Митра

ЗАПАХ НЕФТИ

Перед резиденцией барона Карла фон Витгенштейна остановилась коляска. Старый садовник почтительно поклонился вышедшей из нее молодой девушке. Извозчик выгрузил багаж, Наргис взяла чемоданы и проводила гостью во дворец.

Барон с братом сидели в салоне и пили коктейли.

— Маргит! Наконец-то приехала! Здравствуй, доченька! — воскликнул Карл, вскакивая с кресла.

— Добрый день, папа! Здравствуй, дядя! — сказала девушка, целуя отца.

— Я уже могу называть тебя «мадам доктор»?

— Конечно. Сейчас я тебе покажу диплом.

— Поздравляю тебя, — произнес Август.

— А Генрих? — спросила Маргит.

— Пока еще не защитил диплома. Он больше рисует, чем учится.

— Я это знаю. Но где он? Мне бы хотелось с ним поздороваться.

— Ах, ты об этом! Генрих остался в Берлине. Я приехал с Кристиной.

— А как себя чувствует Элен?

— Не лучшим образом. Сейчас она спит. По ночам ее мучает бессонница. Ты не голодна, доченька?

— И не голодна, и не устала. Хочу только принять ванну. А потом у нас будет много времени, папа.

Выходя из комнаты, Маргит встретила Кристину, одетую в костюм для верховой езды.

— Здравствуйте! Я дочь Карла Витгенштейна, — представилась она.

— Маргит? Господи, как же вы изменились! Я бы вас не узнала. Вы выглядите как настоящая леди. Я не люблю говорить комплименты, но вы действительно очень красивая.

— Благодарю. Не буду вас задерживать, вы, кажется, собрались на прогулку.

— Думаю, у нас будет еще достаточно времени, чтобы познакомиться поближе, — сказала Кристина.

— До встречи, — вежливо попрощалась Маргит.

Братья в салоне слушали радио. Выступал Гитлер. Карл поднялся и с явным неудовольствием выключил приемник.

— Извини, Август, ты ведь приехал сюда, чтобы отдохнуть. Я хочу избавить тебя от выслушивания этих бредней. Тебе приготовить еще коктейль?

— Я сам это сделаю, — ответил Август.

— Не завидую вам. У нас здесь спокойно. Надеюсь, я тебя не обидел…

— Если бы не было Гитлера, — ответил брат барона, — его следовало бы выдумать, чтобы освободить нас от всех этих коммунистов, социал-демократов и прочих красных. Это чьи слова, Карл?

— Мой дорогой, я сказал это тогда, когда в Германии царил полный хаос. Красные только этого и ждали. Надо было найти силу, способную упорядочить всю эту неразбериху. Гитлер был именно той силой. Это вовсе не значит, что, поддерживая его, мы не испытывали опасений. Но теперь этот зверь ни с кем и ни с чем не считается. С одной стороны, рисует рабочим картину социалистического рая, лучше советского, а с другой — ведет дело с промышленными акулами и финансистами. И никто не видит или не хочет видеть, что он стремится реализовать только свои бредовые планы. Сумасшедший фантазер! Эта идиотская расовая теория, этот антиеврейский балаган — кому все это нужно? Евреи, которые развивали промышленность, основывали банки, были нужны рейху, тем более что величие Германии, ее мощь были им на руку. Скажи, кому это нужно?

— Видишь ли, дорогой Карл, это своего рода терапия, причем неизбежная, для того, чтобы освободить нас от комплекса Версальского договора. Я и сам не очень-то верю в высшие и низшие расы. Так же, как и ты. Только я ценю политическое значение этой теории. Эта идея возвращает нации веру в себя, побуждает к действию. Тот факт, что девяносто процентов нации поддерживает Гитлера, свидетельствует о том, что это политик высокого класса, — заключил Август.

— Думаю, мы достигли бы того же, а может быть и большего, при монархии, — ответил Карл.

— Ты считаешь, что лозунг «Монархия!» был бы неплохим политическим ходом?

— Честному политику не следует этого бояться. Я же независимый промышленник и справляюсь без всяких там ходов.

— Это правда. Могу тебе даже позавидовать. А для меня ты не найдешь какой-нибудь должности? — спросил Август.

