттуда выбросила в открытый океан; а потом лодку прибило к берегу местности Левука, что на острове Ова-лау. Там Моко-ву-тувутуа встретил духа тех мест. Дух был в облике птицы. Моко-вутувутуа с почтением поклонился благородному и знатному господину и сказал:
— Благородный предок, пожалей меня, не губи.
Тот отвечал:
— Жизнь твоя в безопасности: неужели я, твой предок, стану губить тебя! Это по моей воле принесло тебя сюда. Теперь мы будем жить вместе.
Так он и остался там. Прошло шесть дней, устроили пышный пир, а потом Моко-вутувутуа стал умолять духа:
— Благородный господин, будь благосклонен к моим мольбам, позволь мне вернуться в Ваи-ни-мала к брату.
Тот отвечал:
— Ваи-ни-мала далеко отсюда. Но хорошо, я доставлю тебя туда. Садись ко мне на спину. Мы отправимся сейчас же.
Он поднялся в воздух, долетел до устья великой реки Рева, а оттуда пустился дальше — полетел над местностями в глубине острова. С каждым взмахом его крыльев падали и отлетали прочь вершины гор и холмов. Так возникли размытые водой плоские берега этой реки. И так же возникли широкие долины На-ита-сири. Когда они пролетали над теми местами, дух спросил:
— Малыш, можешь ли ты разобрать, где мы?
И Моко-вутувутуа сказал:
— Могу. Мы еще далеко от дома.
Они полетели дальше над рекой, и с каждым взмахом крыльев прибрежные местности становились ровными и плоскими. Остались стоять только те горы, которых не коснулись крылья духа. Так долетели они до слияния Ваи-ни-мала и Ваи-лоа — это в местности Унду. Пролетая там, дух снова спросил:
— Малыш, понимаешь ли ты, где мы?
И Моко-вутувутуа сказал:
— Мы уже совсем близко.
Вот уже увидели они Сили-а-ндрау, где жил второй брат — Моко-лоалоа. И они отдыхали семь дней.
А по прошествии этих семи дней старший, Моко-лоалоа, сказал младшему:
— Послушай, брат, послушай, Моко-вутувутуа! Давай убъем духа и съедим его.
Младший стал возражать:
— Нет, нет, он спас мне жизнь, он принес меня сюда. Если ты обидишь его, я не останусь жить с тобой.
Но старший был непоколебим в своем злом умысле. Когда настала ночь и благородный гость уснул, Моко-лоалоа взял веревку, сплетенную из кокосовых волокон, прочно закрепил все дверные проемы и поджег дом!
Дух проснулся, увидел, что огонь уже подбирается к нему, и понял, что спасения нет. Он позвал тех:
— Дети, что вы делаете? Пощадите меня, и тогда ваш поселок будет всем известен как место, где стоит гробница Нденгеи! Вся земля, отсюда и до истоков Ваи-ни-мала, будет вашей, вы сможете пить из любого родника на ней.
Но они остались неумолимы. Огонь все ближе подбирался к несчастному, и он сказал:
— Услышьте меня, прошу вас, очень прошу вас! Смерть уже подошла ко мне. Пощадите меня, и я сделаю вас великими вождями Ваи-ни-мала — все будут подчиняться вам. Если же не согласитесь, наведу на вас проклятие, и уж тогда никто из на-мборо никогда не станет вождем! Вы всегда будете служить чужим господам, будете у них в услужении, и никто из вас никогда не посмеет пить из истока Ваи-ни-мала. Я умираю на вашей земле, а вы не хотите спасти меня — так, как спас я одного из вас, когда волны выбросили его, отчаявшегося и измученного, на берег Левука...
Так он погиб. Моко-вутувутуа оставил своего брата, Моко-лоалоа, и с тех пор у на-мборо никогда не было ни своего вождя, ни своего предела. На земли на-мборо постоянно приходили чужие господа, и им-то на-мборо и должны были служить.
81. [Почему жители Камбара связаны с жителями Олои]
(№ 81. [55], 20-е годы XX в., о-в Камбара (?), с англ.)
Когда-то обитатели Камбара жили в Олои на Вити-леву. Но потом им пришлось покинуть родные места. Вел их дух Мбе-рева-лаки[187] — он был тогда их вождем. Под его водительством они и достигли Камбара, обосновались на острове, а гору назвали Олои — в память о родном пределе.
