Михаил Коцюбинский

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ТРАДИЦИИ ЖИВЫ

Подрастая, дети Коцюбинских продолжали революционные традиции семьи.

Старший сын Коцюбинского Юрий уже четырнадцатилетним мальчиком участвовал в революционной ученической организации вместе с будущими большевиками — Виталием Примаковым, Валерианом Имшенецким и Евгением Журавлевым.

Кружком этим руководил большевик Семен Урин. Знакомились с работами Карла Маркса, с речами Лассаля, Жореса, участвовали в диспутах, которые проводились на квартирах у А. Л. Шильмана, С. С. Соколовской, М. С. Муринсона, В. Н. Лапиной и у нас дома, а то и попросту за Десной, на лодках во время маевок, организованных социал-демократической организацией.

Летом Юрко вместе с остальными учащимися работал в земстве по сельскохозяйственной переписи. Обычно группа молодежи приезжала или приходила пешком в села. Ночевали в сельской школе, а днем занимались переписью семенных фондов, инвентаря, скота и крупорушек и вели пропагандистскую работу: читали крестьянам газеты, проводили беседы. Юрко отвечал за эту работу в селах Сеножатском, Ладинке, Золотинке, Серединке.

В январе 1913 года, еще при жизни отца, шестнадцатилетний гимназист Юрий Коцюбинский стал членом партии большевиков. Готовясь вступить в партию, старательно штудировал произведения В. И. Ленина. «Пересмотр аграрной программы рабочей партии», «К сельской бедноте». Над этими книгами в свое время работал и Михаил Михайлович. Припоминаю холодный зимний день. Мы сидели в столовой и готовили уроки. Вдруг дверь из коридора отворилась, и вошел отец. Глаза у него лихорадочно блестели, и он с раздражением смертельно больного человека спросил: «Кто брал без разрешения книги из библиотеки? Я еще жив, я еще не умер!..»

Воцарилась тишина. Мы съежились. Юрко тихо, но спокойно сказал:

— Это я взял книги. Я готовлюсь в партию.

— В какую? — спросил отец.

Узнав, что Юрко вступает в большевистскую партию, отец совсем иначе, нежно и мягко, посмотрел на сына. Раздражение тотчас улеглось.

Вступив в партию, брат с головой окунулся в партийную работу. То встречает вместе с товарищами политических ссыльных, прибывших по этапу в черниговскую полицию, то печатает листовки, направленные против империалистической войны.

Вот как вспоминал он сам об этих событиях в 1927 году в статье «Черниговская организация большевиков во время войны»: «В ноябре 1914 года в Чернигов был переведен запасной полк из Твери. Приехало на обучение три с половиной тысячи новобранцев. Режим в казармах был жестокий, за всякую провинность били шомполами. Казарменная больница была переполнена избитыми, двух человек засекли до смерти. Черниговская организация решила выпустить листовку к солдатам. Листовка была направлена против войны и против избиения солдат. В количестве нескольких сот экземпляров она была распространена в двадцатых числах декабря на казарменном участке и в городе. Результат сказался очень скоро: избиения прекратились»[86].

Печатали эти прокламации в сыром погребе. Юрко заразился сыпным тифом и тяжело заболел. В это время были арестованы его товарищи — Виталий Примаков, Аня Гольденберг, Неях Цимберг и другие. Их задержали, когда они расклеивали прокламации. Всех их присудили к пожизненной ссылке в Сибирь.

Когда Юрий узнал о предполагаемой отправке своих товарищей в Киев на суд, он поехал на велосипеде за сорок пять километров в село Шуманы к Варваре Николаевне Примаковой, матери Виталия, чтобы сообщить ей об этом. Вместе с революционной молодежью Чернигова он провожал их до Киева, хотя и был сам в это время болен.

Старшему брату помогала сестра Оксана. Младшие дети писателя — я и Роман — также состояли членами подпольных молодежных кружков.

