Мод Сильвер. Книги 1-33

Анонс

Подобный сюжет — воздействие на маленькое деревенское сообщество анонимных писем — сравнительно редко прорабатывался в детективном жанре, и не в последнюю очередь потому, что для выразительности следовало бы процитировать хотя бы некоторые из них, а это не считалось приличным, Действительно, например в романе «Отравленное перо» (см, том 10 наст, собр. соч.) мы находим только три первых слова одного из писем; в «Ядовитых письмах» приводится довольно большой отрывок, но сразу становится видно, насколько он не похож на типичные анонимные письма не совсем нормального человека.

Мисс Силвер осталось связать еще четыре предмета одежды прежде, чем она откланяется в 1961 году, но уже в этих романах чувствуется начало конца. Они многословны, изобилуют повторениями одного и того же разными персонажами, герои становятся все более и более типичными и идеализированными. (Так, совсем нетрудно угадать причину отсутствия Джейсона Лея, поскольку он вполне мог бы быть списан с Энтони Брауна из «Дня поминовения», написанного Кристи десять лет назад, или с еще полдюжины таких же персонажей.) Завязки все еще привычны и завлекательны, но в разговорах то и дело повторяются порицания в адрес анонимок, словно каждый персонаж непременно должен сам произнести слово «грязный». Зато в этом романе, судя по всему, больше, чем где бы то ни было, аргументов в пользу того, что надо делиться информацией с соседями, включая замечательную по своей прозрачности реплику «тут и говорить-то не о чем, но если я промолчу, вы будете гадать, мучиться»… Мучиться, конечно, никто никому не даст.

К сожалению, тяготение сериала с мисс Силвер к счастливому концу приобретает черты навязчивости. Если в «Отравленном пере» анонимные письма действительно создали удушливую атмосферу зла, то в «Ядовитых письмах» все сводится главным образом к скандальной ситуации приключившейся очень кстати для того, чтобы герой-влюбленные смогли выйти из очень неловкого положения, из которого при иных обстоятельствах они вряд ли сумели бы выкрутиться без потерь!

Построение логической цепочки, ведущей к убийце, тоже заменяется извлечением информации, подозрительно напоминающей деревенские сплетни. Очень уместно звучит фраза, что «мисс Силвер не вполне довольна их сегодняшним уроком и немного разочарована». Действительно, в последнее время ей все реже доводится проводить аналитическую работу и все чаще приходится просто служить накопительницей обрывочных сведений, да еще и неполных. Каково узнать читателю, что мистер Бартон не пожелал в приватной беседе со старым другом упомянуть, на кого шипит его кот! Более того, читателю не дозволено самому обратить внимание на то, что убийца сам выдает себя этим откровением, ему указывается, что мисс Силвер мгновенно оприходовала недостающий факт.

Ну и конечно мистер Джейсон Лей с его непомерно развитой интуицией появляется в нужном месте и в нужное время, чтобы продемонстрировать свой героизм и поучаствовать в спасении кота Авимелеха. Сей юмористический эпизод призван скрасить некоторое разочарование, долженствующее появиться у читателя.

Тем не менее, несмотря на указанные недостатки, роман «Ядовитые письма» сохраняет несколько старомодное обаяние английского детектива, который если и не поднимал серьезных психологических проблем, то, по крайней мере, не оставлял после себя ощущения жизни в дезорганизованном обществе, где человек человеку — убийца. И пусть и дальше растет общество друзей мисс Силвер.

Вышел в Англии в 1955 году.

Перевод Л.Клименко выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.

А. Астапенков

Глава 1

Мисс Силвер с улыбкой протянула молодому человеку чашку чаю. Лицо ее так и лучилось заботой и добротой: ну просто любящая тетушка, которую воскресным днем навестил обожаемый племянник. Следует отметить, что, хотя действительно было воскресенье, детектив Скотленд-Ярда Фрэнк Эбботт родственником почтенной дамы не являлся.

Впрочем, это не мешало ему безмятежно наслаждаться покоем в просторном мягком кресле с резными закругленными подлокотниками орехового дерева; кресло, самое большое в гостиной, было необычайно удобным, хотя и не казалось таковым из-за своей громоздкости.

Высокого молодого человека в прекрасно сшитом строгом костюме можно было бы принять за морского офицера, дипломата, адвоката, но только не за того, кем он был на самом деле. Довольно бледное, с не правильными чертами лицо детектива казалось умиротворенным, а обычно холодное выражение серых глаз заметно смягчалось, когда взгляд его падал на хозяйку дома. К этой даме он испытывал глубочайшее почтение, и, кроме того, по его собственному признанию, она восхищала его своими разносторонними талантами: мисс Силвер могла развеять грустные мысли собеседника, дать ему дельный совет, а иногда и заставить поломать голову над каким-нибудь непростым вопросом.

К тому же при каждом визите в ее дом изысканное чувство юмора хозяйки неизменно подкреплялось не менее изысканным угощением.

Ласково улыбаясь, мисс Силвер поинтересовалась, хорошо ли юноша провел свой отпуск.

— Ты ведь побывал в Ледшире, не так ли? — спросила она. — Твои открытки напомнили мне о давно минувших временах. Помнишь рыночную площадь в Ледлингтоне?

Фрэнк рассмеялся.

— Конечно! Разве такое можно забыть? Превосходный вид на брюки сэра Альберта.

Памятник сэру Альберту Даунишу, возвышающийся над небольшой площадью, слывет, как известно, одним из самых бесспорных скульптурных кошмаров Англии, но мисс Силвер решительно пресекла всяческое вольнодумство, заметив, что универсамы Дауниша стали национальным достоянием страны, а щедрость вышеупомянутого сэра принесла немало пользы Ледлингтону, да и всему графству.

Дав достойную отповедь легкомыслию, хозяйка вернулась к занимавшей ее теме.

— А что слышно о Марчах? — поинтересовалась она.

— Я был приглашен к ним на коктейль вместе с родственниками, у которых останавливался. Мне выпала честь лицезреть самого начальника полиции, его очаровательную жену Рету, их сына и наследника, а также малышку дочь.

Ее передавали по кругу вместе с напитками… Чудесный младенец. Она ткнула меня кулачком в глаз и отчетливо сказала «гу!».

Мисс Силвер просто расцвела.

— Марчи обожают дочку! Это еще раз доказывает, что два ребенка в семье лучше, чем один. Значит, ты все время жил у своих родственников?

Молодой человек потянулся за очередной необычайно вкусной воздушной булочкой, щедро сдобренной маслом и медом. Булочки пекла Эмма, домоправительница мисс Силвер.

— Именно так, но, заметьте, у разных. Всегда забываю, сколько детей было у прадеда, но, полагаю, у меня не меньше родственников, чем у любого англичанина, плюс шотландские и ирландские фамильные ветви, плюс несколько любителей приключений, которых занесло в самые отдаленные уголки Британской империи и, уж конечно, в Штаты. Поскольку все они бесконечно дружелюбны и гостеприимны, мне не надо оплачивать гостиничные счета, так что отдых обходится практически даром. На этот раз я останавливался по очереди в трех домах. Последняя, кого я навестил, была Джойс Родни. Если как следует разобраться, она мне не родня, но мы дружим.

Юноша поставил на стол пустую чашку, и мисс Силвер немедленно налила ему чая.

— Всего-навсего? — невинно спросила дама, но тон ее был настолько выразителен, что молодой человек расхохотался.

— Не понимаю, как вам удается быть такой проницательной! Кстати, мне бы хотелось с вами кое-что обсудить.

Это касается Джойс.

— Если ты считаешь, что она не возражала бы… — с сомнением начала мисс Силвер, но Фрэнк, взяв с подноса сандвич, решительно отмел ее колебания:

— Никоим образом, кузина будет только рада. Она очень нервничает, потому что впервые столкнулась с довольно неприятным явлением…

Хозяйка дома откинулась на спинку небольшого (по сравнению с тем, в котором сидел Фрэнк) кресла из орехового гарнитура и приготовилась слушать. В этот момент детектив вдруг подумал о том, какие фантастические истории излагались в этой тихой, уютной гостиной. Старомодная мебель, на стенах типичные викторианские картинки — что-то вроде аллегорического изображения «Надежды», «Пробуждения души»… Все погружало в атмосферу давно минувших неторопливых времен, когда границы далеких государств не приближались так стремительно самолетами, страны жили обособленно; может быть, поэтому уберечься от пожара мировой войны было тогда проще, и политикам не приходилось, не давая себе ни минуты роздыху, лихорадочно бороться за разоружение, мирное сосуществование и тому подобное.

Узоры ковров и штор почти точно повторяли тона и рисунок на мебельной обивке, причем преобладали жизнерадостные темно-синие оттенки разводов павлиньего хвоста, пестрящие венками и гирляндами розовых и желтых цветов.

Письменный стол и многочисленные фотографии, стоявшие на книжном шкафу, на камине и разнообразных столиках, напоминали о профессиональных занятиях хозяйки, обеспечивающих этот скромный уют. Некогда мисс Силвер занималась, как она говорила, педагогической деятельностью, а если выразиться точнее, была просто гувернанткой, обреченной всю жизни работать в чужих домах, чтобы скопить на старость весьма скудные сбережения. Но в один прекрасный момент в ней обнаружился блестящий аналитический талант, позволивший ей успешно вести самые сложные частные расследования. Дама приобрела известность в достаточно широких кругах, и доход ее настолько увеличился, что она могла позволить себе хорошую квартиру, определенный уровень комфорта и даже наняла преданную домоправительницу — Эмму Медоуз.

Фотографии в серебряных, бархатных и прочего материала рамках свидетельствовали, что у почтенной хозяйки множество друзей. Немало подавленных, испуганных людей сидели в том самом кресле, где сейчас так хорошо чувствовал себя Фрэнк, и, заикаясь от волнения, рассказывали о необъяснимых, невероятных событиях, жертвами которых стали они или их близкие. Но, благодаря усилиям мисс Силвер, тайное в конце концов становилось явным, добродетель торжествовала, а зло было наказано — что полностью соответствовало духу и букве назидательных сочинений викторианской эпохи. Примерно такие мысли промелькнули у Фрэнка, когда он приступил к своему рассказу.

— Джойс потеряла мужа на Ближнем Востоке, он работал там в какой-то крупной нефтяной компании. После его смерти она оказалась в тяжелом положении: без средств, без близких родственников, с болезненным ребенком на руках, и поэтому с радостью согласилась на любезное предложение пожилой кузины своего покойного мужа пожить в ее доме в Тиллинг-Грине.

— Вот как? — вставила мисс Силвер.

— Во всяком случае, кузина написала ей очень доброе письмо, и Джойс решила, что это предложение — просто подарок судьбы. Она не могла работать, потому что вынуждена была ухаживать за маленьким ребенком, а мисс Вейн предложила не только жилье, но еще и небольшую плату за работу по дому. У меня сложилось впечатление, что Джойс крутится там целыми днями как белка в колесе — готовит, наводит порядок, кормит кур и прочее, но она не жалуется, поскольку такая жизнь позволяет ей оставаться рядом с малышом.

Мисс Силвер отставила чашку и придвинула к себе пеструю сумку для рукоделия. Она осторожно достала оттуда четыре вязальные спицы, с которых примерно на дюйм свисало нечто приятного голубого цвета, должное вскоре превратиться в детский джемпер. Маленькой Джозефине, дочери ее племянницы Этель Бэркетт, через месяц исполнялось семь лет, и начатое изделие было частью костюмчика, который предполагалось подарить девочке на день рождения. Пожилая дама любила слушать и одновременно вязать, спицы в ловких пальцах двигались быстро и ритмично.

— Так что же там случилось? — поощрила она рассказчика.

— Она стала получать анонимные письма.

— Что ты говоришь, Фрэнк!

— Это и само по себе неприятно, но вы-то понимаете как никто другой, что за анонимками может крыться что-то еще более отвратительное, чем желание досадить людям.

— И что же там, в этих письмах?

Фрэнк сделал неопределенный жест рукой.

— Джойс их порвала… Вполне естественное желание избавиться от мерзости.

— Полагаю, она хотя бы приблизительно передала тебе их содержание.

— Одно касалось покойного мужа. Он умер внезапно, как считают, от сердечного приступа, а в письме намекалось, что смерть была насильственной. Во втором Джойс обвинялась в том, что она явилась в Тиллинг-Грин «ловить очередного мужа».

— Боже мой! — позволила себе возмутиться мисс Силвер, вслед за чем последовал вопрос:

— А она рассказала о них мисс Вейн?

— Нет, никто кроме меня о них не знает. Вы сами понимаете, что пересказывать анонимки чрезвычайно неприятно. Мисс Вейн — чопорная и тихая особа, которая пугается собственной тени. Ее старшая сестра, умершая несколько месяцев назад, была главой семьи. Мне кажется, именно она и пригласила Джойс приехать к ним. В деревне, вспоминая покойницу, говорят «мисс Вейн», а младшую сестрицу, ее зовут Айрин, иначе как мисс Рени не называют, и, думаю, это навсегда, Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— Есть ли у кого-нибудь в деревне основания не любить миссис Родни или не желать ее присутствия в Тиллинге?

— Не могу вообразить себе причин ни для того, ни для другого. Джойс просто милая девушка — не красавица, но очень приятная, умненькая, без занудства. Ничем особенным она не выделяется; просто не представляю, чем может быть вызвано враждебное отношение к ней, ведь обычно молодых вдов жалеют. Джойс не демонстрирует свою скорбь, но она действительно очень любила мужа, а теперь полностью посвятила себя маленькому сыну. Мисс Вейн живет в деревне давно и знакома со всей округой, поэтому история ее родственницы всем известна. Джойс говорит, что все были очень добры к ней.

Мисс Силвер подняла глаза на гостя:

— Значит, ты говоришь, что мисс Вейн не знает об анонимных письмах?

— Именно так. Это очень робкое создание… Она придет в ужас и страшно расстроится.

— А у самой миссис Родни есть какие-нибудь подозрения?

— Ни малейших.

— А у тебя?

Фрэнк всем своим видом выразил недоумение.

— Я находился там всего-навсего четыре дня. Побывал на благотворительной распродаже и на воскресной службе в церкви, после которой меня представили нескольким друзьям и соседям, с которыми я не успел познакомиться во время распродажи. Потом нас пригласили на чай в местную усадьбу. У меня нет ни малейших оснований подозревать священника, причетника или одну из почтенных пожилых дам, активисток местного прихода. Вот уж действительно — откуда у меня могут быть какие-либо подозрения?

Хозяйка в задумчивости посмотрела на гостя:

— Анонимки не всегда пишут люди, которых можно в этом заподозрить.

Глаза молодого человека стали насмешливыми.

— Ну, подобный вывод можно сделать, только руководствуясь женской интуицией, а в этом я с вами состязаться не буду. Точные цифры за истекший год мне неизвестны, но в нашей стране примерно на два миллиона больше женщин, чем мужчин, И все они изо дня в день неустанно шлифуют этот свой кошмарный дар — представить даже страшно!

Мисс Силвер улыбнулась и решила для себя, что пока не располагает никакой ценной информацией. Она неторопливо перечислила:

— Благотворительный базар… воскресная служба… поместье… Да ты не терял времени даром в этой деревушке. Кстати, а что за семья владеет поместьем? Молодой человек был польщен похвалой и самодовольно откинулся на спинку кресла.

— Вы правы, узнал я немало. Поместье старое, и эта семья живет там давно. Вообще-то, это родовое гнездо фамилии Деверелов, но за последнее столетие мужская ветвь вымерла, на наследнице женился некто Рептон, который отказался сменить фамилию, так что теперь там живут Peптоны. Усадьба процветала, пока после смерти прямой наследницы не пришлось делить собственность. Теперь усадьба с домом отошли кузену бывшей хозяйки полковнику Роджеру Рептону, довольно жесткому человеку; он же стал опекуном ее дочери, которая и является сейчас владелицей всего остального состояния. Эта очаровательная девица, Валентина Грей, балансирует последнее время на грани замужества с неким Гилбертом Эрлом, парнем из министерства иностранных дел. Он, скорее всего, станет следующим лордом Бренгстоном. Денежки ему понадобятся, поскольку кроме титула ему ничего не достанется — теперешний лорд, его дядюшка, обременен необходимостью выделить приданое пяти дочерям. Кстати, зовут их как цветы, если не ошибаюсь — Виолетта, Розмари, Дафна, Артемизия и Нарцисса. Думаю, ни одна из сестер не выйдет замуж, равно как и не сможет работать, чтобы обеспечить себя. Я пришел к такому выводу, занимая разговорами одну из них, в то время как остальные девицы танцевали.

Обычно сдержанная мисс Силвер не смогла скрыть своего потрясения:

— Бог мой, Фрэнк! Неужели бедную девушку назвали Артемизией?

— Клянусь, мэм, все не так плохо — они зовут ее просто Арти, не расстраивайтесь так.

Дама поправила голубой клубок и вздохнула:

— Давай все-таки вернемся к Тиллинг-Грину.

— Непременно. В поместье живет также мисс Мегги Рептон, сестра полковника. Она принадлежит к тем особам, которые намертво укореняются в тех местах, где родились и выросли, по той простой причине, что им ни разу в жизни не довелось хоть куда-нибудь съездить или сделать что-либо, выходящее за рамки обыденного. Правда, она ведет хозяйство, хотя и достаточно неумело, но молодая миссис Рептон и того не смогла бы.

— Значит, еще есть молодая миссис Рептон?

— Совершенно верно, есть. Прекрасная Пресцилла, или просто Сцилла. Только я пока не понял, как следует произносить это имя — то ли как название цветка, то ли как имя чудовища — в смысле классических Сциллы и Харибды из гомеровской «Одиссеи». Сами понимаете, такое различие немаловажно.

Хозяйка пронзила насмешника укоризненным взглядом, но промолчала.

Детектив продолжал:

— Все считали, что Роджер свалял дурака, женившись на этой женщине. Действительно, в пейзажи Тиллинг-Грина она как-то не вписывается, да и сама не делает никакого секрета из того, что в деревне она безумно скучает и рвется в город. Мне кажется, она плохо представляет себе, насколько мало денег останется у ее супруга, когда Валентина выйдет замуж.

— А что, это может как-то повлиять на их взаимоотношения?

— В этом нет никаких сомнений. По-моему, денег на прекрасную Сциллу уходит предостаточно.

Мисс Силвер сосредоточенно продолжала вязать.

— И зачем ты мне все это рассказываешь? — поинтересовалась она.

Улыбка молодого человека была хоть и почтительна, но несколько насмешлива.

— Но разве я не всегда вам все рассказываю?

— Боюсь, ты рассказываешь мне только то, что считаешь нужным.

— Нет, я делаю это вдохновенно и нерасчетливо! Хотя, возможно, тайный умысел и есть: когда события обретают словесную форму, они становятся более понятными… Особенно в вашем присутствии — вы стимулируете мою сообразительность.

Хозяйка пропустила комплимент мимо ушей.

— Меня удивляет, что ты так подробно описал обитателей поместья, а о благотворительном базаре и церкви — никакой информации, — заметила она.

— Нельзя рассказывать обо всем одновременно.

— Но начал ты почему-то именно с поместья.

На мгновение Фрэнк задумался.

— Начал с него я, вероятно, потому, что в одном из писем упоминался Гилберт Эрл, жених Валентины.

— Что о нем писали?

— Точно не могу сказать, ведь Джойс не сохранила анонимки. Насколько я понял, ее обвиняли в том, что она пытается завлечь Гилберта, пристала к нему как банный лист — что-то в этом роде, но, предполагаю, в гораздо более откровенных выражениях. О благородстве литературного стиля авторы анонимок обычно не беспокоятся.

— Миссис Родни хорошо знает мистера Эрла?

— Они знакомы, он часто приезжает в деревню по выходным. Кстати, Джойс знала его и раньше, у них были общие друзья и знакомые несколько лет назад, когда она еще жила с мужем за границей. Гилберт иногда заходит к ней по дороге из усадьбы в деревню или на обратном пути.

Я абсолютно уверен, что между ними ничего нет и никогда не было.

— А мисс Грей тоже в этом уверена? Или, допустим, миссис Рептон?

Молодой человек рассмеялся:

— За Сциллу Рептон не поручусь, но, похоже, Валентине Грей совершенно безразлично, ходит Гилберт к кому-либо в гости или нет. У меня создалось впечатление, что девушка отнюдь не влюблена по уши в своего избранника.

Там обитал некогда один тип… племянник местного священника, этакий непоседливый молодой человек. Они с Валентиной были очень дружны, и вдруг этот юноша исчезает из поля зрения — не приезжает, не пишет. Тут-то Гилберт и начал ухаживать за барышней, и дело стремительно катится к свадьбе, уже назначен день. Джойс говорит, что девушка вступает в брак без любви.

— Твоя кузина дружит с Валентиной?

— Полагаю, да, дружит… — В голосе молодого человека слышалось сомнение. — Дело в том, что у Джойс практически нет свободного времени. На ней весь дом, ребенка надо отвести в подготовительный класс, привести обратно, и еще…

Мисс Силвер понимающе кивнула и заметила:

— Замечательно, что малыш теперь достаточно окреп, чтобы ходить в школу.

— Да, Джойс просто счастлива. Он не болеет, и беспокоиться о его здоровье уже нет оснований. К тому же мальчику идет на пользу общение с другими детьми.

Мисс Силвер задумалась на некоторое время.

— Ты не в курсе, а еще кто-нибудь в деревне получал анонимные письма? — поинтересовалась она через минуту.

Фрэнк очень удивился:

— Странно, что вы об этом спрашиваете.

— Дорогой, ты должен понимать, что сведения эти очень важны. Обычно такие письма пишут, чтобы получить власть над другими людьми или из-за того, что автор озлоблен на весь мир. Еще есть третья причина — неприязнь и раздражение, направленные против кого-то персонально. В последнем случае ненависть к конкретному человеку может изжить себя, и тогда источник этой гадости просто иссякнет.

Но если это жажда манипулировать людьми или озлобленность на всех и вся, то никогда нельзя ручаться, что анонимщик скоро успокоится. Тогда письма, как зараза, распространяются по округе и приносят горе многим.

— Кроме того, что очень жалко Джойс, именно это меня и беспокоит. — Фрэнк был согласен со всем, что сказала мисс Силвер.

— А миссис Родни не хочет обратиться в полицию? — спросила дама.

Молодой человек поставил чашку на стол.

— Об этом она и слышать не хочет. Сейчас все в округе относятся к ней по-дружески, ребенку свежий воздух идет на пользу, в общем, она не хочет оттуда уезжать. А если заявить в полицию, в деревне поднимется страшный переполох, и ее положение станет невыносимым. — Фрэнк поднялся с кресла. — Сам не знаю, зачем я рассказал вам эту историю. Чепуха все это, само пройдет.

Глава 2

Мисс Силвер выписывала две газеты, причем обычно более легкомысленную, со множеством иллюстраций, читала за завтраком, а «Тайме», из которой можно почерпнуть достаточно солидную информацию, оставляла на свободное послеобеденное время. И вот дней через десять после визита Фрэнка Эбботта за завтраком ей в глаза бросился заголовок статьи: «РАССЛЕДОВАНИЕ В ТИЛЛИНГ-ГРИНЕ».

Наблюдательная дама уже не раз замечала такую странность: раз встретившись, доселе незнакомые названия начинают попадаться на глаза снова и снова. Закон парных случаев. Она с интересом углубилась в статью, которая сообщала, что в декоративном пруду на территории усадьбы обнаружена утопленница, молодая женщина по имени Дорис Пелл. Девушка не жила и не работала там. У них с тетей было что-то вроде пошивочной мастерской, и их клиентами была вся округа. В статье говорилось, что незадолго до смерти покойная была очень расстроена анонимными письмами, обвиняющими ее в аморальном поведении, причем медицинская экспертиза при вскрытии тела установила, что эти грязные обвинения не имели под собой никаких оснований. В настоящее время полиция пытается обнаружить автора упомянутых анонимок.

Мисс Силвер отложила газету. Какой ужасный конец молодой жизни! Ей в очередной раз пришло в голову, насколько по-разному люди распоряжаются своей судьбой — один, бог знает откуда черпая мужество, стойко выносит многочисленные невзгоды, непрерывно сыплющиеся на его голову, а другой со столь же непостижимой легкостью гибнет от первого же удара. Почему эта девушка, которая была абсолютно невинна, принесла себя в жертву лжи, сдалась без борьбы? Конечно, в маленькой деревне нравы довольно категоричны, там живут без полутонов — черное значит черное, белое значит белое, и если замарать доброе имя человека, отмыться потом трудно — годами будут помнить, что с ним когда-то случилось что-то подозрительное. Но ведь молодость жизнелюбива, ей присущи стойкость и способность к самовосстановлению, обновлению… Некоторое время пожилая дама сидела, одолеваемая невеселыми мыслями.

Немного позже она принялась разбирать почту и погрузилась в чтение письма от своей племянницы Этель Бэркетт, в котором та описывала очередные подробности бурной семейной жизни своей сестры Глэдис, чьи отношения с мужем, Эндрю Робинсоном, были постоянным источником волнений для всей семьи. Письмо еще более омрачило настроение тетушки. Этель писала:

Дорогая тетя, мне не хотелось бы тревожить Вас по поводу сестрицы, но поскольку только Вы можете на нее повлиять, я вынуждена это сделать. Не знаю, что думает по этому поводу сама Глэдис, но жизнь без Эндрю ее погубит. Он очень боится и не хочет скандала, проявляет максимум терпения, но, мне кажется, что, если она уйдет от него, назад Эндрю ее уже не примет.

Телефон зазвонил в тот момент, когда мисс Силвер размышляла, насколько себялюбивой и неумной должна быть молодая женщина, которая хочет отрезать собственный нос только из-за того, что она им недовольна. Удрученная дама сняла трубку и услышала голос Фрэнка:

— Алло, мисс Силвер, это вы?

Получив подтверждение, он продолжил:

— Можно я к вам сейчас заеду? Спасибо. Скоро буду.

Тетушка начала составлять набросок ответа племяннице, в котором стала излагать свои соображения по поводу сложившейся ситуации: несмотря на свои угрозы, Глэдис, не имея собственных средств и отличаясь непреодолимым отвращением ко всякого рода труду, еще хорошенько подумает, прежде чем уходить от Эндрю с его вполне приличным доходом…

На этом месте мисс Силвер прервали. Дверь открылась, и на пороге появилась Эмма со словами:

— К вам мистер Фрэнк…

Мисс Силвер, как всегда, была рада появлению молодого человека, причем радость была со всей очевидностью взаимной.

Когда хозяйка опустилась в кресло, где она всегда сидела, и взяла в руки непременное вязанье, молодой человек осторожно начал:

— Возможно, вы уже знаете о причине, которая привела меня к вам.

Дама кивнула:

— Я прочла в газете о происшествии в Тиллинг-Грине.

— Дикая, непостижимая история! Надеюсь, что скорее дикая, чем непостижимая. Как это может прийти в голову человеку — любого пола и возраста, — писать ядовитые подметные письма, чтобы они разрушали чужие жизни? Это все равно что планировать убийство. Я ведь знал эту девушку, она приходила что-то шить для мисс Вейн. Такое безобидное, скромное создание… краснела до корней волос, когда я с ней заговаривал. Джойс всегда была добра к ней, а девушка просто обожала ее.

Мисс Силвер не часто приходилось видеть, как с юноши слетали свойственные ему скептицизм и ироничность.

В голосе не было и следа обычной насмешки, ей даже показалось на миг, что в глазах детектива блеснули слезы.

Пожилая дама мягким тоном начала:

— Мой дорогой Фрэнк…

Он коротко кивнул:

— Простите, я веду себя как круглый дурак, но смерть девушки меня потрясла. Она была абсолютно безобидным созданием… простая, скромная, добрая. Кому понадобилось уничтожить ее? Зачем? Чтобы получить удовольствие?

Погрузившись в размышления, хозяйка молча вязала.

— Есть хоть малейшие подозрения, что это не самоубийство?

— Нет. Юридически это происшествие нельзя назвать убийством. Никаких сомнений, что бедняжка сама прыгнула в пруд, чтобы утопиться, — как написано в судебном заключении, «потеряв душевное равновесие». Девушка отнесла какой-то готовый заказ в имение, при этом, говорят, выглядела как обычно. — Голос молодого человека дрогнул. — Вы обратили внимание, что, когда случаются подобные истории, очевидцы всегда твердят что-то в этом роде: внешне была спокойна, кто бы мог подумать! Девушка шла по мосту, перекинутому через протоку. С той стороны моста, где протока впадает в пруд, о котором пишут в газетах, устроен декоративный водопад — крутой склон, весь в камнях, по которому сбегает вода. Она, видимо, перепрыгнула через низкое заграждение моста с той самой стороны, где водопад, и разбилась о камни, а потом тело унесло в пруд. В заключении сказано, что она была выведена из равновесия, а чем именно — всем очевидно. Собственно, поэтому я и пришел к вам сегодня.

Голубая полоска, свисающая со спиц, потихоньку увеличивалась, а Фрэнк все молчал. Мисс Силвер поторопила юношу с продолжением:

— И что же дальше?

Тот заговорил уже в своей обычной чуть насмешливой манере:

— Местная полиция попросила прислать туда кого-нибудь из Скотленд-Ярда. Может быть, вы помните, что лет пять назад в десяти милях от Тиллинг-Грина, в Литгл-Пойнтоне, приключилась подобная история, чрезвычайно грязная. Там произошло два самоубийства и куча других неприятностей, причем до сих пор эти дела не раскрыты. Тогда им тоже пришлось обращаться в Скотленд-Ярд. На этот раз официальную просьбу прислал мистер Марч. Ему известно, что анонимные письма получали несколько человек, два из них у него есть, причем одно послано из Лондона. Оно самое позднее и может послужить ключом к разгадке, поскольку мало кто из деревенских жителей имел возможность оказаться в день отправления письма на Кенсингтонском вокзале.

Мисс Силвер дала понять, что она не согласна с таким выводом:

— Мне кажется, опытный автор анонимок не может быть столь непредусмотрительным.

— Ну, возможно… Но все когда-нибудь да поскальзываются. Как бы там ни было, другой зацепки у нас нет.

Бумага — обычная писчая, из дешевых, конверт подороже. Почерк крупный, буквы неуклюжие, корявые — эксперт говорит, что писали левой рукой, много грамматических ошибок, но их анонимщик мог ляпать нарочно.

Никаких лишних отпечатков пальцев — только эксперт, полицейский, почтальон и получатель. Никакой подсказки! — Неожиданно молодой человек подался вперед. — Мисс Силвер, мистер Марч С официального благословения просит вас отправиться в Тиллинг-Грин и поработать там самостоятельно. Моему шефу эта идея кажется блестящей. Собственно, я потому и приехал — узнать, согласитесь ли вы.

Мисс Силвер некоторое время молча продолжала вязать, а потом заметила:

— Если мое появление в тех краях не будет выглядеть естественным, никакой пользы от визита не будет. Но, к сожалению, у меня нет знакомых в Тиллинг-Грине.

— Я уже думал об этом. Мисс Вейн, родственница Джойс Родни, иногда принимает платных постояльцев. Однажды у нее гостила таким образом мисс Катлер, которая сейчас живет в Чизвике. Можно устроить вашу якобы случайную встречу с этой дамой, а уж она наверняка с радостью откликнется на вашу просьбу порекомендовать вам приятное местечко, чтобы пожить в деревне и подышать свежим воздухом. Потом вы будете иметь основания написать мисс Вейн и спросить, сможет ли она принять вас в ближайшее время.

Мисс Силвер задумалась ненадолго, потом спросила:

— Мисс Вейн не надо говорить правду?

— Кроме Джойс никому не надо знать о цели вашего визита, а уж тем более мисс Вейн. Эта пугливая дама все время будет находиться в предобморочном состоянии, если ей сказать, что у нее живет детектив.

Мисс Силвер неодобрительно посмотрела на молодого человека:

— Не знаю… идея сохранять инкогнито для хозяйки мне кажется сомнительной… это невежливо.

— Дорогая, давайте тогда объявим о вашем приезде по радио!

Хозяйка дома еще раз бросила на гостя осуждающий взгляд:

— Миссис Родни окажется в щекотливом положении, скрывая от своей родственницы, зачем я остановилась в ее доме. Готова ли она к такой ответственности?

— Утром Джойс звонила мне из телефона-автомата в Ледлингтоне. У нее жуткое настроение. Она очень подавлена и боится, что смерть Дорис Пелл — не конец этой истории с анонимками. Когда кузина рассказывала мне о них, я уже упоминал ваше имя, и теперь она сама спросила, не сможете ли вы приехать к ним в деревню, и идея с пансионом у мисс Вейн принадлежит тоже ей. Она вспомнила, как родственница, говоря о своей постоялице, высказывалась в том смысле, что хорошо бы такое повторить. Думаю, организовать вашу поездку будет несложно.

Хозяйка задумчиво потянула нитку из клубка.

— Может быть, и несложно, но я бы предпочла дать ей понять, что мой визит носит профессиональный характер.

— Нет! — У Фрэнка было на этот счет категоричное мнение. — Понимаете, она принадлежит к тому типу женщин, которые органически не могут молчать. Говорить для нее так же естественно, как дышать, — она практически не закрывает рта, и обязательно выдаст любой секрет, который ей доверят. Невозможно постоянно болтать и не проговориться. Джойс к тому же утверждает, что и без того напуганная старушка еще сильнее разволнуется. Она и сейчас-то из-за всех этих слухов о письмах дрожит от страха, ночью встает, чтобы проверить запоры на дверях, не желает оставаться одна в доме… Мисс Вейн, скорее всего, обрадуется, что в доме будет жить еще один человек. А для наших целей лучше места и не найти. Коттедж стоит на краю деревни, хотя есть соседи и справа и слева, до магазина рукой подать, видна дорога в усадьбу; церковь и дом священника тоже недалеко.

А если добавить, что одна ваша потенциальная соседка, мисс Эклс, — главная в округе сплетница, другой сосед — самая загадочная личность в деревне, то вы сами скажете, что это идеальное место для наблюдения.

— Умоляю тебя, что это еще за загадочная личность?

— Джентльмена зовут Бартон; тихий безвредный старик, любит кошек и никогда не приглашает дам на чай. Поскольку у него нет даже приходящей помощницы по хозяйству, естественно, все уверены, что ему есть что скрывать.

К сожалению, профессиональная деятельность мисс Силвер частенько заставляла ее попадать в такие положения, которые были исключены в ее частной жизни — жизни благовоспитанной и добропорядочной особы. Но что делать!

Интересы дела требуют некоторых жертв, и, вздохнув, она начала обдумывать, как бы познакомиться с мисс Катлер.

Глава 3

Пожилые дамы не считают торопливость достоинством, поэтому прошло некоторое время, прежде чем мисс Силвер разработала план, который сочла удобным и корректным.

Ситуация сложилась предельно естественная: гостиная в доме общих знакомых, заполненная гулом голосов, передаваемые из рук в руки чайные чашки, печенье и пирожные . В такой обстановке ничего не стоило завести беседу с мисс Катлер об отдыхе в деревне, невзначай упомянуть Ледшир… Дальше оставалось только внимать интереснейшему рассказу этой дамы о том, что случилось в Тиллинг-Грине. Наконец мисс Силвер услышала:

— Представляете, мисс Силвер, я жила там некоторое время всего год назад.

— Неужели?

Мисс Катлер энергично закивала, тряся копной густых волос, в которых сплетались все оттенки рыжего, но явственно пробивалась и седина. Волосы еще вились, а попытки справиться с небрежно заколотой пышной гривой эта немолодая дама с суховатым интеллигентным лицом забросила давным-давно.

— Да, целых три месяца я жила в коттедже «Виллоу» у мисс Вейн. А эта бедная малышка, которая покончила с собой, сшила мне две блузки. Очень милая, спокойная девушка… Я была просто потрясена, услышав эту кошмарную историю.

Мисс Силвер терпеливо выслушала и все сплетни о мисс Вейн.

— Скажите, а больше вы там не бывали?

— Нет, не довелось. Мисс Эстер, бедняжка, внезапно умерла. Хотя я не понимаю, почему принято считать, что это ужасно, когда человек умирает неожиданно. Для семьи, конечно, удар, но для самого покойника гораздо лучше, чем долго болеть. Во всяком случае, для мисс Рени смерть сестры была жутким потрясением, ведь она зависела от Эстер абсолютно во всем. На самом деле очень неприятно видеть взрослую, если не сказать больше, женщину в таком зависимом и подчиненном положении. Я слышала, сейчас она живет вместе с овдовевшей племянницей.

— А сестра вашей бывшей хозяйки еще берет постояльцев?

— Не знаю. Они вовсе не были обеспеченными дамами, а тут еще эта племянница… Иногда мне приходит в голову мысль снова туда отправиться, но трудно представить, как там сейчас ведется хозяйство, даже если им занимается племянница. Мисс Рени, кстати, отвратительно готовит. С другой стороны, в Тиллинг-Грине очень приятное общество. Как ужасно, что именно там произошла эта гнусная история с анонимными письмами! И именно тогда, когда должна состояться свадьба очаровательной девушки, очень богатой наследницы. Когда я жила в деревне, за ней ухаживал совсем другой молодой человек, племянник священника. Звали его Джейсон Лей… Необычное имя, да и юноша несколько странный. Они не были помолвлены, но все считали, что это только вопрос времени. Но роман не имел продолжения, поэтому, как мне кажется, на следующей неделе барышня выходит замуж за другого. Когда живешь в деревне, очень легко сходишься с людьми; так вот там я подружилась с мисс Эклс, мы иногда переписываемся, это она сообщает мне все новости…

Дама продолжала выкладывать все, что знает о Тиллинг-Грине и ее жителях:

— Знаете, полковник Рептон из поместья, дядя Валентины Грей, которая собралась замуж, женился на очень молодой и очень хорошенькой особе… Но ее не любят, потому что она явно скучает в деревне, а им это не нравится… У Валентины Грей куча денег, а ее жених Гилберт Эрл наследует титул. Мисс Эклс говорит, что полковнику Рептону придется туго, когда Валентина выйдет замуж и уедет из поместья.

Содержать поместье дорого, и ему очень нужны те деньги, которые он получает как опекун Валентины, пока она живет вместе с ними. Мисс Эклс состоит в дальнем родстве с семейством, так что она знает все наверняка. Еще она написала, что намечается репетиция свадебной церемонии. Конечно, принято ее проводить, но я лично не в восторге от этой традиции — мне кажется, это несколько принижает обряд венчания, да и само таинство брака. Возможно, я и не права, но уж таково мое мнение, и я не буду его скрывать…

Мисс Катлер трещала без умолку, но, следует отдать ей должное, это не мешало ей одновременно заваривать прекрасный чай.

Мисс Силвер оказалась благодарным и чутким слушателем: она, когда надо, задавала вопросы, когда надо, поддакивала, при необходимости выказывала единомыслие и одобрение. К концу вечера у нее сложилась ясная картина всего происходящего в Тиллинг-Грине, а также накопилось немало абсолютно, на первый взгляд, не относящихся к делу сведений, которые, однако, могли пригодиться в любой момент.

Вернувшись домой, пожилая дама написала письмо, адресованное мисс Вейн, коттедж «Виллоу», Тиллинг-Грин, Ледшир. Начиналось оно так:

Дорогая мисс Вейн!

Моя хорошая знакомая, мисс Катлер, рассказывала о том, как чудесно она провела время и отдохнула, остановившись у Вас в доме в прошлом году. Я взяла на себя смелость обратиться к Вам, чтобы спросить, не могла бы я ненадолго стать Вашей постоялицей, разумеется, на предложенных Вами условиях. Спокойная деревенская жизнь, природа и целебный воздух…

Вскоре пришел ответ, оправдавший все ожидания. Мисс Вейн будет рада… Уверена, что друг мисс Катлер… Дорогая сестра, о которой мисс Катлер, наверное, рассказывала, недавно умерла, но сейчас у нее живет племянница, которая сделает все возможное, чтобы пребывание гостьи в ее доме было приятным. Мисс Катлер непременно будет отправлено письмо с благодарностью за лестные рекомендации. Что касается срока прибытия, то это можно сделать в любой момент. Конечно, по вполне понятным причинам, в настоящее время проживание и пансион будут стоить несколько дороже, чем год назад…

Мелкие паукообразные буквы бежали по строчкам письма, складываясь в не очень разборчивые слова, внизу стояла подпись, с трудом расшифровывающаяся как Айрин Вейн.

Глава 4

Мисс Силвер очень понравился коттедж «Виллоу», а сама деревня Тиллинг-Грин оказалась чрезвычайно приятным местом, достаточно удаленным от Ледлингтона, чтобы не потерять сельской прелести, но в то же время отсюда до этого местного центра современной цивилизации довольно быстро можно было добраться на автобусе. Оказалось, что в Тиллинг-Грине есть церковь четырнадцатого века с очень интересными надгробиями и памятными досками, пара-тройка очаровательных старинных коттеджей, а в усадьбе — замечательный дом, представляющий исторический интерес.

