Мнимые люди

Нулевой отсчёт

Май. 201..г.

В европейскую часть России семимильными шагами вторгалось лето, несмотря на то, что весна ещё не процарствовала на троне должным образом. И очередная смена климата привнесла людям новые проблемы в злосчастный и проклятый город Москва, наполняя её чёрную язву гноем и тлением.

С каждым днём солнце светило ярче и дольше, а воздух становился всё теплее и теплее, наполняя мир живительной силой, но не в самой Москве. Там, где властвовала смерть и отчаяние, горячий воздух пробудил иную жизнь. Жизнь самой смерти.

Тысячи погибших. Тысячи так и не убранных тел, из-за недостатка живых и из-за постоянного присутствия «мимов», ежедневно греясь на солнышке, устремив взгляд мертвых глаз в немом укоре на небеса, лежали неподвижно на сырой земле и разлагались, поедаемые миллиардом микроорганизмов. И смрад тления густым облаком застывал над телами павших и ночами рассеиваясь по округе душил живых, заставляя заходиться в судорожном кашле и нестерпимой рвоте, выворачивающей наизнанку внутренности.

Тысячи каркающих и галдящих птиц, чёрными стаями устремлялись на зов тлена. Тысячи крыс повылезав из нор, устремлялись по следу приторно-сладкому, тошнотворному запаху. А собаки и кошки, за год одичав и обезумев от голода, со всех ног спешили присоединиться к общему столу, боясь опоздать к раздаче. И вскоре вся, какая только отыскалась живность, и мелкая и большая, не обращая внимания на запах тлена и разложения, живым, судорожным ковром покрыла поля скорби и печали:

«Птицы выклёвывающие глаза, поднимают облака сердито жужжащих мух и дерутся между собой противно разевая клюв и маша крыльями. Крысы объедающие лица и кисти рук, серыми молниями шарахаются от любой тени. Собаки и кошки, отгоняющие лаем и сердитым шипением назойливых птиц, глодают человеческие останки, дико и злобно утробно рыча, боясь что не успеют набить животы».

И любой бы нормальный человек, откройся перед ним такая живописная картина, попросту сошёл бы с ума. Но это жизнь… Часть той дикой жизни, от которой отгородился человек. Жизнь которая стремиться урвать последние куски из лап смерти.

Но с этим нужно было как-то кончать, во избежание вспышек вирусных инфекций. Нельзя было допустить, чтобы ещё какая-то гадость выползла из чертог ада. Но каким образом? Военные не располагали не силами не средствами, для того чтобы очистить поля сражения и похоронить павших солдат. Снимать для этой цели людей с фронта? Но тогда придётся открыть проходы страшному и безжалостному врагу, а следом не исключено, снова столкновения и снова жертвы. И тем более оборона выстроена по такому принципу, что каждый стоит только на строго указанном месте и только в случае необходимости может попытаться закрыть соседние, небольшие участки прорыва. Перебрасывать же полк, а то и два — один для работы, другой для защиты? Немыслимо! Нарушится вся целостность фронта и тогда обороне конец и всё из-за недостатка людей.

Но проблему же надо как-то решать. Неровен час, и новая напасть в виде той же чумы, выкосит всех солдат похлеще самих «мимов». Они-то хотя бы не распространяются со скоростью света и их визуально видно, а значит им можно реально противостоять. Инфекция же, выкосит всех без остатка, тихо и незаметно подкравшись. И вот тогда-то уж, пиши пропало. Мутанты лёгким прогулочным шагом, без всяких затруднений и без проблем, покинут границы города и рассеются в неизвестном направлении. Ищи свищи их в чистом поле. Вот будет потеха…

Выслушав примерно такие же выводы господ учёных, у командования генерального штаба фронта встали дыбом волосы. И бурно посовещавшись пришли к единодушному решению: Отпеть молебен за упокой всем павшим солдатам сразу, и выжечь напалмом поля скорби и печали.

И отныне не суждено было родственникам похоронить своих сынов, мужей, отцов. Начальство порешило, и выполнило задуманное, единым махом отправив тысячи неповинных жертв в безымянную вечность.

А пока в Москве упокаивали тела погибших солдат во всё пожирающем огне, генерал Овчаренко, прибыв в Петербург, предстал пред очами главнокомандующего и его приближённой свите.

— Итак генерал, вы осмелились утверждать что мы проиграли какому-то сброду мутантов, можно сказать тупой толпе, и что они, эта толпа оголтелых личностей, в любой момент прорвут нашу оборону? Заметьте, вами же выстроенную, оборону. Я так вас понимаю? Вы с этим к нам пришли? — со злыми глазами и бледным, бешеным лицом, распинал генерала Овчаренко какой-то правительственный министр, забрасывая вопросами. Генерал так даже и не догадался, что это был за министр. Министр чего? «Похоже из нового созыва», — подумал он когда впервые его увидел. А вот, то что этот человек пытался выслужиться перед начальством, было видно невооружённым глазом. Даже не понимая сути проблемы, и попросту не пытаясь в неё проникнуть, этот мелкий злобный человечешка, обременённый властью, битых полчаса диктовал свои условия, уверяя, что проблема, с которой пожаловал генерал, не стоит и выеденного яйца.

«Надо его побыстрее заткнуть», — с ненавистью подумал Овчаренко и ответил на поставленный вопрос:

— Я в сотый раз вам повторяю, «мимы» не тупая оголтелая толпа — это высокоорганизованное сообщество, со своими законами и моралью, — начал страстно он, пытаясь достучаться до благоразумия высокого начальства. — Да поймите же вы! Мутанты создали своё собственное, можно так сказать государство, с чётким разделением ролей и централизованной властью, а раз создали, то это означает одно, мы имеем дело не с оголтелой толпой, а с умным и коварным противником. Организованным, дисциплинированным противником. Да сколько же это можно повторять? — выкрикнул он от бессилия. — Восемь прорывов. Восемь! И все, за одну ночь, — рубанул Овчаренко и переведя дыхания, не оправдываясь, а доказывая, продолжил. — И оборона тут не при чём. Я её выстроил по всем канонам военной тактики и стратегии и даже больше, исходя из собственного опыта.

— Видимо плохо выстроили, раз восемь раз получили по башке, — едко заметил министр обороны.

«Ещё один, — подумал генерал, про министра обороны. — Ещё один недовольный. Недовольный тем, что это не его поставили во главе фронта. Хотя за всю жизнь, несмотря на то, что и министр, а даже взводом не командовал. А всё туда же…».

И хотя генерал и подготовился к финальной встрече, и подготовился надо сказать основательно, устранив перед этим лизоблюдов и притворных наушников, дабы не чинили препятствий и не подставляли безопасность России в угоду личных амбиций, но всё равно, среди последователей выпрыгнули и мерзкие гидры, и со всем своим усердием попытались утопить Овчаренко, опустив его в глазах президента.

— Господин президент, ну невозможно же разговаривать, — воззвал к справедливости генерал Овчаренко, видя колебания главы государства. — Ну вы же сами, просили меня заняться Москвой и всеми вытекающими оттуда проблемами? А сейчас обвиняете…

— Не горячитесь генерал, — нахмурился президент. — Объясните всё же вашу неудачу, и изложите тогда уж сразу и свои претензии.

— Хорошо, — согласился Овчаренко. — Претензии вы мои знаете. Я вам сто раз докладывал, мало людей. Мало! Нужно было намного больше, намного. И нужны были обученные, прошедшие хотя бы боевую подготовку, а то у всех в основном или никакой вообще или только строевая. Но они же пришли не вышагивать по плацу, а сражаться — Родину защищать, хотя бы и за деньги. Но всё равно… А вы, — махнул он рукой.

— И сколько же вы хотели, генерал, — довольно усмехаясь едко спросил министр обороны, будто сам же и все подстроил. — Миллион, два?

— Сколько, сколько? — удивлённо подхватил давешний министр, — миллион? — присвистнул он.

— Да хотя бы и два миллиона! — рявкнул Овчаренко. — Чего тут такого удивительно? Довольно реальные цифры. Вы поймите своей башкой, что будь это обычная война, то я бы и со ста тысячью выиграл бы её. Но у нас здесь не обычная война. Профессор, — просительно обратился генерал к профессору Мирному, ища поддержки, — помните, и вы и доктор Грушницкий, утверждали, что для того чтобы разразилась катастрофа, требуется всего лишь один «мим», вырвавшийся на свободу?

На что профессор согласно кивнул, припоминая недавний разговор.

