Митра

ПЯТНО НА ФАМИЛЬНОЙ ЧЕСТИ

На следующее утро перед резиденцией барона Карла фон Витгенштейна остановилась молочная тележка. Пожилой мужчина снял с нее бидоны и отнес в кухню. Затем погрузил пустые бидоны и отправился дальше. Светало. Восходящее солнце золотило кипарисы в саду. Дом просыпался. Садовник, услышав автомобильный сигнал, открыл ворота. Это барон возвратился из Тегерана раньше, чем его ожидали. Он вошел в холл, повесил на вешалку пальто и шляпу. Вынул из кармана маленькую раскрашенную коробочку. Открыл ее и, с улыбкой взглянув на сиявшее бриллиантовым блеском ожерелье, направился прямо в спальню Ширин. Тихонько открыл дверь и увидел жену в объятиях Генриха. Обнявшись, обнаженные, они были погружены в глубокий сон. В полном шоке Карл с минуту стоял неподвижно, затем резко повернулся и вышел из спальни. Прошел в свой кабинет и тяжело опустился в кресло за столом. Неподвижно сидел с минуту, затем полез в ящик стола и вынул пистолет. Попытался зарядить его, но руки дрожали. Отодвинул оружие и положил ладони на стол. Через минуту немного пришел в себя. Машинально принялся читать письмо консула третьего рейха, лежавшее перед ним на столе. Внезапно до него дошло содержание письма. Это была повестка, призывавшая Генриха на службу в вермахт. Задвинув ящик, барон потянулся за трубкой. Закурил и глубоко затянулся. Руки уже не дрожали. Он сидел за столом, всматриваясь в один предмет — это была стоявшая перед ним фотография Ширин.

В кабинет вошел Август.

— Мы ждали тебя только завтра, — сказал он брату.

— Я справился с делами раньше и вернулся сегодня на рассвете. А где Генрих?

— Купается в пещере.

— Еще холодно.

— Там вода уже совсем теплая.

— Скажи Генриху, чтобы сразу же пришел ко мне.

— Что-нибудь произошло? Ты странно выглядишь…

— Я должен немедленно отправиться в Европу и хочу взять с собой Генриха.

— Сейчас я его пришлю, — сказал Август и вышел.

Карл посидел еще с минуту и направился в салон. Там его уже ждала Ширин, явно удивленная его возвращением.

— Когда ты приехал? Август говорит, что утром.

— Да, но я не хотел тебя будить. У меня к тому же было срочное дело, и я сразу прошел в кабинет.

— Что-то случилось?

— Да что вы все спрашиваете об одном и том же?! Ничего не случилось. Просто я должен срочно уехать, — резко произнес Карл, — Извини, любимая, — добавил он спустя мгновение, — я немного погорячился. Позавтракаем вместе?

— Да, я ждала тебя.

— Через минуту я приду, мне еще надо позвонить.

Ширин заняла место за столом, Вернулся Карл, они молча позавтракали. Барон размышлял над тем, о чем в это время думает Ширин, В столовую вошел Генрих, его волосы были растрепаны и влажны. Он нежно посмотрел на Ширин и спросил:

— Кажется, ты хотел меня видеть, дядя?

— Присядь. Я только что по телефону заказал билеты в Париж. У меня там дела, а при случае я хотел бы купить несколько картин, ты в этом разбираешься. Мне бы хотелось, чтобы ты поехал со мной. Сейчас лучше всего вкладывать капиталы в картины, а я опасаюсь, как бы мне не всучили фальшивки.

— Но я же не…

— Но ты разбираешься в живописи.

— Когда ты хочешь поехать, дядя?

— Сегодня. У тебя есть какие-нибудь возражения? Думаю, ты с удовольствием встретишься со старыми знакомыми. А если захочешь, то можешь остаться там подольше, — заманчиво предложил Карл.

Генрих украдкой взглянул на Ширин, которая подала ему едва заметный утвердительный знак.

— Сегодня — это во сколько?

— До обеда.

— Тогда я пойду собираться.

— Неужели это так важно, что ты должен ехать прямо сегодня? — спросила Ширин, когда Генрих вышел.

— Да, но я скоро вернусь. Что тебе привезти из Европы?

— Не знаю. Пожалуй, ничего. Только скорее возвращайтесь.

— Действительно ничего?

— Сейчас мне просто ничего не приходит в голову, — смешавшись, ответила Ширин.

