Мисс Вайоминг

Глава тридцать первая

В этом году зима в Эри выдалась тяжелая, а система отопления в доме Рэнди дышала на ладан. Как-то ближе к ужину, когда с кухни доносились запахи чили, а Рэнди, натянув на себя несколько свитеров, сидел у телевизора и переключал каналы, он вдруг наткнулся на выпуск Си-Эн-Эн, сообщивший, что Мэрилин выиграла иск у авиалинии на общую сумму четыре миллиона. Он присвистнул, шлепнул себя по ляжкам и переливчатым йодлем выкрикнул имя Сьюзен. Она вышла из комнаты, где меняла пеленки Юджину-младшему, и с каменным лицом устремила глаза на экран: Мэрилин, обняв за плечи своего адвоката, подиумной походкой манекенщицы выходила из дверей манхэттенского суда.

– Еще резинку жует, старая карга, – сказала Сьюзен. – Можно определить по небольшой припухлости за левым ухом. Она думает, что люди не догадаются, но я-то знаю. Она считает, что жевание развивает лицевые мышцы и позволяет шире улыбаться.

Мэрилин говорила, обращаясь к рощице протянувшихся к ней со всех сторон репортерских микрофонов. Она сказала, что справедливость восторжествовала, но, черт возьми, она отдала бы все до последнего цента за возможность хоть минутку поговорить со Сьюзен.

– О, Рэнди, прямо на Оскара тянет.

Рэнди оторвался от экрана и посмотрел на Сьюзен. Прошло уже три месяца с момента приезда Сьюзен к Рэнди, и она постоянно следила за тем, как проходит судебное разбирательство. Конечно, она делала вид, что все это ее не касается, но на самом деле это было далеко не так. Даже если она клялась, что за весь день не читала ни одной газеты, она была в курсе мельчайших подробностей того, как идет процесс, и никогда не упускала шанса отпустить убийственное замечание по поводу характера своей матушки. Для Рэнди, однако, куда важнее было то, что за прошедшие месяцы Сьюзен поделилась с ним своими планами: как только Мэрилин выиграет дело, она, Рэнди и малыш переедут в Калифорнию и начнут осуществлять «Операцию Брейди», которая, как надеялся Рэнди, станет следующей фазой его жизни.

– Смотри, Рэнди, она до сих пор носит эти мерзкие обноски и даже темные очки, подделку под «Фенди», которые купила на барахолке в Ларами. – Сьюзен улыбнулась Рэнди. – Ладно, партнер, кажется, пора собирать вещи и идти на запад.

План их был прост. Рэнди с Юджином-младшим и собаками отправляется в Лос-Анджелес. Там он должен будет снять дом и жить в нем с малышом, изображая из себя отца. Сьюзен поселится где-нибудь поблизости и будет ждать, пока не уляжется буря слухов. Ей хотелось свести к минимуму любое внешнее воздействие, которое могло бы сказаться на Юджине-младшем. Но больше всего Сьюзен хотелось, чтобы ребенка держали подальше от Мэрилин.

– Эти загребущие старые лапы никогда не притронутся к Юджину. О, это будет для нее настоящей пыткой – страшнее не придумаешь – никакого доступа к Юджину.

– Рано или поздно, – ответил Рэнди, – парнишке понадобится номер социального страхования. Я хочу сказать, что формально, с точки зрения американского правительства, Юджин-младший даже не существует.

– Рэнди, Юджин-младший будет ребенком каменного века. Я вообще не стану заводить на него никаких бумаг, по крайней мере пока все не уляжется. Эти сумасшедшие репортеры набросятся на нас, как акулы. Бумажными делами мы займемся позже.

