Даже самый суетный монах, пекущий в четыре ночи хлеб, не смог бы тягаться с Юджином Линдсеем, которому не терпелось доставить свои шантажистские письма к ближайшему почтовому ящику до утренней выемки. Сьюзен быстро втянулась в его работу, и даже когда она была на шестом месяце беременности, Юджин то и дело гонял ее вверх-вниз по подвальной лестнице с тяжелыми коробками, набитыми бумагами. Сьюзен это ничуть не беспокоило. Впервые в жизни она перестала чувствовать, что из нее, прорвав кожу, могут выскочить туго закрученные пружины. Ее не покидало ощущение, что она на каникулах. Дополнительный плюс – безудержный секс, пока ребенок не стал слишком большим.
– Юдж, я чувствую себя кем-то вроде камбоджийской крестьянки, таская эти – как бишь их? – она посмотрела на конверты в коробке, которую держала в руках, – почтовые отправления во Флориду. Я могу родить малыша прямо на рисовом поле, а назавтра вернуться, чтобы пахать снова.
Юджин орудовал возле своего ксерокса, как хирург во время операции, озаряемый лучами зеленого света Франкенштейна.
– Эй, солнышко, да будет благословенна Флорида. Все эти старики с кучей свободного времени, без конца слушающие радио. Они разбрасываются своими адресами, как будто это никому не нужная мелочь. Давай-ка отнесем это к входной двери. Давай, любимая!
С наступлением зимы воздух в доме стал суше, но ежедневное расписание не изменилось. В декабре, когда Сьюзен поняла, что беременна, Юджин запретил ей приближаться к микроволновке и употреблять алкоголь.
Весна и лето пролетели незаметно. Сьюзен нравилась ее работа. Она вскрывала ежедневную почту, которую Юджин забирал из почтового ящика, находящегося за несколько улиц от его дома. В конвертах лежали смятые деньги, присылаемые суеверными радиоэнтузиастами, чьи имена Юджин купил у своего старого друга по колледжу, который преуспел в телефонном маркетинге, – во придурки! Большая часть таких переводов состояла из двух двадцаток и десятки, но иногда Сьюзен попадались пачки скомканных, грязных долларовых и пятидолларовых бумажек, похоже, вытащенные из-под переднего сиденья автомобиля, принадлежавшего какому-нибудь подростку. Чего хотели эти люди? Какое колесо в какой космической рулетке они надеялись крутануть, откликаясь на лживые заверения Юджина?
В животе у Сьюзен было такое ощущение, будто там без конца перекатывается большой лыжный ботинок. Катастрофа в Сенеке, казалось, была уже очень давно, а жизнь до катастрофы – словно рассказ на следующее утро о пьянке, о которой сам ничего не помнишь. Единственными реальными напоминаниями о прошлом стали мелькающие образы на телеэкране – повторы старых шоу – и Мэрилин, которая тягалась с авиалинией в суде, разодетая теперь как шикарная дама с Пятой авеню и не снимавшая шиньона ни утром, ни вечером, ни зимой, ни летом.
Самым запутанным моментом в деле Мэрилин было то, что физические останки Сьюзен так и не были найдены, несмотря на бесспорные свидетельства, подтверждавшие, что она была на борту (телефонный звонок и ручательства четырех членов наземной команды). Кроме того, в отличие от родственников других погибших у Мэрилин не было даже ногтя, чтобы увековечить память дочери.
Сьюзен видела, как Мэрилин благородно выдаивала из ситуации все, что только можно. Если учесть, что симпатии публики оказались на ее стороне, было очень похоже, что она выиграет процесс. Юджин подзадоривал Сьюзен. «Ты что, так и собираешься сидеть сложа руки и смотреть, как она выкручивает из них миллионы?» Но при любом упоминании об этом Сьюзен мгновенно отдалялась, так что Юджин прекратил форсировать события. Сьюзен воспринимала мать в объективе камеры как что-то далекое, как нереальную картину, в которую было не войти.
Жизнь в Индиане шла своим чередом. Юджин выбирался из дома по почтовым делам и чтобы прикупить кое-какие мелочи. Иногда Сьюзен отправлялась вместе с ним, но гораздо счастливее она чувствовала себя дома, вместе со своим давним секс-кумиром, помогая по хозяйству. Прошло уже почти три месяца, когда она вдруг поняла, что за все это время у нее ни разу не возникло желания позвонить по телефону.
К началу сентября Сьюзен была уже на сносях и стала занудливой и ворчливой.
– Гормоны, Юджин. Они у меня горячие и с перчиком, как у матери.
Она сказала ему, что хочет взять машину покататься.
Юджин не имел большого желания к ней присоединяться. Он был раздражен, потому что ему пришлось разобрать всегда работавший с перегрузкой кондиционер подвала, а теперь он не был уверен в том, что сможет собрать его снова. Резкое потепление превратило подвал в единственное прохладное место в доме. По полу были разбросаны провода и винты, на один из которых Сьюзен наступила, что отнюдь не улучшило ее настроения.
– Хочу съездить в супермаркет и выпить немного спиртного – освежиться. Ради забавы можно накраситься и напялить парик.
– А что, если у тебя…
– Начнутся схватки?
– Ну, в общем, да.
– Хорошо, я возьму с собой мобильник.
– Тогда дай я заправлю машину.
– Заправишь машину?
Юджин вернулся туда, где он ремонтировал кондиционер, и открыл раздвижные двери. За ними обнаружилось несколько бочек с бензином, которых Сьюзен прежде не видела. Бочки были загружены в люк в потолке.
