(№ 83. [94], 90-е годы XX в., о-в Вити-леву, прозаический текст С англ., стихотворный текст с восточнофиджийского.
Текст записан на языке оригинала фиджийцем Илаи (Элиасом) Мото-ни-зозока. Представляет собой одно из наилучшим образом сохранившихся преданий о заселении островов Фиджи.)
В давнее время в краю, что далеко на востоке, жили три великих вождя, Луту-на-сомбасомба, Нденгеи и Ваизала-на-вануа[193]. Самым великим из них был Луту-на-сомбасомба. Однажды на совете они решили построить лодку, чтобы со своими женами, детьми, с прислуживающими им людьми и со всем своим окружением пуститься в плавание на поиски какой-нибудь далекой земли, в которой, может, они обретут свой предел и заживут в нем. И они послали гонца к вождю по имени Рокола с приказом построить такую лодку. Рокола же передал всем своим приказ высоких вождей, и его люди — а они были мастерами-плотниками — сладили лодку и назвали ее Кау-ни-тони[194].
Когда же лодка была готова, высокие вожди заготовили впрок пищу, собрали все, что надлежало взять в лодку, и сели в нее. И многие другие люди с семьями тоже снарядили свои лодки, чтобы плыть за теми. На Кау-ни-тони же поплыли Луту-на-сомбасомба, его жена, шестеро детей, и они везли с собой каменный ларец вождя — там хранилось разное, его вола-суи-ни-заказака и еще надписи, сделанные им, и разные другие надписи[195]. И с ним плыли Нденгеи и Ваи-зала-на-вануа и другие, в общем множество мужчин и женщин. И вождь Рокола со своей семьей тоже поплыл за ними.
Много дней плыли они, но вот достигли земли, и она показалась многим хорошей; они пристали к ее берегам и остались там. А остальные поплыли дальше. Может быть, земля, на которой остались те, что были из их числа, — Новая Гвинея. Но другие поплыли дальше, и вот показалась новая земля, и были такие, что направили свои лодки к берегу и остались там. Может быть, это была Новая Британия. Так они встречали на своем пути разные земли, на которых решали осесть то одни, то другие из их числа, и вот уже осталось совсем мало лодок — только Кау-ни-тони и еще несколько. Они же плыли вперед по бескрайнему океану, и на их пути все не было никакой земли. Но вот почернело небо, и лодки разбросало по океану надвигавшейся бурей. Это была не просто буря, а страшное бедствие: на них несся ветер вуароро, его еще зовут вихрем раву-и-ра[196]. И этот вихрь ударил изо всех сил по Кау-ни-то-ни, так что все в ней исполнились ужаса и не ждали уже ничего, кроме скорой смерти.
В темноте все лодки рассеялись по океану, люди потеряли друг друга из виду; Кау-ни-тони же плыла все дальше на восток, несомая страшным ветром. Ужасная буря длилась тридцать дней и ночей, и все эти дни и ночи лодка неслась по ветру, и на ее пути не было ни клочка суши. Те надписи, что вез с собой Луту-на-сомбасомба, упали за борт и сгинули в океане. На тридцатую ночь нос лодки ударился о камень, она приостановилась, тут же утихла буря; они увидели перед собой землю и поняли, что спасены.
Наутро они вышли на берег и поставили там навесы от непогоды. Местность же эта с тех пор называется Бунда[197], потому что там был поставлен первый поселок. И все ликовали, что спаслись от ужасной бури, обрушившейся на них.
И вот такая песня была сложена об этом:
Ндау-ни-восавоса взглядом море окинул,
Видит: рождается страшная буря.
Волны ужасные со свистом мчатся,
Кау-ни-тони бьют и колотят.
Страшные волны с грохотом рвутся
У самого борта Кау-ни-тони.
Смертным плачем плачет
Луту-на-сомбасомба:
Не будет людей за мною,
Нет моей шкатулки,
Сгинули мои вола,
Мы же уснем в сомовой бухте...
(6 Впередсмотрящий на Кау-ни-тони.)
И все время, пока они пребывали в Бунда, вождь Луту-на-сомбасомба не знал покоя: он думал только о своих вола, сгинувших в пучине. И он послал своих юношей искать их — ведь он считал, что без них его потомки вырастут невеждами. Юноши подняли парус и поплыли на запад; вскоре они увидели острова, очень удивились, и между ними вспыхнул спор: одни говорили, что это те самые острова, на которых остались люди, плывшие с ними еще До начала бури, другие же говорили:
— Нет, этого не может быть, те острова совсем далеко.
И те острова, что встретились им, были названы Яса-ява[198] , отсюда Ясава.
Долго скитались они по океану в поисках вола, но ничего не нашли. Тогда главный на Кау-ни-тони, а звали его Ванга-мбаламбала, взял слово и сказал, что им надлежит вернуться в Вунда и доложить своему господину, вождю Луту-на-сомбасомба, что его вола не удалось найти нигде.
А они все уже были измучены бесконечным плаванием туда-сюда; и к тому же тогда у них не было попутного ветра. Один из них, его звали Мбека-ни-тангатанга, забрался на мачту, посмотреть, что их ждет, и заметил, что с запада надвигается порыв ветра.
Когда ветер достиг их, Ванга-мбаламбала, главный мореход, приказал поставить большой парус, и они поплыли к Вунда. Но они не знали наверняка, где Вунда. И вот лодка их пристала у какого-то берега, они сошли на землю, изумились ее богатству и сказали:
— Останемся здесь хоть на время — тико-манда-ла-эке, — а потом поплывем дальше, чтобы найти землю, где ждет нас Луту-на-сомбасомба, и сказать ему, что его вола нигде нет.
Но Ванга-мбаламбала сказал, что им надлежит плыть дальше без передышки, а уж потом можно будет вернуться жить в этот край, который будет назван Манда-ла-эке[199]. И они сложили песню, повествующую о том, как они нашли этот край; но имя его было слишком длинным и не ложилось в песню, и тогда они сократили его — получилось Малаке. И так же из Яса-ява получилось Ясава. Вот какую песню сложили они:
Слова Луту-на-сомбасомба:
Меньшие мои, собирайтесь,
Парус Кау-ни-тони спускайте.
Должны вы найти мои вола.
Свои паруса спускайте.
[....................]
Их волны забрали. Не видно
Земли, принимающей лодки,
Но вдруг показалась Ясава,
Лег ветер и стала лодка.
Забрался на мачту Мбека,
Сидит в ожидании ветра.
Чувствует: движется воздух,
На западе небо свежеет.
Сказал Ванга-мбаламбала:
К земле мы лодку направим.
Подняли большой парус,
С криком назад посмотрели.
Рубим с брызгами волны,
Вмиг достигли Малаке,
К берегу лодку,
Сами — на берег.
Всю обошли ту землю,
Земля хороша и приятна,
С этим вернулись к лодке,
А дует уже токалау,
На запад плыть невозможно,
И солнце садится в проливе.
И они оставили берег Малаке и помчали свою лодку дальше; на большой земле[200] они увидели у самого берега Нденгеи: он шел исследовать тот край. Они рассказали ему о чудесном береге, Вунда. Плыть им надлежало на запад. Нденгеи взошел в лодку, и они все поплыли на запад, к берегу Вунда.
Когда же они поведали Луту-на-сомбасомба о том, что его вола погибли навсегда, его охватило ужасное горе, и все его тело размягчилось, утратило силу: таким горем было поражено его сердце из-за сгинувших в пучине вола.
Нденгеи, увидев это, приказал всем сниматься со своих мест, чтобы плыть в прекрасный край, который он уже видел, иначе старый вождь умрет, так и не узнав, что это за прекрасная земля. И вождю Рокола было велено построить еще лодок, чтобы сопровождать Кау-ни-тони в плавании на восток. Как только новые лодки были готовы, их спустили на воду и поставили у берега, направив носом к той земле, к которой надлежало плыть. А все, что у них было, они унесли в глубь острова; и первый дом там был поставлен для Луту-на-сомбасомба. Опорными столбами и стропилами этого дома стали стволы панданусов. В этом доме жил их вождь; он и назвал всю эту местность На-кау-вандра[201] в память о первом поставленном там доме, построенном из стволов пандануса. И с тех пор это место называется Кау-вандра.
(№ 84. [95], 60-е годы XX в., о-в Вити-леву, с англ.)
Наш предок, Нгадри-кау, пришел сюда[202] прямо со склона На-кау-вандра. Пришел он в Суэсуэ — от этого старинного поселка и до сих пор сохранился след у реки[203]. А его дети заложили много поселков: Драву-валу, На-мадра, Ма-тасо, Нукунуку, Якита, Яле, На-каса-лека.
А потом появились На-вуату и Друэ[204], это уже нгали.
Предки, что основали На-малата, На-муана, На-вуату и Друэ, — все приплыли с Нгадри-кау, на его лодке. А вскоре появилась и другая лодка. Называлась она Волау-ланги[205], и вел ее Туи Нуку-нава. Плыла она к берегам Тавуки.
(№ 85. [23], конец XIX — начало XX в., о-в Вити-леву, с англ.
Действие рассказа происходит на о-ве Вити-леву. Ноэмалу — одна из явус фиджийских горцев, приобретших в начале века известность благодаря исследованиям А. Брустера, А. Уэбба и др.)
Люди ноэмалу происходят от великого Нгиза-тамбуа. Вместе со своими людьми — их было много — он высадился в давние времена на южном берегу Большого Фиджи. Неподалеку от того места лежит остров Серуа. Нгиза-тамбуа и его люди прибыли из края, который называется Эмалу[206].
Высадились они на Вити-леву, пошли в глубь острова вдоль реки На-вуа, дошли до плоскогорий Муа-ни-вату, а оттуда спустились вниз и добрались до Ваи-ни-моси. Там Нгиза-тамбуа и решил поселиться. В жены себе он взял местных женщин, и все, кто пошел от него, называют себя ноэмалу, что значит "жители Эмалу". Один из сыновей Нгиза-тамбуа стал у них вождем и был наречен Роко Туи Вуна[207].
(№ 86. [65], 900-е годы, о-в Вити-леву, с франц.
Действие происходит на о-ве Вити-леву.)
Люди явусы ву-на-нгуму и люди явусы на-ваза-кена оставили склоны Кау-вандра[208] и отправились жить на берегу Ваи-на-и-лу-ва — это приток Ваи-ни-мбука. Эти две явусы были связаны — они были тауву, — поклонялись одному дереву и жили в добром согласии. И по сей день в той местности сохранилось основание их общинного дома и следы их святилища, Лово-ни-ванге[209].
Их дерево — нгуму, или ваиваи: нгуму еще называется ваиваи[210]. У них росло там два этих дерева. Одному поклонялись обе явусы, а другое служило Вуки-на-вануа, вождю на-ваза-кена; из него получали черную краску, которой и раскрашивался вождь[211]. Из-за этого дерева и вышел спор.
В явусе ву-на-нгуму хотели заполучить это дерево только в свое пользование. И вот они украли нгуму у вождя Вуки-на-вануа. Он собрался выкраситься в черный цвет, а своего нгуму не нашел. А еще больше он изумился, когда узнал, что его нгуму теперь в руках людей ву-на-нгуму. Он послал своих людей к их вождю Ндела-и-ву-на-нгуму. и они сказали тому, чтобы он вернул дерево. Но посланных не стали и слушать, так что дерево осталось у ву-на-нгуму. С этого и пошла вражда между явусами, и, хоть они и были связаны кровным родством, войны избежать не удалось. Два вождя увидели, что делать нечего, и решили расстаться, разойтись в разные стороны. Расставаясь, один взял себе красную траву, другой — зеленую. Красная трава осталась расти у на-ваза-кена, зеленую взяли с собой ву-на-нгуму. Вот почему столько красной травы растет у берегов Ваи-на-и-лува и так мало ее в Ваи-ни-мала.
Итак, люди ву-на-нгуму собрались, взяли похищенное ими дерево и отправились в путь. Они шли по холмам и горам, пока не достигли местности, что называлась Лева. Там они остановились, но нгуму сажать не стали. Потом они миновали склоны горы Тома и попали в край, что раскинулся между На-ваи и На-ндрау. Там, на холме На-ле-ка, решено было остаться навсегда. Там они посадили то захваченное нгуму, и с тех пор нгуму всегда там растут.
Совсем немного прожили они там, но Ндела-и-ву-на-нгуму и все его люди поняли, что жить им в этом краю не слишком хорошо. Осмотрелись, подумали и решили спуститься к Ваи-лоа. Выкопали из земли свое нгуму, снялись с места и пустились в путь. Спустились к Ваи-лоа. Там ву-на-нгуму встретили людей из явусы на-вута. На-вута жили неподалеку от ву-на-нгуму в На-и-лува. А теперь на-вута живут в На-ндрау. А с прежнего места их прогнал дух Ндила-нгила-и-лоу. Когда это случилось, люди на-вута решили уйти в глубь острова, поселиться на краю леса. Так они и стали жить в том краю, где лесные заросли кончаются, а пустошь только начинается. Это их предел.
А ву-на-нгуму спустились к Ваи-лоа совсем рядом с Узу-и-та-вуа, это приток Ваи-ни-мала. Там ву-на-нгуму решили остановиться, но Ндела-и-ву-на-нгуму не разрешил сажать там их заветное дерево. Было решено перейти Ваи-ни-мала. Они перешли Ваи-ни-мала, но никак не могли найти, где же им посадить нгуму: везде была только голая и пустынная местность, нигде не было ни единого человека. Дошли до устья Ваи-наму, и тут вождь увидел невысокий холм. Ему понравилось там, и он сказал:
— Вот здесь мы посадим наше нгуму. Здесь будет наш поселок.
Называется это место На-курукуру-рака-тини. Здесь-то и растет священное, необычное нгуму. А речка там называется Ваи-наму — на языке отцов наму означало "ямс". А все дело в том, что у берегов этой речки они посадили кеу-ямс, который всегда растили люди этой явусы. А большая река называется Ваи-ни-мала потому, что куски ямса, которые закладываются в земляную печь, назывались на языке отцов мала[212].
В тех местах и остались навсегда люди ву-на-нгуму. И где бы ни оказывались люди из этой явусы, старшие всегда живут там, где растет их священное дерево.
(№ 87. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
Рассказывают, что однажды какие-то люди с острова Язата проплывали в лодке под уступами скал с подветренной стороны Вануа-мбалаву. Когда они достигли вод, разделяющих Язата и Малата, то услышали где-то рядом звуки торжества: явно кому-то воздавали большие почести, кричали тама[213]. Они тотчас бросили весла, перестали грести и склонились ниц, чтобы тоже выказать свое уважение перед высоким вождем, а что вождь этот высокого рода и знатен, им было ясно. И тут они поняли, что приняли за звуки торжества крик журавлей. А в это время за скалами ловили рыбу какие-то жители Малата. Они решили сделать вид, что это им воздают почести гребцы с Язата. С тех пор и пошла шутка о том, что жители Язата — каи-си для жителей Малата[214].
( № 88. [52], 20-е годы XX в., о-в На-иау (о-ва Лау), с англ.
Ср. с № 89 и [12, № 122].
Мами — распространенная разновидность банана с плодами средней величины в ярко-желтой кожуре.)
Одна женщина — жила она на На-иау — сидела как-то днем и плела циновку. За ухом у нее была заткнута острая раковина, чтобы разрезать листья на полоски. Проработала она до самого отлива, а потом пошла на берег собирать разных моллюсков. Нашла вураи[215], но есть вураи было не с чем. Она стала с раковиной в руке по колено в воде и сказала себе: "Достать бы хоть мами!" Мами — это такие бананы. Но на На-иау был дух но имели Мами, дух-предок в облике акулы. Он услышал эти слова, рассердился и проглотил женщину. Целая и невредимая оказалась она в брюхе акулы. Тут она вспомнила о раковине, заткнутой у нее за ухом. Этой раковиной она перерезала акуле горло. Обезумев от боли, акула влетела в устье Рева. В Нозо она застряла. Одна женщина как раз пришла туда за водой, увидела мертвую акулу и пошла сказать своим, что можно запастись мясом. Те пришли, собрались свежевать ее, и тут женщина изнутри подала голос. Они осторожно разрезали акулу и выпустили женщину. Она пошла с ними в деревню. А акулье мясо съели.
На этой женщине женился вождь Нозо. Она родила ему сына, которого назвали Ву. Мальчик был совсем маленьким и никак не рос. Когда он играл с другими детьми, то всегда обижал их, бил, и не было ни одного большого мальчика, который бы превзошел его в силе. Дети росли, а он все оставался маленьким[216]. Так шло поколение за поколением, и он обижал и мучил все новых и новых детей. И когда он доводил детей до слез, они говорили ему:
— Ты не наш! Ты сын женщины, которую вынули из брюха акулы.
Слова эти не нравились Ву, и как-то он спросил свою мать, так ли это. Она сказала:
— Все так. Когда-то меня проглотила акула.
В слезах отправился мальчик к Туи Нозо, стал просить отца, чтобы тот дал ему лодку, лодку для далекого плавания. Он собрался плыть на родину матери. Набрал в дорогу воды, налил ее в сложенный лист большого таро и этот сосуд укрепил под балансиром. Поднял парус и уплыл один, держась за край паруса. Воду свою он пить не смог, потому что для этого надо было вставать на балансир, а тогда лодка сразу уходила под воду.
Целую ночь он плыл и достиг На-иау. Пристал он к берегу в местности, что называется Туву-кеи. Там его лодка села на мель. Рассерженный, он стряхнул воду с балансира на берег. Там и теперь сохранился водоем: вода в нем хороша и для питья, и для купания.
Одна тамошняя женщина пришла на берег за рыбой. Она и отвела его в поселок. Он рассказал, кто он и кто его мать. Так они узнали, что она жива. И еще он рассказал им, как она стала женой Туи Нозо. Все обрадовались ему, приготовили богатые подарки для него, дары для Туи Нозо и отправили с юношей.
Вот как Нозо и На-иау стали тауву.
(№ 89. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
Однажды рыбаки из Нозо отправились на промысел в На-си-лаи, что у берегов Рева: там им нежданно-негаданно попалась акула: видно, волны вынесли ее на берег. Они стали вскрывать ей брюхо, а там — девушка, еще живая. Они удивились сверх всякой меры, стали спрашивать, откуда она.
Та отвечала:
— Я с На-иау, — но объяснить, где это, не смогла.
Вождь-оратор Нозо взял ее в жены, и она родила ему сына. Назвали мальчика Вуву. Потом этот Вуву сделался калоу-ву жителей Нозо. Вот так люди Нозо и люди На-иау стали тауву.
(№ 90. [94], 90-е годы XIX в., о-в Вануа-леву; почти буквально повторяется в [54].)
Некогда люди из явусы на-иви стали нгали тех, кто принадлежит к явусе онгеа. А случилось это так.
Однажды благородный господин Тали-аи, вождь с островов Лау, отправился к берегам острова Оно. Пока он плыл, на лодку налетел ужасный шквал. В лодке же с Тали-аи плыл благородный вождь Зову. Он один вычерпал воду, что залила лодку, и так всех спас. За это Тали-аи отдал ему поселки острова Онгеа, отдал Тару-куа, отдал Ломати, что на Камбара. Все это была плата за спасенную жизнь.
(№ 91. [23], 900-е годы, о-в Вити-леву, с англ.)
У Унго-нева, отважного героя но-и-коро, были не только сыновья, но и две дочери. Именно эти две девушки и породнили явусы но-и-коро и вату-сила. Старшую звали Тувоу из На-нгатангата — так назывался поселок ее отца, — младшую — Лева-тини.
Однажды старшая дочь пришла к отцу и сказала:
— Отец, я отправляюсь к благородному Томба-яве-ни, повелителю Вандра-на-синга, вождю вату-сила. Я хочу быть его женой.
Отец отвечал:
— Хорошо, дитя мое, но помни, что по дороге тебе придется проходить место, где живет злой и скверный человек, соблазнитель женщин.
Тувоу оделась в черное маси, взяла свою палицу и отправилась в Вандра-на-синга. Вот она миновала Тала-та-вула, взошла на холм Малуа и вышла к Нумбу-таутау, где и жил, на самой скале, Туи-заразара-сала, соблазнитель женщин. Он позвал ее:
— Заходи, входи в мой дом. Переночуй у меня, а я пошлю старуху за пищей для нас.
Тувоу стала отказываться, он — настаивать, наконец она согласилась остаться. Старуха принесла им клубней, Туи-заразара-сала забил свинью; когда все было готово, они уселись пировать. А потом пошли спать.
Когда дыхание Тувоу стало ровным и спокойным, Туи-заразара-сала решил проверить, насколько крепок ее сон. Он выбежал из дома и завопил:
— Ой, горе, Яла-тина в огне, и все люди там перессорились друг с другом!
Девушка услышала его и велела ему скорее идти в Яла-тина, чтобы спасти хоть немного черного маси, которым поселок Яла-тина издавна славился.
Он же просто вошел в дом. Вскоре дыхание Тувоу опять стало ровным и спокойным, и тогда он снова выбежал из дома и завопил:
— Ой, ой, горе, Монгондро горит, и люди уже принялись убивать друг друга!
Девушка же велела ему спешить туда и попытаться спасти хоть что-нибудь.
А он снова вошел в дом и, когда Тувоу опять задышала ровно и спокойно, [выбежал] и вскричал в третий раз; вот что он прокричал:
— В Ра люди жгут дома друг друга!
Но никакого ответа не было: девушка крепко спала. И тогда Туи-заразара-сала лег с ней.
Она проснулась на рассвете, отказалась от всех его даров и пустилась дальше в путь. Сошла с холма, оказалась в поселке На-веи-яраки, а оттуда прямая дорога на Ван-дра-на-синга.
Когда вату-сила, жившие в том поселке, увидели ее, они сказали:
— Приветствуем тебя, Тувоу из На-нгатангата! Что ты делаешь здесь?
Она отвечала:
— Я пришла к вам, чтобы стать женой Томба-яве-ни, господина Вандра-на-синга.
Они послали за Томба-яве-ни, тот спустился к ним с палицей на плече и сказал:
— Приветствую тебя, Тувоу, зачем пришла ты сюда?
Она же отвечала:
— Затем, чтобы стать твоей женой.
На это он сказал:
— Хорошо, идем же; идем купаться.
И они пошли к водоему — к тому, что образован речкой Рири-на-ика и что совсем рядом с поселком На-мау-руру. Пришли они туда, и Томба-яве-ни сказал Тувоу:
— Ныряй и подними камень, что лежит на самом дне.
Она нырнула, дергала, тянула, толкала тот камень, но так и не смогла сдвинуть его с места. Еще и еще ныряла она, но так ничего у нее не получилось. Наконец Томба-яве-ни сказал:
— Выходи, пойдем домой.
