Миссия

Глава 23

Пессимист — это оптимист с большим жизненным опытом.

Ежи Лец, поэт, сатирик.

9 ноября 1950 года. Москва.

За десять месяцев, что я здесь, мне пришлось присутствовать больше, чем на десяти собраниях, несмотря на все мои ухищрённые отлынивания. СССР сейчас не только страна Советов, но и собраний. Я уже был на родительских, комсомольских, студенческих, профсоюзных, производственных… Даже на паре антивоенных митингов отметился. Демонстрировать вот в колоннах пока не довелось — матчи спасли от такого времяпрепровождения. Хотя, вру, был с колонной школьников на Девятое Мая, но, это по собственной инициативе.

Нахожусь вот на производственном собрании на аэродроме. Принёс в бухгалтерию справки на совместительство с телецентра. Тут то меня и взяли. Я числюсь здесь спортивным инструктором на полставки. Деньги получаю в бухгалтерии клуба, а здесь только трудовая лежит. Но, на аэродром приехало новое начальство округа и, главный аэродромщик дал распоряжение собрать народ в актовый зал. Начальство говорить будет. Хватали всех свободных и праздноболтающихся. Набили зал народом, как селёдку в бочку. Собрания в это время проходили более нервно чем в восьмидесятые, когда в основном все сидели ровно и не высовывались. Здесь же на слова начальства "Есть вопросы?" вполне себе мог встать дядечка-фронтовик и высказать без прикрас: и об организации работы, и об авралах после простоев, и про отсутствие горячей воды в душевой и т. д, и т. п… Поэтому каждое такое собрание было для начальства испытанием на прочность и стрессом.

Сижу, я значит. Никого не трогаю. Тут встаёт какой-то техник в потрёпанном комбезе и говорит:

— Товарищи. В нашем коллективе трудится обладатель Кубка СССР по футболу товарищ Жаров. Давайте попросим его рассказать о спортивных планах. Пусть товарищ Жаров добывает славу для нашего спорта, а мы будем достойно работать, чтобы нашему коллеге было не стыдно говорить про свой трудовой коллектив. (аплодисменты).

Э. Да это профсоюзник аэродромный. За такую подставу должен мне теперь путёвку в Ялту дать. Буду, как тётя Клава, почти задаром на югах отдыхать. Хотя, чего это я размечтался. Летом Чемпионат, Фестиваль, Спартакиада (Команда РСФСР уже бумагу прислала Маслову в Горький о базовом клубе республики на турнир. "Крылья" из Куйбышева как-то отвертелись.)

Выхожу на трибуну. В мундире, при орденах. Красавчик. Сказал о предстоящей поездке футбольной сборной в Англию. Задвинул речь о здоровье нации. О том, что нужно увлекать молодёжь спортом и учёбой. Ведь только умные и здоровые люди смогут построить коммунизм. Начальник аж подпрыгивал хлопая. Видимо, не ожидал такого красноречия от "подснежника".

11 ноября 1950 года. Москва.

На свадьбе были три категории гостей: партэлита была представлена несколькими членами бывшего Политбюро и министрами из Правительства; затем шла советская аристократия и дети элиты; в конце списка были родственники и "обычные" друзья Булганина-младшего и все друзья-подруги невесты. Родители Даши умерли, а родня от неё прилюдно отказалась, узнав о лагерном сроке. Впрочем, дашина тётка с двумя сыновьями приехала. Но, как мне кажется, больше надеясь получить что-то с барского плеча, чем порадоваться за невесту…

За нашей "третьей" группой столов рядом со мной и Колобковым сидели "горьковчанки" Зайцева и Колыванова, коллеги по работе Люся Гурченко и чета Беловых, так же худрук "Акварелей" Мстислав и художник по женской части Лёва Збарский. Мацелис болела, а модель Вия уехала в Ленинград на выступления. Примкнувшие к нашей группе лёвины летуны оказались весёлыми ребятами, подхватывающими все наши начинания.

После "элитных" тостов начались танцы. Ко мне ожидаемо приклеилась "Сотка". Впрочем, теперь эта девушка весьма смутно напоминала ту развязанную девицу, что я встретил весной. Те, кто видел её здесь в первый раз, могли бы подумать, что это светская подруга со стороны знатного жениха.

Царственная осанка, приятное лицо, аристократические манеры. Только вот прикид подкачал. Ну, не одевались члены Императорского дома в серийную неброскость "Большевички". Зайцева мне, как-то по секрету, сказала, что умершие родители Колывановой служили какой-то Великой Княгине из Дома Романовых. Вот оттуда она через родителей, вероятно, и набралась великосветских манер.