С собой у них была священная земля: она должна была дать плодородие их новым полям. Еще у них было с собой священное дерево[188]. Так получилось, что земли этой осталось мало. Может, обряд мбули-вануа прошел неблагополучно[189], а может, первый урожай оказался нехорош.
Послали назад гонцов — принести еще земли. А тем временем тот, первый, запас земли опалили: то ли выжигали рядом с нею лес, то ли по небрежению вырыли в этой священной земле яму для печи. Как бы то ни было, задели эту землю огнем. Вождь был в страшном гневе.
С тех самых пор земля Камбара скудна и неплодородна.
82. Почему вожди Лакемба называются Туи На-иау
(№ 82. [36], 70-80-е годы XX в., о-в Лакемба, с англ.
Записано со слов Туи На-иау. Произношение имен отражает особенности диалекта о-вов Лау, ср. Тупоу вместо Тумбоу, Фати-фати вместо Вативати и др.
О титуле Туи На-иау см. примеч. 2 к № 37.)
Великим вождем был правитель Лакемба, великим вождем был он среди духов прошлого. А по матери он был смертным; он был сыном Туи-ланги, вождя небес, а мать его, тонганка, звалась щедрой и доброй. И родился он на Тонга.
Когда он подрос, он никогда не ходил с другими детьми, а всегда держался в стороне. Мать стала спрашивать его, почему он так поступает.
— Отчего, сын мой, — спросила она, — ты гуляешь весь день один? Отчего не играешь с другими детьми на РаРа? Это и в самом деле нехорошо, сынок, ведь они зовут тебя гордецом, считают надменным и ненавидят. А когда ты станешь мужчиной, никто не пойдет за тобой бороться с врагом.
Тогда мальчик взглянул ей в глаза.
— Скажи мне, матушка, скажи, кто мой отец. У всех мальчиков есть любящие отцы. Даже у маленького горбуна Туа-пико есть отец. Я сам видел, как он в самом разгаре игры в сражение с врагом, когда мальчишки уже волокли но земле тела побежденных противников, вдруг опрометью бросился к человеку, что шел с корзиной ямса со своего участка. И кричал: "Отец, отец!" И тот остановился, поставил корзину, улыбнулся Туа-пико, обнял, поцеловал его, посадил к себе на плечо и стал танцевать. А Туа-пико радостно смеялся. И другие мальчики — у них у всех есть отцы, что учат их метать копье и дротик, биться с палицей в руках, быть готовым к бою. Меня же некому учить.
Тут мальчик усмехнулся, глаза его сверкнули, и он тихо сказал сам себе: "Но я и сам научусь. Еще немного — и они увидят, чье копье быстрее взовьется в воздух и чья палица лучше всех раскроит череп врага".
А в сердце матери вошло беспокойство: она боялась скрывать от него имя отца, но и открыть его тоже боялась — ведь тогда мальчик покинул бы ее. И она заплакала, горе ее было велико.
— Да, сын, — сказала она, — у тебя тоже есть отец. И отец моего сына не таков, как все эти отцы, обычные люди. Но я боюсь, боюсь раскрыть тебе его имя, иначе ты покинешь меня, оставишь здесь одну! Не оставляй, не оставляй же меня! Я так тебя люблю. Если ты уйдешь, я умру.
И она горько заплакала, а сын только ухмыльнулся и тихо, спокойно сказал:
— Скажи мне его имя, или я убью тебя.
И тогда она сказала, и тут же он ушел, а она осталась горевать одна.
Весь день шагал он, смеясь про себя, и дорожным посохом из железного дерева сбивал головки цветов. И они падали, а он говорил: "Так я буду сбивать головы моих врагов". Ночью же он воткнул посох в землю и лег спать рядом. Он спал до утра, а утром увидел вот что: его посох вырос в великое, могучее дерево, вершина же его была в облаках. И он взобрался на дерево, а когда оказался выше облаков, увидел, что дерево уходит в небо. А в те времена небо было куда ближе к земле, чем теперь. И он взбирался и взбирался, и наконец достиг неба, и громко закричал:
— Я здесь, Туи-ланги, я здесь, отец!
Туи-ланги услышал это и гневно спросил:
— Кто это?