— Хорошо, я согласен, — откликнулся президент. — Мы все слышали и читали отчёт, уважаемых господ учёных. Но вот одно мне не ясно, профессор Мирный, если можно объясните. Почему вы боитесь, в случае прорыва хотя бы одного «мима», возникновения новых очагов распространения неизвестного нам вируса, но уже не локально, как у нас здесь в Москве, а масштабно, по всей европейской территории, для начала?

— Это можно, — согласился Мирный, по привычке шелестя бумагами. — В Москве, господа, — в отличие от генерала, Мирный любил аудиторию, — матрица вируса проходила стадию своего становления. Я бы назвал это инкубационным периодом. Когда вирус, только подстраивался под наш вид, организовывался, учился и т. д. Вы же помните что это программная ДНК? Так вот, эта программа таким образом искала оптимальное решение выживаемости. Выживаемости не только себя, но и нового вида человека, психически и не намного отличного от нас физиологически, — пояснил Мирный и перешёл к пояснению проблемы. — Так вот. Как вы понимаете, вирус достиг своего апогея в уровне развития. И потому, поясняю, последующие заражённые индивиды не будут иметь ни какого общего сходства с первоначальными «мимами», несовершенными, заблудшими душами. Следующие поколения мутантов, случись им вырваться за черту городу, собственно никогда уже не совершат ошибок, дабы не раскрыть себя. Они полностью сольются с нами, т. е. с обществом, ассимилируются в нём и будут сидеть как мыши. А самое гадкое, — подняв указательный палец и состроив страшную гримасу, сказал он, — в том, что мы даже не будем догадываться, что среди нас мутант. Он ничем не будет отличаться от обычного человека. Даже родственники скорее всего не догадаются, что их мать, отец, сын или дочь и т. д., на самом деле уже совсем не те, кем кажутся. Поймите, — воскликнул Мирный, понимая что его объяснения довольно сбивчивые и ни несут в себе доказательной базы. Но ему так хотелось, вдолбить в головы слушателей то, что сам уже давно понимал без всяких слов, тем самым склонив их на сторону генерала Овчаренко. — Мутанты более ни чем не отличаются от нас с вами, от обычных людей, может если только совершенней. И всё… Инфицированный, как раньше, более не изменит кардинально свою жизнь. Он так же будет ходить на работу, а вечером в магазин. Дома он будет заниматься своими повседневными делами. По-выходным отправляться на пикник или кататься на лыжах, или в кино, театр ходить. И никто, повторяю никто, не заподозрит его в том, что он не человек, а какое-то там жуткое существо. Целые деревни, целые посёлки, микрорайоны, как ни в чём не бывало, будут продолжать своё функционирование, и это тогда, когда на самом деле ни одного человека в нём уже не осталось, сплошь одни мутанты. Вот так, — сказал профессор и протирая глаза пробубнил последние, что вертелось на уме. — Локальных очагов поражения более не будет. Нет необходимости. «Мимы» самодостаточны. Они рассеются по стране, как партизаны, и начнут выполнять свою функцию тихо и мирно, так чтобы и комар носа не подточил. И что тогда господа, вы будете делать? — своим вопросом, Мирный нанёс удар высшему начальству, прямо в лоб. — Что вы будете делать, а? Выискивать их? Лазить по всем щелям? А как вы их отличите, позвольте у вас спросить? Как, вы, распознаете в обычных людях, врага, а? Молчите? А я вам отвечу. Никак! Никак вы их не распознаете и не отличите. Они будут стоять рядом с вами, а вы даже ничего не заподозрите. Вот вам грубый пример, самодостаточного «мима». Прямо сейчас, прямо здесь, среди нас может находиться «мим». И что? Вы готовы назвать кто он, один из нас, кто уже не человек?

— Позвольте! Но это же глупо, — возмутился министр обороны, — никто из нас не имел контакта с мнимыми людьми. Никто из нас не может быть заражённым.

— А почему вы так решили, а? — прищурив глаза въедливо спросил Мирный. — Как вы можете отличить, кто из нас человек, а кто нет? Назовите признаки, как отличить «мима» от человека. Назовите! — возвысив голос, потребовал Сергей Андреевич. — Назовите, ну же… Ну же, покончите с войной. Назовите хотя бы два признака и я вам гарантирую, война закончится. Не сразу, но нам уже не нужно будет хотя бы бояться прорыва.

Министр обороны, лишь гневно хмурился, волком глядя на профессора. Была б его воля, разорвал. Но Мирного, только позабавила сложившиеся сцена:

— Не можете назвать? — с усмешкой спросил он. — Тогда молчите! Молчите и слушайте, что вам говорят! — вскричал профессор и обернувшись к президенту, сказал свои последние слова. — Стоит лишь вырваться одному «миму», а лучше двум, трём и… Человечеству конец. Мы не справимся с новыми вспышками распространения вируса и потому мы должны! — и сделав на последнем слове ударение, Сергей Андреевич Мирный продолжил с особым усердием, — И я повторюсь! Мы должны, справиться с той угрозой, которая сейчас нависла над нами! Потому как после, будет уже поздно что-либо предпринимать. Я закончил, — сказал он, захлопывая папку с бумагами.

Ответ на вопрос президента был ясен и понятен всем, но вот альтруизма он не добавил и в кабинете для совещаний на какое-то время возникла тишина. И чтобы как-то развеять создавшийся вакуум, генерал Овчаренко решил снова взять слово:

— Вот господа. Вот! И я о том же, — снова запел он свою песню. — Мы имеем дело не с обычным врагом и ведём сейчас необычную для нас войну. В обычных условиях, я даже в город бы не заходил, — пояснил Овчаренко, свою позицию. — Окружил бы столицу по периметру и планомерно выкуривал бы противника, заставляя его в конце концов сдаться. И сколько бы при этом вырвалось бы из окружения, взвод, рота, это не имело бы для меня принципиального значения. Главное, основные силы противника разгромлены. Но на территории Москвы идёт совсем иная война, — сведя брови промолвил генерал. — Я, вместо того, чтобы, не обращая внимания на разрозненные группы, зажимая в клещи основные силы противника, должен законопачивать дыры в своём собственном оцеплении и постоянно держать оборону, дабы, подумать только, — возвел он очи кверху, — не пропустить ни одной живой души. И ладно если бы это были обычные люди, толпа как вы их называете, но они ведь жестоко сопротивляются. Тридцать тысяч погибших! И всего за одну ночь. Вы слышали когда-нибудь о таких потерях в мирное время? — негодующе спросил Овчаренко.

И дело здесь не в моём бездарном командовании, — оправдался он, видя что никто не отвечает на вопрос, — а в том, что с таким противником мы ещё не сталкивались. И что у него на уме, нам абсолютно не понятно. Каков их следующий шаг? Где они в следующий момент нанесут удар? Какими силами, точно, обладают? Ведь ничего же неизвестно. Никаких достоверных данных… И ещё эти проникновения вглубь нашей обороны. Подлым и коварным обманом, противник нанёс нам удар со спины, а мы даже не могли такое и предположить. Вот в чём проблема. Мы абсолютно не знаем нашего врага, — подвёл итог генерал Овчаренко, перед окончательным марш броском.

И начал он с перечислений допущенных ошибок:

— Первая наша ошибка, в том что мы не предали проблеме «мимов», должного внимания, и оперативно не среагировали.

Вторая — слишком долго медлили с эвакуацией жителей, а затем и с ней самой.

И третья… Несмотря на все мои уговоры, вы отказались выделить, столько людей, сколько я запрашивал.

И вот итог господа, — развёл он руками. — Под нашим носом развёрнута чуть ли не двух миллионная армия. Наша оборона трещит по швам. И мы ничего не можем с этим поделать. Как вам такой расклад? — саркастически спросил генерал, заглядывая каждому, поочерёдно в глаза. — Только прошлой ночью, «мимы» противопоставили нам не меньше двухсот тысяч. Вы представляете себе, какая это масса живой силы. Нет, вы себе этого не представляете. А ведь это всего лишь семечки, какая-то одна десятая от общего их числа. Чего же ждут остальные? Неизвестно… Возможно первое нападение, была этакой разведкой боем, и таким образом «мимы» просто искали слабые стороны в нашей обороне. Возможно, они просто решили потрепать нам нервы, что тоже в общем-то не исключено. Всё может быть. Гадать можно вечно по этому поводу, а вот реальных данных мы никогда не сможем получить. И точно так же можно гадать по поводу сорока тысяч, покинувших зону зачистки. Что они предпримут в следующий раз? Каковы их действия? Вы понимаете в чём петрушка? Мы абсолютно не располагаем достоверной информацией. На сегодняшний момент, сорок тысяч «мимов» рассеялись в неизвестном направлении. Что они будут делать? Попробуют прорвать оцепление или же ударят нашим войскам в спину, когда наступит благоприятный для них момент? Вы понимаете к чему я клоню? — задал генерал вопрос, призывая присутствующих пораскинуть мозгами. — Вопросы, вопросы, вопросы… — скороговоркой повторял он, одно слово. — Одни вопросы. И ни одного, достойного ответа!