Коттедж «Виллоу», более поздней постройки, был удобен и просторен. Старинные дома, конечно, весьма живописны, но, к сожалению, не очень комфортны: крутые лестницы со скрипучими ступенями, низкие потолки, да и санитарное оборудование оставляет желать лучшего — ни канализации, ни горячей воды. В коттедже «Виллоу» была современная ванная комната, занявшая, как пояснила мисс Вейн, место оранжереи ранневикторианского периода.

— Когда мы купили коттедж — а произошло это уже тридцать лет назад, — оранжерея была запущена, сплошные заросли папоротника, поэтому в столовой всегда было сыро, и моя сестра сразу решила убрать оранжерею. Знаете, мисс Силвер, она была замечательная женщина, умела быстро принимать решения. Как только взглянула на это безобразие с папоротником, так и решила: немедленно убрать!

Сама я абсолютно другого склада человек, во всем вижу столько сложностей… Помню, тогда у меня вырвалось: «Ах, Эстер!» — так звали мою сестру. «Не пойму, отчего ты опять ахаешь», — ответила Эстер. Теперь я уже, конечно, привыкла, но тогда мне показалось странным проходить через столовую, если хочешь попасть в ванную. Сестра объяснила, что в обеденное время никто обычно ванну не принимает, а если кое-кто утром привык поздно вставать, то самое время сейчас поменять ему свои привычки. И действительно, оказалось, что мне ничего не стоит вставать по утрам на полчаса раньше, просто надо приучить себя к этому, вот и все.

Мисс Силвер не считала ситуацию столь идеальной, но в ее планы не входило обращать на это внимание — ведь в коттедже могло и вовсе не оказаться ванной комнаты. Зато из двух имеющихся наверху спален ей предоставили ту, окна которой выходили на фасад, и из них открывался чудесный вид на соседние дома, усадьбу и церковь. Фрэнк был прав — вся деревня была как на ладони.

Мисс Вейн сообщила гостье, что скоро в поместье состоится свадьба.

— Во вторник после обеда будет настоящий праздник — репетиция венчания, а вечером прием в усадьбе. Вот будет хлопот у полковника Рептона, его жены и сестры! Видите ли, дом там ведет именно сестра полковника, сама миссис Рептон этим не очень-то интересуется. Нас с Джойс на это мероприятие не пригласили. Я сказала племяннице: «Знаешь, дорогая, этого следовало ожидать. Конечно, я знакома с их семьей более тридцати лет, а ты дружишь с невестой… и мы вполне могли бы позвать Джессику Пек посидеть с Дэвидом… Но раз нас не пригласили, то не о чем и говорить. Не забывай, что мы им не родня». Хотя я, например, не считаю Метти Эклс или Конни Брук их родственницами. Моя дорогая сестра всегда говорила, что глупо называть родней какую-нибудь четвероюродную кузину.

Столь серьезные и глубокие размышления мисс Вейн на эту чрезвычайно занимавшую ее тему были прерваны невинным вопросом:

— Мне кажется, вы упоминали, что невеста — племянница полковника Рептона. Вы с ней знакомы?

— Конечно, дорогая. Можно сказать, с самого ее рождения. Валентина Грей совершенно очаровательная девушка, да и жених необычайно хорош собой. Свадьба назначена на среду. Да, жизнь непредсказуема… увы, редко кому удается соединиться браком со своей первой любовью, не так ли?

Слушательница проявила полнейшую солидарность:

— Я бы даже посмела утверждать, такого практически не бывает.

— Как приятно, что вы меня понимаете, — пропищала мисс Вейн и продолжала свои откровения:

— Да, именно это и можно сказать о предстоящем замужестве мисс Валентины, но я боялась говорить так прямо, вдруг вы сочтете, что я злословлю.

Мисс Силвер улыбнулась, успокаивая собеседницу:

— Каждый здравомыслящий человек подтвердит этот житейский факт. Со временем вкусы меняются, и тот, кто кажется избранником судьбы в семнадцать лет, несколькими годами позже не привлечет и взгляда.

Покрасневшие глазки мисс Вейн одобрительно помаргивали. В минуты волнения у этой маленькой, похожей на мышку женщины, глаза и нос всегда становились красными.

— Насколько верно вы все понимаете! Видите ли, я желаю Валентине только добра, она очень, очень милая, но о Джейсоне Лее давным-давно ничего не слышно. На днях спросила я о нем нашего священника, он дядя молодого человека, и тот говорит: «Знаете, мальчик совсем мне не пишет». — «Вы, должно быть, расстроены, мистер Мартин?» А он и отвечает, что вовсе нет, потому что у юноши «мятежный дух». Не правда ли, необычное выражение? Не совсем понятно, что он хотел этим сказать.

Тут мисс Силвер проявила интерес к профессии загадочного племянника.

— Только представьте, он писатель. — Мисс Вейн презрительно поджала губы. — Сочиняет какие-то странные книги. Джойс, правда, говорила, что они очень умные.

Я такие книги не открываю, мне они не по зубам. Знаете, хочется читать что-нибудь попроще, то, что тебе понятно, разве не так? Трогательная история о любви с хорошим концом — вот это другое дело… Одним словом, судьба нашей дорогой Валентины мне далеко не безразлична. Надеюсь, что она и впрямь нашла свое счастье. Я уже говорила вам, что репетиция венчания состоится во вторник после обеда?

Вы видели когда-нибудь, как репетируют? Я ни разу. Не отказалась бы попасть в это время в церковь и посмотреть, как это происходит. Думаю, вы тоже не прочь случайно там оказаться. В самом деле, не секрет же это! Почему никто посторонний не должен там присутствовать? Разумеется, на саму свадьбу мы с Джойс приглашены, а если Рептоны увидят вас вместе с нами во вторник, то наверняка тоже пригласят. В конце концов, одним человеком больше, одним меньше… ведь всегда кто-нибудь да не придет.

Я твердо знаю, что близкий друг их семьи, Дженет Грант, не сможет быть, она уедет в Кент, потому что у ее вечно больной свояченицы очередной приступ. Моя дорогая сестра Эстер всегда говорила, что если бы Дженет немедленно не прилетала по первому зову, узнав, что у Джессики пальчик разболелся, то та не хворала бы так часто. Я, конечно, не хотела бы судить Джессику слишком строго — никто лучше меня не понимает, что значит быть одинокой… Понимаете, бедняжка не вышла замуж и к тому же не ужилась с майором Грантом, это ее брат… Прекрасный человек, но характер просто ужасный. Печально слышать о таких историях. Возьмите, к примеру, мою дорогую сестру и меня — за всю жизнь мы не поссорились ни разу. Мне кажется, источник всех хлопот — именно мужчины. Разве нет?

К такому же выводу пришла примерно в то же самое время и миссис Нидхем. Она вела хозяйство в доме преподобного Томаса Мартина уже много лет, почти с тех самых пор, как его назначили в Тиллинг-Грин. Это были очень тяжелые времена для священника: болезнь жены, постоянное сознание того, что брак их по его, разумеется, вине оказался неудачным; в доме постоянный беспорядок, который так угнетал бедную Кристину и только увеличивался благодаря сменяющим друг друга старательным, но неумелым домоправительницам… И вот когда жизнь стала почти невыносимой, появилась миссис Нидхем. Своими заботами она скрасила последние часы Кристины, помогла мистеру Мартину пережить страшные дни после смерти жены.

Несомненно, она была послана ему самими небесами через ледлингтонскую контору по найму прислуги, и с тех пор была постоянно под рукой.

Миссис Нидхем была женщиной крупной, кареглазой, с яблочным румянцем во всю щеку и жесткими темными волосами, слегка тронутыми сединой. Она умела делать по хозяйству абсолютно все — прекрасно готовила, содержала дом в идеальной чистоте, была великолепным распорядителем и, наконец, просто доброй и честной женщиной.

Среди всего этого изобилия достоинств недостаток у нее был только один — она непрерывно молола языком.

Случались минуты, когда Томасу Мартину казалось, что он больше не выдержит. В такие моменты он позволял себе пристально уставиться на экономку, причем надо отдать должное ее чуткости, она быстро реагировала на его испепеляющий взгляд. Со временем установился некий порядок, который обе стороны находили приемлемым: если священник уходил в кабинет и закрывал за собой дверь, это означало, что его нельзя беспокоить. В остальное время ему приходилось терпеть ее разговоры. К тому же оказалось, что при некоторой тренировке вполне можно научиться в особо острых случаях настолько уходить в себя, что просто перестаешь осознавать, говорит эта почтенная женщина или молчит.

Итак, когда мисс Вейн итожила свои жизненные наблюдения о присущей мужчинам способности приносить неприятности, миссис Нидхем распространялась на ту же тему. Собеседницей ее была миссис Эммот, жена причетника, довольно мрачная и тощая особа, всегда одетая в черное платье. Дама пришла в гости к миссис Нидхем на чашечку чаю, к которому подавались свежеиспеченные булочки, и только что отпустила тонкое замечание насчет того, что нет дыма без огня. Хозяйка решительно поддержала это соображение:

— Именно это я и имею в виду, дорогая. Как только я слышу о какой-нибудь неприятности, готова ставить десять против одного, что здесь замешан мужчина. Не хочу сказать ничего плохого о бедняжке Дорис, но если за всем этим не стоит молодой человек, то зачем ей топиться? Девицы так просто, без всякой причины, в воду не бросаются.

— Кажется, никто и никогда не видел ее с парнем, — скорбно сообщила миссис Эммот.

Дамы еще с полчаса судили и рядили об утопленнице, пока миссис Нидхем не показалось, что пора переходить к другой теме, поскольку эта уже исчерпана.

— Знаете, — начала она, — нам трудно судить о большинстве событий, поскольку знаем мы далеко не все. Например, прошлой ночью… но мне, наверное, не стоит об этом рассказывать.

Миссис Эммот не мигая уставилась на хозяйку.

— Тогда не надо было и начинать.

— Наверное, вы правы, но уж если так вышло… Тут и говорить-то не о чем, но если я промолчу, вы будете гадать, мучиться… Просто-напросто звонила Конни Брук, хотела видеть мистера Мартина. А того не было дома.

— Ну и что тут такого?

— Ничего, просто она хлюпала носом, вот и все.

— Наверное, девушка простыла.

Миссис Нидхем покачала головой:

— Я, по-вашему, не могу отличить простуженную девицу от плачущей? «Как, неужели его нет?» — а у самой голос дрожит. «Мистер Мартин уехал в Ледлингтон, там сегодня заседание попечительского совета сиротского приюта. Он сказал, что останется на ужин у преподобного Крэддока, такой приятный человек, они с хозяином дружат с колледжа», — ответила я. Тут Конни как воскликнет: «О боже мой!» — и опять в слезы. В этот самый момент входит сам мистер Мартин. Оказывается, мистера Крэддока вызвали к больному, поэтому священник вернулся к ужину домой. Я передала ему трубку и не успела отойти, как услышала ее слова: «Томми, дорогой, мне так надо с вами посоветоваться. Я просто не знаю, что делать! Можно мне прийти сейчас?» Вся наша деревенская молодежь зовет его преподобие «Томми» — ну куда это годится?

Мисс Эммот неодобрительно покачала головой.

— По-моему, нельзя такое позволять, — заявила она решительно и спросила:

— Так, выходит, она явилась к мистеру Мартину?

Наливая себе очередную чашку чая, миссис Нидхем кивнула:

— Конечно пришла. Насчет того, что она плакала, я была права — у нее глаза такие распухшие были и красные.

Да и уходила она не больно-то радостной. Я несла мистеру Мартину поднос с ужином, а они как раз выходили из кабинета и меня не заметили. Его преподобие ей говорит:

«Успокойтесь, дорогая, и еще раз все обдумайте. Мне трудно что-то посоветовать, ведь вы мне ничего, по сути дела, не сказали, но если знаете, кто пишет анонимные письма, то долг обязывает вас назвать этого человека».

— Подумать только! А она что на это?

Миссис Нидхем подалась вперед и, понизив голос, ответила:

— Конни опять разревелась, а я стою там перед дверью с подносом, помочь ей не могу, только слушаю. Мистер Мартин и говорит: «Не плачьте, деточка, не надо! Ваш носовой платок насквозь мокрый, вот, возьмите мой». А девица все рыдает: «Бедная Дорис… я просто не представляю, что мне делать… но сказанное слово назад не вернешь, правда?»

А он и отвечает: «Нет, не вернешь. Так что лучше идите домой и еще раз все обдумайте». С этими словами священник открывает входную дверь и выпроваживает девушку, поверьте мне, с чувством глубокого облегчения. В самом деле, ходят к нему без зазрения совести днем и ночью, всем плевать, ужинал он или нет, лишь о себе думают…

Приятно проведя время за чаепитием и беседой, гостья распрощалась с хозяйкой и по дороге домой зашла в деревенский магазин, где купила баночку деликатесных бобов, которую придержала для нее приятельница, миссис Гурни.

Покупке сопутствовал содержательный разговор, в ходе которого миссис Эммот рассказала о том, что услышала миссис Нидхем в доме священника, прибавив кое-что и от себя.

Этим же вечером новость дошла до кузины миссис Гурни, Джесси Пек, которая в свою очередь передала ее невестке, Хильде Прайс, по вторникам и четвергам убиравшейся у мисс Эклс, а по средам и пятницам — у мисс Вейн.

Подсчитать точно количество людей, выслушавших историю от вышеупомянутой невестки — рассказчицы столь же убедительной, сколь и любящей присочинить кое-что для живописности повествования, — не представляется возможным. В двадцать четыре часа весь Тиллинг-Грин узнал, что Конни Брук ходила к священнику. Она наверняка знает, кто писал анонимные письма, но пока скрывает это… Также она многое знает о смерти Дорис Пелл, однако никак не может решиться рассказать о том, что знает.

Глава 5

Мисс Силвер очень скоро пришлось убедиться, что мисс Вейн не замолкает практически ни на минуту. И если бы ее визит в Тиллинг-Грин носил частный характер, она, конечно, попыталась бы пресечь непрерывный поток разговоров хозяйки, но при сложившихся обстоятельствах недостаток мисс Вейн превращался скорее в достоинство.

Прошло совсем мало времени с того момента, как гостья поселилась в деревне, а она уже знала биографии абсолютно всех местных жителей, включая сведения об их родственниках, погибших во время войны. Мисс Силвер услышала массу поучительных историй о неудачных судьбах, ошибках и даже трагедиях, которые иногда происходят и в мирной деревне, не говоря уже о свадьбах, похоронах, рождениях, отъездах. Все эти мозаичные фрагменты складывались в довольно полную картину; кое-что об одном, кое-что о другом, сожаления о чьей-то оплошности, вздох по поводу человека, о котором давно ни слуху ни духу, размышления над истоками какого-то неприятного случая…

Почему после стольких лет, прожитых в деревне, семейство Фармеров неожиданно уехало отсюда? Почему Лили Эверет разорвала помолвку с Джоном Дрю? Какая все-таки причина заставила Эндрю Стоуна уехать в Австралию?

Мисс Силвер сидела и вязала под немолчное журчание словесного потока. Шум его заметно усилился, когда речь зашла о таинственном соседе мисс Вейн.

— Его поведение не укладывается ни в какие рамки. Моя дорогая сестра никогда никого не осуждала, но часто говаривала, что, если вы держите окна и двери на запоре и никого не пускаете на порог, значит, вам есть что скрывать. Разве не так? Священник говорит, что этот человек просто не любит бывать в обществе женщин, но сам-то он заходил в этот дом, разрешите вас спросить? Да еще эта дурацкая дверь за углом. Во все дома вход с фасада, как положено, а у него сбоку… очень странное место для двери — встречается только в совсем старых домах… Толком не увидишь, кто входит, кто выходит.

Мисс Силвер спросила с явным интересом:

— И что, этот мистер Бартон живет совсем один?

— Один как перст… Если не считать котов.

— Сколько же у него котов?

Мисс Рени в священном ужасе воздела руки:

— Целых семь штук! Полная антисанитария. В доме, кажется, никогда не убирали. Все коты как на подбор здоровые, поджарые — просто хищные звери! И у всех библейские имена, настоящее святотатство!

Рядом с беседующими, у камина, миссис Родни латала детские штанишки из серой фланели.

— На Дэвиде одежда так и горит — он стал таким подвижным, и из этих штанов уже почти вырос, — сообщила она.

Мисс Силвер приветливо улыбнулась молодой женщине.

— Вам, должно "быть, очень приятно это замечать, — отозвалась она.

Мисс Рени, раскладывавшая пасьянс на шатком трехногом ломберном столике с зеленым сукном, удивленно подняла голову.

— Что же тут приятного? То, что он одежду снашивает? — Она выглядела искренне удивленной.

Джойс рассмеялась:

— Да нет, приятно, что он много бегает и растет. Ведь поэтому он ее и быстро снашивает..

— Да, понимаю… — неуверенно протянула мисс Вейн. — Мне тоже кажется, что мальчик действительно стал подвижней. Но ребенка всюду подстерегает опасность, и никогда нельзя быть за него спокойной, правда? Возьмите бедняжку миссис Пейви, она потеряла шестерых детей. Все их имена на камне в церковной ограде, да и для нее там место оставлено, для несчастной матери…

Увидев, что у Джойс дрогнули уголки губ, мисс Силвер поспешила заметить, что малыш Дэвид выглядит прекрасно: крепкий, загорелый ребенок.

Когда чуть позже они остались одни, молодая женщина призналась:

— Сейчас о здоровье Дэвида, слава богу, можно не волноваться. Знаете, тетя Рени очень добра ко мне, но по складу характера она человек мнительный: все время о чем-нибудь тревожится, и поэтому у нее мрачный взгляд на жизнь. Раньше здесь все решала тетя Эстер, у тети Рени не было никаких забот, а теперь вся ответственность за дом на ней, вот она и нервничает понапрасну. Только все равно лучше бы она не осуждала те семьи, где дюжина детей, но родители, в отличие от нее, не знают, как их правильно воспитывать. Глупо, конечно, но я злюсь — ничего не могу с собой поделать.

Мисс Силвер отложила вязанье.

— Миссис Родни…

— Пожалуйста, зовите меня просто Джойс… Меня все так зовут.

Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— Может быть, немного позже… если мой визит затянется. Мне кажется, сейчас опрометчиво подчеркивать наше знакомство вне тех рамок, которые известны мисс Вейн.

— Извините, я не подумала об этом.

— Лучше, чтобы наши отношения выглядели достаточно формальными. А знаете, что мне сейчас пришло в голову? Странно, что мисс Вейн упоенно сплетничает обо всем, что произошло в Тиллинг-Грине с незапамятных времен до сего дня, но при этом ни словом не обмолвилась о смерти Дорис Пелл. Ведь было расследование, установили, что это самоубийство — какая пища для разговоров!

— Тетю просто потрясла гибель бедной Дорис.

— Думаете, она именно поэтому обходит эту тему?

— Тетушка была жутко подавлена, когда узнала страшную новость. Ее принесла мисс Эклс и, как обычно, трещала без умолку, мне даже показалось в какой-то момент, что тетя потеряет сознание. Вы же еще не успели познакомиться с мисс Эклс? Она из тех особ, для которых очень важно узнать новость первыми, а потом сообщить ее как можно большему количеству людей. Видимо, толкает их к тому скука и полное отсутствие в собственной жизни каких-либо событий, и если происходит рядом хоть что-то из ряда вон выходящее, то для них это хороший повод поговорить. А мы с тетей Рени действительно очень любили Дорис, ее смерть для нас страшное несчастье. Она была скромной, милой девушкой и прекрасной портнихой. То платье, что сейчас на тете, сшила она, а мне Дорис сделала подкладку для пальто и юбку… Мы не можем считать ее смерть просто очередной темой для разговора.

С возвращением в комнату мисс Вейн разговор, скорее всего, прервался бы, но вошедшая тихим, дрожащим голосом спросила Джойс:

— Бог мой, ведь мне не показалось — ты упомянула бедняжку Дорис? Ужасно, так тяжело думать, что…

Пожилая дама постаралась справиться с волнением и продолжала, обращаясь уже к мисс Силвер:

— Вы наверняка читали об этом в газетах. Мы с Джойс были на похоронах. Больно было смотреть, как убивалась мисс Пелл, тетя погибшей… Она ведь одна растила девочку. Вся деревня пришла на кладбище, и цветов было море, такие прелестные. — Она потерла глаза и стала теребить кончик покрасневшего носика. — Вы представить себе не можете, как мы переживаем! Но я вовсе не собираюсь огорчать вас нашими несчастьями, и Джойс не следовало бы этого делать. Лучше уж поговорить о чем-нибудь веселом.

Вот, например, свадьба Валентины — замечательное событие! — Мисс Вейн повернулась к племяннице. — Я уже рассказала нашей гостье, что будет репетиция венчания.

Мы могли бы попасть в это время в церковь и все увидеть.

Кому мы помешаем? Тут звонила Метти Эклс… кстати, звонки ее — просто перевод денег: зачем звонить, когда можно и зайти, она же наша ближайшая соседка, но ей всегда надо хоть как-то выделиться. Конечно, если ты по горло занят и у тебя нет ни минуты свободной, то лучше позвонить по телефону, а не ходить по домам, а то застрянешь у соседей для более обстоятельной беседы… Бог мой, с чего это я начала?

Джойс улыбнулась:

— Звонила Метти Эклс…

— Ах да, вспомнила, какая же я бестолковая! Эстер всегда говорила, что мысли у меня разбредаются во все стороны. Итак, Метти сказала, что Лекси Мерридью расхворалась. Она подружка невесты, поэтому ужасно жаль, что ее не будет на свадьбе. Платья для подружек заказывала сама Валентина в Ледлингтоне, у Элизы. Платье Лекси, таким образом, у невесты, и Валентина думает, что если та не выздоровеет, то можно вместо нее пригласить Конни. — И она быстренько пояснила мисс Силвер:

— Мы говорим о Конни Брук. Она вместе с подругой держит маленькую подготовительную школу для малышей, туда и Дэвид ходит.

Девушки занялись этим делом, потому что многие состоятельные люди из Ледлингтона купили или построили коттеджи в округе, так что перспектива тут есть. У Конни здесь жила мать, она родственница Рептонов, а ее подруга Пенелопа Марш приезжает из соседней деревни Даун-Тиллинг.

Да, со школой все складывается удачно, вот и Дэвида удобно туда отводить. Увы, на Конни платье не будет так эффектно выглядеть, как на Лекси, — она такая хорошенькая!

А бедняжка Конни… Сами увидите… Но об этом лучше ни слова, ладно? Как бы там ни было, обе девушки одного размера, так что перешивать ничего не придется…

Глава 6

Репетиция венчания назначена была на полчетвертого. По дороге в церковь мисс Силвер получила от мисс Вейн обширнейшую информацию о преподобном Томасе Мартине:

— Вдовец, жена умерла тридцать лет назад, и он больше не женился. Очень жаль! Ему так одиноко! Приход большой, даже слишком. Все его очень любят, но не думаю, что молодым людям прилично обращаться к нему просто «Томми». Это ужасно шокировало мою сестру, она много раз указывала мистеру Мартину на недопустимость такого безобразия, а он только отшучивался. А что тут смешного, позвольте спросить? К тому же, к великому сожалению, он очень небрежен в одежде…

В церкви мисс Вейн осторожно пробралась вперед, заняв позицию, откуда прекрасно был виден алтарь, уже украшенный зеленью и лилиями в горшках. Прохладный церковный воздух был напоен сильнейшим ароматом этих цветов. Конечно, на завтрашней церемонии включат полное освещение, но сейчас в церкви было сумрачно: дневной свет уже угасал, а под тяжелыми серыми сводами даже в разгар дня царил полумрак.

Мисс Силвер удовлетворенно отметила, что правильно сделала, надев зимнее пальто. Дама никогда не отправлялась в поездки, не захватив с собой изрядного количества теплых вещей, своего рода страховку от капризов изменчивой английской погоды. На голове у нее была изящная шляпка из черного фетра, украшенная скромной лиловой лентой. Конечно, на свадьбу она надела бы самую новую свою шляпку, фасон которой ее племянница Этель Бэркетт считала супермодным. А пока этот головной убор, настоящее произведение искусства, заботливо укутанный в папиросную бумагу, пребывал в нижнем ящике комода вместе с парой новехоньких серых лайковых перчаток и шелковым шарфом в серых и лавандовых тонах.

Мимо них к алтарю проследовала мисс Метти Эклс, по пути подтвердив, что Лекси Мерридью, которая должна была быть на свадьбе старшей подружкой невесты, разболелась не на шутку:

— Какое-то детское заболевание… так не вовремя, в младенчестве надо было им болеть. Теперь на ее место мы вынуждены пригласить Конни; кандидатура, конечно, так себе, но платье подойдет, а сама-то она просто вне себя от восторга.

И мисс Эклс поспешила к алтарю, заняв одно из руководящих мест возле него. У мисс Силвер сложилось впечатление, что репетиция была бы невозможна без этой достопочтенной дамы, и, дай ей волю, несчастная Лекси в платье, для нее предназначенном, как миленькая явилась бы и на репетицию, и на свадьбу, а уж о том, что жених может не прийти вовремя, речи бы и вовсе не шло. Просто безобразие, что молодой человек позволяет себе так опаздывать и придется начинать без него.

Сегодня абсолютно все, что возможно, шло наперекосяк. Мисс Эклс объявила об этом пронзительным шепотом, слышным во всех уголках церкви. Разумеется, шепот достиг ушей полковника Рептона, стоявшего у ступеней алтаря. Конни Брук, замещающая главную подружку невесты, так некстати схватившую ветрянку, увидела, как грозно обернулся полковник и кинул грозный взгляд на мисс Эклс.

Трудно сказать, услышала ли шепот стоящая рядом со своим опекуном Валентина, одетая в темно-синее платье, кажущееся почти черным. Очень высокая, худенькая и бледная, она стояла вздернув подбородок и уставившись на старинный витраж в восточном приделе. Из-за него в алтаре темновато, но цвета просто великолепные. Говорят, витраж считался старинным уже тогда, когда, спасая его от сторонников Кромвеля, Жиль Деверел, ее предок, разобрал все окно по стеклышку и закопал в землю.

Валентина внимательно разглядывала пурпурные, фиолетовые и сапфирного цвета фрагменты витража, которые под лучами осеннего солнца казались удивительно яркими в полумраке церкви. «Есть же вещи, которые можно спасти, если закопать их поглубже», — подумала она и услышала в который раз голос тетушки:

— Бог мой, что же могло случиться? Почему он так задерживается? — твердила мисс Мегги Рептон на все лады.

Валентине не надо было оборачиваться, чтобы представить себе, как тетя Мегги, которая сидит на передней скамье, нервно теребит молитвенник и перчатки, иногда тревожно ощупывая, то затягивая, то ослабляя, длинную цепочку белого металла, дважды обмотанную вокруг шеи.

Метти Эклс, сидящая за ее спиной, сдерживалась изо всех сил, чтобы не попросить Мегги остановиться, а то и просто схватить за руки, чтобы прекратить эти истеричные дерганья. «Кошмар, чуть что не так, Мегги уже готова упасть в обморок. Престранную парочку представляют они со своей золовкой, никто не скажет, что Сцилла Рептон ей родственница. Да, Роджер свалял дурака, женившись на молоденькой». Мисс Эклс и раньше это говорила, и сейчас может повторить. "Понимаете, тут дело не только в возрасте, — втолковывала она воображаемому собеседнику. — У меня достаточно широкие взгляды на эти вопросы, я сама знала сколько угодно примеров по-настоящему счастливых браков, где муж был намного старше жены. Конечно, не все складывалось у них просто, но я первая признаю, что существование таких семей вполне допустимо. Но только никто, слышите, никто не скажет, что Сцилла Рептон вообще пригодна для семейной жизни. Ничего подобного.

Не думаю, что она готова заниматься домашней работой, а ведь с прислугой у них дела обстоят неважно — только приходящие девушки из деревни. Да и смогут ли они вообще позволить себе прислугу, когда Валентина перестанет с ними жить? Зачем лицемерить, все знают, что только благодаря ее деньгам Роджер содержит поместье. Если бы не это, поместье пришлось бы продать. А теперь? Долго ли он продержится?"

Мисс Метти очень страдала, не зная ответ на этот вопрос. Несчастная всегда испытывала настоящие муки, если ее любознательность подобного рода не была удовлетворена. Особенно трудно было находиться в неведении относительно того, что лично ее не касалось. В настоящий момент она сгорала от любопытства, почему же не появляется жених.

"Роджер решил начать без него, но почему? Он сказал, что подождут только десять минут, — неужели нельзя подождать подольше? Наверное, члены семьи знают, что нет смысла тянуть. Откуда? Их каким-то образом известили?

Но как: телеграммой, телефонным звонком? Ничего такого определенно не было! Ведь и Валентина, и Роджер, и Мегги, и Сцилла находятся все время на глазах. Так что остается констатировать, что Гилберт Эрл без всяких объяснений не явился на намеченную репетицию собственного бракосочетания. Жених с приятелем должны были приехать прямо в церковь, потом пообедать в поместье. Комнаты на ночь заказаны для них в деревенской гостинице, у Джорджа. Сама свадьба назначена на следующий день в половине третьего, а главного виновника торжества нет как нет".

Хорошенькая Сцилла обернулась к золовке и ободрила ее:

— Мегги, держись, все будет хорошо.

Та отчаянно дернула свою цепь, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Если она сейчас расплачется, брат жутко разозлится. Несчастная испуганно взглянула на безмятежную Сциллу и прерывающимся голосом спросила:

— Думаешь, все как-то устроится?

— Конечно, дорогая! Неужели ты считаешь, что он струсил и сбежал?

Судя по голосу, Сциллу забавляла эта ситуация, и она совершенно не собиралась разделять волнения мисс Рептон. Метти Эклс отметила всю неуместность такого тона в церкви — не следует здесь так веселиться, да и наряд молодой женщины совершенно не соответствовал случаю.

А Мегги не следовало рядиться в фиолетовое платье, которое она собиралась надеть на свадьбу. Ну, нацепила бы новую шляпку — и довольно. Посоветовалась бы с ней, Метти, если сама не понимает таких элементарных вещей.

Вот, например, на Метти то самое платье, которое она обычно надевает на воскресную службу — без излишней парадности, но очень элегантное — оно прекрасно подходит для небольших церковных праздников. Но вы взгляните только на Сциллу! Если Мегги вырядилась слишком пышно, то эта особа кинулась в другую крайность: простая твидовая юбка, красный кардиган, пестрый шарф, блестящие золотистые волосы выбиваются из-под черного берета… Все, конечно, дорого, но совершенно не к месту — ведь не прогуляться же она вышла после завтрака.

А что на себя напялила эта неуклюжая Конни! Просто язык чешется сделать ей внушение. Юбка, сшитая своими руками, и плохо связанный джемпер не украсили бедняжку. Да, в модный журнал такое явно не пойдет. И чтобы покончить с темой, позвольте спросить: она что, так и собирается являть собой пример полной противоположности Сциллы? Одна как попугай, другая — серая утка: лицо бледное, фигура расплылась. В конце концов, пора сесть на диету — девушки не должны так распускаться! Ведь можно же как-то следить за собой!

Мисс Эклс удовлетворенно отметила, насколько сама она в прекрасной форме. Фигура стройная и сухощавая, ничего лишнего. Ей пятьдесят пять, но цвет лица чудесный, волосы почти без седины, а голубые глаза остались по-прежнему яркими. Да, у нее есть все основания быть довольной собой.

Чего о Конни Брук никак нельзя было сказать. Но мучило ее вовсе не то, как она выглядит. Сложись все иначе, думала девушка, каким счастьем было бы стать подружкой невесты. Правда, ее бы не пригласили, не свались Лекси с ветрянкой, но радоваться все равно можно было бы — ветрянка не тяжелая болезнь. Казалось, все так замечательно складывается, если бы только… если бы не эти мысли.

К горлу снова подступила тошнота. Ужасно, если ей станет плохо прямо здесь, в церкви. Как же быть? Томми немного успокоил ее, вообще после разговора с ним всегда становится легче, но как ей себя вести, он не сказал. Наверное, следовало рассказать ему все, что она знает, но Конни тогда не смогла назвать имя, побоялась, что священник ей не поверит. Она и сама себе с трудом верила.

Одним словом, девушка была в полной растерянности.

В это время в алтаре преподобный Томас Мартин, крупный, небрежно одетый мужчина в довольно мятом облачение, которое местные жители знали как более старое из двух имеющихся, готовился сказать то, что считал наиболее уместным в данный момент. Склонившись над Валентиной, как над младенцем во время крещения, преподобный шепотом, так что никто кроме нее ничего не разобрал, произнес:

— Сейчас иди к алтарю одна и ничего не бойся. Гилберт появится с минуты на минуту, и вы вместе посмеетесь над курьезом, который его задержал. Не волнуйся, сама процедура очень простая, а я перевенчал уже столько пар, что и шага не позволю вам не правильно ступить. Не забивай себе голову ерундой…

Вот чего Валентине сейчас совсем не хотелось, так это смеяться вместе с Гилбертом. Все чувства ее как бы притупились, а в голове теснились мрачные, отчаянные мысли.

Зачем так долго страдать? Она устала бороться с отчаянием. Правда, иногда в душе просыпалась надежда, хотя надеяться было че на что… Ободряющая улыбка священника показалась ей фальшивой. «Хороший он человек, но ему тоже тяжело — слишком много он видит и понимает». Девушке не хотелось, чтобы Томми ее жалел, поэтому она заставила себя улыбнуться и совершенно естественным голосом поддакнула:

— Конечно, все будет в порядке.

…Спустя какое-то время полковник Рептон мог наконец с удовольствием сказать:

— Наконец-то все закончилось! Сущая чепуха, скажу я вам.

Современный идиотизм, чего только не придумают… Сама свадьба кого хочешь с ума сведет, а тут еще и репетиция!

Обе подружки невесты, нескладная, рассеянная Конни и хорошенькая и бойкая Дафна, отошли в сторону.

— Большое спасибо, Томми, — поблагодарила священника Валентина и сделала шаг от алтаря.

Завтра в это время она уже будет женой Гилберта, миссис Эрл, если только… Во мраке ее мыслей опять мелькнула надежда, но лишь на мгновение, и она опять погрузилась в апатию. Тут дверь церкви распахнулась и на пороге появился Гилберт — волосы растрепаны, на щеке грязь, а из левого рукава пиджака торчит вырванный клок. Он был само обаяние и раскаяние, и, как избалованный ребенок, ни секунды не сомневался в немедленном всеобщем прощении. Мисс Эклс позднее утверждала, что молодой человек прихрамывал, но никто, кроме нее, этого не заметил. Жених, естественно, направился прямо к Валентине:

— Прости, дорогая. — Тон его был одновременно шутливым и нежным. — Представь себе, Джон, правда не нарочно, протаранил колючую изгородь у поля Плоудена. Он придет, как только его слегка подлатают. А я, как видишь, легко отделался — только перепачкался немного.

Глава 7

Окна старого поместья светились. Все говорило о том, что здесь много лет, ничего не меняя, жило одно семейство, и это придавало дому особую прелесть. На стенах столовой, обшитой деревянными панелями, висели старинные портреты, посередине стоял длинный стол, окруженный стульями с высокими спинками. Гостиную украшали французский ковер и парчовые портьеры, которые, может быть, при дневном свете и выглядели изрядно потускневшими, но при электрическом освещении блистали во всем своем розовато-золотистом великолепии. Лет пятьдесят назад эти же оттенки, вероятно, преобладали и в обивке кресел и диванов, но сейчас их потертые останки скрывали просторные ситцевые чехлы, чей блеклый рисунок в результате многочисленных стирок скорее угадывался, нежели был различим. Здесь тоже было много портретов. На одном из них — похожее на Валентину хрупкое, очаровательное создание. Это леди Адель Рептон; она в платье, которое было заказано к известному балу в бельгийском местечке Ватерлоо, где герцог Веллингтон одержал блистательную победу над Наполеоном; на портрете рядом — господин с сердитым худым лицом, ее муж Эмброуз, на следующий же день после бала павший в бою; он находился на поле битвы рядом с герцогом. Лорд Рептон был изображен с пришпиленным пустым рукавом вместо одной руки.

В вечер накануне свадьбы Валентины выражение лица полковника Роджера Рептона было точь-в-точь такое, как на портрете вышеупомянутого предка. Идея устроить прием принадлежала Сцилле, а за два года супружеской жизни полковник хорошо усвоил, что если жена чего-то хочет, то разумнее подчиниться, чем оказывать сопротивление. Но это вовсе не значит, что сам он должен выглядеть довольным.

Сначала эта глупейшая репетиция венчания, теперь, в придачу к ней, весь дом перевернули вверх дном. Как было бы хорошо мирно посидеть с газетой у камина, а потом отправиться спать! А вместо этого, пожалуйста, гости, черт бы их побрал. С суматохой в день свадьбы Роджер вполне смирился, венчание — вещь дьявольски утомительная, но тут уж деваться некуда, свои обязанности он готов выполнять. Но вот еще и прием, которого вполне могло бы и не быть, накануне обязательного торжества его просто добил.

Пусть бы жених развлекал своих холостых друзей, а Валентина просто как следует отдохнула бы. Хорошенько выспаться ей просто необходимо, она выглядит как привидение в этом бледно-зеленом наряде.

Полковник мрачно взглянул на леди Мэллет, которая остановилась рядом, и с удивлением услышал:

— Валентина похожа на привидение, она сегодня бледна как никогда.

Поскольку полковник имел обыкновение возражать этой даме, то сделал это и на сей раз:

— С чего это вы взяли?

— Неужели не заметно? — удивилась леди Мэллет. — По всей видимости, вы немного утомлены приемом. Конечно, это идея Сциллы, но, замечу, очень недурная.

А что там за история с приятелем Гилберта, который завез их в канаву?

— И вовсе не в канаву, а в колючую изгородь у поля Плоудена!

— Они что, выпили по поводу радостного события?

— Ничего подобного не заметил!

— Значит, этот парень — отвратительный водитель! За рулем ведь сидел он, а не Гилберт? Я это хочу уточнить, потому что, если это был Гилберт, я посоветую Валентине с ним порвать! Нельзя выходить замуж за человека, который способен в любой момент завезти тебя в канаву!

— Говорю вам, они заехали не в канаву!

Леди раскатисто расхохоталась:

— Какая разница? Послушайте, а что с Валентиной? Она так струсила? Помню, я чуть в бега не ударилась перед свадьбой с Тимом. Надо пойти подбодрить девочку. А вам-то эта свадьба нужна? Ведь вы до смерти ненавидите всякие светские обязанности, хлопоты… К тому же Вэл уйдет, и вам будет ее не хватать, я имею в виду не только родственные чувства… Все это не так уж и радует, а?

Полковник Рептон и леди Мэллет находились в довольно близком родстве, у них была общая бабушка. И если уж твоя собственная кузина открыто такое сообщает, то что уж говорить об остальных?

Эта леди с неиссякаемым интересом исследовала личную жизнь родственников, друзей и даже малознакомых людей. Ее монументальную фигуру, облаченную в неизменный твид, всегда можно было заметить на всех местных сборищах. От ее темных проницательных глаз не укрывались малейшие детали, и она всегда готова была одарить окружающих непрошеным советом или наставлением. Надо отдать ей должное, сердце у нее было доброе, и толстый кошелек ее мужа всегда был к услугам действительно нуждающихся. Все знали, что ее мелковатый и отнюдь не изысканный с виду супруг сколотил громаднейшее состояние на сети овощных лавок.

Нынешним вечером дама упаковала себя в красную парчу. На обширном бюсте покоилось широкое, неприлично дорогое ожерелье из рубинов и бриллиантов, по обеим сторонам круглого красного лица колыхались серьги с крупными бриллиантами, абсолютно седые волосы были собраны в пучок внушительных размеров.

Спорить с Норой Мэллет не следовало, и поэтому Роджеру оставалось только признать очевидное:

— Да, мне все это не по душе.

Но дама не собиралась прерывать разговор. Она считала нужным обсудить финансовые проблемы полковника и не видела причин откладывать это.

— Завещание Элинор порадовало вас, правда? Шесть сотен фунтов в год, пока Вэл не исполнится восемнадцать, а потом еще по две сотни, до тех пор пока она будет здесь жить! Бедняжка Элинор, какую ошибку она сделала, выйдя замуж за этого Грея! Ну и тип! С первого взгляда было понятно, что он гнался за ее деньгами. Знаете, ведь она могла оказаться к вам и менее щедрой. Конечно, вы ближайший родственник и все такое, но кто сейчас на это обращает внимание… Да, в викторианские времена, прежде чем выдавать девушку замуж, в семье задумались бы о том, что поместье наследуется по мужской линии, и вы ее представитель. Мне кажется, Элинор следовало это учесть, тем более что в роду из поколения в поколение рождались все больше девочки.

— Дорогая Нора, мы с Элинор жили не в те времена.