Они действовали быстро. В день своего возвращения в мир Сьюзен приехала в Питтсбург с Рэнди и Юджином-младшим и, как никогда рыдая, простилась с ними. Глава ее жизни завершилась так отчетливо, как будто за ней в книге следовала чистая страница. Затем, переодевшись в безликий молодежный наряд – широкие штаны цвета хаки и синий свитер с стоячим воротником, – Сьюзен неторопливо вошла в один из полицейских участков на окраине Питтсбурга. Волосы она причесала на манер знаменитой прически из «Семейки Блумов», связав их в тощий девчоночий хвостик, и, несмотря на возраст, выглядела обманчиво молодо. Теперь она была похожа на Сьюзен Колгейт, снятую для обложки телепрограммки. Подойдя к окну в приемной, она безошибочно почувствовала, что дежурная женщина-полицейский узнала ее – это ощущение мгновенно устанавливающегося контакта было знакомо Сьюзен с тех пор, когда она пребывала в зените своей славы. Женщина – на табличке было написано имя «Брайар» – утратила дар речи, пытаясь мысленно примирить то, что она видела воочию, с тем, что ей было известно.

– Приветствую, офицер Брайар, – задумчиво протянула Сьюзен, словно предлагая образцы сырных палочек с низким содержанием жиров. – Меня зовут Сьюзен Колгейт. Я… – она выдержала эффектную паузу, – я тут немного растерялась, может, вы меня выручите.

Офицер Брайар кивнула.

– Мы в… то есть я хочу сказать, что сейчас мы в Пенсильвании. Верно?

– В Питтсбурге.

– А число?.. Я прочла в «USA Today», на улице. Сейчас сентябрь 1997-го, кажется?

Офицер Брайар подтвердила эту информацию.

Сьюзен огляделась и увидела типичный полицейский участок, совсем как на съемочной площадке: флаг, портрет президента, пуленепробиваемые стекла и видеокамеры. Она старалась посмотреть во все камеры, понимая, что полицейское управление вполне сможет получить достаточно денег на новый парк патрульных машин, продав зрелище, которое она перед ними разыгрывает. Потом обернулась к офицеру Брайару:

– Тогда ладно. Последнее, что я помню, это то, как ехала в аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке, чтобы попасть на самолет, летевший на побережье, и вот…

После того как налетел репортерский зверинец, Сьюзен была рада, что ее поместили в камеру в неиспользуемой части гражданской тюрьмы. Ее уединенная частная жизнь сначала с одним Юджином, а потом с Рэнди и Юджином-младшим закончилась.

Ее каникулы, во время которых она была свободна от различных личин Сьюзен Колгейт, подошли к концу.

Помощник шерифа принес Сьюзен небольшую коробочку черничного йогурта и «Цыпленка Кентукки» с картошкой. Сьюзен поблагодарила его, и он сказал:

– По-моему, вы были просто великолепны в «Семейке Блумов». Лучшей в этом сериале.

– Спасибо.

– Мы с подружкой три недели назад взяли напрокат «Залив „Динамит“» и просмотрели от начала до конца, даже ни разу не перемотав вперед, а другую пленку даже и смотреть не стали. Она точно не поверит, что я действительно увидел вас здесь.

Сьюзен ела картошку.

– А какая была другая пленка?

– «Самые ужасные автокатастрофы в Америке». Документальные кадры.

Помощник шерифа удалился, Сьюзен еще немного поела и принялась размышлять. Что ж, Юджин, не ломаю ли я сейчас снова свою жизнь? Думаешь, я чему-нибудь научилась за прошедший год? Она осторожно откусила кусочек курицы, соленой и жирной. Поняла, что хочет есть, и съела все принесенное.

Предназначенная для публики история Сьюзен, заранее разработанная ею и Рэнди, состояла в том, что она ничегошеньки не помнит с того момента, как приехала в аэропорт Кеннеди, до того, как увидела рядом с полицейским участком «США сегодня». Она скажет людям, что фото Мэрилин на первой странице, возможно, и послужило для нее толчком. Полиция часами допрашивала Сьюзен, но расследование не принесло никаких результатов.

Надо сказать, что Сьюзен, решив не общаться с прессой, чувствовала себя спокойно в прохладной и гулкой тишине тюремной камеры. Им на всю жизнь хватит кадров, заснятых камерой слежения. Она также не согласилась встретиться с Мэрилин. Сьюзен не спешила, потому что, как следовало из придуманной ею легенды, она не скучала по матери. Тоска по дому ее не мучила. Авиакомпания предложила ей перелет до Шайенна прямо сегодня вечером. Она согласилась. Самолет прибыл в полночь, и по просьбе Сьюзен она должна была увидеться с Мэрилин на следующее утро. Она сказала, что устала, растеряна и должна привести свои мысли в порядок.

