Глава 9

Коротко о главе: мы медленно вспоминаем, что Сабуро всё-таки из средневековья, и нынешние стандарты воспитания для него… не для него


— Ну я же знаю, что ты не немой, — уговаривал я. — Давай же, скажи что-нибудь.

Я сидел на корточках перед мягким креслом, в котором мини-Сабуро — с этого дня Джун, — чуть ли не тонул, хлопая своими большими круглыми глазами с совершенно непонимающим лицом. Он молчал. Конечно, это приятнее, чем когда мальчишка ноет, но это состояние идиота меня полностью не устраивает.

Надеюсь, это просто побочный эффект от того, что его недавно воскресили.

С подростками проще: с ними нянчиться не надо. Конечно, у них за спинами всегда были богатенькие родители, но и там рычаги давления есть — чёрта с два тебя будут игнорировать. А это что такое? Полчаса уже распинаюсь, а он всё смотрит и смотрит, как будто в театр пришёл.

— Ну же, малявка, хотя бы кивни, если понимаешь меня! — всплеснул руками я. — Сделай уже что-нибудь!

Вдруг дверь в номер распахнулась без стука. Мария, застывшая на пороге, фыркнула и спросила:

— Чем ты тут занимаешься?

Я встал, уперев руки в бока, и кивнул на Джуна.

— Пытался добиться от него хоть что-нибудь. Ты знаешь, что делают с малявками, которые не говорят и ни на что не реагируют? Я почти уверен, что ему нужен врач.

— Что, совсем плохо? — озабоченно поинтересовалась девушка.

— Да ты сама посмотри, — отозвался я.

В тот же момент, будто издеваясь надо мной, Джун покачал ногой и спросил.

— Дядь, ты всё? Я есть хочу.

Под громкий хохот чуть ли не задыхающейся Марии, я понял, что был клоуном всё это время. Он что, надо мной издевался?

Надо было всё-таки остановиться на варианте с удушением.

— Ты! Что ты делал всё это время? — не выдержал я.

Мальчишка пожал плечами без каких-либо признаков раскаяния.

— Он нравится мне всё больше и больше, — заявила Мария. Она хотела подойти к Джуну и подняла руку (вероятно, чтобы потрепать его по голове), но он резво соскочил с кресла и бросился ко мне.

Мальчишка вцепился в мою ногу и глянул на Марию, как испуганный зверёныш. Та оскорблённо надулась. Конечно, да чтоб княжна хоть раз почувствовала такое пренебрежение от какого-то ребёнка!

— Эй, малыш, почему я тебе не нравлюсь? — пропела она; она никогда не говорила ни с кем так нежно, и что-то мне подсказывает, что никто в мире, кроме Джуна, до сих пор не удостоился такой чести. — Знаешь, этот глупый братец хочет тебя придушить. А я нет. Разве я не хорошая?

— Не настраивай его против меня, — нахмурился я. — Что я буду делать, если он будет реагировать на меня, как на тебя?

Мария безразлично махнула рукой.

— Ну тебе это ведь и не нужно. Смотрите, какие мы злые, нам не нужны милые младшие братья. А у меня нет ни одного — по крайней мере, ни одного младше Антоши! Знаешь ли, счастьем надо делиться.

— Если он сам к тебе пойдёт — забирай, — весело ответил я.

Джун подёргал меня за штанину и поднял голову, чтобы взглянуть на меня с жалобностью брошенного щенка.

— Дядь, не отдавай меня страшной тёте…

— Я? Страшная? У тебя просто нет вкуса… — оскорбилась Мария. Затем глянула на большое зеркало на дверце шкафа: выглядела девушка как всегда безупречно.

— Может, он просто видит твою пугающую натуру, — пожал плечами я и обратился к Джуну: — Слушай, в каком месте я дядя? Пять раз сказал: зови меня старшим братом. Нам же не нужны проблемы, парень?

— Не хочу проблемы, — протянул Джун. — Хочу есть, дядя.

Я вздохнул. Ладно, я готов смириться с тем, что человек, который только что воскрес, самую малость раздражает.

— Брат.

— Дядя, — упорствовал малец.

— Старший брат.

— Ты дядя.

— Я тебе никакой не дядя. Старший брат, можешь повторить? — скрипнул зубами я.

