Миллион в шкатулке

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

По дороге домой, в Баррон-Корт, Ханна пожалела, что поторопилась загладить свою вспышку раздражения, и теперь ей приходится тащить тяжелую коробку с документами по делу Джонса, хотя у нее не было никакого желания заниматься сегодня этими документами.

Она еле дотащила этот вынужденный груз до двери, ругая себя, Брентона, Купера и всех вмести взятых. Да, столько проблем свалилось на ее плечи, не верится, что только нынче утром в прекрасном настроении она стояла здесь с Брутом, возвращаясь с прогулки. Не прошло и суток, как она потеряла все — дом, работу, а Купер Винстон наверняка добавил бы, что она испортила себе будущее. Разумеется, он думал, что она пришла к Айсобел с единственной целью: оценить обстоятельства и прикинуть, стоит ли охотиться за наследством старухи.

Ханна нетерпеливо нажала на кнопку лифта. Неужели лифт сломался? Или застрял?

Скорее бы добраться до квартиры, выпить чашку чая, залезть в постель, укутавшись в одеяло с головой, и забыться до утра. В любом случае, сказала она себе, ничего более ужасного, чем сегодня, уже не произойдет.

Лифт наконец поехал вниз.

У Ханны почему-то возникло чувство, что из лифта выйдет Купер. Дверь открылась, и она отступила в сторону. К ее удивлению, из лифта вышел не Купер, а рабочий в джинсовом костюме, с толстой доской из темного дерева длиной метра в полтора. Он кивнул Ханне, потом остановился в нескольких шагах от нее, чтобы поправить чехол, который сполз с доски.

— Вам нужно было бы воспользоваться грузовым лифтом, — не удержалась от замечания Ханна. — Вы же знаете, что есть грузовой лифт.

В этот момент чехол окончательно сполз, и Ханна узнала спинку своей кровати. Эта резная кровать занимала центр гостевой комнаты в квартире Айсобел и не принадлежала ни Ханне, ни Айсобел. Вот так дела! Конечно, как сказал Кен Стивенс, антиквары торопятся забрать свою собственность. Но Ханне казалось, что в ее распоряжении есть еще несколько дней, да и как они могут без нее что-то делать?

Она вошла в лифт, заранее боясь увидеть то, что может происходить на седьмом этаже. Дверь в квартиру Айсобел была распахнута, но в целом все оказалось не так страшно, как ожидала Ханна.

В столовой стояла возбужденная Китти. По-видимому, именно она командовала погрузкой.

Ханна прошла через комнату, поставила коробку в угол за дверью и подняла с полированной поверхности маленького столика последний номер любимого журнала Айсобел.

— Поосторожнее с этим столом, — сказала она, — это, скорее всего, музейный раритет.

Мужчина с уважением взглянул на Ханну.

— Не беспокойтесь, мы его не повредим. Действительно, этот столик ждут в музее.

Ханна безразлично подумала, что, если музей или антиквар решили без промедления забрать столик, значит, он действительно представляет ценность, а это Айсобел доставляло особое удовольствие, такое же, как и Шкатулка влюбленных.

Но ты ничего толком не знаешь. Ты узнала это только со слов Купера.

Все равно, короткая запись в завещании Айсобел буквально источала радость, несмотря на сухой и педантичный тон Кена Стивенса.

— Раз вы теперь здесь, мисс Лоу, вы можете справиться с этим сами. Отец дал мне этот список и поставил наблюдать. Но откуда мне знать, что они должны вывезти, а что оставить?

— Думаю, останется немного, если не считать коробку, которую я принесла, и одежду в задней спальне, — сказала Ханна. — Этот человек, кажется, знает свое дело, и я не хочу ему мешать, Китти. Советую вам последовать моему примеру. — Она отступила в сторону, пропуская рабочего, потом направилась в сторону кухни.

По пути она заметила, что из столовой уже вывезли коллекционный хрусталь и дорогой фарфор. На стенах остались пятна, указывающие на места, где раньше висели картины и гравюры. «Произведения искусства», — лениво размышляла Ханна… Кен Стивенс не выделил их в особую статью, когда перечислял имущество Айсобел, но очевидно, что ее коллекция тоже была взята напрокат. Старуха, без сомнения, заключила сделку с какой-нибудь галереей искусств.

Такую же сделку она заключила с Ханной — предоставила ей комнату в своей шикарной квартире в обмен на услуги неофициального секретаря.

