Мишки-гамми и Невезучки

Глава двадцать третья НАПАДЕНИЕ СНЕЖНОГО ЧЕЛОВЕКА

Владелец ослика подал свое транспортное средство к постоялому двору ровно в восемь часов утра. Участники спасательной экспедиции уже ждали старика. Увидев Вольдемара, ослик дружелюбно махнул ему хвостом.

Ворчун был свеж как огурчик. Глава экспедиции, напротив, выглядел ужасно. Ведь целых полчаса Ворчун щипал Вольдемара за нос и растирал ему уши, чтобы тот проснулся. Ворчун заставил его проглотить хотя бы яичницу. Ни о каком умывании не могло быть и речи. Яркий свет прекрасного солнечного утра резал глаза Вольдемару. В голове невыносимо шумело. Казалось, что все окрестные кошки специально собрались на газоне перед входом, чтобы своим оглушительным мяуканьем причинить несчастному Вольдемару максимум страданий.

Перспектива предстоящего путешествия, даже верхом на ослике, казалась Вольдемару, мягко говоря, малопривлекательной. Если быть до конца откровенным, он просто боялся, что его через пару километров стошнит. Но, как говорится, взялся за гуж – не говори, что не дюж!

Ворчун вел ослика под уздцы, а Вольдемара пристегнули к седлу ремнем и еще привязали веревками. Толстяк и Малыш брели позади, подстраховывая парня, чтобы тот случайно не свалился.

Первые три-четыре километра – полтора часа по горной тропинке – прошли для Вольдемара как в тумане. Ремни оказались отнюдь не лишними. Голова мальчика болталась из стороны в сторону, и всякий раз, когда ослик перешагивал камень, Вольдемар едва не падал с животного. Временами он принимался подозрительно икать, но Малыш вовремя давал парню воду.

Надо сказать, что горная дорога отнюдь не способствует восстановлению здоровья выздоравливающего. При каждом толчке тело Вольдемара подпрыгивало вместе с осликом, и многострадальная яичница подкатывала к самому горлу. Вольдемар пытался не жаловаться на жизнь, но мертвенная бледность его лица была более чем красноречива.

Время от времени Ворчун бросал на своего спутника короткие взгляды и сочувственно вздыхал. Он прекрасно понимал его состояние.

Спустя некоторое время Вольдемару полегчало, и он начал медленно оживать. На его щеках появился румянец, а в глазах – интерес к жизни.

– Ворчун, Толстяк и Малыш, вы только посмотрите, какая красота, какие интересные камни, я никогда не видел ничего подобного! – вертел головой по сторонам сын аптекаря, но мишки-гамми не обращали внимания на Невезучку.

Как бы то ни было, а на дорогу, которая на равнине заняла бы у них часа два, здесь, в горах, им пришлось потратить гораздо больше. Солнце уже перевалило через зенит и начинало клониться к западу, когда у ослика в животе неожиданно заурчало, и он остановился.

– Что, мы приехали? – поинтересовался Вольдемар.

– Похоже, ослик проголодался, – произнес Ворчун и принялся отстегивать ремни, которыми был привязан Вольдемар. – Его надо покормить.

К большому удивлению мишек-гамми, ослик слопал весь овес, который был у них, но с места не сдвинулся.

– Может, его надо и напоить? – предположил Толстяк.

Когда ослик выпил всю воду, он дружелюбно махнул хвостиком и тронулся в путь.

– В следующий раз, – пробурчал Ворчун, – когда он проголодается, мы уже не сдвинем его с места...

Лишь к вечеру путники подъехали к ущелью в Диких горах, где, по рассказам лесорубов, произошла катастрофа.

Ворчун, Вольдемар, Толстяк и Малыш заглянули в ущелье. Далеко внизу среди острых камней зияла внушительных размеров яма, наполовину заполненная мутной водой, из которой торчали обугленные прутья того, что когда-то было корзиной воздушного шара. Повсюду были разбросаны обгорелые лоскутки ткани. Они уже успели покрыться тонким слоем ярко-зеленого лишайника, и это их маскировало. На стене стремнины, зацепившись о выступ, висел продырявленный кусок ткани с остатками веревок.

– Этого я и боялся, – произнес Ворчун, закончив осмотр. – Ничего не осталось, воздушный шар сгорел, а я надеялся, что мы сможем найти хоть что-нибудь, – в его голосе слышалась неподдельная грусть.

Перед лицом разыгравшейся трагедии даже его разногласия с отцом Домиником отошли на задний план, хотя, казалось, он мог торжествовать, ведь ни к каким положительным результатам это дурацкое расследование не привело. И использование Вольдемара с его патологической невезучестью в качестве подсадной утки тоже ничего не дало, да и не могло дать. Он, Ворчун, говорил об этом в самом начале.

– Так вы считаете, что нет никакой надежды? – спросил Вольдемар, заранее зная ответ. Голос его предательски дрожал.

– Ты же сам все видишь! – Ворчун бессильно развел руками. – Здесь же все как... – он попытался подобрать подходящие слова, – как после землетрясения! Вряд ли кто-нибудь мог выжить в такой катастрофе! В лучшем случае девочка после падения осталась жива, но ты же сам видел, что на это ущелье обрушилась снежная лавина.

Вольдемар ничего не ответил. Он в отчаянии махнул рукой, повернулся, твердым шагом отошел от края ущелья и уткнулся головой в холодную гранитную скалу.

Ворчун не считал себя сентиментальным, но сейчас он до глубины души был тронут проявлением чужого горя. Не надо быть ясновидящим, чтобы понять, что Вольдемар, этот, в общем-то, ничем не приметный мальчуган, был давно и безнадежно влюблен в девочку Николь, дочь богатого мельника, или бедного короля. И ему опять не повезло.