Затем немного помолчав для приличия, Овчаренко взял со стола ручку и теребя её в руках приготовился с головой броситься в омут, а там что будет, то и будет. Выплывет он или же так там и останется, без разницы…

— Единственное что я знаю, — начал он свой подход к краю пропасти, непроизвольно растягивая слова, — мы должны срочно применить жёсткие контрмеры, дабы не допустить катастрофы. Счёт уже пошёл на часы. И наши колебания и фиглярские позы, погубят ещё миллионы жизней, — и бросая шариковую ручку на стол, генерал принял выжидательную позу, глядя в глаза президенту.

— Хорошо, — устало согласился с доводами, главнокомандующий. — Что вы предлагаете?

«Вот он момент истины…», — подумал Овчаренко, нервно приглаживая волосы. При этом рука его мелко подрагивала, выдавая волнения. И заметив волнение генерала, профессор Мирный, единственно знавший через что сейчас переступал этот необычайной силы воли человек, ободряюще ему подмигнул и Овчаренко решился, — «… от которого зависит спасу ли я мир или же мы все будем обречены».

И после недолгих колебаний, собравшись с силами и постаравшись, чтобы голос не задрожал в самый ответственный момент, генерал Овчаренко произнёс довольно простые слова, но сильно измучившие его душу:

— Я предлагаю — нанести тактический ядерный удар…

Слова генерала тут же вызвали шок у всех присутствующих на заседании. Где-то с минуту, в кабинете стояла ошарашенная тишина, все будто воды в рот набрали и только выпученные глаза выдавали их отношения к неслыханному предложению наглого генерала.

— Вы с ума сошли! — очнувшись, бешено и негодующе закричал министр обороны вскакивая с места и опрокидывая стул. — Вы вообще отдаёте себе отчёт, о чём вы просите? Вы в своём уме, генерал?! — И в подмогу его слов, весь кабинет зашумел, как рассерженный улей. Лишь сторонники самого Овчаренко помалкивали, уставившись в стол.

— Да поймите же вы! — в свою очередь вскакивая с места, взмолился генерал. — Господин президент, — умоляюще обратился он к главе государства, — оглянитесь же вокруг! Ситуация накалилась до предела. Мы в данный момент все сидим на пороховой бочке и фитиль не мы поджигаем. — И чтобы как-то подкрепить свои слова стал вдохновенно перечислять нависшие над страной проблемы. — Экономика страны подорвана. Военные действия сжирают последние наши накопления. Европа, Китай, Япония закрыли свои границы. Европейский союз и Америка высылают российских граждан из своих стран, без всяких объяснений. Товарооборот полностью прекращён с введением эмбарго на любые товары. В данный момент, мы находимся в экономической и территориальной оккупации. Наш народ подавлен и находиться в страхе и неведении перед грядущим днём. А этот случай… — напомнил он один факт, сверяясь с бумагами чтобы не ошибиться, — с Адамом Велесом. По нашим данным агентом ООН.

До того случая, Натовские войска с вожделением выстроились на границе с Польшей, имея прямое намерение вмешаться в нашу, якобы междоусобную бойню, по ликвидации демократии в стране. Но затем произошёл трагический случай с этим Адамом Велесом и следом каким-то образом произошла утечка информации. И что же, мы получили взамен? Натовские войска, как ошпаренные, разбежались по своим углам опасаясь неизвестной заразы. А весь мир застыл в страхе.

Америка, Китай и ряд других стран, направили на нас свои ядерные ракеты, со страхом прислушиваясь к поступающим разведданным. Над нами завис Дамоклов меч, господа, — возвестил Овчаренко, притихшей аудитории. — И стоит нам выпустить ситуацию из рук, как вся европейская часть России умоется в ядерном огне. В этом я вас уверяю. Они пойдут на это, и наверное будут правы, как это не прискорбно.

Поймите же, — снова взмолился Овчаренко, — в данной ситуации сохранение одного города сравнимо с самоубийством, тем более, что Москву мы уже потеряли. На карту поставлено нечто большее, намного большее. На карту поставлена жизнь, вся человеческая жизнь. Во всяком случае жизнь русского народа, точно. И как хотите господин президент, — сказал он напоследок, — решать вам. Но я считаю, вы просто обязаны обратиться с обращением к народу, и после этого нанести ядерный удар по столице.

Глава государства долго, молча слушал доводы генерала Овчаренко. И все его слова, как это не прискорбно были верны. Всё именно так и обстояло в Мире и в самой стране, если не сказать хуже. Но решиться на такой шаг… Есть ли оправдание ему?

Президент не был глупым человеком, и в отличие от галдящих сторонников, трезво оценивал сложившуюся нелёгкую ситуацию. И потому, судя по прояснившемуся взгляду, наполненному мукой, он вскоре пришёл к окончательному решению. Сам генерал Овчаренко, в этот затянувшийся момент, тихо молился, потому как только он и ещё пара человек, знали какой катастрофой может обернуться отказ, на его предложение.

— Хорошо генерал, — останавливая пересуды, сказал президент. — Я внимательно выслушал ваши доводы. Дайте мне два дня, для окончательного решения. Два дня…

— Товарищ главнокомандующий, — взмолился Овчаренко, — у нас нет двух дней! Я же говорю, счёт уже идёт на часы.

На что президент истерично взорвался, стуча по столу:

— Вы же понимаете! Я не могу решать такие вопросы самолично! Меня же в порошок разотрут, как сейчас вас самого, готовы были растереть вот эти господа. — И успокоившись, привёл доводы, — Я обязан вынести ваше предложение на всеобщее рассмотрение правительства. Там вы получите окончательный ответ. Дайте мне два дня генерал. Два дня, больше я у вас ничего не прошу…

— Хорошо, — сокрушённо согласился Овчаренко опуская голову. — Я сделаю всё возможное и постараюсь дать вам два дня. Но помните, — подняв глаза, сказал он, будто пророчил, — максимум на всё про всё, у вас есть неделя. После этого срока, готовьтесь к новым очагам заражения и к ярким вспышкам жаркого огня, очень жаркого огня.

— Я вас понял генерал. Со своей стороны, я также постараюсь, сделать всё от меня зависящие и не злоупотребить вашим временным лимитом. — Обнадёжил президент и обратившись к присутствующим, — Спасибо всем, совещание окончено, — стремительно покинул кабинет.

С этого момента пошёл отсчёт, быстро ускользающего, времени.

После двух дней кровопролитных боёв, в течение которых, армия людей снова понесла значительные потери, сколько на этот раз, достоверно пока не было известно, но потери были безусловно огромны, президент, как и обещал, собрал парламент, преодолев множество бюрократических проволочек и генерал Овчаренко предстал таки наконец пред вершителями судеб государства. Снова ему пришлось выступать с пламенной речью, доказывая парламенту, правомочность своих действий. И снова убеждать, что страна стоит на гране катастрофы.

В этот раз генералу хотя бы не пришлось отдуваться за всех сразу. После его выступления на трибуну так же поднимались военные специалисты и разного рода ученые, и каждый из них с мелкими оговорками, но соглашался с доводами Овчаренко.

Бюрократия — это самая медленная машина в мире. Даже в чрезвычайных ситуациях, бюрократия долго раздувает пары, прежде чем тронуться с места.

«Когда-нибудь в нашей стране случится так, что государство продолжит своё существование лишь на бумагах», — в сердцах подумал Овчаренко, наблюдая с какой неторопливостью и просто хамской медлительностью, обсуждают, вынесенное им на повестку дня, предложение. — «И это скорее всего случится уже очень скоро».

Наконец спустя четыре часа, обстоятельно выслушав ответчиков, парламент пришёл к шаткому соглашению. Но прежде, перед вынесением окончательного приговора, различного рода министры засыпали генерала вопросами. Их было много и перечислять их все довольно утомительное дело. Лишь два вопроса, представляли особый интерес, в том числе и для самого Овчаренко.