Они вернулись в Вандра-на-синга. А там росла красная кокосовая пальма, не обычная, а чудесная. Он велел девушке забраться на нее. Мигом оказалась она на самом верху, и он сказал:
— Потряси-ка кокосы, попробуй, есть ли в них уже молоко.
Она трижды проверила кокосы; наконец он спросил ее, каковы они, и она сказала, что из них уже можно пить. Тогда он велел ей сосчитать их. Она стала считать:
Вот один, один кокос на красной пальме,
Вот второй, второй кокос на красной пальме,
И еще один кокос на красной пальме,
И еще один кокос на красной пальме,
И еще один кокос на красной пальме,
Вот уже шестой кокос на красной пальме,
Вот седьмой кокос на красной пальме,
И восьмой кокос на красной пальме,
Вот кокос девятый с красной пальмы,
А десятый — Туи-заразара-сала,
Что гостей встречает у дороги.
— Спускайся, — приказал Томба-яве-ни.
Она спустилась, и он сказал ей:
— Ты согрешила, когда шла сюда, ко мне, по дороге ко мне рассталась со своей невинностью. Потому-то и не удалось тебе поднять тот большой камень, что лежит на дне Рири-на-ика. А когда ты стала считать кокосы, то выдала имя своего возлюбленного.
И Томба-яве-ни поразил ее своей палицей, она называлась Ндрау-са. А вырезана эта прославленная палица была из ствола целого дерева, с корнем вырванного из земли.
[...] Тогда Лева-тини пришла к отцу и сказала:
— Отец, отпусти меня к благородному Томба-яве-ни, повелителю Вандра-на-синга. Я стану его женой. Ведь Тувоу погибла только потому, что согрешила с Туи-зара-зара-сала, когда шла в Вандра-на-синга.
И отец разрешил ей идти к Томба-яве-ни; так отправилась она в путь.
Она пошла той же дорогой, что до этого ее сестра, шла, шла и дошла до Нумбу-таутау, где встретила недоброго Туи-заразара-сала. Он позвал ее:
— Заходи, входи в мой дом. Переночуй у меня, а я сейчас пошлю старуху за пищей для нас.
Лева-тини стала отказываться, он — настаивать, наконец она согласилась остаться. Старуха принесла им клубней, Туи-заразара-сала забил свинью; когда все было готово, они уселись пировать. А потом все пошли спать.
Когда дыхание Левы-тини стало ровным и спокойным, Туи-заразара-сала решил проверить, насколько крепок ее сон. Он выбежал из дома и завопил:
— Ой, горе, Яла-тина в огне, и все люди там перессорились друг с другом!
Девушка услышала его и велела ему спешить в Яла-тина, чтобы спасти хоть немного черного маси, которым Яла-тина издавна славился.
Он же просто вошел в дом. Вскоре дыхание Левы-тини опять стало ровным и спокойным, и тогда он снова выбежал из дома и завопил:
— Ой, ой, горе, Монгондро горит, и люди уже принялись убивать друг друга!
Девушка же велела ему спешить туда и попытаться спасти хоть что-нибудь.
И он снова вошел в дом и, когда Лева-тини опять задышала ровно и спокойно, выбежал наружу и закричал в третий раз; вот что он прокричал:
— В Ра люди жгут друг друга!
Девушка же велела ему спешить в Ра и спасти там хоть что-нибудь.
Так ему и не удалось дождаться, пока она заснет.
И вот уже запели птицы, засветился рассвет, и Туи-заразара-сала понял, что девушка оказалась хитрее его. Велик был его гнев, велико было его недовольство, а Лева-тини только посмеивалась над ним. Она попросила у него чего-нибудь поесть, он же отказался кормить ее завтраком и велел ей пойти и поискать себе еды самой.
А она сказала:
— Что ты так сердишься? Сам же не спал всю ночь, сам носился, как безумный. Теперь винить некого.
Она позавтракала, пустилась в путь и счастливо достигла Вандра-на-синга.
Когда вату-сила, жившие в том поселке, увидели ее, они сказали:
— Приветствуем тебя, Лева-тини из На-нгатангата! Что ты делаешь здесь?
Она отвечала:
— Я пришла к вам, чтобы стать женой Томба-яве-ни, господина Вандра-на-синга.
Они послали за Томба-яве-ни, он спустился к ним со своей палицей, с Ндрау-са, на плече и сказал:
— Приветствую тебя, Лева-тини, зачем пришла ты сюда?
Она же отвечала:
— Затем, чтобы стать твоей женой.
Он повел ее к тому же водоему и велел ей поднять со дна большой камень. Она сразу исполнила его приказ. Камень тот до сих пор лежит на том месте, и значит, все это правда.
Затем пошли они в поселок, и он приказал ей забраться на чудесную кокосовую пальму. Тотчас исполнила она его приказ, а он тогда приказал ей сосчитать кокосы на верхушке пальмы. Она стала считать:
Вот один, один кокос на красной пальме,
Вот второй, второй кокос на красной пальме,
И еще один кокос на красной пальме,
И еще один кокос на красной пальме,
И еще один кокос на красной пальме,
Вот уже шестой кокос на красной пальме,
Вот седьмой кокос на красной пальме,
И восьмой кокос на красной пальме,
Вот кокос девятый с красной пальмы,
А десятый — то Томба-яве-ни!
Сосчитав кокосы, она спустилась с дерева и пошла с Томба-яве-ни. Он повел ее в дом.
В положенный срок она родила ему сына, которого назвали Сау-ки-ята. Когда тот вырос, женился на женщине с острова Коро, по имени Лева-яниту. У них тоже родился сын, ставший потом большим вождем Вуна. Этот Туи Вуна женился на Левеи-ваву, и у них родилось два сына; старшего назвали Кулу-на-ндакау, младшего — Катаката-и-мосо. Кулу-на-ндакау женился на женщине из явусы на-ро-ясо, звали эту женщину Куру-мунду. Она родила ему двух сыновей, На-ви-ндулу и Катаката-и-мосо. Этот Ката-ката-и-мосо и есть нынешний правитель у вату-сила.
Вот почему явуса вату-сила и явуса но-и-коро — ветви одного дерева, тауву.
(№ 92. [52], 20-е годы XX в., о-в Тотоя, с англ.
Записано со слов вождя о-ва Тотоя.)
Ра-соло родился в изгнании. Его отцу Ниу-мата-валу некогда повезло: его не оказалось в За-кау-ндрове, когда люди из явусы нгома, что с Лакемба, убили его отца, старика Ндела-и-вунга-леи. Случилось это во время пиршества в честь На-иау. После этого Ниу-мата-валу не решился оставаться на На-иау или на Лакемба и поселился на острове Тотоя. Там и родился Ра-соло. Матерью его была Тадрау, дочь вождя из поселка Кетеи.
Прошло время, и Ниу-мата-валу снарядил вереницу лодок, приплыл на Лакемба и победил нгома. После этой победы он был провозглашен сау. А когда он умер, сау стал его старший сын Улу-и-лакемба. У этого Улу-и-ла-кемба была жена, юная красавица по имени Туи-сала. Он беспрестанно ревновал ее. Однажды Ра-соло с братьями пришел в дом Улу-и-лакемба, а в это время Туи-сала как раз натирала куркумой своего ребенка — так полагается[217]. Шутя, она бросила немного пыльцы на Ра-соло, и у того на щеке остался желтый след. А тут появился Улу-и-лакемба, увидел след на щеке брата и весь загорелся от гнева: заподозрил брата в дурном. Тотчас прогнал он Ра-соло и других братьев с Лакемба — оставил только одного, Ма-та-валу, ведь тот был еще совсем дитя.
Сперва Ра-соло отправился на остров Тотоя и осел там на несколько лет. Точно так же поступил прежде его отец. Там женился он на Лау-фита, и у них родился сын Мала-ни. Это мой дед.
Шло время, и в нем росло желание вернуться на На-иау. И вот близ Ндра-ву-валу свалил он огромное веси, сделал из него большую лодку и со всеми своими людьми отплыл на ней на На-иау. Но пока он плыл, ветер отнес его к острову Моала. Неделю-другую пробыл он там, а оттуда уже попал на На-иау. Там же все возликовали, увидев его. Совсем немного дней прошло, и пришел к нему Мата-валу — к тому времени он уже вырос. Мата-валу сказал, что гнев и ненависть так и остались жить в Улу-и-лакемба.
В Мауми, в старом укрепленном поселке, что на вершине скалы на На-иау, росло дерево вуа-ни-рева[218]. Оно поднималось прямо из расселины в той скале. Росло оно высоко — на полпути от основания скалы к вершине. Однажды в жреца, служившего в храме, что в Мауми, вошел дух и сказал:
— Ра-соло станет Туи На-иау, если сможет целым и невредимым прыгнуть на толстую ветку того дерева.
Много людей собралось посмотреть на это: никто не верил, что можно сделать такое и уцелеть. А Ра-соло все же смог, и удивлению собравшихся не было границ. С тех пор как совершил Ра-соло этот дивный прыжок, наша явуса и стала называться явусой вуа-ни-рева. И по сей день она зовется так.
Итак, Ра-соло был наречен Туи На-иау, как и подобает: ведь его отцы происходили от первого Туи На-иау — от сына Туи На-ва-сара с Моала. Этот первый Туи и основал на На-иау поселок Маули. А ведь Ндела-и-вунга-леи был сыном Нгила-и-со, а тот — сыном По-лини. Отец же По-лини, Кало-ни-ялева, был сыном высокого вождя по имени На-ва-сара.
Но все равно Ра-соло не знал покоя, и духу его было тяжело. Ведь настоящий его дом был на Лакемба, а Улу-и-лакемба, как и прежде, не пускал его на остров. Ра-соло и Мата-валу стали думать, как им быть, и решили отправиться на Вануа-мбалаву, просить помощи у Ра-ву-ни-са, вождя Ломалома. К тому же названый брат этих двоих, Коли-матуа-каи-косо, был васу вождю Ломалома.
В те времена Лакемба был могучим островом, и никто не решался пойти против него войной. Люди на Вануа-мбалаву были посмелее других: ведь их остров лежит довольно далеко от Лакемба, уже на полпути к За-кау-ндрове. (И сам Ра-ву-ни-са не слишком боялся Лакемба. Он даже обманывал вождей Лакемба, хитроумно посмеивался над ними: сообщал им, что могучие вожди За-кау-идрове собираются идти на них войной, а значит, надо собраться на общий совет. И вожди Лакемба шли к нему, приносили богатые дары.)
Итак, они прибыли в Ломалома и остановились там у Ра-ву-ни-са. Место это называется На-ка-ни-ваи. Они ждали, потому что поднялась буря и много дней штормило. А когда океан утих, дул не их ветер, и потом опять начало штормить. Всего же четыре месяца они пробыли у Ра-ву-ни-са. Ра-соло был огорчен тем, что им так долго пришлось ждать. И он обещал отдать свою сестру Сивоки в жены Ра-ву-ни-са. Тогда и сам Ра-ву-ни-са станет ему более верным союзником. И он отправился в За-кау-ндрове за сестрой. (Она была совсем молода, но уже вдова вождя из За-кау-ндрове.)
Ра-ву-ни-са возликовал, увидев ее, и пообещал помочь Ра-соло. Но тут как раз жители Муа-леву принесли Ра-ву-ни-са хворост — они в то время служили ему — и стали играть для него меке. Сивоки с первого взгляда влюбилась в одного из них. Звали его Туи-ле-куту, и он был красавец. До того он ей понравился, что в ту же ночь она бежала с ним. Бежали они в горы: боялись гнева Ра-ву-ни-са.
А Ра-ву-ни-са не стал сердиться на Ра-соло, но и помогать ему отказался. И снова пришлось Ра-соло отплыть на На-иау.
Совсем немного пробыл он на На-иау, и вдруг к нему пришло известие: вожди Лакемба объединились и убили Улу-и-лакемба. К этому времени он уже превратился в дряхлого старика, а прежде все его боялись. Теперь кое-кто на Лакемба хотел провозгласить сау сына Улу-и-лакемба, Ра-ни-виа. Другие же говорили, что надо послать за Ра-соло.
Люди стали ссориться и враждовать, и тогда люди из явусы левука (а ведь они не уроженцы этой земли, много лет назад они прибыли сюда с Вити-леву) собрались на свой совет и хитростью погубили многих — и одних, и других. Так вышло, что несколько лет люди левука правили на Лакемба.
Но однажды собрались трое людей, без которых нельзя обойтись при наречении сау, — Ра-маси, Туи Тумбоу и На-рева-ндаму[219],-собрались и решили тайком отплыть на На-иау, привезти оттуда Ра-соло и сделать его вождем Лакемба. Лунной ночью сели они в лодочку у берега На-сан-га-лау и отплыли на На-иау за Ра-соло. Поднесли ему зуб кашалота и сказали:
— О Туи На-иау, мы пришли за тобой, чтобы ты стал нашим вождем на Лакемба.
Ра-соло же был тогда совсем стар и весьма умудрен жизнью. Он сказал:
— Зачем же мне сейчас плыть на Лакемба? Не время, нет, не время. Подождем, соберем побольше воинов и тогда победим всех левука.
С этим вернулись они на Лакемба, а Ра-соло остался у себя. Дважды плавали они за ним на На-иау. И лишь при третьей встрече Ра-соло сказал им:
— Вот теперь настало время. Отправимся на Лакемба, н ни одного из явусы левука там не останется.
Множество лодок было у них. А в бою их должен был вести Мата-валу. Они заготовили большое количество еды в плавание. Перед отплытием же Ра-соло был наречен сау Лакемба. А совершалось это так.
С древности Лакемба делился на две половины (пошло это с тех пор, как был рассеян по острову поселок Нде-ла-ни-коро, основанный духом Туи Лакемба). Половины эти назывались На-токелау и Ву-ира[220]. При наречении сау готовили янгону. Затем тамошний ра-маси — а ра-маси был всегда Туи На-санга-лау, потому что На-санга-лау главный поселок в На-токелау, — обвязывал правую руку вождя повыше локтя белой тапой[221]. В это время Туи Тумбоу брал его за левую руку и обвязывал ее точно так же. А на-рева-ндаму надевал на голову сау убор из тончайшей тапы.
Итак, они прибыли на Лакемба, высадились на пустынном берегу между На-санга-лау и Яндрана и, вместо того чтобы не спеша пройти прибрежной дорогой, торопливо пробрались через весь остров по холмам и великой горе. Один из людей левука увидел в проем своего дома, что стоял в Коро-вуса, что-то белое. Белое пятнышко мелькнуло вдали за склоном горы. Он сказал своим:
— Смотрите, что это там? — но они лишь ответили:
— А, да это ветер шевелит листья деревьев, и тебе видна листва у самого основания.
В это время они пили янгону, и никакого дела до этого им не было. А видели они совсем не листья, а белые маси отважных воинов. Только они не знали этого. Мата-валу же со своими людьми подошел к их поселку с тыла, окружил и убил почти всех левука. Лишь немногим удалось бежать на дикий и пустой остров Аива, а оттуда — на Онеата. Там они и укрылись. Нынешние левука — потомки тех, кто сумел бежать тогда на Онеата.
На этом закончились скитания Ра-соло. В мире дожил он до глубокой старости на Лакемба и был похоронен в Коро-вуса.
Такова история Ра-соло; он был первым, кто назывался и Туи На-иау, и сау. А жители На-иау до сих пор считают, что их Туи На-иау никогда не покидал острова. Вот как они объясняют это.
Жители Лакемба — так говорят на На-иау — очень хотели, чтобы Туи На-иау поскорее отплыл с ними на Лакемба. Они приплывали на На-иау с дарами, кушаньями, резными деревянными чашами, ямсом и замечательными циновками с Оно. С На-иау же они возвращались, одаренные нгату, вяленой рыбой, кокосовым маслом. Все уплывали с дарами, и только двое братьев, Нгила-и-со и другой, чье имя забылось, не брали на На-иау ничего. Они-то и пошли к Туи На-иау, они и попросили его отплыть с ними на Лакемба и быть их вождем — это, сказали они, и станет их долей при разделе даров. Туи На-иау же не стал их слушать, а велел им взять корзину земли с На-иау: это, мол, будет знаком, заменяющим Туи На-иау.
Те согласились. Вернулись на Лакемба, высадились в На-ву-тока и спрятали там эту священную землю[222]. Там же устроили они святилище. Потом пошли в поселок и рассказали всем, будто бы им удалось захватить Туи На-иау, но только он не станет показываться людям — он слишком табу для этого, — а поселится в своем доме на святилище.
(№ 93. [99], 1840 г., о-в Ясава. с англ.
Этот сюжет почти дословно пересказан в [74; 96].)
Когда-то на скале, что у берега Ясава-и-лау, жила огромная птица. Звали ее Ясава-и-лау, от ее имени и пошло название острова. Птица эта с легкостью долетала до Вити-леву. Там она хватала всякого, кто попадался ей, несла к себе и съедала. На Вити-леву все страшно боялись ее. Но отчаяние их было сильнее страха, и все же они отыскали ее скалу и убили ужасную птицу. Особенно отличились тогда воины Рева, и с тех пор слава их не меркнет.
(№ 94. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.)
Однажды Вусо-ни-лаве сказал Мире-ласе-куле:
— Ты оставайся дома, а я пойду готовить землю под таро.
Он взял свою палку-копалку и поспешил к Кавула. Там он принялся раскапывать землю, готовить участок для будущего таро. Работал до самого вечера, ночью лег спать, а на рассвете вновь принялся за работу.
А утром того же дня Мира-ласе-кула пошла ловить рыбу. Она уже была на рифе, а тут спустился туда Серу-мата-ндука, вождь из На-мборо-кула. Так на рифе они встретились, и он спросил:
— Откуда ты, благородная госпожа?
— Я из Сиетура, я жена Вусо-ни-лаве.
Он же сказал на это:
— Хорошо. Идем в На-мборо-кула. Мой дом стоит там без всякой охраны[223].
Мира-ласе-кула отвечала ему:
— Нет, нельзя, ведь я жена Вусо-ни-лаве!
Серу-мата-ндука сказал:
— Я никогда, никогда не слыхал о таком. Это что же, один из тех, что живут в Сиетура?
С этими словами он схватил Миру-ласе-кулу за руку, взвалил на плечо и силой поволок в На-мборо-кула.
А Ингоинго-а-вануа видел все это, сидя у себя в На-ву-ни-вануа.
Так вот, этот вождь повел Мпру-ласе-кулу к себе в На-мборо-кула. А Ингоинго-а-вануа стал звать А-кело-ни-тамбуа:
— Иди, иди сюда!
А-кело-ни-тамбуа пришел, и великий дух сказал ему:
— Спеши в Сиетура и скажи Вусо-ни-лаве, что Миру-ласе-кулу похитили. Вождь Серу-мата-ндука из На-мборо-кула увел ее к себе. Если не застанешь Вусо-ни-лаве, скажи все это главному вождю[224].
А-кело-ни-тамбуа поспешил в поселок; там он встал на святилище и стал звать Вусо-ни-лаве. Тут пришел главный вождь, и А-кело спросил его:
— Где Вусо-ни-лаве?
Тот отвечал:
— Два дня назад он отбыл в Кавула, не знаю, вернется сегодня или нет.
Тогда А-кело-ни-тамбуа сказал:
— Значит, ты скажешь ему все, с чем послал меня сюда Ингоинго-а-вануа. А сказал он так: "Миру-ласе-кулу похитили. Вождь Серу-мата-ндука из На-мборо-кула увел ее к себе".
С этими словами А-кело-ни-тамбуа ушел прочь.
А На-улу-матуа поспешил в На-ялояло-друа, дом Вусо-ни-лаве; там был Кали-ни-вутунава. На-улу-матуа вскричал:
— Здесь только что был А-кело-ни-тамбуа! Он приходил сказать, что Миру-ласе-кулу похитили: Серу-мата-ндука из На-мборо-кула увел ее к себе. Вусо-ни-лаве вернется сегодня вечером. Не говори ему об этом сразу. Пусть он сначала поужинает, а уж потом ты ему все расскажешь, чтоб не тревожить его.
Вечером в На-ялояло-друа появился Вусо-ни-лаве. Приготовили кушанье, собрались ужинать, и тут он спросил:
— Кали-ни-вутунава, где Мира-ласе -кула?
Кали-ни-вутунава в ответ:
— Не знаю, может, пошла за хворостом.
Наконец они отужинали. Еще какое-то время прошло, и тут Кали-ни-вутунава сказал:
— Днем здесь был А-кело-ни-тамбуа; он сказал На-улу-матуа, что Миру-ласе-кулу похитили: вождь Серу-ма-та-ндука из На-мборо-кула увел ее к себе. И все это видел Ингоинго-а-вануа.
Вусо-ни-лаве подскочил — да так, что пробил крышу дома: голова показалась на улице! И он приказал Кали-ни-вутунава:
— Иди и поговори с главным зождем. Спроси его, пойдем ли мы войной на На-мборо-кула.
Главный вождь сказал:
— На На-мборо-кула? До сего дня никому не удавалось победить ту землю! Скажи Вусо-ни-лаве, что я очень прошу не ходить на них войной.
Так сказал он, и Кали-ни-вутунава отправился к Вусо-ни-лаве и передал ему эти слова. Вусо-ни-лаве же ответил:
— Это было в прежние времена. Передай вождю: пусть все люди Сиетура спешат к На-мборо-кула, пусть ставят там укрепление. Я один поражу всех — и людей из Сиетура, и жителей На-мборо-кула.
И Кали-ни-вутунава снова пошел к вождю:
— Вот наш ответ: пусть все люди Сиетура спешат к На-мборо-кула, пусть ставят там укрепление вместе с жителями На-мборо-кула. Ничего хорошего их там не ждет, вот наши слова.
Кали-ни-вутунава вернулся к Вусо-ни-лаве, и тот сказал ему:
— Готовься к сражению, одевайся по-боевому. Сегодня ночью мы отправимся в На-мборо-кула.
Быстро вышли они из дома, пустились немедля по тропинке и уже скоро оказались рядом с На-мборо-кула.
— Остановимся здесь, здесь и приготовимся к битве.
Кали-ни-вутунава весь кипел от ненависти к врагу:
— Помни, Вусо-ни-лаве, помни, что мы с тобой происходим от одного человека, хоть матери у нас и разные; мы восходим к На-улу-матуа, и если ты умрешь под На-мборо-кула, значит, я умру вместе с тобой.