В этих кружках не только читали «Правду», но и сами издавали нелегальный рукописный журнал «Вперед».

Известный старый большевик Черниговщины Семен Урин, член КПСС с 1911 года, вспоминает: «Квартира писателя М. М. Коцюбинского по быв. Северянской ул. г. Чернигова известна черниговским коммунистам-подпольщикам не только в связи с именем одного из крупнейших украинских писателей-демократов, но и как место, которым широко пользовалась большевистская организация в период царского подполья. В 1912–1913 гг. в этой квартире нередко происходили собрания большевистской организации. В квартире Коцюбинских неоднократно проводились занятия кружка, которым я руководил. В состав этого кружка входили: Юрий Коцюбинский, Виталий Примаков, Валериан Имшенецкий, Зуня (Ахий) Шиль-ман, Алексей Стецкий и др. В квартире Коцюбинских проводились читки нелегальной литературы»[87].

А из воспоминаний старого большевика М. С. Финкельберга узнаем: «В день объявления войны в июле 1914 года вечером в квартире писателя Коцюбинского было созвано экстренное партийное собрание… Решено выпустить прокламации против войны… Часть товарищей, распространявших прокламации, была арестована»[88].

Аресты отдельных членов партии привели к перестройке партийной организации.

«Осенью 1914 года, — писал Юрий, после высылки троих провалившихся товарищей и отъезда из Чернигова в Питер и Киев нескольких активных членов местной организации, — пришлось переконструировать комитет и пополнить его новыми работниками. Для руководства рабочими кружками была создана так называемая рабочая коллегия из руководителей рабочих кружков, которая и выполняла роль комитета. В нее вошли: Р. Гордон, А. Шильман, В. Шафранович, А. Залкинд, М. Муринсон, Б. Василевская, Ю. Коцюбинский»[89].

Мать очень сердечно встречала товарищей своих детей, она как бы сама молодела, глядя на них, и вспоминала годы своей бурной революционной юности.

Помню я, какой радостью была для нее Октябрьская революция.

В эту светлую годину ей хотелось украсить ворота нашей усадьбы красным кумачом, но под руками не нашлось нужного материала. Тогда мама благоговейно вынула из специального ящика красный шелковый шарф, который свято хранился со дня похорон отца — тогда он украшал букет алых роз, возложенных семьей на его могилу. И это огненное полотнище, как символ желанной победы, символ надежд и упований семьи Коцюбинских, осуществленных Октябрьской революцией, запылало в синем осеннем небе на высоких воротах усадьбы писателя. Мать, я и младший брат долго смотрели на это полотнище, вспоминая отца.

В эту пору мама с новыми силами включается в общественную жизнь. Она становится инициатором организации первого украинского детского сада в Чернигове, на базе которого была создана первая украинская школа имени Михаила Коцюбинского (ее пятидесятилетие праздновалось в 1967 году. Ученики преимущественно были детьми рабочих, крестьян, учителей и мелких служащих. Часть школьников жила у сторожа школы, жена которого ежедневно в двух больших котлах варила борщ и картофель для своих «квартирантов». Школьники были бедны, а потому и носили прозвище «Коцюбины — рваные штаны». Вера Иустиновна подарила школе наш рояль, а также много книг из библиотеки писателя. Среди учеников этой школы был и Н. Шеремет — будущий украинский поэт.

В 1916 году, после окончания гимназии, Юрий был мобилизован. До этого вместе с большевиками Софьей Соколовской и Ривой Гордон он вошел в Южную военную организацию, занимавшуюся пропагандой среди войсковых частей.

Февральскую буржуазно-демократическую революцию он встретил в Одессе.

В мае 1917 года Юрий Коцюбинский после окончания Одесской военной школы в чине прапорщика был назначен в 180-й пехотный запасной полк, стоявший в Петрограде.