— Уж лучше бы в те, тогда бы вы наверняка поженились.

— Но мы не поженились, и хватит об этом! — Тон Роджера был резким.

— И тем не менее жаль. Как унизительно для вас — вступить во владение усадьбой, не имея средств, чтобы содержать ее. Все эти законы о наследовании майоратов просто чушь!

Уж лучше бы поместье перешло к Валентине, ей проще простого позаботиться о нем с той кучей денег, которые она унаследовала от матери. — Тут непосредственная леди Мэллет обратила наконец внимание на мрачное лицо собеседника и добавила:

— Ну ладно, не грустите, знаете, я всегда считала, что лучше говорить открыто все, что думаешь.

— Не вижу повода для веселья.

Женщина рассмеялась:

— Тогда подождем, когда подадут шампанское!

Она отошла, оставив полковника наедине с его тягостными мыслями. Два дня подряд шампанское! Он органически был не способен подавать гостям дешевые напитки, поэтому это веселье выйдет ему боком. Как хотелось Рептону, чтобы все поскорее закончилось… но счета-то все равно останутся.

Тут к нему подошла неизменно бодрая Метти Эклс. Она была в том самом черном платье, которое обычно надевала на все праздники последние десять лет; на этот раз платье дополнялось шелковым ярко-голубым шарфом под цвет глаз. Как всегда, эта особа была совершенно довольна собой, преисполнена сознанием собственной правоты и, все замечая и оценивая, бросала по сторонам острые критические взгляды.

— Не знаете, что здесь делает Гилберт? Ведь ему следует находиться в городе, на собственном мальчишнике. Кстати, как это его умудрился завезти в колючую изгородь этот… как его… Джон Эддингли? Мне сказали, ему три шва на губу наложили, а он и так не красавец. Кто он такой? Работает в министерстве иностранных дел, как и жених? Да, их там учат манерам и как одеваться, только лишь, вот жалость, не хватает капельки мозгов в голове. Слава богу, что с Гилбертом все обошлось, да он, кажется, и поумнее… А уж хорош! Между нами, Роджер, вам не кажется, что молодой человек… как бы это выразиться… слишком привлекателен? Надеюсь, Валентина так не считает? Или все-таки считает? Тогда все женщины ее поймут. Хотя, конечно, муж — другое дело.

— Не понимаю, о чем вы, — сухо сказал полковник.

Голубые глаза женщины оживленно блестели.

— Дорогой, не говорите ерунды! Вы меня прекрасно поняли! Внешне Гилберт — мечта любой молодой девицы, только это качество не всегда полезно для семейной жизни.

Надеюсь, деньги в любом случае останутся за Валентиной?

— Конечно, — полковник машинально кивнул, но тут же опомнился и возмутился:

— Ну, Метти, знаете, это уж слишком!

Женщина понимающе кивнула:

— Да-да, конечно… Об этом не принято говорить, но какой смысл тогда считаться хорошими друзьями, если нельзя откровенно сказать о том, что тебя волнует! Но уж если мы с вами до такой степени нарушаем приличия, то не объясните ли заодно, почему Валентина выглядит, как…

— Метти, дорогая, я вовсе не собираюсь обсуждать с вами эту тему. Что здесь непонятного? Девочка просто валится с ног, устала за последние дни, вот и все.

— Ну что ж, хорошо, если так. Считается, что невеста обязана выглядеть лучше всех, но так бывает далеко не всегда. А жених, кажется, действительно влюблен. Не правда ли, он чувствует себя как рыба в воде? Вовсю пользуется своим обаянием, всех старается покорить, такой галантный! Но Валентина, наверное, подошла к решению своей судьбы серьезно, в ней не заметна сиюминутная увлеченность, поэтому, должно быть, у всех и возникает мысль насчет того, счастлива ли она… Конечно, надо принять во внимание, что юноша станет лордом Бренгстоном. Как утомительно для его дядюшки, человека небогатого, иметь такое количество дочерей, но зато для нашей девочки все складывается великолепно. Титул, правда, в нынешнее время не играет такой уж большой роли, но он придает шарм, и уж кто-кто, а Валентина с ее деньгами вполне может позволить себе эту роскошь.

Молодой человек, о котором шла речь, пересек гостиную и подошел к невесте, стоявшей рядом с непременно поминаемым сегодня в каждом разговоре Джоном Эддингли, высоким юношей с грубоватыми чертами лица; верхняя губа его была заклеена пластырем. Валентина перед выходом к гостям чуть тронула румянами щеки и решила накрасить губы светлой помадой, потому что боялась, что яркий цвет подчеркнет ее бледность. Показалось, что вышло неплохо, но сейчас, взглянув на свое отражение в зеркале, она увидела, что даже этих весьма сдержанных тонов косметика выглядит неестественно на безупречно гладкой и белой как мел коже.

— Разреши, я поведу тебя к столу? — спросил Гилберт.

Валентина чуть улыбнулась. Голос ее был, как обычно, ровен и мелодичен, но ответ прозвучал как-то уж очень монотонно, без малейшей эмоциональной окраски, будто говорившая слишком устала и у нее уже нет сил заботиться о выразительности речи:

— Да, конечно. Надеюсь, Сцилла сейчас спустится, мы ждем только ее, а она, как всегда, опаздывает.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина, и поэтому хорошо было слышно, как Мегги Рептон в смятении пролепетала:

— Ах ты боже мой…

Сэр Тимоти Мэллет достал часы и хмыкнул, взглянув на циферблат.

В этот момент дверь отворилась и появилась блистательная Сцилла в золотистом и до неприличия открытом платье.

Ее волосы тоже отливали золотом, а руки, плечи и грудь сияли молочной белизной. Неторопливо обведя взором гостиную, женщина с царственной улыбкой произнесла:

— О, все уже в сборе, а я опять опоздала… Это ужасно с моей стороны! Мегги, ты не помнишь, с кем я должна идти к столу — с женихом или с сэром Тимоти?

С открытой улыбкой Гилберт возразил хозяйке:

— Нет, боюсь не со мной. В сегодняшнем спектакле наши с Валентиной роли твердо определены: мы выступаем только парой, не так ли, дорогая?

— Кажется, это так, — серьезно ответила девушка.

В ее голосе прозвучало некоторое изумление, будто она только сейчас поняла нечто очень важное. Действительно, ее жених и она сама больше всего напоминали сейчас участников представления, на которых направлены яркие софиты, или, возможно, экспонаты, выставленные в витрине для всеобщего обозрения. Но послезавтра они останутся одни… На мгновение к девушке вернулась острота восприятия, и ее охватил ужас перед неотвратимостью происходящего.

Сцилла продолжала улыбаться, слегка откинув голову, Выражение ее глаз было скрыто полуопущенными ресницами.

— Ну, как это скучно… — протянула она, — будьте милосердны! Вам рядом сидеть за столом всю оставшуюся жизнь, а сейчас пусть Вэл постарается утешить расстроенные чувства Роджера, а вы, мой дорогой, поведете к столу меня, и хватит об этом.

Глава 8

Прием, к удовольствию большинства присутствовавших, близился к завершению. Конни Брук тоже хотелось поскорее уйти домой, хотя совсем недавно о таком вечере можно было только мечтать, он стал бы событием, о котором долгое время вспоминаешь, когда нужно немного поднять себе настроение. Накануне Сцилла Рептон подарила ей чудесное, почти новое платье. Оно было светло-голубое, а это любимый цвет Конни! Пенни Марш, правда, заявила, что платье бледнит Конни. Как она выразилась, та в нем делается «тоже как будто слегка выцветшей». Но ведь всем известно, что голубое идет блондинкам, а значит, и ей идет, просто она очень много плакала последнее время, кожа от этого становится ужасной, а глаза краснеют и опухают.

Конни надеялась, что никто этого не заметит.

Однако от внимательных глаз тети Мегги, увы, ничего не укрылось. После обеда, в гостиной, она подсела к девушке и спросила, что случилось. Услышав ее добрый, участливый голос, Конни опять чуть не разревелась от жалости к себе, но, сделав над собой невероятное усилие, сдержалась. Тетя Мегги узнала платье:

— Наверное, это Сцилла тебе отдала? Но, дорогая, цвет совершенно не твой! Мне не нравится, как ты выглядишь, ты что, плохо спишь?

— Да, тетя Мегги, я не выспалась.

— Так нельзя, надо что-то делать. Даже Нора Мэллет заметила. Знаешь, что она сказала? Будто у тебя такой вид, словно ты неделю не спала. Я пообещала ей, что поделюсь с тобой своими таблетками… Исключительно помогают.

Их мне прописал доктор Портеус пару лет назад, когда кузина Энни попросила меня пожить с ней. По собственному опыту знаю: хотя бы одну ночь крепко поспишь, и сразу чувствуешь себя лучше.

Конни вспомнила, как переживала тетя Мегги два года назад, когда Роджер женился, она и к Энни поэтому на некоторое время перебралась. До сих пор непонятно, из-за чего она так огорчалась — ведь случилось настоящее чудо!

Жили вдвоем Мегги с братом, скучные пожилые люди, и тут Сцилла, божественная, неземная красавица Сцилла, соглашается приехать в Тиллинг-Грин и жить вместе с ними.

Жить в одном доме со Сциллой, видеть ее каждый день — об этом можно только мечтать…

Возвращаясь домой вместе с Метти Эклс, девушка не переставала думать о великолепной миссис Рептон: "Как ей идет золотое платье! Валентина по сравнению со Сциллой просто гадкий утенок. Еще говорят, что я бледная… Невеста выглядела просто как привидение. И чего она такая бледная? Завтра выходит замуж… И вообще у нее есть все, что только можно пожелать. — Тут Конни вспомнила о собственной горькой участи и опять с трудом сдержала слезы. — Интересно, помогут ли ей заснуть таблетки тети Мегги?

Хорошо бы, помогли, а то действительно уже ни на что не хватает сил. Сначала придется их растворить, никогда не могла целиком проглотить пилюлю".

— Ты, должно быть, очень устала, Конни, вид у тебя совершенно измученный, — заметила Метти. — Выпей-ка чего-нибудь горячего и ложись скорей в постель.

— Обязательно, на плите я оставила какао, надо только подогреть, а тетя Мегги дала свои таблетки, так что, надеюсь, скоро удастся заснуть.

— Мне кажется, ты ведь не умеешь глотать таблетки, — припомнила мисс Эклс. — Твоя мать когда-то об этом говорила.

— Я растворю их в какао.

— Боже сохрани — это будет такая отрава, в рот не возьмешь. Хотя, конечно, таблетки пьют не для удовольствия. А кстати, почему ты не можешь их глотать?

— Да просто не могу, и все, — слабо отбивалась Конни от дотошной соседки.

Девушка надеялась, что мисс Эклс наконец оставит эту тему. Сегодня ей ни с кем не хотелось обсуждать свои особенности, а уж тем более спорить. Легче даже проглотить таблетку целиком. Правда, тогда она наверняка подавится, но если нет выбора, лучше, наверное, подавиться.

Метти уверенно продолжала допрос:

— Сколько пилюль тебе дала Мегги? Она сказала, по сколько принимать?

— Не помню. Наверное, на пузырьке написано.

— Знаешь, на твоем месте больше одной я бы не пила, ведь ты к ним не привыкла…

У дверей дома мисс Эклс спутницы распрощались, и дальше Конни пошла одна. Как хорошо, что больше не надо отвечать на вопросы, поддерживать беседу, улыбаться, пытаясь скрыть свое состояние… Девушке хотелось только выпить горячего какао, добраться до постели и немедленно заснуть.

Она не любила входить в темный дом, поэтому, уходя, всегда оставляла где-нибудь свет. Конни открыла дверь, вошла в освещенную прихожую, защелкнула замок и направилась в кухню; там поставила свой любимый напиток в эмалированной кастрюльке греться на плиту, а сама тем временем пошла в бывшую мамину комнату и аккуратно повесила в шкаф бледно-голубое платье. Вечер оказался утомительным, и она едва волочила ноги, но порядок есть порядок. Таблетки тети Мегги Конни захватила с собой на кухню. Она так устала… Кажется, только голова прикоснется к подушке — тут же уснешь. А если нет? Опять одолеют эти мысли. Только бы заснуть побыстрее. Она растворила таблетку в какао, выпила его, в раковине вымыла чашку и кастрюльку, выключила внизу свет и отправилась в постель. Больше всего на свете ей хотелось как следует выспаться.

Глава 9

В Тиллинг-Грине наступала ночь. И в деревне, и в поместье почти все уже спали. Полковник Рептон, добравшийся наконец до своей комнаты, вздохнул с облегчением, и поскольку час был уже совсем поздний, а Роджер чертовски устал, вздох естественно перешел в зевок. «Завтра к этому времени весь переполох закончится, — думал полковник, выкладывая из кармана на комод деньги и ключи. — Надо относится ко всему философски. Ничего не поделаешь, рано или поздно Вэл все-таки должна была выйти замуж, а уж как сложится брак, все равно никогда заранее не скажешь. Да взять хоть мой собственный…»

Размышлять на столь скользкую тему Роджеру совсем не хотелось, лучше вернуться к Валентине. «Надо надеяться, все будет хорошо. Почему бы и нет? Гилберт вел себя вполне естественно для своих лет, он не первый молодой человек, которому надо перебеситься, прежде чем обзавестись семьей. Да и деньги играют определенную роль, зачем лицемерить? Бедняжка Элинор и ее муженек Грей оставили их девочке, слава богу, предостаточно. Каким очаровательным и нежным созданием была Элинор. Жизнь оказалась слишком жестока к ней, такие натуры часто не выдерживают столкновения с суровой реальностью. Интересно, что могло бы быть, поженись мы с ней в свое время? Но все твердили, что этого делать не следует, и поэтому я отправился на Восток, а она вышла замуж за Грея. Конечно не сразу, да, далеко не сразу… Как глупо все это кажется сейчас! Надеюсь, у Валентины все будет хорошо. Правда, с нами ее уже не будет… Да и денег ее тоже не будет…»

И полковник погрузился в безнадежные размышления о том, что можно предпринять, чтобы сохранить поместье.

Его сестра Мегги Рептон примерно в то же самое время, припоминая все детали званого вечера, пришла к заключению, что он, несмотря на многочисленные сложности, удался. Миссис Глейзер действительно прекрасно готовит, все было очень вкусно. Конечно они, вероятно, не смогут больше держать кухарку… или смогут? Роджер всегда так мрачно смотрит на вещи, как будто через неделю им всем прямая дорога в работный дом… Точь-в-точь как покойный папа, в этом он похож на него. Теперь, разумеется, никаких работных домов нет, но от этого не легче. Если денег хронически не хватает, о них все время приходится думать, а это так утомительно! Ей все-таки жаль, что Валентина выходит замуж. Браки далеко не всегда оборачиваются благом, и где гарантия, что девочка не станет такой же несчастной, как ее мать?

Лучше бы ей остаться с ними. Конечно, Гилберт настоящий красавец, а когда умрет его дядя, он получит титул, потому что бедняжка леди Бренгстон нарожала одних девочек. Денег, правда, у юноши нет, но состояния Вэл хватит на двоих. Беда, что из таких слишком обаятельных молодых людей не всегда получаются хорошие мужья… Когда-то в юности Мегги и сама хотела выйти замуж, да никто не звал. Может быть, и к лучшему, что так получилось, а то достался бы ей муженек, как папочка Валентины, который свел бедняжку Элинор в могилу и растратил кучу ее денег…

Мегги расстегнула аметистовое ожерелье, доставшееся ей от матери, и бережно положила его на столик. Она хорошо помнила, как мама надевала его к атласному лиловому платью с большим вырезом, отороченным дорогими кружевами. У мамы была нежная белая кожа и очень красивые плечи, в те времена дамы гордились своим декольте. А ее собственная шея слишком тонка для этого ожерелья. Мегги полюбовалась прекрасными камнями и, чтобы положить украшение на место, со вздохом подвинула к себе старую шкатулку для драгоценностей, вытащила из нее два обитых атласом ящичка, стоявших друг на друге. В нижнем, третьем ящичке из-под тяжелого гранатового браслета высовывался мятый листок бумаги. Она потянула его за край двумя пальцами, пытаясь вытащить. Ничего не получалась, наконец она сдалась и, приподняв украшение, взяла бумажку и расправила ее. По ней косыми строчками расползлись неровные, будто написанные детской рукой буквы.

Некоторое время женщина смотрела на записку, потом сложила ее и снова подсунула под браслет. Поставив на место два верхних ящичка, она заперла шкатулку и убрала ключ.

Отвернувшись к шкафу, Валентина снимала легкое бледно-зеленое платье. Оно ей нравилось, но Метти Эклс сказала ей сегодня вечером: «Знаешь, старайся не носить зеленое, это к несчастью».

Девушка, задумавшись, держала в руках легкую, почти невесомую ткань. Интересно, откуда появился такой предрассудок? Почему именно зеленое? Наверное, потому, что этот цвет выбрали для себя феи и не любили, когда другие его надевали. Если ты не волшебница, изволь следовать общепринятым правилам…

Вэл повесила платье в шкаф и вернулась к туалетному столику, чтобы снять жемчужное ожерелье. Она протянула руку к застежке, но внезапно отдернула ее, увидев туго набитый конверт, пришпиленный к булавочной подушечке ее брошкой — маленьким золотым перышком, украшенным бриллиантами. Довольно пухлое послание похоже было на те, в которых рассылают рождественские открытки. Heзнакомый крупный почерк, неровные буквы… Девушка отколола письмо, разорвала конверт и обнаружила внутри еще один, маленький и серый, без какой-либо надписи.

Бояться было нечего, но сердце почему-то гулко застучало. Стараясь подавить волнение, дрожащими руками она открыла серый конверт. Там лежала записка, написанная знакомым почерком:

Жду до двенадцати на старом месте. Если не придешь, позвоню в дверь ровно в девять утра.

Подписи не было, но Валентина в ней и не нуждалась, автор был слишком хорошо ей известен. Эти мелкие, не слишком разборчивые буквы могли быть написаны только Джейсоном.

«Он здесь!» Эта мысль заслонила в одно мгновение все остальное. Наконец-то, надо немедленно бежать к любимому! Радость переполняла девушку, как будто не было долгих месяцев обиды, страданий, страха. В следующий миг наступило отрезвление: «Слишком поздно, возврата нет».

Ведь Джейсон исчез, не сказав ни слова, она даже не знала, жив ли он, а ведь тысячи смертей подстерегали его каждую минуту, и сколько их пережила вместе с ним Валентина! Самая страшная пытка — это пытка неизвестностью.

Как долго можно выдерживать ее?.. И вот завтра она выходит за Гилберта Эрла.

Первый радостный порыв ушел и уступил место гневу.

Неужели Джейсон думает, что ее вот так можно отшвырнуть, как надоевшую игрушку, а потом, если захочется, опять подобрать? Он убежден, что мир застывает в покорном ожидании его возвращения, пока он отправляется на поиски приключений? Девушка вдруг вспомнила его голос, его манеру улыбаться, чуть прищурив глаза… Но пути назад нет.

«Он сам так захотел… Да, я его очень любила, а он уехал, не сказав ни слова». Ногти больно впивались в ладонь, Вэл разжала руку, в которой была записка. Она в ярости разорвала ее и вышвырнула в окно. Свежий ночной воздух слегка охладил ее пыл, злость улеглась. «Раз уж он назначил время и место встречи, — решила Валентина, — то я пойду. Ведь придется когда-нибудь объясниться. Пусть он полюбуется, что натворил, и поймет, что все потеряно. Именно затем я и увижусь с ним, больше мне ничего не надо».

Девушка сняла длинную нижнюю юбку, которая была надета под бледно-зеленое платье, и взяла со стула темную шерстяную юбку и джемпер, скинула нарядные зеленые туфли с пряжками, усыпанными гранеными хрусталиками, сунула ноги в скромные лодочки на низком каблуке, затем накинула темный шарф и достала из шкафа свободное короткое пальто. Теперь она готова.

Вэл отворила дверь, осторожно выглянула в темный пустой коридор и вышла на лестничную площадку. Где-то здесь наверху уже, наверное, спят Роджер, Сцилла и Мегги. Все они очень устали, бедная Сцилла едва дождалась, когда уйдет последний гость, чтобы, позевывая на ходу, отправиться к себе.

Внизу в холле горела только тусклая лампочка. Когда в одиночестве идешь по спящему дому, все становится немного нереальным, как будто бродишь во сне. Горничные давно были отпущены домой, миссис Глейзер, жена садовника, ушла в коттедж. Валентина пересекла холл и двинулась в нужном направлении. Темнота и тишина сгущались вокруг нее, ощущение было такое, словно входишь все глубже в воду, она поднимается выше и выше — вот уже по пояс, у подбородка и, наконец, сомкнулась над головой. Девушка уходила прочь от света, смело углубляясь в эту таинственную темноту, и наконец добралась до гостиной.

Она тихонько повернула ручку и проскользнула внутрь.

Здесь было уже совсем темно, ни малейшего проблеска.

Беззвучно закрыв дверь, Валентина достала из пальто маленький карманный фонарик и включила его. Теперь очертания кресел, диванов и столов стали слабо угадываться в луче света. Она знала, где именно находилась дверь, ведущая на террасу, — за шторами, посередине ряда окон, между двумя креслами, обитыми парчой. В соседней комнате, где последние два года была гостиная Сциллы, дверь на улицу находилась там же.

Выйдя на террасу, девушка выключила фонарик, ставший уже ненужным. Она с закрытыми глазами могла пройти этот путь — много раз ходила здесь и днем, и в сумерках, и ночью… Сейчас луна, пробивавшаяся сквозь низкие тучи, освещала парк, поэтому мир под покровом тусклой дымки был вполне различим.

Валентина спустилась с террасы на лужайку; тропинка вскоре повернула налево и вывела ее к деревьям, а потом начала петлять между стволами. Слабый ветер чуть покачивал ветви над головой, от чего тени на земле причудливо шевелились. Стволы деревьев редели, и вскоре показался живописный холм, на котором еще прапрадед построил небольшой летний павильон. В благословенные времена раннего викторианства подобные строения принято было называть бельведерами. Девушка поднялась к нему по дорожке, густо заросшей травой. В тени дверного проема шевельнулась тень, и бедняжка испуганно замерла. Сердце колотилось, готовое выпрыгнуть из груди.

Джейсон сбежал по деревянным ступеням бельведера и обнял Валентину. Этот жест не вызвал в ней никакого протеста, ведь он был таким знакомым и привычным. Как будто не было многих месяцев, проведенных друг без друга, «связь времен» замкнулась, наконец-то они вместе, он и она.

Молодые люди долго так стояли, пока Джейсон не сказал:

— Хорошо, что ты здесь, а то пришлось бы утром колотиться в парадную дверь. Давай-ка сядем на ступеньки и поговорим.

И они, совсем как раньше, уселись рядом. При свете луны ясно видна была деревня — не правильный треугольник, заставленный домами и пересеченный дорогой, неподалеку гряда леса, тонкая лента речки Тилль, вьющейся по лугам. В деревне не светилось ни одного окна, но очертания домов и темная громада церкви отчетливо выделялись в серой мгле. Чуть ближе молочный туман стелился над прудом, в котором утонула Дорис Пелл.

Некоторое время парочка сидела молча. Вэл была в ярости, когда шла сюда. Наверное, у Джейсона найдутся какие-то аргументы, чтобы оправдать свое исчезновение, но оправдания ему нет, и она была непримирима, готовилась высказать ему тысячу справедливых упреков — должен же наконец любимый понять, как жесток он был по отношению к ней. Но сейчас девушка не находила в себе сил для борьбы. Ничего не поделаешь, он таков, каков есть, пусть уходит и приходит, когда захочет. Как же она может выйти замуж за Гилберта, если чувствует, что ближе Джейсона у нее никого нет и быть не может, будто они женаты уже много лет? Да и что такое, собственно, брак? Это ведь не просто обряд, сопровождаемый словами, которые завтра в церкви произнесет Томми, и не только физическая близость. Может быть, кто-то именно так и считает, но не она. Да если бы даже до этого они с Джейсоном ни разу не поцеловались, если бы даже ни разу не обнялись, все равно связь между ними настолько крепка, что разорвать ее ничто не способно.

Первым заговорил Джексон:

— Как ты собираешься поступить?

— Не знаю…

Молодой человек засмеялся:

— Поздновато я решил об этом спросить, правда?

Девушка глубоко вздохнула, перед тем как задать вопрос, который мучил ее много месяцев:

— Почему ты исчез, ничего не сказав мне?

Джейсон пожал плечами, и жест был так знаком ей, так привычен… Такими же родными для нее были и профиль, и эти темные волосы, и подвижный рот. Узнала она и его способность мгновенно переходить от мрачности к веселью:

— Поступками нашими правит дьявол.

— Я спрашиваю серьезно: почему ты исчез?

— Милая, на вопрос «почему» существует лишь один правильный ответ, и начинается он со слова «потому».

— Ты не хочешь отвечать?

Джейсон кивнул:

— Если быть точным, то не могу и не хочу.

— А почему ты вернулся? — Тихий голос девушки дрогнул.

— Причем вовремя, тебе не кажется?

Она немного помолчала, а потом сказала:

— Да… Если бы ты не пришел…

— ..то ты бы вышла замуж за Гилберта и жила бы счастливо?

Валентина снова глубоко вздохнула.

— Это не имеет никакого значения. Главное, что пути назад нет.

«Какая-то ловушка, и выбраться из нее невозможно. — В сознании Вэл вертелись обрывки спутанных мыслей. — Что же делать? Венчаться завтра с Гилбертом я не могу, но и разрушить все тоже не могу. По крайней мере, не сейчас и не так».

Зазвонил церковный колокол, двенадцать мягких звучных ударов растаяли в воздухе.

— Вот и наступил день твоей свадьбы, дорогая. Как настроение? — Слова были, конечно, насмешливыми, но произнес их Джейсон печально.

Держась рукой за ступеньку, девушка хотела подняться.

Тело стало вдруг почему-то тяжелым, и сделать это оказалось очень непросто — куда девалась ее обычная легкость?

Взяв за талию, Джейсон одним рывком усадил ее на прежнее место.

— Вэл, не обманывай себя, ты ведь понимаешь, что не должна выходить за него.

Силы Валентины были уже на пределе.

— Ничего не поделаешь, я должна, — еле слышно сказала она.

— Прекрасно знаешь, что именно этого ты делать не должна! Я не пытаюсь воззвать к твоему сердцу, никаких страстных призывов, объятий и поцелуев, я хочу только, чтобы ты прислушалась к голосу разума. Если эта свадьба состоится, каковы будут ее последствия? У тебя ведь есть хоть немного дружеских чувств к Гилберту, так задумайся, приятно ли ему будет оказаться женатым на девице с вечно недовольной миной, этакой страдалице, к тому же еще и влюбленной в другого. Что касается меня, можешь быть уверена, я с радостью приму любое наказание, какое ты только придумаешь. Наконец, для разнообразия, подумай и о себе, тебе ведь нелегко придется.

Валентина была в отчаянии. Она и раньше гнала от себя мысли о том, что будет после свадьбы, а сейчас… Собственно, думать она не могла, ей просто стало страшно.

Девушка закрыла лицо руками и опустила голову на колени. После того как Джейсон внезапно исчез, в ее душе были только боль и одиночество, а теперь любимый рядом, он так близко — даже не касаясь, она чувствовала его присутствие… А что дальше, что сулит будущее, которое наступит после этих горьких часов небытия?

Лицо Вэл по-прежнему было опущено, молодой человек не шелохнулся и не произнес ни слова, но ей казалось, будто весь мир вокруг был его объятия. Девушка подняла голову и снова спросила:

— Почему же… ты… исчез? — в голосе ее дрожали слезы.

Джейсон опять неопределенно пожал плечами, но на этот раз все-таки туманно ответил:

— Мне надо было кое-куда съездить.

Вэл продолжала, будто не расслышав:

— Накануне ты пришел ко мне и не сказал, что уезжаешь. Целовал меня, зная, зная, что завтра я останусь одна, а потом пропал, даже не писал… — Голос дрогнул и затих.

— Понимаю, я не должен был так делать, но у меня не было выбора. Я ведь предупреждал, что наша любовь не будет легкой.

— Нельзя так просто исчезнуть, а потом вернуться как ни в чем не бывало, рассчитывая, что все можно начать с того же мгновения. Знаешь, если человек слишком несчастен, долго он этого вынести не может.

— Ты ведь знала, что такое со мной случалось: я уходил, потом приходил, и не писал при этом, — нетерпеливо бросил молодой человек.

— Я получила письмо. — Валентина не слышала его. — Не знаю, кто его послал… Там говорилось, что ты внезапно пропал, потому что здесь замешана одна девушка…

— Никакой девушки не было, а объяснить тебе, почему не предупредил тебя, я все равно не могу.

— Всего прислали три письма. Они были отвратительны… Как будто вместо букв — слизняки.

— Все анонимки такие. Следовало быть умнее и им не верить.

Девушка выпрямилась:

— Джейсон, я не поверила! Но ощущение гадливости, как будто не можешь отмыть руки от какой-то дряни, осталось.

— Попробуй скипидарным мылом с щеткой, — невесело посоветовал он. Следующая фраза была сказана уже жестким тоном:

— Просыпайся, Вэл! Нельзя верить мне и одновременно не верить. Твой анонимный корреспондент ведь не привел никаких доказательств того, что я уезжал к девушке? И я тебе никаких доказательств предъявить не могу, у меня их нет. Поэтому тебе придется принять решение вслепую: если ты мне веришь, то верь на слово, а если не веришь, то расстанемся сейчас, Я пожелаю тебе на славу повеселиться и пообещаю не досаждать в дальнейшем. Подумай, сегодня может состояться твоя свадьба, но ведь ее может и не быть.

Валентина не смогла больше сдерживаться и разрыдалась:

— Ты даже не сказал, что любишь меня!

Молодой человек по-прежнему был суров:

— Если ты не чувствуешь это, то какой смысл объяснять?

И внезапно Валентина поняла, что все ее сомнения были напрасными, и если и существует бесспорная истина, то заключается она в том, что Джейсон по-настоящему любит ее. Да, любимый уехал, не сказав ни слова, вернулся без объяснений, возможно, такое не раз еще случится, возможно, она будет страдать. Что же поделаешь? Она любит его так же, как он любит ее, и поэтому выходить замуж за Гилберта нельзя. Валентина вскочила со ступенек, следом поднялся и Джейсон.

— Мне надо идти. Я решила, Джейсон: свадьбы не будет.

Они расстались молча, без объятий и поцелуев. Внешние проявления их чувств, таких острых сейчас, обоим показались неуместными. «А я ведь чуть не предала их», — корила себя Валентина, возвращаясь домой. Она чувствовала себя лунатиком, которого разбудили на краю пропасти. Еще шаг — и все пропало. Еще несколько часов — и она стала бы женой Гилберта, абсолютно далекого ей человека. Девушке было жутко, но она радовалась, что все-таки успела стряхнуть с себя наваждение. И еще уверенность, что свадьбы завтра не будет, сопровождалась полнейшим недоумением по поводу того, как остановить запущенную машину: приготовления, назначенное венчание, гости, родственники…

Поднявшись на террасу, она вошла в дом, благо дверь была предусмотрительно оставлена ею приоткрытой. Когда девушка тщательно задернула за собой плотные портьеры, темнота в комнате стала абсолютно непроницаемой.

Что ж, идти придется наугад — не видно не то что на расстоянии вытянутой руки, а даже собственных пальцев, поднесенных к самым глазам. Валентина повернулась направо и поразилась яркому лучу света, прорезавшему тьму.

Дверь в гостиную Сциллы была приоткрыта, и свет падал оттуда.

Крошечное освещенное пространство будто притягивало ее к себе, и девушка машинально, без какой-либо цели направилась к двери. В полуметре от нее она остановилась, услышав донесшиеся до нее из комнаты голоса. Один принадлежал ее жениху.

— Сцилла, сколько можно говорить об одном и том же?

Какая от этого польза? — спросил он.

В ответ женщина саркастически рассмеялась:

— Дорогой, я и в самом деле не все на свете рассматриваю с точки зрения пользы и выгоды.

Было понятно, что Сцилла и Гилберт находятся совсем рядом, голоса слышались из одного и того же места; наверное, они сидели обнявшись. Гилберт с полустоном продолжал:

— Но мы все давным-давно обсудили.

— И выяснили, что многое тебе не под силу. — В голосе женщины слышалось презрение.

Гилберт, видимо, встал.

— Мы всегда знали, что долго это продолжаться не может.

— Да, тебе всегда хотелось, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, правда, дорогой? А если говорить прямо, ты всегда хотел захапать денежки Валентины.

— Я обожаю ее.

— Но деньги обожаешь немножко больше.

— У тебя нет ни малейших оснований так говорить! Сама знаешь: я не могу позволить себе жениться на девушке без состояния.

— Другими словами, не можешь себе позволить жениться на мне?

— Девочка, дорогая моя, вопрос о нашей женитьбе не обсуждается. Ты забыла, что ты замужем?

— Роджер разведется со мной… если узнает. — Голос Сциллы звучал на этот раз мягко и ласково.

Пожалуй, того, что услышала ошеломленная Валентина, было для нее многовато. Она повернулась и, вытянув перед собой руки, чтобы не наткнуться на мебель, на цыпочках заспешила к другой двери, осторожно проскользнула между створками и тихо прикрыла их за собой.

Глава 10

Мисс Силвер завершала свой вечерний туалет: как обычно, расчесала волосы, чтобы убрать их на ночь под сеточку, и облачилась в теплый голубой халат с аппликациями ручной вышивки, которые уже использовались для украшения двух предыдущих подобных нарядов почтенной дамы.

Она собиралась, как всегда перед сном, прочитать несколько страниц из Библии и открыла шестую главу Книги притчей Соломоновых. Пробежав глазами наставление не давать поручительства за другого, а также совет лентяю учиться трудолюбию у муравья, с чем следовало только согласиться, она остановилась на описании человека, умышляющего зло и сеющего раздоры. Ее внимание привлекло перечисление свойств, особо ненавистных Господу нашему:

«Язык лживый и руки, проливающие кровь невинную; сердце, кующее злые замыслы; ноги, быстро бегущие к злодейству; лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями».

Именно эти строки, как ей показалось, самым точным образом описывали ситуацию в Тиллинг-Грине. Не важно, действительно ли принадлежали они царю Соломону или Книга притчей — сборник всех «мудрых Израиля», самое поразительное проникновение в самые темные уголки человеческого сознания, мудрость в осмыслении законов земного бытия.

Мисс Силвер закрыла книгу и помолилась на ночь. Она сняла халат и положила его поверх аккуратно сложенного дневного платья, затем выключила свет, раздвинула занавески и открыла одно из двух окон — то, которое было дальше от кровати. Дама размышляла, как изменяются с течением времени гигиенические и бытовые привычки. Ее бабушка и помыслить не могла о том, чтобы впустить в спальню свежий ночной воздух, разве что в разгар летней жары.

А какие-то сто лет назад закрывали не только окна, но и плотно задергивали полог вокруг кровати. Мисс Силвер как здравомыслящая женщина была всецело на стороне перемен, хотя, впрочем, современные молодые люди, как она считает, иногда перегибают палку. Вечерний воздух оказался вполне теплым, и она открыла окно пошире. Луна спряталась за тучами, так что разглядеть удавалось только дорожку до ворот.

В то время когда мисс Силвер стояла у окна, от ворот усадьбы на другой стороне пруда отъехал автомобиль, за ним второй и третий. Она вспомнила, что семейство Рептонов устроило прием накануне венчания, и сейчас время разъезда гостей. Среди них должны быть Метти Эклс и Конни Брук, подружка невесты, которую она видела сегодня в церкви. Наверняка они будут возвращаться домой вместе, им по пути, а в темноте лучше идти вдвоем.

Мисс Силвер уже собиралась отойти от окна, когда услышала шаги, причем не у коттеджа «Виллоу» или дома Метти, стоявшего слева. Звуки доносились с другой стороны, справа от коттеджа «Гейл», в котором обитал, если верить словам Фрэнка, самый таинственный житель Тиллинг-Грина — мистер Бартон. Правда, молодой человек охарактеризовал его одновременно и как тихого, нелюдимого старика, который предпочитает общество кошек любому другому, совершенно не терпит в доме женщин и поэтому сам готовит и убирает.

Пожилой даме пришлось слегка высунуться из окна. Она еще не видела соседа, хотя много о нем слышала от мисс Вейн. В деревне, утверждала ее хозяйка, не одобряли его затворничества, многочисленных котов, привычки гулять по ночам. Как выразилась мисс Рени: «Конечно, всегда хочется видеть в человеке все только самое хорошее, но зачем по ночам-то шнырять?»

Сейчас мистер Бартон, очевидно, возвращался после очередной прогулки в темноте. Мисс Силвер удалось разглядеть лишь высокую фигуру возле калитки. Постояв там с минуту, человек открыл калитку и направился к дому.

Коттедж «Гейл» был самым старым строением в деревне.

При дневном свете он выглядел не правдоподобно живописно. Слишком крутая крыша подсказывала, что комнаты второго этажа вряд ли достигают шести футов в высоту. Фасадные окна практически целиком скрывал запущенный старый плющ, который никто не подрезал, наверное, много лет.

Вход находился не с фасада, а за углом. Мисс Силвер еще больше высунулась из окна и смогла увидеть, как мистер Бартон подошел к входной двери. Он достал фонарик и левой рукой направил его луч на кованую замочную скважину, должно быть старинную. Затем привычным жестом вставил в нее ключ и открыл дверь. Ненадолго луч фонарика выхватил из темноты большого полосатого кота, прошествовавшего в глубь дома, за ним второго, третьего, четвертого…

Когда исчез седьмой по счету кот, мистер Бартон переступил порог и захлопнул за собой дверь.

Тут мисс Силвер почувствовала, что ночной воздух не такой уж теплый, как показалось вначале. Она подошла к кровати и поскорее укрылась пуховым одеялом. Вскоре со стороны дороги послышались еще какие-то голоса, потом мисс Метти громко пожелала кому-то спокойной ночи, ответ прозвучал неразборчиво.

Глава 11

Наступило великолепное ясное утро. Ничто не напоминало о недавних дождях и туманах, кроме редких туч на западе, но остальное небо сияло радостной голубизной.

Горничная принесла Валентине утренний чай и поставила поднос на столик у кровати. Флори раздвинула шторы, и комнату залил яркий свет.

— Какой прекрасный день, мисс, — сказала она. — Надеюсь, погода не подведет.

— Спасибо, Флори. — Валентина села и взяла чашку.

Пожалуй, легче было бы встретить испытания, которые ее ждут сегодня, при менее ярком освещении. Она представила себе грядущий день в виде неприступной горы, которую надо одолеть, вот только неизвестно, как это сделать. У нее пока не сложилось никакого плана, да и настоящей решимости недоставало. Но зато девушка проснулась отдохнувшей после долгого сна, принесшего ей ощущение легкости во всем теле, и, главное, отступила тоска, которая так долго не отпускала ее ни на минуту. Джейсон вернулся!

Радость тихо трепетала в ее душе, но следовало отвлечься от этого упоительного чувства и заняться обдумыванием того, как следует действовать, чтобы отменить свадьбу.

Что ж, придется сосредоточиться. Флори вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Симпатичная девушка, ей так хочется побывать на свадьбе, вот будет для нее разочарование! Наверное, многие огорчатся. Например, Мегги купила новую шляпку к торжеству. Но не может же она выйти замуж за Гилберта только потому, что Флори будет недовольна, или из-за шляпки тетушки, или из-за платьев подружек невесты, или из-за новых шелковых перчаток, купленных Метти Эклс. На секунду Валентина представила лицо Метти и как наяву услышала ее голос: «Старым, наверное, уже лет десять, я их чистила сотню раз, поэтому решила в твою честь купить новую пару». Что тут говорить, конечно же, она разозлится.

Девушка с удовольствием сделала глоток теплого чая и снова задумалась, что же ей делать. Во-первых, надо объявить дяде Роджеру, что свадьбы не будет. Он захочет узнать почему, а объяснить ничего невозможно, нельзя же прямо так и сказать: «Я не могу выйти замуж за Гилберта потому, что он любовник твоей жены». Причина, несомненно, веская, но привести ее нельзя — слишком уж катастрофичны последствия такого сообщения. Конечно, счастливым дядин брак нельзя назвать, но если полковник узнает, что Сцилла ему неверна, это будет для него жестоким ударом.

Несомненно, он свалял дурака, женившись на ней, но убедиться в этом таким способом — ужасно. Нет, она не может причинить дяде такую боль.

Конечно то, что она услышала, не предназначалось для ее ушей, ее даже можно было обвинить в том, что она подслушивала, но дело не в этом. Валентина не могла объявить Гилберту, что ей все известно, во-первых, потому, что это на самом деле был лишь предлог, чтобы разорвать помолвку, а во-вторых, она не могла выдать Сциллу.