А в тот день на небе состоялось сражение, и ему пришлось бежать от врагов, и потому духу его было горько.
— Я — мальчик, равный по силе взрослому мужчине, я твой сын с Тонга, — ответил тот. (В те дни его называли только так, это потом он стал называться Туи-лакемба.)
— Иди сюда, я рассмотрю тебя! — прорычал Туи-ланги.
— Да ты еще мал! Отчего же ты не подождал, пока вырастешь? Возвращайся-ка к матери. Здесь нужны мужчины, а не мальчики, как ты. Мы здесь сражаемся.
И небесные воины, сидевшие вокруг Туи-ланги, рассмеялись.
Мальчик не ответил на это ни слова; усмехнувшись по обыкновению, с горящими глазами, он подошел к одному огромному жителю небес — смех его звучал громче других — и нанес ему кулаком такой удар по голове, что тот упал чуть не замертво.
Тут разом оборвался смех: все были потрясены силой и отвагой мальчика. А Туи-ланги необычайно обрадовался, и захлопал в ладоши, и закричал:
— Отлично! Прекрасно, мальчик! Великий удар! Возьми вот эту палицу и ударь его снова.
А в это время верзила уже поднялся и сидел, потирая то глаза, то голову. И мальчик взял палицу и нанес свой страшный удар этому человеку: палица наполовину вошла в проломленный череп верзилы. Потом мальчик бросил ее к ногам отца и сказал:
— А теперь я, пожалуй пойду к матери. Ведь вам здесь нужны мужчины, а не дети вроде меня.
— Ты останешься с нами!-вскричал Туи-ланги, хватая его за руку. — Ты останешься с нами. Эй, люди, подготовьте печи! Сегодня вечером мы будем пировать с моим сыном, а завтра мы разобьем наших врагов.
И мальчик сел рядом с отцом и принялся вырезать себе палицу из железного дерева.
А рано утром следующего дня к ним в поселок пришли враги и прокричали:
— Выходи, Туи-ланги, мы голодны! Выходи, мы съедим тебя!
Тут поднялся мальчик и сказал своим:
— Пусть никто не идет за мной следом. Все оставайтесь здесь.
Он взял в руки палицу, которую сам сделал себе, и кинулся в гущу врагов, и размахивал палицей направо и налево, и убивал врагов каждым ударом. Наконец все они обратились в бегство, а он сел на гору мертвых тел и позвал своих:
— Идите и унесите прочь все эти мертвые тела!
Тут вышли все, запели песню смерти и уволокли прочь тела врагов, всего их было сорок два. А лали выстукивал ндеруа[190] так громко, что во всей этой местности было слышно.
И еще четыре раза после этого — а значит, всего пять раз — истреблял мальчик врагов отца, и те пали духом, и пришли с дарами мира к Туи-ланги, и сказали так:
— Пожалей нас, оставь нам жизнь.
И так он расправился с врагами и возымел власть над всем небом. А мальчик остался с отцом и вырос в высокого, могучего юношу. И уж никто не смел смеяться над ним с того дня, как он взобрался на небо по железному дереву и убил того верзилу.
Но после того как все враги склонились перед Туи-ланги и стали служить ему, не с кем больше было драться. И сын Туи-ланги стал тосковать; ему некого было больше убивать. И вот он сказал отцу:
— Я вернусь на землю и буду искать себе там жену.
И Туи-ланги ответил:
— Верно, сын мой. Иди на землю и оттуда возьми себе жену.
Он поцеловал сына и заплакал. Но на самом деле он был рад отпустить его на землю, потому что боялся его.
А то железное дерево уже было снесено могучим потоком, и сын Туи-ланги не мог спуститься по нему на землю. И все же он спустился на Фиджи; это была местность под названием Мбенга. И никто не знает, как он спустился. А люди Мбенга говорят, что еще с ним было двое великанов со светлыми лицами. Мы не знаем, помогали они ему или нет, а знаем только, что он сначала оказался на Мбенга. А там духи того края созвали своих и стали бороться против него; он же сразил их своим могучим ударом и взял себе их землю и разделил на две части. Одну отдал своим светлокожим спутникам, другую — вождю Рева. И так он шел от острова к острову, сокрушая духов везде и всюду, заставлял их приносить ему дары мира. Так было на всех островах, и на Мбау, и на Вити-леву, вдали от берега. Так было, пока не дошел он до горы Кау-вандра, где жил Великий Змей[191]. С ним он не стал драться. Ибо Великий Змей вышел встретить его и сказал:
— Зачем нам драться с тобой, Небесный Воин? Вот, смотри, есть у меня дочь, девушка с прекрасными глазами. Лучше тебе, чем драться со мной, жениться на ней.