— Какого рода ядерный заряд, вы намерены применить, для уничтожения Москвы? — таков был первый вопрос.

— В подробности сейчас я не буду впадать. Технические характеристики бомбы, вам лучше объяснят физики-ядерщики. Скажу лишь одно, что бомба будет обладать зарядом вещества быстрого периода радиационного распада.

— Спасибо.

И второй вопрос звучал так:

— Каким образом генерал, вы собираетесь бороться с последствиями распространения радиоактивного материала по близь лежащим областям? Какие ваши гарантия на то, что взорвав бомбу, вы не облучите миллионы ни в чём неповинных граждан?

На что генерал ответил:

— Гарантий у меня практически никаких. — По залу сразу же пронёсся вздох возмущений. — Но я могу вам подробно изложить план своих действий, — поспешил успокоить Овчаренко. — Сам план ещё не готов на бумаге, продолжаются объективные работы с Академией наук в области, распространения радиоактивных частиц в атмосфере при ядерном взрыве. Поэтому я изложу свой план пока что на пальцах.

Вы себе примерно представляете, как выглядит ядерный взрыв, — приступил он к обстоятельному повествованию. — Поэтому затрагивать этот вопрос я не буду. Перейду сразу к делу. После образования радиоактивного облака, под давлением атмосферных газов, стремящихся занять вакуум, образовавшийся после взрыва, мы дополнительно взрываем по периметру грибовидного тела, вакуумные бомбы. Таким образом мы постараемся создать вторичную область низкого давления и тем самым поспособствовать опусканию верхних слоёв атмосферы, что в итоге должно не позволить радиоактивному облаку рассеяться в стратосфере на сотни километров в округе.

Третья фаза операции заключается в распылении азотистых химических соединений по периметру московской области, дабы сконденсировать водяные атмосферные пары и тем самым вызвать дождь, чтобы уж точно быть уверенными, что радиоактивные частицы не выпадут вместе с дождём где-нибудь в Европе, Турции или на Урале к примеру. Ну а что по поводу наземного облучения, — генерал печально развёл руками, — тут уж ничего не попишешь. Учёный рассчитали должный заряд бомбы, для уничтожения города. Отголоски взрыва по математическим расчётам не должны пересечь МКАД, но на всякий случай я бы рекомендовал эвакуировать ближайшее Подмосковье.

— Всё это хорошо генерал, — послышался голос из зала. — Слышится это довольно фантастично, но я думаю выполнимо в какой-то мере. Но я сейчас о другом…

Вы вот в своём грандиозном плане упомянули вакуумную бомбу. Почему бы её не применить против… — человек в зале на миг запнулся, сверяясь с бумагой и по слогам произнёс доселе неизвестное для него слово, — мимикридов? Я кое-что слышал об этом чуде инженерной мысли, — сказал он справившись с произношением нелёгкого слова. — И как сейчас помню, если память мне не изменяет, применение вакуумной бомбы было бы более рациональным решением, чем ядерный взрыв. Ведь её принцип действия — это растекание взрывчатой смеси по округе, при этом она может затечь в любые щели, колодцы, тепломагистрали, где как раз таки и скрываются… человек снова было запнулся, но быстро нашёл выход, — «мимы» — не мудрствуя лукаво сказал он. — После чего смесь взрывают. Мне кажется это было бы лучшем решением проблемы, — предложил человек из зала, заканчивая свои рассуждения.

— Вы конечно же правы, — откликнулся Овчаренко. — В какой-то мере применение вакуумной бомбы было бы лучше. Но понимаете в чём проблема, — сказал он, восстанавливая в памяти характеристики злосчастной бомбы. — Вакуумная бомба до сих пор находится на стадии разработки и поэтому несёт в себе несколько ощутимых минусов.

Первое — вакуумная бомба пока что не может нести большой заряд, сравнимый с ядерным. И для поражения цели нам бы потребовалось бы с сотню, а то и больше снарядов.

Второе, — загибая пальцы пояснял генерал. — Да взрывчатая смесь может растекаться по земле и заполнять собою подземные сооружения и каверны. Но видите ли в чём дело-то? На данный момент у нас получится, всего лишь навсего, поверхностный взрыв, уничтожающий только верхние секции подземных коммуникаций. А нам это надо? Это как вы понимаете не выход, — отмёл он доводы оппонента. — Именно поэтому, я настаиваю на ядерном взрыве, дабы подвергнуть радиационному облучению всю территорию города Москвы и, тем самым, раз и навсегда уничтожить вирус и его носителей.

И третье, — подводя итоги сказал Овчаренко комиссии, рассматривающей его предложение. — В своём плане я намерен использовать испытательные образцы. На производство же серийных образцов у нас с вами попросту нет времени. — И на этом, разведя руки и делая выразительную мину на лице, закончил перечисление доводов в пользу своего плана.

— Хорошо. Спасибо генерал, — взял слово председатель правительства, наклоняясь к микрофону, — можете занять своё место. Итак, господа заседающие, — обратился он к парламенту, — вы выслушали мнения специалистов. Уточнили детали по ряду вопросов и я надеюсь, пришли к определённому выводу. Начинаем голосование…

Спустя минуту, на широком табло высветились результаты голосования.

— Итак… — подвёл итоги председатель правительства, глядя на электронное табло. — Триста двадцать восемь — «За» принятие плана операции выдвинутый генерал-лейтенантом Овчаренко. Сто двенадцать — «против». И сорок шесть голосов — «воздержались». — Произведя подсчёт голосов, председатель правительства мимоходом похвалил Овчаренко. — Поздравляю генерал, ваш план операции одобрен абсолютным большинством. А сейчас, — возвестил он, — слово предоставляется президенту России. В данной ситуации имеющий статус главнокомандующего всех вооружённых сил Российской Федерации.

— Спасибо, — тихо сказал президент страны. — Я буду краток. Решение принято, радоваться мне или печалиться — это неважно. Важно что решение принято абсолютным большинством. И исходя из этого я даю команду на подготовку ядерного удара. Руководителем операции я назначаю генерал-лейтенанта Овчаренко. Со своей стороны, завтра, я выступлю с обращением к народу. Речь уже подготовлена.

Затем с силой протерев лицо, президент высказал всё что у него было на душе:

— Час пробил господа… То что я так боялся, наступило, и ничего изменить уже нельзя. Отступать поздно…

И отдал первый приказ:

— Генерал, начинайте вывод войск…

Но тут выкрикивая с места, профессор Мирный находясь в кругу коллег, подняв руку, опротестовал решение президента.

— Я бы на вашем месте этого бы не делал!

В наступившей тишине, непонимающе спросил глава государства:

— Это почему ещё?

Бурно посоветовавшись с коллегами Мирный ответил:

— Понимаете. У нас есть данные, у военных они кстати тоже имеются, что мутанты используют тактику диверсионного проникновения в ряды наших войск, с целью шпионажа и распространения инфекции. И одному Богу известно, сколько сейчас «спящих мимов» находится среди наших солдат. Возможно они на это и надеются, а потому никак себя не проявляют. Но что они, эти «спящие», есть среди наших войск — стопроцентно. Поэтому вы не можете вывести войска из зоны поражения ядерной бомбы.

— Это немыслимо! — негодующе среагировал президент на слова профессора. — Вы что же предлагаете мне подписаться под сотнею тысяч человеческих жизней! Вы слышите, что вы несёте? Вы сами-то на это готовы?

— Поймите, — отчаянно обратился Мирный к парламенту и президенту в частности. — Выведя войска из столицы, вы поставите всё ваше мероприятие под удар. Оно станет бесполезной мерой. Как только войска покинут зону оккупации, «спящие» тут же постараются скрыться в неизвестном направлении и мы сразу же получим десяток мест такие как Москва. — Говоря это, профессор крутился в отчаянии на одном месте, пытаясь достучаться до людей, но встречал лишь одно непонимание. — Не хотите послушать меня, так выслушайте же других! — выкрикнул он. — Мои коллеги целиком и полностью поддерживают меня. И военные специалисты, я надеюсь того же мнения. Просто они пока молчат, по привычке.

Получив согласие заседание в парламенте продлилось ещё на полтора часа. За это время были выслушаны с десяток заключений, светил наук, и все они в итоге сводились к единому мнению: «Войска выводить ни в коем случае нельзя». После чего парламент притих, уже не зная что и сказать. Но чаша весов, по всей видимости, всё же склонилась к выдвинутому мнению профессора Мирного. Все ждали только одного, что же скажет президент.