Девушка допила чай и поставила чашку. Уже пробило восемь часов, весь дом был на ногах, и приготовления к ее свадьбе шли полным ходом. На чайном подносе лежала стопка писем. Наверное, там были и телеграммы, и почтовые извещения о доставленных в последнюю минуту подарках.

Их следовало присоединить ко всем прочим, поблагодарить и отослать обратно. Она взяла с подноса бумаги и стала их просматривать.

Вот небрежный почерк Дженет Грант, не найдется и двух букв на одном уровне. На странице всего несколько строчек:

Дорогая… ужасно сожалею… Джессика подавлена… не могу ее оставить… со всей любовью… она просит передать…

Мама Лекси Мерридью — Лекси тоже сожалеет. Следующий конверт можно купить в любом дешевом магазине, обычно такие продаются вместе с уцененными рождественскими открытками. Почерк незнакомый, очень крупный и корявый. Гадать не приходилось. Она знала, что это за письмо, но все равно вскрыла и вытащила тоненький помятый листок, исписанный тем же топорным почерком. Ни обращения, ни подписи, автор сразу переходил к делу:

Наверное, вам все равно, что ваш жених заигрывал с Дорис Пелл и вынудил ее к самоубийству, а еще он флиртует с С. Р. Если и этого не видите, то вы еще большая дура, чем кажетесь. Но лучше бы вам разузнать, как он женился на Мари Дюбуа, когда жил в Канаде под вымышленным именем, иначе пополните собой толпу других девиц, которых этот проходимец сбил с пути истинного.

Валентина швырнула письмо обратно на поднос и задумалась.

Часы на церкви только что пробили половину девятого.

Пенелопа Марш, высокая голубоглазая девушка с белозубой улыбкой, спрыгнув с велосипеда, поставила его под навес в саду и открыла дверь коттеджа «Крофт» своим ключом. Из холла она окликнула Конни Брук. Не дождавшись ответа, она позвала еще раз, на этот раз довольно громко.

И тут что-то ей показалось странным. Она огляделась… Ах вот в чем дело — все окна были закрыты. Дети приходят в девять, и Конни обычно перед началом занятий проветривает комнаты, а потом минут за десять закрывает окна, чтобы к классах не было холодно.

Девушка взбежала по лестнице, продолжая звать подругу, громко постучала в дверь и, не получив ответа, вошла.

Девушка лежала в постели, укрытая пуховым одеялом, и, казалось, спала. Платья нигде не было видно, наверное, аккуратная Конни убрала его в шкаф. Когда Пенни коснулась руки подруги, лежавшей поверх одеяла, она почувствовала, что та совершенно холодная и безжизненная, и поняла, что Конни мертва.

Она понимала, что случилось что-то страшное, но такое обычно происходит в книгах или с какими-то далекими, посторонними людьми… Но как же это может быть с Конни, которая является частью твоей жизни? Она уронила тяжелую холодную руку подруги и отпрянула от кровати.

На секунду ее сковал ужас, но вскоре она уже была у дверей, потом сбежала вниз по лестнице, отшвырнула входную дверь и помчалась по дороге к дому мисс Эклс. Девушка колотила в дверь и кричала:

— Конни умерла!

Мисс Метти проявила свойственную ей деловитость.

Было бы ложью утверждать, что она находит радость в сложившейся ситуации, но собственная компетентность доставляла ей удовольствие. Женщина позвонила доктору Тэйлору, лично сопроводила Пенни в коттедж «Крофт» и заставила обзвонить родителей учеников, говоря, что мисс Брук заболела и занятия сегодня отменяются.

Вскоре появился доктор Тэйлор, который мог лишь подтвердить, что Конни мертва, и причем уже много часов.

— Вчера вечером мы вместе возвращались из поместья Рептонов, — сообщила Метти. — С ней было все в порядке, чувствовала она себя нормально, только жаловалась на плохой сон. Мегги Рептон дала ей свои снотворные пилюли.

У доктора вообще было некоторое сходство с бульдогом, но когда он услышал про таблетки, то разве что не оскалил зубы. Он сморщил нос и проворчал:

— Она не имела права так поступать.

— Ну вы сами знаете, как люди делают, — попыталась его урезонить мисс Эклс. — Я предупреждала, что нельзя пить больше одной таблетки в один прием. Конни собиралась растворить ее в какао, чтобы выпить на ночь. Вы, должно быть, в курсе, что девушка не могла глотать таблетки целиком.

— Где пузырек от лекарств? — буркнул доктор.

Он нашелся на кухонном столике, совсем пустой.

— А сколько там было таблеток, не знаете?

— Нет, не знаю. Конни только сказала, что Мегги дала ей снотворное, а я посоветовала принять ни в коем случае не больше одной пилюли.

Доктор всегда злился, когда сталкивался со смертью, поэтому так же недовольно он продолжил:

— Знаете, от одной-двух таблеток она бы не умерла.

Сейчас же позвоню мисс Мегги и спрошу, сколько таблеток было в пузырьке. Будем надеяться, что у нее хватило ума не давать дозу, которая может убить. Хотелось бы знать, откуда у мисс Рептон эти таблетки? Я их ей не прописывал.

…Мегги подошла к телефону в своей спальне. Она была очень довольна, когда у нее в комнате установили аппарат, потому что любила рано ложиться, а ведь так неудобно разгуливать по дому в халате, если кто-нибудь ей позвонит.

Женщина только что встала и еще не успела одеться. Прежде чем снять трубку, она накинула на плечи халат и закутала ноги пледом. Кто же это звонит в такую рань? Ведь еще и девяти нет. Наверное, это Валентину…

Но оказалось, что звонил доктор Тэйлор, который хотел поговорить именно с ней.

— Мегги, здравствуйте, — сказал он строго. — Мне тут рассказали какую-то странную историю о снотворном, которое вы дали Конни Брук.

Мисс Рептон немедленно пришла в волнение:

— Бог мой, но что здесь особенного? Девушка выглядела такой измотанной, жаловалась, что плохо спит.

— Не надо было этого делать. Вы не помните, сколько таблеток оставалось во флаконе?

— Боже, я точно не знаю, ведь флакон непрозрачный.

Понимаете, несколько штук оставалось от тех, которые мне прописал доктор Портеус, когда я жила у моей пожилой родственницы Энни Педлар. А после ее смерти оставалось немного в другом пузырьке, но лекарство было то же самое… или очень похожее. Я их переложила в один, но никогда не пересчитывала.

Голос доктора посуровел еще больше:

— Вы смешали два лекарства!

— Но я же говорю, что они, наверное, были одинаковые или очень похожие, — оправдывалась женщина. — По крайней мере, я думала, что они похожие. Ах ты господи, надеюсь, ничего плохого не случилось?

— У вас, конечно, не сохранился второй пузырек?

— Не сохранился. Его, наверное, выкинули, когда разбирали вещи покойной Энни… Ой, я вспомнила! В том пузырьке, который я дала Конни, были только мои таблетки. Я только собралась пересыпать, а сиделка увидела и говорит, что так не положено делать, я и послушалась.

— Вы абсолютно в этом уверены? — нарочито спокойно осведомился доктор.

— По-моему, да, но вы меня сбиваете… Я точно помню, что сиделка сказала не смешивать… А сейчас я уже ничего не понимаю!

— Мисс Мегги, можете ли вы сказать хотя бы приблизительно, сколько оставалось таблеток в том пузырьке, который вы дали Конни?

— Боже мой, не знаю… не имею ни малейшего представления. Да вы лучше Конни спросите. Почему же я сразу о ней не вспомнила? Она-то может сказать. Почему вы ее саму не спросите?

— Потому что Конни мертва. — Доктор повесил трубку.

Глава 12

Джейсон Лей, насвистывая навязчивую мелодию какой-то народной немецкой песенки, спускался к завтраку в доме своего дяди. Песенка была не сказать чтобы очень популярная, и впервые он услышал ее в одном весьма необычном месте, о котором лучше сейчас не вспоминать. В памяти всплыли слова:

На церковную службу иду в воскресенье,

Но и здесь от злословья нет мне спасенья.

Хулят мое имя, бранят и клянут,

И взгляды косые мелькают, как кнут.

И крапива, и колючки больно руки жалят,

Но ведь злые языки прямо в сердце ранят.

Нет огня на этом свете, чтобы жег больней,

Чем несчастная любовь — не сказать о ней.

«Да, — подумал он. — Вот уж сегодня кумушки почешут языки, шутка ли — свадьбу отменили! Жаль Гилберта, но надо быть полным дураком, чтобы жениться на девушке, которая тебя не любит. А если он настолько глуп, что даже не догадывается об этом, то так ему и надо».

Молодой человек открыл дверь и вошел в светлую просторную столовую, где витал приятный аромат кофе и жареного бекона. Но нетронутая еда остывала на тарелке преподобного Томаса, и о чашке кофе он тоже явно забыл.

Сам священник, машинально теребя волосы, стоял у камина в столь глубокой задумчивости, что вряд ли ответил бы на вопрос, есть ли там огонь или нет. Мистер Томас Мартин часто, погружаясь в свои мысли, так близко подходил к огню, что прожигал брюки.

Он обернулся на шаги племянника с выражением горького недоумения на круглом добродушном лице. В руках священник держал распечатанное письмо. Джейсон подошел к столу.

— Что случилось, Томми? Нечистого узрел? — шутливо спросил он.

Священнику было сейчас не до шуток, хотя последние полгода он многое бы отдал, чтобы увидеть столь дорогое ему лицо племянника. Ведь он любил его как сына, и когда Джейсон предстал пред ним вчера, был рад без памяти.

Дядя молча протянул ему чье-то послание. Оно было написано на дешевой бумаге крупным небрежным почерком, чернила местами расплылись, как на промокашке. Обращения не было, первое предложение начиналось с верхней строчки и изобиловало ошибками, впрочем как и все остальное письмо. Молодой человек прочел:

Надеюсь, вы понимаете, что творите, венчая мистера Гилберта Эрла с мисс Валентиной Грей, не обращая внимания даже на то, что его приставания к Дорис Пелл вынудили бедняжку совершить самоубийство и что он сбивает с пути истинного еще одну беднягу, не будем называть ее имени. Вы бы лучше узнали про несчастную Мари Дюбуа, на которой этот тип женился в Канаде, а не помогали ему жениться на мисс Грей, потому что двоеженство грех.

Джейсон внимательно прочитал письмо и положил его на каминную полку.

— Надеюсь, ты собираешься сжечь эту гадость?

— Дело не в том, собираюсь я жечь письмо или нет, — ответил тот.

Брезгливая гримаса исказила черты молодого человека.

— Ты считаешь, то, о чем в нем говорится, может оказаться правдой?

— Нет-нет, не может быть… Ты не знаешь, но весь Тиллинг-Грин сейчас просто наводнен анонимками. Эта несчастная девушка, Дорис, утопилась, Потому что тоже получила письмо со всякой дрянью. Это просто очередной ушат помоев, вылитый наугад, и верить этим дурацким обвинениям нельзя. Но предположение, что я могу венчать двоеженца… очень неприятное дело. Я не имею права его проигнорировать.

— Конечно не имеешь. — Джейсон явно веселился.

После его слов священник помрачнел еще больше.

— Джейсон, послушай, ты ведь давно знаешь Гилберта Эрла, не так ли? Не случалось ли тебе когда-нибудь слышать о чем-то таком подозрительном?.. Ну, ты понимаешь…

Джейсон расхохотался.

— Ты имеешь в виду его женитьбу на этой Мари Дюбуа?

Дорогой Томми, что ты!

— Понимаешь, мне противно тебя об этом выспрашивать, но я обязан узнать все, что только возможно.

— Могу тебя заверить, на свадьбе меня не было.

— Так она была, эта свадьба?

— Если и была, то мне о ней не сообщили.

— Мой дорогой мальчик, не шути, это очень серьезное дело, и оно касается непосредственно меня.

— Ну ладно, расскажу все, что знаю. Мы с Гилбертом знакомы года два или около того. Обычное знакомство: бываем иногда у одних и тех же людей, круг наших занятий кое в чем пересекается. О таких знакомых знаешь, как правило, не много, а вот о том, чего не знаешь, наверное, можно написать книги, но лично мне не было бы охоты их читать.

Если человек тебя не интересует, зачем знать детали его биографии? А что до дела, которое касается непосредственно тебя, то, заметь, бекон почти остыл. — И Джейсон, подойдя к столу, поднял крышку сотейника и положил себе несколько аппетитных кусков.

Томми неодобрительно покачал головой:

— Бекон может и подождать.

Джейсон взглянул на него как на малое дитя:

— Ни в коем случае! Мой еще ничего себе, а твой уже почти несъедобен.

Преподобный Томас Мартин недовольно отмахнулся.

Попытку племянника легкомысленно перевести беседу в Другое русло он не одобрил:

— Мой мальчик, ты не понимаешь, какую ответственность я несу в данном случае. Теперь я просто обязан переговорить с Гилбертом… А еще Роджер, Валентина… Венчание назначено на половину третьего.

Джейсон неторопливо положил горчицу на край тарелки.

— Никакого венчания не будет, — уверенно заявил он.

Томми опешил.

— Ты о чем?

— О свадьбе. Говорю, ее не будет. Вопрос о двоеженстве Гилберта можно пустить на самотек, потому что он не женится, а Валентина не собирается выходить за него замуж. Таким образом, тебе не надо ни с кем встречаться и разговаривать, ты лучше успокойся и не спеша позавтракай.

Священник подошел к столу и сел. Он поднял на племянника тяжелый взгляд и спросил:

— Что ты натворил?

— О чем ты? — тот невинно поднял брови.

— Ты виделся с Валентиной?

— Вряд ли справедливо называть это «виделся». Там было абсолютно темно.

— Джейсон!

— Ну ладно, успокойся, сейчас все объясню. Когда я вчера приехал, тебя не было, ты был у Рептонов, так что мы с миссис Нидхем мило поболтали, и она, как ты понимаешь, выложила мне все новости. Первым моим порывом было отправиться в поместье и присоединиться к гостям, но дорожный костюм не подходил для столь торжественного случая. Я подумал и решил написать Валентине записочку, что жду ее в полночь в бельведере, а если не придет, то заявлюсь прямо к ней домой рано утром. Потом отправился в усадьбу, спокойно вошел в парадную дверь, поднялся по лестнице в ее комнату и приколол там записку к подушечке для булавок. Ни я никого не встретил, ни меня никто не видел. Вэл пришла на встречу, мы объяснились, и она решила не выходить замуж за Гилберта. Вот и вся история, Томми. Встреча происходила необычайно благопристойно, мы даже ни разу не поцеловались.

Лицо священника на протяжении всего рассказа оставалось непроницаемым и суровым.

— Она решила не выходить замуж? — переспросил он.

— Да.

— Как же тебе удалось переубедить ее?

— Переубеждать почти не пришлось. Ты, кстати, мог бы и притвориться, когда она засобиралась замуж за Гилберта, что думаешь, будто со мной ей было бы лучше, чем с ним. Ты совершенно не защищал мои интересы, пока я отсутствовал, да и о девушке нисколько не пекся.

Джейсон тут же пожалел о своем ироничном высказывании, потому что дядя разволновался не на шутку:

— Нет, не думай так, мне было очень жаль ее. Но Валентина чувствует себя несчастной дома, ей надо было уехать из поместья. У них со Сциллой… — Он помолчал, подыскивая слова. — ..Они не очень ладят.

— Ты выбрал слабое выражение.

Священник продолжал:

— О тебе мы, конечно, не заговаривали. Как я мог?

Я же не знаю, как далеко вы зашли… в своем взаимопонимании. Вы помолвились до твоего ухода или нет?

— Никакой помолвки не было.

— А ты ведь мог и не вернуться…

— Вполне вероятно.

— Валентина знала об этом?

— Она вообще ничего не знала. Я просто ушел.

— Ты поступил жестоко.

Джейсон покачал головой:

— Еще хуже было бы рассказать ей все и заставить ждать себя. Слишком много было шансов, что я вообще не вернусь. Я решил, что лучше ей остаться свободной. Да и говорить ей, куда меня посылают, все равно было нельзя.

Я бы и тебе ничего не сказал, даже вчера вечером, если бы ты сам не догадался.

Дядя покачал головой:

— Я не так уж догадлив. Джеймс Блэкер кое о чем намекнул. Ты же знаешь, мы с ним учились в колледже. Такая дружба, если только она вообще сохраняется, многого стоит. Наша сохранилась. Я случайно встретил его через день после твоего исчезновения, и он сказал, куда тебя послали. Сейчас могу признаться, что вчера, когда я вернулся и увидел тебя выходящим мне навстречу, то какое-то время просто не смел верить… — голос его прервался, — я просто не верил своим глазам, мне казалось, что вижу тебя, потому что очень хочу видеть.

Джейсон спокойно добавил молока в кофе.

— Понимаю тебя. Видишь ли, можно взглянуть на такую встречу глазами человека, который увидел привидение, а можно и наоборот. Вообрази, каково бедолаге-привидению смотреть, как родственник при виде его падает в обморок.

Томми не падал вчера в обморок, но позеленел изрядно. Джейсон вспомнил сцену их встречи: тускло освещенный холл, входящий с улицы Томми и сам он, появляющийся в освещенном проеме двери в кабинет. В тот момент он и вправду почувствовал себя привидением, пришедшим проведать родной дом. Чувства, охватившие тогда их обоих, трудно было облечь в слова. Они и не пытались это делать, ни вчера, ни сейчас.

Все еще держа письмо в руке, священник подался вперед и неожиданно спросил:

— Ты ведь еще раз потом выходил… правда?

— Да.

— Я не слышал.

Джейсон рассмеялся:

— Вряд ли мне удавалось бы выполнять задания, да и вообще вернуться целым и невредимым, если бы я не умел, никого не разбудив, выйти из дома.

Пастор задумчиво смотрел на письмо, нахмурив густые брови. Наконец он поднял голову:

— Джейсон, я знаю, что это не так, но все равно должен спросить. Это не твоя работа?

— Что? — изумленно воскликнул Племянник. — Это письмо? Боже мой, Томми!

Тот был непреклонен:

— Я просто хочу услышать от тебя, что это письмо писал не ты.

Губы молодого человека конвульсивно дернулись. Такого вопроса он не ожидал и, желая продемонстрировать полнейшую невозмутимость, отодвинул бекон и потянулся за пережаренными тостами и джемом.

— Какое поразительное отсутствие логики! Предположим, что, несмотря на то, чему ты всегда учил меня, я презрел все моральные принципы и пал так низко, что в свободное время для развлечения пишу анонимные письма. Что же мне помешает соврать в ответ на твой вопрос? Передай, пожалуйста, масло.

Мистер Мартин потянулся за маслом, поставленным миссис Нидхем симметрично джему, но, правда, на другом конце стола. Он небрежно подтолкнул его к Джейсону и сказал уже обычным, будничным тоном:

— Когда человек перестает быть нелогичным, он становится машиной.

Племянник, посмеиваясь, намазал тост маслом, а сверху щедро положил несколько ложек джема.

— Ну ладно, придется уважить твою просьбу. Гипотетически я мог бы пуститься во все тяжкие и стать анонимщиком — как говорится, никогда не говори «никогда»… Но пока до этого дело не дошло. Следует больше верить в себя, наставник молодежи!

Преподобный Мартин с облегчением откинулся в кресле.

— Я же сказал, что сам так не думаю, но спросить-то мне надо было. Роджер…

— Это у него возникли такие грязные мыслишки? В следующий раз, если он заведет об этом разговор, сошлись на ряд неопровержимых фактов. Как я понял, мило поболтав вчера вечером с миссис Нидхем, анонимки ваши давным-давно получает чуть ли не весь Тиллинг-Грин, а я пересек Ла-Манш только вчера, так что у меня алиби.

— Конечно, конечно.

Священник отложил наконец письмо, взял нож И вилку и только начал терзать остывший бекон, как дверь распахнулась и появилась его домоправительница, вся красная и со слезами на глазах.

— Боже мой, сэр, это ужасно! — Она задыхалась от волнения. — Кто бы мог подумать, что такое случится! Да еще в день свадьбы мисс Валентины!

Джейсон напрягся, его руки изо всей силы впились в подлокотники кресла. Томми, сидевший спиной к двери, обернулся.

— Что случилось, миссис Нидхем? — спросил он.

— Мисс Конни, сэр… бедная мисс Конни Брук! Ах ты господи! Только вчера она сюда приходила, и вдруг ее забирают!

Священник встал, торопливо подошел к женщине и, казалось, готов был принять решительные меры, чтобы добиться от нее вразумительной информации.

— Конни Брук, вы сказали? Что случилось с Конни Брук?

Джейсон расслабился — речь, слава богу, идет не о Валентине, все остальное можно выслушать спокойно.

По круглым красным щекам миссис Нидхем бежали слезы.

— Ах, сэр!.. Мистер Мартин… Она умерла!

— Умерла?! — прогремел священник.

Экономка всхлипнула и перевела дух.

— Сэр, мне это сказал булочник. Он как раз проходил мимо, а там стоит машина доктора Тэйлора и полицейская, из Ледлингтона. Девушка мертва, сэр, это точно! Ее нашла мисс Пенни, когда пришла перед уроками, а потом побежала к мисс Эклс… А мисс Эклс позвонила доктору, а уж он вызвал полицию. Но помочь уже было нельзя!

— Вы уверены?

— Да не сойти мне с этого места! Разрази меня гром! Ей-богу!

Ее ответ вызвал слабую улыбку Джейсона. «Однако ничего себе новости! Неужели действительно Конни Брук умерла?!»

Молодой человек недавно прибыл из мест, где смерть собирает столь обильную жатву, что отзвук в душе рождает гибель лишь самых близких людей. Но ведь здесь — мирная английская деревня, живущая спокойно и безопасно. Да и с Конни они знакомы всю жизнь. Бесхитростное, застенчивое создание, она никогда не вызывала у него особого интереса к своей персоне, но была частью его жизни в Тиллинг-Грине.

— Я должен идти, — бросил священник и протиснулся мимо миссис Нидхем в прихожую, дверь за ним захлопнулась.

Джейсон увидел, как дядя почти бежит к калитке. Мешковатый мятый костюм сидел на нем, как обычно, довольно нелепо, а шляпу, конечно, он забыл дома.

Глава 13

Мисс Силвер спустилась к завтраку и с порога была встречена ужасной новостью. Конечно, еще до этого она поняла, что случилось что-то необычное, — из окна ее спальни прекрасно было видно, что происходит у коттеджа «Крофт».

Когда сначала одна, а потом и вторая машина остановились у калитки, женщина решила, что это родители привезли детей в школу; немного рано, конечно, но, должно быть, они торопятся на работу, например в Ледлинггон. Но поскольку машины не уезжали, а вокруг них, напротив, закипела оживленная деятельность, то это предположение пришлось отвергнуть. А когда без четверти девять мисс Силвер спустилась в столовую, она услышала от потрясенной мисс Вейн, что Конни Брук нашли мертвой в постели.

— В это просто невозможно поверить! Вы ведь видели ее вчера в церкви, она заменяла подружку невесты, такая простенькая девушка в красном самодельном вязаном жакете… исключительно не подходящая к случаю одежда… Бог мой, не следовало бы так говорить! Бедная Конни, мне кажется, она вообще плохо выглядела, глаза красные, как будто накануне плакала, но мне и в голову не приходило, что может произойти что-то ужасное. Такой удар, каково же было бедняжке Пенни вот так найти тело подруги! У нее свой ключ, так что она входит — а тут в кровати мертвая Конни!

Девушка кинулась к Метти, они вызвали доктора, но тот уже ничем не мог помочь. Метти говорит, что никакой надежды не было — та умерла несколько часов назад. Знаете, моя комната выходит во двор, так что я ничего не слышала, пока Метти не пришла и не рассказала. Но, наверное, вы что-нибудь… — Мисс Рени возбужденно потерла покрасневший кончик носа и с надеждой уставилась на собеседницу.

Но мисс Силвер в половине девятого находилась в ванной и ничего не слышала. Поэтому мисс Вейн пересказала ей все, что сообщила Метти, что сказал доктор, а также поведала о том, что — о ужас! — вызвали полицию.

…Примерно в это же время между Валентиной и Гилбертом произошел телефонный разговор. Девушка позвонила своему жениху в гостиницу, тот взял трубку и услышал ее голос, как всегда серьезный и спокойный:

— Гилберт, не мог бы ты прийти сюда как можно быстрее?

— Мне казалось, что до церемонии нам не положено встречаться.

— Я очень прошу тебя прийти.

— Вэл, что-нибудь случилось?

— Да, — коротко ответила она и добавила:

— Только иди прямо в мою гостиную, нам надо поговорить наедине.

Девушка звонила из кабинета. Повесив трубку, она сразу же поднялась к себе. Самое главное сейчас — увидеться с Гилбертом. Она уже обдумала, что сказать жениху, чтобы тот понял, что ему отказывают твердо и бесповоротно, и пока трудный разговор не состоялся, Валентина не хотела никого видеть. Она уже успела выслушать бурный монолог тети Мегги по поводу смерти Конни.

— Какое ужасное событие, мы все скорбим о бедной девочке, но на наших планах это не должно отразиться, это было бы не правильно. Моя дорогая мамочка всегда говорила: ничто не может помешать венчанию, даже смерть близкого родственника, а бедняжка Конни — дальняя. И что бы там ни бурчал доктор Тэйлор, мне не в чем себя винить.

Девушка выглядела хуже не бывает — ты сама это заметила — и жаловалась на бессонницу, поэтому я и дала ей мое снотворное, а дозировка четко указана на пузырьке, во всяком случае я на это надеюсь, обычно ее пишут. И нелепо думать — как это доктору могло прийти в голову? — что я могу вспомнить, сколько там оставалось таблеток! Не могу — и все тут.

Ее речь закончилась бурными рыданиями, после чего тетю убедили лечь в постель и немного передохнуть.

Валентина никак не могла избавиться от чувства нереальности происходившего — так многое изменилось для нее со вчерашнего вечера. Теперь главное — правильно вести свою роль, чтобы события организовались должным образом. Девушка стояла у окна гостиной и ждала Гилберта.

Услышав его шаги в коридоре, она повернулась к двери, и когда он вошел, непроизвольно подняла руку, словно желая удержать его на месте, не дать приблизиться к себе.

Когда он все-таки сделал попытку шагнуть ей навстречу, она сказала:

— Прошу тебя, останься там. Я ведь сказала, что случилось нечто важное и нам надо поговорить.

Гилберт в нерешительности остановился. Весть о смерти Конни уже дошла до него, он услышал ее в гостинице сразу же после того, как поговорил с Валентиной. Конечно, для девушки, да и для всех остальных, это страшное потрясение, так что у нее, скорее всего, возникло желание отложить свадьбу до тех пор, пока Конни не похоронят.

— Я уже знаю, — заговорил молодой человек, — только что услышал. Что же все-таки произошло? В гостинице миссис Симпсон говорила, что речь идет о передозировке снотворного. Ведь не может же быть, чтобы она хотела отравиться, правда? Но согласись, что для нас с тобой это ничего не меняет. Ведь эта бедная девушка не была нашей близкой подругой или родственницей.

Валентина сделала пару шагов. Рядом стояло кресло с высокой спинкой, и ее руки нашли в нем опору.

— Конни погибла, да, но я хотела поговорить с тобой вовсе не по этому поводу.

Гилберт изумленно поднял брови:

— А по какому же? Я думал, речь пойдет об этом.

— Это на самом деле ужасная трагедия. Мы можем сказать, что из-за смерти Конни мы не можем венчаться…

Понимаешь, я вообще не могу выйти за тебя.

— Объясни мне, бога ради, о чем ты говоришь!

— О том, что не выйду за тебя замуж.

— Что это значит — не выйду? Несколько запоздалое сообщение, тебе не кажется?

— Сообщение запоздалое, но не совсем. Мне стали известны факты, которые можно было бы считать причиной моего решения, но я не хочу о них говорить. Я все обдумала и считаю, что честнее сказать тебе правду: я не могу выйти за тебя замуж, потому что вернулся Джейсон.

— А какое отношение, черт побери, он имеет к нашей свадьбе?

— Я всегда его любила, — стараясь казаться спокойной, ответила Валентина. — Вернее, мы друг друга любим. Мне вообще не следовало давать обещание быть твоей женой, это была моя ошибка. Но некоторое время тому назад он исчез, не сказав мне ни слова.

Гилберт подошел ближе:

— Слушай, Вэл, тебе не следует так поступать! А что все подумают, какие слухи поползут? Не знаешь? Так я тебе объясню! Сразу же решат, что ты узнала обо мне какую-то гадость или я о тебе узнал нечто неподобающее. Предположения такого рода бывают самые грязные и очень портят репутацию. Причем тебе придется гораздо хуже, чем мне, — мужчине разве что любовницу припишут, но про тебя, ставлю сто к одному, станут говорить, будто ты ждешь ребенка, а вот именно я тебя бросил. Приди в себя и обдумай все как следует!

Девушка покачала головой:

— Твое красноречие ничего не изменит. Мне все равно, что подумают люди, но я могу стать только женой Джейсона, и никого другого. Конечно, надо было давно об этом тебе сказать, но мне было настолько плохо, что я ничего не соображала, жила как в тумане. Давай пока объявим, что венчание откладывается, и все подумают, что это из-за Конни.

Терпение Гилберта истощилось, он взорвался:

— Что за идиотизм! Кончится тем, что мне припишут лавры ее соблазнителя, свалят на меня ее самоубийство.

Только этого мне и не хватало — быть виновником смерти этой толстой белой крольчихи!

Девушка покраснела и вздернула подбородок.

— Гилберт! — возмущенно одернула она молодого человека.

— Конни Брук! Ничего смешнее не могу себе представить — так и стоит перед глазами!

Он нервно рассмеялся.

Валентина не собиралась предъявлять жениху анонимное письмо, используя его как предлог, вынудивший ее принять решение об их разрыве. Если бы она любила этого человека, то, конечно, ничему не поверила бы и не стала бы даже упоминать об этой дряни. Но Гилберт не пощадил память умершей, его злые слова были оскорбительны по отношению к Конни, и Валентина, поддавшись порыву, подошла к письменному столу, достала спрятанный среди страниц расходной книги листок и протянула его молодому человеку.

— Что это такое? — зло спросил он.

Девушка буквально заставила его взять письмо.

— Прочти и узнаешь, — посоветовала она и снова отступила к креслу с высокой спинкой.

Гилберт уставился на клочок дешевой бумаги, исписанный крупным неряшливым почерком.

Наверное, вам все равно, что ваш жених заигрывал с Дорис Пелл и вынудил ее к самоубийству, а еще он флиртует с С.Р. Если и этого не видите, то вы еще большая дура, чем кажетесь. Но лучше бы вам разузнать, как он женился на Мари Дюбуа, когда жил в Канаде под вымышленным именем, иначе пополните собой толпу других девиц, которых этот проходимец сбил с пути истинного.

Он дочитал письмо до конца, изумленно взглянул на Валентину и воскликнул:

— Что это за чертовщина такая?

Девушка раскраснелась, обычной ее бледности не было и следа:

— Оно пришло утром. Я не хотела его тебе показывать, но ты так плохо говорил о Конни…

— Да я в ее сторону ни разу не посмотрел! Нужна она мне!

Это уже было слишком, в порыве гнева Валентина бросила:

— Не смей так говорить о ней — она мертва! Имей хоть каплю жалости к бедной девушке!

Бывшие жених и невеста почувствовали острую неприязнь друг к другу. «Боже, ведь я могла стать его женой», — ужаснулась девушка. «Черт возьми, теперь уж точно свадьбы не будет. Самое главное, в этой проклятой бумажке поминается Сцилла. Надо продолжать толковать о Конни», — решил Гилберт.

— Ладно, не обращай внимания, я просто огорчен, — успокаивающим голосом начал молодой человек. — Мне не хотелось бы задеть твои чувства, извини. Конечно, я мало знал эту девушку, а ты с ней, можно сказать, выросла, так что для тебя ее смерть оказалась настоящим ударом и все такое. Прости еще раз, если мои слова тебя обидели.

А что до этой писульки, — он потряс в воздухе клочком бумаги, — то ты должна понимать, что это анонимка и не более того. Надеюсь, тебе не придет в голову спросить, не имел ли я намерение стать двоеженцем?

— Нет, — ответила Валентина, — этот вопрос я тебе не задам — Мари Дюбуа меня не интересует. Я также не спрашиваю тебя и о Сцилле.

— При чем тут Сцилла?!

Ярость Валентины уже улеглась, щеки побледнели. Она спокойно объяснила:

— Мне не надо спрашивать о Сцилле, потому что вчера ночью я проходила через гостиную. Дверь в ее комнату была приоткрыта, и я услышала твой голос. Наверное, не надо было подслушивать, но теперь уж ничего не поделаешь.

Молодой человек сделал последнюю отчаянную попытку исправить положение:

— Не знаю, что ты там слышала. Да, мы со Сциллой давно знакомы, но ни о каких серьезных чувствах и речи нет. Если ты действительно стояла под дверью, то должна была понять, что если между нами что-то и было, то все кончено.

— Это не имеет ровно никакого значения, — сухо отмела его возражения Валентина. — Наверное, мне не следовало заговаривать об этом, потому что дело касается Роджера. Но меня все это абсолютно не волнует… перестало волновать вчера ночью. Понимаешь, вернулся Джейсон, мы с ним виделись, и я поняла, что не могу выйти за тебя замуж, не надо было, конечно, и обещать. Мы с тобой чужие, а с Джейсоном — нет. А сейчас, пожалуйста, уходи.

Подавленный Гилберт Эрл молча удалился.

Глава 14

Вечером, во время ужина, мисс Силвер позвали к телефону. Так как аппарат находился в столовой, а трапеза была в самом разгаре, она надеялась, что тема разговора будет самая невинная и что ее не поставят в неловкое положение, заговорив о том, что женщина не хотела бы озвучивать при всех. Миссис Родни передала ей трубку, не сказав, кто звонит, но, едва услышав свое имя, произнесенное приятным мелодичным голосом, мисс Силвер узнала Рету Марч, жену начальника полиции.

— Как вы себя чувствуете, дорогая мисс Силвер? Надеюсь, я не отрываю вас от ужина?

Дама деликатно кашлянула:

— Мы как раз ужинаем, но, я надеюсь, моя добрейшая хозяйка не будет возражать, если я на минуту выйду из-за стола.

Таким образом мисс Силвер давала понять Рете, что разговор между ними будет вестись при всех обитателях коттеджа «Виллоу». Возможно, это была и излишняя предосторожность, потому что мистер Марч уже дал инструкцию своей жене говорить по телефону только то, что можно громко обсуждать на главной деревенской улице, и Рета прекрасно усвоила его наставления:

— Надо бы мне раньше позвонить, но Рэндал постоянно занят. Ну и когда вы нас навестите? Вы не можете уехать из Ледшира, не забежав к нам хоть на чашку чаю. Может быть, завтра?

— Просто не знаю, дорогая…

Рета продолжала настаивать:

— Я вас очень прошу, приезжайте! Джордж ужасно вырос, а маленькую Мег вы даже не видели. Послушайте, муж говорит, что будет завтра в ваших краях… как обычно, дела… и он сможет заехать за вами в половине четвертого, если это удобно. Доставьте нам удовольствие, скажите, что согласны. Муж передает привет, мы оба очень хотим вас видеть.

Положив трубку, мисс Силвер вернулась к яичнице и какао. Мисс Вейн больше обычного смахивала на белую мышку, в волнении принюхивающуюся к чему-то загадочному, — она просто сгорала от любопытства, и кончик ее порозовевшего носика подрагивал. Когда мисс Силвер была гувернанткой, она не могла разделить увлечение своих маленьких подопечных белыми мышами, они ей вовсе не нравились. И теперь ей очень захотелось, чтобы мисс Вейн пореже напоминала этих зверушек. Дама поспешила объяснить причину звонка:

— Мисс Марч любезно пригласила меня завтра на чай.

Мы старые друзья, я давно знаю их семью, потому что учила ее мужа. Теперь-то, взглянув на него, никогда не скажешь, что он был болезненным малышом, однако это так.

Его даже не посылали в школу, так что он учился вместе с сестрами.

Мисс Вейн охотно поддержала разговор:

— Неужели вы говорите о начальнике полиции? Удивительно! Такой крепкий мужчина — ни за что не поверишь, что у него было слабое здоровье. Так, дайте-ка вспомнить… боюсь, вам придется завтра поспешить на трехчасовой автобус, потому что придется делать пересадку в Мерри-Хавестерсе. Нет, надо посмотреть новое расписание, я не очень уверена во времени. Моя дорогая сестра была такой точной во всем.

Мисс Силвер, объяснила, что мистер Марч заедет за ней, у него какие-то дела поблизости.

Мисс Рени потерла нос:

— О боже… Неужели это связано с бедняжкой Конни?

Ужасно, если люди подумают, что это не просто несчастный случай! Я уж не говорю о том, как глупо поступила Мегги, дав девушке свое снотворное. Вот Эстер всегда проявляла осторожность в таких вещах. Нельзя меняться лекарствами, как марками, говорила она. Что хорошо одному, другому повредит. Надо самим ходить к врачам, а не выклянчивать таблетки, вот ее слова. Так что Мегги повела себя не правильно, но и Конни проявила роковую беспечность. Но не понимаю, что тут могло заинтересовать полицию! Метти шепнула, что Мегги пребывает в полнейшей прострации. К ней все пристают, сколько таблеток оставалось в пузырьке, а она ни малейшего представления не имеет. Как будто кто-то их считает! — Хозяйка хихикнула и снова принялась теребить свой нос. — Бог мой, сорвалось с языка, нельзя шутить над такими вещами.

Мисс Силвер вернулась к разговору о семействе Марчей:

— Мы все время поддерживаем связь друг с другом. Знаете, обе девушки, мои воспитанницы, так удачно вышли замуж.

Некоторое время разговор крутился вокруг семейства: дети Изабель, насколько Маргарет довольна военной службой, драгоценная дружба миссис Марч-старшей…

После ужина в какой-то момент мисс Силвер и Джойс остались наедине. Молодая женщина на кухне мыла посуду, а всегда готовая помочь мисс Силвер вызвалась ее вытирать. Дверь в столовую была закрыта, и там мисс Рени готовила посуду для завтрака.

— Пенни не хочет закрывать школу, — сообщила Джойс, — но собирается перевести ее в Нижний Тиллинг — у ее матери там большой дом. Для нас с Дэвидом это неудобно, очень далеко, придется возить его на велосипеде. Да что делать, придется… Только после следствия и похорон. Завтра я отвожу Дэвида к своим друзьям в Ледлингтон, не хочу, чтобы малыш слышал разговоры о Конни.

Мисс Силвер одобрительно кивнула:

— Очень разумная идея. А у ваших друзей есть дети?

— Двое… и няня замечательная. Дэвид обожает гостить у них.

Дама тщательно вытерла ложку и положила ее на покрытый полотняной салфеткой поднос.

— К сожалению, взрослые совершенно не обращают внимания на то, что говорят в присутствии ребенка, — заметила она.

— Порой от их слов в дрожь бросает! По средам и пятницам к тете приходит убираться Хильда Прайс. Так вот, вчера утром она якобы потому и пришла, но уж если говорить об уборке, она вполне могла бы и остаться дома — большого толка от ее махания тряпкой не было, но вот что ей действительно удалось, так это от души поговорить о Конни. А ведь я предупредила ее, что не хочу, чтобы Дэвид слышал всякие деревенские пересуды, и эта женщина была со мной вполне согласна, но уже через пять минут — а голос у нее громкий — она несла какую-то чушь о том, что Конни якобы вся в слезах приходила к священнику во вторник вечером.

Мисс Силвер покончила с ложками и принялась за вилки.

— Это действительно так? — спросила она.

Джойс утвердительно кивнула:

— А совсем рядом находился Дэвид, который все впитывает как губка. Если Хильде на него наплевать, то уж тетя могла бы подумать о ребенке! Конечно, пришлось немедленно отправить его играть в сад и еще прикрикнуть, чтобы не смел возвращаться.

— Интересно, откуда Хильда могла узнать, что накануне происходило в доме у священника? — Мисс Силвер задумчиво подняла брови.

— Это-то как раз понятно. Ее невестка приходится кузиной миссис Гурни, владелице деревенского магазина, а та услышала новость от миссис Эммот, которая дружит с домоправительницей преподобного Томаса миссис Нидхем.

Мисс Силвер, знакомая с деревенской жизнью не понаслышке, вполне удовлетворилась таким объяснением.

— Прошу вас, продолжайте, миссис Родни.

— Мне так хотелось бы, чтобы вы называли меня Джойс.

— В данной ситуации лучше все-таки не путаться и всегда обращаться к вам одинаково. Расскажите-ка мне лучше, что там за история с визитом Конни к священнику.

Джойс поставила в сушку последнюю тарелку и вылила из тазика воду.