С этими словами Кали-ни-вутунава сел, а Вусо-ни-лаве вскочил и так обратился к нему:
— С самой юности я всегда был в сражениях, всегда воевал. Нет ни одной земли, перед жителями которой я склонил бы голову! Сегодня я разрушу На-мборо-кула, и только дикие куры будут кудахтать в зарослях, что поднимутся на святилище этого поселка!
С этими словами Вусо-ни-лаве сел и быстрым шепотом сказал Кали-ни-вутунава[225]:
— Сейчас мы с тобой разойдемся. Ты подберешься к На-мборо-кула с главной дороги, я — со стороны гор.
И они тут же поспешили в разные стороны. Вусо-ни-лаве поспешил в горы, чтобы оттуда напасть на поселок.
А жители, услышав его, решили:
— Гром гремит над горами. Видно, сегодня будет дождь.
Они ведь не знали, что это гремит, готовясь к битве, Вусо-ни-лаве.
А Кали-ни-вутунава поспешил на берег. Оттуда он бросился на частокол, защищавший поселок, пробил его головой и влетел в На-мборо-кула.
Прошел первый день сражения в На-мборо-кула, встал в своем доме вождь На-мборо-кула, вышел на порог и увидел Вусо-ни-лаве. Он напрямик спросил Вусо-ни-лаве:
— Откуда пришли вы на нас?
Вусо-ни-лаве отвечал:
— Ты еще спрашиваешь? Разве ты не знаешь? Позавчера я прибыл сюда из Сиетура. Оттуда ты привел к себе одну женщину. Разве ты не готов теперь сражаться?
Вождь сказал:
— Я всегда был вождем в На-мборо-кула и до сего дня не склонил головы ни перед кем.
На это Вусо-ни-лаве заметил:
— Ты говоришь о былом. А сейчас перед тобой Вусо-ни-лаве, и нет того, кто был бы равен ему в бою.
Вождь ответил:
— Что же, жди меня здесь.
Мигом он вышел из дома в боевом облачении, вынес свое копье и прокричал:
— Вон там уходит на ночь солнце; с ним уйдешь сегодня и ты!
А Вусо-ни-лаве сказал:
— Будь я каким-нибудь юнцом из Сиетура, может, тогда речи твои не были бы так безумны.
Вождь На-мборо-кула метнул копье в Вусо-ни-лаве, копье ударило Вусо в грудь и отлетело обратно, попав в того, кто посылал его!
А Вусо-ни-лаве вскричал:
— О Ингоинго-а-вануа, если я дорог тебе, позволь мне не доводить дело до палицы: дай мне схватить его голыми руками[226]!
И он бросился к опорному столбу дома вождя, а уже оттуда налетел на самого вождя, схватил его, развязал его ожерелье и им стянул руки и ноги пленника. А тут подоспел Кали-ни-вутунава, и Вусо-ни-лаве крикнул:
— Иди в дом, приведи Миру-ласе-кулу, и тогда мы вернемся в Сиетура.
Кали-ни-вутунава вывел Миру-ласе-кулу из дома, и Вусо-ни-лаве приказал:
— Поджигай поселок.
Так загорелся тот поселок, а они поспешили в Сиетура. Прибыли в Сиетура, младший повел Миру-ласе-кулу в На-ялояло-друа, а Вусо-ни-лаве взвалил на плечи захваченные им богатства и бросил их перед домом Ингоинго-а-вануа:
— Вот разная старая снедь, мой дар духу по возвращении из На-мборо-кула.
И Ингоинго-а-вануа сказал:
— Нет равных тебе, Вусо-ни-лаве, точно нет: ты никогда не забываешь обо мне в сражении.
Ингоинго встал, выхватил из горы подношений руку вождя На-мборо-кула, за руку вытащил все тело, вырвал ногти, высосал все, что было в нем, и пустую оболочку мертвого тела бросил прочь.
Так закончилось сражение в На-мборо-кула.
(№ 95. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ,
В этом рассказе, как и во многих других, записанных Б. Квейном, появляются различные атрибуты современной, европеизированной жизни (бумага, письмо, ружье и др.).)
Жил в Сиетура вождь. Звали его Мба-ни-сину. Однажды вспомнилось ему былое, нечто, случившееся очень давно, еще когда он был молодым. И он стал беспокоен, не мог ни минуты усидеть в своем доме, то выбегал из него, то вбегал в него снова, то опять выбегал и вбегал, носился туда-сюда. Увидев все это, его сын протрубил сигнал, и тут же там собрались все люди Сиетура. И сын вождя стал просить, чтобы кто-нибудь узнал у Мба-ни-сину, что случилось. Вусо-ни-лаве подступился к нему, и Мба-ни-сину сказал:
— Я вдруг вспомнил одну старую историю, вспомнил, что случилось с нами, когда мы были в Нуку-зере-вука. Мы отправились туда исполнить меке, а они не приготовили нам ничего. И тогда На-улу-матуа привел сто их женщин к нашим лодкам, и мы легли спать с этими женщинами. А люди из Нуку-зере-вука исполнились гнева, бросились на наши лодки, оторвали ноги нашим гребцам, изорвали наши паруса. Беспомощные, остались мы лежать в лодках, и лишь у немногих хватило сил доплыть до Сиетура. Не знаю, хватит ли вам, нынешним, храбрости потягаться силой с людьми из Нуку-зере-вука.
Тут Вусо-ни-лаве вскричал:
— Довольно! Люди Сиетура могут расходиться!
И они вернулись в свой поселок; Вусо-ни-лаве спросил:
— Кто не побоится отправиться к Вороворо-друа и Мусу-на-нгила-друа, не побоится сказать им, что послезавтра я приплыву в их край требовать ответа за то, как они поступили с нашими отцами?
Никто не вышел, никто не ответил на слова Вусо-ни-лаве.
Наконец заговорил Тази-ни-лау:
— Я, я не побоюсь сделать это. Все другие думают о своих детях, женах, о своих старших. У меня же нет ни отца, ни матери.
На этом они расстались; Тази-ни-лау пошел к себе, опоясался крашеной тапой, надел плетеный пояс, надел на руки воинские украшения, взял топорик, копье и поспешил на берег. Лодка его называлась Зинги-ни-вула. Он спустил ее на воду и сказал про себя, обращаясь к великому Ингоинго-а-вануа: "Помоги мне, о Ингоинго, пошли мне сильный ветер, чтобы еще до наступления ночи я смог пристать к берегу Нуку-зере-вука".
И великий Ингоинго-а-вануа дал ему хороший ветер — еще до темноты Тази-ни-лау пристал к берегу Нуку-зере-вука. Но ведь ему, здоровому и крепкому мужчине, ни за что не удалось бы войти в поселок целым и невредимым. И он сказал: "Помоги мне, великий господин Ингоинго-а-вануа, измени мой облик, чтобы я мог выйти на берег".
И он изменился, превратился в женщину; теперь ему легко было выйти на берег.
Он вышел на берег и поспешил в поселок. Вороворо-друа заметил, что кто-то идет: "Откуда эта женщина, что идет к нам?"
Он позвал ее:
— Иди в дом.
И женщина вошла в его дом; они стали беседовать, долго говорили, а потом Вороворо-друа сказал:
— Побудь здесь, а я пока выйду.
Он вышел, а женщина нашла у него коробочку, открыла ее, увидела там перо и клочок бумаги. Она тотчас написала: "Через две ночи здесь будет Вусо-ни-лаве. Он придет и потребует ответа за то зло, что причинили здесь его предкам". Она написала и сложила листок. Потом приготовили кушанье, и женщины Нуку-зере-вука принесли его гостье; когда поели, все женщины ушли. Остались только две знатные госпожи, сестры вождей Вороворо-друа и Му-су-на-нгила-друа. Гостья сказала им:
— Позвольте мне, благородные госпожи, пройтись по Нуку-зере-вука, осмотреть поселок.
И они пошли гулять по поселку. Ходили, ходили, и вот та женщина говорит:
— У меня есть одно письмо — я нашла его на берегу. На нем написаны имена Вороворо-друа и Мусу-на-нгила-друа.
Благородные дамы воскликнули:
— О! Это ведь их поселок! А мы — их сестры.
— Что ж, тогда отдайте им это письмо.
Одна из тех женщин схватила письмо и отнесла его Мусу-на-нгила-друа. Он прочел его и вскричал:
— Кто такой Вусо-ни-лаве, что он не знает о непобедимости Нуку-зере-вука? Нет такой земли, перед жителями которой мы склонили бы голову!
А знатная госпожа вернулась к тем двоим, и гостья спросила:
— Что это за письмо? Узнала ли ты, о чем оно?
Знатная госпожа ответила:
— Через два дня сюда прибудет Вусо-ни-лаве требовать ответа за то, что мы сделали с его предками.
Гостья сказала:
— Я боюсь, боюсь, меня могут убить.
Но те две госпожи отвечали:
— Не бойся, ведь ты же в Нуку-зере-вука.
Они пошли на берег. Благородные хозяйки сказали гостье:
— Видишь вон тот мыс? Там живет дух нашего предка. Его зовут Велу-тамата. Стоит ему плюнуть, как появляется тьма людей.
Они пошли по берегу и увидели на воде лодку. Те две госпожи сказали:
— Это лодка нашего предка.
И они не знали, что это Зинги-ни-вула, лодка Тази-ни-лау.
Гостья стала просить их:
— Пожалуйста, отведите меня к тому месту, где живет ваш предок.
И они сели в ту лодку. Тут гостья сказала:
— Я сама управлюсь с парусом, сама поведу лодку. А вы сидите, отдыхайте.
Так они отплыли. Та женщина из Сиетура сказала:
— Помоги мне, благородный Ингоинго-а-вануа, дай мне хорошего ветра, чтобы достичь На-мбоу-валу до захода солнца.
А две благородные и знатные женщины уснули и не знали, куда плывут, не знали, что направляются в На-мбоу-валу. Проснувшись же, они сказали:
— Мы сбились с пути, уплыли далеко от дома. Это уже не Нуку-зере-вука! Мы приплыли к каким-то чужим берегам!
И они тотчас пристали к берегу — это было в местности Ндама. А та женщина из Сиетура, сойдя на берег, преобразилась, приняла облик мужчины — это был Тази-ни-лау. И он сказал тем двум женщинам, сидевшим в лодке:
— Выходите, пойдем в поселок.
Они вышли на берег, и все трое поспешили в Сиетура.
А с того дня как Тази-ни-лау отплыл, Вусо-ни-лаве не заходил в свой дом, все сидел на святилище. Так он сидел, пока не дождался возвращения Тази-ни-лау с теми двумя женщинами.
Подошли они, и Вусо-ни-лаве сказал:
— Идите в дом.
Они вошли, а Тази-ни-лау тут же выскочил из дома и тех двух знатных женщин закрыл, запер. Сам же он пошел к Вусо-ни-лаве. И Вусо-ни-лаве спросил:
— Ну что же, достиг ли ты Нуку-зере-вука?
И Тази-ни-лау отвечал:
— Да, достиг; эти знатные женщины — сестры Воро-воро-друа и Мусу-на-нгила-друа.
Тотчас же протрубили сигнал. Собрались все люди Сиетура, и Вусо-ни-лаве сказал:
— Сегодня надлежит приготовить все, что положено: провизию, дрова, питьевую воду и все воинское снаряжение — копья, палицы, топоры, ружья. Завтра мы отплываем в Нуку-зере-вука.
А в Нуку-зере-вука вожди собрались на совет. И Му-су-на-нгила-друа сказал:
— Я выйду в море и буду там поджидать людей из Сиетура. Я думаю, они будут плыть сюда двенадцать месяцев. А когда пройдет двенадцать месяцев, они будут здесь, в Нуку-зере-вука[227].
И принесли корзину с палицами вождя.
Люди Сиетура приготовили к отплытию свои лодки, их было двенадцать. И они поплыли к берегам Нуку-зере-вука. Но когда они подплыли совсем близко к Мусу-на-нги-ла-друа, лодки их вдруг встали — так, словно их неподвижно укрепили на якорях. Все двенадцать лодок стояли без движения. Прошла неделя, а лодки стоят! Месяц прошел, за ним — второй, третий, шесть месяцев простояли они неподвижно, восемь, десять, двенадцать!
И вот Вусо-ни-лаве сказал:
— Пусть с каждой лодки дадут мне по зубу кашалота. Всего должно быть двенадцать зубов.
И ему принесли двенадцать тамбуа. Он взял их и бросил в воду. Тут же в Сиетура открылись двери того дома, где сидели взаперти две знатные госпожи из Нуку-зере-вука, и тут же лодки сдвинулись с места и поплыли вперед к Нуку-зере-вука.
А Мусу-на-нгила-друа вернулся к себе и сказал Воро-воро-друа:
— Пора спускаться на берег: люди из Сиетура вот-вот пристанут здесь!
И Вороворо-друа поспешил на берег дожидаться людей из Сиетура. Вот уже подплыла и пристала к берегу лодка А-кело-ни-тамбуа. Протянул Вороворо-друа руку, схватил эту двойную лодку, всю ее изломал! Гребцы уплыли прочь, а Вороворо-друа съел их лодку.
Затем подплыла лодка благородного Лива-ни-вула, пристала к берегу, и Вороворо ее тоже схватил, сломал и съел. Гребцы же уплыли прочь и так спаслись. Следом подплыла лодка Тази-ни-лау. Вороворо-друа крикнул:
— Приветствую тебя, На-улу-матуа!
Тази-ни-лау отвечал:
— Ты не за того меня принял. Я только что был здесь у вас. И не пытайся поступить со мной так, как ты поступил с А-кело-ни-тамбуа и с Лива-ни-вула!
Вороворо протянул руку, чтобы схватить эту лодку, а Тази-ни-лау схватил его за руку и оттолкнул лодку от того места. И они стали бороться, сначала один в лодке, второй на берегу, потом оба оказались на берегу. Целую рощу кокосовых пальм вырвали они из земли! Снова вернулись к воде, боролись, боролись, пока не упали с рифа в волны.
А в это время остальные лодки пристали к берегу. И Кали-ни-вутунава вскричал:
— Вусо-ни-лаве, сегодня Тази-ни-лау будет убит!
Тогда Вусо-ни-лаве стал к борту своей лодки и рукой принялся шарить под водой, ища Тази-ни-лау и Вороворо-друа. Искал, искал и наконец нашел, схватил за руки и втащил к себе в лодку. Тази-ни-лау он спрятал за спиной, а Вороворо-друа схватил за ноги и подбросил высоко в небо. Затем сказал:
— Высокородный Ингоинго-а-вануа, пусть погибнет Нуку-зере-вука, пусть ничего не останется здесь, кроме голой земли.
И тут люди Сиетура бросились на берег.
А Мусу-на-нгила-друа не знал, что Вороворо-друа погиб. Две недели минуло, и вот он решил: "Пойду на помощь Вороворо-друа".
Он взял свое копье — называлось его копье А-мото-ни-мба-на-мбула — и поспешил туда, где шло сражение между людьми Нуку-зере-вука и Сиетура. Разом метнул он свое копье в людей Сиетура. Пронзил им сразу двести человек. Он поднял их на этом копье, а потом стряхнул с него, как мусор. Все двести человек полегли перед ним на земле.
Снова бросился он в гущу сражения, еще двести человек из Сиетура пронзил своим копьем. Он поднял их на этом копье и стряхнул с него, как мусор. И все двести человек полегли перед ним на земле. Снова бросился он вперед с копьем, еще двести человек пронзил им! На этот раз ему удалось ранить Кали-ни-вутунава в ногу; с плачем поспешил тот к своей лодке и сказал:
— Вусо-ни-лаве, довольно тебе пить янгону! Посмотри, сколько времени прошло, уже год гибнут люди Сиетура!
На это Вусо-ни-лаве сказал:
— Хорошо, идем! Мы идем сражаться, чтобы помочь нашим людям из Сиетура.
Но он даже на ногах стоять не мог, столько уже выпил. Еще год прошел, и тогда только он сказал своим:
— Развяжите трос, что держит у берега нашу лодку, и я смогу им обвязаться, а тогда пойду на помощь людям Сиетура!
И они обвязали этим тросом его запястья и лодыжки; он сказал:
— Вложите мне в руки топор. — И еще сказал:
— Бросьте меня в воду.
Только оказался он в воде — и вот уже у берега. Но еще до того как появилась над водой его голова, он выломал кусок дна в лагуне и швырнул его в глубь острова. А там снесло все кокосовые пальмы. И еще в Нуку-зере-вука попадали все дома.
Люди в поселке решили:
— Наверное, надвигается ураган!
Они же не знали, что на них идет Вусо-ни-лаве, самый сильный из людей Сиетура. А это Вуса-ни-лаве спешил на Нуку-зере-вука. Там он сразу же встретился с Мусу-на-нгила-друа, самым сильным в Нуку-зере-вука. Мусу-на-нгила-друа сказал:
— В этого человека полетит мое копье!
Так он сказал, но Вусо-ни-лаве даже не взглянул на него: глаза его были устремлены на второе небо. И вот Му-су-на-нгила-друа метнул копье; оно полетело в Вусо-ни-лаве, попало ему в лоб, но тут же отскочило: ему не пробить было этого силача. Тогда Мусу-на-нгила-друа побежал к себе, вынес из дома две корзины кашалотовых зубов, склонился перед Вусо-ни-лаве и сказал:
— Вот мои подношения, пощади только меня и всех людей из Нуку-зере-вука. Нет нужды нам бороться, ведь сестры наши — в Сиетура.
И Вусо-ни-лаве сказал:
— Расходитесь, люди Сиетура. Нора садиться в лодки, поплывем обратно.
А Мусу-на-нгила-друа пошел с ними. Они тотчас же погрузились и поплыли к Сиетура. И вот уже они на берегу Сиетура. Вусо-ни-лаве и люди Сиетура и с ними Мусу-на-нгила-друа. Вусо-ни-лаве и Мусу-на-нгила-друа отправились к благородному и великому Ингоинго-а-вануа. Вусо-ни-лаве прокричал:
— Я принес пищу в знак своего счастливого возвращения: я ходил войной на Нуку-зере-вука!
А Ингоинго-а-вануа ответил:
— Я не могу есть этого человека, мясо его отравлено. Уходи, Вусо-ни-лаве, возвращайся в поселок.
Они пустились в обратный путь, но тут Ингоинго крикнул им вслед:
— Мусу-на-нгила-друа! Вернись, выпей то, что осталось от снадобья Вусо-ни-лаве.
Мусу-на-нгила-друа подхватил сосуд со снадобьем и все выпил. Тут Ингоинго-а-вануа сказал:
— Теперь иди сюда. Подними правую руку и ударь по длинной стене моего дома.
И вот уже эта стена полетела в волны. А Ингоинго-а-вануа сказал:
— Хорошо. Теперь иди к Вусо-ни-лаве. Иди и оставайся жить в его поселке[228].
Так они стали жить вместе. Мусу-на-нгила-друа так и не вернулся к себе в Нуку-зере-вука. Он навсегда остался в Сиетура.
(№ 96. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.)
О На-улу-матуа. Однажды он позвал к себе Вусо-ни-лаве. Тот сразу пошел, вошел в Коро-ни-ява-кула; На-улу-матуа сказал:
— Я звал тебя. Полгода назад промчался над нами страшный ураган, и с тех пор я куска в рот не брал, а все из-за того бананового побега, что привезли мне с Ротума. Ведь он прижился и должен был дать двенадцать гроздьев. А ветер принес сюда ураган и погубил все бананы. И вот мое слово: ступай, отыщи хозяина этого ветра и доставь его в Сиетура.
Вусо-ни-лаве сказал: "Хорошо", быстро вышел из дома вождя и пошел к себе. Взял свою поющую раковину и затрубил в нее. Мигом собрались люди Сиетура, и Вусо-ни-лаве сказал:
— Я только что был в Коро-ни-ява-кула, у На-улу-матуа. Он сказал мне, что мы должны отыскать хозяина одного из ветров. И все дело здесь в том банановом побеге, что привезли нам с Ротума. Побег этот должен был дать двенадцать гроздьев. А он погиб. Если мы найдем хозяина ветра, нам надо доставить его в Сиетура. Я сказал все. А теперь отправляйтесь и поскорее собирайтесь в путь. Утром мы отплываем.
И все люди Сиетура поспешили по своим домам.
Наутро все они были готовы, погрузились на Вата-ни-руве-кула[229] и отплыли.
Целый месяц плыли они, но никакой земли не было видно. И весь второй месяц плыли они в открытом океане. Третий месяц прошел, и тогда Вусо-ни-лаве сказал Ва-друа-воно-кула[230]:
— Ты должен высмотреть землю. Уже третий месяц нашего плавания прошел, а суши не видно.
Ва-друа-воно-кула оделся торжественным образом[231] и, так одевшись, забрался на верх мачты, где был закреплен главный парус[232]. И оттуда стал смотреть вдаль. Наконец он сказал:
— Я еще вижу Сиетура, это совсем недалеко. Я вижу наши дома.
Еще неделя прошла, и вот он увидел что-то маленькое, размером с лимон. И сказал:
— Вусо-ни-лаве, я что-то заметил, но пока не пойму, что это. Пройдет еще недели две, и я смогу сказать, земля это или просто лодка.
И они поплыли дальше, плыли долго, две недели прошло, и Ва-друа-воно-кула сказал:
— Вусо-ни-лаве, теперь я вижу, что это не земля, а лодка.
Вусо-ни-лаве спросил:
— Близко она или еще далеко?
И тот ответил:
— Пройдет еще неделя, и все, кто плывет в нашей лодке, увидят ее.
Прошла неделя, и вот та лодка показалась. Ва-друа-воно-кула сказал:
— Разверните тапу тумана[233].
Развернули, ветер домчал край тапы до той двойной лодки. Тогда Ва-друа-воно-кула сказал:
— Если ты готов помочь мне, о Ингоинго-а-вануа, приди! Пусть тапа послужит мне мостом, и по этому мосту я попаду прямо на ту двойную лодку.
С этими словами он быстро встал и пошел по голубой тапе и так оказался на той двойной лодке. А там он тоже уселся на мачте, в том месте, где закрепляется главный парус.
Неделю просидел он там, а потом сказал:
— Помоги мне, благородный Ингоинго-а-вануа, помоги мне изменить обличье, тогда я спущусь на палубу.
И тут же облик его изменился; он принял вид ящерицы. Так спустился он вниз, поспешил к домику на палубе, пробрался в него и замер там на стене. А в это время вождь Линди-а-мбука встал и сказал Ндунгу-ни-веси-кула:
— Скажи всем, что мы должны собраться на совет.
Тотчас протрубил сигнал, и все собрались.
И Линди-а-мбука сказал Ндунгу-ни-веси-кула:
— Все наши здесь.
