Мисс Вайоминг

Глава пятнадцатая

Поужинав с Айваном и Ниллой, Джон отправился в дом для гостей. Дорис, отказавшаяся от ужина в компании крикливой Маккензи, спала. Джон вспомнил о коротких связях с женщинами за время своих скитаний, потом подумал о Сьюзен. Когда он поворачивал ручку входной двери, ему пришло в голову, что, пожалуй, он мог бы помочь Сьюзен справиться с одиночеством, которое подметил в ее глазах, – теперь Джон ни капельки не сомневался, что подметил он именно одиночество, несмотря на все ее улыбки и уверенный вид. Если он чему-то и научился за время своего бродяжничества, так это распознавать одиночество, кроме того, он твердо усвоил, что открытое обсуждение одиночества – одна из самых запретных тем в мире. Ни секс, ни политика, ни религия. И даже ни неудача. Одиночество – вот слово, от которого всех сразу как ветром сдувает. А Сьюзен – это тот человек, кому он наконец может оказать помощь, сделать что-то большее, чем создать сюжет для бессмысленного фильма. У них обоих в душе может дать росток и вырасти нравственное и доброе.

Он позвонил и снова нарвался на автоответчик. Джон повесил трубку. Он чувствовал себя шестнадцатилетним.

Когда прошел час, а Сьюзен так и не перезвонила, Джон ощутил, как в груди колотится сердце, и никак не мог сосредоточиться. К полуночи он находился уже во взвинченном состоянии, как от наркотиков, но только без их расслабляющего действия. Он решил пойти и взять напрокат кассеты с фильмами, в которых снималась Сьюзен. Он хотел увидеть ее глаза и узнать, всегда ли в ее взгляде было это одиночество или оно появилось недавно. Кроме того, ему просто хотелось увидеть ее лицо. Вот что чувствуют поклонники звезд, – подумал он. – Вот, значит, на что это похоже. Для Джона звезды были частью потока людей, которые проходили через его дом, наравне с прислугой, агентами и доставщиками. Но в тот вечер он понял, насколько могут быть привлекательными бульварные газеты и журналы для кинолюбителей.

Он поехал в Западный Голливуд в седане «крайслер» Айвана. Айван и Нилла предпочитали седан, потому что этот автомобиль предоставлял анонимность, он не был похож ни на машину, взятую напрокат, ни на, как говорила Дорис, машину «нацменов или перепуганного среднего класса».

Движение было умеренным; веяло ночной свежестью. Джон нашел видеосалон «Вест-сайд видео». Войдя внутрь, он понял, что менеджер видеосалона пытается утверждать свою индивидуальность, вывешивая голографические бирки с названиями категорий «Злые мамаши», «Смазливые, но тупые» и загадочных подкатегорий вроде «Праздник крови» и «Хренотень», где Джон, к своей неподдельной радости, увидел старых знакомых «Дикую землю» и «Обратную сторону ненависти».

Он понял, что у него нет ни малейшего представления о том, в каких фильмах снималась Сьюзен.

Он спросил продавца, на табличке которого значилось имя Райан, есть ли у него что-нибудь со Сьюзен Колгейт, и тот даже тихонько взвизгнул от удовольствия. «Ми-и-сс Кол-л-л-л-гейт? Думаю, что да. Сюда, пожалуйста». Он подвел Джона к старому стеллажу, уставленному выцветшими на солнце коробками с кассетами. Над стеллажом красовалась лазерная надпись Св. Сьюзен Божественная. Стеллаж, наподобие алтаря, венчали свечи и жертвенные приношения – японские леденцы, пузырьки из-под лекарств, модель аэробуса без одного крыла и мозаичное панно из снимков Сьюзен крупным планом, вырезанных и любовно отобранных из разных газет и журналов. Райан стоял, терпеливо ожидая реакции Джона, но Джон молчал: римские свечи пылали у него в мозгу. Он чувствовал просто половое желание овладеть алтарем.

– Она – это что-то, правда? – спросил Райан.

– Ты сам это сделал? – в свою очередь спросил Джон, оглядывая Райана, – брюки цвета хаки, белая футболка и фланелевая рубашка. Лицо – приятное.

– С нежной любовью и заботой.

– Я даю тебе за него сто баксов прямо сейчас.

Райан вытаращил глаза.

– Мистер Джонсон – извините, не стану прикидываться, что не знаю, кто вы такой, – но это моя святыня. И я не могу с ней так просто расстаться.

