Мисс Вайоминг

Глава третья

Когда в больнице Джон наконец проснулся, то услышал, как врач сказал медсестре, что легкие Джона почти полностью забиты, затем последовало: «Боже, ну и видок у него. Просто ужасный. Лицо вроде знакомое. Киношник?»

– Джонсон. Он снял «Бюро частного сыска „Бель Эр“».

– Понятия не имею. Что еще?

– «Бель Эр-2».

– А, да, это одно из немногих продолжений, которое оказалось лучше первого фильма.

– А, ну да. А вы смотрели «Дикую землю»?

– Нет. Даже не слышал.

– Вы не одиноки. Ее даже на видео не выпускали. Я думаю, отправили прямиком в Малайзию.

– Постой-ка, это уж не он ли ставил «Обратную сторону ненависти»?

– Его рук дело. Ее разослали прямиком по внутренним авиалиниям.

– За эту стряпню он заслуживает кары небесной. Я летал через страну раз восемь в год, и этот фильм стал для меня сущим проклятием. Он преследовал меня независимо от того, каким рейсом и куда я летел.

Врач с сестрой очень осторожно осмотрели его тело, словно осыпающуюся рождественскую елку.

– Пора снова заняться его легкими. Парень просто нашпигован таблетками. Боже, ну и дела!

Сестра включила аппарат, но тут же выключила его, когда Джон что-то промычал.

– Оа ео ла яо вио.

– Он что-то говорит. Что он сказал?

– Оа ео ла яо вио.

– Бред какой-то. Постарайтесь разобрать.

– Мне кажется, он говорит: «Она не пошла прямо на видео».

– Что не пошло?

– «Диая зя».

– «Дикая земля».

– Ты жоа.

– Похоже, док, он назвал вас Дон Жуаном.

Что бы там ни говорила медицинская бригада, Джон считал, что его едва не убила какая-то инфекция, а вовсе не большая доза пяти различных выдаваемых только по рецепту лекарств, смешанных с коньяком и двумя земляничными коктейлями для похудения.

Ночь, когда он чуть не умер, ничем не должна была отличаться от обычной: в тот день он собирался отправиться на встречу с другом Айвана – парнем, который привез из Нью-Йорка на продажу пьесу, затем, возможно, ненадолго зайти вместе с ним к Мелоди, чтобы там с кем-нибудь быстренько пообниматься. Но Джон проснулся около полудня с болью во всем теле и тошнотой, мысли туманились, и он по ошибке принял это за реакцию на вчерашние таблетки серакса, метамфетамин и мазохистский секс. Ведь действительно кожаный капюшон тер ему кадык, он, кажется, припоминал, что слишком туго затянул какую-то веревку. Основание пениса болит – ой! – может, там на коже рана? Да и пепельница от Вазарели, дорогущая как автомобиль, расколота на три части.

Кей закончила прибираться на кухне и оставила ему на вечер поесть. Джон слышал, как отъезжает ее машина. К горлу подступила тошнота, было трудно дышать. Он дотащился до душа, там его вырвало, после чего он подобрал закатившуюся под раковину таблетку серакса и сжевал ее. Джон разделся, привалившись плечом к кафельной стене, включил горячую воду и почувствовал, что страшно голоден, потому что почти ничего не ел весь день. Споласкивая тело, он потерял сознание.

Когда Джон пришел в себя, за окном почти стемнело. Он закрыл кран. Его колотила дрожь, и он понял, что просто болен – болен! Он не болел уже давно, и сердце его екнуло, когда он вдруг понял, что вовсе не от наркотиков или от других излишеств челюсти его издают стук, словно дерево, полное птиц. Он протянул руку к телефону, что висел на стене рядом с унитазом, и ударил ладонью по кнопке громкой связи: раздавшийся гудок разрезал тишину, как бритва.

Кому же позвонить? Надо было соображать быстрее, потому что номера вылетали у него из головы. Кей уже, наверное, вернулась домой и спокойно попивает любимое вино. Мелоди сейчас в Ранчо Мираж, занимается организацией уик-энда в стиле фэнтези для банкиров. Айван в Швейцарии, куда он отправился на переговоры с инвесторами. Мать? Нет, он ни за что не позволит ей увидеть себя в таком состоянии. Его ассистентка Дженифер уволилась вчера, когда обнаружила микрокамеру, которую Лопес, его охранник, установил в туалете. («Джон, просто не могу поверить, что ты хочешь обвинить меня в том, что я ворую твой кокаин». – «Но, Дженифер, ты действительно воровала мой кокаин». – «Даже если и так, то как тебе только в голову могли прийти такие гнусные мысли?») Мосты сожжены.