Тогда заговорил Ндунгу-ни-веси-кула:
— О нашем плавании речь. Никто из нас не знает, зачем год назад поднялся ураган, что помог нам в нашем плавании. А плывем мы к одному поселку. Название его всем известно, и все вы слышали его. Наши старшие не раз рассказывали нам о Сиетура. Нет ни одной земли, перед людьми которой склонили бы голову люди Сиетура. Мне известны имена самых сильных из них, это Вусо-ни-лаве и Кали-ни-вутунава. Их предок-Ингоинго-а-вануа. И вот вам мой приказ: все люди Сиетура должны быть взяты в плен и стать рабами в Вати-ндири-ндунга.
Так он сказал и на этом закончился совет. Линди же встал, взял свою метелку и принялся подметать в палубном домике. А тут ящерица, сидевшая на стене домика, протянула лапку, схватилась за метелку и стала ее вырывать у вождя из рук. Так они боролись, метелка вся растрепалась, и у вождя в руках остался один только ее черенок. Этим-то черенком он и замахнулся на ящерицу, но она перескочила на мачту и быстро забралась наверх. А там наверху ящерица приняла человеческий облик. Ва-друа-воно-кула со всей поспешностью двинулся назад на Вата-ни-руве-кула, к людям Сиетура.
Вусо-ни-лаве спросил его:
— Что там? С чем вернулся ты с той лодки?
Ва-друа-воно-кула отвечал:
— Я вернулся оттуда, это большая лодка, называется она Вокити-вуравура, и эта лодка из Вати-ндири-ндунга. На ней два вождя, Линди-а-мбука и Ндунгу-ни-веси-кула. На совете они говорили о Сиетура: они хотят разрушить наш поселок, а всех нас, мужчин Сиетура, сделать рабами в Вати-ндири-ндунга.
Вусо-ни-лаве впал в сильный гнев и спросил:
— Далеко ли от нас эта лодка?
Впередсмотрящий ответил:
— Пройдет неделя, и все вы увидите ее.
Прошла неделя, и люди Сиетура увидели нечто, по высоте подобное горе в На-и-вака.
А на той двойной лодке оба вождя воскликнули:
— О! Откуда плывет эта лодка, что затеряна в открытом море, подобно банановому черенку[234]?
И вот наконец лодки сошлись. Вусо-ни-лаве тут же перескочил на лодку врага и затеял там сражение. Прошла неделя, и наконец он добрался до того места, где сидели те два вождя. Ндунгу-ни-веси-кула крикнул ему:
— Эй, поосторожнее, господни Соко-и-васа (7 Соко-и-васа — "настоящее", низовое имя вождя На-улу-матуа, ср. ниже в тексте. Не подчиняясь На-улу-матуа и не считая нужным оказывать ему должные знаки уважения, вражеский вождь называет его так, словно бы он был обычным человеком.
Интересно, что в этом тексте, как и в других, весьма точно записанных Б. Квейном от информантов, имеются непоследовательности: сначала вожди как бы знают, кто является к ним, затем же, после поражения, спрашивают воинов, откуда они (несмотря на то, что и сами герои из Сиетура не таясь называют себя).)!
Вусо-ни-лаве отвечал:
— На-улу-матуа остался в Сиетура. А я — Вусо-ни-лаве, сильнейший из людей Сиетура.
Это Ндунгу-ни-веси-кула сказал:
— Хорошо, сейчас я выйду сразиться с тобой.
Он схватил копье, метнул его в Вусо-ни-лаве — и промахнулся. Тут Вусо-ни-лаве решил: "Если я брошусь на него с топором, все будут говорить потом, что он настоящий воин; придется мне бороться с ним голыми руками"[235].
И Вусо схватил врага за плечи и подбросил его высоко к небу. А когда тот упал, Вусо-ни-лаве так ударил его ногой по голове, что пяткой прошиб палубу!
А в это время все остальные люди Сиетура подоспели к этой огромной лодке, Вокити-вуравура, и мигом перебрались на нее. Тут вступили они в сражение с командой. Вусо-ни-лаве же крикнул:
— Уже неделю сражаюсь я здесь, а многие из плывущих еще живы!
Еще две недели прошло, и наконец они уложили всех, а тех двух вождей схватили. Вожди стали спрашивать:
— Где ваша земля, как зовут вас?
Вусо-ни-лаве отвечал:
— Я, я из Сиетура. Наш На-улу-матуа получил с Ро-тума банановые побеги, и они должны были дать двенадцать гроздьев бананов. И, помня об этом, мы отправились искать хозяина того урагана, что налетел на нас год назад.
Тут заговорил Ндунгу-ни-веси-кула:
— Нет никого, кроме нас, кто владел бы этим ветром: это был ветер, подгонявший нашу лодку.
На это Вусо-ни-лаве сказал:
— Хороню. Я доставлю вас в Сиетура, к На-улу-матуа, и он решит, умереть вам или жить.
И те два вождя сказали:
— Мы не можем ничего теперь желать, ведь все наши погибли.
Вата-ни-руве-кула погрузили на большую лодку и направились прямо к берегам Сиетура.
Прошло три недели, и вот они пристали к берегу. Вусо-ни-лаве сошел с лодки вместе с теми вождями, и все трое подошли к Коро-ни-ява-кула. Вусо-ни-лаве сказал:
— На-улу-матуа, вот они, хозяева того ветра, что пригнал сюда ураган и погубил твои бананы.
На-улу-матуа сказал:
— Хорошо. Иди же в На-ву-ни-вануа, скажи благородному Ингоинго-а-вануа, чтобы он судил по-своему.
Вусо-ни-лаве поспешил в На-ву-ни-вануа и рассказал обо всем Ингоинго-а-вануа. Тот сказал:
— Хорошо. Пусть оба вождя явятся сюда.
Вусо-ни-лаве вернулся за теми вождями, и все трое поспешили в На-ву-ни-вануа. Там они вошли в дом Ингоинго-а-вануа и приветствовали его. Ингоинго же сказал, обращаясь к Вусо-ни-лаве:
— Я знаю, что ты лучший из моих. После каждого сражения ты приносишь мне дары.
А тем двум вождям он сказал:
— Ложитесь здесь и спите.
Они тотчас уснули. А Ингоинго-а-вануа поднялся, как бы поцеловал их и высосал все их внутренности через отверстия глаз. Пустые оболочки их тел он швырнул прочь, к росшему там лемба[236].
Вусо-ни-лаве же вернулся к себе, и все люди Сиетура разошлись по домам.
((№ 97. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.))
О Вусо-ни-лаве-дра (1 Вусо-ни-лаве-дра — сын (по другим версиям, младший брат) Вусо-ни-лаве, любимого героя эпоса явусы сиетура.). Раз отправился он в На-ву-ни-вануа, дошел почти до самого дома благородного господина Ингоинго-а-вануа. Забрался на дерево лемба, на самую вершину, и уселся там. Оттуда увидел, как дети На-ву-ни-вануа состязаются в метании дротиков. Увидев это, он слез с дерева и поспешил к себе, в Сиетура. Пошел на РаРа, сел там и стал плакать. В это время Вусо-ни-лаве возвращался со своих участков. Он подошел, увидел плачущего и спросил:
— О чем ты плачешь? Может, кто-то тебя обидел?
Мальчик сказал:
— Я пошел в На-ву-ни-вануа, там взобрался на лемба, на самую его вершину. А оттуда увидел юношей На-ву-ни-вануа, видел, как они состязаются в метании дротика.
Вусо-ни-лаве спросил:
— И что же? Ты тоже хочешь метать дротик?
— Да, я тоже хочу.
На это Вусо-ни-лаве сказал:
— Хорошо, идем домой.
Дома же он взял свою поющую раковину и протрубил сигнал. Тут же собрались люди Спетура, и он сказал им:
— Мы идем валить веси. Дерево это растет в Лили-ки-на-ува.
Они все отправились по домам — за топорами; взяли топоры и поспешили в Лили-ки-на-ува. Там повалили это дерево и измерили его. Оно оказалось двенадцати саженей в длину. Они сняли с него все ветки, сделали поперечины, чтобы легче было нести, приладили их к очищенному стволу и все это взвалили на две длинные жерди. На плечах принесли они бревно в поселок и только там опустили на землю (2 Квейн замечает [71, с. 148], что его информант Соломони, возможно, стал столь подробно описывать перенос бревен из леса лишь "для вящей пользы этнографов", поскольку его стилю это в принципе не присуще.). Вусо-ни-лаве сказал:
— Теперь надо поставить навес для работы.
Построили навес, и Вусо-ни-лаве сказал своим:
— Вчера Вусо-ни-лаве-дра был в На-ву-ни-вануа и видел, как тамошние юноши состязались в метании дротика. Так вот, я хочу сказать вам: мы бросим вызов тем, что из На-ву-ни-вануа. Вот лежит бревно, из которого я сделаю древко своего дротика. И вы все должны приготовить наконечники для своих дротиков. Если у кого-то нет наконечника или не из чего его сделать, пусть сейчас же отправляется на поиски.
Все разошлись, а Вусо-ни-лаве пошел к Мата-и-драса. Мата-и-драса вышел ему навстречу и услышал такие слова:
— Иди и займись тем бревном, что лежит под навесом, — из него должно получиться древко для моего дротика.
Мата-и-драса тотчас отправился под навес и принялся выпрямлять бревно. Через три дня все было сделано, прямое древко дротика готово. Тогда Мата-и-драса пошел к Вусо-ни-лаве и сказал:
— Древко для твоего дротика готово.
Вусо-ни-лаве сказал: "Хорошо" — и отправился к Ка-ли-ни-вутунава. Вошел в его дом и так обратился к нему:
— Я пришел сказать тебе, что Вусо-ни-лаве-дра хочет состязаться с чужими в метании дротика. И уже готово древко для моего дротика — из ствола веси. Отправимся же состязаться с теми, что из На-ву-ни-вануа. Я прибыл к тебе с просьбой: иди в На-ву-ни-вануа, к высокородному Ингоинго-а-вануа, и передай ему все это в полной тайне. Никто в На-ву-ни-вануа не должен видеть тебя, особенно же избегай А-кело-ни-тамбуа. Ты сам должен решить, когда тебе идти. А прежде пойдешь ко мне, и я дам тебе десять зубов кашалота — это будет дар духу со святилища Сиетура.
И Кали-ни-вутунава сказал:
— Хорошо.
Наступила ночь; уснули все в Сиетура, уснули все в На-ву-ни-вануа. Тогда только Кали-ни-вутунава вышел из дома, поспешил к дому Вусо-ни-лаве, позвал того. Вусо-ни-лаве проснулся, и Кали-ни-вутунава сказал;
— Я отправляюсь в На-ву-ни-вануа, сейчас самое время: все спят в Сиетура, и все спят в На-ву-ни-вануа.
Вусо-ни-лаве дал ему десять зубов кашалота, и Кали-ни-вутунава поспешил в На-ву-ни-вануа. Там он встал на камень зовущих (3 Камень, на который должен подняться всякий, кто приходит к духу без злого умысла. Подразумевается, что, если помыслы пришедшего чисты, камень издаст какой-то звук (ср. здесь — Инго-инго просыпается, разбуженный звуком), если же нет — камень молчит.), что у самого порога предка. Высокородный Ингоинго-а-вануа проснулся и спросил:
— Кто стоит перед моим порогом?
Кали-ни-вутунава ответил:
— О предок, это я.
Ингоинго-а-вануа спросил:
— Чего ты хочешь? Ведь сейчас глубокая ночь на земле (4 Ночное путешествие опасно сверх меры: в темноте человека везде подстерегают злонамеренные духи, поэтому только очень серьезная необходимость не позволяет отложить поход до света.).
На это Кали-ни-вутунава сказал:
— Говори тише, иначе люди в На-ву-ни-вануа сразу услышат.
И Ингоинго велел:
— Войди в дом и расскажи мне, что за напасть пригнала тебя сюда такой глубокой ночью.
С поспешностью вошел Кали-ни-вутунава в дом и разложил перед духом десять тамбуа с такими словами:
— Да, я пришел сюда ночью. Вусо-ни-лаве послал меня к тебе сказать, что мы, люди Сиетура, хотим состязаться с жителями На-ву-ни-вануа в метании дротика. И вот десять зубов кашалота — подношение от нас, с тем чтобы мы могли петь победную песнь, возвращаясь в Сиетура.
Так был принесен духу этот дар, и он принял его:
— Я принимаю эти тамбуа от вас. Люди На-ву-ни-вануа будут посрамлены.
И еще Ингоинго-а-вануа сказал:
— Мы выйдем вместе. Ты отправишься в Сиетура, я же спрячусь в лесу, чтобы А-кело-ни-тамбуа не видел меня (5 По замечанию Квейна [71, с. 150], у Кали-ни-вутунава ничуть не больше прав на благосклонность Ингоинго-а-вануа, чем у А-ке-ло-ни-тамбуа; естественно, что пристрастный дух хочет избежать встречи с тем, кого он обошел в своих непостоянных привязанностях.).
Кали-ни-вутунава поспешил в свой поселок и вскоре оказался в доме Вусо-ни-лаве. И он так рассказал обо всем Вусо-ни-лаве:
— Я только что был в На-ву-ни-вануа. Высокородный Ингоннго-а-вануа принял наши дары. И он поспешил в заросли за нашими участками, чтобы А-кело-ни-тамбуа не видел его.
Наступило утро, Вусо-ни-лаве позвал своего глашатая (6 О глашатаях и вождях-ораторах см. [46].), Тама-ни-ломбуа, и Вусо-ни-лаве принялся наставлять его:
— Иди в На-ву-ни-вануа и скажи А-кело-ни-тамбуа, что послезавтра мы будем состязаться с тамошними жителями в метании дротика.
Тама-ни-ломбуа поспешил к А-кело-ни-тамбуа:
— Меня прислал Вусо-ни-лаве. Я пришел звать людей На-ву-ни-вануа сразиться с людьми Сиетура в метании дротика.
А-кело-ни-тамбуа ответил:
— Хорошо. Я согласен.
Посланный отправился обратно и обо всем рассказал Вусо-ни-лаве. Тот же приказал:
— Мужчины Сиетура, все сюда!
Все тут же собрались, и он сказал:
— Состязание назначено на послезавтра. Пусть же каждый в Сиетура приготовит по сто кусков пищи в земляной печи и пусть каждый испечет свиную тушу для торжества. А каждая женщина в Сиетура пусть приготовит по циновке в дар людям из На-ву-ни-вануа.
Так он сказал, и все разошлись. А-кело-ни-тамбуа позвал своих:
— Мужчины На-ву-ни-вануа, все сюда!
Тут же собрались в доме А-кело-ни-тамбуа. Он сказал:
— Здесь был посланный из Сиетура, он вызвал нас на состязание в метании дротиков, что начнется послезавтра...
Он рассказал им все и добавил:
— Теперь пора искать древки для дротиков.
Все они поспешили в Кавула, собрались там, но тут А-кело-ни-тамбуа сказал:
— Возвращаемся в На-ву-ни-вануа. Всякого, кто идет против своего предка, ждет несчастье. Если мы проиграем людям Сиетура, я готов сразить Ингоинго-а-вануа (7 О взаимоотношениях духа и человека см. Вступительную статью. Ср. также № 2, 3, 62 и [9, с. 80-86; 12, № 99].)!
Так он сказал, и жители На-ву-ни-вануа вернулись к себе.
А высокородный Ингоинго-а-вануа слышал слова А-кело-ни-тамбуа, да-да. И он вернулся в На-ву-ни-вануа, стал ждать тамошних жителей.
И А-кело-ни-тамбуа тогда сказал:
— Мы не проиграем людям Сиетура.
На земле настала ночь, и А-кело-ни-тамбуа сказал:
— Мы должны оказаться в Сиетура на РаРа еще до рассвета. Все идите и готовьтесь выступать. Возьмите тану, опояшьтесь украшенными поясами. Лица зачерните. Приготовьте наконечники дротиков (8 Здесь описана традиционная подготовка к военным действиям, а отнюдь не подготовка к обычному состязанию.).
Глубокая ночь пришла на землю, и А-кело-ни-тамбуа сказал:
— Пора. Отправляемся в Сиетура.
Все, кто был в На-ву-ни-вануа, вышли и поспешили в Сиетура. Вот они уже на краю РаРа, вот уже слышен их воинский клич: "Суру комбело-о-о-о и-и-и!", вот они уже на самом РаРа!
Наконец и в Сиетура все проснулись, выскочили из своих домов, услышали приказ Вусо-ни-лаве:
— Собирайтесь на РаРа. Настал день состязания.
Сам Вусо-ни-лаве схватил наконечник своего дротика, поспешил под навес, взял там готовое древко, насадил на него наконечник и направился на РаРа. Там уже собрались люди Сиетура. А-кело-ни-тамбуа сказал:
— Ты, Вусо-ни-лаве, вы, герои Сиетура, начинайте. Мы же, гости из На-ву-ни-вануа, будем удачливее вас.
И Вусо-ни-лаве приказал:
— Приготовьтесь, люди Сиетура!
Они все выпустили свои дротики. Вусо-ни-лаве метал последним. Его дротик ударился о землю в Кавула, отлетел дальше, ударился о землю на Нга-лоа, полетел дальше и наконец вошел в землю на Ротума.
Те, из На-ву-ни-вануа, сказали:
— Он долетел до Ротума! Никому из На-ву-ни-вануа не превзойти Вусо-ни-лаве в броске.
Но А-кело-ни-тамбуа сказал:
— Ротума совсем близко. Мой дротик упадет дальше.
И А-кело-ни-тамбуа отдал приказ:
— Люди На-ву-ни-вануа, приготовьтесь! Сегодня мы победим.
И все они послали вперед свои дротики. Последним метнул дротик А-кело-ни-тамбуа. Дротик коснулся земли в Кавула, отлетел прочь, пролетел, не опускаясь, над Нга-лоа, долетел до самого дальнего мыса Ротума и только там вошел в землю! Так он пролетел дальше дротика Вусо-ни-лаве.
И А-кело-ни-тамбуа вскричал:
— Сегодня мы будем петь победную песнь!
И они все запели, а потом взяли землю с РаРа Сиетура, унесли ее к себе в На-ву-ни-вануа и там зарыли у основания дома А-кело-ни-тамбуа. И А-кело-ни-тамбуа сказал:
— Лежи здесь, и пусть поднимется над тобой вечнозеленая роща (9 Важным знаком поражения и одновременно знаком утверждения победителей является символический захват земли врага. Эту землю переносят к себе (ср. во Вступительной статье о мане), как здесь, либо, реже, оставляют там, где она и был(ср. № 107), считая при этом "своей", землей победителей. Главным же является получение с этой земли даров и плодов, что объясняет заговор, произносимый А-кело-ни-тамбуа над землей Сиетура. Естественно, что земля со святилища врагов обладает наибольшей ценностью для победителей.).
Земля осталась там и так лежит по сей день. Сиетура даже не пытались вернуть ту землю со своего РаРа; так она и лежит в На-ву-ни-вануа. И все кушанья, что они приготовили, пропали зря: ведь они потерпели поражение в состязании. А победили тогда люди из На-ву-ни-вануа. Только тем, кто победил, можно устраивать пир, и только победители могут одаривать пищей людей из Сиетура. А что до побежденных, их кушанья не годятся для пира — да, да, те кушанья, что были заранее приготовлены в Сиетура, все пропали.
(№ 98. [71], 1935-1936 гг., о-в Вапуа-леву, с англ.)
Целый год огромный хряк грабил все в Сиетура и вокруг[237].
Голод и нужда пришли в поселок. И вот Вусо-ни-лаве решил: "Пойду-ка поищу собак. Сначала пойду в На-ви-ндаму. Там живет один человек, у него, наверное, собак пятьсот. И чтобы прокормить их, он должен всегда держать наготове полные земляные печи".
Вусо-ни-лаве взял с собой десять зубов кашалота и поспешил с ними в Коро-ни-ява-кула, в дом На-улу-матуа. Вошел в дом, положил дары перед На-улу-матуа и сказал:
— Я пришел к тебе потому, что уже год ужасный хряк опустошает наши земли, и все в Сиетура страдают от голода и нужды. Я пришел сказать тебе, что отправляюсь в На-ви-ндаму. Говорят, там есть человек по имени Занги-кула, и у него пятьсот собак; я хочу уговорить его затравить этого хряка.
На-улу-матуа сказал:
— Очень хорошо.
Вусо-ни-лаве взял бесценные зубы кашалота и отправился в путь. Прошел Саро-ванга, прошел На-мбити, миновал Мата-и-лекуту, перескочил Нда-кеке, перешел через горы, что в глубине, спустился и поспешил в Рара-леву[238].
Вусо-ни-лаве знал, что никто не может просто так подойти к самому дому, где живет хозяин тех собак. Сначала надо крикнуть ему, а тогда только можно идти. Он подошел совсем близко, забрался на кокосовую пальму и крикнул:
— Занги-кула, я иду к тебе!
Занги-кула усмирил своих собак, а Вусо-ни-лаве слез с пальмы и пошел к дому. Почтительно приветствовал он хозяина, вошел в дом, протянул ему зубы кашалота и воскликнул:
— Это мой дар тебе!
А Занги-кула вскричал:
— О-о!
— Я путешествую, иду из Сиетура. Целый год ужасный хряк опустошает наши земли. Я слышал о тебе: говорят, ты держишь здесь пятьсот собак. Вот почему я принес тебе эти дары.
Так закончил он свою речь. И Занги-кула принял дары:
— Я принимаю эти тамбуа (3 Принятие даров означает, что Занги-кула согласен исполнить то, о чем его просят.). Да настанет процветание в твоем доме, да настанет процветание в моем доме. И пусть сгинет тот хряк, что губит ваши участки в Сиетура.
С этими словами Занги-кула вышел из дома, вырвал из земли побег янгоны и подал Вусо-ни-лаве. Вусо-ни-лаве тут же принял дар, и сразу была приготовлена янгона. Занги-кула сказал:
— Тебе надо собираться, утром ты отправишься обратно в Сиетура[239].
И вот уже были опорожнены чаши, готова пища. Они поели и легли спать. С первым криком петуха Занги-кула поднялся, вырвал из земли побег янгоны, подал его Вусо-ни-лаве и сказал:
— Пока пекутся бананы, пусть будет приготовлена янгона.
Приготовили янгону, сели пить ее. Опорожнили чаши, а тут и еда испеклась. Они поели, и Занги-кула сказал:
— Теперь ступай. Я же отправлюсь послезавтра. Берегом я не пойду, пойду по дороге в глубине острова. Вдоль берега слишком много поселков, собаки мои могут кого-нибудь покусать, и тогда мне придется плохо. Я пойду дорогой духов.