– Пятьсот, вместе с кассетами.

– Мистер Джонсон. Я сделал это своими руками. Это вам не шуточки. Я собирал эти вырезки годами.

– Девятьсот. Половина того, что у меня осталось. Мои последние деньги. Все знают, что я банкрот. Даже учитывая «Суперсилу».

– Не говорите мне этого! Слишком много информации для меня, мистер Джонсон!

– Просто Джон.

– Слишком много информации для меня, Джон.

Уперев руки в бока, Райан наблюдал, как Джон просматривает названия на корешках коробок. В магазине больше никого не было. Они могли говорить в полный голос.

– Джон, я тебя совсем не знаю, но позволь спросить кое-что.

– Спрашивай что хочешь – легче будет.

– Ты… как бы это выразиться… влюблен в мисс Колгейт?

– Что? – Джона поразила не столько прямота Райана, сколько внутренний толчок, такой же, какой он вдруг чувствовал, когда обнаруживал в детективах Агаты Кристи, кто преступник. – Влюблен? Я…

– Хватит, хватит. Теперь порядок. Я работаю для добрых сил. И знаешь, это меня не удивляет.

– Что не удивляет? Я не говорил, что влюблен.

– Да у тебя на лбу яркий транспарант с именем Сьюзен.

– Ах ты, гаденыш.

– Успокойся. – Райан видел, что Джон не возражает против того, что слышит. На самом деле даже наоборот. – Я имею в виду, что вы оба исчезали, и надолго. Она – после авиакатастрофы три года назад, а ты годом раньше.

Джон не собирался это оспаривать.

– И что дальше? Куда ты клонишь?

Райан потер подбородок и напустил на себя преподавательский вид.

– Полагаю, это что-то новое. Потому что в противном случае ты бы уже просмотрел все фильмы с ней.

– В точку, доктор Эйнштейн.

– Когда вы встретились?

– Сегодня за обедом. В «Плюще».

Райан присвистнул.

– Послушай меня, Джон. Забирай все кассеты, а я доложу, что они пропали или украдены.

– Да?

– Да. И прибереги свои последние деньги. Я добавлю и алтарь, но здесь есть одна загвоздка.

– Без загвоздок на земле не было бы жизни.

Джон вдруг почувствовал прилив любви к этому странному молодому человеку.

– Ты должен будешь ответить мне на ряд вопросов для проверки твоих знаний, после того как прочитаешь сценарий, который я написал.

– Все по-честному. Заметано.

– Ладно. Тогда я закрываюсь, и мы сможем спокойно просканировать записи и погрузить эту штуку в твою машину.

Джон с Райаном подняли алтарь и перенесли его к прилавку, где Райан принялся считывать бар-коды. Джон оставил Райану свой адрес и номер телефона.

– Только попробуй дай их кому-нибудь, и от тебя мокрое место останется. А теперь позволь мне кое о чем спросить тебя, Райан. Зачем ты сделал этот алтарь? Ты ведь не из тех, кто любит выслеживать, потому что они не делают алтарей – они выслеживают. В чем твой интерес?

Райан поднял глаза на Джона, собираясь что-то сказать, потом явно передумал и начал говорить уже совсем другое:

– Понимаешь, всем нам нужна навязчивая идея, кумир. Мой кумир – Колгейт: 3184 Престуик-драйв, Бенедикт-каньон, водительские права штата Вайоминг за номером 3352511, телефон не указан, но сообщения можно оставлять Адаму Норвицу, агентство IPD.

Джон удивленно посмотрел на Райана:

– Она берет здесь кассеты напрокат.

Джон посмотрел на пленки: несколько серий постановки «Семейка Блумов», «Залив „Динамит“» и «Лики Трейс». «На гастролях со „Стальной горой“». Чушь.

– Есть еще причина, по которой тебе нравится Сьюзен Колгейт. Может, расскажешь?

– Верно. Полицейский сказал мне, что я был последним, кто оставил послание на ее телефоне до катастрофы – несколько лет назад. Не могу это объяснить. И вот сегодня вечером появляешься ты. Так что теперь я снова с ней связан.

Алтарь поместился на заднее сиденье. На улице было на удивление холодно, и Джон почувствовал озноб.

– Вот сценарий, – сказал Райан.

– Да, да, – ответил Джон.

– Послушай, Джон.