Главнокомандующий же не заставил себя долго ждать:

— Будьте вы прокляты со своими идеями! — в сердцах воскликнул он, грубо отбрасывая микрофон. И уже вставая намереваясь покинуть здание парламента, бросил мимоходом. — Генерал на ваше усмотрение. Я лично под этим не подпишусь, — после чего удалился, оставив обескураженного Овчаренко, решать вопрос: жить или не жить людям, защищающих страну.

— Генерал решайтесь, — робко попросил профессор Мирный, не менее обескураженный поступком президента. — На кон поставлены сотни миллионов жизней…

А время тикало часами, отмеряя сутки днями. И до рубежа, за которым намечалась катастрофа, оставалось всё меньше дней.

Генерал Овчаренко, как и обещал, делал всё возможное, чтобы не выпустить мутантов за территорию города, но с каждым днём это ему удавалось всё сложнее и сложнее. Кольца зачистки, так такового уже практически больше не существовало, «мимы» разбили его на отдельные, разрозненные куски. Где люди, несмотря ни на что, продолжали мужественно стоять на своих позициях, отдавая долг Родине, пока высшее руководство, медленно раскачиваясь, принимало решения о нанесение ядерного удара. А «мимы» тем временем обходя очаги сопротивления, всё ближе и ближе подбирались к кольцу оккупации, вынашивая свои собственные коварные планы для победного завершения войны.

И всего за каких-то двое суток, генерал перенёс два криза и чудом избежал инсульта, но так и не оставил командование фронтом и не переложил часть своей ответственности за судьбы человечества на чужие руки. Он работал на убой. Спал по три часа в сутки, практически не ел и постоянно требовал, чтобы его держали в курсе всех дел творящихся на фронте, дабы до самого конца, попытаться сдержать ситуацию, за скользкий хвост, в своих слабеющих, потных, от неимоверного усилия, руках. Он изнашивал свой организм, выжимая из него последние капли жизненных сил, и уже не чаял пережить ближайшие дни, если бы не долгожданное обращение президента страны к своему народу.

— Друзья… — с такими словами обратился глава государства к народу.

«И как только к нему не обращались и товарищи и сограждане, и россияне, и дамы и господа, и даже иногда уважаемые дамы и господа. Но друзья, братья и сестры, так обращались к народу единожды, когда страна впала в пучину печали и горя, унёсшая миллионы жизней».

— Друзья, — сказал президент и друзья побросав все свои дела, разом приникли к голубому экрану. — Друзья, нашу страну постигло несчастье. Вы все уже наслышаны о происшествии в столице нашей Родины, и я уверен, что никто из вас не остался безучастен и равнодушен к этой проблеме. Но до сих пор правительство скрывало от вас всю полноту той жестокой правды, что есть на самом деле.

И сегодня я обращаюсь к вам, дорогие сограждане, с одной лишь целью, рассказать вам всю правду о Москве. — Здесь президент немного кривил душой. Всю правду, как и полагается в таких ситуациях, он конечно же не раскроет, ибо настоящая правда могла бы наделать столько шуму, что одним ядерным ударом тут уже не обойдёшься. Подумать только, новый вид человека? Разве можно такую информацию выкладывать на суд общественности. Нет, конечно же… И потому речь президента загодя была написана специалистами своего дела и имела лишь какую-то часть правды, остальное было ложью во спасение.

Как вам возможно уже известно… — продолжал президент со скорбным выражением лица, — в Москве разыгралась колоссальная эпидемия неизвестной болезни, вызванная вирусом, доселе неизвестный науке всего мира. Вначале мы предприняли шаги по локализации новой болезни, но опоздали. Чума XXI-ого века слишком быстро развивалась, распространяясь по округе. И с каждым днём болезнь уносила всё больше и больше людских жизней.

Что послужило причиной возникновения болезни и кто был первоисточником? Нам к сожалению не удалось выяснить. Но факт остаётся фактом, эпидемия грозила унести жизни миллионов. И тогда, как вы помните, мы приняли меры по эвакуации жителей столицы. Но к сожалению, — Тут президент сделал горестную паузу, как бы оправдываясь перед народом.

— К моему глубочайшему сожалению и горю, неизвестный вирус прогрессировал с невероятной скоростью. И если до начала эвакуации мы могли ещё диагностировать признаки болезни, то уже спустя неделю, случилось непоправимое. Мы чуть не выпустили чуму за пределы города, — на этом месте кто смотрел телевизор, многие ахнули, представив чтобы тогда произошло. Особенно ахнули и перекрестились, те кто жил в Подмосковье.

— И мы просто были обязаны прекратить эвакуацию жителей и гостей столицы. Поверьте — это была вынужденная мера, — попытался оправдаться с телеэкрана, глава правительства, в особенности перед самими москвичами, что потеряли своих близких и родных, во время прекращения вывоза людей за пределы города.

— Мы обязаны были удержать чуму в городе и не позволить выбраться ей за его пределы. Мы обязаны были защитить в тот момент всех людей, от эпидемии национального масштаба. Вырвись чума на свободу и могла бы произойти катастрофа, с которой любая другая проблема, показалась бы райским удовольствием… — президент на миг замолчал, чтобы перелистнуть страницу.

«Когда человек с экрана обращаясь к вам, сверяется с бумагой лежащей перед его носом, создаётся впечатление, что человек готовился к речи и возможно сам и написал речь своего обращения. Когда же человек просто тараторит глядя в камеру, то это имеет эффект того, что человек не говорит, а читает по писаному, значит он неискренен в своих суждениях».

— И когда эвакуация вынужденно была приостановлена, мы постарались создать для оставшихся людей в городе, все приемлемые условия для их жизни. Мы организовали поставку еды, одежды. Постарались не лишать жителей в их квартирах: тепла, газа, воды и канализации. Но…

— Опять же к моему глубочайшему сожалению, не все граждане согласились на наши условия. Они посчитали, что государство предало их, оставив в чумном городе, на произвол судьбы. Но поверьте это не так… Мы делали всё от нас зависящие, чтобы жители столицы ни в чём не нуждались. Но они не захотели жить под нашей опёкой. Они посчитали, раз правительство наплевало на них, то и они имеют моральное право наплевать на правительство. И большинство москвичей и гостей столицы, перекочевали ближе к центру, где и создали свои собственные очаги восстания и бандитизма. Мы не знали, что у них там происходит. Мы не могли вмешиваться в их жизнь. У нас не было ни сил не средств…

С другой же стороны, вернувшимся в город, должно было хватить еды из супермаркетов и продовольственных складов, примерно на месяц. По истечении же этого срока мы надеялись изучить болезнь и найти к ней противоядие. И нами были задействованы лучшие умы страны и всего мира. Но к сожалению мы не успели…

Я уже говорил, что болезнь прогрессировала с неимоверной для обычного вируса, скоростью. И вскоре, нам стало известно, что шестьдесят процентов оставшихся в городе — заражены. Это был настоящий удар…

— Болезнь распространялась по Москве кося людей, можно сказать, со скоростью звука, и мы ничего не могли ей противопоставить. И тогда мы вынужденно ввели войска, дабы сохранить жизнь ещё здоровым людям, ждущим от нас помощи… — на этом моменте президент решил сделать уместным небольшое отступление, дабы впоследствии подойти к главному. И полистав бумагами, он отложил в сторону сразу три листа и сказал:

— Но перед тем как я перейду к главному моменту своего повествования, я бы хотел немного ввести вас в курс дела, относительно болезни. Я возможно, вначале своей речи ввёл вас в заблуждение. И у многих, могло создаться неверное впечатление относительно болезни, названная мною — чума. Вы возможно решили, что человек заразившись ею, после какого-то срока умирает в жутких муках и потому, возникает справедливый вопрос, зачем же тогда я, дал команду ввести в город войска?

Но я вынужден вас разубедить в обратном…

— Вирус отнюдь не убивает человека, — сказал президент вдаваясь в подробности. — Смерть его становится конечно же итогом жалкого существования, но, надо сказать, после довольно продолжительного срока.

Что же всё-таки делает эта болезнь с человеком?