В июне 1917 года на Первом Всероссийском съезде Советов брат впервые увидел и услышал Ленина. «Его манера говорить произвела на меня большое впечатление, — пишет Юрий. — Очень поразила его уверенность, особенно на ночном совещании большевистской фракции съезда Советов».

Во время июльского переворота правительство Керенского произвело массовые аресты большевиков, был арестован и Юрий. Отбывал он заключение при 1-м комендантском управлении с 19 июля по 9 сентября 1917 года. В это время в Москве проходил VI съезд РСДРП (б). Вместе с арестованными солдатами и офицерами П. Дашкевичем, В. Баландиным, М. Вишневским, М. Тер-Арутюнянцем, Кимом и Куделько брат послал съезду приветствие, которое было зачитано Я. Свердловым.

«Мы, — говорилось в приветствии, — одни из первых политических заключенных в «свободной» России, шлем наш товарищеский привет съезду РСДРП».

Съезд одобрил ответное приветствие заключенным большевикам.

Категорическое требование Военной организации ЦК партии большевиков об освобождении политических заключенных достигло цели. Выйдя на волю, Юрий Коцюбинский начал работать членом Военно-революционного комитета (ВРК), во главе которого стоял В. И. Ленин.

Вместе с другими большевиками Юрий объезжает заводы, фабрики, военные казармы и отряды рабочей гвардии.

«В 1917 году на собрании в Московско-Нарвском районе я впервые увидела Юрия Михайловича, — вспоминает М. П. Казакова. — Отец мой Петр Федорович Федоров, коммунист, рабочий второго вырубочного отделения фабрики «Скороход», взял меня с собой на собрание. Долго ждали рабочие, не расходились. Собрание происходило в каком-то деревянном домике с палисадником. Заборчик и крылечко были буквально облеплены людьми. Некоторые из рабочих сидели на корточках, а то и прямо на земле, спиной подпирая стены.

Наконец оратор приехал. Он прошел мимо меня. Без шапки, в длинной шинели. Худой, бледный. Я к отцу: «Кто же он?» — «Прапорщик». — «Прапорщик — оратор?!» — удивилась я. «Э, да это наш прапорщик! Таких бы нам побольше!» — вмешались в разговор приятели отца. Увы, я не слышала выступления Юрия Михайловича, протискаться в дом оказалось не в моих силах.

Но не успел еще кончиться доклад, как появились верные приспешники Временного правительства, которые начали разгонять рабочих. Юрий Михайлович, очевидно, ушел другим ходом»[90].

Во время подготовки Октябрьской революции возмужавший, закаленный Юрий Коцюбинский выполняет ответственные задания партии.

Для осуществления главного удара, направленного против юнкеров, засевших в Зимнем дворце, крейсер «Аврора» должен был подойти к Николаевскому мосту на Неве, захваченному противником. Поэтому в спешном порядке нужно было овладеть этим мостом.

«Операция по его захвату была поручена 2-му гвардейскому флотскому экипажу, руководство которым осуществлял Юрий Коцюбинский. Здесь, на Николаевском мосту, член ВРК Юрий Коцюбинский вместе с моряками встретил утро 26 октября 1917 года».

Первые дни после переворота Юрий вместе с частями Красной гвардии Московско-Заставского района сражался против генерала Краснова на Пулковском направлении.

После Октябрьской революции брат был послан на Украину.

12 (25) декабря 1917 года в Харькове был созван Первый Всеукраинский съезд Советов, который провозгласил на Украине Советскую власть.

Юрий Михайлович вместе с Евгенией Бош и другими товарищами вошел в состав Народного Секретариата Украинской республики.

В это время он также приезжал в Чернигов. Передо мной протокол общего собрания черниговской партийной организации от 20 декабря 1917 года. Вот строки, касающиеся Юрия! «С возражением (тем, кто не верил в победу социалистической революции. — И. К.) выступил Юрий Коцюбинский… Он считает, что социалистическая революция в России началась»[91].