Вскоре после переселения в эту квартиру Ханна поняла, что у Айсобел был корыстный мотив, когда та приглашала ее. Ее очень развеселила прозорливость пожилой женщины. Теперь же, когда все это коснулось ее самой, Ханне было уже не до смеха. Без сомнения одно: Айсобел обладала гениальной способностью получать все, что она хотела, не тратя при этом ни цента.

В кухне все выглядело почти как раньше — мило и уютно, только со стен исчезли антикварные декоративные фарфоровые тарелки. Ханна включила электрический чайник и присела к барной стойке, ожидая, когда закипит вода.

День выдался воистину удивительным, подумала она, но вечер просто потрясающий, надолго запомнится. Все-таки будет очень трудно сохранить дружбу с Брентоном и поддерживать с ним товарищеские отношения на работе.

Ханна никак не могла поверить, что Брентон окажется таким самонадеянным, видимо, он считал себя неотразимым, думая, что стоит ему поманить пальцем, как она упадет к нему в объятия. Но разве она давала ему повод думать о ней так? Конечно, Брентон довольно привлекательный мужчина, но она считала его другом, и не более. Без сомнения, Брентон умел мастерски обращаться с женщинами, очаровывать и интриговать, никогда не переступая границ и не компрометируя себя. Теперь Ханна понимала его метод ухаживания: без обычных цветов и свиданий, все гораздо тоньше и привлекательнее. Он увлекал ее интересной беседой, действовал на ее интеллект, просил совета, интересовался мнением, и она попалась.

Ханна вспомнила, что он так же общался и с Айсобел, которую поддразнивал, льстил ей и порой даже флиртовал. Айсобел находила его очаровательным.

Может, поэтому Айсобел оставила Ханне Шкатулку влюбленных? Это была единственная вещь, которую она могла подарить, и, может быть, своим даром она хотела выразить свое согласие?

Ханна поняла, что Брентон переиграл их обеих. Она и сама клюнула на это, и с такой готовностью, что от этого ей самой стало противно. Она даже поблагодарила его за помощь, когда он испросил у Кена Стивенса разрешения, чтобы она осталась в квартире после смерти Айсобел…

Теперь понятно, что Брентон пытался помочь не ей, а себе. Он воспользовался этой возможностью, чтобы прощупать ситуацию и выяснить, действительно ли Ханна, как наследница, соответствует его ожиданиям. Очевидно, Кен Стивенс придержал информацию, и Брентон сделал неправильные выводы.

Теперь все это не имело никакого значения. Главное, нужно решить, как следует поступить в сложившихся обстоятельствах.

В конце концов, что такого особенного сделал Брентон Баннистер? Ведь он всего лишь пригласил ее на ужин, а потом отменил свое приглашение, хотя она готова присягнуть, что у него кармане было приготовлено бриллиантовое кольцо, которое он был намерен подарить ей, приправив свой дар ложью и обманом, придуманными на ходу, чтобы достичь своей цели. Она готова была присягнуть, что, сделав ей предложение, он тут же без промедления потащил бы ее оформлять их отношения официально, не дав ей опомниться.

Но все предположения Ханны были бездоказательны. Как доказать, что он лгал ей, давая ложные обещания? Единственное, чего бы она добилась, рассказывая историю начальникам Брентона, было одно: она выставила бы себя полной дурой. Чего доброго, ее посчитали бы интриганкой, сочинившей эту историю, чтобы наказать мужчину за то, что он ее избегает.

Брентон много помогал ей в первые месяцы работы в компании «Стивенс и Вебстер», когда она только пришла и ничего не знала. Это также говорило в его, а не в ее пользу, он был образцовым учителем и руководителем. В их сотрудничестве не было и намека на давление или сексуальную интрижку. Он никогда не рассказывал небылиц о Ханне и никогда ей не угрожал. Даже в этот вечер она почувствовала угрозу потерять работу лишь по мимолетному выражению, мелькнувшему в его взгляде, но она знала, что он никогда не признается в намерении избавиться от нее. Тем не менее Ханна была уверена, что ничего хорошего ожидать не стоит. Вода вскипела, она достала заварку и открыла шкафчик, чтобы взять чашку. Чашек не было.

Неудивительно, подумала она. «Расхожие» чашки Айсобел были частью коллекционного фарфорового сервиза. Не было и ложки. Только сейчас она вспомнила слова Айсобел, что, в отличие от серебра, нержавеющая сталь дает ужасный привкус. А если вся утварь Айсобел была из серебра, значит, она не принадлежала хозяйке.