На этом они простились, и Вусо-ни-лаве пошел домой. А Занги-кула поспешил на свои поля и принес множество ямса. Весь ямс он сложил у печей, а сам пошел за хворостом. Собрал хворост, подготовил печи, вывел из загона три десятка свиней, забил, опалил, вытащил уголья из печей, положил туда свиные туши и ямс, закрыл печи. Затем отправился за корнем янгоны, приготовил янгону и разом выпил.
Опорожнив чашу, он открыл печи, вынул готовую пищу и сложил ее всю в одну кучу. Затем позвал собак и разделил все менаду ними. Собаки поели и уснули.
А Вусо-ни-лаве прибыл в Сиетура и сразу направился в дом На-улу-матуа.
— Завтра Занги-кула отправится сюда! — крикнул он.
На-улу-матуа сказал:
— Очень хорошо. Пусть утром приготовят печи и пусть каждый в Сиетура принесет по сто разных блюд. И к этому надлежит приготовить десяток свиных туш.
Утром Занги-кула проснулся, поднял своих собак, направился в глубь острова и ступил на дорогу духов. К вечеру он уже был в Сиетура и сразу пошел в дом На-улу-матуа. На-улу-матуа тут же ввел его к себе. А собаки Занги-кула остались на улице, вот так. И На-улу-матуа сказал:
— Надлежит объявить в поселке, что ни одна женщина, ни один ребенок не смеет выходить из дома. Здесь Занги-кула с собаками, и эти собаки могут кого-нибудь покусать.
И тут же эти слова были переданы в поселке.
Мужчины Сиетура собрались и сели пить янгону с Занги-кула. На-улу-матуа взял зуб кашалота, покачал им перед Занги-кула и сказал:
— Это мой дар тебе! Нам известно о том, что ты идешь сюда из На-ви-ндаму. Все люди в Сиетура исстрадались, потому что уже год хряк опустошает наши земли. Из-за этого пришлось тебе пуститься в путь, и вот ты здесь.
Занги-кула тут же принял подношение:
— Я принимаю этот ваш тамбуа. Утром хряк, целый год поедавший все, что растет на ваших землях, погибнет.
Он произнес это, а тут подоспела янгона. И они испили ее с На-улу-матуа. Когда чаши были пусты, принесли кушанья. Всю пищу сложили в Коро-ни-ява-кула, доме На-улу-матуа. И На-улу-матуа воскликнул:
— Вот наше скудное угощение, Занги-кула! Отведав его, ты останешься на ночлег в Сиетура.
Занги-кула тотчас раздал пищу своим собакам, те набросились на нее, а когда ничего не осталось, Занги-кула сказал:
— На-улу-матуа, прежде чем будет приготовлена утренняя трапеза, я схожу с Вусо-ни-лаве на ваши поля и огороды, посмотрю на того хряка, что сгубил все счастье в Сиетура.
И с этими словами они разошлись и легли спать. Утром Занги-кула ударил ножом о наконечник копья, и все пятьсот собак тут же сбежались. Вусо-ни-лаве тоже пришел, и все вместе пошли к границе поселка, а оттуда двинулись к возделываемым землям. Как раз в это время там рылся в земле тот хряк. На спине у него рос огромный баньян. И Занги-кула сказал:
— Это хряк, хряк, не иначе, — и тут же кликнул своих собак.
С жутким лаем помчались они за хряком — лай их стоял над Сиетура и был слышен даже в Дрекети.
А хряк тут же бросился прочь, к наветренному берегу.
Занги-кула же бежал за собаками, бил в ладоши и кричал: "Ату, ату его!"
Так добежали они до Ваи-леву. Сто собак пали замертво, а остальные четыреста продолжали гнать огромного хряка. Когда они достигли мыса Унду, еще сто собак пало. Тех, что остались, Занги-кула гнал вперед, прихлопывая в ладоши и покрикивая на них. И вот уже хряк и собаки побежали в обратную сторону, по подветренному берегу. У Дрекети пало еще сто собак, осталось всего две сотни. А хряк тем временем достиг Сиетура и вновь принялся подниматься вверх, собираясь перебраться на наветренный берег. Занги-кула же не стал бежать к Сиетура, срезал часть пути по горам за Дрити и помчался вниз к На-са-вусаву. Там-то и столкнулся он с ужасным хряком и всадил в него копье. Но хряк мчался дальше. Они снова достигли Ваи-леву, и только там хряк приостановился. Вмиг собаки окружили его, а Занги-кула подбежал и добил.
Занги-кула вернулся в Сиетура и сказал:
— С хряком покончено. Он лежит в Ваи-леву.
И На-улу-матуа сказал на это:
— Очень хорошо.
Тут же были позваны Вусо-ни-лаве и Кули-нн-вутуна-ва, им было велено идти в Ваи-леву, принести оттуда хряка.
Они дошли до места, где лежал поверженный хряк, и Вусо-ни-лаве решил его там и опалить. Они стали рубить баньян, что рос у хряка на спине, целый день трудились, и наконец дерево отделилось от спины. Они сгребли его ветки, подожгли и на этом огне опалили тушу хряка. А потом взвалили ее на плечи и понесли в свой поселок. Там нагрели печь и сразу испекли ее. А На-улу-матуа объявил всем в Сиетура:
— Пусть каждый приготовит полную печь угощений и пусть каждый приготовит по десять свиней и по два зуба кашалота в дар Занги-кула за его подвиг. И пусть каждая женщина даст по две циновки. Завтра состоится наш праздник.
Пришла ночь, все уснули. А на рассвете жители Сиетура поспешили к своим земляным печам, набрали хвороста, приготовили печи, заполнили их кореньями, закололи свиней. Когда все было готово, послали сказать об этом в Коро-ни-ява-кула. Всем было велено нести приготовленное угощение и складывать его в одном месте. Женщинам тоже был отдан приказ приготовиться. Наконец На-улу-матуа позвал их и велел нести дары.
А сам На-улу-матуа поднес Занги-кула три сотни зубов кашалота и сказал так:
— Это мое подношение. Все мы, люди Сиетура, теперь счастливы. Хряк, что принес нам столько бед, убит. Никто не мог осилить его, но наконец тебе это удалось. Пусть же больше никаких страданий не падет на людей Сиетура.
Он закончил свою речь, и Занги-кула сказал:
— Больше никогда свиньи не станут губить урожаи людей Сиетура.
Так сказал он, и затем начался пир. Те две сотни собак, что остались в живых, тут же были накормлены. Настала ночь, все отправились спать. А утром Занги-кула поспешил к себе в На-ви-ндаму, взвалив на плечи тяжелый груз своих циновок и зубов кашалота.
А в Сиетура открыли печь — там лежала туша огромного хряка — и раздали его мясо всем в поселке. И еще послали мясо всем в поселках, которые подчинялись Сиетура. Так было навсегда покончено с огромным хряком, что так долго губил урожаи жителей Сиетура.
( № 99. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.
Один из главных героев этого рассказа — дух Ндаку-ванга, "фиджийский Нептун" [97, с. 373]. Ндаку-ванга является людям в облике акулы с замысловатой татуировкой на брюхе. Культ этого духа был широко распространен на Фиджи (об акульих духах см. также во Вступительной статье) и особенно поддерживался рассказами об акуле — спасительнице потерпевших крушение в океане (один из таких рассказов о жителе Мбау, спасенном Ндаку-ванга, к которому несчастный стал своевременно взывать, приводится у Дж. Уотерхауса [97, с. 373-374]). С культом Ндаку-ванга был связан запрет на акулье мясо (для ряда разновидностей акул).
По-видимому, в позднейшее время Ндаку-ванга начинает ассоциироваться также с человеком (стариком) — как в данном тексте, где в целом образ духа чрезвычайно профанирован и модернизован (ср. особенно сцену ареста Ндаку-ванга).
См. также № 101.)
О На-улу-матуа. Однажды он велел Вусо-ни-лаве приготовить со-леву для жителей Ротума в благодарность за спасенную ими команду лодки. А было так. Сиетура ходили войной на На-нгап-кула и уже возвращались к родным берегам, когда их лодка пошла ко дну. В это время ротуманцы проплывали мимо: они везли дары в Вату-ндири-ндунга. Заметив лодку из Сиетура, они подобрали гребцов и доставили их на Ротума.
Так вот, Вусо-ни-лаве согласился приготовить со-леву; он сказал:
— Хорошо. Я пойду скажу в поселке.
Вышел от На-улу-матуа и сразу пошел к себе. Там он протрубил сигнал к сбору, и все жители Сиетура сошлись к нему.
Вусо-ни-лаве сказал:
— Я пришел из Коро-ни-ява-кула, из дома На-улу-матуа. Он велел приготовить для ротуанцев со-леву в память о нашем спасении тогда, когда мы плавали в На-нгаи-кула. Скажите об этом всем женщинам в деревнях, что подчиняются Сиетура. Каждая должна принести по две циновки. И из каждого квартала этих деревень должны принести по одному зубу кашалота[240].
Вот что он сказал. И тут же слушавшие его люди отправились к вождям тех деревень. Прошел день, и они вернулись к Вусо-ни-лаве сказать, что скоро все будет готово.
На-улу-матуа приказал:
— Пусть все, что пойдет для нашего со-леву, будет готово завтра. А послезавтра мы отправимся в путь. Р1дите и скажите людям Сиетура: "Утром из всех деревень, покорных нам, должны принести все надлежащее для со-леву ротуманцам. Соберите провизию; надо принести тысячу кореньев дикого перца, он очень нужен в открытом море. Все приготовьте, и все должно ждать нашего отплытия. А отплываем мы послезавтра".
Прошел еще день, и На-улу-матуа сказал:
— Отплываем.
Они погрузились на лодку На-мата-сава-рарава и на вторую лодку, На-драу-ни-мбуа.
На ночлег же они остановились на острове На-нуя. Там правил сын На-улу-матуа, и звали его вождь Дроми-ни-вула. Там они заночевали.
Но вождь На-улу-матуа не сошел с палубы; только Вусо-ни-лаве сошел на берег, и с ним люди Сиетура. Вождь Дроми-ни-вула тут же стал готовить им угощение. Приготовили янгону, и люди из Сиетура сели пить ее.
Настала темнота, и тогда только сошел на берег На-улу-матуа. Он сразу отправился к уединенному домику, где лежала жена вождя Дроми-ни-вула; а она ждала ребенка. На-улу-матуа притворился, что ищет, из чего бы ему свернуть самокрутку. Когда он появился там на пороге, жена Дроми-ни-вула заметила его, и он тут же поспешил обратно к своей лодке.
Вскоре вождь Дроми-ни-вула пришел к домику, где лежала его жена, беременная.
Она сказала ему:
— Здесь был На-улу-матуа. Не знаю, зачем он приходил сюда. Может, искал, из чего сделать самокрутку? А потом опять пошел к своей лодке.
Вусо-ни-лаве стоял там, неподалеку от дома. Он слышал, как говорила жена Дроми-ни-вула, и решил, что На-улу-матуа согрешил со своей невесткой, с женой вождя Дроми-ни-вула.
И Вусо-ни-лаве тут же поспешил к своим, сказав им так:
— Возвращаемся в лодки. Отплываем сейчас же. Пусть ночь, пусть темно — надо плыть на Вотума[241].
Все люди Сиетура поднялись, а вождь Дроми-ни-вула стал уговаривать Вусо:
— Вусо-ни-лаве, будь добр, позволь людям из Сиетура хоть немного выспаться.
Но Вусо-ни-лаве сказал:
— Это невозможно. Наша земля в смятении. Мы отплываем сейчас же.
И они тут же погрузились в лодки и уплыли.
А наутро вождь Дроми-ни-вула достал завернутый в тапу зуб кашалота и пошел прямо в Мбенау, к Ндаку-ванга. Просить же он его хотел вот о чем: когда люди Сиетура станут возвращаться с Ротума, пусть ни один из них не останется в живых.
Итак, он пошел в Мбенау и спросил там:
— Где старик?
Они отвечали:
— Он в Левука, но сегодня вернется.
Вождю пришлось ждать недолго. Вот появился старик Ндаку-ванга, вышел на берег и пошел в свой дом. Сразу спросил:
— Что случилось на острове Нa-нуя, что привело тебя сюда?
Тут вождь Дроми-ни-вула достал свой тамбуа, преподнес его духу и сказал.
— Вот маленький зуб для тебя, Ндаку-ванга. Люди из Сиетура сейчас плывут на Ротума с со-леву. Они заходили на На-нуя, и На-улу-матуа был в моем доме. Я не знаю наверняка, что он делал там. Пришел же я к тебе с тем, чтобы ты съел их всех, когда они будут возвращаться с Ротума. Горе мое велико, и я пришел к тебе с ним тотчас же, сегодня.
Ндаку-ванга принял подношение и сказал:
— Я беру твой тамбуа (3 Ср. примеч. 3 к № 98.). Никто из людей Сиетура не останется в живых. Хорошо. Возвращайся в На-нуя.
Прошел день, и вот Ндаку-ванга узнал, что люди из Сиетура собираются в обратный путь. Тогда он поспешил за остров Яндуа и стал поджидать их там.
А на Ротума как раз кончились торжества, и люди Сиетура поплыли домой. За Яндуа же их поджидал Ндаку-ванга.
Они все спали: слишком долго пришлось им бодрствовать на Ротума. А уж Ндаку-ванга не дремал. Хвост его был под водой, голова высоко над водой, и вот он открыл рот, и все волны устремились туда. Обе лодки понеслись по волнам прямо в пасть Ндаку-ванга. А все, кто плыл там, спали. Спали и не просыпались, так что лодки неслись сами по себе. И так поплыли они прямо в пасть Ндаку-ванга. Ндаку-ванга проглотил их, тотчас же захлопнул пасть и отправился назад в Мбенау.
Но, отплывая на Ротума, люди Сиетура отнесли дары благородному и знатному Ингоинго-а-вануа; он заметил а принял их. И он видел, как лодки попали прямо в пасть Ндаку-ванга.
Итак, Ндаку-ванга вернулся в Мбенау, а благородный Ингоинго-а-вануа взял сотню зубов кашалота и понес их Тама-ни-нгео-лоа в Саро-ванга, чтобы рассказать ему о случившейся беде: Ндаку-ванга проглотил людей Сиетура. Он пошел прямо к Тама-ни-нгео-лоа и сказал:
— Я пришел просить тебя: останови Ндаку-ванга.
И Тама-ни-нгео-лоа сразу сказал:
— Хорошо, я пошлю своего Ува-созала в Яндуа, он скажет обо всем Воливоли-и-яндуа, и тот пойдет и заберет Ндаку-ванга в Мбенау.
И вот уже Воливоли-и-яндуа отвечал:
— Хорошо, хорошо, утром я отправлюсь за Ндаку-ванга.
Утром Воливоли отправился в Мбенау. Едва он миновал На-савусаву, как Ндаку-ванга сказал своим:
— Вы все оставайтесь здесь, а я пойду в Левука. Здесь мне жарко, а в Левука я хоть глотну свежего воздуха. — И ушел.
А тот, с Яндуа, вскоре явился туда и стал спрашивать тамошних жителей.
— Где Ндаку-ванга?
Они в ответ:
— Он ушел в Левука. Говорит: "Здесь мне жарко, а в Левука я хоть глотну свежего воздуха".
Тогда дух с Яндуа тотчас отправился в Левука. Вот он уже достиг Мако-нгаи, и Ндаку-ванга сказал:
— Лучше мне пойти в Суву. В Левука жарко. Отправлюсь-ка в Суву, может, там глотну свежего воздуха.
И вот дух с Яндуа прибыл в Левука, а Ндаку-ванга там уже нет. Он спросил:
— Куда пошел Ндаку-ванга?
И жители Левука ответили:
— В Суву.
Тотчас же дух с Яндуа отправился в Суву. Вот он уже оказался близ На-солаи, и тут Ндаку-ванга сказал:
— Отправлюсь-ка я на Тонга. В Суве жарко. А на Тонга мне удастся глотнуть свежего воздуха.
Тем временем Воливоли-и-япдуа прибыл в Суву и не застал там Ндаку-ванга. Стал спрашивать, где он, и услышал:
— Он отправился на Тонга.
Тотчас же пустился он за Ндаку-ванга, на Тонга, прибыл на Тонга и спросил:
— Где Ндаку-ванга?
А на Тонга отвечали:
— Он вернулся на Фиджи.
Тут Воливоли-и-яндуа подумал, подумал и решил не возвращаться в Мбенау, а сразу отправился к себе на Яндуа.
Прошел день, а на второй Воливоли-и-яндуа приготовил крепкий канат в сто саженей длиной и поспешил к Мбенау. Едва он достиг На-савусаву, как Ндаку-ванга в Мбенау решил:
— Отправлюсь-ка я опять в Левука. Здесь слишком жарко. А в Левука я, может, глотну свежего воздуха.
Но Воливоли-и-яндуа и не собирался в Мбенау. Он направлялся на остров Коро. Когда он уже почти достиг берегов Коро, он заметил Ндаку-ванга: тот тоже двигался туда. И Воливоли сказал себе: "Это он, это точно Ндака-ванга".
Так они сошлись там, и дух с Яндуа крикнул:
— Здравствуй, друг мой!
Они поболтали немного, а потом дух с Яндуа сказал:
— Я обязан арестовать тебя, я беру тебя под стражу именем вождя.
Ндаку-ванга сказал:
— Я повинуюсь тебе.
Дух с Яндуа сказал:
— Мы отправимся в Сиетура, — и с этими словами связал Ндаку-ванга той самой веревкой, что припас. Так они отправились в Сиетура. Прибыли в Сиетура, а там как раз все собрались судить Ндаку-ванга. Его осудили и обязали работать до самой смерти за его преступление.
Но Ндаку-ванга сказал:
— Мне не исполнить этого. Лучше я верну вам людей Сиетура.
И главный судья решил:
— Очень хорошо.
Ндаку-ванга рыгнул с ужасной силой, и прямо на землю Сиетура выпали из его пасти обе лодки.
Главный судья сказал:
— Очень хорошо. Мы благодарим тебя. Ты вернул нам людей Сиетура, потому что не смог бы вынести наше наказание. Вот ты и выплюнул обе наши лодки.
На этом все разошлись.
А если бы не раскаяние Ндаку-ванга, люди из Сиетура точно погибли бы.
Ндаку-ванга вернулся в Мбенау. А те люди из Сиетура продолжали жить в добром здравии. Но если бы на его месте был кто-нибудь еще, не Ндаку-ванга[242], они бы точно погибли.
(№ 100. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.)
У сиетура был один вождь, звали его Мба-ни-сину[243]. Однажды пошел он в лес ловить голубей. Взял с собой сто силков и все установил на дереве, было это мали. Ждал он, ждал, уже ночь пришла, а все ни одного голубя. Он собрался домой, отправился. Прибыв к себе в Сиетура, он услышал голоса в одном из домов: там не спали. Назывался тот дом Мбуре-ни-вотуа[244], и был это дом Зоке-ни-веси-кула[245] и его сестры, госпожи Сау-ни-коулы[246]. Мба-ни-сину подошел к тому дому, чтобы узнать, отчего его хозяева не спят; но в дом не стал входить. И вот он услышал, как Зоке-ни-веси-кула говорит госпоже Сау-ни-коуле:
— Почему ты не замужем?
Сестра в ответ:
— В Сиетура нет ни одного человека, которого бы я могла полюбить. Из всех, кто родился здесь, нет ни одного, за кого мне хотелось бы выйти замуж!
Тут Зоке рассердился, встал, взял свой свиток тапы с полки и вышел вон. Схватив свиток за край, он позвал Са-ро-ке-и-вуя[247].
— Будь милостив, о дух, ниспошли мне вихрь!
И Capo послал ему вихрь, что развернул свиток тапы и поднял его вверх.
А Зоке-ни-веси-кула сказал:
— Будь добра, Сау-ни-коула, взойди вверх по этой тапе[248].
И она стала подниматься, а когда была уже высоко, тапа разорвалась, и Сау-ни-коула улетела на куске тапы. а где опустилась на землю — неизвестно.
Тут Мба-ни-сину поспешил к себе, принялся искать зубы кашалота. И нашел их сто. Отнес их в Мбуре-ни-вотуа, показал их Зоке-ни-веси-кула и сказал:
— Это мои дары, а пришел я просить тебя о том, чтобы Сау-ни-коула стала моей женой.
Зоке же ответил ему:
— Прошу тебя, забери все эти тамбуа. Госпожи Сау-ни-коулы здесь нет; она поднималась по моему поясу из тапы, а он не выдержал. И теперь я не знаю, куда она упала, жива ли она или уже умерла.
На это Мба-ни-сину сказал:
— Пусть так — тогда брось эти зубы на землю: вход в твой дом будет выложен ими.
И Мба-ни-сину ушел, снова отправился к себе — а его дом носил название На-се-кула — и снова занялся поисками зубов кашалота. Нашел еще сто и снова понес их к Зоке-ни-веси-кула, в Мбуре-ни-вотуа. И опять отдал ему зубы кашалота с такими словами:
— Это мои дары; я хочу получить в жены госпожу Сау-ни-коулу.
И Зоке снова ответил:
— Прошу тебя, забери все эти зубы кашалота.
Мба-ни-сину же сказал:
— Пусть так — брось эти зубы на землю: вход в твой дом будет выложен ими.
И снова Мба-ни-сину ушел, снова отправился к себе, в Насе-кула, снова занялся поисками кашалотовых зубов. И сумел найти еще пятьдесят. Их тоже преподнес Зоке-ни-веси-кула, и тогда тот сказал:
— Хорошо же. Теперь я дам тебе надежду. Иди и ищи Сау-ни-коулу. Найдешь ее, она станет твоей женой, не найдешь — не станет[249].
И Мба-ни-сину согласился:
— Будь так.
Он вышел и поспешил домой. Там он взял свой нож, а затем углубился в заросли и срезал сто сухих стеблей тростника. А затем поспешил туда, где растут ндакуа, на-полнил эти стебли смолой и вернулся к себе[250].
Солнце уже садилось, и он заторопился в Ндама, к устью реки. Уже стемнело, он зажег тростниковый факел, осветил речку, прошел ее всю, до истока, но ничего не нашел[251]. Он пошел обратно и как раз к восходу солнпа дошел до На-лово-калоу. Оттуда поспешил он к устью речки, что в Мбуа, и там проспал весь день. А когда солнце село и стало темно, он зажег другой тростниковый факел и осветил всю речку в Мбуа. Дошел до ее истока, но ничего не нашел.
Пошел обратно и как раз к восходу солнца достиг тропы в Ваи-леву; поспешил к устью речки, в Вотуа, и там проспал весь день. Когда солнце село и стало темно, он зажег новый тростниковый факел и осветил им всю речку в Вотуа. Дошел до ее истока, но ничего не нашел.