Народный Секретариат, в состав которого входит Юрий Коцюбинский, активно работает по созданию Вооруженных Сил Украины.

Уже 25 декабря 1917 года вышло постановление Народ-ного Секретариата Украины, предлагающее Военно-революционному комитету при Центральном Исполнительном Комитете Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Украины приступить к организации Червонного казачества.

Это постановление подписал Народный Секретариат в составе Евгении Бош, Владимира Люксембурга и Юрия Коцюбинского.

Постановлением Народного Секретариата Украинской советской республики от 19 января 1918 года Юрий Коцюбинский назначается главнокомандующим войск Украинской республики.

В. И. Ленин лично знал Юрия Михайловича еще со времени Октябрьского переворота 1917 года в Петрограде. Назначение Коцюбинского главнокомандующим было осуществлено по его указанию. В радиограмме Владимира Ильича указывается: «По радио. Всем. Мирной делегации в Брест-Литовске особенно (3 февраля) 21 января 1918 года… Киевская Рада пала. Вся власть на Украине в руках Совета. Бесспорна власть Харьковского ЦИК на Украине; назначен большевик Коцюбинский главнокомандующим войсками Украинской Республики.

Ленин»[92].

К этому периоду относится знакомство Юрия с Ольгой Петровной Бош — будущей его женой.

«Служила я тогда в полку Червонного казачества, — вспоминает Ольга Петровна. — Работала в редакции газеты, которую издавали для бойцов, наступающих на Киев. Были мы тогда в Бахмаче, а часть Украинского советского правительства — в Екатеринославе. Командировали и меня туда к народному секретарю по военным делам Юрию Михайловичу Коцюбинскому. Встретил стройный человек с бородой. Поделилась с ним полковыми новостями и одновременно попросила направить в нашу часть коммунистов для укрепления партийной организации.

Юрий Михайлович внимательно выслушал, но в просьбе отказал.

— У Примакова, — сказал он, — достаточно своих прекрасных людей.

Мы едва не поссорились. Тогда я даже не предполагала, что вскоре этот человек станет моим ближайшим другом».

Военную деятельность Юрий Михайлович сочетает с активной политической работой на хозяйственном фронте. Из постановления № 544 Народного Секретариата Украины узнаем о национализацип акционерного общества «Пиролюзит» на Екатеринославщине. «Народный Секретариат, — указывается в постановлении, — постановляет: конфисковать в общенародную собственность означенный рудник… и все движимое и недвижимое имущество и капиталы названного акционерного общества. Ведение дел Особого правления по делам акционерного общества «Пиролюзит» в Харькове передается районному Совету (народного) хозяйства по его организации. Управление делами рудника «Пиролюзит» возлагается на рудничный комитет этого рудника в составе членов, выбранных рабочими этого рудника.

Народные секретари: внутренних дел — Евгения Бош, юстиции — Владимир Люксембург, финансов — Владимир Ауссем, военных дел — Юрий Коцюбинский, продовольствия — Эммануил Лугановский, управляющий делами Георгий Лапчинский»[93].

По всем вопросам внутреннего и внешнего положения на Украине Юрий держит связь по прямому проводу с В. И. Лениным и Серго Орджоникидзе, передавая сведения о борьбе за власть Советов на Украине.

По постановлению Центрального Исполнительного Комитета Советов Украины от 25 марта 1918 года в Москву было командировано Чрезвычайное посольство Украинской ССР для урегулирования важных политических и стратегических вопросов, вызванных условиями Брестского мира. В это посольство вошли Н. А. Скрипник, Ю. М. Коцюбинский и Н. Е. Врублевский.

В Чернигове Юрий появлялся в это время очень редко, да и то нелегально.

Староста Новгород-Северского уезда помещик Жолке-вич именем гетмана оценил головы 10. Коцюбинского, а также В. Примакова и Н. Щорса по 700 тысяч рублей.