Номера телефонов окончательно спутались в голове, так что Джон нажал аварийную кнопку с крестиком. Хрипя в трубку, он попросил подростка-диспетчера «прислать эту чертову „скорую“». К тому времени, когда «скорая» наконец появилась, Джон уже успел натянуть спортивные штаны, ссыпав в их просторные карманы целый мешок таблеток, которые одна за другой со стуком вываливались на пол, пока он полз вниз по лестнице к входной двери. Он добрался до двери как раз в тот момент, когда прибыли санитары, и снова лишился чувств.

Несколько часов спустя, после того как врачи разобрали по косточкам его творческий путь и прочистили его легкие, Джон лежал в прохладной, тихой палате медицинского центра «Сидарз-Сайнай». Рядом с кроватью стоял телевизор размером с пачку «марльборо». Джон прослушал юмористическую программу, несколько реклам, после чего, собрав все свои силы, повернул голову, чтобы посмотреть на изображение. Показывали какое-то дерьмовое шоу начала восьмидесятых. С целой кучей «бывших».

У него кружилась голова, его тошнило и бил озноб. Джон вспомнил, как в молодости, когда он жил с матерью в Кентукки, на их городок обрушился этот случайный торнадо. Джон шел по улице, дома по обе стороны от него лежали в развалинах. Рядом с крытым грузовиком валялась туша коровы, с которой содрало всю шкуру. Лошадь застряла в ветвях единственного уцелевшего дерева, листья с которого сорвало в разгар лета.

Внезапно Джон снова почувствовал себя шестнадцатилетним мальчишкой; его тело очистилось. Он почувствовал себя пружинистым, сильным, и ему захотелось кувыркаться на высоком школьном батуте. Ему захотелось кататься на горных лыжах. Захотелось карабкаться на присосках по окнам небоскреба. Он почувствовал, что может летать. И он взлетел над зданием медицинского центра, над Лос-Анджелесом – туда, к солнцу, в верхние слои атмосферы, и стал стучать кулаками по орбитальной станции «Мир». И тут он услышал женский голос.

– Нет, Джон, – произнесла обладательница голоса. – Пора возвращаться.

– Ты, наверное, шутишь.

Джон продолжал лететь навстречу солнцу.

– Нет, Джон Джонсон, я не шучу. Это не входит в мою должностную инструкцию.

Джон повернулся и увидел лицо Сьюзен, не так давно исчезнувшей с экранов. Это было милое, по-телевизионному пропорциональное, общеамериканское лицо, лицо ребенка, выращенного на тетрациклине и уроках кун-фу.

– Ты что, руководитель студии?

– Джон, мы здесь не о правах на распространение в Канаде и Мексике договариваемся. Мы здесь, чтобы тебе стало лучше.

– Лучше? Да мне никогда не было так хорошо. Черт, я только что постучал в орбитальную станцию «Мир».

Он почувствовал, что падает обратно на землю – сквозь ионосферу, и тропосферу, и голубую атмосферу.

– Прекрати! – крикнул Джон. – И кто ты вообще такая? Мы знакомы? Отправь меня обратно!

– Посмотри на меня, Джон.

– Я смотрю. Я и так смотрю.

– Нет. Ты не смотришь, а ищешь способ отделаться от меня и снова улететь в космос.

– Ладно, ладно, ничего против тебя не имею. Но ты что, меня обвиняешь? Я не хочу возвращаться вниз к своей ничтожной жалкой жизни.

– Ты считаешь свою жизнь жалкой?

Падение прекратилось, ноги Джона болтались в атмосфере, а голова была в открытом космосе.

– Это совсем не то, что бы мне хотелось.

– А чего бы тебе хотелось?

– У меня что, готовый список составлен?

– А что плохого в том, если у тебя будет такой список?

– Ничего, я думаю, – не сразу ответил Джон. Он посмотрел на восток, в сторону побережья.

– Эй, погляди на Нью-Йорк! Видишь огни? Там сейчас ночь.

Зрелище и вправду было изумительным.

– Разумеется, Джон, мир прекрасен. Но ты говорил мне о том, что хотел бы изменить свою жизнь. Что именно ты бы хотел изменить?

– Не знаю. Может, просто быть одним из тех парней, которые покупают рубашки для гольфа, одним из тех, кто отвозит своих ребятишек на занятия по дзю-до, а потом в кондитерскую.