Ее поместили в местную гостиницу, и спала она крепко. Проснулась Сьюзен в половине седьмого, приняла душ и надела блузку и юбку от Донны Каран, предоставленные ей авиалинией. В мини-фургоне ее провезли по Шайенну – городу, который по-настоящему никогда не был ее домом. Стояло исключительно жаркое и сухое лето, и листья на деревьях пожухли, а дороги были пыльными. Она скучала по Юджину-младшему и Рэнди. Она скучала также и по Юджину-старшему. Он был бы в восторге от элементов искусства перформанса, введенных Сьюзен в запланированную на это утро игру.

Фургон подъехал к довольно дорогому на вид дому в испанском стиле, на подъездной дорожке которого стояли бордовый БМВ и «мерседес». Так вот, значит, этот Дом на Холме, до уровня которого дотянула Мэрилин. Двор окружали трейлеры. Соседи, вытянув шеи, стояли за ограждением из желтой полицейской ленты, и камеры снимали, как Сьюзен медленно идет по дорожке к дому, к двойным дверям с инкрустацией из матового стекла – зимородок с пескарем в клюве. Двери распахнулись, и появилась Мэрилин, в глазах у нее стояли слезы, и, пошатнувшись, она тяжело навалилась на Сьюзен, которой пришлось крепко стиснуть в объятиях свою мать, так она раньше обнимала претенденток, когда участвовала в конкурсах. Может быть, конкурсы ее ничему и не научили, но зато подготовили к этому моменту: Сьюзен! Мамочка!

Все происходило автоматически. Это была несложная работа. Операторам только этого и нужно было. Мир жаждал этого. Но ни операторы, ни мир не слышали того, что шептала Сьюзен Мэрилин на ухо, украшенное золотой серьгой в виде раковины наутилуса.

– Знаешь что, мамочка? Тебе действительно придется вернуть все до последнего цента. Так что мы в расчете.

– Сьюзен!

Вышедший из дома Дон подошел к Сьюзен и крепко обнял ее, так что Мэрилин оказалась зажатой между ними.

– Как здорово снова увидеть тебя, Сью. У нас не было ни минуты покоя, с тех пор как мы получили вчерашние известия.

Сьюзен рассмеялась в ответ, затем улыбаясь взглянула на Мэрилин, которая теперь – Сьюзен не сомневалась в этом – плакала от чувства истинной утраты.

Зажужжали объективы, давая увеличение, защелкали затворы фотоаппаратов. Сьюзен, Дон и навзрыд плачущая Мэрилин стояли на крыльце.

– Извините, ребята, – сказала Сьюзен, обращаясь к камерам. – Нам надо пройти в дом, чтобы хоть немного побыть наедине. Скоро увидимся.

Старая добрая Сью! Всегда любезна с прессой.

Едва Мэрилин, Сьюзен и Дон переступили порог, как Дон ринулся к буфету над телефоном и вытащил оттуда бутыль черного, как патока, рома.

– Ну и времена настали, – сказал он, наливая половину коктейльного стакана рома, а сверху – шоколадного молока из картонной упаковки. – Я называю это «дерьмецом» в честь той глыбы дерьма, которая позволила нам перебраться сюда, в Вайоминг. Я на этом только и держусь. Хочешь выпить?

– Нет, спасибо, Дон.

– Уверена? Да брось ты, давай. Надо отметить.

– Нет. Еще рано, – ответила Сьюзен.

– Ну, поступай, как знаешь, – сказал Дон с какой-то неприятной интонацией. Одним глотком он отхлебнул значительную часть своего напитка.

Мэрилин как воды в рот набрала. Она стояла у кухонного стола, сложив руки на груди. Сьюзен оглядела кухню, светлую, чистую и битком набитую бытовой техникой, а у телефона она заметила целый ряд конвертов из CBS, CNN, KTLA и самых разных телестудий.

– Вижу, год был насыщен делами, – сказала она.

Мэрилин открыла рот, собираясь что-то сказать, но промолчала. Все трое были настолько далеки друг от друга, насколько это было возможно в пределах одной кухни.

– Ломаете голову, где я была, верно? – спросила Сьюзен.

