Прошло семь дней с момента встречи с баргинжиром и четыре, как они покинули судно. Место, в которое то их доставило, выглядело довольно необжитым: не слишком большое село с одной единственной пристанью.
— Немноголюдно, — сказал Артём Громалку, поглядывая на пустынный берег.
Немногочисленные местные жители прохаживались по берегу, поглядывая на корабль без особого интереса.
Мудрейший согласно кивнул.
— Да, мы избрали не самый удобный путь, он даже не самый быстрый, мы просто сочли его достаточно безопасным. Местные обитатели довольно нелюдимы и мало интересуются внешним миром. Да и немного их тут.
— Понимаю.
По имеющимся у них данным Аруджум малость поуспокоился, и, похоже, уже свернул поиски убежавшего голема. Но это вовсе не значило, что он откажется захватить Плохого, когда представится шанс.
И теперь уже третий день их небольшой отряд поднимался в горы, узкой тропой. Начало резко холодать. Временами на путников обрушивались сильные порывы ветра.
Они миновали высохшее русло реки. Когда-то здесь явно текла вода, но теперь в нём лежала лишь обкатанная галька. Русло выглядело, как удобная и широкая дорога, вот только вела она явно не в ту сторону. Во всяком случае, Громалк, а к немалому удивлению Артёма именно он и вёл теперь их сильно поредевший отряд, в него не свернул.
Сам их путь местами был довольно широким, иногда сужался, так что на нём могли разойтись только два человека, причём с большим трудом. А однажды они оказались в настоящем скальном лабиринте. Но Громалк ориентировался в нём достаточно уверенно. Лишь один раз он слегка заколебался, перед разветвлением пути. Но тут же решительно повернул в сторону одного из проходов, а поскольку назад поворачивать не пришлось, то выбор явно был правильным.
С высотой холодало всё больше. К счастью предусмотрительные эльты, видимо зная что так будет, заранее запаслиь достаточно тёплой одеждой.
Сам Плохой ожидал, что холод на нём не скажется никак. Однако с понижением температуры ему стало казаться, что движения его тела слегка замедляются. Было ли это связано с холодом или чем-то другим, он не знал. Может быть с уменьшением давления в горах: кто его знает, от чего зависит обмен веществ у голема.
В довершение всего, убедившись, что Артем, наконец, освоил основной набор эйтов, Громалк вдруг резко увеличил интенсивность занятий. У Плохого не оставалось буквально ни одной свободной минуты. Теперь ему приходилось зубрить и составлять магосхемы буквально на ходу.
Возмущаться Плохой не стал: в конце концов, для него же человек, ну хорошо не совсем человек, старается. Но некоторое недоумение учителю все-таки высказал.
В ответ тот повернул голову и бесстрастно посмотрел ученику прямо в глаза.
— Если я правильно понял, то в момент переноса твоё тело находилось в очень непростой ситуации, и значит, некоторая магическая подстраховка не помешает.
Артём застыл.
— Так вы полагаете, что магия будет действовать и в моём мире?!
Громалк лишь пожал плечами:
— Представления не имею. А ты полагаешь, что нет?
Поскольку Плохой тоже об этом понятия не имел, то ему пришлось промямлить, что-то невразумительное. С одной стороны, если бы действовала, то что-то такое наверняка бы уже открыли. С другой стороны легенды о волшебниках ведь тоже были. Может быть, его мир просто двинулся по другой дороге.
— Лично я считаю, — продолжил Громалк фон Блестар, — что скорей всего будет. Ведь магия основана на некоторых функциях сознания и его взаимосвязи с реальностью. А оно наверняка везде одинаково. Во всяком случае, реальных отличий у тебя я в этом плане не видел.
— С другой стороны, — добавил, он не меняя тона, — гарантий тоже никаких. Так, что если считаешь, что твой учитель занимается ерундой, то…
Мудрейший не закончил, сделав многозначительную паузу и продолжая пристально смотреть на Плохого.
— А если не считаешь, то учи так, что бы от зубов отскакивало, а стандартные магосхемы в голове сами собой возникали.
Больше Артём не спорил: времени у них действительно оставалось совсем немного.
Крутой подъём прекратился как-то внезапно. Вот только что они с усилием поднимались, и вот уже идут горизонтально, по достаточно ровной поверхности между двух скал. Артём припомнил, что такие проходы, кажется, называются перевалами. В некоторых местах дорогу преграждали крупные камни, мимо которых они с трудом протискивались. Это было одной из причин, по которой не были взяты лошади.