— Давайте разберём этот вопрос поконкретней, — предложил глава страны с голубого экрана. — В первую очередь вирус поражает головной мозг, — принялся он обстоятельно перечислять признаки. — Изменяя его психику, вирус убивает человеческое я, его личность. Человек после этого, становится безумен, как в случае с шизофрении или «болезнью Альцгеймера», к примеру, но только в более ужасной форме. Человека охватывает безумие сопряжённое с выраженной агрессией к своему собственному виду. Иными словами, заболевший, без всяких видимых причин, нападает на людей с целью их убить. В эти моменты он уподобляется животному и я бы сравнил его состояние с бешенством, когда человек полностью не отдаёт отчет своим поступкам и руководствуется не голосом разума, а низменным инстинктивным позывом.

И в такие моменты, этот человек очень опасен для общества. В связи с заболеванием, он приобретает недюжинную силу и способен голыми руками справиться сразу с тремя сильными, физически, мужчинами. Взрыв такой силы у него сопряжён с изменением физиологических процессов в его организме, заставляющий работать человеческое тело практически на пределе своих возможностей.

— Теперь вы понимаете, почему мы обязаны были ввести в город войска, — после долгого оправдания сказал президент. — Но это ещё не всё, — решил он добавить ещё масла в огонь. — Заболевший человек, со всеми своими физическими способностями, чаще всего не просто убивает здоровых людей, нет. Он довольствуясь безусловным рефлексом, охотится на людей, и после этого их инфицирует. И таким образом он не просто убивает человека, его физическое тело, а убивает его личность, его душу. — «В такие моменты, услышав подобные слова, в особенности женщины, ярко представляя себе эту жуткую картину, боязливо прикрывали рот ладонью, не в силах вынести ужасную правду».

— Введя войска, — продолжал свой монолог глава государства, — мы постарались изолировать инфицированных людей от здоровых слоёв населения города и тем самым остановить распространение эпидемии. Но… — тут он сделал паузу, чтобы следом, не моргнув и глазом, выдать на гору откровенную ложь, — случилось то, что мы никак не могли ожидать. Вирус мутировал и стал передаваться воздушно-капельным путём. Иными словами, болезнь стала передаваться по воздуху. После чего, эпидемия приобрела поистине масштабный характер, — растягивая последние слова в предложении, сказал президент. — Число заболевших перевалило за миллион. А с недавних пор, уже среди солдат, призванных защищать мирных граждан от эпидемии, замечены вспышки инфекции. И мы ничего не можем противопоставить страшной болезни…

Всю эту ложь, он вываливал на народ неспроста. Отнюдь. Это был чистый расчёт. Спланированный расчёт, способствующий перетягиванию народного мнения, на свою сторону. Ну подумайте сами? Как бы, он, скажи он всё как есть на духу, после этого выкручивался. Сначала он утверждает, что инфицированные, безумные и дикие, твари. А после вдруг скажет, что они вовсе не такие уж и безумные, как он сам же до этого утверждал. А даже наоборот, вовсе не безумные, а умные, коварные и организованные, может даже и люди, в каком-то роде, которые с лихвой дают сейчас прикурить регулярным войскам. Как бы среагировало тогда общество на известие, что у них под боком, объявились те, кто провозгласил себя Богом избранные, в стремлении завоевать мир, населив его себе подобными. Как? Возможно точно так же, как и он сам и люди сидящие в правительстве, но намного позже. Намного! А этого он никак не мог допустить. Не мог себе позволить допустить катастрофы. Потому и пошёл на откровенную ложь, чтобы спасти свой народ. И его ложь в конечном итоге, не была ложью, в прямом смысле этого слова — это была, ложь во спасение…

— И что самое неприятное, — продолжал президент ещё не догадываясь о мыслях народа, — инфицированные с жёстким упорством пытаются покинуть черту города и разнести эпидемию по округе. Я не знаю с чем это связано, но поверьте — это правда! — сказал он с телеэкрана. И чтобы люди прониклись к его словам, предложил. — Представьте себе на минуту, какие тогда катастрофические масштабы приобретёт эпидемия жуткой болезни. Не имея сил и средств на борьбу с болезнью, в первый же месяц заразятся и умрут миллион человек. Они же в свою очередь, перед тем как умереть, заразят ещё два миллиона и вы и глазом не успеете моргнуть, как большая часть России и я подозреваю, не только она одна, вымрет поражённая страшным недугом. Вы только представьте, какая это будет катастрофа, для всего человечества… — «О том что мировое сообщество не намерено сидеть сложа руки и ждать когда болезнь придёт и к ним, глава страны конечно же умолчал. Зачем же ещё пугать народ, ядерной атакой извне, когда он и так напуган».

— Представили? — спросил с телеэкрана президент и в неимении возможности получить ответ, перешёл к самому главному. — Тогда вы поймёте, почему мы решились на отчаянный шаг. Да он отчаянный, потому что мы не видим иного выхода, но поверьте я всё бы отдал, чтобы не прибегать к тем мерам, о которых я сейчас вам поведаю. Но к сожалению чудес не бывает. — Говоря это, глава государства, не то чтобы оправдывался, а как бы показывал, что всё от него и не только от него зависящее уже давно сделано, и последний шаг, о котором он упоминает, не просто так взят с бухты-барахты, дабы решить проблему по-быстрому и без лишних затрат и волнений, а наоборот — это долгое и вымученное решение, принятое после планомерного взвешивания всех фактов, говоривших как за, так и против.

— Чтобы прекратить распространение эпидемии, мы приняли решении о нанесении тактического ядерного удара, — просветил наконец президент свой народ, приведя его в лёгкий ступор. — Но не надо пугаться, друзья! — поспешил он их успокоить. — Мы всё сделаем от нас зависящие, чтобы не допустить радиоактивного заражения, соседствующей с Москвой территории. Я обещаю вам, мы не допустим повторения «Чернобыльской» трагедии. Это я вам клятвенно обещаю! — страстно заверил он свой народ.

— И не надо бояться ядерного взрыва друзья. Я вам обещаю, что ни одна живая, здоровая душа при этом не пострадает, — на этих словах президент чуть не поперхнулся, вспомнив о вынужденно приговорённых к смерти солдатах. Но быстро собрался и продолжил вводить людей в курс дела.

— Что же касается самого города Москвы? — проговорил он и замолчал на пару секунд. С этих слов наступал час его истины. Час за который он должен был произвести фурор среди людей. Выдать свою пропаганду таким образом, чтобы народ с глазами полными любви, без лишних слов пошёл за ним, хоть в рай, хоть в ад — без разницы. Главное чтобы народ всецело поддержал своего президента и сам же согласился, сам же кричал и требовал уничтожить Москву, дабы не допустить эпидемии. Но для этого нужно было очень постараться.

Отныне наступал звёздный час для президента страны — час истины…

Но на самом деле это должен был быть всего лишь краткий момент, в течение которого, глава государства мог воспламенить народ России в справедливом гневе на злодейку судьбу или же наоборот позволить спустить на себя всех собак обвинения…

— Что же касается самой Москвы, — сказал он. — Прискорбно, но нам придётся ей пожертвовать. Москва будет полностью уничтожена. И это неоценимая потеря… Наши предки защищали Москву ценой своих жизней. Грудью стояли за столицу нашей родины, проливая кровь. И мы в какой-то степени предаём их. Но я уверен, они бы одобрили наш шаг, если бы знали, что от него зависит благополучие всей страны! Зависят жизни миллионов граждан.

Да мы навсегда утеряем культурно-исторический слой, и это тоже будет неоценимая потеря. Да, будут уничтожены памятники архитектуры, духовные центры и все культурные ценности, которыми мы так дорожим. Но я вам обещаю! — переходя с тихого тембра на крик декламировал президент. — Я обещаю, что когда спадёт радиоактивный фон, мы очистим Москву от обломков. И на месте старого города, мы выстроим новую Москву! Я клянусь, что по истечению двадцати лет, на месте старой Москвы возвысится новая, ультра современная Москва! С небоскрёбами тянущимися к небесам! С широкими дорогами и чистыми парковыми зонами! С ультра современной инфраструктурой и чистой экологией! И новая Москва ничем не будет хуже старой. Невосполнимую и неоценимую утрату в лице исторической архитектуры, мы заменим, применив современнейшие технологии, новыми и старыми, восстановленными памятниками, настоящими произведениями искусств.

И если мы не можем отказаться от рокового шага, избранного для спасения наших жизней. То давайте, друзья поклянёмся! Поклянёмся в том, что мы, все вместе, выстроим новый город, новую Москву!

— И НАМ БУДЕТ ЗАВИДОВАТЬ, ВЕСЬ МИР!!!

Закончив громогласными словами, свой короткий спич, президент с облегчением увидел, результаты открытого всенародного СМС голосования.