Джон остановился; он не привык к подобному обращению, но в данном случае не имел ничего против.

– Когда прочтешь сценарий, сразу мне позвони. Но это не все.

– А что еще?

– Звони мне, когда тебе будет нужно, и мы сможем поговорить о Сьюзен.

– Ты хоть понимаешь, как по-идиотски это звучит, Райан?

– По-идиотски или нет, но имей в виду. Другие люди не поймут, что значит, когда человека одолевают чувства. А это случается. И я тут ни при чем – дело в тебе, потому что ты влюблен и рано или поздно тебе понадобится выговориться. Другим этого не понять.

– Ладно, Райан, – рассмеялся Джон, – твоя взяла. Когда душа у меня будет петь, можешь быть моей Йоко Оно.

– Удачи, мистер Джонсон.

Джон поднял оба больших пальца вверх и немедленно погнал машину на Престуик, 3184, припарковался напротив, на другой стороне улицы, и посмотрел на маленький, выкрашенный синей краской дом Сьюзен, окруженный разросшимися декоративными кустами. Свет горел только над крыльцом. Час прошел в мучительном ожидании, но, кроме человека с собакой и проехавших мимо трех машин, никто не попался Джону на глаза. Он сдался и поздно ночью поехал домой. Улицы были на удивление пустынны, Джон заметил туман, но потом понял, что этого не может быть, потому что в Лос-Анджелесе никогда не бывает тумана. Зазвонил мобильник, но звонивший разъединился.

В ту ночь он так и не уснул. Он читал сценарий Райана и пил малиновый сок. Глядя на свой телефон, он думал о том, в какое время прилично позвонить Сьюзен. В половине восьмого? Слишком рано. В восемь? Да. Нет. Это безумие. В половине девятого? Привет, Сьюзен – да, я понимаю, рановато… В девять? Да, но как дождаться, как вытерпеть чернильный мрак и удушающую медлительность ночи?

К шести часам небо просветлело, и несколько голубей легко и стремительно пронеслись над кустами. Он отложил сценарий Райана – «Тунгуска». Хороший сценарий. Женщине из Техаса отец оставляет в наследство странный металлический обруч, похожий то ли на корону без драгоценностей, то ли на пяльцы для вышивания. Разглядывая обруч, она подносит его к экрану телевизора, но тут с неба обрушивается торнадо, превращающий Галвестон, где она живет, в пустынное место, усыпанное обломками фанеры, мебели, сломанными ветвями, игрушками, машинами и разорванной в клочья одеждой. Уцелела только комната героини. Оказывается, обруч – это вход в иной мир, обращающий психическую энергию человека в энергию ядерную.

Джон услышал глухое гудение – беговая дорожка Айвана пробудилась к жизни, как обычно, в шесть тридцать утра. Конец одиночеству! Джон подошел к Айвану, который, занимаясь на тренажере, одновременно смотрел утренние новости по старенькому телевизору, как всегда стоявшему на стуле.

– Джонни.

– Айван.

– Дерьмово выглядишь. Всю ночь не спал?

Тренажер Айвана был установлен на третий режим из десяти возможных.

– Да.

Такое случалось нередко.

– Смотрел что-нибудь хорошее?

– Да нет. Читал кое-что.

– Читал?

– Да, сценарий.

– Ой-ой-ой. Вспомнил молодость. Когда в последний раз ты хотя бы дотрагивался до сценария?

Джон задумался.

– Действительно, когда?

– Может нам пригодиться?

– Думаю, да. Хорошая штука.

– Хорошая или хорошее дерьмо?

– Хорошая значит хорошая. Даже, я бы сказал, отличная.

– Ну, давай колись, партнер.

Джон стал описывать фильм.

– А что происходит после того, как разгромили Галвестон?

Айван заинтересовался.

– Мы возвращаемся назад во времени – к знаменитому Тунгусскому метеориту, который столкнулся с Землей в 1908 году.

– Тому самому, который повалил половину деревьев в Сибири?

– Именно. Только выясняется, что это был совсем не метеорит, а что-то вроде обруча.

– Не пришельцы, я надеюсь. Рынок перенасыщен подобным дерьмом.

Айван замерил пульс по секундомеру.

– Нет, не пришельцы. Обруч из Швейцарии. Из Берна – есть там такой город. Так вот этот обруч сделала в 1905 году одна сластолюбивая еврейка из России, которая жила рядом с Эйнштейном. В том самом году, когда Эйнштейн открыл теорию относительности.