Через минуту вошел Генрих, уже собравшийся в дорогу. Карл распорядился, чтобы Наргис принесла чистые ботинки.

— Я слышала, что вы едете в Париж. — В столовую вошла Кристина. — Я дала Генриху список покупок: немного белья, туфли. Выбирай, дорогой Карл, все по своему вкусу, так, как если бы ты покупал для Элен. Например, духи, какими она пользовалась, и меха, что она носила. Ты помнишь?

— Я вернусь самое позднее через неделю. Если придется задержаться, я позвоню.

— Ах, как бы я хотела поехать в Париж! — сказала Кристина.

— Еще представится случай, — ответил Карл. — Ну, отправляемся, — обернулся он к Генриху и вышел на террасу.

Генрих успел переброситься с Ширин несколькими фразами:

— Как только вернусь, мы сразу же уедем. А что ты будешь делать, если я задержусь?

— Ты найдешь меня в караван-сарае Хасана. Или он скажет, где я нахожусь.

Любовники обменялись взглядами, и Генрих выбежал из столовой. Карл уже ожидал его в автомобиле. Ширин вышла и взглядом провожала машину, пока она не скрылась из виду.

— Я бы хотел, — сказал Карл, когда они были уже далеко от дома, — чтобы ты стал представителем нашей фирмы в Париже. Я хочу с тобой об этом поговорить. Ты ведь хорошо знаешь язык, местные условия. Думаю, что там ты будешь на месте и наконец-то займешься серьезным делом.

— Вы, дядя, говорили о картинах.

— Это само собой. Как ты относишься к моему предложению?

— Подумаю, — уклончиво ответил Генрих.

— Что значит «подумаю»?

— Я оставил в Ширазе неоконченную работу. Портреты, пейзажи. Чтобы их завершить, необходимо несколько месяцев.

— Это так важно?

— Да. Для меня очень важно…

После отъезда мужа и Генриха Ширин в задумчивости вошла в кабинет Карла. На столе лежала раскрашенная коробочка. Она открыла ее. Внутри находилось сделанное с большим вкусом бриллиантовое ожерелье. Потом она заметила письмо консула. Оставив коробочку на столе, Ширин вышла в холл. Потом вернулась в спальню и на ковре увидела грязные следы.

Ширин позвала Наргис.

— Скажи, дорогая, когда приехал господин барон?

— Его милость вернулись около пяти утра, как раз молочник заносил бидоны в кухню.

— Ты можешь идти, сегодня у тебя выходной, — сказала Ширин, теперь она поняла, что произошло.

Наргис побежала в комнату служанок, переоделась и вышла через кухонную дверь. Вскоре она уже была во дворе дома Ореша. Входя в дом, крикнула:

— Нашелся мой отец! Нашелся!

— Приехал? Откуда? — спросил отец Ореша.

Задыхавшаяся Наргис упала на табурет и одним духом произнесла:

— Нет, он в тюрьме, в столице, но скоро его переведут в Шираз.

— В тюрьму?

— Да. Господи! Я уж и не думала, что когда-нибудь увижу его в живых. Думала, что он навсегда останется там, за границей. А он сидел в тюрьме!

— Может быть, он стыдился сообщить вам об этом?

— Стыдился? Почему? Как раз наоборот! Я горжусь им.

— Выпей чаю. — Отец Ореша наполнил стакан и подал его Наргис.

— Моя мать вое время знала об этом, но ничего не говорила. Опасалась соседей, хозяев фабрики. Мама не хотела, чтобы дети показывали на меня пальцем. Поэтому и выдумала эту историю, что якобы он уехал. А я хвасталась, что мой отец за границей, и дети мне завидовали. Я сочиняла разные истории о путешествиях отца, о подарках, которые он присылал, и каждый раз мне приходилось выдумывать что-нибудь новое. Теперь мать мне все рассказала. Ведь мне уже восемнадцать лет.

— Раньше ты говорила, что тебе уже девятнадцать.

— Мне так сказали. А вы даже не спросили, почему мой отец сидит в тюрьме.

— Жду, пока ты сама скажешь.

— Отец был одним из организаторов забастовки на нефтеперерабатывающем заводе в Абадане и основателем подпольного профсоюза. Ему дали за это пятнадцать лет. Мне тогда было три года. А где инженер?

— Его нет, доченька, нет моего сына…

— Ну вот, лишь только ему стало лучше, как сразу куда-то побежал.

— Выпей чаю.

— Спасибо, но мне уже пора возвращаться. А когда он будет?

— Не знаю, доченька. Наверное, не скоро.

— Не понимаю. Он уехал?

— Можно и так сказать, — прошептал старик и незаметным жестом смахнул слезу.

— Отец, где он? Почему ты плачешь? Скажи, что случилось?

— Тебе уже не три годика, чтобы выслушивать сказки о заграничных поездках. Арестовали его.

— Когда?

— Десять дней назад. И с того времени я ничего о нем не знаю. Приехали, искали, искали, нашли только пачку листовок, ничего больше, множительный аппарат был в кухне, спрятан среди посуды. А они обыскали все от колодца до крыши. Теперь я прячу его здесь. — Он указал рукой на сундук.

— Но они же могут вернуться.

— Могут? Пусть возвращаются.

— Только вылечил ногу — и уже начал свою работу.

— Когда ты говорила о своем отце, я подумал, что ты умная девушка. Ты в четыре раза моложе меня, но ума у тебя, пожалуй, побольше. Радуешься, что твой отец в тюрьме, Теперь и я думаю, что так, может быть, и лучше, ведь они могли убить моего сына. Он жив, к я могу надеяться, что когда-нибудь увижу его…

— Нельзя ли с ним встретиться?

— Я стараюсь разузнать об этом, где только можно. Не хотят говорить, но, может быть, за деньги что-нибудь удастся сделать?

— В какой он тюрьме?

— Кажется, в центре города.

— Надо его спасать. Идем, — сказала Наргис.

Старик безнадежно развел руками, но вместе с девушкой вышел из дома. Они направились в управление городской полиции.

Дежурный сержант говорил по телефону. Увидев вошедших, он ладонью прикрыл трубку и вопросительно посмотрел на них.

— Я хотела бы попросить разрешения встретиться с заключенным, — сказала Наргис, поздоровавшись.

Полицейский подал ей листок бумаги:

— Напишите имя заключенного, фамилию, где он отбывает наказание и за что.

Наргис заполнила формуляр, подождала, когда полицейский завершит телефонный разговор, и подала ему заполненный листок. Сержант с минуту подумал, смерив девушку оценивающим взглядом, и сказал:

— Не знаю, возможно ли это вообще. Он обвиняется в покушении на власть.

Старик вынул из кармана конверт с деньгами и положил его на стол.

— Это не мое дело. Подождите, я попробую поговорить, — сказал полицейский и вышел. Через минуту он вернулся с другим полицейским, чином повыше, и подал ему конверт. Тот пересчитал банкноты.

— Слишком мало, — сказал он. — Вы же должны знать, что это не для нас. Придется дать офицерам.

— Больше у нас нет…

— Вы оба хотите с ним повидаться?

— Да.

— Он находится в тюрьме за городом. Для двоих в машине не хватит места.

— Как-нибудь поместимся…

— За эти деньги могу взять только одного.

— Тогда я не поеду, — сказала Наргис.

— Лучше, чтобы ты поехала. Может быть, увидев женщину, офицер сжалится и согласится…

— Хорошо. Я поеду, — решилась Наргис.

Во дворе они сели в груженный продуктами грузовик. Вскоре машина оказалась за городом. Шофер-полицейский остановил машину в поле. Наргис соскочила с кузова.

— Кто он тебе, этот? Брат, жених?

— Жених.

— Где работает?

— Нигде. У него были больные ноги.

— Хромой, а хотел бороться с шахом?

— Это неправда.

— Значит, лежал себе как мышка в кроватке, и за это его арестовали?

— Но этих денег действительно мало, — сказал второй полицейский. — Тебе придется добавить.

— Больше у меня нет.

— Да я не о деньгах. Подними юбку — и хватит, — сказал полицейский, подходя к Наргис.

— Только попробуй!

— Ишь ты! Он просидит по крайней мере лет пятнадцать, а ты к тому времени уже превратишься в старую деву.

Наргис хотела убежать, но полицейский схватил ее за талию и потащил в поле. Началась борьба.

— Иди, птичка, иди. Это же недолго.

— Нет! Нет! — кричала Наргис, отчаянно сопротивляясь.

Полицейский опрокинул девушку на землю, прижал коленями. Не сумев сбросить с себя насильника. Наргис попыталась его укусить. Вцепилась зубами в его горло с такой силой, что полицейский начал задыхаться. Захрипев, он потянулся за пистолетом. В тот же момент второй полицейский ударил Наргис по лицу, расцарапав ей щеку. Девушка вскочила на ноги и закричала:

— Вы не знаете, кто я! Я работаю у немецкого консула. Я расскажу ему, что вы хотели меня изнасиловать! Все ему расскажу. Консул скажет генералу, и вас обоих посадят!

Полицейский подобрал конверт с деньгами, который во время схватки упал на землю, и крикнул:

— Пошла ты со своим консулом! Не согласишься, не будет никакого свидания!

— А мне нужна эта дикая волчица, — возразил второй.

— Будете иметь дело с консулом и вашим генералом! Вот увидите, вам до конца жизни придется об эхом жалеть! — крикнула Наргис.

До полицейских, кажется, что-то дошло, они тихонько обменялись несколькими фразами.

— Ты получишь свидание, если будешь молчать. Помни.

Через четверть часа они въехали во двор тюрьмы. Оставив Наргис в комнате для посетителей, полицейские направились в канцелярию. Через некоторое время один из них вернулся с тюремным надзирателем, который сообщил Наргис, что она может поговорить с арестованным, но только пять минут. Ввели Ореша.

— Тебя били? — вскочила Наргис, увидев его.

— Скажи отцу, что от меня они ничего не узнали.

— Они не нашли множительного устройства, — прошептала девушка. — Оно было спрятано в кухне.

— Слава богу! Сходи к аптекарю и скажи, чтобы он забрал его. Я ведь всего лишь человек и могу не выдержать.

— Хорошо, я это сделаю.

— Как тебя пустили сюда?

— Отец дал деньги.

— Не стихами, как ты, а попросту скажу: я люблю тебя. Каждый день повторяю твои стихи и произношу твое имя…

— А я теперь буду делать то же, что и ты.

— Ты чудесная…

Беседу прервал вошедший полицейский, он объявил, что свидание окончено.

Барон Карл фон Витгенштейн вернулся из поездки в Европу на день раньше, чем ожидалось. Ко дворцу он подъехал на новеньком «БМВ» — подарке для Ширин.

— Где фрау? — спросил он выбежавшую на террасу Наргис.

— Все в салоне.

Витгенштейны и Ширин пили кофе. Август вскочил с кресла.

— Здравствуй, брат! Ты так неожиданно. Даже не предупредил, что возвращаешься.

— Не удалось дозвониться, а мне хотелось как можно быстрее оказаться дома. Представьте себе, у меня было столько хлопот.

— Надеюсь, что не из-за моих покупок, — сказала Кристина.

— Нет.

— А где Генрих? — спросила Ширин.

Наргис внесла багаж. Карл, распаковывая большой кожаный чемодан, говорил:

— Как раз об этом я и хотел сказать. Сначала мы поехали в Вену, мне хотелось преподнести тебе сюрприз, — сказал он, обращаясь к Ширин. — Я купил тебе машину, она стоит перед домом… — И одновременно протянул Кристине манто.

— Какая прелесть! Позвольте, я примерю.

— О чем это я говорил? — спросил Карл, глядя на Ширин.

— О Генрихе, — произнес Август.

— Так вот, приехали мы в Вену… Представьте себе, я совершенно забыл, что Вена уже не Австрия, а германский рейх. Полиция заинтересовалась Генрихом. Пришли в гостиницу, стали допытываться: что делает, где работает. Оказалось, что он уклонялся от воинской службы. Я был просто шокирован. Его призвали в армию, велев немедленно явиться в часть. Я хотел вмешаться, но ничего не удалось сделать.

— Вот и хорошо, — заявила Кристина.

— Я тоже так думаю. В конце концов, рано или поздно, но это должно было произойти. Члены нашей семьи никогда не уклонялись от исполнения своего патриотического долга.

— Взгляните, какая прелесть! — Кристина восхищалась своим манто. — А духи?! Такими пользовалась Элен, правда, Карл?

— А где Генрих будет проходить службу? — поинтересовался Август.

— Его сразу же отправили в Берлин, — ответил Карл. — Моя прелесть, — обратился он к Ширин, — тебя не радует подарок?

— Может быть, ей цвет не нравится? — ядовито заметила Кристина.

Не говоря ни слова, Ширин вышла из комнаты.

— Что на фабрике? — обратился Карл к брату.

— Все в порядке. Следует уделить больше внимания нашему участию в делах пароходной компании. Думаю, это принесет не меньше дохода, чем дает фабрика.

Они перешли в контору. Войдя в свой кабинет, Карл увидел на стене портрет Гитлера.

— Новый консул предупредил, что явится с визитом. Я велел повесить портрет, — пояснил Август.

— Мне бы хотелось, чтобы такие вопросы ты согласовывал со мной. — В голосе барона чувствовалось неодобрение.

— Если желаешь, можно его снять.

— Нет, пусть остается.

Вошел Юзеф, вежливо поздоровался с бароном и подал ему папку с поступившей за истекшую неделю почтой. С минуту барон молча просматривал корреспонденцию, откладывая в сторону прочитанные письма.

— А это что? — спросил он, прочтя одно из писем.

— Это от рабочего, который года два проработал у нас. Сейчас он в тюрьме. Пишет, что у него для господина барона какое-то важное сообщение, которое он должен передать только лично. Просит, чтобы вы к нему пришли.

— Что это за рабочий? — заинтересовался Август.

— Тот самый, сына которого ваша милость послали на учебу в Берлин, — пояснил Юзеф.

— Можно организовать эту встречу? — заинтересовался Карл.

— Конечно, — ответил Юзеф. — Он находится в тюремной больнице.

— У нас тут столько более важных дел… — вмешался Август.

— Устрой это, Юзеф, — приказал Карл.

— Может быть, я к нему схожу, — предложил Август.

— Он просит о личной встрече с господином бароном, — с нажимом пояснил Юзеф.

Карл вышел из кабинета и отправился на поиски Ширин. Она в одиночестве сидела в комнате.

— Почему ты так ведешь себя?

— Настоящая дама не должна проявлять своих чувств, правда? — насмешливо ответила Ширин.

— Совершенно верно.

— А может ли настоящий джентльмен сказать мне без свидетелей, зачем он отдал Генриха в лапы вермахта? Ведь все это путешествие и история с покупкой картин — просто обыкновенная мистификация. Ты нас видел, но…

Барон прервал ее:

— Моя фамильная честь не допускает, чтобы кто-нибудь узнал об этой позорной измене. Даже с тобой я не хотел говорить на эту тему. Думал, что ты оценишь мой поступок, как и то, чего благодаря мне достигла. Но ты просто сошла с ума.

— Неужели у тебя ни на грош нет воображения? Все напоказ, все для соблюдения внешних признаков благопристойности. Ты не способен на настоящее чувство. Ты просто калека. Нет, я неточно выразилась, ты просто мертвец.

— Успокойся. Мертвой была бы ты, если бы я поступил с тобой по вашим же обычаям. Но я европеец. Когда-нибудь ты это оценишь. Ни одна из твоих соплеменниц не поверит, что возможно быть таким великодушным, как я.

— Потому что их воспитали как невольниц. — И Ширин вышла из комнаты.

— Я искал вас. Случилась страшная вещь. Нельзя терять ни минуты. Мой брат пойдет сегодня в тюрьму, чтобы встретиться с этим рабочим… — сказал Август Гансу. Он разыскал его в таборе кочевников из племени Бахтиар. Бахман привез им в подарок лекарства, сахар, чай, граммофон и несколько старательно подобранных пластинок.

— Хорошо, что вы приехали. Послушайте эту песню, она посвящена вождю племени, Алиму Мардонхони, который боролся с шахом. Больше всего он рассчитывал на помощь Германии. Славился своей отвагой и мужеством. Остаток дней провел в тюрьме, был приговорен к смерти. И до конца верил, что он и его соплеменники будут отомщены. Величие и упорство своего народа вождь продемонстрировал довольно хитро: перед расстрелом, уже стоя у стены, поставил сзади свою палку таким образом, чтобы она подпирала ему спину, и тело, прошитое пулями, не упало после его смерти. Потом об этом человеке слагали стихи и песни. Вот эта — одна из них.

Каждый из этого табора готов сразиться с сотней солдат регулярной армии. Они неутомимы в горах, как козы, ловки в степи, а в лесу зорки, как тигры. Как и мы, ненавидят англичан. Нас любят, поскольку видят единство цели, — говорил Бахман, наблюдая за кочевниками, сосредоточенно вслушивавшимися в слова песни.

Вскоре он попрощался с ними и вместе с Августом сел в машину.

— Так, значит, тот рабочий может все разболтать барону? К сожалению, ваш брат совсем не то что вы. Вроде бы деловой человек, но прежде всего аристократ, который не потерпит, чтобы на его фамильной чести появилось пятно. И что он сделает с вами? И надо же было этому произойти, именно сейчас, когда остался буквально шаг до нашей цели! Будьте же мужчиной, а не истеричной бабой!

Ганс остановил машину. Они вышли. Вокруг расстилалась степь, переходившая вдали в пустыню. Бахман вынул из багажника раздвоенный на конце прут, предназначенный для ловли змей.

— Иногда я приезжаю сюда ловить змей. Этому искусству меня научил сторож одного из храмов под Ширазом. Именно здесь водятся змеи, гипнотизирующие взглядом свои жертвы. Пока их жертва неподвижна, они тоже не двигаются…

Ганс вдруг умолк, осторожно сделал несколько шагов и одним движением подхватил и бросил в мешок проползавшую мимо змею.

Они вернулись в машину. Ганс положил мешок в багажник, плотно прикрыл его крышку.

— Что вы хотите с ней делать? — спросил Август.

— Я найду для нее жертву.

— Нет! Нет! Это бесчеловечно.

— Все бесчеловечное придумано человеком. — Бахман завел мотор, и они поехали в сторону города.

В это самое время Наргис на извозчике подъехала к резиденции Витгенштейнов. Покинув коляску, направилась в комнату Ширин.

— Извозчик ждет.

— Это тебе. — Ширин указала на несколько платьев. — А этот конверт ты передашь господину Генриху. Он обязательно приедет. Если появятся какие-нибудь известия от него, дай мне знать, там указан адрес. Помни, никто не должен знать, где я нахожусь. Я могу тебе верить?

— Конечно. Госпожа может быть спокойна, — уверила Наргис и понесла чемоданы в коляску. Ширин уехала по устланной желтыми листьями аллее.

Август любой ценой старался не допустить встречи Карла с рабочим-шантажистом в тюремной больнице. Однако Юзеф как всегда точно выполнил приказ своего хозяина: получил у начальника полиции пропуск и разрешение на свидание. Начальник тюрьмы, предупрежденный генералом полиции, предложил барону кофе с коньяком у себя в кабинете, потом приказал привести заключенного, а сам незаметно исчез.

— Я, ваша милость, — начал рабочий, присаживаясь на краешек стула, — человек верующий. Ложь для меня — тяжкий грех. А сейчас цела мои плохи. Каждую ночь я вижу во сне пророка, который говорит: «Ты солгал, и сын твой из-за этого может быть несчастен, а ты на том свете не найдешь покоя». И пророк приказал мне во сне: «Хотя это иностранец и неверный, но ты должен сказать правду». Я, ваша милость, сделал все это для сына. Мне так хотелось, чтобы он стал человеком. Он, ваша милость, об этом ничего не знает. Пусть ваша милость…

— Я позабочусь о нем, — сказал Витгенштейн.

— Он хороший парень. Очень способный.

— Что же ты хотел мне сказать?

— Когда госпожа баронесса умирала, то только я был свидетелем ее смерти. У нее был приступ кашля, она упала, а брат вашей милости и его жена не поспешили ей помочь, а ждали, когда она задохнется. А в руках жены брата вашей милости был ингалятор, который она не дала фрау Элен. Она бросила его за ковры. Я его потом поднял. Стыдно и сказать… Пошел к ним… Сказал, что если они не пошлют моего сына на учебу в Берлин, то я обо всем расскажу. Стыдно сказать… но это правда. Умоляю, ваша милость, простить меня…

Карл встал и, не говоря ни слова, вышел из кабинета начальника тюрьмы.

В это время Марта принесла во дворец уже готовое платье Ширин.

— Ясновельможной госпожи нет, — сказала Наргис.

Марта спросила, когда она вернется.

— Не знаю, ваша милость, — ответила девушка.

Марта решила подождать.

Август и Ганс Бахман с нетерпением ожидали возвращения Карла Витгенштейна. Тут же в комнате крутилась нервничавшая Кристина. Она постоянно выглядывала в окно. Наконец автомобиль барона подъехал к террасе, Карл направился прямо в комнаты Августа. Увидел, что он не один, достоял в замешательстве, словно желая что-то сказать, но внезапно изменил свое решение.

— Поговорим позднее. Позднее… — сказал он и вышел из комнаты. Сбежал по лестнице, быстрым шагом пересек двор и вошел в холл, где застал Марту. Молча кивнул ей и прошел в свой кабинет.

Подошел к столу и увидел на нем конверт, адресованный ему. Адрес был написан хорошо известным ему почерком. Внутри находился маленький листок бумаги с двумя фразами: «Ухожу навсегда. Не ищи меня. Ширин».