Ханна вылила кипяток в раковину.

Так что же ей теперь делать? Как ей поступить? Уйти с работы, пока Брентон не найдет повода вышвырнуть ее? Перевестись в другой отдел фирмы?

Она долго размышляла над этим. Потом, вздохнув, поднялась по лестнице на верхний этаж.

Купер провел вторую половину дня в своем офисе. Но можно сказать, что время прошло впустую, так как все валилось у него из рук. Происшествие в ресторане было для него таким потрясением, что голова отказывалась соображать.

Он восхищался поступком Ханны. Этот трюк был достоин самой Айсобел в лучшие ее годы, он слышал о ее выходках.

Некоторые из приятелей его деда были еще живы, и Купер время от времени встречал их на семейных вечерах. Старики любили вспоминать славные дни своей юности, разумеется преувеличивая собственные подвиги. Но кое-что было и правдой.

Куперу поневоле приходилось выслушивать их истории. Чего он только не наслушался! Разумеется, Айсобел Лоу заказывала музыку, под которую плясал его дед. Плясал с удовольствием, хотя было непонятно, что уж такого нашел старик в этой женщине, чтобы выставлять себя таким дураком?

Ответ на вопрос возник сам собой. Ты прекрасно знаешь, в чем тут дело, сказал себе Купер. Непреодолимая сексуальная привлекательность, он это и на себе почувствовал сегодня.

К счастью, его чувство самосохранения вовремя пришло к нему на помощь, тем более что он все больше укреплялся в мысли о необходимости забрать у Ханны Шкатулку влюбленных.

Я не собираюсь платить ей, думал Купер. Она еще не знает, что упустила свой единственный шанс получить деньги. Он и сам пока не знал, что предпримет, но в одном был уверен: Шкатулка влюбленных будет в его руках. Ханна останется с носом.

Ханна стала подниматься в пентхаус, и тут ее остановил один из рабочих:

— Мисс, одежду мы сложили на полу, шкаф уже вынесли.

Ханна кивнула и посторонилась, пропуская рабочих с кушеткой.

Плохо дело, насмешливо подумала она, я начинаю чувствовать жалость к мебели.

Она никогда раньше не поднималась на верхний этаж Баррон-Корта. Да ей никогда этого и не хотелось, особенно — встречаться с Купером.

Отель «Баррон-Корт» когда-то принадлежал деду Купера, который перестроил его в эксклюзивные апартаменты для очень богатых людей, но пентхаус унаследовал Купер.

Ханна распахнула дверь запасного выхода, которым заканчивалась лестница, и оказалась в маленькой прихожей. Она почувствовала разочарование, хотя чего она ожидала? Золотых стен? Ханна глубоко вздохнула, как перед прыжком в пустоту, и позвонила в колокольчик. Тишина. Похоже, его нет, но разве он обязан ждать ее? Только она это подумала, как дверь бесшумно открылась и Купер, высокий, широкоплечий, в темном свитере и джинсах, вопросительно поднял брови.

Ханна тут же почувствовала себя маленькой и незначительной. Язык прилип к нёбу, как тогда, когда она стояла в зале суда перед строгим судьей. Но тогда все было проще, рутинная бумажная работа, между тем как на этот раз…

Она с трудом проглотила слюну.

— Я хотела бы поговорить, если у вас найдется несколько минут.

Взгляд Купера медленно прошелся по ее фигуре, с головы до ног. Потом он отступил в сторону и жестом пригласил ее войти.

Она знала, что пентхаус огромный, но не ожидала увидеть мраморные колонны, поддерживающие сводчатый потолок в фойе с каменным полом. Здесь можно было устраивать костюмированный бал. В перспективе просматривалась огромная гостиная, освещенная лишь золотистыми уличными фонарями. С одной стороны фойе был банкетный зал со столом, за которым могли бы разместиться по меньшей мере восемнадцать человек. Комната находилась в полумраке, свет шел лишь от висевшей на стене картины в стиле импрессионизма.

— Вы пришли слишком поздно, — заметил Купер. — Моя мама в прошлом году устраивала экскурсии для желающих посмотреть дом, но я отказался пока от этой идеи, но, если решу, дам вам знать заранее, чтобы вы купили билет.

— Я действительно неприлично таращусь? — Ханна постучала носком туфли по каменному полу. — Извините, я никогда не видела таких роскошных апартаментов и столько мрамора…

Сначала ей показалось, что он намеревается вышвырнуть ее из квартиры, однако он пригласил ее в холл, куда она молча проследовала. До ее слуха донеслись голоса из комнаты, и она остановилась. Если у него собралась компания…

— Я смотрел футбол, — нетерпеливо сказал он.