«Господи, как же ему не повезло! Такого и злейшему врагу не пожелаешь!» – подумал Ворчун. Внезапно ему в голову пришла идея.

«Вот оно, слабое место теории отца Доминика! – обрадовался Ворчун. – Он не учел маленькой детали. Невезучка-Вольдемар влюблен в Невезучку-Николь. Если бы парень отыскал ее целой и невредимой, то это было бы огромным везением! А вся теория этого, с позволения сказать, душеведа строилась на невезучести этих двоих. Таким образом, теория страдала внутренней противоречивостью. Что ж, господин служитель Бога, неувязочка получилась! И уж совсем слепым надо было быть, чтобы не заметить, что мальчуган влюблен.»

Ворчун мысленно обругал себя за то, что в такой момент занялся выяснением отношений с отцом Домиником. Он подошел к сыну аптекаря и положил руку ему на плечо:

– Послушай, Вольдемар! Возьми себя в руки, будь настоящим мужчиной! Поверь, я искренне сочувствую твоей беде, но слезами горю не поможешь.

Ворчун удивился своим словам. Никогда он не подозревал за собой умения утешать.

Малыш и Толстяк тоже подошли к мальчугану.

– Спасибо, Ворчун, Малыш и Толстяк! – сказал Вольдемар. – Спасибо, что сочувствуете мне.

– Вольдемар! – воскликнул Ворчун. – Для меня это тоже большой удар. Мне до слез жаль девочку, хотя я никогда ее не видел, только на фотографии. Если что-то можно было сделать, я бы сделал.

– Нет, уже ничего сделать нельзя, – всхлипнул Невезучка.

– Я сделал бы это не для нее, а для тебя. И ты совершенно прав, что сделать ничего нельзя. Самое лучшее сейчас – это уехать отсюда. Мы вернемся в Зальцендорф, в привычную обстановку, там ты успокоишься. Ведь правильно говорят, что время – лучший доктор.

– Да, да, – всхлипывал Вольдемар.

Ворчун чувствовал, что говорит не то, что слова, слетающие с его языка, пусты и банальны, но что он мог сделать еще? Однако Ворчун с удивлением осознал, что за несколько дней, проведенных с Вольдемаром, этот смешной непутевый мальчуган стал ему ужасно дорог.

– Должен признаться, Ворчун, – пробормотал Вольдемар, – и мне не всегда в жизни везло.

– Не может этого быть! – не смог удержать улыбки Толстяк. – По-моему, ты просто родился в рубашке, до того тебе всегда везет...

– Честное слово! А тут я решил: вот оно! Повезло! Если бы мне удалось обнаружить Николь, она бы точно в меня влюбилась!

– Что? – Ворчун, Малыш и Толстяк от удивления чуть было не сели на большущий камень.

– А почему бы и нет? – Вольдемар немного помолчал. – А теперь все рухнуло! После всего, что мне довелось пережить, после всех приключений возвращаться назад, в этот скучный Зальцендорф – это невыносимо! Хоть ты оставайся жить здесь, в горах!

– Ладно! – сказал Ворчун, обнял Вольдемара за плечи и повернул парня к ослику.

Они были уже в двух шагах от ослика, когда из-за скалы выскочило огромное мохнатое существо и, буквально вырвав Вольдемара из рук Ворчуна, пустилось наутек.

Ворчун опешил и закричал:

– Держи его!

– Это снежный человек! – воскликнул Малыш и бросился вслед загадочному существу.

«Вот и не верь после этого выдумкам крестьян!» – подумал Ворчун.

Мишки-гамми бросились к гранитной скале, за которой успел скрыться снежный человек, и убедились, что он изо всех сил улепетывает по узенькой тропинке вниз в ущелье. Вот снежный человек очутился на каменистой площадке и огромными прыжками приблизился к ее краю. Он вознамерился перескочить ущелье одним прыжком, чтобы уйти от преследователей.

– Он хочет перепрыгнуть ущелье! – вскричал Ворчун. – Ведь они разобьются!

– Снежный человек разбегается! – в ужасе заорал Толстяк.

– Даже если снежному человеку удастся совершить свой безумный прыжок, то и тогда Вольдемар, возможно, навеки исчезнет, – сказал Малыш. – Ведь неизвестно, что снежные люди делают с украденными мальчиками. Вполне вероятно, они превращают их в таких же диких бродяг, каковыми являются сами.

Тем временем, разбежавшись, снежный человек с Вольдемаром в руках прыгнул. Он чуть-чуть не долетел до противоположного края пропасти. Однако чудовище успело в самый последний момент уцепиться за выступ скалы. Вольдемар в это время держался за шерсть снежного человека. Ну и, конечно, что мог даже такой субъект, как снежный человек, противопоставить чудовищному отрицательному биополю Невезучки?

Камень, за который держался снежный человек, неожиданно отвалился от скалы, и оба человека, нормальный и снежный, полетели в пропасть.

– Все, конец! – воскликнул Малыш и зажмурился от страха. Ворчун хладнокровно посмотрел вниз и смерил взглядом глубину пропасти.

– Да, без специального альпинистского снаряжения в это ущелье, пожалуй, не спуститься! – пробурчал он и еще раз внимательно посмотрел вниз. Он разглядывал дно пропасти и наконец различил два тела – громадную лохматую тушу снежного человека и рядом с ней Вольдемара в зеленых штанишках и ярких белых кедах. «Неужели разбились?» – подумал Ворчун, но едва он так подумал, как снежный человек, кряхтя и потирая ушибленные места, поднялся на ноги. Очевидно, всякий интерес к мальчику после падения с такой головокружительной высоты он потерял, потому что, прихрамывая сразу на обе ноги, припустил в глубь ущелья.