Глава пятая КЮРЕ-СЫЩИК

Вечером того дня, когда зловредный Гаргануд утащил принцессу Николь, король Ян Гринлиф Двенадцатый, не дождавшись звонка от дочери, поднял на ноги всю полицию своего королевства. Но поскольку полиция состояла из одного немощного Пфайфера, то он, разумеется, ничего не нашел.

Король провел тревожную бессонную ночь.

– Девчонка совсем отбилась от рук! – сердито кричал утром король, чтобы его слышали соседи. – Николь покидает тетушкин дом без присмотра и носится где попало! Со вчерашнего дня ее нет дома. Наверное, засиделась в гостях и осталась ночевать у подружки. Ну и получит же она у меня на орехи! Придется мне попотчевать ее ремешком!

Но и новый день не принес хороших вестей. Весь сад и лес исходили местные крестьяне в поисках пропавшей принцессы – и никаких результатов. Следующий день тоже не порадовал удрученного горем папашу. К поискам подключили полицию соседних королевств, и она буквально валилась с ног от усталости, разыскивая Николь. Девочка словно провалилась сквозь землю. Король- мельник разругался с офицером зарубежной полиции и нанял частных сыщиков, которые едва ли не носом перерыли все окрестности тетушкиного дома, но и они были вынуждены признать свое поражение.

Придворная дама по имени Изабелла как могла успокаивала короля, всячески стараясь облегчить его горе. Она оказалась единственным человеком в королевстве, который не потерял голову и распорядился сделать все, что полагается в таких случаях, – сообщила о пропаже в газеты.

Скоро о случившемся узнали во всех соседних королевствах. Король Ян Гринлиф Двенадцатый получил уйму соболезнований. Принцесса Николь стала известна повсюду. Из всех стран приехали журналисты. Они фотографировали комнатку принцессы и выпытывали обо всем, что их интересовало. Им рассказали, в какие сады девочка лазила за чужими грушами и как не вернулась с прогулки по парку, где, скорее всего, собирала грибы.

* * *

Со дня пропажи девочки прошло несколько мучительных дней. Убитый горем отец скверно выглядел. У него опустились плечи, ссутулилась спина, когда-то синие глаза выцвели – все говорило о том, что этого человека постигло большое горе.

В один из дней на мельнице было назначено собрание поставщиков зерна, где решались важные вопросы, и король-мельник хотел взять себя в руки и сосредоточиться перед этим важным мероприятием.

– Доброе утро, ваше величество, – неожиданно услышал он голос местного приходского священника – кюре и хмуро ответил:

– Здравствуйте, отец Доминик.

– Я бы хотел, ваше величество, поговорить с вами.

– Простите, дорогой Доминик, – вздохнул удрученный горем король, – но я не в состоянии разговаривать...

– Дело касается вашей дочери, ваше величество.

Мельник-король поднял глаза и с надеждой взглянул на приходского священника. Надо сказать, что отец Доминик был человеком выдающихся способностей. Кроме того, что он, как и полагается людям его профессии, наставлял людей на путь истинный, отец Доминик занимался еще массой всевозможных вещей. Он разводил фазанов, наблюдал за звездами в телескоп на чердаке своего дома, выводил травами бородавки, а однажды одним взглядом успокоил в бродячем цирке взбесившегося льва. Поговаривали, что этот травовед и душевед знается с нечистой силой, но сан священника покрывал все его, как некоторым казалось, темные делишки.

Отец Доминик выглядел суровым, у него было холодное лицо, внушавшее страх всем прихожанам. Правда, по характеру это был добрый человек. Он жил совсем один, без родных и без прислуги, в домике, стоявшем на отшибе. Когда отец Доминик беседовал с кем-либо из прихожан наедине, казалось, будто взгляд священника проникает в самую душу. Многие молодые люди, что бывали у него, готовясь к причастию, приходили в ужас от его речей. Каждое воскресенье отец Доминик читал проповеди и при этом обычно превосходил самого себя. У слушателей пробегал мороз по коже не только от проповеди, но и от самой манеры чтения. Дети становились серьезными, а старики после проповеди казались похожими на пророков и весь следующий день беспрестанно молились.