Ему удалось — народ поддержал своего президента.

— Спасибо друзья, — искренне поблагодарил он. — И ничего не бойтесь. Вместе мы победим любые невзгоды! Спасибо…

На следующий день, после всероссийского обращения к народу, господин президент, уже снова в роли верховного главнокомандующего, прибыл в расположение части противовоздушной обороны, расположенной в Подмосковье (Где? Секрет).

Проводив главнокомандующего в подземный бункер, военные усадили его перед огромным настенным экраном, в данный момент выключенный.

— Садитесь сюда, товарищ главнокомандующий, — пододвигая мягкий стул, предложил генерал-майор в форме ВВС. — Здесь вам всё будет хорошо видно и вы будете полностью в курсе происходящего. Операция запланирована на два часа дня. Начало через тридцать минут, — сообщил он, присаживаясь рядышком. — А пока операция не началась, с вашего позволения, я введу вас в курс нашего плана.

И получив благосклонный кивок, генерал-майор приступил к последовательному объяснению, придерживаясь при этом общечеловеческих слов:

— Как вы уже должно быть знаете, мы отказались от использования баллистической ракеты. Не хотели беспокоить мировую общественность. Вдруг они недвусмысленно бы расценили наш поступок. Хи-хи… — и с трудом подавив нервный смешок, продолжил. — Поэтому мы приняли решение применить умную бомбу. Мы сбросим её с самолёта, а она уже сама, сама, при помощи инерционных движителей, двинется по заданному нами курсу. А вот для этой цели мы применяем три источника целеуказания. — Объясняя генерал-майор указал на один из экранов отображающий радарную сетку. — Первый — импульсно активный, наземный передатчик. Его мы разместили с вертолёта, прямо в районе Кремля. Знаете там рядом с Красной площадью есть звезда с точкой нулевого километра, от которого отмеряется радиус удаления от Столицы Туда ещё туристы бросают монетки, с целью загадать желание. Вот и мы вскорости сможем загадывать свои желания, — неуместно пошутил он, пряча глаза. Это нервное, понятно…

— Второй источник наведения на цель, находится в самой бомбе. Это её электронная начинка, так называемый бортовой компьютер напрямую связанный с нашей системой «ГЛОНАС», — генерал-майор указал на другой экран с изображением европейской части России, перечерченной градусной сеткой. — В общем-то её и одной бы хватило, для наведения бомбы на цель. Но лучше перестраховаться. Всё-таки ядерный взрыв внутри густонаселённой территории. Сами понимаете, осечек не должно быть никаких.

— Ну и третий источник, — генерал снова показал на радар, с медленно перемещающейся точкой на экране, — самолёт-разведчик. При помощи него, мы всё с вами можем увидеть и плюс, его вторая обязанность в корректировке спутниковой системы «ГЛОНАС», лазерным лучом наведения.

Посмотрев на часы и на людей сидящих вокруг в немом ожидании, тестируя приборы, генерал-майор продолжил вводить молчащего президента в курс дела предстоящей операции:

— Через двадцать минут с аэродрома «Куркино» поднимется основной тактический бомбардировщик и ляжет на заданный курс. После того, как он достигнет цели, в воздух поднимутся ещё дополнительно четыре бомбардировщика и присоединятся к первому на предельных, для своего потолка, высотах. Кхм… Дальше всё пойдёт по изложенному вам, на бумаге, плану, — прокашлявшись сказал генерал-майор. — А после взрывов, как только успокоятся атмосферные воздушные потоки, в небо поднимутся истребители, распыляя аэрозоль, — добавил он и…

И нерешительно замолчал не зная что ещё добавить. И так уже много лишнего попусту наболтал. Тем более, что президент и сам отлично пребывал в курсе предстоящей операции, читал план ещё на днях и перечитывал и чуть ли не выучил на зубок, и в более детальном варианте. И чтобы не поддерживать молчанку, генерал-майор оставил президента в гордом одиночестве, удалившись по прямым обязанностям.

Потекли тягостные минуты ожидания. Механические часы над электронным табло, тщательно отсчитывали секунду за секундой, сужая временную петлю до финальной точки отсчёта. Президент когда вошёл, ещё подивился на эти часы, лицезря вокруг новейшие достижения электронно-вычислительной техники. Но потом скумекал, что так нужно на случай настоящей ядерной войны. Электронные ещё собьются во время электромагнитного импульса, а механические… Что им сделается? Идут себе и идут и никому не мешают.

Глава государства сидел и молча наблюдал за секундной стрелкой ожидая развязки, которой в глубине души боялся, но в то же время хотел, чтобы она побыстрее настала и можно было бы наконец оставить позади всю свою неуверенность и глубоко запрятанный страх, пропитанный одним вопросом: Что же это, он всё-таки делает? По своей собственной стране, да ядерной бомбой…

«Люди остановитесь, что же вы все делаете?», — порой хотелось ему закричать, и в такие моменты он прижимал руки к груди и так и сидел, тихо раскачиваясь из стороны в сторону, уперев взгляд в никуда и сжав губы в одну сплошную линию. Но люди его не слышали, а продолжали планомерно выполнять свою работу, стараясь не отдаваться чувствам.

Наконец, после мучительного ожидания, светящаяся точка на радаре достигла центра и пошёл радиосигнал:

— «Центр», это «Глаз», как слышите?

Пошёл ответный сигнал:

— «Глаз», это «Центр», слышим вас хорошо, как поняли?

— Вас понял «Центр»… Докладываю, вышел на заданную траекторию. Даю картинку.

И большое настенное табло мигнув, ожило, демонстрируя медленно плывущий пейзаж мегаполиса.

— Это «Центр». Даю подтверждение — есть нормальная картинка.

Хоть военные и прозвали, то что высветилось на экране — картинкой. Ничего в этой картинке миленького не было. Походило это на то, как будто заглядываешь в остывшее жерло наземного вулкана, лежащего, чёрной медузой, посреди целого или скорее, наполовину уцелевшего, города.

И спокойно смотреть на эту жуткую, колоссальную кляксу на теле столицы, было просто невозможно. Она притягивала взор, как притягивает бездна с хаотично глумящимся мраком внутри себя самой. Её чёрный зев простираясь на километры, демонстрировал останки величия былого, вздымающиеся костями к небесам, застыв в немом укоре. Она, как раковая опухоль, вокруг себя простёрла метастазы и вгрызлась в истерзанное тело, города-гиганта, называемой Москвой.

Она была итогом разрушения, учинённого людьми в порыве гнева от бессилья.

— По недавнему приказу правительства, это транслируют сейчас по всем федеральным каналам страны, — снова подходя к президенту, тихо пробормотал генерал-майор и замер вытянувшись по струнке, ошеломлённый сменным кадром на экране.

Изображение на экране резко скакнуло приближаясь к земле и военные, с тихим трепетом в душе, разглядели посередине хаотичной черноты — Кремль!

Нетронутый былой бомбёжкой, лишь местами кое-где обрушилась окаймляющая его стена, гордый и бесконечно одинокий, он возвышался над разрухой и опустением. Как птица феникс встающая из пепла, стоял он по колено в чёрно-серой саже, блестя на солнце златоглавыми куполами, олицетворяя собою — надежду и гордую печаль потерь.

И глядя на него, ещё казалось, что не всё ещё потеряно, что можно всё ещё вернуть, спасти и выжить, до конца дойдя. Но это были всего лишь заблуждения…

И сегодня Кремлю предстояло в последний раз, послужить источником сосредоточения столкновений, но не интересов и умов людских, а судьбоносных линий множества сердец, как людей, так и нелюдей.

И поставив окончательный крест на существовании Москвы, Кремль — как олицетворение души России, и сам превратится в дым, покинув этот мир навечно, но не навсегда. Его восстановят после, но он уже не будет он, таким каким его все знали…

Заворожённые зрелищем оазиса, посреди смертной тоски разрушения, военные чуть не пропустили второй радиосигнал:

— «Центр», это «Ястреб», полёт проходит нормально. Подхожу к заданному квадрату, как поняли? — вышел на связь тактический бомбардировщик, нёсший в своём чреве самое смертоносное оружие, из всех когда-либо выдуманных людьми.

— Вас понял «Ястреб». Продолжайте сближение с целью. Мы вас ведём.

— Вас понял «Центр». Ложусь на заданную траекторию. Конец связи.