– Резонный вопрос.

Сьюзен взяла бланк телекомпании «Фокс», на котором было написано:

– Может, тебе лучше говорить с Доном Фешуком, чем со мной, мамочка?

– Не будь такой бессердечной. Неподходящий случай.

– Сегодняшние торжества, должно быть, вызвали настоящую войну между компаниями. Кто победил, мамочка?

– CBS, – ответил Дон.

– Дайте-ка угадаю, – сказала Сьюзен, не сводя глаз с лица Мэрилин. – Эксклюзивное интервью, намеченное совсем скоро, чтобы успеть сегодня к самому дорогому времени на восточном побережье.

– Я не хотела здесь ажиотажа, – сказала Мэрилин. – Я сделала так, чтобы было проще.

– Конечно, мы же не хотим здесь ажиотажа, мамочка.

– Не смей говорить «мамочка» таким тоном.

Сьюзен постаралась вспомнить, когда она в последний раз встречалась с Мэрилин. Это было в бухгалтерском офисе Эрика Осмонда в Калвер-сити. Мэрилин назвала Сьюзен «грязной потаскушкой», а Сьюзен в ответ обозвала ее воровкой, после чего Мэрилин швырнула вслед Сьюзен пепельницу. Пепельница разбилась вдребезги, и Эрик воскликнул: «Это же подарок Грегори Пека!», Сьюзен хлопнула дверью – вот, собственно, и все.

Мэрилин закурила сигарету.

– Могла хотя бы позвонить.

– Ты что, совсем отупела, мамочка? Я даже не знаю, где я, черт побери, находилась.

– Не верю.

– Ну и не верь. – Сьюзен протянула руку и взяла очки от Фенди. – Но разве не у тебя кругом один обман?

Мэрилин подскочила к Сьюзен и вырвала у нее очки.

– Только не теперь, доченька.

– Самое паскудное возвращение домой, которое я когда-либо видел, – сказал Дон.

– Дон, – ответила Сьюзен. – Взгляни на это с моей точки зрения, ладно? В голове у меня последний год просто куда-то выпал. И вот я оказываюсь на улице в центре Пенсильвании, а потом мчусь сюда, чтобы повидать мамулю, которая, насколько мне известно, не только воровка, свистнувшая мои телевизионные сбережения, но и человек, который заставлял меня все мое детство трясти задницей на сцене перед продавцами «шевроле» и парикмахерами. У меня не было никакого желания разговаривать с ней год назад и у меня нет никакого желания разговаривать с ней сейчас.

Дон, в некотором смысле оказавшийся в роли рефери, закивал курчавой головой.

– Неужели ты и вправду думаешь, – сказала Мэрилин, – что я ходила по месту этого крушения – и не говори мне, что ты этого не помнишь, потому что я знаю, что это не так, – ишь ты, еще амнезию выдумала! – видела все эти оторванные руки и ноги, туфли, часы и подносы, сваленные в кучу и обугленные, как пережаренное мясо, что я могла пройти через все это и желать, чтобы моя девочка погибла? Что я могла подумать: «Эй, Мэрилин, теперь ты, похоже, наконец-то разбогатеешь, вот только малышку жалко»? – Мэрилин подошла к раковине, рядом с которой Дон поставил бутылку с ромом и пакет шоколадного молока, сделала себе смесь и отпила большой глоток. Скоро от напитка ничего не осталось. – Я не пожелала бы смерти в катастрофе никому, даже своему злейшему врагу. Но у меня даже нет злейшего врага, потому что нет ни единого друга. Кто у меня есть? Нет, в самом деле? У меня есть Дон и ты, но и вы мне по-настоящему не принадлежите. Да, можно даже сказать, что я сделала чертову кучу денег на твоем исчезновении, где бы ты ни пропадала, ты ведь действительно исчезла. Ты исчезла. Это была пытка, которой не было видно конца. И все деньги, что я сделала за прошлый год, – мои. Я не заработала их и, может быть, даже не заслуживаю их, но я их не стыжусь.

Выглянув в кухонное окно на улицу, Сьюзен увидела телевизионный фургончик и какого-то стоявшего рядом с ним парня, который завел взревевший генератор.