Артём вдруг явственно различил, что за левым скальным массивом, что-то гудит. По мере их продвижения гуденье усиливалось. Путь совершил небольшой зигзаг, и левая скала оборвалась, теперь можно было разглядеть соседнюю гору.
— Опоньки, — пробормотал Артём.
Остальные тоже застыли.
Вершина-соседка оказалась достаточно близко, но внимание Артёма привлекла не она. В прозрачном воздухе пространство просматривалось достаточно далеко, и теперь было видно, что в низинекрутится настоящий смерч. Именно от него и исходило гудение.
Смерч был достаточно толстым, хотя и нельзя сказать, что бы высоким. Чёрный и приземистый, он слегка колебался, словно волчок, но в целом оставался на месте. Вопреки тому, что Артём знал о смерчах, этот почти не расширялся с высотой, зато основание его было очень широким.
Смерч кольцом окружали несколько небольших башен. Плохой не мог хорошо разглядеть их отсюда, но у него почему-то сложилось впечатление, что эти сооружения достаточно древние. Временами между ними возникала сеточка красноватых молний, достигавшая середины смерча и словно поддерживавшая его.
— Это оно? — услышал он вопрос Литии непонятно к кому адресованный, на Громалка она в тот момент, во всяком случае, не смотрела.
Артём услышал, как вместо него негромко проворчал Геред:
— Это очевидно, а что это ещё может быть?
— Да, — подтвердил Громалк. — здесь сокрыт замок добрейшего магира. И пусть он навсегда за смерчом и останется.
Потом, очевидно решив, что все насмотрелись достаточно, мудрейший решительно двинулся в дальнейший путь, за ним потянулись и остальные.
— Что за добрейший магир такой, — не выдержал Артём, если это прозвище, что-то и говорило всем остальным, то ему точно нет.
— Я расскажу, я расскажу! — тут же завелась Лития.
Говорила она однако немного устало, в походе её никто не щадил и она тоже тащила тяжёлый рюкзак, правда немного поменьше, чем у других: похоже небольшую скидку на пол эльты все-таки делали.
К удивлению Артёма стервозная дамочка не возмущалась и не роптала, видимо понимая, что поход не дворец, и признавала наличие определённых правил. В обычной ситуации Лития была неутомима, однако сейчас усталость, похоже, брала своё даже над этой гиперэнергичной леди. Язык у неё временами начинал заплетаться, и говорила она непривычно отрывисто.
— Давно это было, кажется, после второй глобальной войны. Она принесла неисчислимое количество жертв, но локальные стычки всё ещё продолжались. И это очень тревожило магира, прозванного в последствии Добрейшим, настоящие его имя забыто. Тогда Добрейший заявил, что ради мира во всём мире обрушит на конфликтующие территории страшные землетрясения, что бы другим неповадно было.
Она замолчала, видимо, давая возможность уставшему языку немного отдохнуть.
— Погоди, — оторопел Артём, — прямо вот так, не разделяя правых и виновных.
— Похоже, ему было всё равно. Каким-то образом он смог проделывать свой фокус на очень большом расстоянии, не выходя из замка, и сокрушил несколько городов.
— Мда, — протянул Артём, — действительно добрейший.
Про себя он подумал, что по Добрейшему просто плакал психиатр, при чём горючими слезами. Вообще-то это касалось почти всей магирской компании, но этого в особенности: явная неадекватность была у человека.
Уже тогда многие магиры стали говорить, что надо заключить союз и срочно покончить с идиотом: в одиночку вряд ли бы у кого получилось — он был сильнейшим. Но желание пограбить разрушенные города и захватить магические секреты их поверженных правителей оказалось сильнее: магиры занялись откровенным мародёрством.
— Кто бы сомневался, — пробормотал Плохой.
— Тогда Добрейший объявил, что в наказание обрушит на мародеров страшную болезнь.
— Хм, я так понял, что он обрушил её на всех, включая простых горожан.
— Верно мыслишь. Впрочем, большинство магиров с болезнью справились и даже подданных слегка полечили, так как не хотели остаться совсем без них, но всё равно опустошение было страшным.
— Охотно верю.
Артём припомнил биологическое оружие собственного мира. Если то, что сотворил этот добрейший безумец, хотя бы немного походило по эффективности…
— Тогда-то все уцелевшие после второй глобальной войны магиры, а их тогда оставалось не так уж много, сговорились, что с ним пора кончать, пока он ещё чего-нибудь не учудил, и предприняли штурм его замка. Добрейший был силён, но один. Замок его блокировали так, что он не мог протянуть наружу ни одной маголинии, устроить новое землетрясение или болезнь там обрушить.