Должно быть, в этой комнате он проводит все свое свободное время. На кофейном столике лежал пульт дистанционного управления телевизором, а также утренняя газета, кейс с вывалившимися из него документами, стояла огромная миска с попкорном.

Купер указал ей на кушетку, потом выключил телевизор и спросил:

— Чего ты хочешь, Ханна?

— Именно сейчас? — сказала Ханна. — Я хочу есть… попкорн вполне подойдет.

— Что ж, прошу, больше у меня ничего нет, — сказал он, пододвигая к ней миску.

Ханна взяла горсть попкорна. Он был еще горячий.

— По крайней мере, если ты швырнешь это в меня, большого ущерба не будет, — медленно проговорил Купер.

Выбирая твердые зернышки, Ханна уставилась на ладонь, чтобы не смотреть на него.

— Я сожалею о своем безумном поступке.

Купер присел на другой конец кушетки, вытянув ноги и искоса поглядывая на нее.

— Это надо понимать как извинение или признание поражения? В принципе это неважно, но мне все-таки любопытно.

— Я заплачу за химчистку.

— Да что ты говоришь? Вряд ли белой шелковой рубашке, вымоченной в красном вине, поможет химчистка. Хотя, если ты настаиваешь, я выставлю тебе счет за новую рубашку. Так ты за этим пришла сюда?..

— Вообще-то у меня есть к тебе предложение, оно касается Шкатулки влюбленных.

Купер сухо ответил:

— Так я и подумал. Только хочу предупредить, что теперь я не дам столько, сколько предлагал днем.

Она наклонилась вперед:

— Я имею в виду не деньги.

Тишина стала невыносимой, и Ханна сквозь ресницы украдкой бросила на него взгляд. Он не шевельнулся. Похож на хищника, который затаился, чтобы наброситься на добычу, думала она, вздрогнув от ужаса.

— Это уже интересно, — растягивая слова, проговорил Купер.

Он зачарованно наблюдал, как Ханна резко вскочила, словно от ожога.

— Подожди, если ты решил, что я предлагаю обменять Шкатулку влюбленных на возможность один раз покувыркаться с тобой на сеновале…

— Значит, несколько раз, — задумчиво пробормотал Купер.

Она вспыхнула:

— Не забывай, что я имею некую вещь, которую ты желаешь получить.

Точнее выражаясь, таких вещей несколько. Купер задавил эту мысль в корне. Сейчас не время любоваться, как от негодования вздымается ее грудь, еще больше подчеркивая красоту ее фигуры.

— Но ведь это предложение исходит от тебя.

— Я не это имела в виду!

— А что именно?

Она перебирала кукурузные зерна на столе.

— Что ты скажешь, если я отдам тебе шкатулку, не требуя за это ни цента?

— Не поверю, Ханна. — Купер собрал в горсть кукурузные зерна и, подбрасывая их в воздух один за другим, начал ловить ртом. — Давай-ка не будем играть в игры. Чего ты от меня хочешь?

Втайне он был рад, что она наконец-то взглянула ему прямо в глаза.

— Во-первых, то, что я хочу предложить, должно иметь только видимость реального. Не более. Мне не хочется быть «сладким пирожным» для тебя… Ты, кажется, так выразился.

— Тебя никто и не просит, — безразлично сказал Купер. — Разок покувыркаться в сене, как ты сама недавно очень элегантно выразилась…

Она вновь покраснела.

— …или несколько раз — совсем не то, что называется длительными отношениями.

— Прости, может быть, я чего-то не понимаю, но для меня и то и другое — невелика разница. Я считаю отвратительными обе возможности. Не имеет значения, говоришь ты о разовой интрижке или о длительной связи, меня это не интересует. Ты понимаешь меня?

— Я не собираюсь повторять ошибку своего деда, — сказал Купер. — Но с моей стороны было бы невежливо уверять тебя, что я не хочу хотя бы раз переспать с тобой или иметь более продолжительную связь. Однако я с нетерпением хочу узнать, чего же ты все-таки добиваешься и что предлагаешь, если не очаровательную себя?

Она напряженно изучала обложку доклада, лежавшего на столе.

— Я хочу, чтобы ты притворился, будто интересуешься мной и имеешь серьезные намерения…

Купер присвистнул.