— Миссис Нидхем рассказала миссис Эммот, а та мисс Гурни, что Конни пришла к священнику вся заплаканная, с красными глазами. Перед этим она звонила мистеру Мартину, но того не было дома. Миссис Нидхем даже по голосу поняла, что девушка в слезах, а та ужасно расстроилась, не застав священника. Тут он как раз вернулся, и Конни сказала, что она сейчас придет. Экономка просто была вне себя от злости, ведь мистеру Мартину пора было ужинать, а для нее хуже нет, когда люди приходят когда им заблагорассудится и не дают ему спокойно поесть. Пока они разговаривали, она наверняка нарочно громыхала подносом в холле.

Во всяком случае, миссис Нидхем оказалась именно там, когда Конни уходила, потому что слышала, как священник посоветовал девушке еще раз все хорошенько обдумать, и если она действительно знает, кто пишет анонимки, то просто обязана пойти в полицию. Конни разрыдалась и сказала что-то вроде: «Бедная Дорис!» И что она не знает, что делать, — ведь если назовешь имя, то назад свои слова не возьмешь, слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

А мистер Мартин ответил, что она совершенно права и предложил бедняжке собственный носовой платок, чем вконец разозлил миссис Нидхем. Его преподобие посоветовал Конни отправляться домой и еще подумать. Конечно, вся деревня в среду знала, что девушка была у священника, и о чем они говорили, так уж у нас принято. Поэтому тот, кто пишет анонимные письма, тоже должен был услышать о таком событии.

— Несомненно, — согласилась мисс Силвер.

— Я еще вчера в церкви, на репетиции венчания, заметила, что у Конни глаза заплаканные, — продолжала Джойс. — А вдруг она и правда знала, кто пишет письма? Но откуда она могла узнать?

— Девушка могла обнаружить разгадку совсем случайно.

Я вижу, вы нахмурились. Вам что-то пришло в голову?

— Знаете, похоже, она хорошо знала этого человека — из-за постороннего так не будешь расстраиваться. И именно это ее останавливало, она даже не стала делиться своими соображениями с Томми Мартином. Помните, что услышала миссис Нидхем: «Если я назову имя, я ведь не смогу взять свои слова назад, ведь так?» А священник подтвердил, что, мол, да, не сможет, и посоветовал ей еще раз все хорошенько обдумать. Наверное, сказать правду было слишком тяжело для нее, а тут таблетки мисс Мегги оказались у нее под рукой, и она решила, что это самый лучший выход. Как вы думаете, похоже на правду?

Мисс Силвер нахмурилась, ее глаза смотрели мимо Джойс.

— Есть еще один вариант, миссис Родни. Например, можно предположить, что если бы имя анонимщика открылось, жизнь его оказалась бы полностью разрушенной.

В этом случае у него или у нее имелся очень сильный мотив заставить Конни Брук замолчать.

Глава 15

На следующий день Рэндал Марч, начальник местной полиции, подъехал к коттеджу «Виллоу» чуть позже половины четвертого. В дверях тут же появилась мисс Силвер в черном пальто и новой шляпке, которую она планировала надеть на свадьбу. До сего времени мисс Силвер неизменно носила черные фетровые головные уборы, украшенные лентой и маленьким букетиком цветов, так что эта шляпка, скорее похожая на ток, причем не из фетра, а из черного бархата, и впрямь оправдывала определение ее Этель Бэркетт как «совсем другая». Новизну образа подчеркивали три небольших помпона, угнездившиеся сверху, — черный, серый и лавандовый.

Машина тронулась, и Рэндал с нежной улыбкой покосился на мисс Силвер:

— Почему-то мне кажется, что это новая шляпка. Очень славные эти штучки сверху, забыл только, как они называются.

— Помпоны, — пояснила дама с видимым удовольствием.

— Замечательно смотрятся.

После этого мисс Силвер, страшно довольная началом беседы, засыпала своего бывшего воспитанника вопросами о семье, на которые тот охотно давал исчерпывающие ответы. Вторая дочь сестры Рэндала Изабель хочет стать актрисой. Сестра Маргарет с мужем собираются завести птицеферму в Девоншире… «Понять не могу, как человек по собственной доброй воле может заняться разведением кур».

Мисс Силвер призналась, что куры, пожалуй, ее тоже не увлекли бы, но добавила, что мисс Маргарет, даже когда была совсем крошкой, точно знала, чего хочет, поэтому отговаривать ее бесполезно.

— Скажите лучше, упряма как мул, — уточнил Рэндал.

По дороге они не заговаривали о деле. На пороге дома их встретила миссис Марч, чью некогда яркую, даже вызывающую красоту немного смягчили время и счастливое замужество. Гостья сразу же вспомнила стихи Теннисона, которые неизменно всплывали в ее памяти, как только она видела Рету. Начинались они словами «Божественно высокая дочь богов…», а заканчивались — «…и столь божественно прекрасна». Когда дама впервые столкнулась с Ретой, девушка носила еще фамилию Крей и напоминала скорее античную трагическую героиню. В ту пору на нее и ее близких пала тень подозрения в убийстве, но с помощью мисс Силвер невиновность этой семьи была доказана. Сегодня молодая женщина выглядела более юной и цветущей, чем тогда. Она расцеловала гостью и спросила:

— Когда вы хотите поговорить — сейчас или после чая?

— Лучше сейчас, — ответил муж и обратился к мисс Силвер:

— Давайте на всякий случай пройдем в гостиную — пусть все будет обставлено так, будто вы наносите нам обычный визит вежливости.

— Прекрасно, а я пока поднимусь к детям. Позовите меня, когда закончите.

Стройная и грациозная, в шерстяном платье изысканного темно-красного оттенка, Рета быстро взбежала по лестнице. Мисс Силвер с удовольствием проводила ее глазами. Рэндал повел гостью в уютную гостиную. Кресла и диваны здесь были обиты пестрым ситцем, повсюду стояли вазы с осенними цветами — пышными крупными георгинами и скромными маргаритками. Удобно устроившись в кресле, дама с удовольствием отметила, что вся атмосфера дома, даже малейшие детали интерьера свидетельствуют о том, что здесь живет счастливая семья.

Мисс Силвер придерживалась в своей педагогической практике твердых принципов, и один из них был — не заводить любимчиков среди учеников. И тем не менее нельзя было отрицать, что Марч всегда занимал в ее сердце особое место. Когда она сменила предыдущую гувернантку, объявившую мальчика неуправляемым, то он представлял собой избалованного, болезненного ребенка, которого родители не посылали в школу, опасаясь, что он не выдержит большой нагрузки, поэтому-то Рэндал и учился дома вместе с сестрами. Два года терпеливой работы, доброй и искренней заинтересованности — и мальчик проникся к своей воспитательнице уважением и любовью. И постоянно хворать он вскоре перестал; наверное, перерос свою болезненность. Когда много лет спустя Рэндал узнал, что его бывшая гувернантка обладает незаурядными способностями частного детектива, память о детской привязанности сменилась чувством более зрелым, и в его лице мисс Силвер обрела настоящего друга. Впервые «профессионально» их свело дело о ядовитых гусеницах, и с тех пор Марч не уставал повторять, что мисс Силвер спасла ему жизнь. Он продвинулся по служебной лестнице, став сначала старшим офицером полиции в Ледлингтоне, а затем начальником полиции всего графства, и пути их, надо сказать, часто пересекались.

Рэндал расположился напротив дамы и довольно неопределенно осведомился:

— И как там у вас, в Тиллинг-Грине?

— Не представляю, как поточнее ответить на твой вопрос, — рассудительно произнесла мисс Силвер. — Понятно, что о смерти Конни Брук много чего говорят, не знаю только, что именно известно тебе.

— Допустим, ничего. Мне очень бы хотелось услышать ваше мнение по этому поводу.

Гостья пересказала мистеру Марчу свой недавний разговор с миссис Родни. Полицейский задумался.

— Итак, вы считаете, что девушка знала что-то об анонимных письмах и пришла к священнику, чтобы все ему рассказать, но в последний момент не решилась это сделать, поскольку, как вы выразились, сказанное слово назад не вернешь. Как же это прикажете понимать?

— А так, что особа, которую она подозревала или против которой имела улики, была ей хорошо знакома и к тому же пользовалась в местном обществе достаточным уважением, и обвинить ее в таком грязном деле было очень нелегко.

Мужчина согласно кивнул:

— А вам приходилось встречать эту девушку? Какое впечатление она производила?

— Я видела ее только однажды в церкви, на репетиции венчания Валентины Грей. Мы были там вместе с мисс Вейн. Это произошло во второй половине дня в среду, вечером того же дня Конни после приема в поместье Рептонов возвращалась домой вместе с Метти Эклс, которая живет рядом с нашим домом.

— Да, я читал показания этой женщины. Она утверждает, что у порога ее дома они расстались, и дальше девушка пошла одна.

— Скорее всего, так оно и случилось, я сама слышала, как они прощались.

— Вы уверены? Это очень важно.

— Ручаться не могу, Рэнди, я уже засыпала, но мне так показалось.

— Понятно. Давайте вернемся к репетиции венчания.

Ведь это происходило уже после того, как Конни ходила к священнику?

— На следующий день.

— Все-таки какое впечатление она на вас произвела?

— Конни попросили быть подружкой невесты вместо мисс Мерридью, которая подхватила ветрянку. Я бы не удивилась, если бы заметила в такой ситуации застенчивость, нервозность или некоторую возбужденность в поведении девушки, но этого не было и следа. Сразу бросалось в глаза лишь то, что, видимо, накануне она долго плакала — веки красные, лицо опухло и заметны неумелые попытки запудрить следы слез. Репетиция чуть не сорвалась: жених с лучшим другом попали в аварию и опоздали. Все участники церемонии нервничали, всем было не по себе, а Конни хоть бы что, казалось, она даже не замечала, что вокруг творится. Вид у нее был сосредоточенный и, я бы даже сказала, решительный.

— Значит, миссис Родни полагает, что большинство деревенских жителей были уже в курсе событий?

— Конечно, все уже знали, что накануне девушка приходила к священнику, чтобы назвать негодяя, который рассылает по всей округе анонимные письма, но так этого и не сделала.

Рэндал наклонился, чтобы подложить в камин полено, посыпались искры.

— Да, обладать такими секретами опасно. Знаете, как показало вскрытие, она приняла, или ей дали, огромную дозу снотворного. И половины этого хватило бы, чтобы умереть. Значит, случайности тут нет никакой: человек не просто ошибся, приняв лишнюю таблетку; он хотел покончить с собой — по рассеянности целую горсть таблеток не проглотишь.

Мисс Силвер негромко кашлянула; Рэндал вспомнил, что раньше она так делала, стараясь призвать рассеянного ученика к вниманию.

— Наверное, тебе говорили, что Конни Брук не могла глотать таблетки. Об этом упоминали и мисс Эклс, и мисс Вейн, и миссис Родни — думаю, вся деревня об этом знала. Так что таблетки можно было растолочь, а потом растворить в какао, которое она обычно пила вечером.

— Перед сном она привыкла пить какао?

— Да, она считала, это помогает ей заснуть. Кажется, когда они вместе с мисс Эклс возвращались домой после приема, девушка упоминала, что сварила накануне какао и специально оставила его на плите в кастрюльке, чтобы быстренько разогреть перед сном. А когда речь зашла о таблетках, Конни сказала, что собирается растворить их в напитке, и мисс Эклс сказала, что это будет большая гадость. Они обсуждали это довольно долго, причем женщина утверждает, что несколько раз предостерегала Конни: не принимай ни в коем случае больше одной таблетки.

— Да, это я прочел в ее показаниях. Интересно, насколько все это правда?

Мисс Силвер сочла вопрос риторическим и промолчала.

— Знаете, сказать такое сейчас проще простого, — продолжал полицейский, — причем мисс Эклс сразу выглядит пророчицей. Она, похоже, из тех, кто всегда бывает прав и любит при этом производить хорошее впечатление?

Лицо пожилой дамы стало непроницаемым, и она сдержанно ответила:

— Полагаю, Рэнди, что многие из нас любят оказываться правыми и плюс к тому во всех жизненных ситуациях, даже непростых, заботятся о том, какое впечатление они производят.

— Вы хотите сказать, что в природе человека подавать себя в наиболее выигрышном свете?

— Да, и перед полицией в том числе…

Мистер Марч сосредоточенно смотрел на огонь в камине.

— А что вы сами думаете о мисс Эклс?

Мисс Силвер сдержанно улыбнулась:

— Очень занятная особа: держит руку на пульсе всех деревенских событий и олицетворяет собой общественное мнение. А родственные отношения с Рептонами придают значимость ее персоне.

— Сказать проще, сует свой нос в чужие дела и судит всех направо и налево.

— Она энергична, в любой ситуации знает, что делать, очень любит поговорить и обо всем имеет собственное мнение. У нее очень опрятный, аккуратный дом, а сад ухоженный, но какой-то безликий.

Рэндал рассмеялся:

— Хорошо, что я видел эту женщину и знаю, как она выглядит. Если бы любого другого попросили рассказать о человеке, он начал бы с описания внешности, а вы ни словом об этом не обмолвились. Интересно, почему?

Мисс Силвер одарила бывшего ученика своей милой, особенной улыбкой:

— Ничего удивительного, мой дорогой Рэнди. Она ведь сказала мне, что встречалась с тобой.

— Ах так, тогда конечно… Давайте вернемся к нашей проблеме. Есть два варианта: либо она сама растворила горсть таблеток в какао, либо это сделал кто-то другой. Причем этот другой или просто оставил напиток на плите, или вошел в дом вместе с девушкой и заставил выпить его. Обе версии мне чем-то не нравятся. Во-первых, вряд ли в том пузырьке оставалось много таблеток. Я сам разговаривал с Мегги Рептон в надежде вытянуть из нее побольше, чем Крисп.

— Ну и как, удалось?

— Надеюсь, что да. Очень нервная дама, всего боится, особенно определенности. Нерешительность — ее основная черта. Из тех, кто будет полчаса молчать, пытаясь вспомнить, произошла какая-то чепуха за полминуты до семи или на полминуты позже. Уйма времени ушло на то, чтобы ее успокоить, прежде чем она вообще заговорила, но зато потом ее было не остановить — так разболталась, что мы совсем запутались. Но в результате у меня создалось впечатление — можете даже считать это уверенностью, — что таблеток было мало.

— Точно, Рэнди?

Он пожал плечами:

— Конечно, с полной определенностью сказать нельзя, но от мисс Рептон добиться определенности и невозможно.

Мисс Силвер испытующе посмотрела на него:

— А может быть, она только хотела произвести на тебя впечатление нерешительной, неуверенной в себе особы?

— Моя дорогая, нелепо считать мисс Мегги подозреваемой.

— Что здесь нелепого?

Мужчина рассмеялся:

— Скажите, какой здесь мог быть мотив преступления?

Дама задумчиво покачала головой:

— Если Конни действительно убили, то лишь по одной-единственной причине: она знала или предполагала, кто автор анонимных писем. Именно у него и был реальный мотив для убийства.

— Вы абсолютно правы, дорогая, но Мегги Рептон исключается. Это безобиднейшее и добрейшее создание, эдакая незаметная дочь или сестра, у которой нет своей семьи и которая неизбежно становится незаменимой нянькой для всех, посвящая себя близким. Она ухаживала за родителями, вела дом брата, пока он не женился, да и сейчас, уверен, продолжает это делать, поскольку молодая миссис Рептон не горит желанием взять это на себя.

Мисс Силвер опять деликатно кашлянула.

— Не приходило ли тебе в голову, что автора анонимок следует искать именно среди таких людей? Они так робки, никогда не выражают свое мнение — да оно никому и неинтересно, а жизнь их так тускла, течет почти без всяких происшествий… Мне кажется, такие люди могут найти отдушину в анонимках — в них можно высказать все накопившиеся обиды, тайную злобу, подавленные желания и зависть. Анонимки редко пишутся с одним лишь желанием навредить, чаще за ними кроются чувство неполноценности или разочарование в жизни. Трудно сделать лишь первый шаг, потом тяга к ядовитым выплескам становится привычкой, порок быстро укореняется. Автор начинает чувствовать наконец свою силу и значимость — ведь в маленькой деревне легко наблюдать за результатом каждого письма, а главное, за произведенным эффектом. Аппетит приходит во время еды, и письма становятся все более многочисленными и ядовитыми. И вдруг появилась угроза разоблачения. Боязливый человек не станет ни с того ни с сего решительным, но от отчаяния он на многое способен.

Я бы даже смела утверждать, что робость может подтолкнуть к преступлению. А если Конни Брук стала источником страшной угрозы, способной привести к полному краху жизнь этой особы? По-моему, это достаточный мотив для убийства.

Раньше лишь обсуждалась возможность убийства Конни, теперь же мисс Силвер уже настаивала на том, что девушку отравили. Полицейский некоторое время молчал, обдумывая слова дамы.

— Конечно, все вами сказанное абсолютно справедливо, но если бы вы были знакомы с мисс Мегги… — начал он.

— Только не подумай, что я собираюсь ее в чем-то обвинять, — остановила его мисс Силвер. — Просто факты таковы, что мисс Рептон могла чисто теоретически совершить данное преступление. Характер ее вполне укладывается в описанную мною схему; плюс к этому известно, что она буквально навязала Конни пузырек с лекарством. Мы не знаем, сколько таблеток там было и какие советы давались девушке насчет дозировки. Если есть возможность доказать, что таблеток оставалось лишь несколько штук, то следует предположить, что кто-то побывал на кухне у Конни и растворил в какао, оставленном на плите, смертельную дозу снотворного. В этом случае Мегги Рептон исключается из списка подозреваемых — ничего подобного она сделать не могла, поскольку из поместья не уходила, и это подтвердит толпа свидетелей.

Рэндал согласно кивнул головой:

— Я-то уверен, что таблеток в пузырьке было недостаточно для отравления. Но если отмести версию самоубийства, значит действительно злоумышленник проник в дом и заправил какао смертельной дозой снотворного. Но какого же чудовищного вкуса должен был получиться напиток! Более естественно было бы предположить, что девушка выльет его и сварит свежий. Как она могла такое выпить и почему убийца рассчитывал на это?

Мисс Силвер припомнила услышанную в числе многих прочих сплетню:

— Знаешь, Конни чем-то таким болела в детстве, что полностью нарушило у нее обоняние и способность воспринимать какие-то вкусовые оттенки. Мне и раньше приходилось о таком слышать. Убийца знал, что девушка не почувствует лекарства в какао. А если вкус и показался ей странным, не будем забывать, что она и сама собиралась таблетку мисс Рептон растворить в собственной чашке.

— Учитывая наши нравы, не сомневаюсь, что про ее болезни знал каждый на пять миль вокруг, — недовольно вставил Рэндал, — а возможность ее убить была теоретически у каждого жителя графства, который мог бы попасть в дом тем или иным способом. Что вы на это скажете?

— Люди обычно довольно беззаботно обращаются с ключами. Если кто-либо хотел забраться в дом Конни в ее отсутствие, способов проделать это было предостаточно — начиная с того, что можно, например, украсть ключи, а можно просто-напросто влезть через незапертое окно.

— То есть как это через окно? А почему же оно должно быть незапертым? — удивился полицейский.

— Мне это сразу пришло в голову. Поскольку мы пришли к выводу, что девушку убил человек, хорошо ее знавший и имевший доступ в ее дом, он вполне мог намеренно оставить окно не запертым на задвижку. И это не единственный вариант. Вспомни, что дом Конни Брук использовался как помещение для подготовительной школы, и поэтому открыт он был для массы людей. Старшая группа уходит около четырех, и в общей суматохе нетрудно было войти через заднюю дверь и так же уйти, прихватив с собой ключ или даже спрятав его под ковриком на крыльце. А еще проще предположить, что у того, кто хотел войти в коттедж вечером в среду, просто изначально был ключ.

— Вы имеете в виду какого-нибудь конкретного человека?

— Мы с мисс Родни, например, вместе приходили туда в среду, в четыре часа, чтобы забрать ее мальчика.

— Нам что, следует подозревать Джойс Родни?

— Полагаю, нет. Она побывала в коттедже Конни вместе со многими другими, например мисс Эклс, которая приходила забрать девочку, чьи родители живут не в Тиллинг-Грине. Их фамилия Блэк, и в тот день они пригласили Метти на чай.

Мистер Марч сосредоточенно потер переносицу:

— А Метти Эклс возвращалась после вечеринки в усадьбе вместе с Конни домой…

— Они шли вместе до коттеджа мисс Эклс, соседнего с тем, где я живу.

— Вам так кажется, но вы не уверены, что они там распрощались. Предположим даже, что они распрощались, но мисс Эклс ничто не препятствовало передумать и догнать девушку, сказав, например: «Знаешь, я пройдусь с тобой еще немного». Если она так и сделала, то вполне могла войти в дом вместе с Конни и заправить какао смертельной дозой таблеток. Конечно, предварительно их надо было растолочь, так что все мероприятие должно быть тщательно спланировано заранее. А если мисс Эклс не только возвращалась, но и шла в поместье вместе с Конни, то возможен еще один вариант: она могла зайти за девушкой, и пока та собиралась, у нее была возможность отравить какао еще тогда.

— Рэнди, они действительно отправились в гости вместе, но Конни зашла за Метти, а не наоборот, я видела, как они уходили. К тому же есть некая деталь, исключающая, на мой взгляд, Метти Эклс из круга подозреваемых.

Если бы Конни знала, что именно она наводнила деревню анонимками, вряд ли бы ей захотелось прогуливаться с этой дамой.

— Может, ей трудно было отказаться — не могла выдумать подходящего предлога.

— Да, согласна. Они могли договориться пойти вместе заранее, когда Конни еще не подозревала мисс Эклс. Действительно, непросто отказаться от прежних планов, да девушка и не подозревала к тому же, что ее беседу со священником подслушали и уже обсуждают по всей деревне.

— Следовательно, мисс Эклс остается в списке.

— Обращаю ваше внимание, Рэнди, я всего лишь отметила, что ты прав: в самом деле ничего не значит, что мисс Эклс и Конни вместе ходили в поместье, — отметила ровным тоном мисс Силвер. — Но я вовсе не утверждаю, что подозреваю эту женщину в убийстве.

Полицейский подтвердил кивком, что принял поправку к сведению:

— Понимаю вас. — Помолчав, он продолжил:

— Существует еще одна сторона дела. Почту мы тоже подключили к поиску автора анонимок. Опознать письма, кстати, было довольно просто по дешевым белым конвертам и корявому почерку. Оказалось, что все три анонимки, полученные в четверг, отосланы в среду из Ледлингтона. Их вынули из почтового ящика на главной улице и наутро переправили в Тиллинг-Грин.

— Не скажешь, кому они были адресованы?

— Полковнику Рептону, преподобному мистеру Мартину и Валентине Грей.

— Что же из этого следует?

— Насколько я понял, венчание отложено? — Мисс Силвер подтвердила сведения мистера Марча кивком, и тот продолжил:

— Интересно, из-за чего все-таки: из-за смерти Конни или потому, что Валентина Грей получила утром письмо? Или, может быть, потому, что Джейсон Лей вернулся?

Неуместный намек был проигнорирован, и мисс Силвер сдержанно сообщила:

— Мистер Гилберт Эрл вернулся в Лондон.

— Да, полиции это известно. Непонятно только, имеет ли это значение для расследования нашего дела.

— В деревне знают, что они с мисс Валентиной не перезванивались и не писали друг другу. Ведь почтальон в курсе всей деревенской переписки, а на коммутаторе узнают мистера Эрла по голосу.

— Да, в деревне действительно ничего не утаишь.

— Почти ничего, Рэнди.

— Тогда ответьте, кто из жителей Тиллинг-Грина побывал в Ледлингтоне в среду утром.

Мисс Силвер задумалась:

— Во-первых, я сама туда приехала десятичасовым автобусом. В середине дня назначена была репетиция венчания, сама свадьба — на следующий день, так что мисс Вейн решила приобрести к этому событию пару светлых перчаток. Мы поехали вместе. Так, дай припомнить… Мисс Эклс тоже отправилась в город и, кажется, с подобной же целью, потому что мы столкнулись с ней в магазине Эшли, где она покупала нарядный голубой шарф. Кстати, прекрасный магазин, побывать там — истинное наслаждение.

Мы все замечательно провели время. Мисс Вейн встретила там приятельниц. — Рассказчица на какое-то время замолчала, будто раздумывая, как лучше сформулировать то, что она собирается сказать. — И еще в городе мы встретили человека, который, напротив, вызывает ее неприязнь.

— Как-то вы неопределенно высказываетесь, — насмешливо заметил начальник полиции, но мисс Силвер продолжала так же серьезно:

— Напротив, я стараюсь быть точной. Моя хозяйка показала мне мистера Бартона, своего соседа из коттеджа «Гейл». Надо заметить, он вызывает повышенный интерес у всей деревни, потому что обходится без помощницы по хозяйству, сам готовит и убирает, лишь бы никого не пускать в дом. Кроме того, днем он, кажется, совсем не выходит на улицу, а бродит ночами вместе со своими кошками, которых у него семь штук.

— И этот оригинал появился в Ледлингтоне средь бела дня? Надеюсь, хотя бы без кошек?

— Тебе бы все шутить. Мисс Вейн отметила это событие как из ряда вон выходящее.

— И как он вам показался?

— Высокий тощий господин, одежда мятая и поношенная. Вид настороженный, как будто все время прислушивается к чему-то — может быть, глуховат?

— Необязательно.

— У стариков, которые плохо слышат, иногда бывает такое выражение лица.

— А раньше вы его видели?

— Днем — нет. Я видела его в среду ночью.

— В какое время?

— Около половины одиннадцатого. Я как раз выключила свет и открывала окно, когда услышала шаги, а затем стук калитки, выглянула из окна и поняла, что открыли не нашу, а соседнего коттеджа. Мистер Бартон закрыл калитку и направился к входной двери; она расположена в его доме не с фасада, а в торце, с нашей стороны. Потом он зажег фонарик и открыл дверь, луч осветил прихожую, и я увидела, как семь крупных котов вошли в дом, а за ними и их хозяин. Вот, собственно, и все.

Мистер Марч нахмурился:

— Вы понимаете, что многие в деревне утверждают, что письма пишет именно мистер Бартон?

Ответ был, как обычно, сдержан:

— Всегда человек, держащийся особняком, вызывает подозрения. Тем более жизнь мистера Бартона не укладывается в деревенские нормы.

— Никто не называл его при вас, когда заходил разговор об анонимных письмах?

— Дорогой Рэнди, никто, кроме миссис Родни, при мне вообще не заговаривал об анонимках.

— Ну что ж, это вполне объяснимо. Вы человек посторонний, а тут дело внутреннее. Но местные действительно подозревают Бартона. Если вы видели, как этот человек возвращается домой в половине одиннадцатого, то можно предположить, что он побывал в коттедже «Крофт», чтобы заставить Конни замолчать. Хотя довольно странно, что предполагаемый убийца воплощал свой гнусный замысел, сопровождаемый свитой котов.

— Ну, Бартон всегда выходит с ними по ночам, так что, оставь он их дома, это больше бы настораживало… Если, конечно, предполагать, что цель прогулки — совершение преступления.

Собеседник мисс Силвер расхохотался:

— Чему нет никаких доказательств! Давайте вернемся лучше к вашей экспедиции в Ледлингтон. Вы все время были вместе с мисс Вейн?

— Да нет. В магазине я обнаружила прекрасную шерсть, как раз такая мне и нужна была, чтобы связать к рождеству джемпер и жакет моей племяннице Этель. И еще у меня была в Ледлингтоне приятнейшая встреча с миссис Джернингем.

Обоим собеседникам было что вспомнить при упоминании этого имени. Когда-то Лайль Джернингем оказалась на краю гибели, и мисс Силвер и начальник полиции графства знали об этом больше, чем кто бы то ни было.

— Она прелестная женщина, — отметил Рэндал, — да и Рейф неплохой парень, и сейчас, по-моему, они очень счастливы. Так вот, что касается жителей Тиллинга, то я узнал у водителя автобуса, что тем утром их было в Ледлингтоне просто несметное количество. Человеческая натура — вещь загадочная. Ведь в город можно поехать в любой день недели, но их почему-то тянет туда именно в среду, когда все рано закрывается, так что и в автобусах и в магазинах давка. Устанешь перечислять всех, кто был в среду утром в Ледлингтоне: преподобный Томас Мартин, Роджер Рептон с очаровательной супругой, его сестра Мегги, Валентина Грей, Дафна Холлис, подружка невесты, мисс Эклс и еще дюжина других особ. Я хоть и не живу в вашей деревне, но меня тоже угораздило побывать в городе вместе с Ретой, и я имел удовольствие многих видеть. И любой из них мог отправить те три письма.

Мисс Силвер задумалась на какое-то время, а потом спросила:

— А что же говорят те, кто получил эти письма?

— Священник, признавшись, что получил письмо, отказался сообщить мне его содержание из соображений морали — что-то вроде тайны исповеди. Валентина Грей сначала покраснела, потом побледнела и заявила, что письмо сожгла и не желает обсуждать такую гадость. Такое впечатление, будто никто не обязан помогать полиции. Не знаю, успели ли вы…

Пожилая дама отрицательно покачала головой:

— Пока я не познакомилась с ней, не представилось подходящего случая.

— Надо будет найти какой-нибудь благовидный предлог.

Конечно, многого ожидать от содержания этих писем не приходится… Сплетни о пастве священника, девичьи секреты… А вот с третьим письмом ситуация загадочная: почтальон говорит, что доставил его по адресу, а Роджер Рептон отрицает, что получил письмо.

Глава 16

Во время чая в доме Марчей мисс Силвер забыла обо всех трудностях этого запутанного дела, она наслаждалась обществом друзей и двух симпатичнейших малышей. Уже в темноте она вернулась в коттедж «Виллоу». Поскольку ее визит к начальнику полиции не был секретом, она заговорила о нем, не дожидаясь расспросов:

— Какой чудесный, теплый дом, какие милые люди!

Мисс Марч великолепно выглядит, она просто красавица!

Мисс Вейн ловила каждое ее слово.

— Сама я с ней не знакома, но, кажется, там была какая-то история…

Мисс Силвер добродушно улыбнулась:

— Все истории, связанные с миссис Марч, могут только укрепить уважение к ней.

Мисс Рени заметно сконфузилась:

— Конечно, конечно, ничего такого я и не имела в виду.

Деревенская жизнь немного портит людей: так мало событий, вот мы и перемываем косточки друг другу. Старинный друг моей матери очень верно говорил, что у людей всегда не хватает добрых слов друг для друга. Я вовсе не намекала на злую сплетню, которая… Моя дорогая сестра часто говорила: «Рени, никогда не повторяй чужие слова», — но, как ни старайся, они все-таки иногда сами собой вылетают. Но ведь это оттого, что человек интересуется жизнью своих соседей, они ему не безразличны. Например, если бы Эстер была сейчас с нами, она не смогла бы молчать о бедняжке Конни. Естественно, это не было бы злословием, но как не думать, как не строить предположения по поводу того, что нас всех потрясло?

Мисс Силвер перематывала красную шерсть, купленную накануне в магазине Эшли, в клубки, чтобы вскоре приступить к вязанию рождественского подарка для Этель.

Мисс Рени предложила ей свою помощь и теперь держала моток на вытянутых руках, так что дамы временно пребывали, так сказать, нос к носу. С теплым дружеским пониманием мисс Силвер отозвалась:

— Безусловно, человек ни в коем случае не может изолироваться от жизни общества. Горе одного из нас не оставляет равнодушными всех остальных. Как говорил святой Павел, «когда страдает один, все мы страдаем вместе с ним».

Мисс Вейн уронила шерсть и прижала к носу скомканный носовой платок.

— Как хорошо вы сказали! Дорогая, я, кажется, запутала моток! Как глупо с моей стороны!

С ловкостью, приобретенной многолетней практикой, мисс Силвер расправила пряжу.

— Сейчас просто натяните потуже. Не понимаю, почему надо винить себя за вполне объяснимый интерес к смерти этой девушки. Случай печальнейший, я бы даже сказала крайне угнетающий, а подумать только, каково ее друзьям!

Мисс Рени всхлипнула:

— На репетиции венчания мне показалось, что она была заплаканной, но кто же мог вообразить…

— Вот уж действительно, — неопределенно отозвалась мисс Силвер.

Тут моток снова упал, и мисс Рени разрыдалась:

— Все время думаю: как же она, бедняжка, тогда выглядела, все видели, что она плакала, говорили, что у девушки что-то стряслось. Почему же никто не пошел ее проводить и не выяснил, что именно? Никто, никто этого не сделал, а теперь уже слишком поздно! — Женщина высвободила обе руки из ниток и прижала платок к лицу. — А все эти ужасные письма. — Она высморкалась и вздохнула. — Наверное, вы о них не слышали?

Ответ прозвучал сдержанно:

— Когда писали в газетах о расследовании по поводу смерти Дорис Пелл, упоминалось, что анонимное письмо послужило причиной гибели девушки. Да, собственно, такие письма ни к чему хорошему и не могут привести.

Мисс Вейн всхлипнула:

— Это ужасно! Мне не хотелось заговаривать о них первой, я ведь не знала, слышали вы о них или нет… а иногда так хочется с кем-то поделиться. Джойс всегда боится, что Дэвид что-нибудь услышит. Чепуха все это — неужели пятилетний мальчик поймет хоть слово про анонимки? Да он и не понимает, что это такое!

— Часто совсем маленькие дети схватывают и запоминают совершенно неожиданные вещи, — наставительно произнесла мисс Силвер.

Мисс Вейн вынула нос из платка. Слова ее звучали искренне и доверительно:

— Мы с Джойс не очень близки, а я привыкла все обсуждать с моей дорогой сестрой. Она бы просто пришла в ужас, узнав о письмах. Знаете, несколько лет тому назад подобная история случилась в Литл-Пойнтоне, в десяти милях отсюда. Было два самоубийства, даже Скотленд-Ярд вызывали. Письма приходить перестали, но так и не нашли того, кто этим занимался. Кое-кто считал, что это проделки жены почтмейстера, но мы с сестрой этому не верили. Она была такая усердная прихожанка, а уж до чего любезна, когда заходишь в ее магазин. Они с мужем держали еще и бакалейную лавку. Наша тетушка Мартин жила совсем рядом с ними, так что мы с Эстер узнавали обо всем, можно сказать, из первых рук. Тетушка всегда повторяла, что никогда не поверит ничему плохому о такой набожной женщине, как миссис Солт. Кстати, ее сестра, миссис Гурни, тоже держит почту и магазин в Тиллинг-Грине… Но, полагаю, никто не будет подозревать, будто она имеет какое-то отношение к анонимным письмам, которые теперь у нас тут все стали получать.

Мисс Силвер была всецело занята сматыванием красной пряжи в клубок.

— А что, есть какие-то основания для таких подозрений? — как бы между делом поинтересовалась она.

Мисс Вейн вспыхнула:

— Ну что вы, дорогая, конечно нет! Неужели мои слова позволяют такое подумать? Правда, ей известны все деревенские новости: в магазине часто сталкиваются знакомые, приятели — как не перекинуться парой слов… Моя дорогая сестра всегда говорила, что пойти в лавку, значит потерять уйму времени. Мне она говорила: «Если ты пришла в магазин что-то купить, то сделай это и уходи. Сплетни и безделье лучшие друзья, и от них одни неприятности». Сразу уйти, правда, бывало нелегко, но я старалась… Наверное, никто меньше меня не прислушивается к разговорам, я все узнаю в последнюю очередь. И пока Хильда Прайс не выложила мне, я и представления не имела, что бедняжка Конни, кажется, знала, кто пишет эти жуткие письма. Наверное, вся деревня уже была в курсе, а я и знать не знала.

— А почему же стали считать, что Конни знает про письма?

Наконец, сопровождаемая оговорками, вроде «не люблю повторять с чьих-то слов» и «в это просто не верится», на свет божий была извлечена история со звонком и визитом Конни к священнику. Версия мисс Рени мало отличалась от рассказанного ранее Джойс Родни. Конни плакала, когда звонила преподобному Томасу, и казалась очень подавленной, когда уходила от него. Она что-то знала о письмах и пришла поделиться этим с мистером Мартином, но ушла, так ничего и не открыв. Мисс Нидхем услышала:

«Сказанное назад не воротишь, и изменить ничего уже нельзя будет», — сказала девушка. «Да, вы правы, — ответил мистер Мартин. — Так что обдумайте-ка все еще раз. Но если вы знаете, кто пишет эти грязные письма, у вас есть долг перед людьми».

— А сейчас, — всхлипнула мисс Рени, — уже не угадаешь, что там знала бедная Конни, — она мертва! Так что если хочешь сделать что-то полезное, то делай это не откладывая, Эстер всегда так говорила. Даже такую поговорку на латыни знала, но я ее уже не помню.

Мисс Силвер знала латынь в достаточном объеме, чтобы процитировать забытую мисс Рени поговорку: «Bis dat qui cito dat» — «Вдвойне дает тот, кто дает быстро».

Глава 17

Полицейские сразу же записали показания тех, кто обнаружил тело Конни Брук, допрос же остальных свидетелей, проходивших по этому делу, был назначен на одиннадцать часов утра в субботу. Поскольку мисс Вейн выразила желание присутствовать на публичной процедуре дознания, мисс Силвер предложила ее сопровождать, что было с благодарностью принято.

— Ах, это было бы чудесно! Это такая поддержка для меня! До прошлого года я никуда не ходила одна, без моей дорогой сестры, а дознания так расстраивают нервы!

В иных обстоятельствах мисс Силвер объяснила бы хозяйке, что есть очень простой способ избежать расстройства: просто-напросто никуда не ходить. Но поскольку ее профессиональный интерес к этому делу совпадал с желанием мисс Рени отправиться на слушания, она не стала раскрывать ей секрет спокойной жизни. Мисс Вейн вышла из своей комнаты в глубоком трауре, это платье она надевала на похороны мисс Эстер. Женщина призналась постоялице, что она запаслась дополнительным носовым платком, поскольку на дознаниях она всегда плачет: «Ведь так мало времени прошло с тех пор, как я была на расследовании по делу Дорис Пелл».

В распоряжение коронера, должностного лица при органах местного самоуправления, который разбирает дела о насильственной или внезапной смерти, предоставили самую большую комнату в гостинице «У Джорджа», и она была битком набита. Поскольку медицинское заключение гласило, что смерть наступила в результате приема большой дозы снотворного, то в качестве свидетеля вызвали мисс Мегги Рептон.

Женщина приняла присягу и села, теребя носовой платок и судорожно вздыхая. Она отвечала на вопросы настолько тихо, что присутствовавшие могли понять, что она говорит, лишь после того, как коронер повторял ее слова. Мисс Рептон призналась, что дала Конни Брук пузырек со снотворным.

— Зачем вы это сделали?

Ответное бормотание коронер озвучил как: «У нее была бессонница».

— Вы сказали ей, сколько таблеток следует принять?

Мисс Мегги отрицательно помотала головой и что-то прошептала.

— Значит, вы считали, что дозировка написана на пузырьке? Вы в этом уверены?

Вмешался инспектор полиции, сказав, что дозировка на флаконе указана, но буквы очень бледные, полустрершиеся. Вещь была представлена для изучения коронеру.

— Да, прочесть почти невозможно, — заключил тот. — Итак, мисс Рептон, сколько таблеток оставалось в пузырьке?

Обнаружилось, что мисс Мегги не имеет об этом ни малейшего представления. Ей задали целую серию вопросов, пытаясь выяснить хотя бы приблизительно, был ли пузырек полупустым, наполненным лишь на четверть или почти пустым, но определенного ответа так и не получили. Женщина вздыхала, временами у нее совсем пропадал голос, она прижимала к глазам скомканный платок, но вопрос о количестве злосчастных таблеток остался невыясненным.

После нее вызвали мисс Эклс, которая громко, отчетливо произнесла присягу и толково и деловито приступила к даче показаний. Да, она возвращалась с приема вместе с Конни и попрощалась с ней около своего дома. О снотворном они говорили, и она решительно предостерегала девушку не принимать больше одной таблетки. Когда ей второй раз задали вопрос на ту же тему, мисс Метти терпеливо повторила, словно растолковывая нерадивому ученику:

— Конни обычно снотворные не принимала, поэтому я сказала, чтобы она пила не больше одной таблетки.

— Что же она на это ответила?

— Да ничего. Мы заговорили о том, что она с детства не может проглотить пилюлю целиком. Конни собиралась растолочь таблетку и растворить порошок в какао, которое было уже сварено и стояло на плите. Сначала я ее предупредила, что вкус будет отвратительный, но потом вспомнила, что она не ощущает вкуса того, что ест и пьет.

— Да, у нас есть показания доктора Тэйлора, что мисс Брук в результате болезни еще в детстве потеряла способность чувствовать вкус, и обоняние у нее тоже было нарушено. Итак, мисс Эклс, вы предостерегали девушку, чтобы она не принимала больше одной таблетки, а она случайно вам не говорила, какую дозировку ей рекомендовала мисс Рептон?

— Извините, но в нашем разговоре это не прозвучало.