Но это было всё: добрейший действительно был силён, и они даже совместными усилиями оказались не в состоянии пробит его защиту. Разъяренные неудачей они поставили вокруг его барьера свой и раскрутили вокруг его замка смерч, что бы он гарантированно не смог выбраться наружу. Но он успел им передать, что рано или поздно обязательно преодолеть все их козни и облагодетельствует мир, переведя его на путь ненасилия.
У нас в Аквилоне его именем, между прочим, до сих пор детей пугают. Да и не только у нас.
Тут она замолчала надолго: видимо действительно выдохлась.
Артём позволил себе ироничный смешок.
— И сколько времени он там сидит. Неужели, кто-нибудь всерьёз думает, что он вылезет оттуда спустя несколько столетий.
Он видел, что Литии очень хочется возразить, но девушка действительно устала даже для разговора. Ответил один из путешествующих с ними эльтов.
— Я бы не был бы так уж уверен в невозможности этого. Магир может в случае необходимости погрузить себя и окружающих в долгую летаргию.
— Допустим, — не стал спорить Артём, — но за счёт чего этот смерч крутится несколько веков? Насколько мне известно, никакие наведённые магосхемы не держатся так долго. Да и энергии на него и барьер нужно море — откуда она?
На этот раз отозвался Громалк.
— Никто не знает. Ясно, что это как-то связано с окружающими смерч башнями. Но как? Я сам там не был, но говорят, что к ним тоже не подойти — барьер.
Про Добрейшего это, конечно, почти наверняка, легенда. Достоверно известно только одно — здесь внизу, под горами некогда располагался сложнейший комплекс лабораторий. Ныне он необратимо разрушен. Всё, что было там ценного давно уже растащено. Остался только этот смерч вокруг якобы замка Добрейшего, ну и ещё кое-что. Но этим кое-чем мы полюбуемся попозже. А пока, больше никаких задержек, ибо кто как, а я бы предпочёл заночевать пониже.
Тропа действительно скоро пошла на спуск. Он был достаточно пологим и никаких трудностей не представлял. С обеих сторон пути вновь, закрыв обзор, высоко поднялись скальные массивы. Стены ущелья были достаточно ровные, так что Артему стало казаться, что они идут по не слишком широкому коридору.
Света в ущелье проникало мало, здесь царил мягкий полумрак и Плохой не сразу заметил, что скалы начали носить следы искусственной обработки понизу. Озадаченный он присмотрелся. Справа, на равном расстоянии друг от друга были даже вырезанные колонны, за которыми шла параллельная их пути галерея, непонятно для чего проделанная.
Боже мой, — подумал Артём, — да сколько же на это время ушло, даже с помощью магии. А ведь не факт, что её здесь вообще применяли. Несколько раз попадались статуи, уже частично повреждённые. Но было ясно, что они изображают людей в длинных балахонах. При этом лица их толи не были вырезаны, толи предполагалась, что их прикрывает некая завеса, свисавшая с капюшонов наподобие вуали.
Да кому всё это здесь потребовалось сооружать? — недоумевал он, И зачем? Плохой видел, что остальные тоже рассматривают всё это с любопытством, но без всякого удивления.
Громалк видимо понял его недоумение. Поравнявшись с Артёмом, он негромко сказал:
— Здесь был какой-то древний культ, ныне полностью забытый. Никто даже не знает когда. Возможно ещё до первой глобальной войны. Вроде бы у подножья стоял их большой храм. Сейчас от него остались одни руины.
Ущелье, наконец, кончилось. Теперь они спускались по открытому склону к небольшому леску. Солнце клонилось к закату, но времени ещё оставалось достаточно, что бы без спешки разбить лагерь. Дорога была удобной и даже мощёной. Неужели тоже неведомые жрецы постарались? Артём мысленно вознёс им благодарность.
А рядом с лесом стояли, обещанные мудрейшим руины. Плохой видел полуразвалившуюся стену, в которой темнели пустые глазницы окон. Большие фигурные рамы загибались вверху полукругом. Сквозь них проходили побеги плюща, обвивавшие остатки стен.
Вскоре солдаты-эльты уже умело забивали колья и растягивали брезент, устанавливая две палатки.
— Без нас справятся, — сказал Громалк.
— Пройдёмся лучше, — кивнул он Артёму, — покажу то, что обещал.