— Чтобы делать ковры, надо иметь очень тонкие пальцы, — двусмысленно ответил Карл. — Ты не подходишь для такой работы…

В этот момент в комнату вошла одетая в легкое платье Маргит. Она показала отцу диплом об окончании медицинского института.

— Вот, папочка, я теперь доктор. Мой отец, — произнесла она, обращаясь к Августу, — непременно должен увидеть бумагу с подписью. Иначе он не поверит. Так что представляю документ.

— Хорошо ли так шутить с отцом? Август, ну разве она не прелестна?

— Можно только позавидовать, что у тебя такая дочь, — ответил брат.

Маргит развернула на столе платок, наполненный разноцветными камешками. К каждому был прикреплен листочек бумаги с описанием.

— Я привезла тебе, папа, камни из Польши, — сказала она. — Все они подробно описаны. А эта пластинка должна тебе понравиться.

— Спасибо, доченька, прекрасные камни, таких в моей коллекции нет. — И, взяв пластинку, сказал: — О, Шопен, я его очень люблю. А в чьем исполнении? Рубинштейн? Кто это такой?

— Это прекрасный пианист, о нем много говорят. Постоянно он живет во Франции и ездит с концертами по всему миру, — пояснила Маргит.

— А как там наши земли в Польше? — спросил Август.

— Неужели дядя соскучился по сельскому хозяйству? Ваш управляющий должен прислать отчет…

— Да как же не скучать! Такая тучная земля… Видишь ли, Карл, это я тоже имел в виду, когда говорил, что нам несправедливо навязали Версальский договор.

— Послушайте пластинку, — предложила Маргит. — Я купила ее перед отъездом из Гданьска.

Она поставила пластинку. Артур Рубинштейн играл мазурки Шопена. В салон вошел Юзеф и подал барону телеграмму.

— В порт Хорам-шар пришло судно с оборудованием для нашей фабрики по производству красок, — сказал он.

— Ну наконец-то мы решили эту проблему! — радостно воскликнул Карл.

Юзеф вышел из комнаты.

— Ты строишь новую красильную фабрику? — спросил брата Август.

— Да, у нас всегда были проблемы с качеством красителей.

— А хорошие специалисты у тебя есть?

— Есть один, но Элен не очень его любит.

— А что бы ты сказал, если бы этим делом занялся я?

— Ты? — Карл явно оторопел.

— Ты ведь знаешь, что врачи посоветовали мне сменить климат. У меня ревматизм, а здесь столько солнца. Как только я сюда приехал, мне сразу стало лучше.

— Да, я вижу, тебе действительно надоел твой концерн. Знаешь, брат, я был бы не против. Мне бы это было даже на руку. Но как уживутся Кристина и Элен под одной крышей?

— Они как кошки, — сказал Август. — То ласкаются, то шипят друг на друга. Правда, я заметил, что в последнее время их отношения значительно улучшились.

— Ты и сам не веришь в то, что говоришь. Взрыв может наступить каждую минуту. Если б ты был один — дело другое. Но если хочешь сменить климат, я могу тебя устроить в санаторий здесь, у моря…

— А я думала, что мы послушаем музыку, — вмешалась Маргит, переворачивая пластинку на другую сторону.

— Извини, доченька, уже слушаем. Куда ты направилась? — спросил он, видя, что дочь идет к двери.

— К Элен, может быть, она уже проснулась.

— Послушай, Маргит! Элен настаивает на том, чтобы в этом году отпраздновать свой день рождения в Веймаре. Я этого не хочу, и не только из-за состояния ее здоровья, но и из-за того, что происходит в Германии. С ней уже беседовал доктор Иоахим, Безрезультатно. Должен состояться консилиум, но я не верю, что это поможет. Ты же знаешь, что если Элен что-то решила, то из нее этого не выбьешь. Пожалуйста, поговори с ней — возможно, как врач, ты найдешь какой-нибудь убедительный аргумент.

— Я? Если она не верит даже доктору Иоахиму? Ведь я же только что получила диплом.

— Нельзя упускать ни малейшего шанса.

— Не знаю, насколько ты прав, но если настаиваешь… — Маргит вышла из салона, разминувшись с Кристиной, которая вошла и тяжело опустилась на стул.

— Что случилось? — спросил Август.

— Я упала с лошади.

— Я же дал тебе самую смирную лошадь в моей конюшне. На ней даже дети ездят! — сказал Карл.

— Может, я ее чересчур понукала.

— Шпорами? Боже мой! Как ты могла!

Карл пошел в конюшню, дал лошади кусочек сахара, потрепал ее по шее и успокоил.

Когда он вернулся во дворец, его уже ожидал Юзеф с документами, готовыми для подписи. Вскоре появилась Элен. Она говорила громко, так, чтобы ее слышали сидевшие неподалеку Август и Кристина:

— Юзеф, будь добр, проследи, чтобы на тридцатое для меня заказали торт и соответствующее количество свечей.

— Слушаюсь, госпожа баронесса, — ответил Юзеф.

— Здесь? — недоверчиво спросил Карл.

— А где же еще? Конечно, здесь… — ответила Элен.

Карл направился в комнату, где хранилась его богатая коллекция камней. С собой он взял образцы, которые привезла из Польши Маргит. Тщательно рассортировал их и уложил в витрины. Когда он кончил это занятие, вошла дочь.

— Хорошо, что ты пришла. Как тебе удалось собрать такие прекрасные камни? Ты доставила мне огромную радость.

— Знаешь, папа, — Маргит перевела разговор на другое, — в Гданьске у меня был старый профессор, который всегда повторял, что профессия врача требует прежде всего интуиции. Тот, у кого ее нет, никогда не будет хорошим врачом.

— И что же подсказала тебе твоя интуиция?

— Что дядя Август по состоянию здоровья хотел бы остаться здесь и управлять твоей красильной фабрикой, а ты на это согласишься.

— Но ведь я не сказал, что согласен.

— Вот видишь, интуиция — это маленькая ложь. Я знала, что, если скажу правду, Элен бросится собирать чемоданы. А так она даже перестала об этом думать. Она боится, что Август и Кристина поселятся в ее доме. Поэтому и отказалась от поездки в Веймар.

После полуночи Август и Кристина удалились в комнату для гостей.

— Ты слишком много выпил сегодня, — с упреком сказала Кристина.

— Грешно было бы не пить такое вино, — оправдывался Август.

Кристина рассеянно просматривала местную газету. Внезапно ей бросился в глаза снимок, на котором была Элен среди гостей шаха.

— Вот видишь? Нам специально подбросили в комнату эту газету. «Поглядите, какая я гранд-дама…» — добавила она, передразнивая голос Элен.

— Меня это не касается. Оставь! Ты чувствуешь? Погода такая, словно сейчас начало осени, а не зима. И кости у меня совсем не болят. Неужели я совершенно выздоровел?

— Это к какой же опере такая увертюра?

— Какой опере? — Август не понял жену.

— Вот я и спрашиваю. Из того, что ты говорил во время ужина, выходит, что тебе хотелось бы остаться в Ширазе. Одному. Может быть, я плохо тебя поняла?

— Я как раз хотел тебе об этом сказать. Думаю взять отпуск и остаться здесь. Ты же знаешь, что врачи давно советовали мне сменить климат.

— Сколько же ты хочешь тут пробыть?

— Не знаю. Возможно, год…

— Ты думаешь, я тебе это позволю?

— Я специалист, и мне найдется дело в местной химической промышленности. Для начала я мог бы остаться у Карла и помогать ему на красильной фабрике.

— Ты это серьезно?

— Да. Я уже предпринял кое-какие шаги.

— Не поговорив предварительно со мной!

— Но вот я как раз и говорю…

— Я хочу остаться с тобой! — решительно произнесла Кристина. — Да или нет?

— Ты же знаешь, что Карл не соглашается. Он сказал, что Элен и ты не уживетесь в одном доме.

— Но ведь она долго не протянет. Ты это понимаешь?

— Конечно, она постоянно стонет, но кто знает, может быть, она переживет нас всех.

— Она уже едва дышит.

— Посмотрим…

— Подожди, я кое-что тебе покажу, — с живостью сказала Кристина, доставая из чемодана карту Ирана. — Взгляни, в этом районе живет множество племен. На западе — курды, арабы, дальше — турки, персы… Видишь? Для антрополога это настоящий клад. У меня наконец-то появилась возможность провести интересные исследования, сделать карьеру… Я смогла бы утереть нос этому Фридриху… Я давно мечтала приехать сюда.

Август потянулся к карте, разложенной на столике.

— Дай мне сигарету, — сказала Кристина.

Август подал ей сигарету, затем взял карандаш и нарисовал несколько кружочков в южной и западной частях Ирана. Там, где могла быть нефть.

Порыв ветра шевелил прозрачные муслиновые занавески. Августу казалось, что он видит бесконечную, освещенную слабым светом луны пустыню. Он вспомнил, как сегодня днем осматривал с Гансом буровую вышку. Августу казалось, что он слышит не только свист ветра, но и монотонный шум буровой установки. Внезапно он услышал сильный нарастающий гул. Раздался взрыв. Сорванная струей нефти буровая вышка взлетела в воздух. На ее месте возник столб огня. Его яркий блеск осветил пески пустыни.

Старший конюх заводил лошадь в манеж. На скамейке сидели братья Витгенштейны с женами и Маргит. Дочь Карла подошла к лошади и грациозно поднялась в седло.

— Откуда она брала время, чтобы и учиться, и заниматься верховой ездой? — спросила Кристина.

— Маргит — настоящая аристократка, — сказал Август.

Карл с удовольствием кивнул головой.

— Что ты этим хочешь сказать? — заинтересовалась Кристина.

Август не ответил. Все стали смотреть, как Маргит управляет лошадью. Потом решили ехать за город, осмотреть ханаку — монастырь дервишей. Уже возвращаясь на машине, недалеко от города заметили женщин, мывших в речной воде ковры.

— У иранцев понятие дома ассоциируется с ковром. Говорят, что без ковра дом пуст. Мы в Европе заботимся о своем жилище вообще, а они думают прежде всего о коврах, — сказала Элен.

Проезжали мимо фабрики барона. Карл велел остановить машину. У ворот стоял Юзеф.

— Пришло оборудование для нашей красильной фабрики. Может быть, господин барон захочет посмотреть? — спросил Юзеф.

Все вошли на территорию фабрики.

— Это новый рисунок ковра, который вы велели выполнить, — обратился Юзеф к Элен. Она с интересом стала рассматривать узор. Кристина заглядывала ей через плечо. Мастерски выполненный по образцу персидской миниатюры рисунок был помещен в центре древнееврейской надписи.

— Вам нравится? — спросила Элен.

— В самом деле, это дерево прекрасно. Полно жизни. Мне кажется, что ветви вот-вот зашевелятся, — сказала Кристина.

— Тебе действительно нравится?

— Да. Но какие странные знаки! Так обозначается техника изготовления персидского ковра?

— Нет, это буквы. Может, ты хочешь посмотреть, как ткутся ковры? — предложила Элен. — Это дерево — таблица правды, которую Бог дал евреям как избранному народу, — продолжила она по дороге. — Творец долго искал народ, который был бы этого достоин. Евреи не хотели этого принять, и тогда Бог пригрозил им уничтожением. Еврейский народ не хотел быть избранным, это Бог его выбрал. И это не псевдонаучные теории, две тысячи лет истории доказывают, что Бог был прав.

Кристина слушала с нескрываемой злобой. Август взял ее за руку, стараясь удержать от резкости. В огромном фабричном цеху молодые ковровщицы поднялись, приветствуя хозяйку. Одна из работниц подошла к баронессе.

— Добрый день, милостивая государыня…

Но Элен прервала ее:

— Все просьбы только к господину Юзефу…

— Милостивая государыня… — повторила ковровщица.

— Я же сказала: обращайтесь к господину Юзефу. — Элен вдруг посмотрела в глаза ковровщицы и сказала: — Трахома? Ты же можешь заразить других.

— Мне было двенадцать лет, когда я пришла на фабрику, госпожа баронесса…

— Как тебя зовут?

— Фатима.

— Хорошо. Обратись к господину Юзефу.

— Но я… — пробовала что-то сказать работница.

— Я тебе уже сказала. Поняла?

Они перешли в следующий цех, а потом на склад — в поисках Карла, который вместе с Юзефом вышел чуть раньше. Оказалось, что барон уже вернулся к машине. Элен решила сократить путь и повела Кристину и Августа через красильню. Воздух здесь был насыщен едкими парами. Внезапно у Элен начался приступ астмы, сопровождавшийся страшным кашлем. Они вошли в соседнее помещение, где находился склад ковров. Но приступ кашля не кончался, а, наоборот, усиливался. Элен стала задыхаться. Пытаясь вздохнуть, она спазматически хватала широко раскрытым ртом пыльный воздух. Силы оставляли ее. Последним усилием она протянула руки, чтобы опереться о стену склада. Сумочка выпала у нее из рук. Она потянулась за выпавшим из нее ингалятором, но сил уже не оставалось. Она умоляюще взглянула на Кристину, которая, казалось, хотела броситься ей на помощь. Однако заколебалась и посмотрела на мужа. Август равнодушно наблюдал, как Элен медленно опускается на пол. Супруги поняли друг друга без слов. Кристина подняла ингалятор и вместе с мужем вышла из склада.

Элен задыхалась. Она неловко упала на пол, задев тяжелые рулоны свернутых ковров. Они свалились на нее. Еще с минуту баронесса шевелилась, но вскоре застыла без движения.

Лишь через несколько минут Август и Кристина заглянули на склад. Элен, с широко раскрытыми глазами и ртом, с посиневшим лицом, мертвая лежала на полу. Кристина бросила ингалятор в угол склада. Баллончик исчез за рулонами ковров.

— Идем! Запомни: она сама сюда вошла. А мы не могли ее найти. Ты ничего не видела. Мы застали ее в таком положении. А теперь нам надо найти Карла, — сказал Август и потянул жену к выходу.

Они не заметили, что за происходящим, укрывшись за свернутыми в рулоны коврами, наблюдал еще один человек. Это был работник с перевязанной рукой, совершенно случайно оказавшийся в этой части фабрики. Когда супруги вышли, человек поднял брошенный Кристиной ингалятор, спрятал его за пазуху и исчез в фабричных закоулках.

Врачебный диагноз был однозначен: Элен фон Витгенштейн умерла от приступа астмы.

Весть о смерти Элен мгновенно разнеслась по городу. Барон необычайно тяжко переживал внезапную смерть жены, которая в своем завещании просила похоронить ее в семейном склепе в Веймаре. Первая часть печальной церемонии должна была происходить в Ширазе. Открытый гроб с останками Элен фон Витгенштейн стоял в зеркальном зале дворца, утопавшем в цветах. Комнату освещали восковые свечи. В тот день дворец посетили все видные жители столицы Фарса. Пришли мастера и рабочие ковровой фабрики. Попрощавшись с покойной, гости переходили в салон, чтобы выразить свои соболезнования семье. Служанки подавали кофе и чай.

Траурная церемония, так отличающаяся от местных обычаев, удивила Наргис. Она знала покойницу строгой, требовательной хозяйкой, владелицей большой фабрики, но понимала, что это была слабая и больная женщина. Сейчас она выглядела более молодой, красивой. Все это казалось девушке новым, необычным и странным.

— Ты видела нашу фрау? — с восхищением говорила она кухарке. — Сколько в ней величия! Она сейчас прекрасней, чем была при жизни, на ней прекрасное платье и драгоценности. Ее так и похоронят?

— А ты думаешь, как у нас, голой положат в мешок? У них другие обычаи.

— Да, у них все, должно быть, прекрасно. Почему мы не такие, как они? Нас просто страх охватывает, когда смотришь на покойника, — рассуждала Наргис.

— Так уж принято, и ничего тут не изменишь. Человек родится голым и таким должен уйти из этого мира, — заключила кухарка и послала Наргис за дровами.

Девушка взяла корзинку и, выйдя через кухонную дверь, направилась к сараю. На обочине ведущей ко дворцу аллеи стояли экипажи гостей, прибывших на траурную церемонию. Извозчики дремали на козлах, ожидая хозяев. У сарая Наргис заметила Ореша. Она сделала вид, что не видит его, но молодой человек загородил ей дорогу:

— Ты сердишься? Ведь это была только шутка. Я не хотел тебя обидеть, извини…

Она не ответила, исчезла в мрачной глубине сарая, склонилась над поленницей и начала накладывать дрова в корзинку. В полутьме девушка не заметила дровосека, который сидел в углу. Мужчина видел склоненную спину девушки, и грубое желание охватило его. Он подкрался к ней сзади и, крепко охватив ее руками, закрыл ладонью рот. Наргис напрягла все силы, но ей не удавалось вырваться из железных объятий. На шее она чувствовала горячее дыхание дровосека, тянущего ее в темный угол сарая. Она сделала несколько отчаянных попыток вырваться, но ей удалось только позвать на помощь.

Ореш услышал крик Наргис и вбежал в сарай. Как молния, бросился он на дровосека и что было сил ударил его. Тот скорчился от боли и выпустил отчаянно защищавшуюся девушку. Тяжело дыша, но не желая признать себя побежденным, дровосек бросился на Ореша, с огромной силой нанес удар, но юноша был более ловок. Нападавший поскользнулся, упал и лежа нащупал топор. Поднимаясь, внезапно ударил им Ореша по ноге. Брызнула кровь. Молодой человек присел от боли.

Перепуганная Наргис выскочила из сарая и подбежала к пролеткам, ожидающим гостей. Ей удалось уговорить одного из извозчиков, и они вместе пошли к сараю. Но там они обнаружили только раненого. Дровосек исчез. Наргис с помощью извозчика усадила в пролетку хромавшего Ореша. Затем девушка вернулась во дворец.

Траурная церемония подошла к концу. Перед выносом тела Элен барон отдал Юзефу последние распоряжения.

— Никогда не думал, что именно так она вернется в Веймар. Она так любила этот город… — произнес он, с трудом сдерживая волнение. Но тут же добавил деловым тоном: — Мне бы хотелось, чтобы вы, Юзеф, во время нашего отсутствия взяли все дела в свои руки.

— Господин барон может быть спокоен.

— Элен всегда говорила, что, когда Юзеф на месте, все работает как часы. Да, чуть не забыл. Моя жена велела уволить этого молодого иранца.

— Да. Он совал нос не в свои дела…

— Возьмем другого химика для нашей красильни. Это действительно хороший специалист.

— Кого вы имеете в виду, господин барон? — спросил Юзеф.

— Своего брата.

— Господин Август останется здесь?

— Он уже дал свое согласие. Нужно подготовить для него и его супруги комнаты в левом крыле дворца. Маргит тоже останется у нас.

— Хорошо, ваша милость. А ту девушку отослать назад на фабрику?

— Какую?

— Ту, что была служанкой у незабвенной госпожи баронессы.

— Наргис? Нет, пусть останется.

— Хорошо, ваша милость.

— Еще раз благодарю, Юзеф. Ты просто незаменим, — сказал барон, прощаясь со своим администратором.

Маргит, Август и Кристина уже ждали возле автомобиля. Начался длинный путь в Веймар.

Скрупулезный Юзеф как всегда точно выполнил приказания барона. Он лично проверил, как готовят комнаты для Августа, его жены и Маргит, и отредактировал письмо Орешу об его увольнении.

— Вручишь адресату в собственные руки, — сказал он Наргис, вручая ей запечатанный конверт.

Лицо девушки оставалось спокойным, но внутри у нее все запело от радости. Ведь это поручение — предлог, чтобы увидеть своего защитника. Она взяла корзинку с фруктами и направилась в город. Без труда нашла домик в старой части Шираза. Двор был завален кирпичами и бревнами, приготовленными для ремонта дома. С минуту девушка размышляла, куда направиться, но вдруг через окно заметила Ореша, лежащего на деревянной кровати. Она тихонько постучала в окно. Инженер узнал девушку и жестом пригласил ее войти. Наргис нашла дверь и несмело вошла в комнату.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она, взглянув на забинтованную ногу.

— Умереть — не умру, — пошутил он.

— Господин Юзеф велел передать вам это письмо. — Наргис протянула конверт.

Ореш разорвал серый конверт, вынул оттуда несколько банкнот и короткое письмо. Быстро прочитал его и бросил на столик.

— Это моя последняя зарплата. Мы для них ничего не значим. Когда захотят, не объясняя ни слова, выбрасывают на улицу.

— Вас уволили?

— Я давно этого ждал. Это проклятая фрау хотела от меня избавиться…

— Но ведь она умерла.

— Но Юзеф делает все, что ему прикажут. Почему ты стоишь? Садись.

Наргис присела на кончик стула. В комнату вошел пожилой мужчина, отец Ореша. Он принес кувшин с теплой водой и медный таз. Подошел к кровати и стал менять повязку. Наргис вскочила.

— Я вам помогу, — предложила она.

— Она служит в доме барона, — пояснил молодой человек.

Отец протянул девушке медный таз, а сам начал разматывать бинт. Раненый поморщился от боли. Они промыли рану, старик смазал ее мазью и снова забинтовал.

— Теперь иди, он должен отдохнуть, — сказал старик Наргис. Заметив стоящую у стены корзину, он спросил: — Это твое?

— Я принесла немного фруктов для господина инженера, — сказала девушка.

Они вышли в коридор. Девушка расплакалась.

— Это я виновата, он мучается теперь из-за меня, — повторяла сквозь слезы Наргис.

— Не плачь, девочка. Каждый честный мужчина поступил бы так же, как он. Не плачь… — утешал он девушку и ласково положил ладонь на ее руку.

Наргис охватило волнение.

— Пожалуйста, разрешите мне навещать вашего сына. Пожалуйста… — несмело шепнула она.

Когда прошло две недели и семья Витгенштейн вернулась в Шираз, Наргис сообщила Августу, что его ожидает какой-то человек, который в отсутствие господ несколько раз приходил поговорить с братом барона.

— Он говорит, что дело секретное и он должен говорить только с вами. И еще говорит, что было бы лучше, чтобы его никто не видел, поэтому он не хочет входить во дворец, — добавила девушка.

Заинтригованный таинственным визитером, Август спустился в сад. Там он увидел мужчину в потертой, выцветшей одежде. Он стоял, спрятавшись под развесистым деревом. У него были жидкие, тусклые волосы, лицо покрывала седая щетина, широкие брови странно торчали. На вид ему было лет шестьдесят. Забинтованную правую руку он держал на перевязи. Окинув Августа бесцеремонным взглядом чуть скошенных глаз, человек заговорил:

— Я, ваша милость, работал в красильне, получил ожоги. Как раз сейчас мне выдали последнюю зарплату и уволили…

— Обратитесь к господину Юзефу или к барону.

— Я не пойду к господину барону. Я пришел к вам. В день смерти госпожи баронессы я должен был получить деньги и совершенно случайно оказался тогда на складе…

— Не понимаю… — хотел выиграть время Август.

— Я видел, как ваша жена держала в руках вот этот предмет, — сказал человек, доставая ингалятор, — и не дала его светлой памяти госпоже баронессе. Она бросила его на пол, и вы вместе вышли.

— Убирайся!

— Меня зовут Али Знаток — потому что я знаю много самых разнообразных вещей. И у меня есть знакомый, который сможет подтвердить все, что я пожелаю. А я… я все видел.

— Что такое? — спросил удивленный Август.

— Если бы у вас был сын, вы тоже отдали бы все силы на то, чтобы он получил образование и стал вашей гордостью и надеждой… И если бы вы хотели учить его дальше, а вас бы внезапно выбросили на улицу, что бы вы сделали на моем месте?

— Я не понимаю, о чем вы.

— Скажу прямо: я хочу послать сына учиться в Берлин. Хочу, чтобы он вернулся сюда инженером или врачом. Мне многого не надо, я сам со всем справлюсь, могу работать, например, сторожем. Если позволите, я приведу сына. Вы сами убедитесь, какой это способный парень. Жалко было бы, если бы ему не удалось развить свои способности… Я как раз вспомнил, что госпожа баронесса попросила ингалятор, а ваша жена бросила его на пол. Я это видел…

— Способному человеку всегда можно помочь. Но в том деле, пожалуй, вы ошиблись… — Август протянул руку за ингалятором.

— Конечно, я мог ошибиться, это зависит от вас. — Рабочий поспешно спрятал руку с ингалятором за спину. — Отдам, когда сын будет учиться в Берлине. Когда он должен прийти? Мой сын… ни о чем не знает.

— Я вызову вас через Юзефа.

— Извините за беспокойство, — сказал мужчина, повернулся и удалился по широкой, усаженной деревьями аллее.

Август долго следил за ним взглядом. Когда прошел первый шок, появился страх. Он еще несколько минут стоял, наблюдая за удалявшимся человеком в вытертой, полинявшей одежде.

Совершенно выведенный из равновесия, Август вернулся в дом. Он прекрасно отдавал себе отчет, чем грозит раскрытие обстоятельств смерти Элен. Вечером он рассказал обо всем Кристине. Она была поражена. Супруги решили, что единственное спасение — выполнить требования рабочего-шантажиста. Лишь послав его сына в Берлин на учебу, можно заставить его молчать.