Домик отца Доминика стоял над речкой, в густой тени деревьев. Над крышей домика нависали колючие лапы мохнатых елей. С некоторого времени многие люди стали обходить дом кюре стороной, особенно в сумерки. Пожилые люди, завсегдатаи деревенской пивной, при одной только мысли о том, чтобы пройти поздним вечером возле такого дома, приходили в ужас. Это было действительно страшное место, но только потому, что так было нужно отцу Доминику. Он часто прогуливался возле дома в сумерках, и это только закрепляло за ним дурную славу.

Такая атмосфера, окружавшая слугу божьего, наделенного тем не менее твердой верой в Бога, обычно вызывала удивление и любопытство, но даже среди прихожан многие не знали о странных событиях, ознаменовавших первый год служения отца Доминика. Дело в том, что только отец Доминик с присущей ему проницательностью определил, что за рекой находится Долина Медведей-Гамми. Приложив усилия, отец Доминик познакомился с мишками-гамми и стал с ними дружить.

* * *

– Если мы пройдем через улицу к школьному стадиону, – сказал отец Доминик королю, – то мне не придется долго рассказывать о том, что станет и так очевидным.

«Нет, у господина кюре точно не все дома!» – подумал Ян Гринлиф Двенадцатый, но все-таки последовал за священником. Они подошли к школьному стадиону, откуда вылетел футбольный мяч и чуть было не угодил прямо в священника. Тот ловко поймал мяч и, не боясь уронить свой авторитет, отфутболил мяч назад на стадион, причем сделал это так ловко, что мяч, описав замысловатую кривую, едва не влетел в ворота.

– Ваше величество, – как ни в чем не бывало произнес кюре, – вы не знаете вон того паренька?

– Того рыжего, как лисий хвост, что сидит на скамейке запасных?

– Да, этого чудесного рыженького парнишку...

– Вон того длинного и нескладного, с ушами-локаторами? – уточнил Гринлиф.

– Совершенно верно.

– Как же не знать, это же Вольдемар, сын аптекаря Вайнекера. Шалун и проказник, как моя дочка.

– Как бы не так! – загадочно воскликнул кюре. – В своих шалостях и проказах он виновен так же, как птицы виновны в том, что гремит гром.

– Вот как? Это почему же? – удивился Гринлиф.

– Вы знаете, почему он сейчас не в игре?

– Нет, понятия не имею.

– Он только что забил второй гол в собственные ворота!

– Вот невезение...

– Это еще что! Сейчас, ваше величество, вы сами сможете убедиться, что этот парень родился невезучим... – с этими словами кюре направился к школьному тренеру и некоторое время шептался с ним, время от времени указывая глазами то на ничего не подозревающего Вольдемара Вайнекера, то на короля. Через несколько минут тренер объявил замену в одной из команд, и на футбольное поле вновь вышел сияющий от радости Вольдемар. Но, словно в подтверждение слов отца Доминика, первый же удар по мячу привел к тому, что тот сразу угодил в собственные ворота. Юные футболисты схватились за головы и с ненавистью посмотрели и на опешившего парня, и на тренера, который подвел таким образом всю команду. В сердцах Вольдемар схватил мяч и ударом ноги запустил его вверх, словно он и был главным виновником всех бед.

Мяч подбил на лету неизвестно откуда взявшегося почтового голубя, описал широкую дугу и опустился на лампу осветительного фонаря. Послышался звон стекла.

Но на этом злоключения футбольного мяча не кончились. Скорее всего, нога Вольдемара Вайнекера была действительно одержима роком невезения, как, впрочем, и он сам. Разбив лампу, мяч опустился на дорогу, но тут на него наехал автомобиль. Мяч попал прямо под колесо. Автомобиль заюлил по шоссе, водитель резко нажал на тормоз, что заставило идущий сзади грузовичок тоже затормозить, и шикарный автомобиль директора школы, который ехал следом за грузовиком, с лязгом и звоном врезался в него.

Водители повыскакивали из своих кабин, поднялся невообразимый галдеж. И уже никто не следил за дальнейшей судьбой мяча. А тот, словно выпущенный из мортиры, выскочил из-под автомобильной шины, опрокинул детскую коляску, которую катила юная мать, и угодил в витрину местной аптеки, той самой, которая принадлежала отцу Вольдемара.

Стекло рассыпалось на мелкие кусочки.

Загрузка...