– Что это такое, Юджин, черт возьми?
– Бензин. Я запаниковал во время войны в Заливе и решил сделать небольшой запас.
– Ты что – псих? Держать такое в подвале?
– Остынь, сестричка. Он уже почти весь вышел. Тебе бы заглянуть сюда в 1991 году. Тут было что-то вроде нефтеперерабатывающего завода.
– И эти штуки все время были здесь?
– Я проезжаю от силы три мили в месяц. Так что – да.
– Я не об этом, Юджин.
– Иди-ка лучше за париком. От этой жары у нас обоих крыша едет. Я заправлю машину.
Сьюзен пошла наверх переодеться и замаскироваться. Она надела парик и бежевый брючный костюм Ренаты, подогнанный под ее фигуру. Потом выбрала одну из множества сумочек Ренаты, набила ее косметикой и разными побрякушками – как она выражалась, «сумчатый комплект» – и посмотрелась в зеркало – класс! Настроение несколько улучшилось, она прошла к навесу для автомобиля и позвала Юджина.
– Я поехала, Юдж.
– Не прихватишь мне какой-нибудь жвачки?
– Жвачки?
– С корицей.
– Слушаюсь, мой повелитель.
– Фу ты!
– Что такое?
– Провод в руке заискрил.
– Будь осторожнее. Увидимся через полчаса.
Она села в машину, все еще несколько раздраженная. Солнце стояло уже низко, однако дневная жара не спадала. Но скоро спиртное должно было принести облегчение. Сьюзен припарковалась у торгового центра и купила кое-что в аптеке. Мысли ее блуждали. Она подумала, что скоро ей придется регулярно ездить сюда за «Памперсами». В порыве вдохновения она купила в соседнем отделе бутылку бурбона и вернулась в машину. На улице выли сирены, и за несколько кварталов от того места, где она находилась, раздался взрыв.
Свернув на свою улицу, Сьюзен увидела, что вся нижняя часть дома объята пламенем, языки огня вырывались из окон, как бушующая в реке вода. Подъехали еще несколько пожарных машин – и в этот момент рухнула крыша.
Это было похоже на повтор авиакатастрофы: пламя, неразбериха, призрачность происходящего. Сьюзен плотно закрыла дверцу машины и направилась к погребальному костру. Один из пожарных попросил ее остановиться, но она проигнорировала его слова, перешагнула через пожарный шланг и услышала, как перекрикиваются между собой пожарные:
«Никогда не видел, чтобы огонь распространялся так быстро».
«Прямо как специально задумано».
«В доме кто-нибудь остался?»
«Не знаю, завтра посмотрим. Если, конечно, вообще что-то останется».
«А семья? О господи».
«Нет. Там жил один только этот старик – объявлял погоду. Давно на пенсии – еще с восьмидесятых».
«Я его уже не застал».
«Настоящий придурок. Один жил. Соседи говорят, собирал у себя в доме мусор».
Дом рухнул. Все смотрели на пожар, и никто не обращал внимания на Сьюзен, которая, почувствовав себя обреченной, пойманной в какую-то космическую временную петлю, бросилась обратно к машине.
Она включила мотор. Шоу уже подходило к концу – просто уже нечему было гореть. Сьюзен поспешила отъехать, стараясь найти шоссе, какое угодно шоссе. Отчаянно рыдая, она била себя по лицу с такой силой, что оставались синяки. Выбравшись на автостраду, она дала полный газ. Сьюзен мчалась, включив дальний свет, потому что понимала, что находится сейчас в некой разряженной тьме.
Ей припомнился один новогодний праздник. Это было давно, еще в восьмидесятые. Она ехала с Ларри на вечеринку в его «ягуаре», и они заблудились по дороге. Они и без того выехали поздно, а теперь потребовалось еще заправить машину. По ошибке они поехали не по той дороге и в результате в полночь оказались на Голливудском фривее – одна машина среди сотен миллионов машин во всем мире, едущих сквозь ночь, сквозь все великие перемены, сквозь все те моменты, когда одна эра сменяет другую.
Косметика кляксами растеклась вокруг глаз. Она ничего не видела и, свернув на заправочную станцию, умылась в уборной. Роясь в сумочке, Сьюзен вскрикнула, наткнувшись среди прочего на маленькую фотографию Юджина. Потом нашла сложенное письмо, которое прихватила с собой после катастрофы в Сенеке – Рэнди Монтарелли, 1402, Чаттанаукуа-стрит, Эри, Пенсильвания. Зайдя в магазин, полный народу, так как был как раз час пик, она стащила карту, вернулась в машину и покатила – сначала на север, потом на восток, из Блумингтона в Индианаполис, а оттуда – в Акрон и дальше в Кливленд…
Около полуночи Сьюзен въехала в Эри в штате Пенсильвания, достала карту и, поискав, нашла то, что ей было нужно. Затем начались схватки, и она стала стучать в двери дома Рэнди Монтарелли. Он открыл, на его лице была наложена огуречная маска, а в глубине комнаты светился телеэкран. В комнате приторно пахло попкорном. Глядя на Рэнди красными от усталости и слез глазами, Сьюзен сорвала парик. Волосы ее слиплись, мысли бешено крутились в голове. Она переступила через порог и упала на кушетку, где и родила, прежде чем успела закончиться телепрограмма, очаровательного мальчика.
Кемпер и Вилли, афганские борзые Рэнди, скулили в пустой спальне. Рэнди держал мальчугана на руках, пока Сьюзен кричала, прося его перерезать пуповину, что он и сделал.