– Интересно, – сказала она, – что эти люди на улице думают про то, чем мы сейчас здесь занимаемся?

– Обнимаемся и целуемся, – сказала Мэрилин.

Сьюзен подумала о Юджине и Юджине-младшем. Тут на нее нахлынула небольшой волной возможность прощения.

– Мам, скажи, ты хоть раз, хоть на секундочку пожалела о том, что украла мою жизнь?

– Украла твою жизнь? – Мэрилин со стуком поставила стакан на полку. – Дай хоть дух перевести. Я сделала тебя тем, кто ты есть.

– Тем, кто я есть? – с надеждой спросила Сьюзен. Может быть, она прямо сейчас узнает, кто же она есть, кем стала. – Мам, я слушаю тебя очень внимательно. Пожалуйста, продолжай и скажи мне, кто я.

– Ты моя дочь, и ты крепкая, как гвозди.

Бесполезный ответ погасил слабый огонек надежды.

– Ну и дерьмо.

– Если бы не я, то ты сейчас везла бы полный мини-фургон детей на футбол где-нибудь в Орегоне.

– Черт, прекрасно звучит. Может, это бы мне понравилось.

– Понравилось, как же. Ты была создана для большего. Посмотри на себя сейчас. И выгляни в окно. Да телевидение посвящает тебе больше времени, чем обстрелу посольства.

– И это единственное, что тебя заботит? Репортажи, съемки? А что, если бы у меня действительно была куча детишек, мам? Что, если бы я действительно вела машину, набитую орущими детьми, которые все, как один, были бы просто вылитая ты?

– Детишек? – спросила Мэрилин после небольшой паузы.

– А что, если я никогда не позволю тебе встретиться с ними? Что, если я скажу им, что ты умерла, и они никогда не узнают свою бабулю?

– Ты этого не сделаешь.

– Это почему же?

– Ребята, может, сделаем перерыв? – вмешался Дон.

– Заткнись, Дональд, – сказала Мэрилин. – Продолжай, Сьюзен. Расскажи мне еще. Что еще ты сделаешь, чтобы причинить мне боль?

Поняв вдруг, как легко Мэрилин читает ее мысли, Сьюзен пошла на попятный.

– Я только хотела сказать, мам, что я это еще не пережила. Деньги. Юристы. Наши скандалы. Да все. Ты ведь знаешь, верно?

– Справедливо, – ответила Мэрилин, постукивая указательным пальцем по краю пустого стакана.

– Дом принадлежит тебе? – спросила Сьюзен.

– Банку.

– Придется тебе теперь его продать. И все эти дорогущие шмотки, представляю, как ты их хапала в Нью-Йорке.

– Да, пожалуй. Будешь довольна?

– Буду. Я несколько лет жила на йогурте и овощах, купленных оптом, когда шоу закончилось. Ларри не оплачивал счета. Он вообще быстренько меня выставил. Не знаю, что бы было дальше, не подвернись работенка с Крисом. Все смеялись у меня за спиной, и это по твоей вине я прошла через такое.

Мэрилин холодно посмотрела на нее.

– И долго тебе пришлось так мыкаться, дорогая?

Сьюзен решила, что пора заканчивать разговор.

– Я уезжаю, – сказала она. – Авиалиния предложила мне полет до Лос-Анджелеса.

Сьюзен помолчала и вопросительно посмотрела на Дона, как будто что-то обдумывая.

– Ты встречался с Крисом?

– Задница.

– Да, уж в этом ты абсолютно прав, – рассмеялась Сьюзен. – Но никто не может загадить гостиничный номер так, как он.

Сьюзен послала Дону воздушный поцелуй и остановилась перед Мэрилин. Потом пожала плечами, повернулась и вышла. Это не было окончательной победой, на которую она рассчитывала, но в жизни такое вообще редко бывает.

Через три часа она уже снова была в Лос-Анджелесе; через четыре – дома у Криса, одна; Крис укатил в Южную Америку. Дом в Престуике опустел после катастрофы, ее вещи были проданы или розданы.