Пошел обратно и как раз к восходу солнца достиг тропы в На-дра-саусау-алева; поспешил к устью речки, что в Саро-ванга, и там проспал весь день. Когда солнце село и стало темно, он зажег новый тростниковый факел и пошел на поиски вдоль речки в Саро-ванга. Дошел до истока, но ничего не нашел.
Пошел обратно и как раз к восходу солнца достиг тропы в Ндакуа-ни-вакадрау-ки-ра, поспешил к устью речки, что в Дрекети, и там проспал весь день. Когда солнце село, он зажег новый тростниковый факел и пошел на поиски вдоль речки в Дрекети. Дошел до истока, но ничего не нашел. Тогда он направился в глубь острова, прямо к главному поселку, к Сея-нгаса[252], что лежит возле горы Ва-лили[253].
Тут он увидел свет из-за острова Коро и решил: "Наверное, это лодка плывет в На-савусаву".
Но через какое-то время он заметил, что свет остается на месте, никуда не движется: все время там, на одном месте. "Это не лодка. Будь это лодка, она бы двигалась. А свет этот неподвижен, — подумал он. — А вдруг это и есть госпожа Сау-ни-коула?!"
Бросив свои тростниковые светильники, он поспешил в Ваи-леле, что в местности На-се-кава. Вбежал в воду и поплыл прямо к Коро, туда, где горел свет. Когда же он подплыл совсем близко к тому месту, откуда шел свет, света вдруг не стало. Тогда он нырнул — а там под водой был риф, и он ударился головой о красный коралл. Потом он вошел внутрь рифа и сразу оказался на дороге. Поспешил вперед по ней и вскоре увидел большой дом. Подойдя к дому, он произнес слова приветствия, и благородная госпожа в том доме проснулась. А Мба-ни-сину вошел в дом, и там они повстречались.
И та госпожа спросила:
— Ты знаешь, кто я?
Мба-ни-сину ответил:
— Привет тебе, госпожа Сау-ни-коула.
Она же сказала:
— Хорошо. Вернемся в Сиетура.
Мба-ни-сину тут же вышел из дома, а Сау-ни-коула сказала:
— Зоке-ни-веси-кула, помоги мне сегодня, протяни эту дорогу до самого Сиетура, чтобы Мба-ни-сину не пришлось дважды плыть по океану.
Вот Мба-ни-сину дошел до берега, а там его ждала дорога. Он пошел прямо по пей и достиг Сиетура. Там же он поспешил в тот дом, в Мбуре-ни-вотуа.
И Зоке-ни-веси-кула вскричал:
— Приветствую тебя, Мба-ни-сину! Нашел ли ты госпожу Сау-ни-коулу?
Мба-ни-сину ответил:
— Я видел ее.
Вскоре туда прибыла сама госпожа, и Зоке-ни-веси-кула велел ей:
— Ступай сейчас же в На-се-кула, в дом Мба-ни-сину.
А Сау-ни-коула ответила:
— Это невозможно.
Зоке же сказал:
— Свинина и прочие яства свадебного пира немного значат[254] — посмотри на зубы кашалота, вон они лежат. Вот это важно. Ступай же; это будет хорошо.
Пришла ночь, и супруги легли спать вместе. На рассвете госпожа Сау-ни-коула уже была в тягостях, а когда солнце взошло высоко, родила[255]. Родился у нее мальчик. Мба-ни-сину поспешил к Зоке-ни-веси-кула со словами:
— Госпожа Сау-ни-коула родила сына.
Зоке же сказал:
— Хорошо. Возвращайся к себе. Подойдешь к дому — скажи: "Проснись, Зина-и-ваи-сали[256]".
И тот юноша поспешил к Мба-ни-сину[257] и пошел спать к нему в дом. Утром же Мба-ни-сину приготовил пир по случаю рождения сына. Этот пир закончился только к вечеру, и Сау-ни-коула позвала:
— Мба-ни-сину, приди. Давай ляжем вместе.
Утром же она была в тягостях, а когда солнце взошло высоко, родила. Родился у нее мальчик. Мба-ни-сину поспешил к Зоке-ни-веси-кула со словами:
— Госпожа Сау-ни-коула родила сына.
Зоке же сказал:
— Хорошо. Возвращайся к себе. Подойдешь к дому — скажи: "Проснись, А-кело-ни-тамбуа[258]".
И этот юноша поспешил к Мба-ни-сину и пошел спать к нему в дом. Утром же Мба-ни-сину приготовил пир, пир по случаю рождения сына.
А вечером Сау-ни-коула позвала его:
— Мба-ни-сину, приди. Давай ляжем вместе.
Утром она была в тягостях, а когда солнце взошло высоко, родила дочь. И Мба-ни-сину поспешил к Зоке-ни-веси-кула со словами:
— Госпожа Сау-ни-коула родила дочь.
И Зоке-ни-веси-кула сказал:
— Хорошо. Возвращайся в Насе-кула. Там позови ее: "Вставай, Мира-ласе-кула".
И девушка эта тоже вышла и пошла спать в дом Мба-ни-сину.
Утром же Мба-ни-сину приготовил пир, пир по случаю рождения дочери. А вечером Зоке-ни-веси-кула пришел к ним и сказал:
— Я пришел остановить вас: у вас уже довольно детей. Каждому я дам теперь дело. Пусть госпожа Сау-ни-коула останется в Мбуре-ни-вотуа и пусть занимается духами только что умерших людей. Что до Зина-и-ваи-сали, он будет приносить нам рыбу; А-кело-ни-тамбуа будет собирать хворост, а Мира-ласе-кула-готовить пищу[259]. Мы же с тобой будем главными предками и покровителями Сиетура.
И так остается по сей день.
(№ 101. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.
О Ндаку-ванга см. вводное примеч. к № 99. Здесь Ндаку-ванга-дух-вождь (см. также примеч. 5).)
Жили Кали-ни-вутунава с женой, благородной госпожой Ливата-драна.
Раз Кали-ни-вутунава сказал жене:
— Приготовь красного ямса и красного цыпленка к нему[260]. Пока ты будешь готовить, я выйду пройтись. А когда вернусь, мы сядем есть.
Итак, он вышел и пошел на наветренный берег. Прошел Ваи-нуну, миновал Ндава, Нгангу, прошел Мосе-нда-ва, перешел ручей и двинулся через На-се-кава[261].
Так вот, попал я в На-мба-лемба-ни-ванга[262]. Огляделся, вижу: а в На-мба-лемба-ни-ванга множество людей. Стал думать: "Отчего столько людей собралось в На-нду-ру-ванга? Может быть, они готовят священную янгону, священный напиток для Ндаку-ванга? Пойду-ка прямо туда[263]".
А у входа в общинный дом стояли два человека, и у каждого в руках по топору. На любого, кто пытался прервать торжество у Ндаку-ванга, бросались они с топором.
Но Кали-ни-вутунава попросту промчался мимо них и влетел в дом. Они даже ничего не смогли сделать.
Так он оказался в доме, и все тут же прекратили пить из своих чаш и уставились на Кали-вутунава. Ведь Нда-ку-ванга приказал убивать всякого, кто посмеет потревожить священное пиршество! А, Кали-ни-вутунава стоял цел и невредим перед ними, на самой середине дома!
Ндаку-ванга тогда отдал приказ:
— Налейте янгоны и подайте ее Кали-ни-вутунава.
Кали-ни-вутунава сел пить, опорожнил свою чашу, а глаза его все время смотрели на балку того дома[264]. Ндаку-ванга сказал:
— Ты наказан, Кали-ни-вутунава. И вот какое наказание тебя ждет: ты должен пойти и разрушить Януяну-лала.
И Кали-ни-вутунава пошел к себе в Сиетура. Вернулся, а жена все еще готовит.
Наконец они сели есть, а едва поели, пришел Вусо-ни-лаве и спросил:
— Где ты был, Кали-ни-вутунава? Я обошел множество мест и нигде не мог тебя найти.
Кали-ни-вутунава в ответ:
— Я не могу тебе сказать: я в тягостях!
Вусо-ни-лаве сказал:
— Пусть же скорее родится твой ребенок, я буду заботиться о нем.
Кали-ни-вутунава в ответ:
— Боюсь, что, когда он родится, ты сбросишь его со скалы.
Вусо-ни-лаве сказал:
— Когда он родится, я буду носить его на плечах[265].
— Что ж, хорошо. Сегодня я гулял по берегу, дошел до На-ндуру-ванга и попал к Ндаку-ванга на торжество, где пили янгону. И мне назначено наказание: я должен разрушить Януяну-лала.
Вусо-ни-лаве сказал:
— Хорошо, иди и готовь нашу лодку, нашу Вата-ни-руве-кула.
Когда все было собрано для плавания, они отправились, взяв с собой своих товарищей, и было их две тысячи. Три ночи и три дня плыли они, и вот Вусо-ни-лаве решил позвать Ва-друа-воно-кула[266]:
— Заберись наверх, посмотри вперед.
Ва-друа-воно-кула забрался на мачту — лез он головой вниз, ногами вперед[267],-уселся на ней и стал смотреть вперед. И наконец он увидел что-то крохотное, похожее на песчинку или на муху, так это было далеко.
— Там вдали дымящий парус[268].
Все, кто плыл на этой лодке, стали пристально смотреть вдаль, но ничего не увидели. Еще три дня минуло, и наконец все увидели то, что заметил Ва-друа-воно-кула.
Вусо-ни-лаве спросил:
— Откуда эта лодка, с какой земли?
Ва-друа-воно-кула отвечал:
— Эта лодка? Эта лодка с Януяну-лала. Называется она На-ванга-вануа[269].
Тогда Вусо-ни-лаве сказал:
— Очень хорошо. Пересчитай, сколько на ней человек, и посмотри внимательно, что вообще на ней есть.
Ва-друа-воно-кула сказал:
— Я знаю, как зовут людей, плывущих на этой лодке. Капитан ее — Нданда-ума. Помощник его — А-ндуру-мбуамбуа, кормчий — А-дре-васуа, стрелок Соро-а-вура-вура, а впередсмотрящий Вороворо-друа.
Вусо-ни-лаве сказал:
— Хорошо. Поплывем вдоль борта На-ванга-вануа.
Нданда-ума крикнул:
— Откуда ваша лодка?
Вусо-ни-лаве сказал своим:
— Я один буду отвечать, вы все молчите, — и прокричал: — Наша лодка из Кели-а-вула! Мы плыли в Суву, хотели торговать там кокосами! Тут налетел ураган и сбил нас с пути!
Вороворо-друа спросил:
— А вы знаете о Сиетура?
Вусо-ни-лаве отвечал:
— Сами мы не знаем Сиетура. Слух о том, что там живут могучие люди, что подвиги их приводят в трепет всех других, до нас доходил, но сами мы никогда не видели этого поселка.
На это Нданда-ума сказал:
— Надо же! А мы как раз плывем в Сиетура, чтобы захватить в плен Ингоинго-а-вануа, чтобы сделать На-улу-матуа прислужником в кухонном доме, чтобы заставить Вусо-ни-лаве таскать хворост. Пусть солнце и дождь сделают их замарашками.
Вусо-ни-лаве сказал:
— Что ж, очень хорошо. А нельзя ли мне взойтп на палубу На-ванга-вануа?
Нданда-ума сказал:
— Конечно, поднимайся.
Вусо-ни-лаве взял с собой А-кело-ни-тамбуа. Когда они приблизились к лодке, Вусо-ни-лаве сказал:
— А-кело-ни-тамбуа, ты должен проникнуть под палубу На-ванга-вануа и узнать, что там внутри.
А сам поднялся к капитанской каюте. Вошел, встал там и стал спрашивать:
— Что это?
Нданда-ума в ответ:
— Это румпель.
— А это?
— Это компас.
Так Нданда-ума показал ему все, и Вусо-ни-лаве сказал:
— Все это замечательно, но я ведь полный невежда, так что покажи мне, как управлять На-ванга-вануа. Я умею управлять только обычной двойной лодкой.
Нданда-ума согласился:
— Хорошо, идем.
И он стал учить его:
— Вот компас. Корабль плывет туда, куда показывает компас.
<...>
Вусо-ни-лаве сказал:
— Благодарю, теперь я все понял.
Нданда-ума пошел к себе, лег на койку и стал читать газету. А в той газете как раз было написано о Сиетура, о том, как сильны тамошние люди, о том, что в Сиетура целых две тысячи великих и могучих воинов.
А Вусо-ни-лаве позвонил в колокол и стал переговариваться с А-кело-ни-тамбуа:
— Как там у тебя? Ты понял, как там все устроено? Понял, как работает печь?
А-кело-ни-тамбуа отвечал:
— Я уже все понял, понял, как загружать печь, как разжигать ее.
А тут как раз появился Соро-вуравура. Он был очень недоволен: печь оказалась нагрета очень плохо и корабль весь трясло. Подскочил А-кело-ни-тамбуа, налетел на него, и уже между ними началась схватка. Сражались они яростно, но наконец А-кело-ни-тамбуа удалось схватить Соро-вуравура. Он затолкал его в печь и накрепко запер дверцу.
А Вусо-ни-лаве там, наверху, почуял дух Соро-вуравура. Он снова позвонил в колокольчик и спросил:
— Что там, А-кело-ни-тамбуа?
А-кело-ни-тамбуа сказал:
— Это Соро-вуравура. Я убил его и затолкал в печь.
А тут Вороворо-друа стал спрашивать:
— Что это так хорошо пахнет, Вусо-ни-лаве?
Вусо-ни-лаве отвечал:
— Может быть, уже обеденное время и кок готовит что-то вкусное.
Вороворо-друа отвечал:
— Прекрасно, идем обедать. Наберемся сил перед нападением на Сиетура.
Тут Вусо-ни-лаве приказал отвязать Вата-ни-руве-кула, выйти на ней в открытый океан и там ждать пушечных выстрелов. Когда раздастся два пушечных выстрела, надо возвращаться. А до тех пор все плывущие на Вата-ни-руве-кула должны ждать в открытом океане.
И тут я напал на Нданда-ума, лежавшего в своей каюте, и отбросил его прочь. Вот мое подношение тебе, благородный господин Ингоинго-а-вануа ! Помоги мне разрушить На-ванга-вануа...
С этими словами он выбежал из каюты на палубу, схватил А-ндуру-мбуамбуа, схватил А-дре-васуа, схватил Вороворо-друа, связал их троих. А потом связал всех, кто плыл там,-их было две тысячи — и привязал к ним этих троих. Всех их он запер на нижней палубе.
Тут выстрелили из пушек, и эти выстрелы были услышаны на Вата-ни-руве-кула. Услышав два выстрела, Кали-ни-вутунава сказал:
— На-ванга-вануа побеждена. Возвращаемся!
Они быстро поплыли обратно, и вскоре все были на палубе На-ванга-вануа. Пустились в нуть, доплыли до На-ндуру-ванга и оказались там как раз тогда, когда Ндаку-ванга не было дома. Он ушел на свой водоем купаться. И они поплыли к нему туда.
Ндаку-ванга спросил:
— Что за лодка, откуда вы?
Тут Кали-ни-вутунава показал ему зуб кашалота и сказал:
— Ндаку-ванга, этот тамбуа — тебе. Это за то, что недавно я нарушил твое торжество, где пили янгону.
Ндаку-ванга сказал:
— Я принимаю твой тамбуа. Да будет процветание в твоем доме, да будет процветание в моем доме. Да будет благословенно имя Сиетура. Теперь твоя напасть кончилась.
Кали-ни-вутунава сказал:
— Хорошо. Сойдем на берег.
Но Вусо-ни-лаве возразил:
— Нет, нет. Мы возвращаемся в Сиетура. Нас очень ждут там, мы там нужны. А если ты надумаешь что-то, так уж потом.
(№ 102. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.
Помимо героических подвигов жители Сиетура прославили себя как лучшие плотники на о-ве Вануа-леву и хранители тайн этого ремесла.
По-видимому, в рассказе описывается традиционный для о-ва Вануа-леву тип жилища, вытесненный затем так называемым тонганским типом (ср. Вступительную статью). Подробнее см. примеч. 2 к № 108.)
Был в Сея-нгаса вождь. Звали его Вале-лоа. Однажды он решил:
— Отправлюсь в Сиетура, попрошу На-улу-матуа, чтобы его люди построили мне дом.
Проснувшись на рассвете, он отправился в Сиетура. С собой он взял два десятка зубов кашалота. Под вечер он достиг Сиетура и сразу направился в Коро-ни-ява-кула.
На-улу-матуа сказал:
— Привет пришедшему из Сея-нгаса. Что нового?
Вале-лоа протянул ему зубы кашалота и сказал без обиняков:
— Я пришел сюда, потому что наслышан о вашей славе: вы умеете строить дома. Я пришел просить, чтобы твои люди поставили мне дом.
На-улу-матуа взял зубы кашалота и сказал:
— Я принимаю твой дар. Будет тебе дом, с опорными столбами из стволов веси, с крышей, устланной листьями макита.
<...>
Наутро Вале-лоа сказал:
— Я пойду к себе.
На-улу-матуа согласился:
— Хорошо. Мы соберемся на совет, примем решение, а потом к тебе придут и сообщат, когда мы выйдем к тебе, чтобы начать строительство.
Вале-лоа поднялся и поспешил в Сея-нгаса.
А На-улу-матуа вышел из дома, поднес к губам свою поющую раковину и протрубил в нее. И вот уже люди Сиетура собрались в Коро-ни-ява-кула. Все мужчины пришли туда. На-улу-матуа взял зубы кашалота и сказал:
— Вчера ко мне приходил Вале-лоа из Сея-нгаса; сейчас он уже вернулся к себе. Вот тамбуа — их он принес. Он просит нас построить ему дом. Я сказал ему, чтобы он возвращался в Сея-нгаса: мы примем на совете решение и обо всем ему сообщим.
Он договорил, и собравшиеся тут же стали решать, кто чем должен заняться. Людям Сиетура надлежало изготовить опорные столбы, продольные и коньковые балки. Крышу, с коньком и поперечными балками, должны были сделать жители Коро. Жители На-ву-ни-вануа должны были сплести циновки и веревку для строительства, а еще — изготовить украшения для конька. Класть крышу надлежало жителям Ваза-калау. Каждая женщина в Сиетура и во всех поселках обязана была сплести циновку для нового дома Вале-лоа.
Когда все было решено, они разошлись и сразу принялись за работу.
Итак, люди Сиетура начали готовить опорные столбы. А один из них, Тама-ни-ломбуа, был послан в Сея-нгаса. Он сказал Вале-лоа:
— Через два дня наши будут здесь.
Вале-лоа тут же стал готовиться к встрече, стал собирать пищу. Собрал десять тысяч клубней ямса и десять тысяч клубней таро.
Люди Сиетура, вытесав опорные столбы, отправились в Сея-нгаса. Приготовили основание для будущего дома, разровняли пол, поставили опорные столбы, положили коньковые балки. Тут пришли из На-ву-ни-вануа, и вскоре крыша была готова. Они же украсили ее. За ними пришли люди Ваза-калау, покрывшие крышу листьями макита. Наконец пришли женщины, выстелили пол нового дома циновками.
Вале-лоа начал пир, и все сиетура получили подарки. Потом раздали еду. Поев, они легли там спать, а наутро отправились домой.
(№ 103. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.)
В Сея-нгаса был вождь по имени Мба-ни-ндакуа-друа. Он был наслышан о Вусо-ни-лаве. Как-то он сказал себе: "Что за человек Вусо-ни-лаве? Надо пойти и посмотреть на него, велик он или мал. О нем столько говорят...
(1 По замечанию Б. Квейна [71, с. 181], сооружение дома для Вале-лоа (см. № 102) заставило весь о-в Вануа-леву с удвоенной силой говорить о вождестве Сиетура и тем увеличило и без того значительный интерес к его героям.)"
Наутро он собрался, расстелил у себя в доме кусок тапы, взял бамбуковый сосуд с черной краской, вылил краску и вывалялся в пей. Когда кояса его стала совсем черной, он надел набедренную повязку, взял топор и отправился в путь[270]. Шел он на запад. К вечеру он достиг Сиетура и пошел в дом На-улу-матуа. На-улу-матуа спросил его:
— Откуда ты, благородный вождь?
— Из Сея-нгаса.
— Что привело тебя сюда?
— У себя в Сея-нгаса я много слышал о сиетура. Я хочу увидеть лучшего из ваших. Его зовут Вусо-ни-лаве.
На-улу-матуа сказал на это:
— Его сейчас нет. Он, наверное, ушел в горы.
Но вскоре послышался странный шум — такой, словно на поселок летит ураган. На-улу-матуа сказал:
— Это он, его голос слышен.
И еще На-улу-матуа сказал тому вождю, что ему стоит выйти из дома, чтобы увидеть, как Вусо-ни-лаве во всем блеске возвращается в Сиетура.
И вот появился Вусо-ни-лаве. Мба-ни-ндакуа-друа сказал:
— Все, что я слышал о Вусо-ни-лаве, истинная правда. Он настоящий мужчина, равных ему нет.
А На-улу-матуа отдал такой приказ:
— Вусо-ни-лаве, пойди и вырви из земли корень янгоны. В На-ву-ни-вануа растет лучший побег дикого перца — его отдал, подарил мне А-кело-ни-тамбуа. В моем доме сидит вождь, пришедший посмотреть на нас, и для него надлежит приготовить янгону.
Вусо-ни-лаве отправился туда. А с тех пор как А-кело-ни-тамбуа отдал побег янгоны верховному вождю, прошло десять лет. Вусо-ни-лаве вырвал побег из земли и тотчас же понес его в Сиетура. На-улу-матуа велел готовить янгону, которую надлежало поднести Мба-ни-ндакуа-друа.
Вусо-ни-лаве разжевал кусочки корня и положил кашицу в Нгило-ни-сиетура. Потом встал, выломал сучок из опорного столба того дома — тотчас хлынула вода, полилась в чашу. Когда все было готово, Вусо-ни-лаве подал чашу Мба-ни-ндакуа-друа. И тот вождь из Сея-нгаса пил первым. А На-улу-матуа пил из той чаши лишь после него. Когда же они опорожнили чашу, Мба-ни-ндакуа-друа сказал:
— Все, что я слышал о Сиетура, истинная правда. Два дива славят Сиетура, сила необычайного и сила мужества.
Затем они подкрепились и легли спать. На-улу-матуа же сказал Вусо-ни-лаве:
— За эту ночь надо приготовить побольше яств. Пусть все в Сиетура испекут угощение для Мба-ни-ндакуа-друа.