В ночь на 11 марта 1918 года наш дом окружила гетманская стража. Дома были мать, я и Роман, еще учившийся в школе. Искали Юрия и Оксану. Мать взяли под стражу как заложницу и водворили в тюрьму.

«А в это время, — пишет автору книги старый коммунист В. Е. Драбкин, — Юрий Михайлович в качестве представителя украинского партийного центра вместе с уполномоченным лохвицкой партийной организации У. С. Рябинской-Михайловой, у которой были крепкие связи с подпольными организациями многих уездов Полтавской губернии, нелегально приехал в Кременчуг, где провел узкое совещание партактива губернской парторганизации.

В конце декабря 1918 года Юрий Коцюбинский, как один из руководителей Украинского повстанческого комитета, снова прибыл в Кременчуг. На Херсонской улице на явочной квартире беспартийного рабочего — портного Фурмана — было проведено совещание узкого круга партийного актива, на котором Ю. Коцюбинский информировал руководство кременчугской организации о последних событиях и о непрекращающейся борьбе за установление Советской власти на Украине. Он заверил партактив, что вскоре части Красной Армии будут в Кременчуге».

В период оккупации Украины австро-немецкими войсками Юрий Михайлович работал на Полтавщине, Харьковщине и Киевщине, участвовал в партийных съездах под партийной кличкой «Степанов» или «Степан».

Оксана не отстает от брата.

Была она тогда на партийной работе в Таганроге. Накануне таганрогского совещания, созванного 19–20 апреля 1918 года по вопросу создания Коммунистической партии Украины, выступила в газете «Вестник Украинской народной республики» 13 апреля 1918 года со статьей «Мы победим».

Призывая трудящихся Украины объединить свои силы для отпора врагу, Оксана закончила статью такими словами: «Чем больше будет нашего социалистического войска, чем больше присоединится к нему товарищей, тем быстрее мы победим.

Еще не конец! Подымемся все с высоко поднятой головой на защиту Родины, на защиту революции».

Боевая соратница Оксаны Шура Ситниченко вспоминает: «Впервые я увидела Оксану летом 1918 года, когда приехала из киевского подполья в Москву.

Уже несколько часов, усталая и измученная, сидела я в душном номере гостиницы «Люкс» на заседании ЦК КПУ.

Неожиданно отворилась дверь, и в номер вошла девушка с ярким бантом в темных вьющихся волосах, с большим букетом полевых цветов в руках.

В номере было душно и накурено, и все как-то раскисли. Но с ее приходом товарищи начали радостно улыбаться, энергично поднялись навстречу девушке. Даже… Николай Алексеевич Скрипник вскочил с места и приветливо заговорил с ней… Обаяние и необыкновенная привлекательность были в необычайно блестящих карих глазах, в красоте темных кудрей, в яркой окраске губ и нежном румянце лица. Она вся была такая яркая и очаровательная, что невозможно было отвести от нее глаз.

Второй раз мы встретились в Суджи. В вагон, куда я грузила литературу и оружие для бойцов, вошла девушка в черной бекеше и белом пуховом берете.

— Вы Шура Ситниченко? А я Оксана — жена Примакова, давно ищу вас и хочу познакомиться…

Оксана тоже была политруком в соединении 1-й Украинской Красной Армии, которой командовал Антонов-Овсеенко. Жила она в одном из штабных вагонов редакции «К оружию», работая одновременно и корреспондентом.

Два или три раза мы вместе загружали теплушки литературой, газетами, обмундированием, оружием, патронами… проводили беседы, а во время боев подбирали на тачанки раненых, оказывали им медицинскую помощь».

Длительное время Оксана работала связным между отрядами Червонного казачества, находившимися в нейтральной зоне, и Повстанческим комитетом, куда входили Затонский, Бубнов и Коцюбинский.