За какой-то год город, который Сьюзен знала, изменился. Ларри Мортимер бросил управлять делами «Стальной горы» через несколько недель после катастрофы Сьюзен. Он развелся с Дженной и жил с Эмбер в Пасадине, занимаясь производством компьютерных игр для малолеток. Она позвонила и оставила сообщение о том, что вернулась, и он приехал навестить ее, прорвавшись сквозь возбужденную толпу репортеров на улице.

– Сью? Сью! Это я, Ларри… открой.

– Ларри…

Сьюзен открыла дверь и, как всегда, оторопела при виде сходства Ларри с Юджином. Но теперь она успела узнать Юджина и понимала, что Ларри – всего лишь бледная копия изворотливого, неуступчивого и артистичного Юджина. Ларри был… одним из многих голливудских менеджеров. Сьюзен пыталась скрыть, замаскировать поток эмоций, хлынувших при воспоминании о Юджине. Ларри по ошибке принял радость Сьюзен на свой счет и подошел к ней обольстительной, слегка развязной походкой. Сьюзен ответила ему поистине сестринским объятием. Он спросил, как она себя чувствует, и они немного поболтали.

– Как Эмбер?

– Беременна. Из сериала ее прогнали, потому что не хотели это вписывать в сюжет.

– Ну, поздравляю. Все-таки ты ушел от Дженны?

– А, ну да, ты же знаешь.

– Нет, ничего я не знаю. Забудем об этом. Как группа? Крис?

– Группа, – ответил Ларри, – в полном моральном, физическом, творческом и финансовом хаосе. Но я отошел от рок-н-ролльного менеджмента. Надоело каждый день быть на грани инсульта.

Сьюзен с Ларри перебрались на кухню, где Ларри принялся искать в холодильнике что-нибудь съестное.

На самом деле есть они не хотели, просто это был давно разработанный ими ритуал, позволявший пройти неловкие моменты. Они еще немного поболтали о переменах в жизни старых друзей.

– Я справлялся, но тебе совершенно не светит получить, как мы говорим, «задолженности по зарплате» от корпорации «Стальная гора». У них нечем с тобой расплатиться. Между прочим, тебе придется сделать несколько фотографий с Крисом и подписать кое-какие бумаги о разводе. Я смогу это быстро провернуть. Крис возвращается из Каракаса в понедельник.

– Сейчас мой агент – Адам Норвиц.

– После того как ты вернулась, Адам стал рыбой покрупнее.

– Жизнь богата на сюрпризы, верно, Ларри?

– Да уж, ни с кем не церемонится.

Ларри нашел банку колы. Он посмотрел на нее, помолчал и спросил у Сьюзен:

– Эта штука не портится?

Сьюзен пожала плечами и ответила:

– А пошло оно все! Живи рискуя.

Ларри открыл колу, разлил по стаканам, они выпили за возвращение Сьюзен, и скоро он ушел. Через час после Ларри явилась Дрима. Она была глубоко одинока, не имела никакой цели и сгорала от единственного желания – оказаться в семейной обстановке. Сьюзен поручила ей встретить Рэнди и Юджина-младшего в аэропорту. К тому времени Рэнди уже официально сменил фамилию Монтарелли на Хексум. Он с малышом приехал вечером к Дриме. Сьюзен едва сдерживалась, чтобы не бросить все свои планы и не побежать к Дриме, вдохнуть сладкий детский запах Юджина-младшего.

Вспыхнувший было интерес общества к появлению Сьюзен угасал. Сьюзен не делала ничего, чтобы растормошить публику, и Адам поначалу увидел в этом хитрую уловку, чтобы взвинтить цену на эксклюзивное интервью. Но Сьюзен оставалась непреклонной, и Адам с трудом простил ей упущенный шанс.

Сьюзен удалось взять в аренду свой старый дом у «Стальной горы», которая купила его после авиакатастрофы. Теперь она жила буквально в нескольких минутах от Юджина-младшего. Сьюзен устроила Рэнди ассистентом по связям с общественностью в музыкальную контору. На заработанные деньги он снял дом в Долине. Дом, в котором жила Сьюзен, был всего лишь хитрой уловкой, чтобы отвлечь любое внимание публики от Юджина-младшего. Сьюзен все еще не придумала, как бы ей «представить Юджина обществу» так, чтобы было поменьше шума, но найти решение было трудно, так как любое решение означало наплыв средств массовой информации.