Разумеется за ними увязвлась Лития.
Артёму почему-то подумалось, что мудрейший поведёт их прямо внутрь руин, но он маленько ошибся. Они обогнули развалины, за которыми обнаружился небольшой дворик, окруженный невысокой каменной стеной. Как и само здание, забор производил впечатление глубокой древности. Его блоки потрескались, из них выпадали куски. Местами зияли сквозные дыры, хотя пока ещё небольшие. Громалк провёл их внутрь через арку, почему-то сильно выступавшую над забором.
Изнутри дворик оказался прямоугольным и узким. Он был даже меньше, чем показалось Артёму снаружи, и совершено пустым. Лишь с каждой стороны вдоль забора напротив друг друга стояли по три прямоугольных монолита.
Плохой не мог определить их материала на глаз. Казалось, что они были сделаны из застывшей полупрозрачной массы, в которой виднелись прожилки. С одной стороны монолиты были чуть красноватыми, а с другой носили жёлтоватый оттенок. Ещё один монолит стоял в дальнем глухом конце двора. Но Артём не смог различить его цвет.
Из любопытства Плохой посмотрел на монолиты уже ставшим привычным магическим зрением. Ничего особо не изменилось. Но ему почудилось, что узоры прожилок вдруг приобрели странную осмысленность. Казалось, что взгляд выхватывает странно связанные знаки. В мозгу вспыхивали какие-то слабые ассоциации, которые Артём никак не мог уловить. Но в следующий миг смысловая конфигурация распадалась, и в сознании вспыхивал новый знаковый блок.
Плохой с трудом оторвал взгляд от ближайшего монолита. Он видел, что Лития тоже озадачена.
— Что это? — спросила она у учителя. — Что это за узоры внутри?
— Ничего не напоминают? — ехидно поинтересовался мудрейший.
Лития чуть подумала.
— Эйты! — вдруг выдохнула она. — Эйты, только сильно искажённые.
А ведь точно, — сообразил, наконец, Артём. Узоры действительно отдаленно, напоминали эйты. Но это были не те значки, что изображались на магограммах. А такие как их внутренне представлял себе сам Артём, при визуализации магосхем.
Но минуточку, — задумался он, — ведь та же Лития должна была визуализировать их совсем по-другому. Громалк говорил, что всё это строго индивидуально, да и в любом случае невозможно поверить, что она использует привычные для него техноцизмы. Похоже, эти прожилки-узоры воздействовали прямо на подсознание.
— Это монолиты судьбы, — торжественно объявил Громалк. — Говорю сразу, что не знаю, как это работает. Но считается, что с их помощью можно узнать своё предназначение и судьбу.
— В самом деле, — довольно скептически отозвался Артём, а вы сами пробовали?
— Разумеется, да, — нисколько не обидевшись, — ответил Громалк, — довольно давно. В молодости.
— И как результат?
Артём поймал себя на мысли, что невольно заинтересовался. Вообще-то он не верил во все эти предсказания, но вдруг…
— Так себе. Ничего нового, в общем-то, не узнал. Я уже тогда знал, что буду учёным. Мне была предсказана неплохая карьера, и что моё предназначение быть советником и учителем высочайших особ. И ещё кое-что…
— Ух-ты, — обрадовано воскликнула Лития, — всё ведь сбылось.
Громалк негромко рассмеялся.
— Помилуй, у кого из молодых нет подобных амбиций?! Так, что ничего это мне не дало. Да и слишком уж обще всё было.
— Ну а у остальных? — поинтересовался Артём. — У вас ведь ведётся статистика?
Увидев, что последнее слово его собеседникам непонятно, он скорректировался:
— Ну, предсказания проверяются?
Мудрейший кивнул.
— У остальных, насколько мне известно, неоднозначно. Что-то сбывается, что-то нет. Оно и понятно: ведь монолиты показывают не абсолютное, а лишь наиболее вероятное будущее. Мне даже кажется, что монолитам в большинстве случаев просто нечего сказать. Но ты, ты нечто уникальное и мне очень любопытно посмотреть, что они покажут тебе.
— Как это работает, — решительно поинтересовался Плохой, которому действительно сделалось любопытно. — Мне кажется, нам следует поторопиться.
Небо быстро темнело. В лучах вечернего солнца облака казались коричневыми.
Мудрейший согласно кивнул.
— Да, это лучше всего делать в полумраке, так что сейчас самое время: можно ещё обойтись без магического света. Надо магически вглядеться в монолит и увидеть внутри него связанную структуру эйтов.