По поручению Повстанческого комитета она составляла точные описания границы, после чего регулярно передавала на явочную квартиру в Киев (Фундуклеевская, 11, профсоюзу портных, персонально т. Лаврентию — одному из организаторов повстанческого движения на Украине) привезенные ею специальные письма.

19 января 1919 года Оксана Коцюбинская вместе с Шурой Ситниченко участвовала в праздновании первой годовщины полка Червонного казачества.

Представители украинского правительства выехали на этот праздник в Люботин, который находился в двух километрах от переднего края военных действий.

Состоялся торжественный парад полка, на котором вручили знамя и зачитали постановление правительства Украины с объявлением благодарности за боевые заслуги Червонного казачества.

Через некоторое время Оксана и Шура поселились в Харькове в гостинице «Красная». Это были дни организации Советской власти на освобожденной Украине, дни подготовки и проведения партийного съезда и съезда Советов Украины. С утра до ночи девушки были заняты, вызывали нужных людей, секретарствовали на съездах.

Короткая, но полная опасности жизнь Оксаны соответствовала ее энергичному характеру и несокрушимой воле. То ее посылают в 1917 году на опасную подпольную работу, то находится она на передовой линии огня. Казаки любили веселую и храбрую девушку.

В минуты отдыха Оксана писала стихи.

«Я осталась одна — улетела душа моя к ясному солнышку в гости. Как далек ее путь… Сколько раз к белой тучке придется прильнуть, чтоб в дороге небес отдохнуть?!»

Оксана умерла двадцати лет.

В ряды Червонного казачества в 1919 году вступил и семнадцатилетний коммунист Роман Коцюбинский. В дальнейшем он был ответственным секретарем газеты «Черноморская коммуна», партийным и научным работником.

Все дети М. Коцюбинского — члены Коммунистической партии.

Юрий Михайлович долгое время подпольно работал на Полтавщине. В августе 1918 года, когда я жила в Киеве, он нелегально приезжал ко мне. Юрию очень хотелось повидаться с матерью, и я вызвала ее условной телеграммой.

«Немедленно нужна кровать, выезжай…» Она приехала. Трогательной была встреча матери с сыном…

Вот как вспоминает этот период Шура Ситниченко. Познакомилась она с моим братом в начале января 1919 года. У Юрия была сломана нога, и он лежал в кабинете салон-вагона, в свое время принадлежавшего певице А. Д. Вяльцевой. Нога очень болела; с большими трудностями Юрий передвигался на костылях. Ему во что бы то ни стало хотелось присутствовать на параде по случаю годовщины полка Червонного казачества, который должен был состояться в Люботине 19 января. Юрий тщательно побрился и с помощью Оксаны, жившей в том же вагоне, привел себя в полный порядок, но на парад больного так и не взяли, и он томился в одиночестве.

С горечью посмеивался над собой, говоря, что «пока в Полтаве был на нелегальном положении, ноги были целы, а как только Полтаву освободили, так и сломал ногу».

Немного окрепнув, он выехал в Киев за назначением. В это время Шура уезжала из Киева в Москву. У нее не было ни подходящей обуви, ни пальто. А морозы в Москве стояли лютые.

В Зафронтбюро ЦК Украины, куда пошла девушка, она встретилась с Юрием Михайловичем, товарищами Дробнисом и Рафаилом.

Последние посоветовали подать заявление в Зафронтбюро с просьбой выдать теплое пальто. Но Юрий рассудил иначе: на костылях он пошел в гостиницу «Националь», где тогда жил, и принес ей теплое мужское пальто со смушковым воротником.

— Наденьте, Шура, и носите. Оно мне совершенно не нужно, — сказал он, — я ведь давно уже хожу в шинели, а с вашими легкими шутить нельзя!

— Я отнекивалась, — вспоминает Шура, — но он насильно надел на меня пальто, очень на меня большое, в котором я прямо потонула.