Ночи Сьюзен проводила в своем старом доме. В остальное время он нужен был лишь для того, чтобы в нем стоял автоответчик. На автоответчик приходили сообщения, почти все от Адама Норвица, уведомляющие Сьюзен о предложениях поведать кабельному телевидению все драматические перипетии ее судьбы. Ей приходилось отклонять эти предложения, так как на публике она отстаивала историю о потере памяти, а по сути, ей просто нечего было рассказывать. Все прочие звонки были от психиатров со всего мира, специализировавшихся на проблеме восстановления памяти, которым удавалось тайком вызнать ее номер. («Я знаю, это нехорошо прокрадываться в дом через черный ход, но думаю, что могу помочь вам, Сьюзен Колгейт».)

– Боже, Рэнди, эти недоумки считают, что если они пробьются ко мне по моему частному телефону, то это меня к ним расположит. Что за уроды!

Рэнди не спорил. Новая работа научила его неплохо ориентироваться в мире средств массовой информации. Его контора обрабатывала сообщения, которые еще появлялись в прессе о «Стальной горе», и он приносил домой информацию о том, что на участников группы обрушились усталость от бесконечных переездов, злоупотребление наркотиками, гепатит С, суды за оскорбления действием и непопадание в музыкальную струю.

– Со звездами работать куда веселее. В основном я ксерокопирую юридическую документацию и привожу какие-то таинственные оздоровительные продукты с другого конца города. Со звездами куда веселее.

Сьюзен нарезала дыню.

– Так, значит, со «Стальной горой» действительно покончено?

– Не хочу быть неблагодарным… они все-таки платят, – ответил Рэнди, – но я все думаю, сколько еще нужно энергии на то, чтобы пятерых седых ливерпульцев, с зубами как тающие кубики сахара, представлять ярыми нарушителями сексуальных и моральных норм перед сопляками, которые на двадцать лет моложе их? За какой-то чертой это становится просто неприличным.

– Как поживает Крис? – спросила Сьюзен. Они с Крисом общались редко.

– Босс уверяет, что мозгов у него уже почти не осталось.

– Но он был мозгом группы.

– Да, но…

– Что «но»?

– Не знаю, то ли дело в наркотиках, то ли в том, что альбомы не расходятся, то ли из-за того, что он скрытый гомик…

– Что? Он что, к тебе пристает?

– Нет. Сьюзен, я всего лишь ассистент, а не агент или еще кто-нибудь. Но я слышал, что память у него стала совсем дырявая.

– Все кокаин.

– У него хватает на это денег?

Пять недель спустя Криса посадили за решетку в Нагое, его задержали во время полицейского рейда по ночным клубам за то, что его ноздри и верхняя губа были густо запорошены кокаином. Три грамма кокаина обнаружили в кармане его пиджака, и японская исправительная система выбросила ключ от его камеры в колодец. Рэнди услышал об этом в новостях Си-Эн-Эн утром в четверг. За несколько дней то, что осталось от инфраструктуры «Стальной горы», было распущено, а долги оказались огромными. Сьюзен должна была до конца месяца освободить арендованный у «Стальной горы» дом. Рэнди потерял работу и не получил причитавшихся ему денег, он устроился на другую пиаровскую работенку, но теперь зарабатывал вдвое меньше. Малыш несколько раз болел, и Сьюзен приходилось лечить его в тех медицинских учреждениях, где платят наличными: Дрима изображала канадскую туристку, которая размахивала пачкой долларов – на самом деле остатками сбережений Рэнди. Дрима пустила в ход свои нумерологические деньги, но их хватило ненадолго. Оставались налоги. Аренда. Продукты. Счета за телефон. Корм для Кемпера и Вилли.

В разгар всех этих событий Рэнди записался на курсы сценаристов. Он наконец-то понял, что его жизнь, как и жизнь большинства в этом мире, жестоко и безжалостно зависит от самых низменных финансовых пут.

И вот деньги кончились. Каждый зарабатывал как мог, но денег по-прежнему не хватало. И тогда Сьюзен решила, что пришел ее черед стать кормилицей. Она договорилась встретиться с Адамом Норвицем за ланчем в «Плюще». Она приняла решение продать свое уединение и свою тайну.