– Сластолюбивая? Что это за слово такое. Ты в каком году живешь, Джонни, в 19б2-м?

– Ладно, ладно. Чувственная.

– Чувственная? Мы что – перенеслись в 1988-й?

– О боже, Айван. Она чувственная в положительном смысле. Родители ее умирают, и она возвращается из Берна в Сибирь. И как раз после ее возвращения происходит взрыв метеорита.

– Какая же это психическая энергия, что, взорвавшись, уничтожила половину Сибири?

– А это первый оргазм женщины случайно затягивается в обруч и усиливается им.

– Jawohl.[3]

– Так или иначе, она находится в центре взрыва и поэтому остается целой и невредимой. Какие тут открываются просторы. Ты только представь одни спецэффекты, Айван. Но, короче говоря, плохие ребята все узнают об этом обруче.

– Какие плохие ребята?

– Из швейцарского банковского консорциума накануне Второй мировой войны. Это те ребята, которые во время войны будут сгребать золотые зубы жертв концлагерей.

– И что дальше?

– Этим ребятам не терпится заполучить обруч. Все правительства хотят заполучить его, но женщина прячется сама и прячет обруч до 1939 года, то есть до войны. Ее отправляют в лагерь смерти, и фашисты завладевают обручем. Потом американцы выкрадывают его у немцев и используют для ядерных бомбардировок Японии. После этого обруч переносится в Неваду, где в него закачивают энергию казино и проигравшихся игроков Лас-Вегаса, чтобы проводить ядерные испытания. Но тогда сын этой женщины, специалист по баллистике, который тоже работает в испытательном центре в Неваде, понимает, чем является обруч на самом деле и что он принадлежит ему.

Он умудряется его стащить – тогда-то, в восьмидесятые, и прекращаются ядерные испытания – и залегает на дно в Галвестоне, тайком провезя с собой обруч. Но с ним случается удар. Его дочь, которую играет та же актриса, что играла его мать, прячет обруч в кладовку. И вот когда она в очередной раз прибирается там, и происходит сцена с телевизором. Узнав о торнадо, плохие парни понимают, в чем дело, ну а дальше погоня и море крови. И рыбы выворачиваются наизнанку. И розы расцветают в полночь. Это Апокалипсис. В финале женщина отвозит обруч на Гавайи и бросает его в кратер действующего вулкана. Ну, и как тебе?

Теперь Айван замерял свое дыхание, когда тренажер переключился на бег в гору.

– Сдается мне, там много всякого летучего мусора.

– Мусора? Что? Думаю, да.

– Я встречался с этими умниками из компьютерных фирм в Сан-Франциско, перед тем как поехать в Шотландию. Их компьютеры теперь могут выдавать идеальный летающий мусор. Они подыскивают сцену, на которой могли бы продемонстрировать свою новую технику, а это, похоже, как раз то, что надо. Правда, придется кое-что подправить. Кто автор?

– Один из этих молодых бунтарей – какой-то Райан. Сейчас он полон энтузиазма.

– Никогда про такого не слышал. На него что – спрос?

– Мы можем предложить цену первыми.

– И сколько?

– Думаю, пятьсот.

– Лучше триста. Не против?

– Первый сценарий за много лет, который привел мой мозг в состояние эрекции.

– Первый сценарий, который ты за много лет прочел.

Зазвонил звонок, означавший, что кто-то дожидается у главных ворот. Айван выключил тренажер.

– Пошли, Джонни, посмотрим, кого там принесло.

Они прошли сквозь внутренний дворик, который был полон цветов и сочной листвы. У ворот стояла полицейская машина, один полицейский стоял рядом с машиной и говорил по селектору, второй сидел на пассажирском месте. Нажав кнопку на пульте, Айван открыл ворота и впустил полицейских.

– Чем обязаны? – спросил Айван.

– Добрый день, мистер МакКлинток, – сказал высокий полицейский. – Приветствую, мистер Джонсон. У вас не найдется минутки, мистер МакКлинток?

– Зовите меня Айван. Конечно, найдется. О чем речь?

– Проверка. Вы владелец белого «крайслера», номер 2ZM3496T?

– Да.

– Вы проезжали на вашей машине сегодня около двух часов ночи в районе Бенедикт-каньона?