— Ничего, — успокаивал Юрпй. — Зато вам будет тепло и я буду уверен, что вы не простудитесь…

19 апреля Юрий был назначен председателем Черниговского губисполкома.

В это время на Украине активизировалась деятельность банды Григорьева. Для борьбы с ней в мае 1919 года был создан «Штаб-5», во главе которого становится Коцюбинский. Он организовал коммунистическую молодежь в отряды ЧОНа, которые вскоре выехали на Черкассщину, в центр бандитского логова. Вспоминаю, как мы провожали на вокзал бойцов чоновского отряда, среди которых был и мой муж. Много молодых не вернулось из этой операции.

Напряженное положение в Чернигове требовало неусыпного труда и борьбы. Юрий умел работать с увлечением и своим примером вдохновлял других. «Мы жили только нашей работой, — рассказывает тогдашний секретарь Черниговского губкома партии Мария Петровна Бош, — и у нас только и разговоров было, что о работе, об интересах партии и народа. Юрий Михайлович был чрезвычайно целеустремленным человеком, в котором жила беззаветная преданность революции. Без революционного дела он себя не мыслил. В нем удивительно сочетались необычайная человечность, мягкость и нежность рядом с безграничной храбростью и отвагой…»

На Черниговщине в то время был создан Комитет обороны для борьбы с деникинским нашествием. Председателем комитета назначили Юрия. ЦККП(б)У вводит Коцюбинского в состав Зафронтбюро, созданного для руководства деятельностью подпольных организаций Украины в тылу врага. Губком обороны, возглавляемый Е. Бош и Ю. Коцюбинским, временно находился в Го-родне, неподалеку от Чернигова. Чуть ли не на следующий день после захвата города деникинцами Юрий, рискуя жизнью, нелегально появился в городе.

«В Чернигове были деникинцы. На квартире Р. Гордон по улице Северянской, где мы тогда жили, разместились деникинские офицеры, — вспоминает Макс Вольф (партийная кличка Лешек Кшемень). — Около четырех часов утра мы услышали громкий стук… Юрко в длинной шубе, с винтовкой за плечами приехал на розвальнях. Первые его слова были: «Кто в городе? Наши или еще деникинцы?» Почти месяц находились деникинские банды в Чернигове, но под нажимом Красной Армии 6 ноября советские войска освободили город.

Зима в тот год была ранняя. Уже в первых числах ноября выпал снег, ударили морозы.

Еще долгие годы шла упорная борьба с контрреволюционным отребьем на Украине. И Юрий все время находится в самой ее гуще. В 1920 году, работая в Полтаве, он выступил в качестве общественного обвинителя на заседании революционного трибунала, где судили контрреволюционеров.

Это выступление усилило к нему ненависть националистически настроенных кулацких элементов. Когда Юрий Михайлович вместе с группой делегатов IV конференции КП (б) Дробнисом, Козюрой и Мироновым ехали из Полтавы в Харьков на конференцию, кулаки налетели на поезд, стоявший на станции Ковяги.

«В вагоне в это время, — вспоминает член КПСС с 1917 года Хуторок-Маркова Гита Ушировна (жена Мифонова), — были Дробнис и Коцюбинский, а Козюра и Миронов вышли к парикмахеру.

Бандиты сразу узнали их и выволокли из вагона. Петлюровцы были хорошо вооружены, и нападение было столь неожиданным, что Дробнис и Коцюбинский не могли оказать сопротивления… По дороге в село бандиты издевались над ними… а когда Привели в село, загнали под хлебный амбар. Очнулись они от шума… Выяснилось, что часть селян требует, чтобы их вытащили из-под амбара, так как хотят послушать рассказ о «коммунии»… Превозмогая страшную боль в теле, едва передвигаясь, опираясь друг на друга, шли наши делегаты. Все село было в сборе… Не зная, что их ждет, Дробнис и Коцюбинский взобрались на импровизированную трибуну. Первым говорил Дробнис о Ленине, о партии, о героической борьбе украинского пролетариата… Юрко Коцюбинский… высокий, статный, красивый… говорит на чистейшем украинском языке, и это сразу вызывает интерес к нему со стороны селян. Он рассказал о предательстве Центральной Рады…»

Четверть своей короткой жизни отдал Юрий Михайлович дипломатической работе. Искусству дипломатии он учился у Г. Чичерина, М. Литвинова и В. Воровского.