— Как на магосхеме? — спросила Лития.
— Похоже, но не совсем то. Это тебе не рисунок в книжке. Как я уже неоднократно вам обоим говорил, восприятия эйтов очень индивидуально и зависит от внесознания каждого. Здесь тоже самое.
— Запомните эйты и их связи, можете запомненное зарисовать, а потом мы попробуем их истолковать.
По мнению рационалиста Плохого это здорово походило на гадание на кофейной гуще. Ну ладно, попытка не пытка.
— Цвет монолитов что-нибудь значит? — поинтересовался он.
— Говорят, что жёлтые показывают прошлое, а красные будущее. Хотя иные считают, что наоборот.
Очень мило, — подумал Плохой.
— Тогда, — произнёс он, — тот бесцветный в торце это, надо полагать, настоящее?
— А вот и не угадал! Это предназначение. Ну, так считается.
Лития, которой, видимо, надоели разговоры, уже подошла к монолиту, к красному. Прошлое её явно не интересовало. Но Артёму показалось, что он различил в движениях обычно решительной девушки некоторую неуверенность. Она что, своего будущего боится? — слегка удивился он.
Хотя, хотя, возможно в том, что бы наверняка его знать, действительно нет ничего хорошего? Артём на мгновенье задумался. Да, нет ерунда, это же всё не всерьёз. Нет никакого предопределения, даже в этом магическом мире. Громалк сам сказал, что показывается только наиболее вероятное будущее. А значит, при желании можно весь замысел на попа поставить. К тому же всё это очень неточно.
Да чего это я, — спохватился он, — рассуждаю так, словно реально поверил. Плохой решительно двинулся к ближайшему монолиту. По случайности тот оказался жёлтым. Так даже лучше, — решил Плохой, — сначала прошлое, затем будущее, потом разберёмся с предназначением. Если, конечно, всё не наоборот. Мысленно хмыкнув, он уставился в полумраке на монолит.
Как и в первый раз, узор прожилок по началу показался ему хаотичным. Потом сознание начало вырывать из этого нагромождения линий какие-то структуры то ли настоящие, то ли кажущие. Разум стремительно переключался с одной структуры, с одной ассоциации на другую, как в калейдоскопе. Но стабилизировать восприятие никак не получалось. Ассоциации вспыхивали мгновенным проблеском и исчезали, прежде чем он успевал по настоящему осознать их.
Наконец, усилием воли Артёму удалось ненадолго удержать в сознании видимую им магосеть. Это не было чётким восприятием эйтов, как в обычной магосхеме, скорее намёки на них и лишь потом вторым слоем, фоном начали вырисовываться привычные ему значки. Вспыхнула головная боль и стала быстро усиливаться. Однако Артём упрямо продолжал вглядываться в структуру. Наконец, решив, что запомнил достаточно, он резко отвернулся. Головная боль почти сразу утихла.
Так, теперь будущее, Плохой перешёл к противоположному монолиту. Всё повторилось. Только головная боль была сильней и проходила дольше. Плохой позволил себе несколько минут отдохнуть, потом двинулся к торцевому параллелепипеду. Стало почти темно, но прожилки в полупрозрачной глыбе он ещё различал. Впрочем, темнота сама по себе Артёма не беспокоила: он уже знал, как создать магический свет, но пока решил этого не делать.
На этот раз головная боль сделалась адской, хотя и уступала той, что обрушилась на него на посвящении. Артёма хватило лишь на то, что бы ненадолго увидеть внутри монолита сеть эйтов. Страдать дальше он особого смысла не видел. Разберётся он как-нибудь со своим предназначением, без всяких подсказок от высших сил.
В третий раз боль уходила довольно медленно. Возможно, мозг просто устал отсозерцания этих дурацких прожилок. Плохой поискал глазами Литию. К его удивлению рядом с девушкой висел небольшой шарик света, в свете которого она что-то чертила прутиком на покрывавшем двор песке, видимо, зарисовывала увиденные эйты. Если не считать воздушной сферы, тогда в замке это был первый случай, когда Лития на его глазах творила магию.
— Так, так, — Громалк внимательно вгляделся в её рисунок. — Вера, долг. Огонь и земля, — связанные кольцом противоположностей. Огонь это конечно ты. Всё правильно, именно такой муж тебе и нужен, что бы остепениться.
— Чего, чего? — оторопело произнесла Лития.
Искусственный свет не падал на её лицо, но Артём готов был поклясться, что девушка покраснела. Потом она, кажется, впала в ярость.
— Чего, чего — повторила она, на этот раз почти завопив, — какой ещё такой муж?!
— Хороший у тебя, говорю, будет муж, надёжный, — ехидно произнес Громалк, — по-другому этот союз огня и земли никак истолковать не получается. Ты выйдешь за него, хотя и исполняя свой долг, но, тем не менее, по любви.
Лития резко вскочила с корточек, на которых чертила рисунок, и даже немного подпрыгнула, что не произвело на Громалка ни малейшего впечатления.
— Чего тебя возмущает, — невинно произнёс он, — ты ведь не планируешь остаться старой девой.
— А… У…, - Лития пробурчала что-то невнятное.
Громалк спокойно продолжил:
— Насчёт веры сам не пойму. Причём здесь волна тоже. Обычно она символизирует повторение и движение. Но здесь почему-то пересекает кольцо противоположностей.
Он немного помолчал, вглядываясь в рисунок.
— Хотя погоди-ка, у тебя не дорисовано, но кольцо, похоже, переходит в спираль и она пронзена стрелой. Тоже символ повтора, но с переходом на новый виток. Стрела в данном контексте это, кажется, символ предназначения и одновременно его разрыв, переход на совершенно новый уровень. Нет, всё равно плохо понимаю.
Слишком обще, — подумал Плохой, — как и в любом предсказании.
Ясно, что рано или поздно Лития выйдет замуж. Да и остальное тоже можно пристегнуть к чему угодно.
— Ну, а у тебя, что? — повернулся к нему Громалк.
Артём уже начал жалеть, что согласился участвовать в этом цирке. С другой стороны, что он теряет?
Лития так и не погасила свой «светильник», поэтому Артём просто вошёл в круг его света. Немного нагнувшись, он принялся чертить на земле прямо пальцем, строя рядом с рисунком девушки свой.
— Имейте в виду, — предупредил он, — я почти не знаю эйтов за пределами основного набора. Так что, какие ассоциации были, такие были.
— Да, давай рисуй уже, — проворчала Лития, — учитель разберётся.
Похоже, ей тоже надоело тут торчать в темноте.
— Ладно, ладно, не знаю почему, но видения во всех трёх монолитах у меня были почти одинаковы. Вот так.
Он закончил чертёж.
— Хм, — Громалк был явно озадачен. — Довольно сложная символика. — Два переплетённых кольца противоположностей. И на них жизнь-смерть-жизнь. Нет, погоди, второе кольцо почему-то двойное. Ничего не понимаю. Всю эту триаду жизни-смерти пересекает волна. Рядом пустота, пространство, время. И кольца противоположностей надеты на стрелу. Это ты в каком монолите увидел?
— Прошлое. Но и в красном было почти то же самое.
— И в чём различие?
— Вместо стрелы там была дорога.
— Дорога?
— Да.
— Тогда символы не просто похожи, они по существу идентичны. Дорога — просто другая визуализация символа предназначения и жизненного пути.
— Забыл сказать, ближе к концу дорога разветвлялась, а потом соединялась вновь. И в неё била молния.
Артёму вдруг показалось, что Лития чего-то испугалась. Неужели его будущее столь страшно?
— А башни там случайно не было? — поинтересовался Громалк.
На мгновение Артём призадумался.
— А знаете, кажется, была, но я не уверен, слишком быстро и слишком нечётко. Похоже, именно в неё и била молния. А сама толи стояла меж ответвлениями, толи пересекала их целиком. И да, снова забыл, во всех трёх сетях на заднем плане имелся эйт духа, охватывающий всю эту графику целиком.
Он видел, что Громалк озадачен.
— Ну, поражаемая молнией башня, это символ кардинальной смены жизненных обстоятельств и одновременно серьёзного конфликта. Но разветвление и соединение дороги. Нет, совершенно не понимаю. Погоди, а третий монолит?
— Рисунок идентичный первому, но на этот раз разветвлялась стрела.
— Хм, ты в очередной раз задал мне загадку, буду думать, но пока не знаю.
По мнению Артема, существовали куда более интересные занятия, чем разбирать смысл гадания на кофейной гуще, пардон на монолитах с прожилками. Но возражать он не стал. Не ему же голову ломать, а Громалку. Жизнь и смерть, тоже мне откровение. Ясно, что он когда-то родился, и что, когда-нибудь, как ни печально умрёт.
Лития вдруг зевнула.
— А пойдемте-ка спать, — сделала она вполне разумное предложение.
Никто не стал возражать.