– Это был я, – сказал Джон.

– Вы можете рассказать нам, что вы делали накануне вечером, мистер Джонсон?

– Само собой. Я брал кассеты в Вест… Вест… «Вест-сайд видео» в Санта-Монике.

– Какие именно кассеты?

– Штук десять. Со Сьюзен Колгейт – «Семейка Блумов» и еще какой-то дурацкий фильм класса «В».

Полицейские обменялись многозначительными взглядами.

– В котором часу это было, мистер Джонсон?

– Парень как раз закрывался. Около часу, я думаю.

– А потом?

– Потом я… поехал и остановился напротив дома Сьюзен Колгейт. Простоял там примерно час.

– С какой целью, мистер Джонсон?

– А что – что-то не так? Что вообще происходит? – Джон начинал раздражаться.

– Обычная проверка, сэр. Так зачем вы стояли возле ее дома?

– Джонни, – сказал Айван. – Просто говори, ладно. Мы ведь здесь не фильм продаем.

– Она не ответила на мое телефонное послание. Я имею в виду Сьюзен Колгейт. Я решил, что она, наверное, возвращается домой поздно.

– Вы живете здесь, мистер Джонсон? – спросил полицейский пониже ростом.

– Да, вон в том доме. Вместе с матерью.

Полицейские посмотрели на дом для гостей, практически не изменившийся с тех пор, как Джон впервые его увидел.

– Я лишился своего дома в Бэль-Эр в прошлом году. Вероятно, вы читали об этом в «People».

– Ты не лишился его, Джон, – сказал Айван, – ты его отдал.

– Налоговой службе. Только не я им отдал. А они сами забрали.

– Это тот «крайслер» стоит вон там? – спросил высокий полицейский.

– Да, тот, – ответил Джон и почувствовал дурноту в желудке, вспомнив об алтаре, который по-прежнему лежал на заднем сиденье. – Там… о черт. Сами увидите.

Все четверо спустились с холма; обнаружив алтарь, полицейские напустили на себя воинственный вид. Один позвонил в участок, запрашивая немедленную техническую помощь. Второй оттер Джона от машины.

– Я что – арестован? У вас есть ордер? – поинтересовался Джон.

– Нет. И он нам не понадобится, если не станете упрямиться.

– Джон, это моя собственность, – сказал Айван. – Продолжайте, ребята.

Он заглянул на заднее сиденье. Белое полотенце, висевшее у него на шее, упало на гравий подъездной дорожки, но он даже не наклонился поднять его.

– Джонни, тут же целая карнавальная платформа этой чертовой Сьюзен Колгейт. Это ты сделал?

– Это вы соорудили алтарь на заднем сиденье? – спросил коп.

– Нет. Я купил его у парня из «Вест-сайд видео».

В этот момент из дома вышла Дорис, кутаясь в шали; ее седые собранные в пучок волосы торчали как иглы дикобраза.

– О боже, это моя мать.

– С добрым утром, дорогие. Господи – легавые.

– Легавые? – произнес Джон.

– Я просто стараюсь идти в ногу со временем, милый. Офицеры… где-то совершили преступление?

Возникло легкое замешательство. К машине направились полицейский фотограф и судебный эксперт. Айван вернулся к своему тренажеру, а Джон позвонил Адаму Норвицу.

– Что за чертовщина, Адам?

– Сьюзен в самоволке. У нее на шесть была заказана гримерная, но она так и не явилась. Звонит продюсер, орет на меня, я бегом бросаюсь из спортивного зала к ее дому, а там все двери нараспашку. В доме никого, но машина на месте. Кофейник на плите, но кофе густой, как смола, как будто сутки простоял. Ну, я и вызвал копов. Это вы скажите мне, что происходит. Я чуть в психушку не попал, когда выбивал для нее эту идиотскую роль, а она посылает все подальше.

– Мои соболезнования, Адам.

– Ага, понимаю. У нее теперь новый проект – с вами? Большому кораблю – большое плавание, мелкая рыбешка ее больше не интересует?

– Вы звонили в больницы?

– Это работа копов.

Адам ничего не знал. Полиция почти ничего не знала. Джон решил не паниковать. Сьюзен могла остаться на какой-нибудь вечеринке, перебрав текилы, или еще что-нибудь в этом духе. «Она не такая», – подумал он, глубоко вздохнув. Джон позвонил Райану, чтобы договориться о покупке сценария.