Затем, обстоятельно отвечая на многочисленные вопросы коронера, женщина описала, как на следующее утро к ней прибежала Пенни Марш и как они вместе вернулись в коттедж «Крофт», и она увидела мертвую Конни, лежавшую в своей постели. На вопрос о том, не она ли вымыла кастрюльку из-под какао и убрала ее, мисс Экло не задумываясь ответила:

— Нет, я этого не делала. Скорее всего, сама Конни вымыла кастрюлю.

— Не следует строить предположения по поводу поведения мисс Брук. Нас интересуют только факты.

Пожалуй, нельзя было сказать, что Метти Эклс недовольно вздернула подбородок, в ее жесте содержался лишь легкий намек на это. Но в нем читалось, что если бы не уважение к суду… Поэтому она только позволила себе решительно заявить:

— Конни никогда бы не оставила после себя грязную посуду.

Слушания по этому делу на сегодня были закончены, коронер покинул свое председательское место, публика разошлась, и гостиница опустела.

Глава 18

Валентина Грей шла по парку, спеша на свидание к Джейсону. Наконец она увидела его, и он стремительно пошел ей навстречу. Джейсон обнял девушку, и они долго стояли так, не размыкая рук и ощущая себя единым целым. Наконец юноша заговорил:

— Когда мы поженимся?

— Не знаю, ты не просил моей руки.

— А я и не собирался просить. Перед уходом я этого не сделал, потому что не знал, удастся ли вернуться назад.

И сейчас не попрошу — сама знаешь, это ни к чему.

— А может, мне хочется, чтобы мне сделали предложение.

— Стоя на коленях, в романтическом стиле? Пожалуйста! — Молодой человек тут же рухнул на колени — хорошо, что под ними оказался мягкий ковер из сосновых иголок, — поцеловал по очереди ее руки и сказал:

— Окажите мне честь, станьте моей женой!

Девушка смотрела на любимого сияющими глазами, ноздри ее трепетали, руки в ладонях Джейсона дрожали.

В ней не было ничего от прежней Валентины, которая с отсутствующим видом стояла в церкви, стоически вынося репетицию своего венчания с Гилбертом Эрлом.

— Не знаю, — голос ее дрожал.

— Все ты прекрасно знаешь. Напоминаю, выбора нет — я не позволю тебе выйти замуж ни за кого другого.

Валентина улыбнулась:

— И как же ты мне не позволишь?

Джейсон поднялся с колен и обнял девушку:

— Заявлю протест против заключения брака. Понимаешь, меня давно подмывало отмочить что-нибудь в этом духе.

— А что, есть такая практика — заявлять протест?

— Мне кажется, да. Ты просто уже в церкви громко просишь внимания и заявляешь, что есть причины, делающие этот брак невозможным. Тогда священник прерывает венчание и просит поговорить с тобой в ризнице. Дальнейшая служба уже никого не интересует, и тебя меньше всего, поскольку ты лихорадочно соображаешь, что скажешь священнику.

— И что же ты ему скажешь? Понимаешь, для такого протеста должна быть серьезная причина.

— Знаешь, у меня есть старинное кольцо с девизом, оно принадлежало моей матери и находится в нашей семье еще со времен Непобедимой армады. Буквы внутри кольца такие мелкие, что прочесть их можно только с лупой, но они четкие — надпись, должно быть, обновляли не раз. Так вот, там написано: «Ничто, кроме смерти, не разлучит нас, если ты любишь меня так же сильно, как я люблю тебя».

Я хочу подарить это кольцо тебе. Ты не считаешь, что это достаточно уважительная причина, чтобы не выходить замуж за другого?

— Должно быть, уважительная…

Джейсон поцеловал ее, и девушка не успела закончить фразу.

— А тебе придется опять исчезать? — робко спросила девушка, когда уже смогла говорить.

— Во всяком случае, туда, где я был, меня уже не отправят. Там меня уже знают, поэтому появляться в том же месте бессмысленно. Ты не хочешь стать землевладелицей и заняться сельским хозяйством?

— Обожаю сельское хозяйство.

— Тогда тем более тебе есть смысл выйти за меня.

— Джейсон, я не знаю, как мне выбираться из этого положения. Понимаешь, все думают, что я все еще обручена с Гилбертом, а венчание отложено из-за смерти Конни Молодой человек засмеялся:

— Как мало ты знаешь! У меня же есть более полная информация от миссис Нидхем. Полдеревни жалеет бедного мистера Эрла, поскольку ему отказано из-за того, что вернулся Джейсон Лей, а другая половина его совершенно не жалеет, а гадает, чем же он так замарался, раз ты решилась ему отказать. И те и другие согласны в одном — ты дала ему от ворот поворот и свадьба отменяется. Юноша уехал, но ни письма, ни звонка с обеих сторон не последовало, что отметили и почтальон, и девушка с коммутатора. Так что вопрос считается окончательно решенным. Тебе пора бы уже сообщить об этом семейству и дать объявление в газете.

— Я уже сказала Роджеру и Мегги, дядя, естественно, сообщил Сцилле.

— Ну и как они?

Девушка комично изобразила ужас, схватившись за голову:

— Ой, тетя Мегги расплакалась и сказала, что брак — штука крайне ненадежная и она рада, что самой ей, слава богу, удалось избежать подобного испытания.

— Бедняга Мегги.

— Милый, тетя глубоко убеждена в этом. Ты не представляешь, с каким большим чувством все было произнесено. Были приведены примеры — во-первых, моих родителей, которые были крайне несчастны в браке, и, во-вторых, Роджера со Сциллой.

— А что сказал дядя?

— Удивительно, но он почти ничего не сказал. Знаешь, я ему говорю, что не выйду за Гилберта, а он даже не спросил почему. Стоит себе, смотрит в окно, даже не повернулся ко мне, а потом этак задумчиво: «Полагаю, ты лучше знаешь, что тебе надо». Я согласилась, что, мол, да, лучше. И на этом все. — Джейсон молчал, и через некоторое время Валентина продолжала:

— В четверг утром я получила отвратительное анонимное письмо и с тех пор все думаю, не пришло ли и дяде что-либо подобное.

— Томми тоже получил анонимку.

— Неужели и Томми? — воскликнула девушка.

— Да, я сам видел.

— Слушай, Джейсон, а про что там?

— Но только никому ни слова.

— Ну о чем ты говоришь!

— Гилберт, оказывается, хочет стать двоеженцем, а Томми, оказывается, хочет ему в этом поспособствовать, собираясь вас обвенчать. В общем озадачили старика. С одной стороны, на анонимные письма обращать внимание дурной тон, а с другой, возникает вопрос, вдруг это правда и он будет нести ответственность, что не уберег девушку от ужасного шага, хотя и был предупрежден о злодейских замыслах бедного Гилберта. Да Томми должен на нас молиться, что мы его избавили от страшных сомнений.

Валентина поднесла руку любимого к лицу и потерлась о нее щекой. Господи, как хорошо, что не надо выходить замуж за Гилберта, жизнь так приятна и безоблачна.

— А в письме не говорилось, что Гилберт женился, когда был в Канаде, на девушке по имени Мари Дюбуа?

— Именно это и говорилось. Правда, не уточнялось, где именно и когда. Автор в лучших традициях этого жанра в подробности не вдавался. Дай-ка припомнить… Кажется, Гилберт ведь был в Канаде?

— Когда-то очень давно, ему тогда было не больше двадцати. Вот это да, если он в самом деле женился на этой самой Мари!

— А почему бы и нет? Если Гилберт свалял дурака по молодости лет, а она потом взяла и умерла, то почему необходимо сообщать всем об этом браке? Или, скажем, они могли развестись. Но не думаю, что он стал бы нарушать закон, вряд ли его привлекает карьера двоеженца. Когда-нибудь мы его об этом спросим. Так, между прочим, если выдастся случай… На коктейле, или на железнодорожной станции, или в любом другом месте, где обычно случайно встречаешь тех, с кем не планировал увидеться.

— Какой ты дурачина!

Оба от души расхохотались. Как чудесно, просто божественно, смеяться над тем, что вот-вот могло стать кошмаром твоей жизни!

— Считаешь, я на такое не способен? Ошибаешься! Когда-нибудь, после нашей свадьбы, обязательно спрошу, готов биться об заклад на два пенса. Вопрос задам тактично, что-нибудь вроде: «Да, кстати, а что случилось с той девицей из Канады, Мари Дюбуа, на которой ты был женат?»

— Хорошо, давай поспорим — не сделаешь ты этого!

— Поживем — увидим!

Глава 19

Сцилла Рептон находилась сейчас в кабинете. Она сняла телефонную трубку и назвала лондонский номер. Девушка на коммутаторе, разумеется, будет подслушивать, если сочтет, что разговор того стоит, но какая, собственно, разница? Живя в деревне, надо смириться с тем, что вся твоя жизнь на виду. Если тебе часто пишет один и тот же человек, миссис Гурни, сортирующая деревенскую почту, начинает узнавать отправителя по почерку и достаточно язвительно может намекнуть, что она в курсе твоих проблем. Сцилла не раз слышала, как та небрежно бросала из-за прилавка:

— Нет, миссис Лоусон, от вашего Эрни ничего нет, только открытка от сестры из Бирмингема.

Через некоторое время Сциллу соединили с Гилбертом.

Голос молодого человека звучал довольно уныло, что чрезвычайно развеселило женщину:

— Перестань, Гилберт, что за тон! Можно подумать, мы с тобой поссорились!

Молодой человек перешел на французский:

— Пожалуйста, веди себя благоразумно. — Произношение у него было великолепное.

Сцилла рассмеялась:

— Тебе не о чем беспокоиться. Роджер оповестил меня, что свадьбы не будет… стало быть, и денежек тоже. В Тиллинг-Грине любой от мала до велика знает, что свадьба эта была задумана наспех и ни к чему хорошему привести не могла, и в данном случае я готова присоединиться к мнению здешних деревенских кумушек: хорошо, что все кончилось именно так, а то как бы потом не пришлось раскаиваться.

— Меня не интересует ни мнение деревенского общества, ни твое.

Миссис Рептон смягчила тон:

— Пройдет время, и все забудется, дорогой. Послушай, я собираюсь в город, мы могли бы вместе пообедать. Ты как?

— Не нахожу, что ты выбрала подходящий момент.

— Фу, как гадко ты отвечаешь. Не забывай, тебя отвергла Вэл, а не я. Мне казалось, я должна тебя немножко утешить… У тебя такой голос, как будто ты в этом очень нуждаешься. Необходимо, чтобы тебя поскорее увидели с кем-нибудь другим. Я имею в виду, что приятнее отвечать на вопрос, кто та роскошная блондинка, с которой ты обедал, чем поначалу тащиться одному в какую-нибудь кошмарную закусочную, а потом принимать соболезнования по поводу несостоявшегося брака. И тебе и мне сейчас просто необходимо взбодриться. Дома я скажу, что поехала к зубному врачу. Это всегда хорошо проходит, да мне и действительно пора нанести ему визит. А Мейми без лишних вопросов одолжит нам свою квартиру. Так что встречаемся в понедельник на нашем месте в час. Всего хорошего! — И она поторопилась повесить трубку, потому что ей показалось, что в комнату кто-то вошел.

Но было уже поздно. Ее муж не только уже вошел, но даже успел закрыть за собой дверь. Мистер Рептон оперся плечом о деревянную стенную панель и скрестил руки на груди. Голос его прозвучал глухо и как-то безжизненно:

— С кем ты говорила?

— С Мейми Фостер, — ответила она первое, что пришло в голову. — Я собралась съездить к зубному врачу, и если он будет делать мне обезболивание, я подумала, что на обратном пути надо будет у нее немного передохнуть.

Ни один мускул не дрогнул на лице полковника:

— Ты лжешь.

— Роджер что ты себе позволяешь!

Сцилла не раз убеждалась во вспыльчивости мужа, и потому ей странно было слышать его ровный, по-прежнему спокойный голос:

— Ты разговаривала не с Мейми Фостер, — продолжал он. — Ты разговаривала с Эрлом и собиралась с ним встретиться: «Скажу, что еду к зубному, это всегда хорошо проходит, а Мейми одолжит нам свою квартиру без лишних вопросов». И вы договорились встретиться в понедельник в час на старом месте. Видишь, я все слышал, так что можешь больше не врать. Поскольку вы всегда встречались у Мейми, наверняка можно найти свидетелей, и я с тобой разведусь. Кто-то уже был столь любезен, что прислал мне анонимное письмо, сообщающее о твоей связи с Гилбертом. И Валентина, кажется, получила такое же. Я ее не расспрашивал, а сама она не говорила, но, думаю, ты внесла посильную лепту в расстройство ее замужества. Можешь убираться к Эрлу, или к своей услужливой подружке Мейми, или прямиком к дьяволу, лишь бы подальше от моего дома. — Роджер распахнул дверь. — Немедленно ступай укладывать свои вещи.

Сцилла разозлилась. От природы она была решительной, даже отчаянной женщиной, и первым ее движением было немедленно сжечь за собой мосты. Почему бы действительно не плюнуть на все и не вернуться к прежней жизни? Сейчас она выглядит даже лучше, чем раньше, фигура сохранилась. Почему бы не вернуться опять в шоу-бизнес? А Гилберт никуда не денется. Она по горло сыта деревенской жизнью и Роджером с его домочадцами. Но ей было знакомо и чувство страха: слишком хорошо она помнила, как несколько лет назад сидела одинокая, без работы и без денег, голодная, замерзшая, усталая, и никому не было до нее никакого дела. Если Роджер с ней разведется, ей не достанется ни пенни. В брачном договоре есть эти ужасные слова, которые подробно были растолкованы адвокатами: «cum casta» — «пока остается добродетельной». В случае развода она не получит ничего, но если каким-либо способом ей удастся здесь остаться, если она сможет на этом настоять, а Роджер умрет, то ей обломится неплохой куш…

Все эти соображения мелькнули у нее в голове, причем чувство страха перед будущим все же пересилило и помогло ей овладеть собой. Голос Сциллы, к ее собственному удивлению, прозвучал громко и презрительно:

— Анонимки? Эти мерзкие, грязные писульки, которые получили уже все в деревне? Да как ты смеешь мне о них говорить?

Не обратив никакого внимания на взрыв благородного возмущения, муж заметил:

— Да, и в грязных писульках речь идет о грязных вещах.

— Все это сплошной бред и ложь! — выкрикнула она.

Роджер покачал головой:

— Не думаю. В письме все объяснялось весьма обстоятельно. Кажется, за вами с Гилбертом следили, и я даже догадываюсь, кто это был и кто написал письмо.

Сцилла, пытаясь сохранять хладнокровие и вести себя осмотрительно, положила руку на горло, ощутив под пальцами бешено пульсирующую жилку… от ярости или от страха?

— И кто же? — спросила она мужа сдавленным голосом.

— Любопытно узнать, правда? Может, ты сама. Таким образом ты сразу убила двух зайцев — расстроила помолвку Вэл, да и свой собственный брак заодно. Для таких, как ты и твой дружок, все эти семейные драмы ничто, не станете же вы из-за них переживать! Но прежде чем бросить меня, тебе надо удостовериться, готов ли Гилберт на тебе жениться.

— Мне кажется, это ты меня выгоняешь, а не я тебя бросаю, — в голосе Сциллы слышалась сдерживаемая ярость. — А если мне идти некуда? А если я просто скажу, что никуда не пойду?!

Роджер понял, что вступил на опасный путь — все эти громкие скандалы ни к чему хорошему не приведут. Еще слово, и пути назад не будет. А насколько далеко собиралась зайти Сцилла? Ведь дураку ясно, что Гилберт никогда на ней не женится по собственной воле, и вряд ли она сумеет вынудить его к этому. Кроме будущего титула у него есть только пустой карман, и он не может позволить себе жениться на женщине без гроша за душой, равно как не может и позволить вовлечь свое имя в скандал. Примерно такие беспорядочные мысли мелькнули у Роджера.

Он счел за лучшее прикрыть дверь, которую незадолго до того в сердцах распахнул перед Сциллой.

— Я не хочу выглядеть извергом и вышвыривать тебя на улицу, — объявил он жене. — Даю тебе время подумать до вторника — ты должна решить, что тебе делать дальше. Не хочу устраивать скандал перед похоронами этой бедной девушки.

Флори Стоукс была очень разочарована, когда дверь кабинета закрыли. Перед этим она проходила в столовую через холл, чтобы присмотреть там за огнем в камине и перед обедом задернуть шторы, а тут из кабинета доносятся громкие сердитые голоса — полковник разговаривает с женой.

Конечно, Флори вовсе не собиралась затаиваться, но мистер Рептон говорил так громко, что она все прекрасно расслышала, и прежде всего — что есть свидетели свиданий миссис Рептон и мистера Гилберта на квартире у Мейми Фостер, подруги миссис Рептон, и что дело идет к разводу. А когда полковник произнес: «Можешь убираться к Эрлу, или к своей услужливой подружке Мейми, или прямиком к дьяволу, только подальше от моего дома», — дверь кабинета распахнулась, и ей пришлось скрыться за портьерой, чтобы ее не заметили. Если бы миссис Рептон вышла сразу же, то обязательно увидела бы Флори. Но она не вышла, сказала что-то сердитое об анонимных письмах и еще: «Как вы смеете!»

После этого Флори пришлось ретироваться. Она спряталась за портьерой двери, ведущей к кухне. Если бы кто-нибудь из них в этот момент вышел, то увидел бы, что девушка спешит куда-то по своим делам и, скорее всего, только что здесь появилась. А слышно с этого места все прекрасно, так интересно — ну просто настоящее кино. Конечно, ни для кого не было секретом, что миссис Рептон особа легкомысленная, и вся деревня знала, что они тайно встречаются с мистером Эрлом. Муж наконец-то вывел ее на чистую воду — так ей и надо. Подумать только, при собственном муже так нагло пытаться расстроить свадьбу мисс Валентины! Конечно, теперь, когда вернулся мистер Джейсон, девушка и сама не захочет выйти ни за кого другого…

Это тоже вся деревня знает. Когда Сцилла с горящими щеками покидала кабинет, Флори как раз успела нырнуть за портьеру.

Глава 20

В середине дня Флори освободилась и отправилась домой. Жила она вместе с родителями, двумя сестрами и братом, и все члены этого семейства были очень привязаны друг к другу. Дети уже выросли и работали, матери тоже приходилось работать в гостинице «У Джорджа», потому что мистер Стоукс постоянно хворал и последний раз зарабатывал лет пятнадцать назад. Но зато он был замечательным кулинаром и всегда старался приготовить для своих близких что-нибудь вкусненькое к чаю. На выпечку у него была легкая рука, да и бекон и жареная рыба удавались ему превосходно, как любила рассказывать Флори, но, правда, не в присутствии миссис Глейзер. Мистеру Стоуксу даже поступали заманчивые предложения от некоторых семей, но жена его не поддалась искушению и не отпустила его служить, потому что муж страдал какими-то загадочными приступами, которые доктора вот уже много лет не могли диагностировать. Надо признать, человек этот не очень-то верил медикам, и его можно понять: доктор Тэйлор, например, дошел до того, что называл его просто старым симулянтом. Однако, несмотря на загадочную болезнь отца, семейство не унывало.

Вернувшись домой, Флоренс увидела, что папаша читает газету, прихлебывая травяной отвар, — отвратительный на вкус напиток, рецепт которого переходил в семье из поколения в поколение уже добрую сотню лет, причем тайна его приготовления тщательно оберегалась от посторонних. Ни брат, ни сестры и глотка бы этой гадости не сделали. Почувствовав запах снадобья, девушка наморщила носик, но все-таки наклонилась и чмокнула отца в макушку, после чего немедленно перешла к теме, интересующей обоих.

— Знаешь, сегодня в поместье такое было! — начала она.

Услышав столь многообещающее начало, мистер Стоукс оторвался от газеты, и та соскользнула у него с колен на пол. Никакие мировые новости не шли в сравнение с событиями захватывающего сериала под названием «Семейство Рептонов». Какую пищу для разговоров давала, например, миссис Рептон: не раз обсуждалось, как она одевается, какой косметикой пользуется и какие легкомысленные выходки, как определял ее поведение сам мистер Стоукс, себе позволяет. А тут еще мисс Валентина разорвала помолвку с мистером Эрлом, пришлось строить множество предположений, почему такое случилось, внезапная смерть Конни Брук, полиция опять же приезжала… Да уж, скучной жизнь в их деревне не назовешь. Предвкушая услышать что-нибудь интересное, папаша поинтересовался:

— Что же на этот раз? Опять анонимки?

Флори отрицательно помотала головой:

— Насколько мне известно, больше их не было.

— А в четверг мисс Валентина получила ведь такое письмо.

— Так про это я уже рассказывала.

— И полковник тоже! Сэм Боксер, который такое же письмо доставил преподобному Томасу, говорит, что конверты похожи как близнецы. Его даже полиция допрашивала. Я-то сразу ему сказал, как надо с ними себя вести: «Я, мол, простой почтальон, а не детектив, и у меня хватает работы с доставкой почты. А чтобы изучать конверты — так у меня на это времени нет». Вот что ему следовало ответить, чтобы уберечься от неприятностей. Понятное дело, все происходящее к нему никакого отношения не имеет, могу открыто заявить хоть полицейским, хоть кому. Разбитую чашку не склеишь, и чем помогут полицейские, если помолвку уже разорвали? Так что сегодня-то было?

Флори не терпелось выложить новости, но она вежливо подождала, пока отец высказывал свою точку зрения на происходившее. Было известно, что если папочке хочется о чем-либо поговорить, то пусть ты хоть своими глазами убийство видела, все равно его очередь — первая.

Но едва только представилась возможность, девушка затараторила:

— Полковник с женой сегодня так ругались в кабинете, прямо орали друг на друга, сама слышала. Я как раз шла задернуть портьеры в столовой, шла через холл, а тут слышу, хозяин заявляет, что она может отправляться к мистеру Эрлу, или к своей подружке Мейми Фостер — знаешь, той, которой она всегда пишет, — или вовсе к дьяволу.

Папаша так и замер, держа в руке чашку, из которой собирался отхлебнуть. На маленьком обезьяньем личике отразился живейший интерес, глаза заблестели.

— Не может быть! — воскликнул он.

Флори торжествовала:

— Крест святой! А еще он сказал, чтобы она убиралась из его дома, и чем скорее, тем лучше. А потом распахнул дверь и велел идти собирать вещи.

— Ну ни за что бы не поверил!

Флори кивнула с видом триумфатора, лицо ее сияло:

— Тут меня наверняка бы застукали, если бы миссис Рептон вышла, но, слава богу, из кабинета никто не появился, дверь так и осталась открытой, и они продолжали разговаривать. Он как раз говорил о письме, которое получил в четверг… Это, говорит, грязное письмо о нечистых делишках.

— Да ты что!

— Все точно. А она как завопит: «Ложь!» Тут он и говорит, что знает, кто написал все эти письма, а она спрашивает: «Кто?» Он отвечает: ей, мол, незачем знать. Угадай, папочка, что ей еще потом полковник заявил? Ни за что не додумаешься! Что, может, она сама их и пишет! По мне, полная чушь, но именно так он и брякнул, да еще добавил, что это хороший способ расстроить помолвку мисс Валентины и заодно погубить их собственный брак. Только, дескать, лучше бы ей, прежде чем уйти, убедиться, что мистер Эрл на ней женится!

Мистер Стоукс отхлебнул из чашки мерзкой зеленоватой жидкости и торопливо проглотил ее.

— Что ты говоришь! — воскликнул он и деловито поинтересовался:

— Так она ушла?

Дочь отрицательно покачала головой:

— Нет, и если ты хочешь знать мое мнение, то и не собирается. Скажи, как он может заставить жену уйти из дома, если она не хочет? Да и сам хозяин немножко остыл, что-то там они еще говорили, но дверь закрыли, а мне не хотелось, чтобы застукали, как я подслушиваю.

— А как же ты тогда узнала, что миссис Рептон не собирается уходить из дома?

Флори хихикнула:

— Но глаза и уши-то у меня есть? Полковник выскочил из кабинета, сел в машину — и был таков, только на ходу сказал мисс Мегги, чтобы к обеду не ждали. А миссис Рептон ведет себя как ни в чем не бывало, вещи и не думает собирать, я к ней заглядывала. За обедом, когда мисс Мегги начала про похороны бедной мисс Конни и про то, что надеть для траура, ведь ни у Валентины, ни у нее самой нет ничего черного, только серое, тут миссис Рептон — а ты знаешь, какие у нее яркие платья, — спокойненько так заявляет, что она собирается купить темно-синий костюм, который, она думает, будет очень даже уместен. А похороны-то во вторник! Не похоже, что она торопится убраться, правда?

— Они не хотят, чтобы пошли разговоры, — догадался мистер Стоукс. — Будет много шума, если миссис Рептон уедет до похорон. Но шила в мешке не утаишь, огласки им все равно не избежать.

Насчет огласки семейство Стоуксов постаралось на славу. Всю историю дословно повторили Бетти, старшей сестре Флори, а потом младшей Айви и брату Бобу, а еще дружку Флори и дружку Бетти, которые зашли на огонек.

И с каждым новым изложением рассказ обрастал новыми подробностями, причем особенно напирали на то, что полковник Рептон сказал, что знает, кто пишет анонимки.

Этим же вечером Флори вместе со своим парнем отправились на автобусную остановку, чтобы поехать в кино в Ледлингтон. Там они встретили Джесси Пек и Хильду Прайс. После обычного вступления: «Вы же знаете, как я не люблю сплетничать! Но больше никому ни слова, ладно?» — Флори поведала им свежую историю, причем хватило ее не только на ожидание автобуса, но и почти на всю дорогу до Ледлингтона. Ее приятель, которого интересовали только он сам, его мопед и Флори, почувствовав себя лишним, даже начал злиться. Скольким передали сообщение Джесси и Хильда, не установлено, но надо полагать, что они тоже постарались на славу.

Вышеупомянутая сестра Бетти, которая уже два года встречалась с Регом, сыном миссис Гурни, и рассчитывала обручиться с ним к Рождеству, пошла в гости к матери своего дружка, где и просидела весь вечер. За картами она подробно пересказывала последние события сериала из жизни поместья, которые были выслушаны с должным вниманием и интересом.

Шестнадцатилетняя Айви побежала к подружке, у которой тоже была большая семья. Ее версия скандала, который произошел сегодня в поместье, была наиболее далекой от истины, но от этого не менее захватывающей — воображения у малышки хватало, к тому же присутствовал настоящий драматический дар. Актерский талант Айви, проявленный ею в постановках местной женской организации, был даже отмечен в ледширской газете «Наблюдатель». Так что репортаж о ссоре Рептонов вышел просто захватывающим.

— Флори оказалась у самой двери и просто не могла не услышать, как полковник говорит, что все знает про ее похождения и пусть она убирается ко всем чертям. Он прямо так и сказал, это его точные слова, потому-то сестра и решила не уходить: а вдруг полковник впадет в ярость и станет убивать миссис Рептон? Тогда бы она могла позвать на помощь. А с другой стороны, если бы Флори вмешалась, он бы мог на нее саму наброситься! Ну прямо как в кино! Сестра призналась, что у нее чуть сердце из груди от страха не выпрыгнуло. Тут мистер Рептон и говорит: «Вон из моего дома!» — а жена отвечает: «Как ты меня можешь заставить?» И тут разговор зашел об анонимных письмах, он еще там что-то говорил, а потом добавил, что знает, кто их пишет…

К несомненному удовольствию всего семейства и подружки, девочка продолжила свой увлекательный рассказ.

И только поздно ночью, перед тем как заснуть, мать семейства вдруг вспомнила о Конни Брук. Миссис Гурни заснула с неясным ощущением тревоги, с ним же она и проснулась. Если бы она попыталась облечь свои мысли в слова, то получилось бы примерно следующее: «Конни знала, кто пишет эти письма, и вот, пожалуйста, она мертва».

Глава 21

Осенью иногда случаются яркие, прозрачные дни, которые выпадают из череды обычных серых будней, гораздо более привычных нашему миру. И вдвойне приятно наслаждаться такой чудесной погодой именно в воскресенье. Такие мысли посетили мисс Силвер, когда, проснувшись на следующее утро после своего визита к Марчам, она увидела на чистом небе сияющее солнце. Она вспомнила стихи Джорджа Герберта: «Приятный день, прохладный, тихий, ясный; им обручаются земля и небо…» Окончание, в котором «росы» рифмовались со словом «слезы», дама считала ужасным, поэтому сделала вид, что забыла его.

Ей понравилась и воскресная служба в старой церкви, простая и понятная проповедь, безыскусное, искреннее пение хора и даже то, как Метти Эклс играла на органе.

Когда они возвращались домой с мисс Рени, та заметила:

— Метти всегда за органом во время службы, она такая энергичная. Правда, моя дорогая сестра всегда говорила, что инструмент звучит у нее тяжеловато. У Эстер был такой изысканный музыкальный вкус.

А когда мисс Силвер призналась, что ей очень понравилась проповедь мистера Мартина, то менее внимательный наблюдатель мог бы и не заметить легкое неодобрительное пофыркивание собеседницы:

— Священник здесь уже давно служит, и прихожане его обожают, но, все это отмечают, он совсем не блюдет свое достоинство. — Тут почтенная дама внезапно сменила тему. — Надеюсь, вы заметили, что на скамьях Рептонов никого не было?

Следующий день выдался пасмурным и дождливым.

Обычно по понедельникам после обеда мисс Мегги посещала собрания, на которых занимались рукоделием для благотворительных целей. Традиция эта сложилась во время войны и с тех пор закрепилась как отрадное общественное явление. Конечно, всегда находились дамы, считавшие возможным пропускать эти занятия по тем или иным причинам, но в принципе это не одобрялось. Общество еженедельно собиралось по очереди у всех участниц кружка, и те соперничали друг с другом в приготовлении легкого угощения. На этот раз был черед мисс Мегги принимать дам у себя, поэтому накануне они живо обсуждали, нарушит ли она сложившийся порядок. Мнения по этому поводу разделились: одни говорили, что у Рептонов и без того хватает забот и остальным надо бы проявить такт и отложить собрание, пока не похоронят бедную Конни; другие придерживались мнения, что поскольку это не дружеские посиделки, а благотворительная акция, то ничто не может помешать ее проведению. Метти Эклс придерживалась именно этой точки зрения, причем она довела до сведения всех остальных, что они обсуждали с мисс Мегги этот предмет.

— Она спросила моего совета, и я ни минуты не колебалась: наши собрания должны продолжаться, несмотря даже на такие грустные обстоятельства. В конце концов, иногда смерть дальних родственников проходит мимо нас.

И если даже благотворительные мероприятия, вроде наших занятий, будут отменяться каждый раз, когда случится что-то подобное, то я уж и не знаю, что тогда вообще можно делать. Я вполне определенно посоветовала Мегги не отменять собрание, если, конечно, у нее хватит сил со всеми нами увидеться, а она тут же ответила, что такая встреча будет для нее только благотворна. И тут я позволила себе высказать собственное мнение по поводу всей этой ситуации: «Конечно, я говорю так не потому, что Конни была вашей очень дальней родственницей: Флоренс, сестра вашего дедушки, стала третьей женой прадеда Конни с материнской стороны, и своих детей у нее не было, что, может быть, и к лучшему — там и так бегало штук пятнадцать малышей, но все знают, что она была им прекрасной мачехой».

Что же можно было добавить к столь весомым аргументам?

Несмотря на пасмурный день, любительницы рукоделия явились почти в полном составе. Обитатели поместья и так были в центре внимания всю последнюю неделю, а теперь еще стала известна последняя новость о кошмарной ссоре между полковником и его женой. В деревне только и разговоров было: «Одна из горничных сама слышала… да, Флори Стокс, все их семейство сплетники из сплетников, а сам папаша — хуже всех… Они говорят, что у Сциллы Рептон что-то было с Гилбертом Эрлом, потому-то и помолвку разорвали… Дорогая, как это ужасно!.. И еще говорят, что полковник собирается разводиться. Неудивительно, в его-то возрасте следовало бы быть поумнее и не жениться на такой… Ах, дорогая, ни один мужчина не бывает достаточно стар, чтобы перестать сходить с ума из-за женщины…»

Но с особенным энтузиазмом обсуждалось следующее:

«Он сказал, что знает, кто пишет анонимки, Флори слышала это своими ушами. Дверь была распахнута настежь, а полковник орал как бешеный… и добавил еще, что, может быть, этим занимается и сама Сцилла».

Никто в Тиллинг-Грине не упустил бы возможность увидеться с персонажами столь интересного представления.

Конечно, дамы не рассчитывали пообщаться с Роджером, разве что мельком взглянуть на него при входе или выходе.

На общество Сциллы тоже особо не стоило надеяться, скорее всего, миссис Рептон появится на секунду в красных или зеленых вельветовых брюках и пестром джемпере, со скучающим видом бросит пару приветственных фраз и тут же исчезнет. Раньше на таких вечерах она всегда выходила точно к чаю. Но если сегодня ее не будет, это только подтвердит правдивость истории, которую Флори рассказывала направо и налево. Мисс Мегги и Валентина будут непременно, и по их поведению можно догадаться, что там, в недрах семейства, происходит.

Мегги Рептон имела обыкновение теребить что-нибудь в руках, когда волновалась. Наблюдательные люди в этот вечер сразу поняли, что женщина крайне расстроена: ее длинное унылое лицо нервно подергивалось, руки ни секунды не оставались спокойными — то худые пальцы принимались перебирать звенья длинной цепочки на шее, то она лихорадочно обшаривала карманы в поисках исчезнувшего носового платка.

Накануне мисс Мегги казалось, что она сможет с честью выдержать это светское испытание, но она ошиблась.

Правда, деваться все равно было некуда: и брат и Метти в один голос заявили, что это ее обязанность, и поэтому она вынуждена была появиться в гостиной в темно-сером платье с черной отделкой по кокетке и на манжетах, сшитом всего два года назад и, по ее разумению, совершенно подходящем к случаю. Самое нарядное ее платье, фиолетовое, можно было отчасти считать траурным, поэтому Мегги решила не надевать его до похорон, да и выглядело бы оно сейчас претенциозно.

Роджер, когда она спросила его, не надо ли отменить дамское собрание, выразил свое мнение достаточно четко:

— Нечего, нечего, пусть твой кружок по рукоделию пройдет как обычно! Если ты его отменишь, опять все замолотят языками, не остановишь. — Он поднялся, чтобы выйти из комнаты, но у двери задержался и многозначительно добавил:

— Им еще будет о чем посплетничать, но сначала пусть пройдут похороны.

Мегги робко спросила:

— Что ты имеешь в виду?

И тут ее дорогой брат произнес совершенно ужасную вещь:

— Я собираюсь развестись. Сциллы здесь скоро не будет. Говорю это тебе сейчас, потому что все равно скоро ты все узнаешь.

— Не понимаю, как это — ее скоро здесь не будет?

— А так — соберет вещи, уедет и больше не вернется.

Оказывается, у нее была связь с Гилбертом Эрлом, и, возможно, это еще и не самое худшее. Я решил уже все окончательно, она должна просто исчезнуть из моей жизни.

И Роджер вышел, громко хлопнув дверью.

Его сестра еле доплелась до ближайшего кресла и буквально рухнула в него, совершенно сраженная свалившейся на нее новостью. Наконец мисс Мегги отдышалась и немного пришла в себя, чтобы, собравшись с силами, выйти в гостиную, где уже начали появляться первые гости. При виде хозяйки женщины смущенно переглядывались и начинали испытывать что-то вроде неловкости. Мегги и всегда-то была болезненно бледной, но сейчас казалась просто серой, и в этом вряд ли следовало винить моросящий с утра нудный дождик, приглушивший как будто все краски.

Валентина же, наоборот, совсем не походила на покинутую невесту. Одета она была, конечно, достаточно сдержанно — ничего яркого: кремовый джемпер и серая твидовая юбка. Наряд все присутствовавшие сочли вполне уместным, но давным-давно никто не видел ее такой цветущей и сияющей. При взгляде на нее сразу становилось ясно, что девушка вовсе не погружена в бездну отчаяния.

Мисс Силвер была знакома с большинством дам. В очередной раз ее поразило, как быстро Метти Эклс начала командовать, даже находясь в чужом доме. В мисс Мегги с трудом удалось бы угадать хозяйку дома. Шляпку она не надела, и остальные дамы решили снять свои головные уборы перед тем, как сесть за работу, для чего вдвоем-втроем удалялись в холл, где висело зеркало и стоял большой комод, на который гостьи могли положить свои шляпки.

Наконец все удобно расселись в гостиной по креслам и диванам и из объемистых сумок были извлечены спицы, клубки шерсти, недовязанные вещи и пяльцы с вышивкой. Рядом с мисс Силвер присела статная полная женщина с удивительно красивыми карими глазами. Она была в черно-белом твидовом костюме, уши украшали крупные жемчужные серьги. У нее одной не было на коленях никакого рукоделия. Обменявшись приветствиями со знакомыми, эта дама обратилась к своей ближайшей соседке:

— Вы прекрасно вяжете, — заметила она. — Дайте-ка сообразить… ведь вы гостья Рени Вейн, правда? Вас зовут мисс Силвер, если не ошибаюсь? А я — Нора Мэллет… точнее, леди Мэллет, родственница Рептонов, пришла сюда, чтобы повидаться с Мегги. Хотела подбодрить ее, чтобы она не вышла из строя. Слишком много для нее событий — смерть Конни Брук, Валентина отменила свадьбу.

Знала бы, что тут сегодня такое сборище, ни за что бы не пришла. Но уж раз я здесь, то улучу момент, поговорю с Мегги несколько минут и уйду, не хочу здесь застревать и ввязываться в долгие разговоры.

Как ни странно, ее грубоватость не обижала, манера говорить была искренняя и вызывающая симпатию, сразу чувствовалось, что у нее доброе сердце. Нора просто имела обыкновение говорить прямо все, что думает. Мисс Силвер женщина сразу понравилась, и она с улыбкой ответила:

— Поскольку я не состою в благотворительном кружке, то вяжу для себя. Хочу сделать двойку для дочки моей племянницы. Джемпер уже готов, теперь довязываю жакет.

Леди Мэллет похвалила цвет шерсти и рисунок вязки, задала пару вопросов о маленькой Джозефине и ее родителях, спросила, есть ли у них еще дети. Мисс Силвер, всегда готовая поговорить о дорогой Этель, охотно отвечала, так что некоторое время дамы оживленно беседовали. Наконец мисс Силвер выразила опасение, что отняла слишком много времени у соседки, в ответ на что та заразительно расхохоталась:

— Ну что вы такое говорите, я никуда особенно не спешу, а новые люди всегда интересны. — Она постаралась понизить голос и продолжила:

— Побыстрее удрать я собиралась просто потому, что не хочу, чтобы Метти Эклс замучила меня своими нотациями. Мы с ней дальние родственницы, и потому она считает своим долгом при каждом удобном случае учить меня уму-разуму, впрочем, она всех учит. А что касается моих планов поговорить с Мегги наедине, то вряд ли это получится.

Леди Мэллет повернулась, чтобы взглянуть на мисс Рептон, которая вместе с тремя дамами склонилась над выкройкой, пытаясь подогнать под нее небольшой кусок ткани. Улыбнувшись и пожав плечами, Нора вновь обратилась к своей соседке:

— Я бы на их месте бросила эту затею — у них явно ничего не получается. Интересно, когда мисс Эклс заметит, что кто-то наконец нуждается в ее помощи. Смотрите, уже идет. Сейчас увидите, мисс Силвер, выкройка будет укрощена в два счета и прекрасно уляжется на ткань. Уж если Метти захочет чего-нибудь, то у нее обязательно получится. Бедняжка, ей не удалось добиться своего только один раз, и именно тогда, когда это было необходимо именно ей самой.

Мисс Силвер слегка подняла брови, выражая сдержанное удивление.

Нора Мэллет была известна в деревне не только своей прямотой, но и острым языком. Однако, возможно, на этом она бы и остановилась, если бы не нашла в лице мисс Силвер столь тонкого слушателя, чей такт побудил даму к дальнейшей откровенности. В конце концов, ни для кого не было секретом, что Метти всегда нравился Роджер, поэтому слова сами сорвались с языка:

— Странная штука, но человек определенно глупеет, когда речь идет о любви. Метти была бы прекрасной женой для Роджера, но ему это никогда и в голову не приходило.

Мужчина как ребенок, надо обязательно привлечь его внимание чем-нибудь ярким. Вот она, женщина, которая создана прямо для тебя, прямо под носом, но ведь он видит ее перед собой всю жизнь — а значит, вообще не замечает!

Вы его жену видели?

— Да, в церкви.

Миссис Мэллет передернула полными плечами.

— Тогда вы все знаете и мне добавить нечего, правда? — И женщина, как это было принято в деревне, стала тут же сообщать подробности:

— На тридцать лет моложе его, и такая вызывающая внешность. Как там поэт говорил насчет того, что кто-то там слишком великолепен и ярок для чего-то там? Или для кого-то? Точно припомнить не могу, но Сцилла явно чересчур блистательна для Тиллинг-Грина.

