Миссия иезуитов в Китае

Глава II Европа на рубеже XV–XVI вв. и создание ордена иезуитов

Несмотря на несомненное мастерство наблюдателей, путешественники в Китай XVI в. были не в состоянии разглядеть реальное положение вещей за внешними проявлениями порядка и процветания. Лишь в XVII в. были предприняты попытки проникновения в суть духа исследуемого общества. Постепенно более осязаемые картинки богатства и преуспеяния начали отступать в сознании европейцев перед менее явными качествами, выявленными в Китае, — такими, как моральные и политические совершенства. Эта новая доминанта могла быть обусловлена только лишь тем, что основными интерпретаторами Китая в Европе были иезуиты, которым необходимо было верить в то, что новое обширное поле их деятельности будет плодотворной площадкой для пропаганды веры.

Новое видение Китая, уходящее корнями в новые знания и соотнесенное со свежими нуждами нового века, состояло в следующем. Будучи сильным, объединенным и самодостаточным государством, управляемым благожелательным монархом-деспотом, Китай регулировался в соответствии с моральным и политическим кодексом, сохраненном в конфуцианской классике, при посредстве администраторов, назначенных на свои посты за знания в научной области, которые они подтвердили на экзаменах, проводящихся для выбора гражданских чиновников. Нам предстоит рассмотреть образ этого монолитного конфуцианского государства, проанализировать факторы, которые определили его развитие, изучить, насколько такой взгляд далеко отстоит от истины, и спроецировать его влияние на интеллектуальную историю Европы.

Безусловно, что еще до наступления XVII в. можно было сделать вывод о том, что богатство и процветание Китая были связаны с эффективным управлением страной. Мы уже видели, что такого рода выводы делали авторы, цитировавшиеся в предыдущей главе, однако для того, чтобы получить еще более исполненное энтузиазма описание политических достоинств Срединного государства, читатель должен обратиться к труду, озаглавленному «Образцовое описание королевства Китайского, расположения и правительства такового: напечатано на латыни в Макао, португальском городе в Китае. Года Господня 1520 и написанного в форме диалога»[46]. Из этого труда мы узнаем, что «администрация королевства Китайского большей частью согласуется с законами природы, власть осуществляется не грубыми и неумелыми людьми, но теми, кто резонен в употреблении законов и тренирован в обучении им»[47]. Здесь мы находим важную тему, которую после будут часто повторять мудрецы с Запада. Подобно тому, как Марко Поло, будучи человеком, происходившим из купеческой семьи, восхищался когда-то Катаем за развитую в нем торговлю, европейские книжники находили для себя объект восхищения в стране, многим обязанной традиции обучения своих чиновников. «Образцовое описание» не оставляет у читателя никаких сомнений в части выгод, которые влечет за собой подобный подход. «По причине этого отличного порядка и гармонического расположения магистратов, подчиняющихся один другому, легко можно вообразить, какой чудесный мир и спокойствие процветают, по всей территории»[48]. Однако, несмотря на предысторию возникновения подобного взгляда, которую мы могли вычитать в трудах Круца и де Рады, равно как и у анонимного автора цитируемого диалога, первый акт новой драмы в истории отношений Китая и Европы принято считать начинающимся с обоснования в стране миссии иезуитов.

Точно так же, как предшественники Марко Поло почти полностью оказались преданы забвению, также и все, что произошло на линии Китай-Запад до появления на исторической арене Маттео Риччи, практически ушло в небытие. Однако, несмотря на тот факт, что своеобразие и новизна подхода Риччи иногда несколько завышается, нет сомнения в том, что важность миссии и Маттео Риччи, и ордена иезуитов для контактов Европы с Китаем трудно переоценить. Вследствие того, что нашей задачей является, в частности, оценка нового отношения к Китаю, которое зарождалось в то время, необходимо отдать себе отчет в тех огромных интеллектуальных переменах, которые имели место в Европе и в особенности повлияли на само возникновение и на цель существования ордена иезуитов.

То был век, который дал христианской церкви способы, средства и область приложения для новых миссионерских предприятий. Были проведены новые завоевания и установлены новые форпосты во всех странах света — в обеих Америках, Африке, Индии и на Дальнем Востоке. В результате христианской экспансии миллионы нехристиан подпали под юрисдикцию правителей, почитавших себя христианами, а миллионы других впервые оказались в пределах видимости христианского мира. Здесь-то и располагалась новая арена для миссионерской активности и новый вызов, который никак не могла проигнорировать христианская церковь.

В то время как корабли испанцев и португальцев бороздили мировой океан, дома, в Европе XV–XVI вв., укреплялись и развивались новые монархии. Французские короли также разделяли со своими иберийскими кузенами осознание тех преимуществ для национального престижа, которые таили в себе организация и поддержка миссий на территории новых отдаленных владений. В то же время увеличение доходов предоставляло необходимые ресурсы для расширения работы церкви.

Расширение физических горизонтов Европы сопровождалось новым интеллектуальным пробуждением, стимулировавшимся не только этими исследованиями, но также и новым интересом к классическому обучению, подогретым широким распространением книгопечатания и воплотившимся, в частности, в распространении университетов. Под натиском протестантизма Римская католическая церковь также разделила этот дух возрождения, вдохнувший новую жизнь в старые религиозные ордена и послуживший установлению новых, таких как «Общество Иисуса», основанное в 1534 г. небольшой группой единомышленников в Парижском университете. Основал орден Игнатий Лойола. Новая организация быстро расширялась и вскоре стала самой мощной силой контрреформации.