– Правда?

– Ну, это было бы только начало. Я постоянно встречаю этих парней в субботу вечером на автостраде. Они женаты на «футбольных мамашах» и не имеют любовниц.

– Джон, давай поговорим серьезно. Мы попусту теряем время.

– Ладно, ладно. Подожди. Дай мне подумать.

– Эй, Джо-о-о-о-н! – снова позвало видение.

– Знаешь что? – сказал Джон. – Мне просто хотелось бы перестать быть собой. Хотелось бы стать никем. Очиститься и начать все сначала.

– Так давай – начни все сначала.

– Это слишком сложно.

– Это не сложно. Совсем наоборот. Что может быть проще?

– Кто ты такая?

– Речь не обо мне.

– Откуда-то я тебя все же знаю.

– Ты попусту теряешь время.

– И что теперь будет?

– Ты вернешься в больницу.

– Ох.

– Ты разочарован?

Джон молчал, как пустая комната. Потом сказал:

– Я хочу увидеться с тобой снова.

– Не знаю, Джон.

– Пожалуйста.

Тело Джона стало падать вниз, в Калифорнию.

– Мне звонят по другой линии, Джон.

Бум!

Джону показалось, что он упал на бетон.

Два дня спустя он, бодрствуя, лежал на больничной койке, а Мелоди сидела в другом конце темной палаты и смотрела по телевизору фильм «Доктор Куинн: женщина-врач».

– Ну что, проснулся? Привет! – громко сказала Мелоди. Она выключила звук и, быстро подойдя к Джону, поцеловала его в лоб.

– Мелоди, черт побери, какой сегодня день?

– Суббота, грубиян. У тебя грипп. И пневмония. Врачи сказали, что сначала подумали, будто у тебя СПИД, потому что от твоей иммунной системы практически ничего не осталось.

Солнце за окном почти село. По коридору прокатилась тележка медсестры.

– Ты была здесь все это время?

– Нет, всего лишь минут десять, правда, – ответила Мелоди с виноватым видом.

Джон повернул голову, бросил быстрый взгляд на свое отражение в зеркале. И поскорей закрыл глаза.

– О господи.

Мелоди порылась в сумочке и нашла несколько мятных пастилок.

– Хочешь пастилку?

– Нет, – Джон почувствовал, как желудок его судорожно сжался.

– Зануда.

Мелоди быстро засунула пастилку в рот и пристально посмотрела на Джона, который, закрыв глаза, пытался восстановить в памяти лицо и голос той женщины из видения. Вместо этого он услышал, как Мелоди рассказывает ему о том, что с ним случилось, как ему было плохо, а потом перешла на сплетни. Положение больного, прикованного к постели, напомнило Джону его детские болезни. Он не хотел об этом вспоминать и резко оборвал Мелоди.

– Excusez-moi. Я просто стараюсь быть доброжелательной. Мне не следовало вообще сюда приходить. Просто Айван позвонил из Швейцарии и заставил меня наблюдать за тобой. Меня – и больше никого из твоих друзей.

– Мел…

– О черт, – Мелоди почувствовала, что зашла слишком далеко. – Извини, Джон. Кстати, твоя мать провела здесь двое суток. Я отправила ее домой спать.

– Неважно.

– Нет, важно. Я ужасно себя чувствую из-за того, что так плохо себя веду, когда ты болен. – Ее глаза оживились. – Знаешь, я приготовила к твоему возвращению сюрприз, двух таких кисок-близнецов!

– Не нужно мне никаких близнецов, Мел. Черт, никого мне не нужно. Никого и ничего.

– А как насчет кокаинчика, Джон? – Мелоди вытащила розовую пластмассовую коробочку в форме сердечка из своей сумочки. – Отменный. Просто пальчики оближешь.

Она протянула коробочку Джону, но тот сильно хлопнул ее по руке, так что было очевидно, что сделал он это намеренно. Коробочка упала на пол, и кокаин рассыпался.

– А вот это уже глупо, Джон!

– Мел, пожалуйста. Я неважно себя чувствую. Мне хочется побыть одному.

– Ну, уж ладно. Не забывай, какие у тебя друзья. И про близнецов! Из самой Флориды.

Джон раздраженно смотрел на Мелоди, с нетерпением ожидая, когда она наконец уйдет и оставит его в покое.

– Ухожу, ухожу, Джон, прежде чем ты ляпнешь очередную глупость. По пути скажу медсестре, что ты проснулся. Au revoir, Джонни.