Начиная с 1920 года Коцюбинский ведет дипломатические переговоры с Грузией, а также с Румынией и Персией, подписывает мирные договоры с Литвой и Польшей. А 27 декабря 1921 года Политбюро ЦК КП(б)У рассмотрело вопрос о «назначении уполномоченного представителя Украинской Советской Республики в Австрии». В Вену был послан Коцюбинский.

В июле 1925 года Юрия вновь направили в Австрию — первым советником полпредства СССР, а в мае 1927 года — советником полпредства СССР в Польшу.

В начале двадцатых годов Украинская советская миссия в Вене ютилась на втором или третьем этаже тесного помещения на берегу Дуная. Возглавлял ее Юрий Коцюбинский. Вена в те времена была центром украинской националистической эмиграции во главе с украинским посольством директории.

Политическая обстановка была крайне напряженной. В Советском Союзе — голод, особенно в Поволжье. Юрий Михайлович принимал все меры к тому, чтобы при участии организации Красного Креста наладить помощь голодающим.

Проводя пропагандистскую работу среди молодежи, Юрий иногда устраивал прогулки за город. Бродили по горам, бывали в лесу… Разговоры велись о советской жизни, о международных делах, о венских рабочих и их клубе. Юрий Михайлович «обладал редкостным даром пламенного пропагандиста, — вспоминает Н. В. Суровцева. — На официальных приемах, банкетах посольства… это был прирожденно светский человек со спокойными, сдержанными манерами дипломата. А среди рабочих он был до предела своим, простым, близким».

В тридцатых годах Юрий Михайлович работал заместителем наркома земледелия УССР, а потом был назначен председателем Госплана УССР и одновременно заместителем председателя Совнаркома УССР, членом Оргбюро ЦК КП (б) У.

Сейчас о Юрии Коцюбинском написаны книги, создаются кинокартины, скульптурные портреты. Его именем названы школы, улицы, музеи.

Есть прекрасный образ в последней, незавершенной новелле Коцюбинского «На острове» — агава, цветок, подобный мачте с серой короной твердых листьев, зубчатых по краям и острых на верхушке.

«Всегда волнуюсь, когда вижу агаву, — пишет Коцюбинский. — Там, где-то совсем в глубине, под серым колоколом корней что-то вызревает тайно, вбирая силу из сердца Земли, и на каждом листке, с болью отделяющемся от сердца, остаются следы зубов».

Все имеет свой час, для всего наступает свое время и свой черед. То, что зрело внутри, вдруг прорывается на волю, размыкая тесные объятья, и выносит на могучем стволе гордый цветок смерти. Овеянная ветром, близкая к небу агава видит теперь то, что не видела раньше. Ей открываются море и скалы, она первой встречает луч и последней прощается с угасающим заревом солнца, а ветер шумит в ее кроне, как в кроне деревьев.

Седые листья тем временем никнут под нею, никнут и вянут словно больные, по ним стекают дожди, синие зубы мертво блестят на солнце, крона сохнет бессильно обмякшей тряпкой, а цветок на высоком пне все так же приветствует солнце, и море, и скалы, и далекие ветры «безнадежным и гордым приветом преждевременно обреченных на гибель».

Много общего в этом образе с благородным обликом самого Коцюбинского, с его жизнью, полной скрытой стойкости земли. Неуемная жажда жизнеутверждения, обновления, познания, чувств и действия — без этого не мыслил себя писатель, без этого не было бы его творчества.