В перерыве между танцами ко мне подкатили начинающие инженеры человеческих душ — Рада и Алексей Аджубеи. Поздравили с Кубком и со Швецией. Поинтересовались насчёт Колывановой. Синхронно хмыкнули после моих слов, мол, "просто подруга". Представил им Мстислава. Сказал, что это первый вокально-инструментальный ансамбль в стране. Короче, ВИА "Акварели". Работники пера записали новорождённую аббревиатуру и переключили своё внимание на советского то ли Леннона, то ли Маккартни… Подзабыл я, кто из них первым начал…

Тут ведущий вечера зовёт меня к микрофону и просит исполнить песню. Отнекиваюсь, мол, не готов и всё такое. Но, тут в разговор ввязывается Булганин-младший. Нужно уважить.

Беру гитару… По заявке жениха пою песню, которую любил исполнять Василий Сталин… https://youtu.be/A50ilZ-zoxk?t=2

Под "Эх, как бы дожить бы, до свадьбы-женитьбы", Лёва встал перед поющим залом и потыкал себя в грудь. Мол, это про меня…

— Жаров, а исполни-ка нам песню про любовь, — просит счастливая невеста, — Ты ведь помнишь, что такое любовь?

У меня вдруг сдавило сердце…

— Любовь? Да. Помню. — говорю я в микрофон, — В этом году зимой я познакомился с чудесной девушкой. Мы вместе мечтали о счастье…Но, она сейчас далеко. Эта песня посвящается моей январской мандаринке… сhttps://youtu.be/d_6-jp939qg?t=3.

Вытираю нежданные слёзы. Колобок тоже трёт глаза. Колыванова смотрит встревоженно.

— Э, Жаров, — тянет из-за стола жених, — А что-нибудь повеселей можно?

— Можно. — говорю я, успокоившись. — Слушайте. https://youtu.be/VHdbpXlOLUQ?t=14

Только я побрудершафтничал с весёло-надоедливым, дошедшим до кондиции, Збарским, как ко мне подошёл товарищ Шелепин. "Просто Саша" плавно перетёк из расширенного Политбюро ЦК ВКП(б) в суженный (от убранных креатур Берии и Маленкова) Президиум ЦК КПСС. Он теперь был "на подхвате" у Булганина и Хрущёва, которые слегка отодвинули в руководстве члена триумвирата Молотова, назначенного Министром иностранных дел.

— Там про спорт говорят, — кивает Шелепин на столы партэлиты, — Требуют, чтобы кто-то рассудил спор.

Твою ж налево. Опять третейским судьёй за спасибо работать…

Подходим. Дискуссия в самом разгаре. Оказывается маршал Булганин, воодушевлённый нашей победой над шведами, захотел, чтобы и хоккеисты так же уделали канадских олимпийских чемпионов.

— Мы же Чехословакию обыграли? Обыграли! А они, как мне Коля Романов рассказывал, с канадцами на равных были на последней Олимпиаде. И в 49-м на Чемпионате Мира чехословаки канадцев обули. А в этом году не обули потому, что не поехали…

— Николай, не путай божий дар с яичницей, — возражает товарищ Громыко, — Победить любителей — Лётных техников, пожарных там или парикмахеров, наши может быть и смогут, а вот "профессионалов" из НХЛ — кишка тонка. Бывал я несколько раз на тамошних матчах. Они от наших мокрого места не оставят… Канадские любители в прошлом году на Чемпионате Мира выиграли у одной команды 47:0. Запомнил вот счёт… Опозоримся.

Тут ПредСовМина замечает меня и просит подойти ближе:

— Сейчас Вам, Андрей Андреевич, ответит наш "профессионал"… — скалится Булганин, — Шучу. Ты у нас кто? Спортинструктор на аэродроме? Вот… Вам, спортинструктор ответит… Ему не то, что сорок семь и одну то забить сложно.

Лёвин папа крутит ладонью мне в воздухе, мол, давай…

— Наша сборная пока не готова к такому вызову, — говорю я, замечая, как Булганин-старший скривился, словно вместо водки выпил компот.

Вдыхаю-выдыхаю и продолжаю:

— Но, года через три-четыре… Когда мы поднаберёмся опыта…

— Вот, — перебивает меня неожиданно "горячий" товарищ Громыко, — Что и требовалось доказать.

— А мы им покажем кузькину мать, — встревает вернувшийся откуда-то развесёлый Хрущёв в вышиванке, — Кто у нас в хоккее главный? Коротков? Вот дать ему поручение… Пусть договаривается с профессионалами. Был я на игре со шведами… И Канаду порвём, однозначно! Ну и что, что футбол… И в хоккей всех порвём! Догоним и перегоним!

Никита Сергеевич вливает в себя рюмку водки и начинает под хлопки присутствующих танцевать гопака. Своего босса тут же поддерживает "кандидат в члены" Алексей Кириченко. "Железный Шурик" топчется на месте и подсвистывает.

Наверное, для карьеры ему нужно взять пару уроков по украинским танцам…

Я во время этого спича и последующей свистопляски спрятался за спину Шелепина и тихой сапой удалился, услышав краем уха, что Булганин поручил свистуну Саше взять вопрос с "профессионалами" на контроль.

Вот так вот, после разговоров во время пьянки и начнутся игры с НХЛовцами на двадцать лет раньше…

Железный Шурик снова подошёл после фиксации партзадания в блокнот и вздохнул:

— Николай Александрович грозится вашу хоккейную "ВВС" разогнать, если на Чемпионате Мира проиграете.

— А нас то за что? — по-украински возмущаюсь я, — Чемпионы то пока армейцы.

— Армейцев уже разгоняли за футбол. Теперь — ваша очередь.

** **** ****!!!(ну, вы понимаете?)

Охреневаю от партлогики элиты и сворачиваю на другую тему:

— На октябрьские праздники — два выходных, а на Девятое Мая — рабочий день. Салют вечером кое-где стрельнут, и всё… Не по людски это… Вся страна ждёт. Нужен не только выходной. Нужен Парад. Нужна Могила Неизвестного Солдата с Вечным Огнём и почётным караулом, как у Мавзолея. Наш народ не нужно жалеть… Мы заслужили…

Закрываю на мгновенье глаза и чувствую рядом запах мандарина…

Шелепин стоит, словно представляет себе Парад и почётный караул у Вечного Огня… Потом, словно проснувшись, достаёт блокнот и записывает:

— Как говоришь? Неизвестного Солдата?… Хорошее предложение. Думаю к маю успеем…

13 ноября 1950 года. Москва.

После хоккейной тренировки меня ожидает гражданка Колыванова. Смелый Шувалов подошёл и представился, по-изотовски щёлкнув коньками. Маша, точнее, Мария, чтобы не путать с Плэнглин, сняла перчатку и протянула ему руку. Не для рукопожатия… Для поцелуя.

Аристократка. Она кем себя воображает, вообще? Почему с Зайцевой не уехала?

Веду её в ГУМ. Там должны мороженное обалденное делать. Лет тридцать прошло, как я его впервые попробовал, а потом, бывая в ГУМЕ, пренепременно покупал это сказочное мороженное.

Но, мороженного не оказалось. Не делают пока. Остановились в неловкой паузе. Разглядываем старый плакат.

— Маяковский? — спрашивает меня Мария.

— Похоже, — приглядываясь, отвечаю я.

А чего я так собственно опасаюсь? Она девушка тёртая. Можно без политесов. Меня к ней тянет. Её, судя по всему, тоже… Зов плоти. Сразу ей скажу, никакой моркови, то есть любви… Пообнимаемся, и до свидания… Стрёмно. Чего это она ТАК смотрит и молчит…

— Мария… — набравшись смелости начинаю я, — Возможно, это выглядит дерзко, но, я Вас приглашаю к себе на ужин.

Если Колобок всё сожрал — убью гада!

— Хорошо, Юра. Может купим что-нибудь к чаю?

Присвоен повышенный статус "Казанова 2".

Заходим. Васечка не то чтобы рад… Кисло улыбается, понимая куда ветер дует. Мария, делая бутерброды, рассказывает, как ехала с Зайцевой в поезде:

— Пришли вечером в вагон-ресторан, а там только сушки к чаю. Тут Таня спрашивает у начресторана, что богато ужинал в окружении сотрудниц: "А Вы узнали эту девушку?". И на меня тычет. Мужчина оглянулся… и, представляете? Не узнал меня.

Колобок прыснул от смеха и сел за стол, подперев голову руками.

Колыванова продолжает:

— Таня укоризненно покачала работникам ресторана головой, типа "Ну, вы и деревня!" и отходить собралась. Тут начальник хватает её за руку и показывает ладонью, как бы рост на уровне своих глаз. Наша артистка качает головой и закатывает глаза. Главный по вагону поднимает планку выше. Зайцева своей рукой задирает начальственную ладонь ещё выше. Буфетчица и официантка ахнули и притихли. Начальник проникся и задумался. Через десять минут у нас был сытный ужин. Даже по стакану вина бесплатно дали. А Зайцева, когда расплачивалась четвертным, кивнула на портрет Ленина, потом на меня и приложила палец к губам.

Я рассмеялся глядя на выдумщицу, а Васечка как-то восторженно посмотрел на подругу своей Танечки. Впрочем, Зайцева в этот раз "своей" ему не была. Она, как познакомилась с Амосовым, как узнала о его горе, так и решила стать утешительницей. Даже на второй день свадьбы не пришла. У Васечки же, как то не складывалось со станочницами и мотальщицами. Денег на повышение обольщения у него не было. А за так гулять простых не находилось…

Короче, Колобок пустил слюни, а Мария ещё добавила керосинчику в костёр зародившихся чувств:

— Васечка, ты читаешь? — берёт она книгу с тумбочки, — "Много шума из ничего".

— Да. С Ингой… С одной, короче, записался в драмкружок в Дом Культуры, а она уехала с другим, — убитым голосом проговаривает несостоявшийся актёр.

— А я в институте в этой пьесе играла, — листая книгу говорит чаровница, — Диалог Беатриче с Бенедиктом помню. Давай реплику вот отсюда..

Всучив книгу, смотрит на растерявшегося Васечку. Я кашляю и киваю соседу, мол "давай".

— Я действительно люблю Вас против своей воли, — читая текст, честно признаётся мой сосед.

— Значит, вопреки своему сердцу? — спрашивает обольстительница.

— Ну, конечно. Мы слишком умны, чтобы беседовать мирно, — читает Васёк.

Мария хмыкает и задирает вверх подбородок:

— Ни один умный человек умом хвастать не станет.

— В наши дни, если человек при жизни не соорудит себе памятник, — войдя во вкус, выдаёт драмкружковец, — То о нём люди будут помнить, пока его вдова плачет.

Ничего не изменилось с тех времён.

— Если человек умён, то он должен сам трубить о своих достоинствах, как это и делаю я, — заканчивает мысль Васечка и спрашивает, возбуждаясь от улыбки девушки, — Ну, прикажи мне что-нибудь сделать!

— Убей Клавдио! — Мария кивает на меня головой.

Васечка посмотрел на наши висящие рядышком футболки и с жаром ответил заказчице:

— Никогда!

— Тогда прощайте, — девушка отходит к двери и начинает одеваться.

Охренеть. Прям не хуже Вии…

— Постой, — Васечка хватает её за рукав, — Милая Беатриче, будем друзьями…

— Конечно, — говорит Мария, беря клюшку и замахиваясь на меня, — Безопаснее быть моим другом, чем сражаться с моим врагом.

Она берёт клюшку, как винтовку и делает в мою сторону выпад, как бы, коля штыком.

— Шпага — это слишком опасное оружие для девушки, — говорит Колобок, отбирая клюшку.

"Бенедикт" берёт карандаш с тумбочки и протягивает "Беатриче":

— Вот, возьмите лучше цветок.

— Будь я мужчиной… — Мария бросает "цветок" к ногам "Бенедикта", — Прощайте!

— Постой, — снова произносит Васечка. Кивает на меня, — Я пошлю ему вызов! Если я умру, то буду похоронен в глубине ваших глаз.

Пикировщица скидывает боты.

— Скажите, а за какой из моих недостатков Вы влюбились в меня? — "Беатриче" вешает пальто на вешалку.

— За все вместе, — отвечает Васечка, глядя в книгу. и продолжает: — А какое из моих достоинств заставило Вас заболеть своей любовью ко мне?

Мария отворачивается и, закрыв лицо ладонями, произносит с надрывом:

— Но, я действительно люблю Вас против своей воли!

Девушка резко оборачивается и, взяв Васечку за уши, смачно целует.

Занавес! Аплодисменты!

Ну, ты автор и дал… — скажут ценители Вильяма нашего Шекспира. А я отвечу: "Классику нужно знать и любить!". Это не про мартеновскую печь "заклёпку" читать.

Похлопав артистам, я шепчу Васечке в ухо:

— Чай попьём и на выход. С Серёгой читки устраивай. Понял?