— Может, ты просто слишком старый? — фыркнула Мария.

— Я молод и свеж, — отозвался я. — Страшная тётя.

Джун снова начал трясти штанину. Я уже начал подумывать, что стоит начать затягивать пояс немного сильнее — с такими вредными привычками может случиться… конфуз.

— Мне не нравится слово брат, — заявил он. — Оно страшное.

Страшное? Должно быть, тут замешана его память — как я уже выяснил, Джун — чистый лист. Он ничего не помнит и не знает, но наверняка чувствует, что с его старшими братьями не связано ничего хорошего. Он боялся их — значит, будет бояться и человека, которого так называет.

Удивительно, что я вообще умудрился ему понравиться — я же выгляжу, как младшая копия Таро. Или это доверие к собственному телу?

Кто этого Джуна разберёт. Живой, и ладно, там уж разберёмся.

— Ладно, — вздохнул я. — Да ради бога, называй меня, как хочешь.

— Дядя! — радостно отозвался Джун и ткнул моё колено. — Есть хочу-у…

— Да помню я, помню. Не помрёшь ты от голода в мою смену, не бойся.

— Тогда мы можем пойти в ресторан. Антоша уже сказал, что на первом этаже замечательно готовят, — предложила Мария. — И мы как раз сможем кое-что обсудить, Сабуро.

Джун был нытиком и в целом не самым умным ребёнком, но, услышав, что может наесться чего угодно, он стал шёлковым. Я вспомнил первый день в его тебе: комната грязная, сам я тощий, весь в крови, валялся на полу неизвестно сколько… Сразу понятно, откуда такое отношение к еде — кто-нибудь вообще заботился о том, чтобы хорошенько его накормить?

Конечно, кроме его няни; да вот только я о ней ничего не слышал — так и не узнал бы, что она когда-то вообще была, если бы не то всплывшее воспоминание.

Конечно же, дать в руки мальчонки меню могло бы быть ошибкой, но я знал, как это работает: или тебя один раз вырвет, и желание наедаться как рукой снимет, или эффекта не будет, и это не пройдет никогда.

Стоило официанту принести наш заказ, я пододвинул все тарелки с едой, выпрошенной мальцом, поближе к нему, Мария глянула на меня с неодобрением и спросила:

— Ты что, над ним издеваешься?

— Ни в коем случае, — отозвался я, придвигаясь по ближе.

Комплект детской одежды, принесённый Прохором, который аж весь вспотел, бегая по магазинам с рекордной скоростью, всё же был очень… белым. Не знаю я что ли, что бывает с белыми вещами после еды? Таким и студенты магической школы грешили — некоторые бессовестно ходили с пятнышками на рукавах или груди; таких нужно было отлавливать в коридорах и отправлять переодеваться, чтобы никто вдруг не подумал, что у нас за внешним видом не следят.

А тут четырёхлетка — что-то я сомневаюсь, что он выйдет отсюда в том же приличном виде, что и перед едой.

Помнится, когда у меня появились первые деньги — точнее первые деньги золотом, а не тоненькими бронзовыми монетками, — и возможность есть мясо каждый день, а не только по праздникам, я начал частенько брать больше, чем мне нужно. Сказалось то, что года у нас на родине через раз были неурожайными, скотина странным образом дохла, а зверья в лесах было мало — весь городок время от времени голодал, а мы с матерью ещё и были совсем одни. Мальчишкой не замечаешь, что всегда немного голоден, а вот когда тебя начинают хорошо кормить…

В общем, пока меня от усердия не вырвало — не прошло. Этот пунктик я взял на заметку. Особенно когда заметил, как у пары магов помоложе случилось почти то же самое.

Почему затрагивало это в основном магов? Да потому что с тех пор, как среди простолюдинов начали искать людей с магическими резервами, им стало проще всех разбогатеть. Среди них вообще куда ни глянь — одни бывшие люди низкого да среднего достатка. Особенно среди готовых к истощению резерва и тяжёлому труду.

Дворянам-то чего беспокоиться? У них семья за спиной, деньги да земли. Да и с них король особо не требовал. Так сказать, понял, кто готов стать добровольным пушечным мясом, чтобы выбраться из ямы и получать золото благодаря своему природному таланту.

Проще говоря, или что-то начинает доходить, или ты превращаешься в жирдяя — тут всего-то нужно быть не совсем тупым.

Именно поэтому, положив салфетку на колени Джуна, чтобы он штаны не измазал, я со снисходительной улыбкой смотрел, как он поглощает больше, чем вмещает его желудок. Не сладостей — обычной еды, на которую он смотрел, как на самые изысканные блюда в мире.

— Да останови его уже, — нахмурилась Мария. — Да ему же поплохеет!

— Тогда он поймёт, сколько на самом деле ему нужно, — отозвался я.

Стоит сказать мне спасибо, что я вообще приглядываю за этим мальчонкой. Ну вырвет — тогда жо него дойдёт, что три большие чашки риса с мясом м крабовые пельмени просто не могут в него влезть. Учиться нужно на своих ошибках.

— Ну всё, — вздохнула Мария и одним резким движением отодвинула от Джуна тарелку. — Ты разве уже не сыт, малыш?

— У-у… — мальчик пощёлкал палочками и посмотрел на неё с обидой. — Но я это хочу!

— Но что-то этого слишком много. Давай мы возьмём тебе какой-нибудь лёгкий десерт и на этом закончим?

— Да дай ты ему проблеваться от переедания, — тихо сказал я, чтобы не портить аппетит людям за соседними столиками.

— Сабуро! — шикнула Мария. — И слышать ничего не хочу. Откуда ты такой злой вылез? О детях нужно заботиться, а не наблюдать, как они наступают на грабли! И вообще, где ты взял это… боже мой, даже знать не хочу. Веди себя, как ответственный взрослый, а не вот это!

Моя мать (и все матери, которых я знал) спокойно наблюдала, как я наступаю на грабли, и ещё и подзатыльника мне сверху давала — и ничего, вырос же человеком!

О… Только не говорите мне, что над малявками настолько трясутся, что я даже по заду Джуну не дам, когда он нашкодит?

Я постучал пальцем по столу.

— Сначала ему не дадут понять что-то на ошибке, потом он не сможет найти первую работу в восемь… Ну и ладно, делай, как хочешь.

Ну раз уж в этом мире так принято, придётся смириться. Я буду думать, что он маленькая огненная виверна: есть что попало нельзя температуру в загоне нужно контролировать, циклы сна отслеживать, развивать в играх и общении…

А Джун и правда виверна.

— Я надеюсь, что это дурацкая шутка, — процедила Мария. — Потому что получилась она не смешной. Мне и правда придётся за тобой присматривать. Что ты сделаешь в следующий раз, посадишь его на лошадь, шлёпнешь её по заду, чтобы поскакала, и назовёшь это обучением верховой езде.

Эй! Оскорбительно — между прочим, так в мои шесть соседский дядька и поступил. Это даже было весело! А если упадёшь, значит, с самого начала был слабаком. Эх, детство…

— Ладно-ладно, я уже всё осознал и раскаялся, — неискренне сказал я. — Буду трястись над ним, будто он хрустальный.

— Вы оба странные, — тихо сказал Джун. — Я думаю, что хочу к тому светлому дяденьке…

Светлый — это светловолосый? Так и знал, Райан только разок Джуну показался, и уже ему понравился. А ведь они даже поговорить не могут: это я знаю французский, мальчонке это бы никак не передалось.

— Вот видишь, он начинает понимать, что ты тоже такой себе человек, — сказала Вяземская, методично убирая всё, до чего может дотянуться Джун, на другой конец стола. Осталась лишь тарелка с маленьким яблочным желе; Мария хлопнула Джуна по голове и сказала: — Жуй, это последнее.

— Да-да. А ты ему с самого начала не понравилась. Итак, что там у нас за разговор?

Мария посмотрела по сторонам и заговорила чуть тише обычного:

— Я звонила отцу. Где мы взяли Джуна, я не сказала, но он пообещал, что поможет с документами. Хотя, придётся повозиться, чтобы его опекуном был ты, но твой отец даже при желании не сможет противостоять ему, если решит оспорить решение. Сам понимаешь, у нас связи в Оясиме есть, а у него уже нет, — пожала плечами девушка. — Только вернуть мальчишку в Оясиму сейчас не выйдет. Либо мы останемся в Китае, либо пересечём границу с Россией в одном местечке… Ты и сам понимаешь, мне как раз нужно ехать в Петербург. И тебе тоже, женишок — кого-то же нужно представить императрице.

Я кивнул.

— Это звучит правильно. И у нас ведь не будет проблем с Джуном, пока мы в Российской империи?

— И здесь тоже, — отозвалась Вяземская. — Пока я рядом, о нём никто и не спросит, а там уже и документы о том, что ты его опекун, подоспеют. Кстати говоря, отец упоминал, что есть вещи, которые он хочет обсудить. Например, от твоём отделении от главной семьи Кикучи.

— Отделении? — поперхнулся я. — Что за бессмыслица?

Мария перешла на шёпот.

— Отец надеется, что в ответ на нашу помощь ты сможешь восстановить клан и вступить в совет вместо своего отца. Нам нужно больше поддержки среди главных семей Оясимы. Мы надеялись получить её через, когда ещё думали, что это будет возможно, но… сам понимаешь. А деньги и помощь — между прочим, даже меньшее вложение, чем я. В любом случае, я хотела сказать, что папа узнал что-то про долги Кикучи Орочи и ещё какие-то проблемы клана. Поэтому он предлагает тебе отделиться.

— Но это уже не будет клан Кикучи, — задумался я.

— Однофамильцев в Оясиме много, мало ли, что кланы одинаково называются? — махнула рукой Мария. — В любом случае, если тебя это так волнует, я уверена, что папа предложит какой-нибудь выход.

Вроде как и логично, но что-то я опасаюсь, что умру от удушения, стоит Джуну, каким-то образом блокирующему голоса, отойти метров хотя бы на сто.

— Хорошо, — сдался я. — Отличная идея. Как бы то ни было, это больше всего, на что я рассчитывал, так что отказываться не буду.

Я снова глянул на Джуна. Сонный от сытости (но не переевший благодаря Марии), он медленно моргал, не осилив и половины желе, и смотрел на нас с абсолютным непониманием.

Хорошо, наверное, быть глупеньким. Ничего, парень, сделаем тебе клан, как ты хотел, и будешь там заправлять, раз так чесалось, что призвал кого-то в своё тело. А я уж как получится: или домой, или останусь здесь на пенсии за твой счёт на правах человека, который всего для тебя добился.

Ну или хотя бы отдувается за тебя.

— Иногда ты очень странно на него смотришь, — прокомментировала Мария.

— И вовсе не странно.

— Странно, — упорно сказала она. — Как будто он сейф с золотом.

— Он и есть сейф, — отозвался я. — Если не с золотом, то с чем-то ещё.

Например, с воспоминаниями — а они мне позарез нужны! Только сейчас за ними не полезешь: время неподходящее, чтобы отключаться на день-другой.

— Не слушай, его Джун, — закатила глаза Мария. — Твой старший брат иногда бывает странным.

— Мне нравится дядя, — вдруг сказал мальчик. — Дядя очень честный.

Я-то? Оказывается, я многого о себе не знал.


К тому времени, как мы вернулись в мой номер, Джун бессовестно повис на мне и уснул. Приходилось его таскать — а что сделаешь? От рубашки его всё равно ещё надо отцепить.

Я был занят тем, чтобы расцепить его пальцы, зависнув над кроватью. Спал маленький поганец крепко, а схватил меня, как детёныш обезьяны. Наблюдая за нами, Мария едва подавила смешок и выдавила:

— Ты то придурок, то заботливый отец. И как умудряешься?

— Даже и не думой называть меня его отцом снова.

— Да-да, посмотрите, как меня бесит мальчик, которого я ношу на руках, я же такой плохой и злой, — весело сказала Вяземская низким голосом. Затем она добавила: — Пусть хорошо спит по ночам, следи за его питанием, смотри, чтобы он не мог пораниться, и не давай ему в руки ничего опасного. Ты меня понял?

— Мне что, круглосуточно за ним наблюдать? Это же глупо.

— Сабуро, — опасно прошипела Мария. — Ты меня понял или нет?

— Да понял я, не надо смотреть, будто убить меня собираешься.

— Ага, стану вдовой и выращу его нормальным человеком, — согласилась Мария. — Кстати, выезжаем в Россию послезавтра. А завтра… А завтра нам с тобой будет очень плохо, вот что я скажу.

А Мария умеет заинтриговать.

Загрузка...