— Всё, через десять минут, пойдет команда на сброс, — глядя на часы, то ли с облегчением, то ли со скорбью, сказал генерал-майор, особо ни к кому не обращаясь, а так для проформы.

Целью — Кремль был выбран, по двум причинам. Первая не особо значимая, заключалась в неком, его абстрактном символизме — центральной точки, всей площади города Москвы. А вот вторая более значимая причина, заключалась в том, что Кремль одно из самых изрытых сооружений столицы. Многоуровневые туннели, сетью пронзали его подземную часть, и военные аналитики подозревали, что именно там свило своё гнездо правительство «мимов». Хотя и не были до конца уверены в этом. Но чем чёрт не шутит, а вдруг?

На худой конец, под Кремлём могли тогда находиться основные силы противника. А что? Места много. Относительно сухо, есть запасы воды и пищи. Говорят даже, есть генераторное освещение. Туннели метро, опять же, позволяющие выскочить на поверхность в любой точке города, не очень отдалённой от центра. Жить можно, если учесть, что все эти коммуникации, по слухам напоминающие подземный город, строились в расчёте на ядерную войну.

По истечении десятиминутного срока на связь снова вышел бомбардировщик:

— Я — «Ястреб». До цели осталось пять минут, — доложил командир самолёта. — Прошу подтверждения, продолжать полёт, — запросил он одно из двух, специально обусловленых, подтверждений, дабы, если что, не сворачивать полёт в авральном режиме.

— Это «Центр». Даю разрешение. Продолжайте сближение с целью, — отдал приказ генерал-майор, сверяя маршрут бомбардировщика с показаниями радара.

— Вас понял «Центр». Продолжаю полёт.

Когда стрелки часов отсчитали четыре минуты, движущаяся точка на радаре практически слилась с целью и бомбардировщик, следуя строго плану, повторно вышел на связь:

— Это — «Ястреб». Подхожу к цели. Минутная готовность. Прошу второго подтверждения, на поражение цели, — запросил лётчик, готовый в любой момент, вывести тяжелый самолёт из боевого режима.

Генерал-майор выслушав запрос, подошёл к президенту и сняв с блока управления, черную телефонную трубку, протянул со словами:

— Товарищ главнокомандующий, ваше слово, — сказал он отдавая трубку телефона. — У вас сорок секунд, пока самолёт не уйдет с заданного курса.

Взяв эбонитовую трубку, доисторического телефонного аппарата, президент заколебался. Правильно ли он, всё делает? Прямо сейчас он решал судьбы миллионов, но и так же подписывал смертный приговор сотне тысячам солдат. Всего лишь одна фраза, и он превратится…

«В кого? В кого я превращусь? В Палача или Спасителя? — металось в его голове. — Имею ли я на это право, кардинально решать судьбы людей?»

— Товарищ главнокомандующий — время, — поторопил его генерал-майор, утирая пот со лба.

«Господи прости…», — взмолился президент и приложив трубку к уху, поставил точку:

— На связи верховный главнокомандующий. Даю подтверждение на поражение цели, — проговорил он хриплым голосом, и бессильно, ведя рукой по лицу, опустил трубку.

— Вас понял товарищ главнокомандующий. Тридцатисекундная готовность…

Всё, дальше время полетело, как сумасшедшее, не давая не единого шанса, на изменение операции.

— Это «Ястреб». Я над целью, — пошёл последний рапорт. — Груз в порядке. Начинаю трёх секундный отсчёт: 3… 2… 1. Груз вышел… Ухожу из зоны поражения. Конец связи.

— Вас понял «Ястреб». Удачного возвращения, — пожелали командиру бомбардировщика, уходящего на предельную, для себя высоту.

И следом, перенимая эстафету, на связь вышел самолёт-разведчик:

— «Центр», это «Глаз». Вижу груз, идет нормально. Запускаю корректирующий луч.

На центральном экране, видоискатели самолёта-разведчика, отыскав ядерную бомбу, продемонстрировали её во всей своей красе. Бомба постоянно набирая скорость угрожающе неслась к земле, корректируя свой полёт инерционными движителями. Было видно, как они попеременно вспыхивают по бортам ракеты, не давая бомбе возможности сорваться в крутое пике, хаотично закрутившись в воздухе. Парашют решили не использовать, боясь смещения вектора полёта. Взорвать же её должны были дистанционно, на высоте полкилометра, от земной поверхности.

Полёт бомбы был не долог и потому самолёт-разведчик почти сразу же снова вышел на связь:

— «Центр», это «глаз». Подтверждаю: груз точно над целью. Начинаю десятисекундный отсчёт:

— 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4… три, два, один. КОНТАКТ! — последовала команда.

И внизу разверзся Ад…

Ярчайшая вспышка сотен звёзд, приглушённая фильтрами видоискателя, самолёта-разведчика, пронзила пространство, пожирая тени. Температура подскочив в миллионы раз, в доли секунд испарив всё в округе, расширилась и раскалённой сферой понеслась со скоростью света, пожирать пространство, ввергая Москву в бездну пламени, воспламенив бесчисленные пожары. А из самой земли, в том самом месте, куда упала бомба, ворочаясь и бурля, медленно ускоряясь, поднимался исполин.

И гоня перед собою быстрее звука, ударную волну сжатого воздуха, сметающую любые творения людей, как картонные поделки, исполин, всосав раскалённые газы и микроскопические частицы неорганики, решил взлететь, отмечая свой путь полёта, стартовым километровым в ширину, дымным следом, ознаменовав рождение ядерного гриба или «перста Дьявола» грозящий небесам.

Всего секунды, а как долго нужно всё описывать…

Переждав электромагнитного удара, агонии ядерного взрыва, к «персту дьявола» коршунами устремились четыре бомбардировщика и сбросив смертоносный груз, сразу же бросились врассыпную.

Последовав один за другим, прозвучали взрывы. Сначала один, и исполин поперхнулся, оплавленным краем. Затем второй, третий и четвертый. И исполин получив ощутимый удар сверху, по своей титанической башке, грузно стал, постепенно оплавляясь, оседать. Ножка ядерного гриба надломилась и шапка гонимая массой холодного воздуха, медленно остывая, поплелась обратно вниз. Где и, по истечению какого-то времени, обиженно рассеялась, окутав город непроницаемой радиоактивной пеленой.

И к облегчению военных «перст Дьявола» так и не добрался до небес…

В заключение же, когда небеса успокоились и ураганные течения атмосферного воздуха перестали танцевать в буйном хороводе, в небо поднялось шесть звеньев истребителей, распыляя аэрозоль и абсорбенты.

А уже ближе к ночи, над Москвой, разразился шторм, коего люди ещё не знали: с нескончаемыми потоками воды, ураганным ветром и многокилометровыми молниями, ежесекундно терзающие небеса…

Так окончил своё существование город-столица и никто из людей, наблюдавший за гибелью Москвы, не остался безучастно-равнодушным к его судьбе. Хоть многие из жителей России и недолюбливали Москву, завидовали ей или откровенно ненавидели, за её высокомерие и надменность, и за то что фактически посмела объявить себя городом-государством в государстве, практически отъединившись от остальной России, они откровенно плакали, а то и просто рыдали, сквозь слёзы наблюдая за гибелью.

Сегодня, они теряли не город, который, любили или не любили, или попросту ненавидели. Нет. Они теряли в эти секунды, нечто большее, нечто безгранично большее, чем просто столицу своей страны.

Они теряли — символ!..

Символ, олицетворяющий в себе этакий камень преткновения всей духовной (хотя духовности в Москве, осталось пшик), культурной и политической жизни, огромнейшей страны. Ведь именно с Москвы, начиналась история Российского государства и для народа, защищавшего её своей кровью из века в век, этот символ впоследствии перерос в нечто божественное, одухотворённое и великое. И в их умах поселилась некая уверенность в том, что потеряв Москву потеряешь и Русь Великую. Потому всегда и дрались за неё, не щадя своего живота и детям своим нарекали хранить Москву, как зеницу ока и уберегать от любого захвата супостатов иноземных.

Не посрамим Москву, не посрамим и Русь Великую! — гласил их лозунг.

Но так уж вышло и страна таки потеряла символ свой. Его пришлось убить самим, дабы сохранить саму страну. И как этот удар судьбы можно было расценить со стороны, неизвестно. То ли за грехи народа, пала Москва, а то ли это был очередной крест невзгод, взваливаемый на Русь из поколения в поколение. Но жизнь продолжалась, и значит нужно жить несмотря ни на что, ибо дана нам она от Бога…