Мисс Силвер внимательно выслушала все соображения Норы Мэллет, дополнив их сведениями, что поэта звали Вордстворт, а строчки звучат следующим образом:

Великолепна и ярка —

Как съешь такую в два глотка?

Еда попроще есть под небом,

Чтобы служить насущным хлебом.

В ответ женщина добродушно рассмеялась:

— Боже, что за людоедский стих! Я совершенно забыла, что речь идет о том, чтобы каждый день есть кого-то. Язык у меня, конечно, без костей, но, понимаете, когда прямо говоришь, что думаешь и чувствуешь, становится как-то легче. А с незнакомым человеком быть откровенной безопаснее, чем с близкой приятельницей, которая наверняка пустит твою исповедь по кругу.

Спицы мисс Силвер так и мелькали, она с удовлетворением взглянула на уже значительно удлинившуюся голубую полоску будущего детского жакетика и заметила:

— Да, беседовать с посторонними зачастую бывает легче.

Леди Мэллет согласно кивнула:

— Причем со стороны и всегда виднее! Скажите, что говорят о замужестве Вэл? Считают, что оно просто отложено или вовсе не состоится?

— Отъезд мистера Эрла вызвал, конечно, некоторые комментарии.

Нора снова рассмеялась:

— Это уж точно, вызвал, да еще какие! Гилберт исчез, другой молодой человек явился, и Валентина теперь вся так и светится. Могу признаться, что из двух претендентов, сама не знаю почему, мне скорее по душе Джейсон. Этот юноша настоящий грубиян, да и Вэл он заставил страдать, когда исчез. Но если ей нравится Джейсон, пусть она за него выходит, пока он не пропал совсем в туманной дали, оставив ее с разбитым сердцем.

Поскольку мисс Силвер всего однажды видела Джейсона Лея, да и то издалека, ей пришлось ответить, что составлять рецепты для заключения счастливого брака очень трудно, правил тут не существует, но бесспорно нужны доброта и способность к пониманию другого человека, а также отсутствие эгоизма.

— Многие сочли бы это старомодным! — заметила миссис Мэллет.

Мисс Силвер улыбнулась:

— Но и сам институт брака отнюдь не молод.

— И тем не менее такие глупости на этой почве творятся! Правда, бывает, что людям везет. Когда я вышла за Тима, вы представить не можете, что вокруг говорили! — Нора заразительно рассмеялась. — «Неизвестно откуда явился…», «О его семье никому ничего не известно», «Там и посмотреть-то не на что». «Ладно, успокойтесь, — сказала я. — Я не собираюсь его выставлять в витрине». Мне кажется, именно по этой причине я и недолюбливаю Эрла — этот и в смысле положения жених хоть куда, и собой так хорош, что его можно хоть сейчас в витрину самого дорогого магазина. Начинаешь себя спрашивать, есть ли что-нибудь внутри этой блестящей оболочки. Как правило, там мало что запрятано. А вот с моим мужем все наоборот, я до сих пор его до конца не изучила. Все хорошо, только детей не удалось завести, потому-то мы с Метти и суем постоянно нос в чужие дела. Будь у меня с полдюжины ребятишек, то и времени бы не осталось на соседские проблемы.

На секунду глаза ее подозрительно увлажнились, но Нора рассмеялась и продолжила:

— Хватит, что это я все о себе да о себе. О чем бишь мы говорили, пока не съехали к столь увлекательной теме? Кажется, о Сцилле? Если в один прекрасный день она умрет здесь от скуки, я, например, нисколько не удивлюсь. Нам с вами здесь не скучно, а каково молодой женщине, привыкшей к освещенным улицам, автобусам, рекламным огням, блестящим магазинам и кинотеатрам на каждом углу?

Знаете, даже когда во время войны этих несчастных горожанок эвакуировали в наши деревушки, то, чуть опомнившись от кошмарных бомбежек и забыв, что едва не погибли в собственной постели, они начинали тосковать и рваться обратно в город. Если постараться, их можно понять. Тамошняя жизнь давала им то, чем они дышали, к чему привыкли, — общество, много людей, закусочные с жареной рыбой и целый калейдоскоп впечатлений. А что тут, в деревне? Неосвещенные узкие улочки, вечером и выйти страшно, один магазин на все про все, делать нечего, поговорить не с кем… Вы понимаете, о чем я? А Сцилла лишилась привычной жизни не из-за бомбежки даже. Не буду притворяться — мне она не нравится, но все равно жалко девушку!

Глава 22

Сцилла вышла к гостям в тот момент, когда вся компания постепенно стала перемещаться в столовую, куда подали чай. Мисс Силвер невольно вспомнила слово, только что употребленное миссис Мэллет в ее адрес — «яркая».

Наряд миссис Рептон заметно отличался от скромных черных, серых и темно-коричневых одеяний других дам и охарактеризовать его можно было одним словом: кричащий.

Она была в юбке из шотландки красных, желтых и зеленых тонов и в свитере изумрудного цвета, на ногах — красные туфли. Длинные золотистые волосы распущены, а под вызывающим макияжем, как показалось мисс Силвер, женщина пыталась скрыть болезненную бледность. В целом вид ее производил угнетающее впечатление, отчасти, наверное, из-за контраста между слишком яркой одеждой и озабоченным, даже, пожалуй, тревожным выражением лица.

Сцилла появилась сначала в гостиной, перебросилась парой слов со знакомыми, а когда направилась в столовую, в дверях лицом к лицу столкнулась с мисс Мегги. Мисс Силвер, шедшая следом за молодой женщиной, была свидетельницей того, как пожилая дама невольно отшатнулась от нее и даже спрятала за спиной дрожащие руки, чтобы невзначай не дотронуться до вошедшей — казалось, мисс Мегги неожиданно увидела нечто шокирующее. Впоследствии, когда мисс Рептон давала показания, мисс Силвер поняла ее поведение: несчастная вдруг, без всякой подготовки, оказалась лицом к лицу с женой-изменницей своего брата, который только что поведал ей об этом. Эта же злодейка, как объяснил ей Роджер, еще и разрушила брак племянницы. Мисс Рептон отпрянула в сторону, и тут у нее закружилась голова.

Мисс Силвер оказалась в этот миг рядом и поддержала бедную женщину под руку, проводив ее к ближайшему креслу, в которое та буквально рухнула.

— Если вы уроните сейчас носовой платок и наклонитесь за ним, никто ничего не заметит. Сидите здесь, я принесу чай, — голос мисс Силвер звучал уверенно и спокойно.

Происшествие действительно избежало внимания широкой публики, дружно устремившейся к чайному столу. Когда гостья вернулась с чашкой чаю, Мегги уже настолько оправилась, что смогла поблагодарить ее:

— Спасибо, вы так добры… Не понимаю, что это на меня нашло! Вы ведь остановились у Рени Вейн, не так ли? Кажется, я видела вас в среду на этой несчастной репетиции…

— Да, я была там.

— Тогда вы знаете, какие у нас на этой неделе хлопоты!

Я почти не спала все это время, сил совершенно не осталось.

Мисс Силвер была полна сочувствия и немедленно предложила:

— Почему бы вам не оставить всех на минутку и не прилечь? Я уверена, что вас все поймут, а ваша племянница отлично справится с ролью хозяйки.

— Вы так добры, — едва успела произнести мисс Мегги, как от столпившихся вокруг стола дам отделилась Метти Эклс и решительным шагом направилась в их сторону.

В одной руке она держала большую чашку с чаем, в другой — тарелку с сандвичами и пирожным. Около Мегги женщина остановилась и пояснила:

— Хочу отнести чай Роджеру в кабинет. Флори сказала, он там. Вряд ли у полковника появится желание влиться в эту однополую толпу.

— Ах Метти, почему толпа, что ты говоришь! — ужаснулась мисс Рептон.

Мисс Эклс коротко усмехнулась:

— Но ведь в самом деле нас тут на приличную толпу наберется, разве нет? А мужчины далеко не всегда предпочитают женское общество мужскому, вот так, моя милая.

И так же энергично она зашагала к своей цели, но вскоре вернулась помрачневшая, и лицо у нее было уже не такое оживленное, как минуту назад. Мисс Мегги обеспокоенно прошелестела:

— Ох, боюсь, ему не понравилось, что Метти сама понесла ему чай. Конечно, намерения у нее самые добрые, но, кажется, он бы предпочел, чтобы его оставили в покое. Наверное, она поняла, что брат недоволен, и обиделась. Ведь она наша родственница, хоть и дальняя, и мы так давно с ней знакомы… Дорогая, вы так добры ко мне!

Я чувствую, что прихожу в себя, в меня просто вливаются новые силы. Как вы считаете, удобно мне здесь с вами еще немного спокойно посидеть? Тут я хоть немного отдохнула!

Или это заметят?

Мисс Силвер улыбнулась:

— Что тут замечать, если вы просто занимаете разговором гостью, которая впервые в вашем доме?

Когда чаепитие заканчивалось и дамы начали возвращаться в гостиную, чтобы приняться за работу, мимо них снова прошла мисс Эклс, твердо заявив:

— Пойду спрошу, не хочет ли Роджер еще чаю, — и вышла в холл.

Столовая уже постепенно пустела, в ней оставалось человек пять-шесть. Некоторые дамы уже приступили к рукоделию, другие направились в туалетную комнату, чтобы вымыть руки. Сциллы Рептон тоже не было видно. Мисс Силвер вместе с мисс Рептон вышли в холл, когда дверь кабинета распахнулась и на пороге появилась Метти. Женщина, судорожно вцепившись в косяк, едва держалась на ногах. Лицо ее напоминало белую застывшую маску, только губы беззвучно шевелились. Мисс Силвер бросилась к ней, и мисс Метти с трудом произнесла:

— Он мертв… Роджер мертв!

Глава 23

Слова Метти Эклс прозвучали настолько тихо, что вряд ли кто-либо, кроме мисс Силвер, сумел их расслышать.

Но ее саму потрясло сказанное, и она, словно задыхаясь, отчаянным жестом схватилась за горло и в ужасе обернулась. Мисс Силвер заглянула в кабинет и увидела Роджера Рептона, упавшего лицом на письменный стол, где лежала опрокинутая чашка из-под чая, принесенного ему Метти. Тарелка с сандвичами и пирожным была залита чаем.

Чуть правее стоял небольшой графинчик, рядом — пробка от него и осколки разбитого винного стакана. На правой руке полковника, сжатой в кулак, виднелся порез, но из него не вытекло ни капли крови. Мисс Силвер, как истинный профессионал, автоматически фиксировала все мельчайшие детали обстановки, но это не мешало ей искренне, чисто по-женски сопереживать мисс Эклс, которая, стоя на коленях возле покойного, снова и снова повторяла его имя, не в силах смириться с тем, что произошло:

— Нет! Роджер, не умирай!

В камине вовсю полыхал огонь, в комнате было жарко и пахло табачным дымом, но помимо этого явственно чувствовался запах миндаля. С этим запахом мисс Силвер не раз приходилось сталкиваться, когда она оказывалась на месте преступления. Вот так же недавно она стояла перед телом женщины, отравленной цианистым калием… Взяв полковника за руку, она попыталась нащупать пульс. Как и следовало ожидать, его не было.

За эти минуты в дверях кабинета столпилось порядочно народу, и Сцилле пришлось протискиваться, чтобы попасть в комнату. Подойдя к столу, она отрывисто спросила:

— Что произошло? Роджеру плохо?

Мисс Силвер отпустила запястье полковника и повернулась к Сцилле:

— Миссис Рептон… боюсь, что ваш муж…

Метти вскочила с колен.

— Вам нечего бояться, — зло бросила она. — И можете не выбирать выражений, эта… эта., она уже все знает!

Сцилла мертвенно побледнела, и макияж ее застыл уродливой маской, на которой неестественно выделялся кроваво-красный рот. Женщина беспомощно оглянулась.

— О чем вы говорите? — чуть слышно пролепетала она.

— О том, что вам хорошо известно! Роджер мертв, и убили его вы! — крикнула в ответ Метти.

Леди Мэллет, оказавшаяся в это время рядом с женщинами, обняла мисс Эклс за плечи и, понимая чудовищность ее обвинений, попыталась остановить Метти:

— Такие вещи нельзя говорить, дорогая, вы не имеете права…

Но смирить мисс Эклс было непросто — та отбросила дружескую руку и пронзила Нору испепеляющим взглядом ярко-голубых глаз.

— Я скажу всю правду, и никто не может мне помешать! — громко заявила она. — Эта особа никогда не любила мужа, а теперь она его убила! Неужели вы думаете, что я буду молчать о том, что все знают! Она изменяла Роджеру, он узнал об этом, велел ей убираться и хотел развестись!

Вот вам мотив убийства!

Никак не реагируя на тираду мисс Эклс, мисс Силвер спокойно сказала, обращаясь к самой здравомыслящей из всех присутствовавших:

— Леди Мэллет, следует сообщить полиции, комнату запереть и никого не пускать сюда. Пожалуйста, позаботьтесь об этом. Мисс Рептон…

Сцилла отбросила со лба прядь волос и, заливаясь краской, проступившей через пудру, визгливо заорала:

— Да кто вы такая, чтобы здесь, в моем доме, командовать! А эта Эклс что несет! Все знают, что она влюблена в Роджера как кошка, а ему на нее наплевать! Эта чертова старая дева только и делает, что всюду сует свой любопытный нос! Да я на нее в полицию заявлю, вот что я сделаю! Все слышали, что она сказала? Она еще за это поплатится!

Изящество, спокойная ироничность — куда что подевалось! Даже манера речи изменилась. Гнев и растерянность вмиг лишили Сциллу внешнего лоска благовоспитанности, и перед присутствующими предстала простая лондонская девчонка, умеющая постоять за себя и всегда готовая к драке.

Гнев Метти Эклс уже иссяк, тело наливалось свинцом, глаза щипало. Она словно окаменела, и хотелось ей одного — оказаться в своей комнате и как следует выплакаться. Но у нее был истинно бойцовский характер, поэтому отказываться от своих слов она не собиралась и пересохшим ртом твердо повторила:

— Ты его убила…

Нора уже собиралась закрыть дверь в кабинет, следуя совету мисс Силвер, когда наконец мисс Мегги добралась до комнаты, где находился ее брат. С самого начала ее оттеснили в дальний угол холла, и пробираться сквозь толпу она сейчас была просто не в состоянии, но из возбужденных возгласов дам бедняжка поняла, что с Роджером что-то случилось, и из последних сил бросилась к нему. Если Роджер заболел, ее место рядом с ним, пусть и самой ей плохо, но главное — помочь брату. Леди Мэллет попыталась остановить ее, но не смогла. Мисс Мэгги ворвалась в кабинет и увидела Роджера, в неестественной позе лежавшего ничком на письменном столе. Три женщины стояли рядом и не делали никаких попыток помочь ему.

Мисс Силвер… Она такая милая, но чужая…

Сцилла, жена… Жена, предавшая мужа…

И Метти, которая его любила.

Мегги ничего не понимала. «Почему они ничего не делают, чтобы помочь Роджеру?» — подумала она и услышала, как Метти Эклс говорит:

— Ты его убила…

Мегги увидела, как Сцилла шагнула вперед и дала Метти пощечину.

Глава 24

В комнате был приятный полумрак. Мегги Рептон лежала в постели, заботливо укутанная до самого подбородка пуховым одеялом. Как и все, что находилось в комнате, оно было старым и видавшим виды, она помнила, как мама покупала его в магазине на Виктория-стрит. С одной стороны одеяло было крыто ситцем очень хорошего качества, а с другой — самым обычным, и стоило оно двести десять фунтов, что по тем временам было достаточно дорого. Даже сейчас, через много лет, оно оставалось теплым и легким.

Тут женщина почувствовала в ногах приятное тепло и поняла, что там лежит бутылка с горячей водой. И что-то еще ощущалось в комнате… чье-то дружеское, заботливое присутствие. На улице уже стемнело, на туалетном столике горела маленькая затененная лампа, не раздражающая глаз и освещающая спальню мягким приглушенным светом. Мегги повернула голову на подушке и поняла, кто с ней и почему у нее так спокойно на душе. Рядом с кроватью сидела мисс Силвер со своим вязаньем.

На краткий миг уютное тепло и ощущение покоя заставили мисс Мегги забыть о реальности, но в следующее мгновение она вспомнила все. Перед глазами встала кошмарная картина — лежащий ничком на письменном столе мертвый Роджер… пустой графин, осколки стакана… несчастная Метти, повторяющая как заклинание его имя и выкрикивающая обвинение Сцилле… пощечина. Женщина, словно защищаясь, вытянула перед собой худую руку и прошептала:

— Нет, это не правда!

Мисс Силвер отложила вязанье и взяла мисс Мегги за руку.

— К сожалению, дорогая, все правда, вам надо крепиться.

Две слезинки медленно выкатились из уголков глаз несчастной женщины. Тяжелые, неповоротливые мысли медленно ворочались в голове. Роджер умер, а она почему-то почти ничего не чувствует. Наверное, она плохая сестра…

И Мегги произнесла это вслух:

— Кажется, я не способна что-нибудь ощущать, почти ничего не чувствую…

— Конечно, вы ведь пережили сильнейший шок. — Ладонь мисс Силвер была такой теплой и излучала уверенность.

Мегги вцепилась в нее.

— Мы с братом говорили перед приходом гостей. Он сказал, что это конец. Вы не думаете, что он мог…

Мисс Силвер серьезно взглянула на нее:

— Постарайтесь точно передать полиции, что именно сказал ваш брат.

— Зачем я оставила его одного, — причитала мисс Мегги. — Не надо было мне этого делать. Но я и подумать не могла… мне и в голову не приходило…

— Что ваш брат имел в виду, как вы думаете, дорогая?

— Он говорил о Сцилле — накануне они выясняли отношения. Роджер сказал, что у нее была связь с Гилбертом Эрлом. Это просто ужасно, верх безнравственности, ведь молодой человек был женихом Валентины, вы знаете, и вдруг в последний момент помолвка расстроилась. Роджер говорил что-то о разводе, я и вообразить не могла, что в нашей семье такое возможно, но он утверждал, что не может подобное стерпеть. Какой кошмар! Как же все это случилось?

Измученная женщина облегчила душу, и возможность высказаться оказалась благотворной для нее — она почувствовала себя лучше. Через некоторое время мисс Силвер отняла свою руку и вновь принялась за вязанье. Когда же она встала из кресла, мисс Мегги всхлипнула:

— Вы ведь не уходите?

— Если хотите, я останусь.

— Ах, прошу вас, останьтесь, — слабый плачущий голос дрожал. — Понимаете, Валентина — прекрасная девочка, но она так молода, а Сцилла… — Мегги попыталась сесть в постели. — Она изменила Роджеру, и он выгонял ее из дома. Здесь должен кто-нибудь остаться с Валентиной, я очень слаба. Бедная Метти, Сцилла ее ударила, правда?

Какой позор! Метти откажется сюда приходить после этого.

А что потом случилось, я не помню…

— Вы потеряли сознание, дорогая.

— Ах, какая неприятность… Мне нельзя было падать в обморок, нельзя доставлять столько хлопот. — Помолчав, Метти спросила дрожащим голосом:

— А уже позвали полицию? Вы говорили… Мне кажется, вы рекомендовали…

— Да, дорогая, полиция уже здесь. Уверена, вы понимаете, что они действуют в ваших интересах и стараются войти во все обстоятельства произошедшей трагедии.

Дверь осторожно приоткрыли, и вошла Валентина. Увидев, что тетя проснулась, девушка наклонилась и поцеловала ее. Мисс Силвер деликатно отошла к окну, пока женщины вполголоса обменивались фразами.

Спустя минуту девушка подошла к ней. За эти несколько часов Валентина побледнела и осунулась, глаза ее уже не сияли, но вела она себя собранно и сдержанно.

— Как вы думаете, ей лучше? — шепотом поинтересовалась она.

— Мне кажется, она вполне оправилась.

— Приехал начальник полиции, он просит узнать у вас, в силах ли тетя с ним поговорить. Если ей это будет трудно, он не настаивает.

Мисс Силвер повернулась к кровати.

— Давайте спросим ее саму. Может быть, она считает нужным поговорить с ним.

Мисс Мегги, опершись на подушки, уселась повыше в кровати и с удивлением обнаружила, что на ней поверх ночной рубашки надет красивый голубой пеньюар, подаренный Валентиной на день рождения.

— Вы говорите, что здесь сам мистер Марч? И он хочет видеть меня? Просто не знаю… наверное, у меня не хватит сил сойти вниз.

Валентина ласково склонилась к тетушке:

— Тебе и не надо идти, он сам к тебе поднимется.

— Он так добр. Вообще легче, когда рядом мужчины.

Ты уверена, что он хотел сам подняться? Только скажите, как я выгляжу?

Волосы мисс Мегги, прикрытые кружевным шарфом, были аккуратно расчесаны и разделены ровной ниточкой пробора. Мисс Силвер решительно ответила, что ее подопечная выглядит идеально.

— А вы здесь останетесь? — голос мисс Мегги звучал умоляюще, она даже начала заикаться от волнения.. — Я знакома с мистером Марчем, он такой обходительный, но только, прошу, не бросайте меня! Рени Вейн говорила, что вы с ним хорошо знакомы, вы даже были у них в пятницу в гостях. Миссис Марч очень красива, правда? И у них двое очаровательных детишек. — Глаза пожилой женщины наполнились слезами. — Понимаете, когда в твоей собственной семье все так плохо, то большое утешение думать, что есть по-настоящему счастливые люди.

Вошел Рэндал Марч, осторожно прикрыв за собой дверь, и уселся в приготовленное для него кресло. Он вежливо извинился за доставленное беспокойство и искренне выразил сочувствие по поводу случившегося.

— Будьте добры, ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов. Мы торопимся задать их, потому что сейчас очень важно не упустить время. Мисс Силвер проследит, чтобы я не утомил вас. Знаете, мы с ней старые друзья…

Мисс Мегги с восторгом подхватила тему:

— О, я знаю, Рени мне говорила. Мисс Силвер была так добра ко мне, так добра!

— Она самая добрая женщина из всех, кого я знаю, — подтвердил Марч и продолжил деловым тоном:

— Итак, мисс Рептон, когда вы в последний раз видели вашего брата… я имею в виду, последний раз перед тем, как вы, мисс Эклс, мисс Силвер и миссис Рептон обнаружили его в кабинете?

Мисс Мегги задумчиво взглянула на него:

— Еще там была Нора Мэллет. Она нам родня, и Метти Эклс тоже.

— Ясно. Итак, когда в последний раз вы видели полковника Рептона и где?

— Мы виделись с ним в кабинете перед приходом гостей, — горестно ответила дама. — У нас должен был собраться кружок по рукоделию. Наверное, вам уже говорили. Роджер был ужасно сердит, нет, не подумайте, не из-за кружка. Он даже советовал мне не отменять его… Это было из-за… Неужели я должна все рассказать?

Мисс Силвер подтвердила ласково, но достаточно твердо:

— Боюсь, что должны, дорогая. Мистер Марч уже слышал о разладе между вашим братом и его женой.

— Да, мисс Мегги, — кивнул полицейский, — вам необходимо рассказать мне все как было. Ваш брат сердился на жену?

— Очень. Он сказал, что больше не выдержит.

Рэндал вопросительно взглянул на мисс Силвер, которая поняла его и в ответ едва заметно кивнула.

— Мне кажется, надо подробно рассказать мистеру Марчу, что тогда произошло. Сказал ли он, что хочет навсегда расстаться с женой, упомянул ли он слово «развод»? — задала она вопрос мисс Рептон.

Та, справившись с волнением, тихо ответила:

— Да, обо всем этом он говорил. Брат считал, что жена ему изменяла.

— С Гилбертом Эрлом?

— Да.

— Полковник Рептон действительно сказал, что жена покинет ваш дом, и произнес слова о разводе?

— Да, да… Бедный Роджер…

— Что же в таком случае значат его слова, что он больше не выдержит? Не могли бы вы припомнить все поточнее?

— Ой, право не знаю, мне так трудно говорить об этом, повторять эти ужасные слова.

Рэндал Марч обратился к мисс Силвер:

— Постарайтесь объяснить даме, что именно зависит от ее показаний, у вас это лучше получится, чем у меня.

Мисс Силвер мягко, но очень серьезно приступила к разъяснению:

— Дорогая мисс Рептон, я прекрасно понимаю, насколько вам тяжело, но от того, в каких именно выражениях ваш брат сказал, что он больше не выдержит, зависит многое.

Сама по себе фраза «Я этого больше не выдержу» может означать, что он решился на самоубийство.

Чуть слышно, так что с трудом можно было разобрать, мисс Мегги пробормотала:

— О нет, только не это…

Мисс Силвер настойчиво продолжала:

— Если вы считаете, что брат говорил не о самоубийстве, то вы должны вспомнить, что еще он сказал в тот момент. Понимаете, человек, решивший лишить себя жизни, не будет раздумывать о разводе. Вы уверены, что полковник упоминал о разводе?

Щеки мисс Рептон порозовели, и она неожиданно громко произнесла:

— Да, он говорил о разводе, в этом я совершенно уверена, и это меня ужасно шокировало. У нас в семье такого еще не случалось. И я должна заявить, что Роджер никогда не покончил бы с собой, потому что он был серьезно верующим человеком.

— К чему же тогда относились слова «Я больше не выдержу»? — настаивал мистер Марч.

— Брат сказал, что Сцилла уйдет и больше никогда не вернется, и еще: «У нее была связь с Гилбертом Эрлом, и, боюсь, это еще не самое худшее», а потом добавил: «Я больше не выдержу, она должна уйти», — и вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Рэндал переглянулся с мисс Силвер и одобрительно кивнул:

— Вы добавили всего три слова, а какая разница в смысле! Теперь все понятно — у полковника просто истощилось терпение по отношению к жене. Слова «она должна уйти» проясняют ситуацию. Мисс Мегги, вы уверены, что ваш брат сказал именно это?

Конечно, дама была абсолютно уверена в точности собственных слов — когда они были произнесены, она испытала огромное облегчение. Мисс Рептон еще раз медленно повторила свой рассказ, чтобы полицейский успел все запротоколировать, и поставила в конце подпись.

Глава 25

Спустившись с мисс Силвер вниз, Рэндал Марч обратился к ней с просьбой:

— Мне надо увидеться с Флори. Крисп уже получил у нее показания, но хотелось бы кое-что уточнить, и я очень прошу вас ассистировать мне. Когда беседуешь с молодой девицей, полезно иметь рядом женщину. Как вы считаете, она не будет возражать?

— Нет, не думаю. Мне кажется, она смышленая девушка и готова нам помочь. Может быть, я лучше сама ее позову? Тогда мое присутствие при разговоре будет выглядеть вполне естественным.

Полицейский прошел в кабинет, а мисс Силвер направилась к Валентине и, начав с того, что мисс Рептон осталась одна и хорошо бы дать ей что-нибудь перекусить, сообщила о желании мистера Марча потолковать с Флори Стоукс. После звонка колокольчика девушка немедленно явилась и, совершенно не протестуя против присутствия мисс Силвер, была передана в распоряжение полицейских. Флори была возбуждена и испугана, на лице заметны следы слез, поэтому мистер Марч мысленно поздравил себя с решением привлечь к разговору свою добрую знакомую. Инспектор Крисп, уже записавший показания мисс Стоукс, коротко кивнул, приветствуя вошедших.

Тело полковника вынесли, кабинет привели в порядок и проветрили, хотя застарелый запах табачного дыма все еще витал в воздухе. На потертой зеленой коже, покрывавшей столешницу письменного стола, было заметно влажное пятно. Когда оно высохнет, здесь ничто уже не будет напоминать об ужасном происшествии. За столом устроился Рэндал Марч, пробегая глазами показания Флори, по его правую руку стоял инспектор Крисп с блокнотом и карандашом наготове.

Девушку пригласили присесть, и она опустилась на диван рядом с мисс Силвер. Флори была подавлена ужасным событием, но к ее подавленности примешивалось и возбуждение — теперь будет о чем рассказывать до конца дней.

Ей нравился начальник полиции, и его красавица жена, и мисс Силвер, такая добрая женщина, а вот с инспектором Криспом беседовать во второй раз совсем не хотелось. Набрасывается на тебя с вопросами, как терьер Джо Блэгдона на крысу.

Мистер Марч пробежал глазами показания Флори, которые начинались с того, как в субботу она шла по холлу и услышала, потому что дверь кабинета была приоткрыта, как полковник ссорится с женой и говорит, что она изменяет ему с Гилбертом Эрлом. Девушка уже много раз рассказывала эту историю, так что выучила ее наизусть и отвечала, не меняя ни словечка. Полковник сказал, что миссис Рептон путается с мистером Гилбертом и что он получил про это анонимное письмо. Они, дескать, встречались на квартире у ее подруги, миссис Фостер, а полковник может найти свидетелей и развестись с ней.

— Вы слышали, что он говорил именно о разводе?

— Да, говорил.

— Вы уверены в этом?

— Да, конечно, сэр.

— А теперь об анонимном письме. Вы утверждаете, что мистер Рептон упоминал о нем?

— Да, сэр.

— Он сказал, что получил его?

— Да, сэр. И он действительно получил, я сама ему принесла.

Инспектор Крисп всем своим видом выразил изумление.

— Вы сами его принесли полковнику? — переспросил Марч.

— Именно так, сэр. Одно ему и одно мисс Валентине.

— Откуда же вы знаете, что это были именно анонимные письма?

Эта тема была близка Флори. В деревне все кому не лень болтали об анонимных письмах. Каждому было известно, что приходят они в дешевеньких конвертах и написаны на такой же дешевенькой бумаге, почерк крупный и корявый. Сэм Боксер, почтальон, так подробно их описывал, что ошибиться просто невозможно, да к тому же девушка и видела одно — его получила миссис Прат. Та пришла к отцу Флори показать письмо, а она как раз оказалась дома… в письме одно вранье — насчет того, что ее сын, Джо Прат, привлекался к суду за то, что разбил витрину в магазине.

А он вовсе не плохой парень, просто чуть-чуть вспыльчив.

А в письме написано, дескать, все надеются, что его упекут в тюрьму, и все равно ее сынок плохо кончит, миссис Прат жутко разволновалась.

Все это девушка быстро и безыскусно выложила внимательным слушателям.

Марч обернулся к инспектору:

— Полиции известно об этом письме?

Крисп действительно сейчас чем-то напоминал терьера, с которым сравнила его Флори, причем терьера, у которого другая собака только что выхватила крысу из-под самого носа.

В его отрывистом ответе слышалось возмущение:

— Нет, сэр, никто никаких заявлений не делал.

Рэндал Марч разозлился. Что за психология у людей?

Как можно помочь тому, кто не желает ничего сообщать полиции? В деревне люди готовы бесконечно обсуждать проблему между собой, возмущаться, но и речи быть не может о том, чтобы заявить в полицию — тут они хранят гробовое молчание.

Сэм Боксер уже рассказал, что собственноручно в четверг с утренней почтой доставил полковнику, мисс Валентине и пастору, судя по всем приметам, анонимки. Марч решил для себя, что показания Флори можно считать свидетельством того, что письмо, адресованное мистеру Рептону, попало ему в руки, хотя и тут нужны дополнительные доказательства.

Девушка утверждает, что и сама ссора полковника с женой произошла не только потому, что полковник случайно услышал телефонный разговор Сциллы с мистером Эрлом, но и из-за анонимного письма, и именно во время этого скандала мистер Рептон заявил, что знает, кто пишет эти письма. И более того, предположил, что, возможно; это делает сама миссис Рептон.

— Вы уверены, что он сказал именно так? — уточнил Марч.

Девушка слово в слово повторила свои показания:

— Миссис Рептон закричала, что это ложь, насчет них с мистером Гилбертом, и как он смеет говорить с ней о грязных письмах, а полковник сказал, что да, письма грязные и в них написано о грязных делишках и что он знает, кто их пишет. А миссис Рептон спрашивает: «Так и кто же?» — а полковник отвечает, что ей не понравится, когда она узнает, и что, может, она сама этим и занимается, потому что это очень удобный способ разрушить и помолвку мисс Валентины, и их собственный брак. «Для вас и ваших друзей развод ничего не значит», — сказал он и еще добавил, что лучше бы она, прежде чем уйти, убедилась бы сперва, что мистер Гилберт на ней женится.

Скандал, свидетельницей которого стала девушка, произошел в этой самой комнате, и от многократного повторения она выучила все реплики наизусть и тараторила сейчас как по писаному. И мистер Марч и мисс Силвер получили полное представление о случившемся: полковник слышит телефонный разговор, подозрения, вызванные анонимным письмом, перерастают в уверенность, мистера Рептона охватывает гнев, и, наконец, ссора заканчивается вульгарной перебранкой. Последнее выражение могло бы принадлежать полицейскому, но уж, конечно, никак не мисс Силвер. Когда первый гнев схлынул, то требование, чтобы Сцилла немедленно оставила дом, показалось полковнику опрометчивым — в таком случае публичного скандала не избежать.

Несколько позднее между мисс Силвер и Рэндалом Марчем состоялся разговор, в котором он поделился с ней своими соображениями:

— Миссис Рептон, наверное, думала, что мужа нет дома, но он забыл что-то в кабинете, неожиданно вернулся и застал ее за компрометирующей беседой с Эрлом.

Полковник, конечно, вышел из себя, но, поостыв, понял, какие пойдут разговоры, если он немедленно выгонит жену из дому, и решил, что лучше ей остаться на некоторое время. Но, по словам мисс Мегги, ее брат и после двух дней размышлений все равно говорил о разводе как о деле решенном. Он ждал только, когда пройдут похороны Конни Брук, чтобы после этого выставить жену из поместья.

Мисс Силвер была вполне согласна с его выводами, но ее интересовал еще один вопрос:

— Как ты думаешь, полковник располагал какими-нибудь сведениями, чтобы говорить, будто анонимку миссис Рептон написала собственноручно?

— Скорее всего, нет. Полковник в тот момент был взбешен и, мне кажется, не особенно контролировал свои слова — только бы сказать какую-нибудь гадость, чтобы задеть побольнее. Речь шла об анонимных письмах, вот Роджер ко всем грехам жены прибавил и этот.

— Так ты полагаешь, что на самом деле автор писем был ему неизвестен?

Начальник полиции развел руками:

— Как бы там ни было, но Флори утверждает, что полковник заявил, будто знает, кто пишет эту гадость, и она производит впечатление свидетельницы, достойной доверия.

— И очень точно передающей детали, — добавила дама.

Рэндал согласно кивнул:

— Итог таков: полковник утверждал, что знает автора.

Дальнейшие события только подтвердили это, не так ли?

Ведь Конни, сказавшей, что знает, кто пишет анонимки, нет в живых. И Роджер Рептон произнес то же самое и погиб. Похоже, кто-то отнесся к его словам с большим доверием, чем я…

Но эта беседа произошла значительно позже, а сейчас в кабинете рядом с мисс Силвер сидела довольная собой Флори, предвкушая, какой успех среди близких будет иметь ее рассказ. Описание самого допроса, решила девушка, тоже может быть очень интересным и добавит красок в общую картину всего, что случилось.

Голос мисс Силвер отвлек девушку от ее размышлений.

— Вы не возражаете, если я задам Флори пару вопросов? — обратилась она к начальнику полиции.

При этих словах инспектор Крисп недовольно поморщился. Как-то он уже вел дело, в котором участвовала мисс Силвер, и считал, что та слишком много себе позволяет.

Конечно, и сейчас, раз начальник полиции здесь, ей тоже разрешат делать что в голову взбредет.

— Конечно, мисс Силвер, прошу вас, — последовал немедленный ответ.

— Благодарю вас, мистер Марч, — церемонно кивнула женщина и продолжала:

— Когда все гости сидели в столовой за чаем, мы вместе с мисс Рептон, которая неважно себя почувствовала, оказались близко от двери, ведущей в холл.

Мисс Эклс проходила мимо нас, чтобы отнести в кабинет чашку чая и тарелку, которые были потом найдены на столе полковника. Она сказала мисс Рептон, что собирается отнести чай хозяину дома, а сообщили ей о том, что полковник сидит в кабинете, вы, мисс Стоукс. Я хотела бы спросить у вас, откуда вы узнали, что мистер Рептон находился в кабинете, видели ли вы его сами и когда именно? Был ли полковник все время один или к нему кто-нибудь заходил?

— Отвечайте, Флори, — подбодрил девушку мистер Марч.

Девушка смутилась и покраснела:

— Неужели я не правильно сделала и не надо было мисс Эклс говорить, где хозяин?

— Ни в коем случае, мы вовсе не это имели в виду! Знаете, Флори, вы очень нам помогаете сейчас.

Девушка с облегчением вздохнула и, приободрившись, продолжала:

— Понимаете, с самого обеда хозяин сидел в кабинете.

Мисс Мегги зашла к нему ненадолго, до тех пор она там оставалась, пока не начали собираться гости. Я видела, как она выходила, когда шла открывать на звонок. Дамы приходили вдвоем-втроем, так что с полчаса я только и делала, что моталась туда-сюда, и вот иду я мимо кабинета и слышу, как полковник там с кем-то разговаривает, и голос притом мужской.

— В самом деле?!

Флори решительно кивнула:

— Мужчин я не впускала, поэтому-то и удивилась ужасно, но подумала: "Это может быть только мистер Бартон.

Наверное, обошел дом и постучал в окно, чтобы хозяин его впустил". Знаете, дверь кабинета открывается с ужасным скрежетом, если не правильно поворачивать ручку, а мисс Мегги обычно забывает об этом. Я подошла, чтобы поправить ручку, и убедилась, что с полковником был именно он.

— Значит, в кабинете находился мистер Бартон?

— Да, сэр, он принес арендную плату. Наверняка не знал про благотворительный кружок, а то бы его и на аркане не затащить — уж очень он не любит дам.

— Мистер Бартон всегда сам приносил арендную плату?

— Да, сэр, каждый месяц. Обычно он появлялся, когда стемнеет, иногда звонил в дверь, а иногда обходил дом и стучал в окно кабинета. Когда я подошла к двери, полковник как раз сказал в шутку: «Ну что, принесли свой оброк?» — и еще, что рад его видеть. А потом говорит:

«Отступите хоть раз от своих правил и выпейте глоток», — а мистер Бартон ответил: «Как это вам не надоело предлагать мне выпить, неужели вы до сих пор не поняли, что я не по этой части. Вино — дьявольское зелье, вам бы и самому лучше его не пить».

Марч удивленно поднял брови:

— Так они были в хороших отношениях?

Флори притворно задумалась, хотя ей давно все было известно — она не раз подслушивала разговоры хозяина с мистером Бартоном:

— Да, сэр, когда приходил мистер Бартон, они всегда по-дружески разговаривали.

— И в этот раз тоже?

— Да, сэр, насколько я знаю. Я слышала только то, о чем сказала.

— А вы уверены, что это был именно мистер Бартон?

— Да, сэр.

— Почему вы так в этом уверены?

— Ну, во-первых, я сужу по словам полковника, а во-вторых, у мистера Бартона такой сиплый глухой голос, трудно ошибиться. Мой отец говорил, что он попал в газовую атаку во время войны, еще той, первой, а не той, на которой был отец.

— Значит, вы полагаете, мистер Бартон последний, кто видел полковника перед тем, как мисс Эклс принесла ему чай?

— Нет, сэр.

— Вот как? Кто же там еще побывал?

До сих пор Флори отвечала бойко и непринужденно, но тут вдруг смешалась. Девушка вовсе не считала себя трусихой, да и чего здесь бояться? Полковник умер неизвестно как, поэтому в доме полиция, и нужно ответить на все вопросы, чтобы помочь выяснить обстоятельства. Однако об этом эпизоде рассказывать было как-то неловко, но все равно, решила она, сказать надо. Флори открыла было рот, собираясь начать, но тут же его захлопнула.

Начальник полиции поторопил свидетельницу:

— Продолжайте… Кто это был?

— Только миссис Рептон.

— Так, так… а вы как раз проходили мимо двери?

— Да, сэр.

— Возможно даже, совершенно случайно, конечно, вы слышали их разговор?

— Понимаете, сэр…

Всего разговора она не слышала, но последняя сцена так и стояла у нее перед глазами… В распахнутой двери появляется миссис Рептон. Вид хозяйки и то, что она сказала, потрясли тогда Флори и продолжали пугать сейчас.

Она отчаянно благодарила господа, что миссис Рептон ее не заметила. Девушка воспитана была в страхе божьем, да и воскресную школу она усердно посещала.

Мисс Силвер, успокаивая, обняла Флори за плечи:

— Вам нечего бояться, дорогая.

Та потрясла головой, прогоняя наваждение:

— Ой, мисс, если бы вы ее тогда видели!

— Вы говорите о миссис Рептон? — уточнил Марч.

Флори проглотила комок в горле и кивнула.

— Постарайтесь рассказать нам спокойно, что произошло.