И эти слова были приятны Небесному Воину, и он женился на дочери Великого Змея. (А Небесным Воином его прозвали люди Мбенга.)
Потом он отправился на Мбау, потом во все пределы Вануа-леву и всех там победил, всех сделал своими слугами. Так он и Великий Змей стали главными духами на Фиджи. И наконец прибыл он на наветренные острова и ночью высадился на Лакемба. А утром его увидела на берегу старуха, шедшая за соленой водой.
— Привет тебе, незнакомец, — сказала она. — Откуда ты?
— Отведи меня в селение,-сказал он, — в дом вождя.
И она повела его по тропинке и привела туда.
А тогда главным поселком Лакемба — таким, как теперь Тупоу, — был Фатифати. И в каждом поселке был свой дух; он жил с людьми. Все эти духи и правили краем. Но они враждовали друг с другом и оттого всегда воевали, а вслед за ними воевали и люди.
В Тупоу правил тогда дух Рату-маи-на-коро[192]. Когда он узнал о прибытии Небесного Воина, он сказал:
— Пусть придет ко мне.
И они сели вместе в доме вождя, и Небесный Воин рассказал ему о своих битвах и о том, как он покорил всех на Фиджи, кроме Великого Змея, а на его дочери женился. И вот тот дух ответил:
— Хорошо, что ты пришел, и рассказ твой хорош. А теперь давай есть. Мне стыдно, но мне нечего поставить перед тобой. Все унесли в Фатифати. Только бананы поспели. Вон они. Давай сорвем их и съедим.
— Не беспокойся, — сказал Небесный Воин. — Я сорву бананы для нас обоих.
Но когда жители того поселка увидели, что он полез за бананами, они закричали:
— Эй ты, что ты делаешь?! Эти бананы —табу, еще не были посланы первые плоды нашим господам в Фатифати!
Тут Небесный Воин усмехнулся и глаза его блеснули.
— Я не знаю никаких господ из Фатифати, — сказал он, — а знаю только, что я очень хочу есть.
И он срезал те бананы, а люди закричали, бросились на него. Он же сразил их ударом своего ужасного кулака, двоих убил и многих ранил. А живые убежали от него, оставив мертвых лежать. Он же взял бананы и тела тех двоих, убитых им, и бросил их к ногам Рату-маи-на-коро со словами:
— Вот и еда. Давай же есть.
И то же сделал он на другой день в На-санга-лау и снова принес в Тупоу к Рату-маи-на-коро бананы и тела убитых им людей. Потом он отправился в Вакано, а там его ждали с мирными дарами, и так сделали во всех селениях, кроме Фатифати. И этот поселок он разрушил ужасно. Тогда все вожди пришли в Тупоу и принесли дары и молили о прощении. Оттого Тупоу и стал главным поселком на Лакемба, и теперь тоже так.
И сказал так Рату-маи-на-коро:
— Если я буду править, о Небесный Воин, это будет неверно. Ты один сумел покорить этот край, тебе и править им.
И Небесный Воин остался в Тупоу и правил всем. Он послал за своей женой, Госпожой С Прекрасными Глазами. Она же родила ему сына, Тали-аи-тупоу.
Так Небесный Воин стал Господином Лакемба. Сначала он был мальчиком, равным по силе мужчине, потом Небесным Воином и, наконец, Господином Лакемба.
Много лет правил он. Когда же его сын вырос, он отдал ему власть, а сам отправился на Тонга и там всех покорил. И наконец вернулся на небо к своему отцу Туи-ланги. И с тех пор жил там, а ему все поклонялись.
А отцы наши говорили, что, если кто-нибудь на земле назовется именем Господин Лакемба, он, Небесный Воин, спустится с небес и раскроит тому череп своим ужасным кулаком.
Вот отчего наш титул Туи На-иау.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги