Мир растений: Рассказы о кофе, лилиях, пшенице и пальмах

Силуэт пальмы — эмблема юга. Почти все пальмы — жители тропиков. В субтропиках редки. В умеренной зоне их вообще нет. Две трети пальм встречается в Новом Свете, одна треть — в Старом. 240 родов и 3400 видов. Высотой в среднем, как кокос, метров до тридцати. Бывают и по 50 и по 60 метров. Лианы вшестеро длиннее. Некоторые растут почти без ствола, как кустарник. Тогда их называют «пальметто».

Пальмы известны своей стройностью. Ветвистых среди них нет. Два исключения — пальма дум-дум с берегов Красного моря и нипа, растущая на Филиппинах. Если начинают ветвиться другие, это считается ненормальностью. Образ жизни разный. Кокос предпочитает берега морей. Финиковая пальма — горячий песок пустыни. Саговая— болота. Все неравнодушны к воде. В пустыне тоже растут не везде, а только там, где ближе влага. Растут и в смешанных лесах и самостоятельно.

Животные (от слона до домашней мухи) связаны с пальмами тесно, но, пожалуй, больше получают пользы для себя, чем дают пальмам. Воздействие человека не все пальмы переносят удовлетворительно. Некоторые уже сейчас стали редкими и попали в Красную книгу. Другие живут под опекой человека так давно, что их дикие родичи исчезли бесследно.

В порядке аронниковоцветных — два семейства. Одно крупное: аронниковых. В нем 110 родов и 2 тысячи видов. Большинство из тропиков и субтропиков. Травы, часто очень крупные, а иной раз и древовидные. Растут больше по болотам. Бывают среди них лианы и эпифиты. В маленьком семействе рясковых мелкие плавающие травы. Некоторые едва видны глазом. Загрязнение среды выносят стойко, и даже могут разрастаться.

В порядке панданоцветных есть и водные и болотные виды. Деревья и травы.

Дитя океана

Кокос не блещет красотой. Ствол кривой. Крона жидкая. Листьев мало. Профессор А. Краснов, попав на остров Шри-Ланка в конце прошлого века, был крайне разочарован внешним видом королевы пальм. Она показалась ему похожей на метлу.

Зато кокос вездесущ. Эта пальма расселилась по всей тропической зоне. Причина? На первый взгляд она проста. Плод кокоса — жирный, легкий орех. Прекрасно плавает по морским волнам. Ствол пальмы потому и кривой, что обязан склоняться над водой. В этом случае орех упадет не на землю, а в воду, и волны унесут его подальше от материнской опеки. Прорастет на чужом берегу. Может быть, на другом континенте. Чтобы доказать живучесть ореха, проделали опыт. Сто десять дней держали в морской воде. Всхожести не потерял. За такой срок далеко можно уплыть. И перебраться в другую часть света.

И все же возникли сомнения. Т. Хейердал решил проверить живучесть кокоса. Для этой цели на плот Кон-Тики во время памятной одиссеи погрузили двести орехов. Часть сложили в корзинах наверху. Другую часть поместили под палубой. Там плескалась соленая вода. Плыли 101 день. Те плоды, что хранились в корзинах, прекрасно выдержали плавание и сохранили жизнеспособность. Орехи, ехавшие под палубой, загнили и погибли. Морская вода просочилась через глазки и погубила зародыш. Опыт Хейердала учит: кокосовый орех плыть по морям может, но к дальним берегам добирается уже негодным. И если кокосовая пальма склоняется над водой, то только для того, чтобы обеспечить ближние круизы плодов. Правда, не все так считают. Другие видят иную причину — стремление пальмы к свету. Доказательства? Они есть: кокосовые пальмы с совершенно прямыми стволами.

Животные не принимают участия в распространении кокосовых орехов. Потребителей много, а проку от них для пальмы почти никакого нет. Первую скрипку играют крысы. Превосходно лазают по кривым стволам, добывая орехи. Порою и живут в кронах, даже на землю не спускаются. Путешествуют, прыгая с кроны на крону, если деревья стоят близко. Орехи едят и спелые и зеленые.

Еще больше уничтожает орехов краб биргус — пальмовый вор. Большой, как кролик. Подбирает те орехи, которые обронили крысы. Если таковых нет — лезет на пальму и добывает сам. Ест по две штуки в день. Проделывает в оболочке дыру крупными передними клешнями, разрывая волокно за волокном. Выгребает мякоть через дыру.

Немало орехов пожирают летающие лисицы — птеротусы. Орех велик, но и лисы могучие: размах крыльев больше метра. Днем прячутся на баньянах и тамариндах. Ночью отправляются на промысел. Повисают на кокосовом листе и долбят орех так же, как краб. Выпивают сладковатую жидкость. Едят и маслянистое ядро. Отпугивать летаюших лисиц оказывается делом хлопотным. Пробовали жечь под деревьями серу. Рукокрылые улетали. Но через день-два возвращались. В Индии применили другой способ. Взрывают под деревьями специальные бомбы со свинцовой картечью. Гремит взрывчатка, свистит свинец. Результат — нуль!

Из животных ощутимую пользу кокосу приносит, пожалуй, только домашняя муха. Не для распространения, конечно. Для опыления. Она — главный опылитель невзрачных кокосовых цветков. Человечество стремится искоренить мух. Это необходимо. Но как быть тогда с кокосом?

Однако вернемся к путешествиям кокосовых орехов. Доказано убедительно: кокос переплывать океаны сам не может. Значит, с первоначальной родины на другие континенты его развезли люди. Но кто, как и куда? И где родина кокоса? В Америке, Тропической Африке или в островной Азии? На этот счет мнения разделились.

Самой соблазнительной казалась американская версия. Еще бы, во время открытия Америки были обнаружены кокосовые рощи на Кубе. Потом их встретили на Панамском перешейке, на западном берегу. Оттуда американские индейцы могли на своих суденышках переправить орехи в Азию, на острова Индийского и Тихого океанов. Самое важное, что в Америке растут все одиннадцать близких родичей кокоса, а в Азии — ни одного!

Как и у всякой теории, у американской версии нашлись оппоненты. Их возражения не менее основательны. Западный берег Америки сухой — для кокоса место самое неподходящее. По крайней мере, на Панамском побережье культура кокоса удается плохо. И самое главное — американские индейцы были плохими мореходами по сравнению с азиатскими островитянами. Вряд ли они завезли орехи в Азию. Скорее наоборот. К тому же у американцев не было особых побуждений развозить орехи по земному шару. Дома хватало и других растений. Да и особых имен у кокоса в Америке нет. И в легендах не упоминается. Куда как более удобна тихоокеанская версия. Согласно ей родина кокоса — Полинезия. Тут 50 культурных разновидностей пальмы. А сколько названий! Пока пальмочка подрастет и станет взрослой, она сменит 13 имен. Участвует в разных церемониях.

И все же американская версия не забыта. Экспедиция Хейердала укрепила ее позиции. Он проплыл на плоту от Перу до Полинезии. Почему древние американцы не могли? Доказать это помогла экскурсия на маленький островок Кокос, который затерян среди океана в 450 километрах к северу от Галапагосских островов.

Странным сейчас кажется название островка. Кокосовых пальм на нем совсем немного. Гораздо меньше, чем на других островах, которые не называются кокосовыми. Тайна Кокоса так бы и осталась нераскрытой, если бы не записки английского капитана Л. Уэфера, который триста лет назад побывал на острове и застал там совсем иную растительность.

В те давние годы этот небольшой островок в несколько километров длиной был покрыт пальмовыми рощами. Команда уэферовского корабля блаженствовала несколько дней. Пила кокосовое молоко. На судно орехи несли мешками. Теперь при всем желании не добыть столько. Остались лишь одинокие кокосовые стволы, возвышающиеся над пологом влажно-тропического леса.

Мысль о том, что кокос на острове дикий, пришлось сразу же отбросить. Если дикий, то пальм с годами не становилось бы меньше. Значит, завезли и посадили. Но откуда? Из Полинезии или из Америки? До Полинезии 6400 километров. Чего ради повезли бы полинезийцы орехи в такую даль? Но и американским индейцам вряд ли имело смысл делать кокосовые плантации на крошечном клочке суши среди океана, когда на материке масса пустующих земель.

И все же плантации на Кокосе заложили американцы. По крайней мере, так утверждает Хейердал. Заложили для нужд своего парусного флота. Они путешествовали из Гватемалы в Эквадор и обратно. По суше не проедешь — мешают тропические леса. Морем легче. Но и морской путь дальний. Где-то надо передохнуть. Перекусить. Запастись провиантом. Тут-то и пригодился остров Кокос. Его выбрали как базу древнего судоходства. Насадили пальм. Их потомки дожили до наших дней.

Взвесив все эти факты, Хейердал понял, что американские индейцы были совсем не такими плохими мореходами, как принято думать. Раз они совершали дальние круизы из Центральной Америки в Южную, то что мешало им с попутными пассатами добраться до Полинезии? И увезти с собой кокосовый орех?

Все это, конечно, предположения. Итальянец О. Беккари доказывал обратное. Он уверял, что дикая кокосовая пальма растет на Пальмирских островах в Тихом океане. Они необитаемы. На них нет воды. Поэтому трассы морских путей идут в стороне от них. Однако и там кокос может быть одичавшим, как на Кокосе. А не диким. Американский ботаник Э. Меррилл двадцать лет работал поблизости от тех мест и ни разу не видел, чтобы кокос давал самосев. А ведь будь он диким, несомненно давал бы!

Наиболее осторожные ботаники заявляют, что родина кокосовой пальмы не в Америке, не в Азии, не в Африке, а на материке Мю, который давным-давно погрузился в воды Тихого океана. Попробуй докажи, что не так!

Теперь два слова о кокосах, которые склонили чашу сомнений в пользу американской версии. В Южной Америке растут разные родичи кокоса: высокие, низкие, толстые, тонкие. Кокос орехоносный, как ботаники именуют кокосовую пальму, — житель островов и побережий. Другие кокосы обитатели глубинных частей материка. В саваннах Бразилии небольшими рощицами встречаются длинноствольный кокос Романцова и бесстебельный кокос каменный. Высоко в чилийских Андах и в соседней Колумбии еще можно найти кокос чилийский, который теперь чаще зовут юбеей видной или слоновой пальмой.

Ее ствол по-слоновьи толст и сер. Из ранки в стволе бежит сок в двадцать раз более сладкий, чем березовый. Ради сока слоновую пальму (многие называют ее медовой!) почти полностью извели. Когда Ч. Дарвин бороздил на «Бигле» морские просторы, он застал в окрестностях Вальпараисо еще сотни тысяч слоновых пальм. Это было в 1832 году. А через пятьдесят лет те же места посетила уже знакомая нам М. Норт. Она тоже побывала в пригородах Вальпараисо, но насчитала там… едва сотню пальм! Громоздкие серые стволы удивительно гармонировали со скалистым пейзажем долины, но их сохранилось, увы, так мало.

К счастью, слоновую пальму в те далекие времена удалось поселить у нас возле Сухуми. Те же горы, тот же камень в почве. Тот же субтропический климат. Прижилась отлично. И дает массу шаровидных плодов с тонким слоем волокнистой мякоти. Местные мальчишки обгрызают кисло-сладкую мякоть и используют круглую крепчайшую косточку вместо мячика, которая отлично прыгает при ударе об асфальт. А когда надоест играть, разбивают и съедают маслянистое содержимое. Неважно, что размером эта косточка с грецкий орех.

Двойной кокос

В Индийском океане издавна встречали огромные, как каравай хлеба, орехи. Еще в XVI веке их подбирали моряки возле Явы и Суматры, возле Индии и Мальдивских островов. Никто не знал, откуда эти орехи и на чем растут. Говорили разное: что это плоды гигантских морских пальм, которые живут под водой. Не забыли и о рае, предположив, что это — плоды именно того райского дерева, которое соблазнило библейскую Еву (не ясно только, как могла Ева откусить кусок от грубой, деревянной оболочки!).

У плода есть выемка, словно от него и вправду откусили часть. От этого он кажется как бы двойным, и англичане называют его «дабль-коконат», то есть двойной кокос. Он и по величине соответствует примерно двум кокосовым орехам: в поперечнике сантиметров шестьдесят.

Иногда двойные кокосы находили на берегах Индийского океана, но никто и никогда не видел, чтобы орех на песке прорастал. Под прочной оболочкой всегда оказывалось гнилое ядро. Живую пальму обнаружили впервые в 1743 году на крошечном островке Прейслин. Он всего 12,8 километра длиной. Спустя 27 лет обнаружили целый лес двойных кокосов на соседних кусочках суши — островках Курьезе и Раунде.

Все они — из группы Сейшельских островов на перепутье между Индией и Африкой. За тысячу миль от континента. Из 33 островов архипелага двойной кокос оказался только на трех. По имени островов пальму назвали сейшельской.

С тех пор многое изменилось на Сейшелах. Горели леса. Стволы пальм рубили на дрова. (И сейчас бывают такие случаи.) На Раунде остались только пни. Удалось спасти двойные кокосы только в двух резерватах. Пересчитали поштучно. Уцелело пять тысяч стволов. Но и там леса их сильно нарушены. Сможет ли выжить сейшельская пальма в новом окружении, покажет будущее.

По крайней мере, Ч. Джеффри из королевского ботанического сада Кью в этом сомневается. Наверно, сомневалась и художница М. Норт, охотившаяся за редкими растениями. Услышав о сейшельской пальме, она поспешила на Сейшелы и запечатлела редкое дерево на восьми своих картинах. Если исчезнет пальма на островах, уцелеет на полотне.

Портрет пальмы таков. Тонкий, как телеграфный столб, прямой (не то, что у кокоса!) ствол метров тридцати или повыше. На макушке — небольшая крона из двух десятков листьев. Семиметровые черешки. Пятиметровые веерные пластинки. Живут листья лет по 18. Сама пальма — несколько сот лет.

Мужские цветки пахнут ванилью. Вокруг них вьются пчелы. Но никто не видел, чтобы пчелы летели на женские цветки. И кто их опыляет — неизвестно.

Орехов созревает в грозди по 3–4 штуки. Иногда 10. Семь лет висят. Потом падают и катятся вниз по склону, как брошенный с горы камень, подпрыгивая и подминая траву. Если склон выходит к морю, плюхаются в воду и тонут (тяжелее воды!). Когда загниют, всплывут. Только тогда отправятся в дальнее путешествие к чужим берегам. Плывут, уже мертвые.

Если задержатся на склоне, через год прорастут. Еще через год появится первый семядольный лист. Но еще два года орех снабжает юную пальмочку всем необходимым, пока она окончательно не окрепнет и не получит заряд жизненной силы на много столетий вперед.

Во всей этой эпопее рождения юной пальмы есть один неясный вопрос, который до сих пор никому не удалось разрешить. Можно легко себе представить, как плоды катятся вниз по склону. Но как они заселили вершины гор, с которых катятся? Кто занес их туда? Кто из животных способен поднять и нести в гору 15-килограммовый груз — вес полутора ведер воды? Есть ли и было ли такое животное на Сейшелах?

Еще меньше известно об истории самой пальмы в глубине веков. Геологи давно обратили внимание на то, что фундамент Сейшельских островов гранитный. Судя по этому признаку Сейшелы — древняя земля. В связи с этим ботаники высказали интересную мысль. Разложив по полочкам флору островов, они нашли в ней кое-что общее с растительным миром Африки, Индии и Австралии. Возникла заманчивая мысль: не унаследована ли эта флора от Гондваны — древнего материка, лежавшего между Юго-Восточной Африкой и Индией? Тогда Сейшелы можно считать мелкими осколками Гондваны.

Этот вывод имеет прямое отношение к нашей пальме. На Сейшелах есть несколько эндемичных видов, которые существуют только здесь и более нигде в мире. Среди них — двойной кокос. Почему он сохранился только на Сейшелах? Почему не встречается ни в Индии, ни в Африке?

Ведь не всегда же пальма была столь малочисленна. Профессор из Кембриджа Э. Корнер уверен, что в Гондване росли обширные леса двойного кокоса. Так ли это? Пока доказать нельзя. Во всяком случае, если мы сумеем сохранить сейшельскую пальму, она сможет еще многое прояснить в древней истории Земли.

Пальмира

Пальмира не вполне оправдывает свое пышное имя. Хоть и высока, более 30 метров, а крона маленькая, точно ее обстригли. Тени дает немного. На Цейлоне даже поговорку сложили, которая звучит примерно так: «От пальмиры тени не больше, чем от козла молока». Однако как ни мала крона, а с годами появляются новые листья, старые же оставляют по себе память в виде многочисленных черешков. Черешки прочные и хорошо вооружены шипами. По этому поводу тоже имеется поговорка: «Боялся змеи, а укусил его черешок пальмиры!» Колючие черешки хорошо используют птицы. В особенности для ночного отдыха. Знают: в колючем убежище хищник не тронет.

В благодарность за ночлег птицы оставляют на черешках кучки помета. В них — целый арсенал семян. Вырастает на черешках настоящая выставка всевозможных растений. Среди них частый гость — фикус. Крошечный фикусик пускает вниз корни. Стволами обвивает хозяйку со всех сторон. К старости пальмира оказывается как бы в решетчатой клетке: в живом цилиндрическом ящике, из верхушки которого торчит ее жалкая крона.

Прямо под кроной у основания листьев свешивается гроздь плодов: черных, как кусок вара, крупных, как большое яблоко. Довольно увесистых, что засвидетельствовано очередной поговоркой: «Разве повесишь плод пальмиры на шею мелкой пичуге?» Несмотря на внушительный вес, плоды цепко держатся за материнское дерево. Тамилы на острове Шри Ланка и это подметили: «Разве свалится орех пальмиры, если на него сядет ворона?»

Любителей плодов множество. Забегают крысы. Залетают летучие мыши и долго раскачиваются на веерных листьях, выбирая плод по вкусу. Часть роняют, и упавшие подбирают слоны.

Но слонам, конечно, мало чужих объедков. Они пытаются и сами добыть провиант. Для этого приходится основательно потрясти ствол. Пока топчутся да трясут, землю так утрамбуют, что становится похожей на асфальт. Мякоть съедают, а крепкие, каменной твердости семена раскусить не могут. Глотают целиком. Потом отправляются по своим делам. По пути рассеивают семена. Вырастают цепочки пальм по слоновым тропинкам. По таким цепочкам легко проследить странствия слонов.

А теперь придется еще раз вспомнить краба — пальмового вора, который похищает кокосовые орехи. Краб так тесно связан с пальмой, что знатоки утверждают: жир краба — почти то же, что и кокосовое масло. У защитников полинезийской гипотезы происхождения кокоса краб был большим козырем. Краб — житель Полинезии. Кокос эволюционировал вместе с ним. Что бы ел пальмовый вор, если бы не было кокоса?

В этой сложной ситуации было найдено совершенно неожиданное решение. Ел бы плоды пальмиры. Он их действительно ел. И сейчас ест. Может быть, кокосовые орехи любит больше. Но что будешь делать, если тебе привозят из Америки и рассаживают по берегам кокос? Соблазн велик. Значит, пока не завезли кокос в Полинезию, пальмовый вор был полностью обеспечен снабжением за счет пальмировых орехов. На кокос он уже потом переключился. Вывод: кокос — житель Америки.

Ближайшие родственники борассуса веероносного, как зовут пальмиру ботаники, борассус эфиопский в саваннах Африки и борассус мадагаскарский.

Дум-дум и финики

Сильные дожди льют летом на плоскогорье между рекой Конго и Индийским океаном. Вся равнина покрывается сплошным слоем воды. Среди водной глади остаются незатопленными только небольшие островки леса. Потом наступает жестокая засуха. На затопленных местах вырастают высокие злаки. В злаковниках уживаются немногие деревья. Среди них две пальмы: знакомый нам борассус эфиопский и пряничная пальма дум-дум.

Пряничной пальму назвали за вкус и внешний вид плодов. Несколько волокнистая мякоть по вкусу напоминает медовый пряник. Внутри — крепкая косточка. Когда академик Н. Вавилов путешествовал в районе Красного моря, он добрался до города и порта Массау — самой жаркой точки планеты. Там плоды дум-дум лежали кучами. Из косточек собирались делать пуговицы. Своим присутствием на раскаленных берегах Красного моря дум-дум доказала, что деревья способны жить в самых жестоких условиях жары на нашей планете.

Однако все-таки главная достопримечательность дум-дума не пряничные плоды и не стойкость к жаре, а ветвистый ствол. Почти все остальные пальмы не ветвятся. Есть, конечно, исключения. Прибрежная пальма нипа, например, растущая в морской воде на Филиппинах и Молуккских островах. У нипы вообще никакого стебля не заметно, и ее называют бесстебельной. Одни листья. Ветвистый стебель ее, как утверждает Э. Меннинджер, находится под землей. Иногда начинают ветвиться обычные неветвящиеся пальмы, но чем вызваны эти ненормальности, никто сказать не может.

Дум-дум невысока — метра три, пять, иногда и десять. На каждой ветви по 20–30 листьев. Под порывами ветра листья гремят, как листы железа на крыше. Однако верблюды и такие листья находят вполне съедобными и обгладывают их. В особенности у молодых пальмочек, чем затрудняют умножение числа этих и так не слишком многочисленных деревьев.

К сожалению, дум-дум не смогла как следует приспособиться к верблюду, поскольку он появился в Африке всего две тысячи лет назад. Зато другие животные работают с нею в полнейшем контакте. Слоны и жвачные охотно собирают ее пахнущие медом пряничные плоды и оставляют похожие на пуговицы семена в кучах помета. Прорастают косточки быстро.

Рядом с дум-думом финик кажется высоким, стройным и грациозным. Поэты расхваливали его на все лады. Северяне рвались в южные пустыни, чтобы поглазеть на пальму. Замирали от восторга и порою падали, сраженные полуденным солнцем, подтверждая предостережение древних: «Никто беспрепятственно не странствовал под пальмами». Древние имели в виду финиковую пальму и ярость дневного светила над ней.

Сама пальма к ярости солнца безразлична. И не потому, что обладает какой-то сверхъестественной стойкостью коллоидов плазмы в клетках. Просто у ствола хорошо отработана защита против палящих солнечных лучей. Остатки листовых черешков окутывают стебель. В особенности надежно укрыта ростовая почка наверху. Она у финика одна. Потерять ее — потерять все.

С помощью человека культурный финик теснит пальму дум-дум и других жителей пустыни. Под его перистыми листьями в пустыне поселяются маслины, гранат, виноград.

Правда, финик несказанно стоек только в зрелом возрасте. В молодости требует и тени и воды. Чтобы приблизить молоденькую пальмочку к грунтовым водам, сажают ее в глубокую яму. Чем дальше вода, тем глубже яма. Иной раз приходится копать настоящий колодец метров семи, а то и двенадцати! Ничего. Возмужает и выберется из ямы. Высота финика 30 метров. Яма с годами осыпается, но углубление возле ствола сохраняется на всю жизнь. На все сто лет, которые отведены финику для жизни.

Одно у финика не совсем ладно — опыление. Люди стараются помочь растению и привязывают в кроны женских пальм мужские соцветия. Возможно, раньше, за тысячи лет до наших дней, когда не было культурного финика, опыление шло нормально? Может быть, тогда работали какие-то насекомые, которые потом исчезли? Дикий предок финика, увы, потерян, и мы ничего не можем сказать о прошлом.

Зато у сородичей культурного финика — растущего на побережьях феникса болотного и других пальм этого рода — связи с животными отличные. Иногда очень сложные. Плоды болотного феникса подхватываются сначала морскими течениями. Волны выбрасывают их на берега островов. Там их ждут рукокрылые и птицы. Принимают эстафету, подбирают плоды и транспортируют в глубь континента.

К какому из сородичей ближе культурный финик, трудно сказать. Думали, что к фениксу лесному. В Индии, где растет лесной феникс, и наибольшее число сородичей: 7 видов из 12. Сравнили поведение того и другого. Культурный финик, а с ним и все остальные фениксы цветут и дают плоды в сухое время года. Феникс лесной один из всего рода поступает наоборот— цветет в самое влажное и жаркое время. Какое уж тут сходство?

Фениксу лесному вообще свойственны всякие несуразности. Индийский физиолог Д. Бос рассказывал об одном экземпляре этой пальмы, с которой стряслось несчастье. Ствол согнулся горизонтально да так и закрепился. Конец ствола, вынося крону к солнцу, вновь занял вертикальное положение. Пальма стала похожей на латинскую букву S. Такой она оставалась до полудня. Но, как только наступал час, когда мусульмане отправляются на вечернюю молитву, конец пальмы выпрямлялся и листья принимали стелющийся вид. К ночи форма буквы S восстанавливалась. Это повторялось день за днем, пока пальма не засохла.

Д. Бос не смог найти объяснение случившемуся. Недавно профессор Э. Корнер вспомнил об этом случае. Но и он ничего не смог добавить.

Ротанги

Путешественник, вступающий под сень тропического леса в Южной Азии, сделав несколько шагов, чувствует, что его схватили за одежду. Оборачивается. Видит кривой острый шип коленчатой лианы. Шип держит его и не пускает вперед. Так происходит первое знакомство с ротангом.

Географ И. Пузанов, побывавший в свое время в малайских лесах, проклинал ротанг неоднократно. Пальма-лиана постоянно подшучивала над ним. То срывала с головы тропический шлем, то раздирала в клочья одежду. То выбивала из рук палку, уцепившись за полированное дерево.

В молодости ротанг отличается необыкновенной красотой. Ни комнатные пальмы, ни разные другие представители этого семейства, населяющие южные парки, не идут ни в какое сравнение с ротангом. В девственном лесу ротанг начинает жизнь невинным растеньицем. Его коленчатый стебель, удлиняясь, ползет между травами и папоротниками. Встретив ствол крупного дерева, лиана взбирается на него с помощью шипов. Шипы вырастают на концах листьев.

Достигнув вершины, ротанг получает наконец свою порцию солнца. Но тропический ураган нередко срывает его и швыряет на землю. Падая, лиана сворачивается в несколько колец, как шланг пожарной машины. Распластывается у подножия приютившего ее дерева. Верхушка ротанга снова устремляется вверх по стволу и вторично достигает вершины. Новый ураган и на этот раз сбрасывает непрошеного гостя. И ротанг начинает все сначала. Так может повториться несколько раз.

В итоге гибкая пальма достигает фантастической длины. В конце прошлого столетия 70-метровые стволы не считались редкостью. Один из точно измеренных ротангов достигал 240 метров длины, а профессор А. Краснов видел лианы и по 300 с лишним метров.

Сразу же уточним. «Ротанг» — термин не ботанический. Скорее хозяйственный. Из гибких стволов вьющихся ротанговых пальм делают удобную прочную мебель: кресла-качалки, стулья и столы. Ротанг — сырье для мебели. Пальмы, его дающие, — разные. В первую очередь это каламусы — самый большой род среди ротангов и среди пальмового семейства вообще. У каламусов и соцветие — самое сложное во всей группе ротангов и одно из самых сложных во всем растительном мире. Это соцветие снабжено шипами, как листья, и помогает каламусам взбираться на деревья. Есть даже стерильные соцветия, которые служат только для цепляния за опору.

Самые крупные каламусы встречались раньше в малайских диптерокарпусовых лесах. Деревья достигали 70 метров высоты, а каламусы были еще длинней — метров по сто. В 1922 году на выставку привезли лиану в 185 метров. Она должна была побыть там временно, пока не вывезут из леса самую длинную. Пока собирались, ту обнаружили слоны, разорвали на куски и съели.

Может быть, они поступили так из-за жажды. Стволы каламусов не имеют твердой сердцевины. Внутри их крупные сосуды, наполненные чистейшей водой. Путешественники это знают, отрубают двухметровый конец стебля и выцеживают оттуда несколько стаканов стерильно чистой воды. Правда, она немного пахнет землей.

В роде каламус 72 вида. Владения рода шире, чем у других пальм. От экватора до 30-го градуса северной и южной широты. С запада на восток — от атлантической Африки до островов Фиджи. От берега моря почти до макушек гор. Благоденствуют в любых условиях: на пустошах, в лесах, на болотах. Не всегда лианы. Каламус каштановый совсем ствола не имеет, только розетку листьев. Но шипы и у него есть. Каламус древовидный — настоящее дерево метров семи высотой. Но больше всего длинноствольных каламусов. Главенствует каламус голубой. Растет быстро. В 15 лет дает 50 стеблей по сто метров длиной.

Тейсмания и масличная пальма

Говорят, что поверить в существование тейсмании можно, только увидев пальму собственными глазами. Представьте себе пучок ромбовидных листьев на длинных черешках, которые торчат из земли густым букетом. Высотой с двухэтажный дом. Ствола у большинства видов над землей не видно. Соцветие — множество молочно-белых цветков — спрятано внутри кроны.

Селится по склонам холмов в Бирме, Малайе и до самых Новых Гебридов. Все это влажные места.

Дожди постепенно смывают почвенный слой, а сверху наносит новые порции земли. Почва постоянно обновляется. На таком зыбком грунте удержаться трудно, в особенности всходам. Тейсмания приспособилась по-своему. Чуть только появится всход, он втягивается в глубь почвы сантиметров на десять.

Взрослые к дождю безразличны. Листья выдерживают любой ливень. Из них получаются отличные крыши для хижин. Дождь грохочет по тейсманиевой крыше, как по гофрированному железу. Листья заменяют местным жителям зонты. Каждый раз, идучи к соседу, срезают новый лист. Дожди льют часто. Листьев требуется много. От былого обилия пальм мало что осталось.

Биологи тем временем никак не могут раскачаться, чтобы изучить тейсманию досконально. Ботаники прикидывают, как бы им втиснуть трехметровый лист в гербарную папку. И хоть открыли тейсманию сто лет назад, до сих пор неизвестно, как распространяются ее плоды. Они круглые, но с неровной, шишковатой поверхностью. Катятся плохо и далеко от материнских деревьев не удаляются. Наверное, в места более отдаленные плоды транспортирует зверье. Но и об этом, кажется, никто не написал. А ведь тейсмания не малая травка.

Зато очень хорошо известно, кто транспортирует плоды масличной пальмы элеис. Растет она в прибрежных лесах Африки возле экватора, особенно в нижнем течении Конго. Дикая вытягивается на 20–30 метров. Культурная — вдвое ниже. Каждый год прибавляет по два десятка перистых листьев с колючими черешками. Живет сто лет.

Из животных обожает эту пальму ангольский пальмовый гриф. Обитает там же, где элеис. Ест, конечно, и животную пищу: рыбкой пробавляется, пресноводными крабами и лесными змеями. Но всем предпочитает ярко-красные плоды элеиса. Выловит рыбку, съест на берегу, а потом закусывает плодиком элеиса. Держит одной ногой, а клювом отрывает кусок мякоти за куском. Оранжевое масло крупными каплями падает в воду.

Издавна считалось, что область масличной пальмы в точности совпадает с границами владений грифа, поскольку без оранжевого масла тот обходиться не может. Настолько к нему привыкает, что помнит вкус спустя десятки лет.

Зоологи проделали интересный опыт. Нашли грифа, который много лет жил в неволе в Лондоне и, конечно, ни о каких плодах элеиса не мог и мечтать. Выписали для него специально из Африки гроздь плодов этой пальмы. Гроздь оказалась не очень качественная. Мякоти совсем мало. Да еще в пути плоды подсохли. И, как назло, оказались не совсем спелыми. В общем, не то, что нужно.

Невзирая на нетоварный вид, гриф тотчас схватил один плодик и оттащил в сторону. Взял в лапу и стал, как обычно, отдирать клювом мякоть кусок за куском. Предложили рыбку. Поел немного. Оставил. И снова принялся за элеис. Не успокоился, пока всю гроздь не съел.

Зоологи решили, что гриф неравнодушен к плодам из-за каротина, в котором испытывает повышенную потребность. Считали до той поры, пока не узнали, что он обитает вблизи озера Янг, где элеиса нет, зато множество стволов винной пальмы — рафии.

Плоды рафии, в общем, похожи на элеисовые. Решили, что и каротина в них столько же. На всякий случай проверили. Выяснилось: меньше в 20 раз! Значит, не за каротином гоняется гриф. Просто ему нравится вкус элеиса. Масличная белка тоже гоняется за пальмовыми плодами, но получает ли от этого выгоду дерево, пока неизвестно. Кроме гвинейского элеиса, есть еще два вида. Один — в Америке, другой — мадагаскарский.

Метроксилон, корифа и рафия

Древний палеозойский ландшафт можно увидеть в наше время, если отправиться в болотистые низины Новой Гвинеи. Огромные пространства здесь пока еще заняты лесами саговых пальм из рода метроксилон. Метроксилон невысок: метров десять для него предел. Зато раскидист. Во все стороны торчат длинные перистые листья. Пальма легко дает поросль, отчего образуется чаща неимоверная. На свободные участки и заброшенные огороды метроксилон наступает сплошной стеной, приводя в трепет местных жителей.

Жизнь саговой пальмы коротка. Двадцать лет — предел. Но и эту короткую жизнь пальме обычно прожить не дают. Если доживет, над стволом поднимается могучее двухметровое соцветие и длинные ветви пальмы печально согнутся под грузом плодов. Один раз в жизни цветет метроксилон.

Жители знают, что вырастить столь громоздкое сооружение пальме помогает большой запас питательных веществ в стволе. Пятнадцать лет копит метроксилон крахмал в стволе. Его набирается почти целая тонна. Не дожидаясь цветения, пальму срубают. Рассекают ствол вдоль и выгребают мучнистую сердцевину. Пекут оладьи и совершенно обходятся без риса. Есть и другие виды саговых пальм. Они растут по многочисленным островам: на Молуккских — метроксилон растопыренный, на Соломоновых — соломонский, на Новых Гебридах — метроксилон Варбурга.

Пальмы корифы совсем другие. Лист у них не перистый, а веерный. Живут не двадцать лет, а много дольше. Бывают много выше, хотя и не все. И все же есть у них кое-что общее. Однако вначале о цейлонской пальме тени — таллипоте.

Могучий ствол поднимается на 20–27 метров. Метровой толщины ствол белый, точно побеленный. На нем, как обручи на бочке, годичные кольца — остатки некогда живших листьев. Листья огромные. Под одним может укрыться два десятка человек. При этом лист поразительно легок. Если идут в джунгли, режут лист на части. Каждый получает сектор листа, кладет на голову острием вперед и спокойно углубляется в лесную чащу. Ночью он служит тентом, а днем защитой от солнца.

Чем взрослее таллипота, тем мельче становятся листья. Исполняется дереву лет пятьдесят или восемьдесят, и тут на верхушке ствола вырастает громадная почка в метр высотой. Она с шумом и громом разрывается, и на семь метров над стволом поднимается сложная сверкающая гирлянда-пирамида белых мелких цветков. Листья бессильно поникают, падая на ствол как старые тряпки. Цветки пахнут кислым молоком, привлекая тем самым многочисленных летучих мышей. Позднее эти же создания принимают участие в расхищении мясистых плодиков. И когда закончится праздник урожая, гигантский ствол рушится. Таллипота цветет раз в жизни, и этим она напоминает метроксилон. Второе, чем похожа — громоздкостью соцветия. У таллипоты оно — одно из самых крупных на земном шаре. Даже у самой маленькой из кориф — таллиеры — соцветие внушительное. Ростом таллиера как средний человек, а соцветие гораздо больше. Откуда взялась таллипота, никто не может сказать. В диких джунглях никто никогда ее не видел.

Под стать корифам пальмы рафии. Соцветие у рафий может быть и не такое гигантское, метров до двух высотой, зато листья, кажется, самые большие в растительном царстве. Они длиннее ствола и у некоторых видов достигают 15 метров! Красивые, перистые. Черешки долго остаются на стволе, и на них селится армия эпифитов. Подобно таллипоте, рафия цветет один раз в жизни и умирает. Плоды напоминают по форме сосновые шишки и также покрыты черепитчато расположенными чешуйками. Когда урожай созревает, сотни, тысячи их усеивают землю под пальмой. Но они тут же исчезают. Кто и куда их разносит, пока не установили. Но подбирают так тщательно, что всю землю под пальмой перекопают. Ни одного плодика не оставят.

Из 20 видов рафий 19 растет в Африке. Обычно в гордом одиночестве по низинам, по берегам рек. Но иногда можно найти и совершенно непроходимый болотный лес рафий. Вряд ли они долго просуществуют, такие леса. Стволы идут на стройку, а строек все больше.

Земля потеряла не одну пальму таким образом. Поредела чонта. Когда-то плоды чонты спасли жизнь Александра Селькирка (который под пером Д. Дэфо превратился в Робинзона Крузо). Они хоть и мелкие, но вполне съедобные. На острове Мас-а-Тиерра, где бедствовал Селькирк, росло множество чонт. Шли годы, моряки все чаще посещали остров и вырубили пальму на сувениры. Сохранилась она только в труднодоступных местах. Чтобы полностью не исчезла, пришлось ввести запрет на рубку.

Калла и аморфофаллюс

Люди, не искушенные в ботанике, все растения с воронковидным цветком зовут то лилиями, то колокольчиками. Каллу называют лилией, хотя то, что считают цветком, — не цветок, а покрывало. Соцветие-початок спрятано в глубине покрывала и лишь немного выглядывает из него.

Калла эфиопская особого описания не требует. Ее часто выращивают в оранжереях. Белое покрывало. Все остальное — зеленое. Зеленые стреловидные листья. Зеленые стрелки соцветия.

Белоснежные каллы у нас — символ торжественных встреч. Они — на свадьбах, на юбилейных церемониях. На родине, в Южной Африке, калла эфиопская — надоедливый сорняк. На влажных лугах теснит другие травы.

Толстые крахмалистые корневища — ризомы — постоянно выгоняют новые побеги и листья. Чтобы калла не бесчинствовала, ризомы выкапывают и кормят ими свиней. Правда, свиньи и сами добывают их из-под земли. За это каллу прозвали поросячьей или свиной лилией.

Вдали от родины калла ведет себя по-разному, в суровой Великобритании ее держали в оранжереях. Летом — на воле. По ошибке осенью оставили под водой. Вода застыла сверху ледяной коркой. Думали, растение погибнет. Вышло наоборот. Подо льдом калла сохранилась.

В Западной Австралии она ускользнула из садов. На юге расселилась по влажным местам, воспользовалась тенью эвкалиптов. И теперь там никто не верит, что калла пришлая, все считают ее исконно своей, австралийской. Кстати, название каллы — эфиопская — не совсем верно. Она не из Эфиопии. Она — капская, с самого юга Африки.

У нас по болотам белеют покрывальца каллы болотной. Это то немногое, что оставила нам мать-природа от богатого тропического семейства аронниковых.

Самые внушительные аронники растут, пожалуй, в Южной Азии. В дождевых лесах Суматры, где засилье деревьев подавляет всякую попытку трав заявить о себе, аронники — яркое исключение. Достаточно встретить алоказию, чтобы убедиться в этом. Розетка стреловидных листьев алоказии похожа на обычный щавель, увеличенный в пятьдесят раз. Можно взяться рукой за черешок листа, толстый, как жердь, а пластинка будет раскачиваться вверху над головой, затеняя от солнца. У алоказии размеры великанские, конструкция листа обычная. Из тех, у которых форма необычная, отметим аморфофаллюс титанический.

Аморфофаллюс трудно с чем-то сравнить. От двухпудового клубня поднимается над землей пятиметровое сооружение, напоминающее не то гигантский гриб, не то титанический цветок. Состоит оно как бы из двух частей. Низ — широкая чаша в виде воронки двухметровой высоты. Это покрывало, у каллы оно кажется белым лепестком. Верх конический, торчит как длинная палка. Это початок. Конец початка стерильный. Здесь нет цветков.

Цветки — внизу, сначала мужские, а еще ниже женские. Из-за покрывала их не видно. Початок желтый. Но привлекает насекомых не цветом, а запахом. По поводу запаха нет единого мнения. В последнее время сошлись на том, что аморфофаллюс пахнет гнилой рыбой, смешанной с горелым сахаром. Особенно нравится рыбно-сахарный аромат мухам. Облепляют початок, как кусок гниющего мяса. Но решающая роль в опылении принадлежит не им, а более крупным животным — слонам.

Учуяв знакомый запах, слон спешит к пятиметровой громаде, заранее уверенный в том, что для него в чаше аморфофаллюса припасена порция чистой воды. Хотя травка по габаритам и под стать хозяину джунглей, одной порции воды страждущему мастодонту не всегда хватает. Поэтому, измазавшись в пыльце, слон спешит к другому экземпляру и оставляет на его цветках золотой порошок. На смену угасающей громадине приходят зонтиковидные листья. Они никогда не появляются одновременно с цветками. Да и вообще цветет аморфофаллюс не слишком часто. В особенности в оранжереях.

Впервые удалось добиться цветения работникам Нью-Йоркского ботанического сада в 1937 году. Говорят, что, обслуживая гигантское соцветие, им пришлось работать в противогазах. В 1954 году зацвел аморфофаллюс в Лейденском ботаническом саду. И хотя на сей раз противогазы в ход не пускались, но все любопытствующие стояли рядом, зажав носы. Такими они и запечатлены на фотографии, сохранившейся с тех памятных дней. А сенсация была великая. Даже газета «Таймс» о ней писала.

У нас аморфофаллюс хоть и не растет, но на Дальнем Востоке, на самом юге Приморья, можно найти по мокрым местам не менее видное растение — поросятник, или лизихитон камчатский. Розетки светло-зеленых сочных листьев больше метра длиной придают местности тропический вид. Красные ягодки на початках соблазняют медведей, которым природа, видимо, вменила в обязанность распространение поросятниковых семян. По крайней мере, на Аляске медведи усиленно занимаются промыслом на опушках лесов, где растет поросятник. Опыление ведут вездесущие мухи.

Лорды и леди

Под такой вывеской выступает в Европе арум. Пятнистый арум, такой знакомый, вездесущий, сто раз описанный в учебниках и популярных книгах, хотя до конца еще не понятый. Арум типичное растение семейства аронниковых. Соцветие-початок, окутанное покрывалом. Противный запах, привлекающий мух. Красные ягодки плодов. В отличие от других видов у арума пятнистого масса имен.

Первое и самое употребительное — лорды и леди. У лордов — верх початка красный, у леди — желтый. Почему они разного цвета, еще не выяснили. И у тех и у других есть и женские и мужские цветки.

Вторым названием — кукушкин кувшин — растение обязано покрывалу. Низ покрывала как широкий сосуд. В середине сужается, вверху снова расширяется однобоким открытым горлышком. Из него торчит конец початка.

Дальше идут менее понятные имена: просыпающийся дрозд, нахальное дитя. Может быть, показалось, что покрывало похоже на гнездо, из которого выглядывает птичка (початок), или на пеленки, где покоится ребенок? Но как возникло самое длинное название, разгадать пока не удалось. Оно звучит примерно так: «Китти, спустись вниз на дорожку, подпрыгни и поцелуй меня!»

Характеристика арума будет неполной, если умолчать о клубнях. Они не столь внушительные, как у аморфофаллюса, но тоже содержат отличный крахмал. Он такой белизны, что кажется, белее на свете ничего и быть не может.

Это не осталось незамеченным придворными дамами во времена Елизаветы I, когда в Англии вошел в моду обычай крахмалить белье. Арумовый крахмал затмил собою пшеничный. Арум сразу же стал растением номер один. В картинных галереях до сих пор сохранились портреты важных дам, позирующих в платьях, накрахмаленных арумом.

Сборщики бросились добывать арум. И он очень скоро исчез бы с лица Земли, если бы не одно обстоятельство. С тех пор, как стали пользоваться белоснежным крахмалом, руки прачек начали покрываться волдырями так, что приходилось бросать работу. Мельчайшие кристаллики щавелевой кислоты из клубней переходили в крахмал, впивались в руки и выводили прачек из строя.

Немедленно был дан отбой. Крахмальщики снова вернулись к проверенной и безопасной пшенице. Арум получил передышку, но ненадолго. Нужда в хлебе возросла. Переводить пшеницу в крахмал сочли грехом. В 1798 году королевское общество искусств в Англии предложило премию в 30 гиней тому, кто найдет источник крахмала из непищевых продуктов. Она досталась некой Д. Гибс, которая вновь предложила арум. Но к тому времени растение стало уже довольно редким, искать клубни оказалось слишком невыгодным занятием.

Пока решалась судьба — быть или не быть аруму, натуралисты не сидели сложа руки. Заметили, что мух влечет к растению неведомая сила. Подлетают к уютному амфитеатру покрывала, покружатся, присядут и вдруг пропадают. Их место занимают новые воздухоплаватели, которые таким же образом незаметно исчезают в глубинах кукушкина кувшина. Проверка показала: крылатые узники томятся на дне и не могут оттуда выбраться. Они бродят по нижней части початка по множеству женских цветков, опыляют их пыльцой, принесенной издалека. Путь к выходу загораживают торчащие волоски. Картина в общем довольно знакомая по другим растениям-ловушкам. Но у арума все происходит по-иному.

Не в пример зловещим кувшинам тропических непентесов, которые тут же переваривают жертву жидкостью, содержащей ферменты, у кукушкиных кувшинов созданы для пленников все условия, располагающие к сносной жизни в плену. Поддерживается нужная влажность воздуха. (Иначе мелким мушкам не прожить и полусуток. А чтобы выполнить обязанность опылителей, они должны пробыть дольше.) Женские цветки снабжают водой и пищей. При таком жизнеобеспечении в кувшинах постоянно работает по два-три десятка мушек, а иной раз набирается и до четырех тысяч.

Возникли большие споры: что привлекает мушек в глубь кувшина? Ж. Ламарк первым заметил, что верх початка гораздо теплее, чем покрывало и окружающий воздух. Это можно определить даже на ощупь.

Попробовали измерить. У крупных экземпляров початок нагревался до 27 градусов, а покрывало до 20. В воздухе в это же время было 18 градусов. Возникла заманчивая мысль: а что, если мушки летят к аруму, просто чтобы погреться, а заодно и найти защиту от врагов? В узкое горлышко никто из хищников не протиснется.

В 1926 году австрийский ботаник Ф. Кнолль попытался опровергнуть эти доводы, но его работы остались незамеченными. И только в 1960 году англичанин К. Дормер вспомнил о них и дополнил. Он сделал стеклянные модели арума. И даже вставил туда миниатюрные электроплитки. Но сколько ни работали плитки, а насекомых тепло не прельщало.

Мушек привлекал запах. У пятнистого арума он, пожалуй, хуже, чем у всех других аронниковых, и напоминает запах человеческого кала. Модели без запаха не ловили ничего, даже если их ставили рядом и поодиночке и по нескольку штук. Зато модель с запахом пользовалась у мух неизменной популярностью.

Замечательно, что запах оказался нужным только как дальняя приманка. Вблизи на него переставали обращать внимание. Мушки не садились на вонючий початок, а приземлялись на соседнем покрывале. Его стенки у арума обильно смочены маслом. Мушки скользят и падают вниз. Когда опыление состоялось, масло перестает выделяться, и по стенкам кувшина мушки выбираются на волю, предварительно захватив порцию пыльцы.

Итак, об опылении узнали много нового. А вот о распространении плодов почти ничего. Не раз видели, как плодики арума ели дрозды. Или лесные голуби. Г. Ридли заметил, что в этом замешаны и дождевые черви. Они транспортируют семена в земле. Кто же важнее: черви или дрозды? Или те и другие?

Монстера

Ее называют пальмой ураганов. Жесткие, кожистые полуметровые листья как будто специально скроены для шторма. Дыр в листьях множество. Ветер сквозь них проходит, словно сквозь решето. Наверное, монстера и могла бы выдержать натиск свирепого ветра, но ей не предоставляется такой возможности. Живет эта лиана в гуще дождевых лесов Мексики. Воздух между ветвями еле движется даже в самый сильный шторм.

В тесном переплетении стволов лиану трудно и разглядеть. По крайней мере, американские натуралисты Л. и М. Мильне долго не могли понять, что за растение они нашли на стволе тропического дерева-гиганта. Оно предстало перед ними в виде тонюсенькой ниточки-стебелька.

Ниточка поднималась по стволу. Первые сердцевидные листочки, которые она дала, были вдавлены в кору хозяина так, словно их пригвоздили утюгом. На метровой высоте ствол стал толще, и от него пошли цепкие корни. Они обхватили ствол хозяина мертвой хваткой. Шествуя по стволу вверх, лиана преображалась на глазах.

На высоте трех метров стволик лианы был уже толщиной с карандаш. На высоте десяти метров — как водопроводная труба. Когда лиана вытянулась до 14 метров, первые дыры рассекли листья. Достигнув 20 метров, стебель сделал первый виток вокруг сука и вывесил обычные монстеровые листья. Только тогда узнали пальму ураганов. Из той части стебля, что разлеглась на суку, тянулись вниз бледные воздушные корни. Они достигали земли и подавали дополнительное питание наверх.

На своих дальних и ближних родичей монстера не очень похожа. Но общее есть — початок. Он у монстеры почти такой, как у всех. Такой, потому что зреет под защитой покрывала. Отличается немногим: не красный, как обычно, а вначале похож на зеленую сосновую шишку, только большую. Когда доспевает, то желтеет.

Плод этот очень вкусный, недаром называют монстеру нежной, похож на ананас. И пахнет примерно так же.

Однако охотников до монстеровых плодов не так много. Во-первых, плод не сразу созревает весь целиком. Кому захочется, откусив початок с одного конца, ждать неделю, чтобы дозрела середина, а потом откладывать удовольствие еще на несколько дней, пока не станет съедобным все остальное? Впрочем, можно набраться терпения и подождать. Хуже другое. Нежнейшая мякоть с запахом ананаса содержит не совсем приятное приложение. Чуть только попадает в рот, как в язык впиваются сотни тончайших иголочек. Если вспомнить о руках прачек, которые крахмалили платья придворным дамам, можно легко представить, во что превращается язык после дегустации монстеровых плодов.

Аир

Из всех аронниковых он самый мобильный. 400 лет назад об аире не знали ни в Европе, ни в Америке. Рос по озерам Южной Азии, где и сейчас еще встречается. В 1562 году австрийский посол в Турции А. де-Басбек раздобыл на озере возле Стамбула корневище аира и привез в Прагу. Через 10 лет аир появился в Вене. Постепенно захватил Европу. Не попал только в Испанию и Португалию. Еще через сто лет проник за Урал: на Ангару и Лену, поселился на Оби и Вилюе. Добрался до Дальнего Востока. Вот здесь-то наконец нашел для себя особо выгодные условия. И недаром: ближе к родине.

Длинные, узкие, мечевидные листья аира похожи на ирис, только край волнистый. Зеленый початок чуть поменьше кукурузного, косо торчит. Длинное покрывало как обычный лист. Высота растения полметра. На початке зреют суховатые зеленые ягодки. Не везде вызревают, только на родине.

В Европе и у нас аир бесплоден. Нет плодов, зато есть ложное корневище. И очень ломкое. Каждый кусок его дает новое растение. Недаром так основательно расселился аир по нашей умеренной зоне.

Сплетаясь корнями с другими надводными поселенцами, аир образует нечто вроде плота. Плавучее сооружение выдвигается в глубь водоема все дальше и дальше. Уже под корнями нет твердой опоры, одна вода. А сплавина растет и растет. Зеркало водоема суживается, кольцо аира вокруг него сжимается. Наконец последний кусочек голубого зеркала воды исчезает под натиском аира и его союзников.

Итак, свершилось. Пришелец поглотил водоем. Но день победы для аира — начало его конца. Постепенно новые растения поселяются на сплавине. Ковер ее становится все толще и толще. Приходят осоки и разные мхи.

Там, где нет аира, его роль выполняет наш маленький аройник-белокрыльник с сердцевидными листьями и белым покрывалом. У него такое же ползучее корневище, и он так же энергично затягивает водную гладь. Иногда аир и белокрыльник действуют вместе.

В тропиках роль аира и белокрыльника выполняет пистия, или нильская капуста. Это самая примитивная представительница аройниковых. Крошечная розетка листьев, по форме похожих на подорожник. На ней миниатюрное белое покрывальце. В нем один женский и один мужской цветок (вместо сотен у арума!). Зато пистия дает боковые почки, и с их помощью колония нильской капусты растет потрясающе быстро.

В Эль-Зюдде, где еще властвует папирус, ему приходится делить место и пищу с маленьким аройником. На Бенгальских болотах пистия дает плавучие маты в полметра толщиной. Здесь растут, как в питомнике, сеянцы разных деревьев. И только в Южной Америке для пистии нет простора. На вид она вкусна, на самом деле едкая. Скот ее избегает.

А теперь традиционный вопрос: полезна или вредна пистия? Как всегда, на него нельзя дать однозначный ответ. Все зависит от обстоятельств.

Во время наводнений в Бенгалии, когда деревни, стоящие на холмах, оказываются островками среди водной стихии, пистия выступает в роли вредного растения. На ее плавучих матах размножаются сорняки рисовых полей. Плотики разъезжают, куда им заблагорассудится, и снабжают сорняками всю округу. Зато рыбий молодняк находит в плотиках нильской капусты отличную гавань, еду и защиту от поползновений на свою жизнь. А в аквариумах нильская капуста снабжает соседей кислородом.

Массы пистий гибнут, если из пресной, болотной, попадают в соленую воду.

Зато с помощью птичьего транспорта могут довольно быстро завоевывать новые водоемы. Мелкие семена прилипают к ногам водоплавающих, приклеиваются с помощью отличного клея, прибрежной грязи, и улетают. Далеко ли? Трудно сказать. По крайней мере, на другие континенты перелететь не могут. В Австралии и Полинезии нильской капусты пока нет.

Бесчисленные ряски

Ряска цветет!

Это известие прокатилось по Америке 5 июня 1937 года. Оно вызвало удивление у одних, недоверие у других. Ряска известна всем, но чтобы она цвела — такого не наблюдали за всю историю штата Миннесота, да, пожалуй, и за всю историю США. Немногим раньше в Эстонии, в окрестностях города Пярну, натуралист Э. Шпор обнаружил цветущую ряску в старых карьерах, где добывали глину. Это так его поразило, что он поспешил напечатать большую статью. Автор «Занимательной ботаники» профессор А. Цингер страстно мечтал найти хоть один экземпляр цветущей ряски. Но так и не нашел.

Ряска давно заинтриговала ботаников. А ведь такая примитивная на вид. И такая вездесущая. У нее тело не разделено на листья и стебли, как у других цветковых растений. Плавает в пруду что-то овальное, зеленое. А что? Одни думают, что тело ряски — лист. Другие спрашивают: где тогда стебель? Третьи считают, что это и не лист и не стебель, а нечто среднее: листо-стебель. А поскольку неудобно называть листо-стеблем, то придумали новый термин — «фронд». Думай что хочешь!

Фронд у ряски зеленый. Вниз от него свешивается корешок. Для чего корень, тоже не вполне ясно. Всасывать питательные вещества ряске удается всем телом, и корень, следовательно, здесь не требуется. Скорее всего он для равновесия — чтобы фронд не перевернулся. В корне у ряски есть пустоты, заполненные воздухом и водой, как на подводной лодке. Осенью воздушные емкости сокращаются, а водные увеличиваются. Ряска тяжелеет и погружается. Когда сверху намерзает лед и его не заметает снегом, маленькое растеньице продолжает работать и подо льдом.

Уж на что мизерные габариты у ряски малой, но в рясковом семействе есть и еще более мелкие существа. Вольфия бескорневая — компаньон кувшинки виктории в заводях Амазонки — мельчайшее из цветковых растений. Ее заросли как плавающая в воде крупа.

Каждый фрондик размером в миллиметр. И даже корешка нет. 12 фрондиков вольфии уместятся на одном фронде ряски. Но так же, как и ряска, вольфия способна очень быстро разрастаться в водоемах, заполняя их площадь без остатка. Мало этого, вольфия может, если не хватает места, громоздиться фронд на фронд в два или даже в три слоя.

К чему может привести бесконтрольное размножение рясковых, можно судить по одному происшествию в штате Массачусетс в США. Оно случилось в 1936 году. В сентябре река Садбьюри покрылась массой плывущих рясок. Прибрежные воды превратились в зеленые лужайки. Река едва успевала уносить зелень, как на место удалившихся фрондиков прибывали новые пополнения. Хозяева пляжей хватались за голову. Число купальщиков таяло с каждым днем. Те, что отваживались входить в воду, выбирались обратно, облепленные с ног до головы зеленой чешуей.

Пришлось экстренно искать причину биологического взрыва. Проверили температурную кривую, осадки за год. Все в норме. Взяли пробы воды. Сравнили с началом века. Потрясающая разница. Содержание примесей в воде возросло за последние 20 лет втрое! То ли прибавились стоки со скотных дворов, то ли внесла свою лепту городская канализация. А может быть, и то и другое? Ряски — единственные среди цветковых растений, для которых грязная вода (в допустимых пределах!) лучше чистой. Они ответили на это вспышкой размножения.

Процветая в воде, разбавленной нечистотами, ряски очищают дурно пахнущую воду настолько, что она становится пригодной для мелких животных. Таким образом, ряски, которые все считали ботаническим курьезом и только, на деле оказались очень живучими и словно специально сконструированными для нашего XX века, когда с чистотой воды бывает не всегда ладно.

Где только нет рясок. Разбрелись по всему свету. Они — на всех материках и островах, очень далеких от материков. На Азорах, Мадейре, Маврикии… Возможно, что ряски доставлены были туда утками. Недаром же англичане назвали ряску утиной травой. Французский натуралист X. Веддель, открывший в Бразилии крошечную вольфию бразильскую, вспоминал случай с этим растением. Однажды он подстрелил странную птицу зеленого цвета. Когда подобрал добычу, оказалось, что перья ее облеплены сотнями фрондиков вольфии. Да еще в полном цвету. Позднее и Ч. Дарвин настигал таких же зеленых уток.

На ближных дистанциях эстафету принимают земноводные. Г. Ридли заметил в колодце в Малакке фрондики вольфии. Трудно предположить, чтобы в колодец попала утка. Зато лягушки и жабы постоянно туда сваливаются. Другой раз нашли вольфию в колодце Каира. И туда эту крошечную ряску затащили лягушки.

Ну а как же с цветением? Цветение рясок видели многие, и не раз. Сейчас ведут подсчет. У одних видов оно случается реже, у других чаще. Некоторые цветут так редко, что один ботаник сокрушенно воскликнул: «Наверное, этот вид вообще никогда не цветет!» Причины? О них можно только догадываться. Выдвинуть теорию цветения рясок пока еще никому из ботаников, кажется, не удалось.