— Ты, должно быть, принимаешь меня за идиота? Я должен подставлять себя, а ты потом подашь на меня в суд, обвиняя в нарушении обещания?

— Ну, зачем так? Разве я похожа на шантажистку? Да и зачем мне это? Мне нужно, чтобы ты сходил со мной один раз на банкет ассоциации, который состоится через пару недель. Пару раз встреть меня около офиса… Веди себя со мной, словно имеешь на это право. И все.

— Зачем? — прямо спросил ее Купер.

Ей очень не хотелось отвечать, поэтому она заговорила не сразу, тщательно подбирая слова:

— Понимаешь, на работе у меня возникли небольшие неприятности.

— Небольшие неприятности? Боюсь, что моя оценка будет несколько иная.

— Я… — Она вздохнула. — Я просто выставила дураком моего босса, и в результате сегодняшнего вечера мне остается только гадать, успеет ли он вышвырнуть меня с работы, прежде чем я найду другое место. Но если он увидит со мной тебя, то не посмеет выгнать меня.

— Не вижу причины, почему он тебя пощадит. В компании «Стивенс и Вебстер» я ничего не значу.

— Тебе стоит только захотеть. Компания… и особенно Брентон… спят и видят тебя своим клиентом. Поддержи меня, пока я не найду подходящую работу.

— На какой срок ты рассчитываешь?

— Я точно не знаю. Только бы найти достаточно хорошее место в другой компании.

Неужели она действительно считает меня таким простаком, готовым скомпрометировать себя встречами с ней?

— Ты можешь просто уволиться и начать искать работу.

— Я не могу жить два месяца без зарплаты, к тому же я залезла в долги, чтобы оплатить обучение в юридической школе. Ну и к тому же я не могу уволиться из такой фирмы, как «Стивенс и Вебстер», не проработав и года, из-за сохранения своей профессиональной репутации. Теперь ты понимаешь…

— Я только понимаю, что с моей стороны нет никакой причины, чтобы вмешиваться, — прервал ее Купер.

— Причина есть: Шкатулка влюбленных, — напомнила она ему терпеливо, как неразумному ребенку.

— Я, конечно, хочу ее вернуть, но не таким же способом. У меня нет желания влезать в эту свару. За что он хочет тебя выгнать?

— В профессиональном плане у меня все в порядке. — Голос Ханны прозвучал напряженно.

— Это не ответ. Он приставал к тебе? А ты, наверное, дала ему пощечину, и теперь он хочет отомстить.

Не глядя на него, она скороговоркой пробормотала:

— Думаю, он хотел жениться на мне, как на наследнице богатства Айсобел.

Он еле сдержался, чтобы не рассмеяться.

— И расхотел, узнав истину? Неудивительно, что ты не пожелала продать шкатулку за каких-то пятьсот баксов. Какое разочарование для тебя, ведь ты, должно быть, хотела купить его расположение с помощью денег Айсобел? Так теперь, насколько я понимаю, ты желаешь отомстить?

— Сейчас это цель моей жизни, — подтвердила она.

Интересно, думал он, знает ли она, как привлекательно выглядит изгиб ее шеи, когда она вот так вздергивает подбородок от возмущения?

Сжав пальцы, Купер задумчиво разглядывал ее.

— Ты много просишь, маскарад обойдется дороже той суммы, которую я предлагал тебе сначала. Может пройти не один месяц, прежде чем ты найдешь другую работу, а я между тем вынужден буду плясать вокруг тебя.

— Можно подумать, мне этого очень хочется, — нетерпеливо прервала она его. — Но если это тебя так беспокоит, ты можешь решить проблему, не сходя с места. Среди твоих знакомых много влиятельных и состоятельных людей. Если бы ты меня рекомендовал…

— Неужели ты думаешь, что эти влиятельные люди всерьез воспримут мою рекомендацию, даже если они решат, что я сплю с тобой?

Ханна покачала головой.

— Почему они должны так подумать? Мы покажемся вместе не более двух раз, и это вовсе не значит…

— Напротив. У них будет множество причин так думать. — Он откинулся на спинку кушетки. Он принял решение, и теперь ему оставалось только наслаждаться ситуацией. Надо только посмотреть, как она прореагирует на его условия. — Да, я согласен, Ханна. С одним условием.

— С каким?

— Ты переедешь сюда, в эту квартиру. — Он с ликованием отметил, как от шока ее зрачки расширились до невероятной величины. Потом добавил, чтобы сделать удовольствие полным: — И будешь жить со мной!