Сын испанского дворянина Игнатий Лойола посвятил свою молодость военной карьере, но оставил ее в 1521 г., когда в небольшой стычке с французами ему повредили ядром ногу. Ему было суждено остаться на всю жизнь хромым, а в течение долгого и болезненного рекреационного периода его характер претерпел странные метаморфозы. Рвение, в молодые годы направленное на поиски славы на военном поприще и расположения прекрасного пола, теперь обратилось на религиозные темы. Первой его идеей было вести миссионерскую работу на Святой Земле Израиля, но ему пришлось удовлетвориться лишь паломничеством в Иерусалим: вследствие того, что страна находилась тогда под турецким началом, любая попытка проповедовать веру на Святой Земле была бы просто нереальна. Однако миссионерская работа всегда оставалась одной из основных целей, которые ставили перед собой иезуиты.

В поисках объяснения огромного успеха и быстрого распространения по миру иезуитских проповедников мы должны в первую очередь вглядеться в личность самого Лойолы.

Парижский университет, один из первых по времени образования в Европе, был учрежден в 1200 г. французским королем Филиппом И. Английский ученый Карсон написал для него устав, утвержденный королем в 1205 г., а во времена Карла V Мудрого университет получил титул «старшей дочери французских королей». Самое название «университет» было впервые применено к парижскому образовательному заведению, так как, по идее Карсона и других основателей школы, в нем наблюдалось всемирное средоточие преподавателей и учащихся. С самого начала владевший обширными привилегиями университет в Париже особенно прославился в XIV и XV вв., когда он мог вмешиваться в политические события Франции и имел своих представителей в генеральных собраниях. Из четырех факультетов доминирующую роль играл богословский, преобразованный в 1257 г. Робером де Сорбонном в высшее учреждение, с гордостью называемое «непрерывным галльским собором». Сорбонна всегда стояла на страже чистоты католической религии, была верной помощницей Папы в борьбе с ересями, первая начала опровергать Лютера, Кальвина и Цвингли и первая же впоследствии вооружилась против иезуитов. Философская диалектика, преподаваемая в высших учебных заведениях, с давних времен слилась с богословием под общим названием «схоластика» и достигла апогея своего развития в XIII и XIV столетиях, но в первой четверти XVI в. значение схоластики начало падать благодаря нападкам Оккама, Буридана и других ученых. Однако Парижский университет и Сорбонна продолжали по-прежнему привлекать тысячи слушателей, желавших работать под руководством Гомбо, Бьюканана, Говеа, Латомуса, Гийома Бюде, Пьера Данеса, Ласкариса, Жана Сапиньяка, Рамуса и других светил науки той эпохи. Правда, все ученые и профессора подчинялись строгим схоластическим правилам ригоризма в своих лекциях, не смея ни на волос уклониться от предначертанных рамок, но тем не менее любознательная молодежь стекалась в Париж со всех сторон: одни жаждали укрепиться в догматах веры, другие же, наоборот, стремились ознакомиться с идеями Лютера, Цвингли, Кальвина и Меланхтона.

Именно в этот центр кипучей умственной деятельности прибыл в январе 1528 г. испанский дворянин Иньиго Лопес, именовавшийся теперь Лойолой в честь замка, где он родился. Оставаясь по-прежнему пламенным ревнителем своеобразно понимаемых христианства и нравственности, Лойола как-то практически поумнел, перестал подвергать себя публичному осмеянию, как это было в Алькале и Саламанке, резкие психопатические выходки прекратились, а шероховатости характера упрямого васконца сгладились. Он стал упорно, настойчиво, но осторожно и умно добиваться своей заветной цели, ясно сформулированной в Венеции: создать духовное братство для борьбы с врагами католической церкви. Рыцарь Святой Девы Марии исчез бесследно, явился проповедник нравственности умственной и телесной, будущий основатель ордена иезуитов. К 1534 г. Игнатий Лойола имел уже семерых учеников и, не желая терять, решил торжественно закрепостить их, убедившись, что вся эта молодежь религиозна и совестлива. С этой целью по его приглашению все семеро собрались 15 августа 1534 г. в одном из подземелий Монмартра, в котором, по преданию, был замучен в 272 г. первый епископ Парижский святой Дионисий с товарищами Рустиком и Элевферием. В день Успения Богородицы подопечные Лойолы поочередно дали перед алтарем обет целомудрия и вечной бедности, кроме того, обещали по окончании учения поехать миссионерами в Палестину, если же это окажется почему-либо невозможным, обязались явиться в Рим, дать Папе клятву безусловного повиновения и отдаться в его полное распоряжение. Относясь серьезно к принятым на себя обязательствам, Ксавье, Сальмерон и Лайнес — трое из учеников Лойолы — заговорили о необходимости ехать в Испанию для ликвидации своего имущества: им было трудно предрешить заранее, кто из них и когда вернется из Палестины, да и вернется ли вовсе. Но верховный глава нового союза не хотел отпускать их на родину, откуда они могли и не возвратиться, а потому после серьезного обсуждения было решено, что вместо них поедет сам Лойола под руководством Лефевра, которому Лойола доверял больше остальных. Кроме того, все согласились ожидать Лойолу не в Париже, а в Венеции, куда следовало прибыть к 25 января 1537 г., чтобы затем немедленно отправиться морем к берегам Сирии. Покончив со всеми этими делами, Лойола бросил ученье у доминиканцев и, снабженный полномочиями товарищей, 25 января 1535 г. уехал из Парижа на родину.

В конце декабря 1536 г. Лойола поселился в Венеции и ожидал своих последователей. Между тем оставшийся в Париже кружок не терял времени напрасно: к союзу были привлечены еще трое. Когда учившиеся члены маленькой общины окончили курс наук, то все девять согласно уговору отправились в Венецию, избрав кружной путь через Германию, чтобы испытать свои силы в словесной борьбе с лютеранами и другими отпавшими от католической церкви течениями. В это время враги Папы и католицизма держали голову очень высоко, так как протестантские князья силой оружия принудили императора Карла V признать за ними все права гражданства, несмотря на отделение от Рима. Понятно, что в упоении своей победой половина Германии принялась с горячностью судить о религии и догматах, хотя многие дискуссанты были недоучками, если не просто неучами. Нет ничего удивительного в том, что небольшая кучка, во главе которой стоял Лефевр, проходя по Германии, часто имела блестящий успех в спорах по религиозным вопросам с несколько тяжеловесными в этом смысле немцами, сбиваемыми с позиции искусной диалектикой и пламенным красноречием. Слава о духовных ратоборцах достигла императора — от его уполномоченного при Ватиканском дворе, Ортица, стало известно, что студенты-богословы направляются в Италию. Действительно, пройдя Бургундию, Баден, Вюртемберг, Баварию, Зальцбург и Тироль, 8 января 1537 г. ядро и фундамент будущего ордена иезуитов прибыли в Венецию, где почтительно приветствовали своего владыку Игнатия Лойолу.

Эпоха, когда Лойола сошелся с товарищами в Венеции, была замечательна. Мы уже упоминали известный факт, что Мартин Лютер нанес страшный удар власти Папы Римского над христианским миром, наглядно доказав, что можно быть хорошим христианином и не признавать Папу абсолютным владыкой над душой и совестью каждого. С тех пор прошло 20 лет, и заразительный пример Лютера вызвал появление сотни религиозных реформаторов, благодаря которым основание престола римского первосвященника сильно пошатнулось. У наместника Иисуса Христа отняли Англию, Швейцарию, Палатинат, Франконию, Гессен, Бранденбург, Данию и Швецию с Норвегией, и это было еще не все: идеи преобразователей католицизма стали проникать в Пьемонт, Савойю, в долины Альпийских гор, на берега Рейна, во Францию и даже в Польшу. Олеронский епископ Руссель подготовлял Наварру к отпадению от Рима, пользуясь покровительством королевы Маргариты, которая в своей столице Нерак открыто принимала Кальвина под предлогом примирение его с Римом. В самой Италии дела были плохи, так как даже феррарская герцогиня Рене, кузина Маргариты Наваррской, училась богословию у того же Кальвина: отважные новаторы рассыпались по всему полуострову, постепенно охватывая кольцом Вечный город, и даже появляясь в его церквах. Во всем этом антикатолическом движении народ, еще не приученный к самостоятельности и собственному почину, покорно шел по следам своих правителей, которые задавали тон в борьбе против папского абсолютизма, громко указывая на все грехи римской курии. Положение Папы становилось крайне печальным, он терял под ногами почву и не знал, за что ухватиться для спасения своего престола: все средства, считавшиеся прежде неотразимыми, были перепробованы и оказались бессильными.

На римском престоле в это время находился Павел III из дома Фарнезе. Добродушный и недалекий, он, однако, решился заглянуть в ту пропасть, куда начинало скользить католичество, и с этой целью назначил особую верховную комиссию, которой поручил расследовать ситуацию и доложить ему о причинах упадка веры, а также о мерах, которые, по мнению комиссии, следовало бы принять для исправления совершавшегося зла. В комиссию вошли кардиналы Караффа, Контарини, Садолет, Поль, и другие иерархи церкви. Перечисленные лица, образованные и преданные римскому престолу, выполнили возложенную на них щекотливую задачу с величайшей добросовестностью и составили обширную докладную записку, в которой изобразили действительное положение папской столицы. Набросанная ими картина превзошла своими мрачными красками все, что когда-либо осмеливались говорить лютеране, кальвинисты, англикане, цвинглиане и другие враги католической церкви. Павел III ужаснулся, читая один только список-перечисление двадцати восьми главнейших зол, превращавших Рим в разнузданный лагерь тунеядцев, развратников и преступников. Одно поименование самых необходимых, по мнению комиссии, мероприятий для поддержания престола святого апостола Петра давало ясное понятие о том, что делалось среди близорукого католического духовенства в первой половине XVI столетия. Требовалось следующее: установление сурового контроля над позорным поведением монахов, старательное искоренение предрассудков, поддерживаемых и усиливаемых монастырями, обязательное прекращение симонии, или торговли церковными должностями, освобождение духовенства от обетов безбрачия, так как внебрачное сожительство сделалось вполне обыденным явлением, коренное изменение духа и направления университетского преподавания, подрывавшего в корне авторитет церкви, запрещение торгашеского произвола при продаже индульгенций, назначение священникам и капелланам определенного жалования для искоренения лихо- и мздоимства. Серьезно вникнув в содержание докладной записки, Павел III испугался громадности задуманной реформы и, по обычаю многих своих предшественников, отложил дело в долгий ящик, передав исторический документ комиссии на хранение в ватиканский архив, где он и находится до сих пор.

В это то тревожное для католической церкви время Лойола поселился в Венеции, ожидая товарищей. Вид республиканского и торгового города напомнил ему минувшие годы, когда он ездил в Иерусалим, и ему очень не хотелось предпринимать поездки в Святую Землю, где самолюбивого васконца могли опять встретить унижения и оскорбления. В конце концов он отказался от своей идеи. Когда прибыл Лефевр с компаньонами, Лойола представил им трех новых сочленов, завербованных его стараниями в самой Венеции. На вопрос товарищей, когда они отправятся в Палестину, он уклончиво объяснил, что теперь зима и переезд может быть крайне тяжелым; лучше всего было подождать до весны. Членам братства было предложено не терять даром времени и принять на себя уход за больными в госпиталях святого Иоанна, святого Павла и в госпитале для неизлечимых больных. Братья безропотно последовали этому приказанию и усердно взялись за дело, причем больше всех на этом поприще прославился Ксавье. Сам же Лойола принялся исправлять и наставлять в делах веры венецианцев, некогда его осмеявших.

Такое занятие для светского человека не могло остаться безнаказанным. Встревоженные вторжением какого-то иностранца в их область венецианские священники ополчились против Лойолы и привлекли его к ответу перед духовным судом. Однако глава зарождающейся общины не был уже тем наивным рыцарем Святой Девы, который заставлял судей смеяться над своими выходками, он быстро прикинул свои шансы и тайно вступил в переговоры с архиепископом Театинским Караффой, основавшим орден театинцев. Содержание этих переговоров осталось неизвестным, однако талантливый и образованный Караффа принял сторону васконского идальго против венецианских священников и подействовал на папского нунция при республике Вералли, который председательствовал в суде. Когда наступил день разбирательств, священники просили запретить Лойоле поучать в их приходах, тем более что он не духовное лицо и отъявленный еретик, уже изгнанный с позором из Франции и Испании. Обвиняемый представил свои объяснения, Караффа официально подтвердил их, и Вералли торжественно произнес оправдательный приговор, Лойола вышел из суда невиновным. Вскоре Караффа, основавший на средства графа Гаэтано Тини орден театинцев, или «настоящих клириков», для исправления приходского духовенства, начал убеждать Лойолу вступить в него со всеми его товарищами, так как их цели казались одинаковыми. Но Лойола сам желал основать орден, в котором был бы полным хозяином, а потому ответил архиепископу решительным отказом. Дружба с прелатом кончилась, но Караффу вскоре вызвали в Рим, сделали кардиналом и назначили в упоминавшуюся выше комиссию, поэтому его размолвка с Лойолой кончилась пока ничем.

Подошла весна, и члены кружка снова заговорили о поездке в Иерусалим. Зная через Караффу, что на море вскоре разгорится серьезная война против мусульман и переезд будет немыслим, Лойола не противоречил, но доказал на общем собрании, что без благословения святейшего отца предприятие невозможно, иначе в Палестине им будут мешать на каждом шагу. С доводами пришлось согласиться, и сообща было постановлено командировать Лефевра и Ксавье в Рим[49] за благословением всей общине и за разрешением рукоположения в священники светским членам этой общины. Сам Лойола побаивался ехать в Рим, не зная, как отнесется к нему кардинал Караффа. Посланцы прибыли в Вечный город и обратились за содействием к имперскому уполномоченному Ортису, которого Лефевр знал лично. Ортис принял их очень благожелательно и выхлопотал им аудиенцию у Павла III, рассказав ему, вероятно, о подвигах Лефевра с товарищами в Германии. Первосвященник принял Лефевра и Ксавье благосклонно, благословил их на миссионерский труд в Палестине, подарил на дорогу 60 дукатов и разрешил принять рукоположение у любого епископа. Довольные посланцы стали собирать деньги на дорогу (преимущественно среди испанских купцов, живущих в Риме), набрали около 150 дукатов и радостно возвратились в Венецию к Лойоле.

Всеми, кроме Лефевра и Лайнеса, которые были рукоположены еще во Франции, решено было без промедления принять священнический сан. Однако сделавшийся подозрительным Лойола не хотел обращаться к подчиненным Караффе епископам и воспользовался приездом в Венецию арабского епископа из Далмации. Последний немедленно согласился: 24 июня 1537 г. состоялось торжественное рукоположение в священники самого Лойолы, Ксавье, Сальмерона, Бобадильи, Родригеса, ле Жэ, Кодюра, Бруэ, Госеса и братьев Эгвиа[50]. Тринадцать священников, связанных между собой клятвой в монмартрском подземелье, были готовы ехать в Обетованную Землю проповедовать сарацинам учение Христу, но в это время был формально заключен наступательный союз Папы, венецианского дожа и Карла V, и турецкому султану была объявлена война. Хитрость Лойолы удалась, так как сообщение с Азией было прекращено и нежелательная для него поездка откладывалась на неопределенное время. Лойола предложил рассеяться по всей Италии для вербовки новых членов, а затем, выбрав удобное время, отправиться в Рим и исполнить вторую часть монмартрского договора, то есть поступить в полное распоряжение Папы. В скором времени последователи Лойолы появились в Виченцо, Тревизо, Бассано, Падуе, Вероне и других городах, проповедуя против ересей, волновавших католический мир, против распущенности духовенства, против индифферентизма светских лиц и в то же время вербуя новых членов в свой кружок.

Сам Лойола, в силу своих тайных соображений, избрал местом пребывания Альбанетту, расположенную под стенами аббатства Монте-Кассино в области Терра-ди-Лаворо, принадлежащей к Неаполитанскому королевству. С этих пор бывший товарищ превращается в полновластного владыку и начинает поступать, как подобало генералу будущего всемирного ордена: всеми способами, бывшими в его распоряжении, он старается внушить соратникам, что только он один пользуется благоволением свыше, один обладает даром предвидения и только ему Бог открывает свои тайные намерения. Тщательно срежиссированными проявлениями своего неземного могущества Лойола действовал на религиозных и суеверных членов и убеждал их, что его предприятие находится под специальным покровительством Иисуса Христа и Святой Девы. Тем не менее внешне Лойола оставался по-прежнему тихим, мягким, ласковым и скромным в костюме и привычках, только в случае крайней необходимости обнаруживал он непреклонную стойкость и пламенное красноречие.

Так «боевая дружина», по определению самого Игнатия Лойолы, провела вторую половину 1537 г. и большую часть 1538 г. Усердно проповедуя против ересей и заблуждений, члены дружины громогласно заявляли: «Мы соединились под знаменем Иисуса Христа, чтобы бороться с ересями и пороками, поэтому мы образуем товарищество Иисуса»[51]. Итальянцы, таким образом, привыкли видеть именно братство Иисуса во главе духовных борцов за чистоту веры.

Через определенное время братья получили аудиенцию у Павла III, который принял их благосклонно, будучи польщен покорностью людей, уже приобретших некоторую известность. Лойола выразил желание создать духовный орден, члены которого поставили своей задачей обходить весь свет, поражать дурных людей словесным мечом, исправлять возникающее зло, разрушать дьявольские наваждения и стараться всеми силами возвратить католической церкви ее блеск и величие. Папе понравилась эта мысль, и он обещал подумать, так как в принципе он всегда был против учреждения новых духовных орденов, сознавая их бесполезность и даже вред для церкви. Последователи Лойолы поселились в Риме, и вскоре о них с уважением заговорили как о безупречных людях.

Когда во время поста 1539 г. вся «боевая дружина» Лойолы собралась в римском доме идальго Гарцонио, где начались заседания защитников католической религии, Лойола сказал: «Небо закрыло нам путь в Землю Обетованную с целью отдать нам весь мир. Немного нас сейчас для такого дела, но мы умножаемся и начинаем формировать батальон. Однако никогда отдельные члены не окрепнут в достаточной степени, если между ними не будет общей связи, поэтому нам необходимо создать устав для семьи, собранной здесь во имя Бога, и дать не только жизнь новоучреждаемому обществу, но и вечность. Помолимся же все вместе, а также и каждый отдельно, чтобы воля Господня исполнилась»[52]. На одном из следующих заседаний Лойола подтвердил свои гордые слова: «Мы, рыцари, призваны самим Богом, чтобы духовно покорить весь мир, поэтому вполне необходимо, чтобы наше тот варищество образовало боевую дружину, способную просуществовать до конца мира. Сомневаться же в вечности мы не имеем права, потому что она формально обещана нам Господом Богом и Иисусом Христом»[53]. На собрании было единогласно решено побудить Папу дать согласие на учреждение их товарищества, несмотря на то, что Папа, как указывалось, был вообще против духовных орденов. При этом зашла речь о названии. «Если вы мне доверяете, — заявил Лойола, — то мы назовем наше товарищество «Обществом Иисуса». Это название выше других, и оно двукратно внушено мне свыше… Поэтому, дорогие братья, не ищите другого названия»[54].

Политические затруднения продолжали удерживать Павла III в Ницце, а потому, чтобы зря не терять времени, Лойола составил сжатый проект устава будущего "Общества" и через кардинала Контарини отослал его в собственные руки Папы. Последний внимательно прочел проект и воскликнул, что в нем виден перст Божий. Дело в том, что кроме трех обычных монашеских обетов в проекте был помещен четвертый: «Посвятить свою жизнь постоянному служению Христу и Папе, исполнять военную службу под знаменем креста, служить только Иисусу и римскому первосвященнику как его земному наместнику. Таким образом, только настоящий Папа и его преемники будут повелевать орденом в делах спасения душ и распространения веры, и в какие бы он страны их ни посылал, они без замедления и без всяких оговорок, насколько только позволяют им силы, обязаны это немедленно исполнять»[55]. Папа понял, что приобретает могущественного союзника для борьбы с врагами его престола. Не желая, однако, решать столь важное дело единолично, Павел III переслал проект на рассмотрение выдающемуся богослову и канонисту кардиналу Гвидиччиони, сам же счел целесообразным испытать силы нового "Общества" на деле. С этой целью, для борьбы с ересями и религиозными новшествами, Лайнес и Лефевр были посланы с кардиналом Филонарди в Парму, Бобадилья — на остров Искию, ле Жэ — в Брешиа, Кодюр — в Падую, Бруе и Страда — в Сиену, Ксавье и Родригес — в Лиссабон. Во всех названных городах поручения Павла III были исполнены в высшей степени удачно, и на этих даровитых и пока вполне скромных слуг папского престола обратилось общее внимание. Лойола же с Сальмероном и братьями Эгвиа оставался в Риме, где продолжал приобретать симпатии жителей и очищать столицу от свободомыслия.

Проект устава между тем пробуксовывал. Кардинал Гвидиччиони, суровый пурист, придерживающийся буквы закона, отказался даже просмотреть присланный Папой проект, опираясь на постановления Латеранского и Лионского соборов, состоявшихся в 1215 г. при Иннокентии III и в 1274 г. при Григории X, которыми прямо воспрещалось учреждение новых орденов. Однако Лойола не унывал, своевременно извещаемый многочисленными друзьями, которых он сумел приобрести повсюду, о том, что делается против него и за него. Какие средства были употреблены, чтобы повлиять на строгого кардинала, не вполне ясно, однако через некоторое время на последнего вдруг снизошло наитие: неожиданно для всех он тщательно прочел проект и нашел его превосходным, два других кардинала, составившие с ним комиссию по воле Папы, немедленно согласились с его авторитетным мнением, и судьба Лойолы и его детища была решена.

Возвратившийся из Ниццы Павел III, которому удалось хотя бы на время примирить Карла V с Франциском I, был очень доволен согласием кардинальской комиссии. 27 сентября 1540 г. была подписана булла «Regiminae militandis ecclesiae», которой учреждалось «Общество Иисуса», или «Орден иезуитов»[56]. В этой довольно пространной булле сказано между прочим: «Товарищество, или Общество Иисуса состоит из людей, которые во имя Бога желают быть вооруженными под знаменем креста и служить единому Господу и первосвященнику римскому, Его викарию на Земле. Принятые в товарищество должны дать обет целомудрия, бедности, послушания генералу ордена и повиновения правящему церковью Папе. Генерал ордена не ограничен в своей власти, но он обязан составить конституцию или устав "Общества" с согласия большинства сочленов, в управлении же делами товарищества ему предоставляется полная свобода»[57]. Одна уже эта выдержка дает возможность предположить, что черновик буллы составлял гибкий и изворотливый Лайнес под диктовку Лойолы, так и не выучившегося излагать свои мысли по-латыни. Кроме того, почти в самом начале буллы сказано, что Лойола вместе с товарищами окончил курс Парижского университета, между тем известно, что университета Лойола не посещал вовсе и даже не окончил курса в доминиканской коллегии.

Выполнив все возложенные на них поручения, большинство иезуитов, как мы должны теперь называть сподвижников Лойолы, возвратились в Рим, чтобы принять участие в радости своего владыки, заветная мечта которого наконец осуществилась. Папа спешил пользоваться трудами «боевой дружины», уже овладевшей его полным доверием. Вскоре после обнародования буллы Лефевр был командирован с особым поручением в Испанию, Сальмерон и Бруэ отправились в Ирландию поддержать католиков в борьбе с английским королем Генрихом VIII, Бобадилья и ле Же были посланы в Германию бороться с протестантизмом, а Лайнес поехал в Венецию улаживать какие-то недоразумения. Благодаря их повсеместному появлению в Европе скоро заговорили об иезуитах, называя их первое время разными именами: в Венецианской республике — театинцами, по сходству первоначальной деятельности с орденом, созданным кардиналом Караффой, в Терра-ди-Лаворо — езуинами, в Романье — священниками святой Лучии, так как впервые они стали проповедовать в болонской церкви этой святой, в герцогстве Феррарском — скофиотти, от головного убора, в Испании — иньигистами, в честь настоящей фамилии основателя ордена, только во Франции и в Риме их сразу стали называть иезуитами.

Наступило время избрания генерала ордена иезуитов. По воле Лойолы все его сподвижники вернулись в дом Гарцонио, за исключением Ксавье, уже уезжавшего в Ост-Индию, и Родригеса. С молитвой приступили иезуиты к баллотировке по запискам и, конечно, единогласно избрали Лойолу, который неожиданно начал скромничать, отказываться от высокой чести и уверять, что такая задача ему не по силам. Хитрый идальго заставил еще два раза повторить баллотировку и только тогда, видя в единодушии бывших товарищей неисповедимую волю Божью, согласился принять должность генерала. На Страстной неделе, 17 апреля 1541 г., этот выбор был утвержден Павлом III, и иезуитам оставалось только исполнить еще одну формальность.

22 апреля все иезуиты собрались к обедне в церковь святого Павла, расположенную вне городских стен. Обедню служил впервые генерал ордена, который перед раздачей причастия громогласно прочел буллу, учреждающую орден, и затем всенародно произнес обеты, указанные в булле. Перед окончанием обедни Лойола принял перед главным алтарем присягу от своих сочленов, причем последние в знак покорности целовали его руку. С этого дня орден иезуитов стал существовать официально и с первых же дней нарушил данный обет бедности, так как Пьетро Кодае, богатый римский дворянин и офицер папской гвардии, давно сделавшийся покорным слугой Лойолы, пожертвовал ордену все свое значительное имущество и сам поступил в иезуиты[58]. В эту эпоху, на пятидесятом году жизни, Лойола вовсе не был похож на прежнего себя, некогда офицера Лопеса де Рекальде. Общее выражение его лица стало несколько загадочным и странным: по мнению друзей, на нем лежал отпечаток святости, враги же утверждали, что это просто помешанный человек. На самом деле это был тот же упрямый васконец, задумавший и создавший грозную боевую дружину для охраны и защиты католицизма, могучий оплот того, что многие называли обскурантизмом и религиозным фарисейством.

Ни одна конституция европейского государства не заставляла так много говорить и писать о себе, как конституция, или устав, ордена иезуитов. Ее подробнейшим образом разбирали, обсуждали каждую фразу и высказывали самые разнообразные суждения о ее достоинствах и недостатках, из этих суждений делались те или иные выводы о личности автора конституции, Игнатии Лойоле: одни считали его мировым гением, создавшим устав, выше которого ничего не было и не будет ничего в человеческом обществе, другие высказывали убеждение, что этот устав слеплен из кусочков, сочиненных разными людьми и в разные времена, и на долю Лойолы приходится самая ничтожная часть. Причина подобных разногласий кроется в том, что Павел III разрешил существование «Общества», устава которого он не знал, так как этого устава еще не было. Лойола только начал составлять устав в середине 1541 г. при содействии Лайнеса и своего секретаря Паланки, переводившего с кастильского на латинский. Когда была окончена работа неизвестно, но печатный устав был обнародован после смерти Лойолы, по одним сведениям в 1558 г., а по другим — в 1584 г. Таким образом, не имея перед собой кастильского текста, в настоящее время невозможно отделить произведения Лойолы от позднейших вставок и добавлений его преемников в должности генерала ордена.

Судя по всему, Лойола схитрил перед Папой, уверяя его, будто он приступил к составлению устава только после утверждения ордена: на самом деле он занялся этим трудом с середины 1537 г. Окончив работу, он не показывал ее, а несколько лет исправлял, проверяя на практике ее положительные и отрицательные стороны. Только таким способом можно объяснить цельность, стройность и живучесть организации, существующей до сих пор.

Видя печальное положение католической церкви, поколебленной почти одновременным отпадением нескольких миллионов людей, когда римские первосвященники становились в тупик, не зная, как помочь беде, Лойола или сам додумался, или понял из докладной записки верховной комиссии кардиналов в 1537 г., где находится корень всего зла. Павел III отступил перед исполинской задачей, естественно вытекающей из смысла докладной записки, — перевоспитать все католическое общество. Но самолюбивый васконец отважно принял эту задачу на себя и начал приводить ее в исполнение так умело и последовательно, что не встреть орден иезуитов стойкого отпора во Франции, северной Германии и России, легко могло бы случиться, что весь христианский мир сделался бы католическим. Система, принятая Лойолой, была весьма нехитрой, но в этой простоте и заключалось ее величие. Придя к убеждению, что воспитание и образование, даваемое пастве без строгого контроля пастыря, ведет к вольнодумству, свободомыслию и неповиновению, он решил, что воспитание и образование должны быть сосредоточены в одних руках, но в руках надежных. А для того, чтобы орден иезуитов и был этими надежными руками, Лойола создал образцовую организацию внутреннего устройства ордена. Таким образом годной из главных задач «Общества Иисуса» было овладение воспитанием и. образованием молодежи, преподаванием в низших, средних и высших учебных заведениях — словом, переформирование умонастроений христианского мира. Поэтому благотворительность во всех видах и разъяснение богословских истин в исповедальне и с церковной кафедры становились для иезуитов второстепенной задачей, которой они особенно и не занимались, в отличие от, например, миссионерства в нехристианских странах. Не доверяя такого дела Папе, находившемуся силой обстоятельств под всеобщим контролем, Лойола создал независимого от него владыку, «черного Папу», который по уставу вполне самостоятельно шел к намеченной цели. Если Папы в определенный момент оказались в зависимости от иезуитов (а последние вполне сознательно стремились к всемирному господству, к всемирной «монархии»), то винить в этом одного только Лойолу неразумно. Своеобразная задача потребовала своеобразного решения.

Несколько слов об уставе, определившем внутреннее устройство «Общества», созданного Лойолой. Орден иезуитов распадается на шесть классов: «послушники», «ученики», «светские кандидаты», «духовные кандидаты», «исповедники трех обетов» и «исповедники четырех обетов». Эти классы не представляют замкнутых каст, но переход из одного класса в другой зависит от, способностей и степени развития экзаменующегося.

Низший класс — послушники, или новиции, распадается на три параллельных отделения: светские, духовные и безразличные. Первые готовятся быть учителями, чиновниками, бухгалтерами и т. д., вторые — священниками, миссионерами, монахами, третьи — те, наклонности и дарования которых еще не выяснились. Большей частью это дети или юноши, воспитываемые в духе, желательном ордену; поступить в этот класс извне может всякий, кроме бывшего уже послушником в каком-нибудь духовном ордене. Поступающий в послушники отрекается от своей воли, от своей семьи, от всего, что вообще дорого свободному человеку, он становится почти рабом ордена, который имеет право помыкать им как вздумается. Вступительные три обета, правила повседневной жизни, одежда, пища, жилище — для всех послушников одинаковы, а испытания их полной подготовленности производятся в возрасте от 15 до 18 лет. Приносящие с собой движимое или недвижимое имущество имеют право им пользоваться для своих личных потребностей, но отчуждать его не смеют, так как этим имуществом распоряжаются старшие начальники. Если послушник почувствует себя неспособным продолжать дальше жизнь в установленных рамках, он заявляет об этом одному из начальников, и тот может его уволить из ордена без всяких церемоний.

Второй класс — ученики, или схоластики, мало чем отличается от первого, только научные занятия происходят в усиленной степени и дисциплина среди них немного строже. Ученики подготавливаются к произнесению уже данных ими обетов при более торжественной обстановке, однако если принятая ими на себя; задача окажется непосильной, то их также могут уволить из ордена. Нет возврата в мир из третьего класса светских кандидатов и параллельного с ним четвертого класса духовных кандидатов. Эти два класса подвергаются испытаниям во всевозможного рода занятиях не менее десяти лет (учитывая, что испытуемый не может быть моложе полных 30 лет), сообразуясь со способностями каждого отдельного лица. Эти испытания дают право произнести свои обеты при торжественной обстановке в присутствии высшего начальства. Во время испытаний духовные кандидаты могут быть с разрешения властей священниками, принимающими исповедь посторонних, миссионерами, пользующимися большой свободой действий, и начальниками иезуитских коллегий. Светские кандидаты также в случае надобности могут исправлять более или менее ответственные должности по указанию своего ближайшего начальника.

Торжественно произнеся обеты, кандидаты переходят в пятый класс, исповедников трех обетов, уже не подвергаемых испытаниям, а сознательно несущих свою службу на пользу и процветание ордена. В этот класс принимают на 33-м году жизни, когда характер человека вполне установится и на него можно положиться. Исповедник трех обетов трудится в должностях различного рода, согласно данной ему инструкции, но, как еще не вполне подготовленный, часто не располагает знанием мотивов того или другого распоряжения. Для того чтобы быть в курсе всех тайных намерений, планов и соображений распорядителей судьбами ордена, необходимо удостоиться полного доверия со стороны генерала и перейти в последний, шестой, класс — исповедников четырех обетов. Право произнести четвертый обет повиновения Папе Римскому предоставляется только лицу, доказавшему свою преданность генералу и ордену, такому лицу, которое не станет повиноваться Папе в ущерб интересам своего ордена и сумеет дипломатично вывернуться в затруднительном положении. Строго говоря, именно иезуиты шестого класса и заслуживают названия настоящих иезуитов: в их руках находится вся судьба ордена, так как только они бесконтрольно распоряжаются низшими классами, из их среды избираются все высшие начальники и они одни знают все тайны ордена. Поэтому Понятно, что число исповедников четырех обетов довольно ограничено и в самую блестящую эпоху развития могущества ордена иезуитов их не бывало больше 50 человек. Но достичь такого выдающегося положения можно было только после длинного ряда лет, проведенных в трудах и искусах.

Кроме перечисленных шести классов, составляющих собственно орден, в распоряжении иезуитов были так называемые «привлеченные», или «светские иезуиты». Эти лица, очень многочисленные, не принадлежали ни к одному из классов и без всякой видимой связи с орденом занимали в обществе самые разнообразные положения: среди них были чиновники, священники, военные, профессора, адвокаты, медики, юристы, кокотки, дипломаты, землевладельцы, художники и мастеровые. Большая их часть воспитывалась в иезуитских учебных заведениях и сохранила связи с бывшими своими наставниками и воспитателями, другие были привлечены подкупом или же им обещали различного рода привилегии, не достижимые обыкновенным путем. В большинстве случаев «привлеченные» так или иначе зависят от ордена, который ничем не связан с ними и всегда может от них отречься при промахе или скандалах с их стороны. Между тем польза от «привлеченных» очень велика и вполне закономерна.

Что касается внутреннего управления ордена, то во главе его стоит Генерал, избираемый Верховным советом, или конгрегацией, пожизненно и утверждаемый Папой; впрочем, утверждение обратилось впоследствии в пустую формальность. Все члены ордена повинуются генералу беспрекословно, слепо, не позволяя себе рассуждать, прием и удаление членов полностью зависит от него, он созывает Верховный совет, председательствует в нем и пользуется двумя голосами. Ничто не может совершиться в ордене без ведома и согласия генерала, от которого зависят назначения на все должности, только его «ассистенты» и советник, или «адмонитор», назначаются Верховным советом после его избрания. Если генерал уезжает по важным делам из Рима или почему-либо не может исполнять свои должностные обязанности, его замешает им же избранный генерал-викарий. Перед смертью генерал назначает своего преемника, но если он не успеет этого сделать, то исповедники четырех обетов собираются и немедленно избирают генерала, чтобы орден ни секунды не оставался без главы. Избираемый не имеет даже права отказаться от ответственной должности. По идее Лойолы суммы, отпускаемые на содержание генерала, расходуются Верховным советом, который имеет право в случае растраты и явно недостойного образа жизни немедленно сместить генерала. Деятельность главы ордена заключается в непрерывном руководстве, контроле за всеми действиями его членов, для чего он поддерживает постоянную переписку, причем каждый иезуит имеет право по делам ордена прямо адресоваться к генералу, единственной заботой которого должно быть развитие и процветание его всемирной монархии, его государства в государстве. Генерал может облапать научным образованием, но важнее всего для него неустанная деятельность, решимость, знание человеческих слабостей, осторожность и железная сила воли для достижения намеченной цели.

Пять ассистентов генерала составляют его тайный совет — это его министры, они являются представителями провинций ордена, по именам провинций и называются. Должности ассистентов созданы не только для помощи генералу, но и для надзора за ним, поэтому ассистенты могут в случае серьезной необходимости созвать Верховный совет помимо генерала, даже низложить последнего, заручившись письменным согласием своих провинций. Шестой член тайного совета, адмонитор, дает генералу секретные советы «в почтительной форме» в случае его промахов и также избирается Верховным советом. Подобная система надзора по отношению к властелину ордена применяется последним ко всем подчиненным ему в ордене лицам, а при содействии всех членов и «привлеченных» — к заслуживающим внимания лицам вне ордена, поэтому генерал постоянно знает все, что делается на свете. Необходимо заметить при этом, что шпионство за поведением генерала не опасно для него в силу его неограниченной власти: весь тайный совет находится прямо в его руках, он может его разогнать, арестовать, наконец, наказать. Генерал в силу папской буллы от 14 марта 1543 г. может самостоятельно изменить статьи устава и сделать из членов тайного совета прямых исполнителей своих распоряжений. Таким правом пользовались преемники Лойолы — генералы Лайнес, Борджа и д'Аквавива.

Вся иезуитская «монархия» для удобства управления разделялась на провинции, которых после смерти Лойолы уже было двенадцать. Во главе каждой провинции находился провинциалий, или губернатор, заботившийся о процветании вверенной ему области и получавший приказания прямо от генерала. Он назначал преподавателей для «послушников» и «учеников», прокуроров, ведавших имущественными делами провинции, священнослужителей, светских префектов, научных префектов, санитарных префектов, исповедников, проповедников, совещательных членов, «регентов», или администраторов коллегий, профессоров и членов совета в коллегиях. Только назначение вице-провинциалия, старшин домов «исповедников» и «послушников», ректоров и канцлеров коллегий принадлежало генералу, иногда провинциал через каждые три года посылал ему самый полный список всех подчиненных ему лиц с подробным разъяснением характера, способностей, наклонностей, общественных связей и познаний каждого. В помощь провинциалию существовал его тайный совет, состоявший из трех ассистентов и одного адмонитора. В соответствующих условиях находились старшины, или «настоятели», домов исповедников трех обетов и ректоры коллегий, равноправных в силу папского разрешения всем католическим университетам.

Кроме шпионства тайного, но повсеместного, генерал по временам посылал в провинции «комиссаров» и визитаторов для ревизий, исправления нанесенного вреда, приема жалоб и подробного донесения о положении дел. Старшины и ректоры письменно докладывали провинциалию каждую неделю о своих делах, провинциалий докладывал генералу ежемесячно, а в январе представлял годичный отчет. Раз в три года созывалась провинциальная конгрегация из «исповедников» для обсуждения местных нужд и потребностей, особый депутат отвозил лично генералу полный журнал записей заседаний и устно докладывал о том, что опасно доверить бумаге.

Общеиезуитский официальный костюм напоминал костюм васконца: сомбреро или шляпа с полями, старинный черный плащ и под ним черная сутана, в случае же надобности иезуит мог явиться в омофоре епископа, мантии кардинала, мундире офицера, сюртуке частного лица и т. д. О внешности иезуита есть предписание Лойолы: «Голова слегка наклонена вперед, но не свешена вправо или влево, глаза опущены настолько, чтобы не смотреть на собеседника, а искоса следить за ним, хмуриться и морщить нос не следует, вообще сохранять невозмутимость, но при этом внешний вид иметь больше ласковый и довольный, чем печальный, не разевать рта и не поджимать губы, ходить по возможности всегда степенно»[59]. Таким и вошел в обыденное сознание образ отца-иезуита. Посмотрим, насколько правильно внешнее впечатление отражало суть деятельности членов «Общества Иисуса».