И они приготовили кушанья, а наутро поднесли их Мба-ни-ндакуа-друа. Тот сказал:
— Вы принесли мне невероятно много, я ведь здесь один. Мы разделим это угощение, На-улу-матуа, мы разделим его между людьми Сиетура.
Когда Мба-ни-ндакуа-друа закончил есть, На-улу-матуа сказал:
— Возвращайся в Сея-нгаса. В прежние времена люди Сиетура ни перед кем не склоняли головы. И сейчас мы тоже непобедимы. А все потому, что мы получили силу при исходе из Верата[271]. Роко-ма-уту дал нам эту силу, и она живет по сей день. На многих землях вступали мы в сражение и никогда не бежали из боя. Мы готовы умереть в битве, но не сдаемся никогда.
Беседа их закончилась, и Мба-ни-ндакуа-друа отправился к себе.
В Сея-нгаса он стал рассказывать:
— Все, что говорят о Сиетура, — правда. Нет ничего, в чем были бы они слабы или неловки.
И Друа-са-меке-наки, вождь из Ва-лили, сказал:
— Среди предков, что есть на Фиджи, предки сиетура выше и лучше всех. Люди Сиетура превосходны и наводят на всех трепет, ведь они искони наделены непобедимой силой. Ничего не останется там, где они проходят войной. Я своими глазами видел это, сам в этом убедился. Мы сражались в Улу-и-на-ваве, против нас вышел Вусо-ни-лаве из Сиетура. Он сровнял с землей весь поселок Улу-и-на-ваве, а нас всех обратил в бегство. В Сиетура живут самые могучие, самые мужественные люди. Никто не смеет разгневать их, никого такого я не знаю. Люди Сиетура будут непобедимы, и все будут склонять перед ними головы, пока стоит мир.
(№ 104. [71], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.)
В Вуя жил один вождь. Раз вспомнилось ему, как некогда поступил с ним вождь Яндали, что в Ваи-нуну. Вспомнилось это вождю Вуя, и он вышел из дома, взял свою поющую раковину и затрубил в нее. Жители Вуя тотчас собрались, и он сказал:
— Послушайте меня. Однажды мы были в Кумбу-лау, обменивались там дарами с местными жителями. На обратном пути заночевали в Муа-ни-зула. Тамошние жители как раз готовили пищу, но Туи Яндали не угостил нас свининой[272]
Так вот, мы, жители Вуя, должны пойти туда войной.
Все, кто там был, согласились, и тогда вождь громким голосом отдал приказ:
— Послезавтра мы отправляемся.
Все вышли от него и поспешили по своим домам.
Наутро вождь Вуя приготовил надлежащие кушанья; вечером собрались жители Вуя, и начался пир. Раздали пищу, и вождь сказал:
— Завтра мы пойдем войной на Яндали. Там не должен остаться в живых никто. Мы разрушим все до основания, и с того времени одни кабаны будут носиться в лесных зарослях, что поднимутся на месте их нынешнего святилища. А их вождя мы должны взять живым. Он будет носить для меня хворост и тем заплатит за оскорбление, что нанес нам в Муа-ни-зула.
Наступила ночь, все уснули. Наутро пустились в путь. Итак, жители Вуя пошли прямо в Са-оло. А вождь Яндали из своего дома, что стоял на мысе в Яндали, увидел, как они приближаются. Тут же позвал он гонца:
— Я вижу там кое-что: сюда идет с запада целое войско. Они идут по берегу и уже дошли почти до Са-оло. Сообщи об этом в поселке. Я знаю, что это за войско: вождь Вуя идет на меня войной, чтобы отплатить мне за слова, сказанные мной тогда в Муа-ни-зула. Они шли тогда из Кумбу-лау, где обменивались дарами с тамошними жителями, и заночевали в Муа-ни-зула. Я же запретил давать им свинину. Теперь людям Яндали надо готовиться к бою. Мы примем его на берегу реки.
Итак, жители Яндали приготовились и залегли в засаде, поджидая войско из Вуя.
Тем временем жители Вуя достигли Муа-ни-зула, переплыли устье реки и стали карабкаться по другому берегу. Вождь Вуя сказал:
— Теперь мы должны разделиться. Мы будем сражаться с людьми Яндали, я же буду бороться с их вождем.
Тут он увидел вождя Яндали — тот нес на плече палицу из ава-вуна. А вождю из Вуя показалось, что вождь Яндали несет палицу, сделанную из гибискуса[273].
И вот началось сражение. Два вождя сошлись лицом к лицу. Вождь Яндали ударил вождя из Вуя. Трижды ударил он его, и вождь Вуя понял, что враг его вооружен настоящей боевой палицей, а не безделкой из гибискуса. И вождь Вуя сказал своим:
— Люди Вуя, продолжайте сражаться, идите мне на помощь!
А все потому, что вождь Вуя был слаб.
Они сражались до темноты, а с наступлением ночи вождь из Вуя сказал:
— Нам стоит передохнуть.
И вождь Яндали согласился:
— Хорошо, давай передохнем.
С этими словами все люди Яндали разошлись. Но вождь из Вуя говорил пустое! Не успела ночь сгуститься над землей, как он сказал своим:
— Бежим! Если наутро мы снова вступим в сражение, мне не жить. Я теперь знаю точно, что палица вождя Яндали сделана из ава-вуна, а вовсе не из гибискуса.
Они мигом перебрались через реку в Муа-ни-зула, а к восходу солнца уже миновали Са-леву.
Наутро вождь Яндали сказал своим:
— Пойдем опять на берег, посмотрим, что стало с этим вождем из Вуя.
Пришли, а людей из Вуя нет: они бежали еще ночью.
Жители Яндали разошлись по домам. Так закончилось сражение между вождем Вуя и вождем Яндали.
(№ 105. [72], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.)
Однажды Рату Тевита из Драка-ни-ваи пришел к Ра-ту Ионе, вождю На-мбете-ни-ндиио. Пришел просить свинины. Но вождь отказал ему, не дал ничего, так что пришлось Рату Тевита возвращаться в Драка-ни-ваи ни с чем. Итак, он вернулся к себе, тотчас достал зуб кашалота и, не медля ни часа, отправился в Дрекети, к Рату Иноке. А Рату Иноке был вождь поселка Дрекети.
Пришел Рату Тевита в Дрекети — и сразу к вождю в дом. Показывает ему зуб кашалота и говорит:
— Вот мой тамбуа, Рату Иноке. Я пришел к тебе. Сегодня я был в На-мбете-ни-ндиио, у Рату Ионе. Ходил просить у него свинью, своих у меня сейчас нет. Он отказал. Я вернулся в Драка-ни-ваи и сразу отправился к тебе. Вот почему я принес этот тамбуа. Сровняй этот На-мбете-ни-ндиио с землей! Если ты совершишь это, земля Драка-ни-ваи будет кормить тебя — вот она, перед тобой[274]. Если ты сумеешь разрушить На-мбете-ни-ндиио, земля Драка-ни-ваи будет кормить тебя, вечно будет кормить тебя[275].
Так он сказал, и Рату Иноке хлопнул в ладоши и принял тамбуа[276]. И Рату Иноке сказал:
— Хорошо. Теперь возвращайся в Драка-ни-ваи. Я решу, когда выходить в поход. Ты же иди к себе и жди, ничего не делай.
Немного времени прошло, и вот Рату Иноке велел всем мужчинам Дрекети[277] собраться у него. Люди Дрекети собрались, и Рату Иноке сказал:
— Здесь был Тевита из Драка-ни-ваи, принес в дар землю Драка-ни-ваи[278]; вот она, благородные люди Дрекети, вы все ее видите. Однажды он пошел в На-мбете-ни-ндиио, пошел просить всего одну свинью из стада Рату Ионе. Рату Ионе ему отказал, и Тевита вернулся в Драка-ни-ваи. А там он вспомнил о нас, вождях Дрекети. Вот откуда у меня этот тамбуа. Тевита хочет, чтобы На-мбете-ни-ндиио не было больше на земле. И если мы совершим это, земля Драка-ни-ваи всегда будет давать нам пищу. Вот откуда у меня эта горсть земли, вот она.
И вожди Дрекети стали думать, как действовать. Наконец Рату Иноке сказал:
— Отправляемся послезавтра. Разрушим На-мбете-ни-ндиио!
Так было решено. Все разошлись по своим поселкам, стали готовиться к походу. Каждый достал красивую тапу, черную краску для лица, пояс с бахромой[279], копье, палицу, мушкет. Так подготовился каждый, и вот уже, поодиночке[280], пошли они в поселок к Рату Иноке. Собрались в Тан-гата-ни-лекуту — а эта местность тоже подчинялась Рату Иноке.
А в Тавуа был вождь по имени Рату На-задра-на-синга. Едва стемнело, он отправился в На-мбете-ни-ндиио рассказать обо всем Рату Ионе[281]. Вот что он сказал:
— Утром здесь будут люди Дрекети, сметут тебя с лица земли за то, что ты не дал Рату Тевита из Драка-ни-ваи свинью.
Тут же Рату Ионе сказал:
— Пусть соберутся вожди На-мбете-ни-ндиио.
Они собрались у него, и он сказал:
— Благородные вожди, вы пришли, слушайте, что я скажу вам. У меня был вождь из Тавуа, Рату На-задра-на-синга. Он приходил предупредить: утром здесь будут вожди Дрекети. Они идут сюда, хотят разрушить наш поселок — за то, что я отказался дать свиней из своего стада Рату Тевита, что живет в Драка-ни-ваи. Из Драка-ни-ваи он дошел до Дрекети, принес Рату Иноке свой тамбуа, и вот уже утром вожди из Дрекети будут здесь. Я вам все рассказал. Теперь будем решать, как действовать. А потом надо оповестить Вотуа и На-дроро.
Стали решать, как быть, наконец договорились обо всем. И вот уже послали гонца к Рату Серу, сказать Рату Серу, что люди Дрекети идут войной на На-мбете-ни-ндиио, хотят сровнять поселок с землей.
Рату Серу же сказал:
— Пусть кто-нибудь без промедления отправится в На-дроро. Надо сообщить вождю На-дроро, Иса-момо, что люди Дрекети идут войной на На-мбете-ни-ндиио, хотят сровнять поселок с землей. Как только в На-дроро все узнают об этом, пусть собираются здесь, в Вотуа. А отсюда мы вместе отправимся в На-мбете-ни-ндиио, там уж будем решать, что делать дальше.
И уже гонец из Вотуа поспешил в На-дроро, скорее передать тамошнему вождю, что сказал Рату Серу. Вождь На-дроро [собрал своих людей] и передал [им] слова вождя Вотуа — о том, что люди Дрекети идут войной на На-мбете-ни-ндиио, хотят сровнять поселок с землей. Потом же он сказал:
— Я вам все рассказал. Собирайтесь не медля, идем в Вотуа, а оттуда поспешим в На-мбете-ни-ндиио.
Юноши На-дроро (9 В больших, наиболее важных поселках данной местности одному или нескольким высоким вождям подчиняются вожди низшего ранга. В малых ("вассальных") поселках вождю, занимающему менее высокое положепие, подчиняются только молодые воины.) тотчас собрались, приготовили все — красивую тапу, черную краску для лица, пояса с бахромой, копья, палицы, мушкеты. Отправились в Вотуа. А в Вотуа тоже все были готовы.
Рату Серу сказал:
— Идем в На-мбете-ни-ндиио. Нам надо договориться об одном — где поджидать воинов из Дрекети.
Итак, они поспешили в На-мбете-ни-ндиио. А там молодых воинов из Вотуа и из На-дроро уже ждало угощение[282].
Прибыли в На-мбете-ни-ндиио, собрались на совет. Решено было сразу после пиршества идти в Саро-ванга, заночевать там и дожидаться людей из Дрекети.
День прошел, ночь, снова утро наступило, они же все ждали врага в Саро-ванга. Новый день пришел, яркий и светлый, без единого облачка, без дождя. Ждут они, ждут, вдруг видят — река в Саро-ванга закипела красным илом. Они изумились:
— Откуда здесь эти воды? Может, в горах прошли дожди?
Они же не могли знать, отчего на самом деле поднялась река. А поднялась она потому, что воины Дрекети прошли в глубине острова, по горам, — не стали спускаться в Саро-ванга. Целое войско там, вдали от берега, перешло вброд реку, вот они и замутили воду. Воины Дрекети поднялись в горы и пошли там, в глубине острова, вдоль речки. Растревожили поток, и весь красный ил поднялся со дна. А дождя никакого и не было.
Воины Дрекети пошли в На-мбоу. В На-мбоу их вождь сказал:
— Не надо показывать, что мы идем с оружием. Наберем хвороста, возьмем свертки с едой, и тогда женщины На-мбете-ни-ндиио хоть и увидят нас, но ничего плохого не подумают. Пусть считают, что мы просто путешествуем — так мы скорее победим.
И вот кто набрал хворосту, кто нарвал листьев, чтобы завернуть еду. Взяли все это и пошли в На-мбете-ни-ндиио. Дошли до реки Тавуа, а там их увидели женщины На-мбете-ни-ндиио. Увидели и решили: "Это, наверное, из Саро-ванга. Вон у них хворост, вон свертки с едой". Женщины не знали, что это люди из Дрекети.
Так они вошли в поселок и тут-то вытащили мушкеты, стали стрелять, стали жечь дома. Так внезапно напали они на На-мбете-ни-ндиио. Так в На-мбете-ни-ндиио поняли, что это враги. Но уже было поздно — всех женщин, всех детей убили.
Из На-мбете-ни-ндиио воины Дрекети пошли по дороге, ведущей в Драка-ни-ваи. Прошли немного по ней, а потом повернули в сторону берега, дошли до Нуку-сева, а там проплыли вдоль берега, миновали устье Саро-ванга, вышли на берег восточного устья и пошли себе вдоль берега[283]. Дошли до На-муа-ндунгу, что в Навату-мборо, а оттуда спустились в свой поселок.
Много, много лет прошло, и вот Рату Серу со своими отправился в Дрекети. Уже не было войны, был покой. И вот они приготовили со-леву для людей Дрекети. Позвал же их туда Рату Иноке — он как раз в чем-то нуждался[284]. После же, обменявшись с людьми Дрекети дарами, жители На-корока вернулись к себе. А затем жители Дрекети пошли с со-леву в Вотуа.
[Потом] Рату Иноке прибыл к Рату Серу, преподнес ему зуб кашалота и сказал:
— Вот тамбуа для тебя, Рату Серу, ведь ты принял мое приглашение и пришел в Дрекети. И вот что еще я скажу тебе, о Рату Серу. Драка-ни-ваи — тебе. Пусть всегда эта земля кормит тебя, ведь я погубил твоих людей в На-мбете-ни-ндиио. Пусть в земле Драка-ни-ваи зароют их кровь[285]. Пусть же земля Драка-ни-ваи кормит тебя, пока стоит мир.
И так остается по сей день.
((№ 106. [72], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ. № 106-110 записаны Б. Квейном в местности На-корока в центральной части о-ва Вануа-леву от местных вождей.))
I
В На-мбе-каву было четверо вождей и еще Ра Намоса. Однажды они решили отправиться в А-нгоне-тангане (1 Поселок вождества Дрекети в Мазуата.). Пустились в путь. Но Ра Намоса остался в На-мбе-каву, не пошел с ними.
Итак, пришли они в поселок, а там никого нет: все люди Дрекети ушли возделывать свои земли. И они вошли в поселок, вошли и подожгли его. Поднялся дым, люди Дрекети заспешили к своим домам. Вот, увидели, пустились бежать. Вождь Дрекети
(2 Вождь Дрекети здесь — Рату Иноке, см. о нем также № 110.) увидел — все его бегут. Велел убить врагов. Окружили тех, из На-мбе-каву.
И в На-мбе-каву раздался звук выстрелов. Ра Намоса сказал:
— Я слышу, стреляют. Точно, это ружья.
И спрашивает людей На-мбе-каву:
— Где ваши вожди?
Те в ответ:
— Вожди? Что-то их нет.
Тут Ра Намоса решил:
— Видно, они сражаются с людьми Дрекети. Я же слышу, ружья стреляют.
Вышел, взял ружье, спустил на воду лодку. Переплыл на другой берег. А его ружье называлось Не Знающее Морской Воды. Переплыл, поспешил туда, где сражаются. Видит: те из На-мбе-каву окружены со всех сторон. Деться им некуда, повсюду полчища людей Дрекети. И Ра Намоса скорее поспешил туда.
Вождь Дрекети воскликнул:
— Горе! Сюда идет этот Намо! Сегодня люди Дрекети умрут.
А Намоса шел, положив ружье на плечо. Он крикнул:
— Образумьтесь, образумьтесь все! Возвращайтесь к себе, вожди Дрекети! Я из На-мбе-каву, и в Дрекети нет никого против меня. Из всех мужчин нет никого, равного мне. И со мной мое оружие — Не Знающее Морской Воды! Образумьтесь, все образумьтесь! Возвращайтесь в свои поселки.
И вождь Дрекети сказал:
— Хорошо. Возвращайтесь к себе, все возвращайтесь.
Потому что в Дрекети нет ни одного воина, равного Ра Намоса. Когда Намоса в На-мбе-каву, никто из Дрекети не выходит в море ловить рыбу. Только когда Намоса идет в глубь острова, в На-дроро, выходят они в море за рыбой. А когда он в На-мбе-каву, никто не выходит за рыбой, и пот почему — его ведь зовут еще Не Дающий Морской Воды. А зовут его так потому, что, когда он в На-мбе-каву, люди Дрекети не выходят в своих лодках ловить рыбу. Когда же он идет в На-дроро, они выходят за рыбой (3 Здесь Ра Намоса явно отождествляется с каким-то духом океана, "хозяином рыбы".).
II
Однажды пришли из На-луву-ни-мазала в Сивоа[286]. Рассказали там об одном поселке — они стоят вокруг него осадой, а взять не могут, не хватает силы. Ра Намоса спросил:
— Что это за поселок?
Те в ответ:
— На-кенга.
И Ра Намоса сказал:
— Хорошо. Возвращайтесь туда. Я же пойду к вождю Ваи-леву. Пойду расскажу ему об этом.
Утром люди из На-луву-ни-мазала пошли обратно. Ушли они утром. А Ра Намоса поспешил в Ваи-леву.
Вождь Ваи-леву, Иса-зодро, сказал ему:
— Хорошо. Пошли одного человека в На-луву-ни-мазала. Вели им готовить для нас пир. Послезавтра мы отправимся туда.
И Ра Намоса вернулся в Сивоа, отправил посланного к просителям, велел сказать, что день пройдет и воины отправятся в путь.
На следующий день воины На-дроро стали собираться. Потом легли спать, а наутро тронулись. Пришли в На-луву-ни-мазала, а там уже все готово к пиру. Сели есть, и вот уже готова янгона. Опорожнили чаши, и вождь На-дроро, Иса-зодро, сказал:
— Завтра мы с вами пойдем на штурм На-кенга.
Выпили янгону, легли спать. Наутро выступили, дошли до скалы — а На-кенга стоял на скале. И взять На-кенга было нельзя, потому что туда вела только одна тропинка. А все остальное была сплошная скала.
Ра Намоса сказал:
— Я пойду один. Первым. А вы все пойдете за мной.
Стали подниматься. Поднялись — кругом сплошной частокол, ни одного входа.
Ра Намоса сказал:
— Я один переберусь через частокол.
А вождь сказал:
— Нет. Мы подкопаем столбы и вытащим их.
Получилось. Ворвались в поселок. Только раздались первые выстрелы, появился вождь На-кенга, Рату Яси-кула. Он спросил:
— Откуда пришли к нам эти воины?
Ра Намоса сказал:
— Откуда? Не знаешь? Да мы пришли сражаться с тобой потому, что вся эта земля принадлежит нам.
Ра Намоса выстрелил, попал вождю в бедро, ранил — тот сразу сел, уже не мог стоять. Ра Намоса еще раз выстрелил, и тут один воин из На-дроро сказал:
— Всё стреляем — точно женщины ![287]
Положил свое ружье, взлетел на верхушку частокола, спрыгнул вниз, бросился на Рату Яси-кула и закричал:
— За На-дроро при свете дня ![288]
Не успел он и рта закрыть, как люди На-кенга выскочили из укрытий, бросились бежать. А тот самый воин из На-дроро вырвал остатки частокола из земли, обнажил крепость, и все влетели в нее. Подожгли поселок и сразу пустились в обратный путь. На плечах же они несли тело Рату Яси-кула. Принесли его в осаждавший поселок. Исполнили победное меке. Все, кончено, разрушен поселок, что стоял неприступно перед людьми из На-луву-ни-ма-зала.
А наутро приготовили земляные печи для воинов На-дроро. И тем же днем ушли люди На-дроро к себе, в свои поселки, в Сивоа и в Ваи-леву. А те все остались жить в покое, ведь наконец-то был повержен поселок врагов. Воевали же они с На-кенга бесконечно. И не будь воинов На-дроро, им никогда бы не разрушить На-кенга.
(№ 107. [72], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.
В тексте очень много неясностей; очевидно, уже информант Б. Квейна рассказывал его со значительными пропусками.)
Однажды жители наветренного берега решили отправиться в На-зула, в поселок, что назывался Вату-лоа. Там жили их родственники, родные по крови.
Пришли они туда, а там никого нет. Все мужчины ушли в Коро-маза — ушли они туда с дарами для Маки-ни-валу, вождя РаРа-леву. В поселке остались одни женщины.
И вот пришли туда те, с наветренного берега. Женщины Вату-лоа тут же открыли крепостные ворота — они думали, это их мужья возвращаются из того поселка. Так те, с наветренного берега, вошли в поселок. Тогда только поняли женщины и дети, что пришла беда. Всех их убили, убили и тела сложили горой. Немногим удалось тогда спастись, тем только, кто успел перепрыгнуть через частокол. Они-то и побежали к своим в Коро-маза — сказать обо всем. Когда те вернулись, уже все кончено было. Враги ушли на наветренный берег.
Много времени прошло, и опять пришли те, с наветренного берега, в На-зула, чтобы похоронить там кровь[289]. Дали им место, называлось оно На-кавакава, чтобы там эту кровь похоронить. И по сей день, если наступает в На-зула голодное время, идут в На-кавакава: там растут кокосы.
А все так потому, что родные убили родных.
(№ 108. [72], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.)
Рассказывают, что Рату Самели жил за четыре поколения до нынешнего правителя На-корока[290]. Из всех поселков На-корока и Драка-ни-ваи приходили люди на помощь к нему, когда он ставил свой великий дом в Вотуа. Дом получился такой огромный, что его было видно даже из залива Рукуруку[291]. И из поселка в Лекуту этот дом было видно, так что Маки-ни-валу смотрел на него и исполнялся зависти к Рату Самели: в Лекуту не было ничего похожего на такой дом, как у него.
И вот Маки-ни-валу собрал всех вождей, какие были в РаРа-леву, и решил идти войной на На-корока.
А Рату Самели узнал об этом и спрятался в лес, убежал туда с младенцем, своим сыном. И с тех пор то место стали называть На-кара-вале[292]. Дом вождя опустел.
Маки-ни-валу донесли, что Рату Самели бежал прочь. Тогда он послал зубы кашалота вождю На-дроро, зубы кашалота Рату Лала-вануа, зубы кашалота вождю Тавуа и всех их просил не принимать Рату Самели. А это все были могучие поселки, и в них-то Рату Самели скорее всего и должен был искать приюта. Он и стал везде проситься, но уже во всех поселках было полным-полно тамбуа, присланных Маки-ни-валу, а потому тамошние вожди уже не могли пустить к себе Рату Самели.
Так добрался Рату Самели до Вату-лаза. А там вожди отвергли тамбуа, присланные Маки-ни-валу, и приняли Рату Самели.
Маки-ни-валу же послал зуб кашалота отцу Ра Масима из Мбуа — стал просить его помощи в войне с На-ко-рока и Драка-ни-ваи. Но один поселок в Драка-ни-ваи — он стоял на сваях, в лагуне, — остановил армию Мбуа, и никакими силами нельзя было его взять. А тем временем все воины в Драка-ни-ваи поднялись и поразили войско Мбуа. Только один человек смог спастись, добрался до Маки-ни-валу в Лекуту и рассказал ему, какая беда случилась.
Тогда Маки-ни-валу собрал свое войско и пошел походом на поселки На-корока, везде спрашивал он Рату Самели. А Маки-ни-валу был табу — табу, точно как полинезийские вожди[293]. Его всегда переносили на носилках или на возвышении: ноги его не должны были касаться земли. Так наконец достиг он Вату-лаза, а знатные и могучие люди сказали ему, что Самели укрывается в этой горной крепости.
А туда вела одна-единственная дорога, трудная, полная опасностей, укрепленная. И еще туда можно было забраться по высокой-высокой кокосовой пальме. Кокос рос прямо под главной тамошней скалой. Верхушка пальмы была согнута и крепко-накрепко привязана к крепостной ограде.
И вот пятьдесят человек из тех, что были с Маки-ни-валу, полезли по стволу. Но едва достигли они верха, как люди в крепости перерезали веревки, что скрепляли ветви и крепостную ограду. Тут же пальма выпрямилась и отбросила всех тех людишек вниз, в долину. Маки-ни-валу увидел это и приказал своим — тем, что остались, — взбираться вверх по укрепленной тропе. А сам он оставался на носилках и оттуда следил за битвой.
Дорога наверх была узкая-узкая — и два человека не могли пройти по ней плечом к плечу. Пока воины Маки-ни-валу достигли крепости, человек пятьдесят полегло. Могучие люди из Вату-лаза сказали о битве так:
— Что-то дождик капает, слабый совсем. Вот уже солнце выходит[294].
Носильщики вождя бежали прочь, а Маки-ни-валу сидел себе, помахивая опахалом, словно ничего и не случилось. Позвал своих — не отвечают. Когда же набросились на него два воина из Вату-лаза, сказал им:
— Вы годитесь только на мбокола для меня.
Те удалились, изумленные и приниженные, а он все сидел, обмахиваясь опахалом. Тут бросился на него чужой воин — он был из какого-то поселка в Мазуата. Маки-ни-валу и ему сказал что-то горькое, а воин отвечал:
— Ты совсем слеп, не видишь врага.
Ударил его топором и убил.
Немногие остались тогда в живых. Убежали они к себе в Лекуту и на ближайшие острова, на Тавеа и Нга-лоа. А всего тогда убито было человек триста. Тела их испекли и разослали по всем поселкам — от Тавуа, что в На-корока (ведь между людьми, живущими в Тавуа, и людьми, живущими в Вату-лаза, родство было кровное), до далеких поселков на Мазуата. И дед нынешнего жреца Тавуа, он тоже получил один такой дар и преподнес его своему вождю.
(№ 109. [72], 1935-1936 гг., о-в Вануа-леву, с англ.)
Однажды, во времена правнука Рату Самели[295] — звали его Рату Серу, он отец Мбули-сиво, нынешнего вождя Во-туа, и, значит, вождя На-корока, — вождь РаРа-леву прибыл в Вотуа на празднество первого урожая (2 Имеются в виду празднества, связанные со сбором первого ямса и таро в марте — апреле по европейскому календарю. В целом же традиционный фиджийский хозяйственный календарь был следующим:
январь — сбор раннего ямса, высаживание бананов (старые бананы плодоносят, всходят таитянский каштан и ндава);
февраль — посадки сахарного тростника, сбор ндава и таитянского каштана; охота на морских черепах;
март (месяц грозовых дождей) -созревание ямса, начало его сбора, приуроченное к этому строительство хранилищ для ямса; сбор цитрусовых; охота на морских черепах;
апрель — активный сбор ямса; сбор цитрусовых и плодов малайской яблони; строительство новых домов
(февраль — апрель назывались месяцами дождя, март — апрель назывались также "месяцами земли", т. е. месяцами интенсивной ее обработки);
май — окончание сбора ямса, подготовка новых полей; заготовка аррорута; ловля рыбы сетью; строительство домов;
июнь — сбор фруктов;
июль — распределение полей под вторую посадку ямса
(июнь — июль — "холодные месяцы");
август — сентябрь — вторая посадка ямса, сладкого картофеля, каваи; много цветов и фруктов
(август — сентябрь — вулаи-теитеи "время, [когда все] сажают в землю");
октябрь — посадки каваи, второй сбор плодов малайской яблони и хлебного дерева; цветение таитянского каштана;
ноябрь — сбор крупных (поздних) плодов малайской яблони и плодов хлебного дерева; сбор дикого ямса; ср. также примеч. к № 62;
декабрь — посадки бананов (по [100, с. 101]).). Вожди эти были из одной явусы, но жили в разных местах[296]. У Рату Серу тогда не хватало одного тамбуа, чтобы воздать людям из пяти краев На-корока[297], и он попросил своего брата из РаРа-леву помочь. А вождь РаРа-леву — звали его Корокоро-и-вула — принес не один зуб кашалота, а десять. Раз Корокоро-и-вула показал такие свои богатства, то и Рату Серу надо было бы выставить все, что у него было, устроить великий пир. Но он решил поступить иначе, показать свою силу.
Рату Серу давно желал заполучить замечательный топор, который был у Корокоро-и-вула. Топор этот был знаменитый, старинный. Корокоро-и-вула знал, как хочется Рату Серу заполучить этот топор. И когда он достиг холма, что возвышается над старым Вотуа, когда увидел внизу сотни людей из На-корока, испугался, остановился на холме. Но Рату Серу уже увидел его и послал за ним своего человека, чтобы доставить гостя в поселок. Корокоро-и-вула испугался, не хотел идти: вдруг Рату Серу потребует У него топор, и тогда ничего не поделаешь — ведь войска, что собрались в Вотуа, очень сильны. И Корокоро-и-вула отдал принесенные тамбуа посланному. Не стал брать положенных ему плодов урожая, не стал ждать пира — пошел назад, к себе в Лекуту. Страх от него не уходил, был с ним, и он решил отправиться в Мбуа, словно бы с меке за маси[298]. И еще с ним пошли триста человек с Нга-лоа.
Рату Серу узнал, что Корокоро-и-вула собирается в Мбуа, наверняка идет туда за помощью, за поддержкой. Тогда он запек большую свинью, вложил в нее десять зубов кашалота, послал на запад во внутренние поселки Ра-ра-леву. Это значило, что он просит тамошних людей убить Корокоро-и-вула и заполучить его топор. Сначала это подношение попало в На-зула — там у Корокоро-и-вула была родня. Потом попало в Ваи-леву — там жил один могучий воин, и он таил давнее зло на Корокоро-и-вула. А дело было так.
Вождь Ваи-леву попросил однажды своего брата, вождя Лекуту, прислать ему свинины. Тот подарил ему свинью, а Корокоро-и-вула вмешался, велел вернуть свинью и к тому же прогнал прочь того славного вождя из Лекуту. Страшно разгневались все во внутренних поселках Рара-леву, особенно в Ваи-леву, восстали против Корокоро-и-вула. И тогда из Ваи-леву тоже послали свиную тушу, начиненную зубами кашалота, послали ее в Роко-ванга, чтобы тамошние люди устроили засаду на Корокоро-и-вула. Корокоро-и-вула знал: его не любят в тех поселках, а потому-то и испугался так, увидев в Вотуа множество воинов. Среди них ведь были и многие из Роко-ванга.
Дорога из Мбуа в Лекуту проходит мимо участков Ваи-леву. Тот могучий воин из Ваи-леву каждый день бессменно выходил на свои земли — поджидал, когда Корокоро-и-вула пойдет назад из Мбуа. На копье у него был наконечник из кости ската, а прятал он это копье в изгороди неподалеку. И вот наконец настал день, и он увидел — идут люди Корокоро-и-вула. Он закричал:
— Привет тебе, Корокоро-и-вула!
И как всадит в него копье!
Весь наконечник и половина древка вошли в тело врага. А тут из зарослей выскочили другие воины Ваи-леву.
Один из тех, что были с Корокоро-и-вула, закричал:
— Будет схватка! — и скорее бегом в лес.
Он-то и остался в живых, а с ним еще только двое. Многие же полегли в тот день, а тех, кто выжил, загнали на высокую скалу и сбросили с нее.
(№ 110. [72], 1935-1936 гг.. о-в Вануа-леву, с англ.
По Б. Квейну [72, с. 45-46], действие рассказа происходит около 1870 г.)
Однажды захворал вождь Ваи-нуну, Рату Лала-вануа[299].
И вот почему. Отец Рату Монаса — звали его Рату Луке — навел на него дра-ни-кау[300]. И Рату Лала-вануа умер: слишком тяжелой оказалась его хворь. А в те времена еще не все верили в лоту. Только делали вид, что приняли лоту. И что приняли закон англичан[301]. И вот слухи о гибели Рату Лала-вануа дошли до Мбуа, до Ра Масима[302]. И уже стали говорить в Ваи-нуну, что должен прибыть один туранга-ни-лава[303], и даже имя его называли. Рату Луке сказал:
— Люди Ваи-нуну, ступайте ждать вождя. Ждите его в На-нуку. Он будет здесь завтра.
Назавтра пошли люди Ваи-нуку на берег. Ждали до полудня. Появился туранга-ни-лава, они подняли стрельбу, он и скрылся в Мбуа.
В Мбуа он рассказал, что случилось, и Ра Масима сказал:
— В Ваи-нуну только и делают, что стреляют.
Остались в Мбуа.
А в Ваи-нуну решено было обнести одну из крепостей частоколом. Стали ставить частокол вокруг На-коро-тики. А в Мбау узнали — в Ваи-нуну ставят частокол вокруг крепости, ждут войны. Ра Масима решил:
— Пусть. Надо сказать Рату Мели[304] из Лекуту. Пусть он скажет в Драка-ни-ваи. А Рату Тевита из Драка-ни-ваи пусть скажет Рату Иноке из Дрекети. Все должны знать: люди Ваи-нуну укрепляют свои земли, ставят частоколы вокруг крепостей.
Так было сказано. Послали одного в Лекуту, он сказал Рату Мели:
— Люди Ваи-нуну строят частокол. Велено сказать об этом в Драка-ни-ваи. А Рату Тевита из Драка-ни-ваи пусть скажет об этом Рату Иноке из Дрекети.
А Ра Масима отправился в Левука: надо было сказать вождям из Левука, что в Ваи-нуну строят частокол вокруг крепости. Итак, он тут же отплыл туда на своей лодке, прибыл в Левука и сообщил губернатору. А тот решил дать вождю две сотни фиджийских солдат[305]. [И сказал:]
— Теперь возвращайся к себе в Мбуа и готовься сражаться с Ваи-нуну.
Ра Масима вернулся, прибыл в Мбуа, отправил посланного в Лекуту — пора готовиться к войне и надо известить вождя в Драка-ни-ваи и в Дрекети. А день, когда надо собираться в Ваи-нуну, еще не был известен. И Рату Тевита из Драка-ни-ваи решил послать кого-нибудь в Вотуа, к Рату Серу, с таким известием: "Завтра воины из Драка-ни-ваи и из Дрекети придут и станут на ночлег в Вотуа".
Посланный из Драка-ни-ваи поспешил в Вотуа, сказал это Рату Серу. И Рату Серу сказал:
— Хорошо. Возвращайся к себе, скажи Рату Тевита: я согласен.
К вечеру посланный вернулся. Пришел в Драка-ни-ваи. В ту ночь пришли к ним воины из Дрекети. Заночевали в Драка-ни-ваи. А тамошние люди за ночь приготовили все для пира. Наутро подали угощение — его была целая гора — воинам Дрекети.
Сказаны были речи, роздана была пища, сели есть. Тут пришел Рату Тевита, показал им всем зуб кашалота, сказал:
— Это мое подношение, мой тамбуа для вас. На ночлег мы отправимся в Вотуа. Будем готовиться к сражению с Ваи-нуну.
Так он сказал, и тут же воины Драка-ни-ваи и воины Дрекети собрались в путь, направились в Вотуа. Прибыли в Вотуа, сели за пир. Произнесены были речи, и людям Дрекети было дано угощение. А от них перешло оно к людям Драка-ни-ваи. И Рату Тевита приказал разделить все, что там было. Разделили и сели есть. А потом легли спать.
А в ту же ночь в Левелеве было так. Жрец Ваи-нуну сказал:
— Завтра придет зверь. Пусть. Идите и поджидайте его на тропинке у безымянной речки.
Наутро они отправились туда и засели в засаде.
А в Вотуа всю ночь готовили в земляных печах угощение. Наутро все было готово. Подали угощение духам, а остальное Рату Тевита велел раздать воинам[306]. Окончили пир, собрались в путь. И Рату Серу решил так:
— Двоих пошлем вперед, на разведку.
Послал же он Паола и Заре.
Они пошли лесом. А на тропинке их уже поджидали люди из Ваи-нуну. А там, где они залегли, было очень узкое место. Там всего несколько человек могли пройти враз. По обеим сторонам там теснились скалы, а впереди был ручей. И вот те, из Ваи-нуну, ждали врага на другом берегу ручья.
И вот уже скоро спустились те двое, Паола и Заре, к ручью. Стали его переходить. Заре пошел первым. А Вати-ли-на-леву спрятался на дереве. Выстрелил в Заре, попал ему в бок, выстрелил еще раз — прострелил его с другого бока. И Заре упал, закричал:
— Меня убили!
Сорвал с головы убор, перевязал им раны и сказал:
— Эй вы, из Ваи-нуну, разве вы мужчины?! Радуйтесь, что я ранен. Был бы я цел, никому из вас несдобровать.
Те из Ваи-нуну испугались и убежали.
Тут подошли воины из Вотуа и из Драка-ни-ваи. Смотрят: Заре сидит на земле, Паола стоит рядом. Паола крикнул им:
— Заре убили! Люди Ваи-нуну бежали!
Вожди велели делать носилки. Тут же сделали носилки, положили на них Заре и понесли его назад в Вотуа. А все остальные пошли на Ваи-нуну.
Пришли в Ваи-нуну. Все там сражались — и из Мбуа были, и из Co-леву. И еще двести человек, что губернатор Левука прислал. Обстреляли поселок, прошли его весь до конца, сбросили частокол у крепости. В крепости убили двоих — мальчишку из На-и-раи и одного мужчину из поселка.
Ночью вождь Ваи-нуну приказал своим уходить: ни еды, ни питья не осталось. Дети и женщины совсем измаялись, есть им было нечего. Была уже ночь, и они поскорее пустились прочь. Утром воины стали опять обстреливать поселок, а в ответ ни одного выстрела. И они поняли, что в поселке никого больше нет. Тогда Ра Масима приказал его поджечь:
— Сгорит поселок, и все. Расходимся по домам.
И все воины разошлись. Воины из Вотуа, и воины из Драка-ни-ваи, и воины из Дрекети — все разошлись по домам. И воины из Co-леву пошли к себе. И воины из Мбуа пошли домой вместе с Ра Масима. А фиджийские солдаты отплыли в Левука.
А люди Ваи-нуну бежали на восток[307].
Прошел год, и Ра Масима решил — надо их вернуть. Собрался в путь, отправился в Левука, сказал губернатору, что люди Ваи-нуну готовы покориться. И губернатор сказал Ра Масима, что он должен вернуть их, взять под свое правление. И назад Ра Маспма отправился уже с солдатами. Пустились в Мбуа.
Стали на якорь в Мбуа; им было приготовлено угощение. Закончился пир, они пошли в Co-леву. Там заночевали. Воинов из Co-леву и воинов из Нанди попросили они тоже пойти походом на восток Ваи-нуну. И так достигли Яна-ваи. А заночевали уже близко от тех, из Ваи-нуну. И ночью связали их всех.
Наутро повели их на запад. Заночевали в Ваи-нуну, утром следующего дня пошли через горы в глубь острова. Заночевали в Дрити. А потом пришли в Мбуа, и те из Ваи-нуну остались там служить.
Прошло пять лет, укрепилась новая вера. И Роко, главный человек Мбуа, решил, что можно вернуть людей из Ваи-нуну на их родные земли. И по сей день все так. А тогда то была последняя война. С тех пор не было ни одного сражения. И на всей нашей земле теперь знают лоту.
( № 111. [95], 60-е годы XX в., о-в Вити-леву, с англ.)
У великого Зако-мбау было две мбоваи. Одну называли — Уви-ни-синга, Ямс Засушливых Дней. Когда стоит засушливая погода, сажают первый ямс[308]. Ямс, посаженный в это время, дает очень хороший урожай. А посадишь ямс в сырую погоду — он вырастет слабым, клубни даст мелкие-мелкие. Палицу великого Зако-мбау называли Ямсом Засушливых Дней, и вот почему. Если кто-то был непокорен, непослушен, шел против слова вождя, великий Зако-мбау съедал его — так едят ямс, хороший ямс, посаженный в засушливые дни. И вот почему мбоваи великого Зако-мбау называли Уви-ни-синга, Ямс Засушливых Дней.
А другая палица называлась — Сала-ки-на-мбука, Дорога За Хворостом. Это тоже была мбоваи, и имя ее тоже было не случайным. Если только кто-то вел себя не должным образом, не чтил обычаев Зако-мбау — его ждала дорога в огонь, а значит, Дорога За Хворостом. Хворост этот кормил земляную печь, в которой и готовили мбокола[309].
И все жили в страхе и трепете, трепете и страхе; никто не замышлял злого, не плел заговоров, не сеял непослушания. Мбоваи великого Зако-мбау устрашали всех. Вот так и вышло, что никто не смел перечить великому вождю, все были покорны. А установленное им живет и по сей день.
У великого господина Зако-мбау был друг, вождь Ма-та-дра-и-вула, прозванный еще Коро-и-кона-мало. Этот вождь был из Коро-на-калоу, что в Зау-тата. И сейчас живут там его потомки. Он был тоже великий вождь, и они с великим Зако-мбау были во всем верны друг другу. Одну из своих палиц великий вождь Зако-мбау всегда доверял Мата-дра-и-вула. Обычно было так: Зако-мбау сам нес Уви-ни-синга, Коро-и-кона-мало же нес Сала-ки-на-мбука.
Так было и тогда, когда на Фиджи пришла новая вера, лоту. И везде, где побеждали мбауанцы, являлись эти две палицы. И еще были с ними две знаменитые палицы с Ваи-маро — Тиви-мбута-дрока и Сулука-ндаму[310].
(№ 112. [90], 10-е годы XX в., о-ва Лау, с англ.)
Это случилось в первые годы английского правления, когда новая вера только пришла на эти земли[311]. Благородный Самани был большим вождем на Лакемба. К тому же он считал себя отличным проповедником, а потому решил, что должен заставить жителей Мамбула принять новую веру. И вот как-то в воскресенье пришел он в Мамбула, зашел в дом, что служил тогда церковью[312], поднялся на возвышение и стал говорить собравшимся, что они должны принять веру, которую он им несет. Но жители Мамбула были дерзки и непреклонны, и притом он не был их вождем, а стало быть, им и незачем было его слушать.
В следующее воскресенье он опять пошел в Мамбула — правда, все друзья отговаривали его как могли, — но на этот раз взял с собой палицу. Снова поднялся на возвышение, снова обратился к собравшимся с речью, и снова они стали дерзко смеяться над ним.
Ужасный гнев завладел им, он сорвал с себя белую рубаху — ее дали ему белые священники, — схватил палицу, выпрямился во весь рост и грозно закричал:
— Люди Мамбула! Не хотите слушать слова новой веры, так слушайте слова Туи Лакемба!
С этими словами он так ударил по кафедре, что чуть ее не сломал. Тут-то люди Мамбула испугались, примолкли и стали слушать его. С тех пор никогда не смели они смеяться или дерзить в церкви — вождь сказал, что если услышит о таком, то вернется и побьет их.
Но все равно люди Мамбула оставались беспокойными и непокорными. Когда в старые дни белые вожди стали сажать свой хлопок[313] и огородили свои поля, люди Мамбула все время крушили их ограды, воровали из них проволоку. Наконец было решено проучить их. Мастер Элисони[314] собрал всех белых, они взяли оружие, дали оруяше своим работникам — те были с Танна[315] — и окружили Мамбула. Окружив поселок, собрали всех в нем и сказали им, зачем и почему пришли туда. Выбрали троих жителей Мамбула — эти трое чаще других крушили ограды — и выпороли их на глазах у всего поселка. А дома их сожгли. И с тех пор ничего такого не случалось.
(№ 113. [83], 1860-1861 гг., о-в Вити-леву, с англ.)
В глубине Вити-леву, на север от На-моси, жили люди явусы на-лоза. В давние времена на-лоза страшно оскорбили главного вождя На-моси, и за это всей явусе было предначертано умереть. Каждый год убивали, запекали и съедали людей из какого-нибудь одного дома. Опустевший дом предавали огню, а на его месте высаживали таро куриланги[316]. На следующий год таро поспевало, и это был знак: пора разрушать следующий дом, губить всех, кто живет в нем, пора сажать кури-ланги на новом месте. Так исчезали с земли дом за домом, семья за семьей. Наконец вождь Рату-и-мбуна, отец вождя Куру-ндуандуа[317], сжалился над оставшимися на-лоза и позволил им умереть своей смертью. В 1860 году из всех на-лоза оставалась в живых лишь одна старуха, и жила она в Занги-на.