Те слова, которые злобно бросила мужу хозяйка, до сих пор звучали у девушки в голове. «Может, станет легче, если произнести их вслух? Тогда сразу выброшу все из головы!» — подумала она.

— Иду через столовую, а тут хозяева ругаются, да так громко и сердито, что даже там слышно. Я выхожу в холл, а дверь отсюда вдруг как распахнется, и выходит миссис Рептон. Я прижалась к стене, чтобы меня не заметили, а она обернулась лицом к кабинету — вы и представить себе не можете, какой она была страшной, — и говорит бедному полковнику… ох, сэр, просто язык не поворачивается повторить. Она, значит, так ему и сказала: «Ты сделал бы мне большое одолжение, если б умер», — и ушла. А уж как дверью хлопнула!

Глава 26

С чувством выполненного долга взволнованная Флори удалилась. Когда дверь за ней закрылась, мистер Марч объявил:

— Теперь надо бы увидеться с миссис Рептон. Правда, вряд ли стоит посылать за ней Флори. Пожалуйста, Крисп, сходите за ней.

Инспектор вышел, после чего Рэндал поинтересовался:

— Так что же вы обо всем этом думаете?

Мисс Силвер чуть кашлянула, как она раньше делала, когда хотела приступить к объяснению трудного материала:

— По-моему, слишком рано делать какие-либо выводы.

Мы только знаем, что супруги поссорились, а люди могут сказать в запальчивости все что угодно, но это совсем не значит, что они готовы претворить это в жизнь.

Рэндал Марч молчал. Дама продолжала:

— Мне кажется, миссис Рептон будет против моего присутствия, возможно, мне…

— ..придется уйти? — закончил фразу полицейский. — Боюсь, что придется, но мне бы хотелось, чтобы вы остались.

В этот момент в комнату вошла Сцилла Рептон, сопровождаемая инспектором Криспом. На ней были все та же юбка из шотландки и изумрудный джемпер, только блестящие пышные волосы она убрала под тонкую сеточку. Сначала женщина хотела переодеться в траур, но потом решила, что это будет выглядеть так, будто она разыгрывает безутешную вдову, и натура ее восстала против маскарада.

«Зачем притворяться, когда все в доме знают, что Роджер решил со мной развестись? — думала Сцилла. — Он уже рассказал обо всем сестре, а та, конечно, уже сообщила полиции, так почему бы не вести себя честно? Конечно, будут еще допросы и дознания, и, во всяком случае, придется остаться до похорон, но как только все закончится, я отсюда уеду и никогда не вернусь. Поэтому какое имеет значение, что эта публика обо мне подумает или будет болтать! Плевать я на всех хотела!»

Увидев мисс Силвер, Сцилла удивленно изогнула тщательно выщипанные брови и, не делая даже попытки тоном смягчить слова, спросила:

— А эта женщина что здесь делает?

— Мисс Рептон и Флори Стоукс хотели, чтобы при допросе присутствовала женщина, поэтому мисс Силвер любезно согласилась… — Марч попытался объяснить ситуацию, но миссис Рептон с коротким злым смешком оборвала его:

— Ну и ну! Подумать только, им нужна компаньонка!

Какие-то допотопные нравы. Мне казалось, что Мегги уже вышла из того возраста, когда мужчины могут представлять для нее опасность. Впрочем, кто знает, что может выйти, не так ли?

— Если вы возражаете против присутствия мисс Силвер… — испытывая неловкость, начал Марч.

Сцилла придвинула кресло к столу напротив комиссара и уселась, закуривая сигарету.

— Нет, зачем же мне возражать? Если уж Мегги понадобилась компаньонка, то мне-то уж она точно пригодится.

Задув спичку, она небрежно сунула ее в письменный прибор, стоявший на столе мужа, туда, где лежали его ручки и карандаши, которые он еще недавно держал в руках.

Женщина глубоко затянулась, на конце сигареты появился яркий огонек. Сцилла демонстративно села спиной к мисс Силвер, которая переместилась с одного конца дивана на другой, чтобы лучше ее видеть. Та сидела нога на ногу, чулки такие тонкие, что кажется, будто их вовсе нет, красные с какими-то вычурными украшениями туфли на очень высоком каблуке…

Нет, мисс Силвер ничего не имела против нарядов, хотя и носила сама подчеркнуто скромные туалеты, потому что обнаружила, что старомодные платья и манера одеваться под гувернантку профессионально очень помогают ей. Если человек кажется незначительным, люди расслабляются, меньше себя контролируют, а это способствует получению объективной информации. Ее не оскорбляло пренебрежение Сциллы. Мисс Силвер пришло в голову, что миссис Рептон выбрала некий образ и теперь придерживается его, словно играет роль, и наблюдательная дама старалась понять, почему выбрано именно это амплуа — черствой и бездушной женщины. «Конечно, ожидать хорошего вкуса от этой особы не приходится, но что на самом деле кроется за этим нарочитым пренебрежением условностями и равнодушной позой? Внезапная смерть в доме заставляет содрогнуться даже самых толстокожих, а ведь эта женщина была женой Роджера Рептона».

Рэндал Марч приступил к допросу:

— Миссис Рептон, в Субботу вы серьезно поссорились со своим мужем, не так ли?

Сцилла выдохнула облачко дыма.

— Кто вам сказал?

Полицейский не обратил внимания на вопрос и продолжал:

— И во время ссоры речь шла об анонимных письмах.

— О каких таких письмах?

— Мне кажется, вы о них слышали. Одно показывали на дознании по делу о смерти Дорис Пелл, вы там присутствовали. А в субботу полковник Рептон прервал ваш телефонный разговор с мистером Эрлом и в последовавшем за этим споре упомянул, что получил анонимное письмо, в котором вы обвинялись в связи с мистером Гилбертом Эрлом.

Произошла серьезная ссора, во время которой ваш муж говорил о разводе и даже попросил вас немедленно покинуть дом. Если приводить его слова точно, то он сказал, что вы должны убраться. Чуть остыв, он изменил свое решение и, опасаясь громкого скандала, сказал, что вы можете оставаться до тех пор, пока не пройдут похороны Конни Брук.

Чуть растягивая по своему обыкновению слова, Сцилла спросила:

— Вы подслушивали под дверью?

— Кто-то, видимо, подслушивал, — сухо заметил Марч. — Ссорятся обычно громко, а дверь в кабинет некоторое время оставалась открытой.

Женщина безразлично пожала плечами:

— Знаете, люди иногда ссорятся. Мы с мужем часто это делали, но потом всегда мирились.

— Вы утверждаете, что он не в первый раз упрекал вас в неверности?

— Ничего подобного я не утверждаю, и вы это прекрасно понимаете!

— Значит, вы хотите сказать, что эта ссора была не серьезнее других и в конце концов вы бы все равно помирились?

— Он бы меня не выставил, — уверенно произнесла Сцилла.

— Миссис Рептон, мисс Мегги показала, что брат разговаривал с ней сегодня после обеда, около трех часов, и заявил, что больше не выдержит и что вы должны оставить поместье. Кажется, вы с ним виделись после этого?

— Откуда вы взяли?

— Вас видели выходящей из кабинета, Сцилла затянулась сигаретой и выпустила струйку дыма.

— Ну хорошо, и что из этого следует?

— Данная свидетельница утверждает, что вы с полковником разговаривали на повышенных тонах, у нее создалось впечатление, что ссорились. Потом дверь распахнулась и вы вышли, но, обернувшись, бросили мужу кое-какие слова. Она их слышала.

Сцилла машинально смахнула пепел, упавший на изумрудный джемпер.

— Вы серьезно, мистер Марч?

— Она утверждает, что вы сказали: «Ты сделал бы мне большое одолжение, если б умер», — а потом ушли.

— Ремарка «занавес», — заметила Сцилла.

От ее слов все присутствующие поежились.

— Меньше чем через час ваш муж умер, — хмуро сказал Марч.

— Мои слова ничего не значили. Так иногда в пылу ссоры говорят, не более того.

— Все-таки так обычно не говорят даже в самом бурном скандале, и уж особенно, когда собираются мириться.

Сцилла наклонилась и с силой загасила сигарету о письменный прибор Роджера Рептона.

До сих пор Марч оставался внешне спокойным, но этот жест окончательно вывел его из себя. Эта особа скандалила с мужем, который вывел ее на чистую воду, в лицо пожелала ему смерти, слышала, как другая женщина над его телом обвиняет ее в том, что это она убила полковника, и теперь здесь, где все это происходило, спокойно тушит сигарету о письменный прибор, принадлежавший покойному.

Довольно резким тоном начальник полиции заявил:

— Вы пожелали мужу смерти — и он вскоре умирает.

Надеюсь, вы помните, что в этом кабинете вас обвинили в его убийстве.

Сцилла рассмеялась:

— Кто примет всерьез слова Метти Эклс! Не валяйте дурака, мой дорогой! Она всю свою жизнь была по уши влюблена в Роджера… убей меня бог, не понимаю почему. А ко мне она его дико ревновала, так что, по ее мнению, что ни случись — я виновата. Надеюсь, такое понятно даже полицейскому.

— Миссис Рептон, в кладовке садовника хранились цианиды? — неожиданно спросил Марч.

— Циа… это что?

— Цианиды. Вы знаете, что это такое?

— Нет, не знаю.

— Без протокола вскрытия я не могу ничего утверждать, но, скорее всего, это яд, который убил полковника.

Женщина изумленно смотрела на Марча:

— А зачем же он садовнику?

— Для выведения осиных гнезд.

Сцилла вздрогнула:

— Не выношу ос, терпеть не могу, когда они залетают в дом. Самое противное в деревне — это насекомые! Но если этот циа… эта штука используется для ос, то как она попала в дом? Или… вы что, думаете, Роджер принял ее нарочно?

— Нет, миссис Рептон, я так не думаю. — Эти слова начальника полиции прозвучали зловеще.

Глава 27

Спустя примерно полчаса Марч остановил свою машину неподалеку от коттеджа «Гейл», поднял щеколду на калитке и пошел, светя себе под ноги карманным фонариком, к боковой двери дома. Поскольку перед входом не было ни молотка, ни звонка, он постучал. Ждать пришлось долго.

Он решил даже, что мистера Бартона нет, и собрался уже уходить, когда послышались шаркающие шаги, вслед за чем звякнула цепочка и дверь приоткрылась дюйма на два, не больше. Сиплый и глухой мужской голос спросил:

— Кто там?

— Моя фамилия Марч, я начальник полиции графства, хотел бы поговорить с вами.

— Зачем?

— У меня есть сведения, что вы последним видели полковника Рептона.

Раздался глухой возглас, еще раз прогремела цепочка, и дверь со скрипом отворилась. В узком коридоре было темно, но через полуоткрытую дверь в освещенную кухню падало достаточно света, чтобы разглядеть фигуру высокого мужчины.

— Что это вы там говорите про полковника?

— Кажется, вы были последним, кто его видел.

Голос Бартона прозвучал еще глуше, он почти прошептал:

— Как это понять?

— Мистер Бартон, если вы дружили с полковником, боюсь, вам надо приготовиться к худшему. Полковник мертв.

— Господи! — воскликнул Бартон. — Не может быть, я только что беседовал с ним… Да входите же!

Полуоткрытая дверь вела в кухню, теплую и уютную, с керосиновой лампой на комоде, ярким пламенем очага и плотными красными шторами на окнах. Там находились старое кожаное кресло, пара простых деревянных стульев и стол, покрытый бордовой скатертью. На коврике перед камином разлеглись семь здоровых полосатых котов.

При ярком свете полицейский как следует разглядел Бартона. Это был худой сутулый мужчина с давно не стриженной копной седоватых волос, лицо по самые глаза заросло бородой. Но ни борода, ни густые кустистые брови не могли скрыть ужасный шрам, пересекавший его лицо. Пока Рэндал Марч осматривался, хозяин, растерянно потирая лоб, попросил:

— Объясните, что произошло с полковником. Я был сегодня в поместье, и он чувствовал себя нормально.

— Да, и именно поэтому я к вам и пришел. Он не заболел, он умер внезапно. Мне кажется, его убили.

— Убили?! — воскликнул потрясенный мужчина.

Он тяжело опустился на стул, отвернулся от полицейского, и плечи его стали сотрясаться от рыданий. Через пару минут, взяв себя в руки, Бартон выпрямился.

— Роджер был моим лучшим другом, ваши слова меня просто подкосили. Скажите, что же все-таки случилось?

— Его отравили. По предварительным сведениям, цианидом.

— Это то, чем морят ос?

— Да.

— Есть подозреваемые?

Марч присел на второй стул.

— Надеемся, что вы поможете нам их установить, — сказал он.

Бартон вяло махнул рукой:

— Мне кажется, так полиция всегда говорит человеку, которого собирается арестовать.

— Если вы хотите узнать, не входите ли вы в число подозреваемых, то могу дать определенный ответ: нет. Но поскольку вы действительно последний, кто видел полковника живым, то мы обязаны с вами поговорить. Кстати, когда вы ушли из поместья?

— Где-то около четырех или чуть позже. Я не смотрел на часы.

— Можете рассказать, зачем туда приходили и о чем беседовали с мистером Рептоном?

— Мне надо было внести арендную плату.

— Понимаю. А сколько вы платите за этот коттедж?

Все это время Бартон сидел, оперевшись локтями о стол и безучастно уставившись на бордовую скатерть. Услышав вопрос, он резко вскинул голову и довольно хмуро осведомился:

— А какое дело до этого полиции?

— Что, есть серьезные причины не отвечать на мой вопрос?

— Нет, я просто размышляю, зачем полиции такие сведения. Если они вам так необходимы, то за свой дом я плачу чисто символическую плату.

— Вы имеете в виду, что эти условные деньги вы можете и не платить?

— Да нет, я плачу каждый месяц, а потом мы обычно сидели и беседовали. Полковник вообще был единственным человеком, с кем я разговаривал, а сейчас вы примитесь за дело и обнаружите, что это я его убил.

— Не могли бы вы рассказать, о чем разговаривали с ним сегодня?

Бартон снова вперился глазами в стол.

— Обычно я приходил в темноте, но сегодня пришел засветло.

— Почему вы приходили в темноте?

— Потому что я выхожу на улицу обычно, когда стемнеет.

— Что же заставило вас изменить своей привычке?

— Вообще мне нравится гулять и днем. Вот сегодня я и гулял днем — бродил, думал о разных вещах и дошел до такого состояния, когда кажется, что больше не выдержишь, голова лопнет. Тогда я подумал: а не навестить ли полковника? Взял и пошел к нему.

В этот момент Марч начал что-то смутно припоминать.

Случилось это, кажется, лет тридцать назад, осенью…

Процесс так и назывался — «дело тринадцатого октября».

Сегодня, кстати, тоже тринадцатое октября… За верность своей догадки Рэндал не поручился бы в суде, но про себя был почти уверен, что не ошибся…

— Итак, вы пришли к полковнику. А как вы вошли в дом? — ни словом не обмолвившись о своей догадке, спросил Марч.

— Хм-м… — Бартон упорно разглядывал скатерть. — Все окна в гостиной были освещены, у мисс Рептон собирались женщины — что-то вроде кружка по рукоделию. Было их там очень много, я видел мою соседку мисс Вейн и ту женщину, что у нее сейчас живет. Нет, решил я, все равно навещу полковника. Ну и что же, что их тут целая толпа, — он ведь к этой компании отношения не имеет. Поэтому я обошел дом с дальней от деревни стороны, чтобы меня не заметили, и постучал в окно кабинета. Мне уже приходилось так входить.

— А когда вы вошли, мистер Рептон спросил, не пришли ли вы, чтобы заплатить оброк, и предложил вам выпить?

Хозяин искоса бросил на гостя удивленный взгляд:

— Да, полковник в шутку называл арендную плату оброком. Раз вы сами все знаете, зачем спрашиваете?

Марч почувствовал, что ведет себя не правильно, и поспешил с извинениями:

— Не обижайтесь, мистер Бартон. Такое поведение полковника вполне естественно, а я тороплю события, потому что мне не терпится узнать, видели ли вы маленький графинчик с виски, который стоял на его письменном столе.

Понимаете, цианистый калий — а мы почти уверены, что это был он, — находился в этом графинчике.

Мистер Бартон поднял голову и посмотрел прямо в глаза полицейскому:

— Да, конечно я его видел. И полковник предлагал мне выпить виски — это была наша старая шутка: он угощает, я отказываюсь. Спиртное — дьявольское зелье, я его не употребляю. Роджеру мои привычки хорошо известны, и когда я приходил, всегда разыгрывался один и тот же спектакль.

— Так, с этим понятно, а о чем вы беседовали?

— О нем самом и о том, что не надо было жениться.

Полковник прекрасно знает, что я думаю о женщинах, только когда он собирался вступать в брак, совета у меня не спрашивал. Он мне рассказал о своей жене.

— А что именно?

— Она замарала его имя и он с ней будет разводиться.

Я-то сам с ней ни разу не беседовал — стараюсь ни в какие контакты с женщинами не вступать, — но все равно с первого взгляда ясно было, что она за штучка. Прости господи, как говорится. Да ведь все равно бы он меня не послушал, до таких вещей надо доходить самому. Кошки, собаки и прочие бессловесные твари ведут себя сообразно своей природе — не лучше и не хуже. А женщины делают все то же самое, но только строят из себя… Лгут, виляют, пыль в глаза пускают, прикидываются ангелами небесными, а сами просто неряхи и потаскухи.

Марч прервал монолог хозяина:

— Вы совершенно уверены, что полковник говорил о разводе с женой?

— Конечно уверен! Что, я буду придумывать? Он сказал, что у него с этой женщиной все кончено, а сразу после похорон Конни Брук она уберется из поместья. Еще говорил, что уже предупредил об этом сестру, а после похорон и все остальные будут в курсе.

— Я вижу, что полковник беседовал с вами как с близким человеком.

Бартон тяжело оперся ладонями о колени и хрипло ответил;

— Мужчине тоже надо иногда выговориться, тогда становится легче. А у меня в жизни тем более были похожие проблемы, он знал.

Когда собеседник немного успокоился, полицейский спросил:

— Беседа в самом деле была очень доверительной. Не заметили ли вы в его словах чего-либо, что могло указывать на намерение совершить самоубийство?

Хозяин неодобрительно взглянул на Марча:

— Нет, такого точно не было.

— Видите ли, рассматривается версия, что это было не убийство, а самоубийство. Бывает, что человек, который внезапно узнает, что жена изменяет ему, решает, что лучше покончить счеты с жизнью.

Кулак мистера Бартона с грохотом опустился на стол.

— Но только не полковник Рептон! Да я на Библии готов поклясться, что о самоубийстве он и не помышлял!

Роджер думал только, как избавиться от этой особы, говорил, что дело быстро пройдет через суд. А если человек строит планы, то при чем здесь самоубийство, прав я или нет?

— Согласен с вами.

— Скажите, когда это произошло?

— Еще в половине пятого полковник был жив, а в пять его нашли мертвым. Он сидел за столом в кабинете.

— Значит, когда я с ним говорил, яд уже был в графине. Знай он, что виски отравлено, никогда бы не предложил мне выпить, даже в шутку.

— Если был уверен, что вы откажетесь, мог бы и предложить.

Хозяин снова стукнул кулаком по столу.

— Да никогда в жизни! Подумать только — цианид! Этот яд убивает мгновенно. Повторяю: никогда настоящий мужчина не стал бы с этим шутить и предлагать другу отравленное виски.

— Так ведь вы бы и не выпили его, сами сказали.

Бартон покачал головой:

— Нет, ему бы такое и в голову не могло прийти, другой закалки был человек. А о самоубийстве и не помышлял, клянусь, это правда. Уж я-то его хорошо знал.

Глава 28

Мисс Силвер зашла в коттедж за вещами, необходимыми ей, чтобы переночевать у Рептонов. Рени Вейн недоверчиво спросила ее:

— Как? Неужели вы и вправду собираетесь провести ночь в поместье?

— Мисс Рептон очень просит, — пояснила женщина. — Она ведь пережила такое потрясение, ей очень трудно сейчас оставаться одной.

Носовой платочек мисс Рени проделал привычный путь от глаз к носу.

— Ох да, чистая правда, и для всех нас это тоже оказалось таким ударом! Но то, что она попросила посидеть с ней чужого человека… Скорее, Мегги должна была обратиться с такой просьбой к леди Мэллет или, по крайней мере, к какой-нибудь подруге…

— Знаете, леди Мэллет и сама чрезвычайно расстроена, а в самые тяжелые моменты иногда легче находиться с чужим человеком, который не так переживает, как ты сам, и не потерял самообладание.

Мисс Вейн снова всхлипнула и промокнула глаза платочком:

— Мне казалось, хотя бы Метти Эклс должна была с ними остаться.

Мисс Силвер нахмурилась:

— Боюсь, ей досталось больше всех из гостей — ведь именно она обнаружила тело.

— Когда Метти захотели допросить, я предлагала подождать ее, чтобы вместе пойти домой, — плаксиво завела Рени. — Заметьте, я тоже пережила ужасный шок, но все равно хотела поддержать соседку, и знаете, что она мне сказала? «Бога ради, оставьте вы все меня!» По-моему, очень грубо, даже принимая во внимание все ее обстоятельства. После таких слов я решила больше не вмешиваться.

Мисс Силвер прошла в свою комнату и достала сумку, когда вошла Джойс. Она закрыла дверь и присела на кровать.

— Господи, мисс Силвер, вы не представляете, как я рада, что отослала Дэвида.

Мисс Силвер взглянула на нее поверх складок голубой ночной рубашки, которую складывала в этот момент:

— Мне тоже кажется, что это было самое разумное.

Наверняка ему сейчас весело и интересно вместе с ледлингтонскими приятелями.

— Мне просто повезло, что днем я ездила к нему и не пошла в поместье. Там, наверное, был настоящий кошмар! — Мгновение она пребывала в нерешительности, а потом продолжила:

— Сегодня утром ко мне заходила Пенни Марш. Хотела узнать, не помогу ли я ей в школе вместо Копни.

— И что же вы решили, миссис Родни?

Джойс недовольно махнула рукой:

— Называли бы вы меня лучше Джойс! Говорю же вам, меня все так называют.

Тут же она услышала решительный и недвусмысленный ответ:

— Я уже объясняла, что не считаю это целесообразным.

— Понимаю, — вздохнула молодая женщина, — но все равно мне хочется услышать просто «Джойс». Знаете, когда Пенни завела разговор про школу, мне вдруг показалось, что идея вовсе не плоха. Конечно, я не смогу так много работать по дому, но зато буду платить за жилье, а тетя Рени наймет дополнительную прислугу. Но, правда, после того, что случилось сегодня в поместье, я вообще ни о чем больше думать не могу… — Она взглянула на мисс Силвер и продолжала:

— Не верится, что полковник Рептон… Ведь вы были там, когда все произошло. Вы думаете, самоубийство? Так тетя Рени сказала, но правда ли это?

Мисс Силвер аккуратно положила в сумку халат.

— Ни я, ни мисс Вейн не можем сказать ничего определенного.

— Знаете, все говорят, что полковник очень серьезно поссорился с женой и только ждал похорон Конни, чтобы после них отправить ее восвояси. Все убеждены, что он собирался развестись?

— Такое намерение вряд ли совместимо с мыслями о самоубийстве, — спокойно отметила пожилая дама.

— В том-то и дело! Если честно, мне кажется, нет на свете человека, который бы захотел свести счеты с жизнью из-за того, что Сцилла от него уходит. Она, несомненно, красива, но на роль хозяйки поместья явно не подходит — она не способна делать ничего из того, что, по мнению полковника, надлежит делать жене. Сцилла даже дом не может вести, не говоря уже о том, что у нее отвратительный характер.

Мисс Силвер расстегнула голубую сумочку для туалетных принадлежностей, прошлогодний рождественский подарок жены ее племянника, Дороти Силвер. Она аккуратно укладывала туда губку, щеточку для мытья рук, зубную щетку, тюбик пасты, что не помешало ей внимательно выслушать Джойс и возразить:

— Представьте себе, к некоторым вещам мужчины относятся иначе, чем женщины. А у миссис Рептон такая внешность, которая многих заставила бы забыть о ее некомпетентности в практических вопросах.

Джойс рассмеялась:

— Вы совершенно правы! А я — настоящая зануда и язва, то есть следует признать, что Сцилла очень даже ничего. Я понимаю, что, если принять во внимание ее прошлое, ей здесь до смерти скучно, но мне не нравится, когда человек берет на себя определенные обязательства, а потом и пальцем не шевельнет, чтобы их выполнить. Давайте я провожу вас через деревню и помогу донести сумку.

Они уже прошли, наверное, полпути по опустевшему вечернему Тиллинг-Грину, когда Джойс нарушила молчание:

— Мисс Силвер, мне не дает покоя мысль о полковнике. Вы ведь так и не сказали: как, по-вашему, убийство там или нет? Мне почему-то кажется, что это не самоубийство. Флори всем рассказывала, будто мистер Рептон заявил, что собирается развестись. А раз так, то он, конечно, не собирался расставаться с жизнью.

Услышав столь простое и здравое толкование происшествия, которое полностью совпадало с ее собственным, но о котором она уже устала думать и говорить, мисс Силвер сочла нужным лишь бесстрастно отметить, что иногда счеты с жизнью сводят под воздействием внезапного порыва и что сейчас пока еще нет полной информации о том, как именно умер мистер Рептон.

Примерно в то же самое время Валентина говорила Джейсону:

— Да не убивал он себя! Понимаешь ты, что никогда, ни при каких обстоятельствах дядя этого не сделал бы!

Девушка чувствовала себя в безопасности в объятиях Джейсона, но за пределами этого маленького пространства мир дал трещину, основы существования, казавшиеся ранее незыблемыми, рухнули. Вэл совсем не знала своего отца и смутно припоминала мать, всегда хворавшую и почти не встававшую с дивана в своей гостиной, потом мама куда-то пропала, а тетя Мегги сказала, что мамочка ушла в рай. Но дядя Роджер всегда был рядом с ней — надежный и незаменимый. На этом спокойном, уравновешенном человеке держался весь дом. Валентина никогда не задумывалась, любит ли она его, — как-то не было причин, а сейчас, когда он мертв, кажется, что в доме обрушилась стена и через пролом врывается ветер, несущий беды.

— Мне и в голову не приходило, что такое возможно, — согласился Джейсон.

— Не мог дядя этого сделать, я в этом уверена. Однажды мы с ним говорили о самоубийстве, и он сказал, что недостойно таким образом пытаться избавиться от проблем.

Он сказал: так от них не убежишь, так только можно увильнуть от ответственности и переложить свои проблемы на самых близких людей.

— Ты бы рассказала это Марчу.

— Уже рассказала. Он в ответ на это промолчал. Джейсон, самое ужасное, что если это не самоубийство, то на роль убийцы, по моим соображениям, годится лишь один человек.

— Сцилла? Не надо думать об этом, дорогая.

— Как будто можно заставить себя не думать! Эта мысль не дает мне покоя. Знаешь, однажды я прочла историю, как в доме, где произошло убийство, все время дверь в одной комнате открывалась сама собой — как ты понимаешь, именно там, где произошло убийство. Вот и у меня с моими мыслями о Сцилле происходит что-то похожее — я закрываю дверь, а она все время открывается и открывается…

Последние слова девушка почти прошептала, Джейсон даже не мог понять, слышал он эти слова или просто догадался, что она хотела сказать.

— Зачем Сцилле убивать мужа? — Молодой человек старался говорить вполголоса, но все равно вопрос прозвучал слишком громко.

— Дядя решил развестись, сам сказал тете Мегги прямо перед приходом гостей. Потому-то она сегодня и еле жива была к началу своего благотворительного собрания. Оказывается, у Сциллы была связь с Гилбертом, а дядя про это узнал.

— Из-за этого ты с ним порвала? — Слова вылетели сами собой, Джейсон не успел сдержаться.

— Ну что ты, неужели ты всерьез? Совсем не из-за этого, я ничего и не знала до ночи перед венчанием. Когда я возвращалась к себе в комнату после нашего разговора, то наткнулась на них со Сциллой в ее гостиной. Дверь туда оказалась приоткрытой, когда я шла через большую гостиную, и я услышала то, что вряд ли предназначалось для моих ушей. Гилберт сказал Сцилле, что между ними все кончено и что он меня обожает.

— Приятно слышать, когда жених делает такие признания.

— Это был настоящий кошмар! — При одном воспоминании об этом Вэл охватило чувство брезгливости. — Я тогда сразу же ушла, а утром получила анонимку, в которой доброжелатель честно докладывал, что Гилберт путается со Сциллой. Но не смей думать, что это на меня как-то повлияло, потому что я все решила уже в нашей беседке. Как только ты сказал, что я не могу выйти замуж за Гилберта, я сразу поняла — действительно не могу. Собственно, мне и решать ничего не надо было, что-то там обдумывать или взвешивать — просто я почувствовала, что не могу выйти ни за кого, кроме тебя.

Губы их встретились, и объяснять что-либо дальше уже не имело никакого смысла.

Глава 29

Мисс Рептон чувствовала себя с утра уже лучше Горе, конечно, осталось с ней, но первая острая боль притупилась. Ей захотелось обратиться к Библии, и она даже послала за священником, с которым вступила в увлекательнейшую беседу. Оказалось, мистер Мартин не разделяет убеждение мисс Мегги, что мертвые спят в своих гробах непробудным сном до самого Судного дня. И хотя она всю жизнь так считала, впитав это убеждение с молоком матери и никогда в нем не сомневаясь, сейчас более современные взгляды приходского священника показались ей утешительными.

Мисс Рептон, кроме того, от своего имени и от имени Валентины искренне поблагодарила мисс Силвер за заботу, высказав попутно несколько довольно туманных соображений по поводу племянницы:

— Не хотелось бы говорить об этом, и упаси меня бог судить, что лучше, что хуже, но теперь все знают, что Роджер собирался развестись с женой, а все эти предположения насчет того, изменяла ли жена, с кем… ну, в общем, сами знаете… И, мне кажется, в данных обстоятельствах даже хорошо, что рядом с Валентиной будет уже другой человек, не Гилберт.

Появившийся позднее начальник полиции срочно захотел увидеться с мисс Силвер, которая тут же спустилась вниз и застала своего друга задумчиво изучающим пейзаж за окном кабинета. Рэндал коротко сообщил ей, что официальное вскрытие подтвердило их гипотезу, что полковник был отравлен цианистым калием:

— Крисп говорил вчера с садовником, — продолжил полицейский, — и тот сообщил, что в июле использовал цианид для уничтожения осиных гнезд. Он тогда показал гнезда полковнику и сказал, что надо что-то делать, а то к августу от ос житья не будет, к фруктам не подойдешь.

Рядом с ним оказалась в тот момент миссис Рептон, которая очень заинтересовалась происходящим и подробно расспрашивала, есть ли у него подходящий яд и какой именно, потому что она очень боится этих тварей. А когда садовник принялся уничтожать гнезда, Сцилла его сопровождала и с видимым интересом наблюдала за происходящим.

Он утверждал, что предупредил хозяйку ни в коем случае не дотрагиваться до самого вещества, потому что это сильный яд. Если припомнить мой вчерашний с ней разговор, то дамочка определенно переигрывала, изображая полное неведение. Все старалась показать, будто про цианистый калий слышит в первый раз.

Мисс Силвер устроилась в том же углу кожаного дивана, где она сидела вчера во время допроса. Тогда Сцилла расположилась у письменного стола, и профессиональная память детектива мгновенно воспроизвела не только яркую клетчатую юбку и изумрудно-зеленый джемпер миссис Рептон, но и ее подчеркнуто наивную манеру говорить, переспрашивая то и дело: «Циа… это что? Этот циа… ну, эта штука». Мисс Силвер открыла свою пеструю сумку для рукоделия и вытащила почти уже законченный кардиган, предназначенный для Джозефины, попутно заметив:

— Я бы не придавала ее словам слишком большого значения. Чего у нее нет, так это образования; бедняжка, похоже, прочла в жизни не больше одной книги, а сведения о мире черпает из заголовков газет, картинок и программ новостей перед кино. Мне кажется вполне вероятным, что сложное словосочетание «цианистый калий» тут же вылетело у нее из головы, как только она его услышала. А вот угроза нашествия ос ее пугала, и цианид ее интересовал не сам по себе, а лишь как средство избежать опасности.

Марч уселся в противоположном углу дивана и хмуро предположил:

— Если только яд не показался ей столь же удобным средством устранения нелюбимого мужа… Послушайте, ведь вы совершенно не в восторге от Сциллы, но все равно будете до последнего выискивать аргументы в ее пользу, не так ли?

Мисс Силвер кивнула, улыбаясь:

— Иного и быть не может, мой дорогой Рэнди.

— Теперь, проявив беспристрастность и оградив Сциллу от беспочвенных обвинений, вы выполнили ваш долг, так что поделитесь, пожалуйста, со мной своими реальными подозрениями.

Некоторое время мисс Силвер молча продолжала вязать.

— Мне кажется, — задумчиво начала она, — что ты все видишь не хуже меня. Очевидно, что эта женщина заботится лишь о своей внешности, роль всего остального она явно недооценивает. Интересно, из какой она семьи? Мне кажется, ей с детства приходилось бороться, чтобы выжить.

Мисс Мегги мне сообщила, что Сцилла никогда не рассказывала ни о своих родственниках, ни о старых знакомых, то есть она о них даже не упоминала. До замужества она выступала в кордебалете и была манекенщицей. И то и другое — занятия временные и ненадежные, но оба вряд ли пригодны для подготовки девушки к жизни в деревне в качестве жены обедневшего помещика, который еще и старше ее вдвое. Сцилла, должно быть, быстро поняла, что совершила ужасную ошибку, особенно когда увлеклась мистером Гилбертом Эрлом. Полагаю, никаких теплых чувств к мужу или его семье она не питала. Мисс Мегги говорила, что полковник завещал жене около двух сотен фунтов в год. Сцилла теоретически могла предпочесть эти деньги и свободу своей тоскливой жизни в поместье, с которым ее не связывали никакие чувства, кроме скуки. Обо всем этом можно рассуждать и делать различные предположения, но бесспорно одно — у всех нас есть внутренний барьер, который не позволяет реализовывать все наши желания. Молодая женщина может хотеть стать свободной и независимой, но это не значит, что она способна совершить убийство, даже если оно и приведет к заветной цели.

Марч кивнул, давая понять, что в общих чертах он принимает соображения мисс Силвер, и сообщил ей еще кое-что:

— Что касается завещания полковника, то сегодня в Ледлингтоне я побывал в старой и очень уважаемой адвокатской конторе «Морсон, Пэдвик и Морсон», где и побеседовал с ее главой мистером Джеймсом Морсоном. Оказывается, Сцилла должна была лишиться своих двух сотен, если дело доходит до развода по причине прелюбодеяния.

Я спросил, в курсе ли этого миссис Рептон, и мистер Морсон, важно взглянув на кончик своего носа, ответил, что счел своим профессиональным долгом лично сообщить ей об этом условии, особо остановившись на словах «dum casta» и разъяснении ей их значения — «пока непорочна». Его до глубины души возмутило, что миссис Рептон, узнав о данном пункте, расхохоталась и уточнила: «Стало быть, если мне надоест Роджер и я с кем-нибудь сбегу отсюда, то не получу ни гроша?! Какая предусмотрительность!» Так что дама совершенно точно знает, что в случае развода останется без единого пенса. А полковник не просто заявил ей о разводе, но и сообщил об этом сестре и адвокату. Должно быть, Сцилла и Эрл встречались в Лондоне на квартире какой-нибудь ее услужливой подружки, и тогда найти кого-нибудь для дачи показаний было бы несложно. Все приведенные до сих пор факты свидетельствуют не в пользу Сциллы, но вот этот последний можно толковать по-разному: вчера утром Роджер Рептон съездил в Ледлингтон и изменил завещание.

Мисс Силвер невозмутимо продолжала вязать, а ее возглас звучал скорее вежливо, нежели удивленно:

— Что ты говоришь, Рэнди!

Марч был уверен, что мисс Силвер уже просчитала в уме все возможные последствия этого поступка Рептона, но поскольку она хранила молчание, был вынужден продолжить"

— Он вычеркнул Сциллу из завещания, причем настоял, чтобы это было сделано немедленно. Конечно, мистер Морсон счел такую спешку по меньшей мере неосмотрительной. Таким образом, во-первых, этот поступок можно счесть свидетельством того, что полковник замыслил самоубийство. Во-вторых, возникает вопрос: когда он незадолго до смерти, по свидетельству Флори, ссорился с женой в кабинете, то, интересно, сказал он ей или нет про свой утренний подвиг? Если да, то Сцилла, зная, что исключена из завещания, понимала, что ей мало пользы от его смерти. А вот если ей были известны только его намерения, то здесь имеется серьезный побудительный мотив к преступлению.

Мисс Силвер чуть кашлянула.

— Ни то, ни другое ни о чем не свидетельствует. Предположим, полковник рассказал жене об изменении завещания. Это произошло после четырех. Конечно, женщина впала в ярость, а цианистый калий находился уже в графине. В том случае, если она сама его туда добавила, то должна была либо до разговора это сделать, либо отвлечь внимание мужа во время разговора и незаметно всыпать порошок. То есть к тому моменту, как полковник, допустим, рассказал о своем поступке, соответствующие меры были уже приняты и смерть его была предопределена. Неужели разъяренная женщина, готовая к убийству мужа, будет взвешивать альтернативные варианты, решая, убивать или нет? Ну а если даже и взвесит? Если он разведется, то она наверняка теряет деньги, если он умрет — то может их и получить, все зависит от поведения семьи и наличия доказательств ее неверности. Сцилла могла ведь и счесть, что сможет получить деньги, потому что, умерев, муж не сможет с ней развестись. А о какой сумме идет речь в завещании, о значительной?

— Да нет, сумма невелика, — сказал Марч. — Поскольку нет прямого наследника мужского пола, то поместье, включая фермы, от которых полковник в основном и получал доход, переходит Валентине. Замечу, что если бы не ее солидные денежные вливания, то эти владения давно бы пришлось продать. И Сцилла Рептон обо всем этом знала.

Мисс Силвер поправила клубок голубой шерсти.

— Рэнди, это секрет Полишинеля, — заметила она. — Я в деревне и суток еще не прожила, как мисс Вейн выложила мне больше, чем ты сейчас.

— Значит, вы думаете, что это все-таки она убила мужа?

— Мне кажется, мы можем лишь утверждать, что мотивы у Сциллы были. Ей угрожал развод и потеря денег. Вдобавок возникла опасность лишиться и любовника. Не знаю, насколько глубоки ее чувства к мистеру Эрлу, но следует отметить, что он красив, перед ним открывается успешная карьера, в будущем ждет титул. Даже в наше весьма свободное время такой человек не может позволить себе жениться на женщине, с чьим именем связан серьезный скандал. А вот у вдовы полковника Рептона шансы возрастают.

— Да, вы правы.

— Это относительно мотивов. А что касается возможности, то для нее добавить яд в графин не представляло никакого труда. Можно было сделать это утром, когда полковник отсутствовал, или во второй половине дня, улучив момент, когда он на пару минут выйдет из кабинета. Конечно, туда мог с легкостью попасть и любой другой из домочадцев, но больше ни у кого нет мотива. Из людей, не живущих в доме, такая возможность была всего у двоих.

— У кого же? — Марч удивленно поднял брови.

— Я имею в виду мистера Бартона и мисс Эклс.

Рэндал с сомнением покачал головой:

— Но если следовать вашей логике, то каковы могут быть их мотивы?

Спицы пожилой дамы замелькали еще быстрее.

— Существует мотив, о котором мы с тобой не говорили, но который, я уверена, и был настоящей причиной смерти и полковника, и Конни Брук. И тот и другая считали, что раскрыли, кто был автором анонимных писем. В случае с мистером Рептоном, если его отравила жена, в мотивацию можно включить и дополнительные побуждения, но основным может оказаться тот, что Роджер сказал ей, что знает, кто пишет анонимки. Тем временем увлекательный рассказ Флори пошел гулять по деревне, и все только и обсуждали, что полковник догадался, кто автор анонимных писем. В результате что же выходит? Полковник умер при невыясненных обстоятельствах — так же, как и Конни Брук, гибели которой предшествовали точно такие же сплетни: она якобы знает, кто этот негодяй. Эти два случая трудно разделить. Поэтому я считаю, что если миссис Рептон не писала анонимок, то и в гибели мужа она не виновата.

— Но Флори слышала, что полковник обвинял жену именно в том, что она-то их и писала.

— Мне кажется, толковать его фразу можно и немного иначе. Давай попробуем восстановить, в какой атмосфере происходил разговор полковника с женой. Судя по словам Флори, полковник, услышав телефонный разговор Сциллы с Эрлом, все немедленно понял еще и потому, что получил только что анонимное письмо, которое обвиняло миссис Рептон в измене. Роджер Рептон сообщает жене о письме как еще об одном доказательстве ее неверности.

Миссис Рептон, естественно, говорит, что это грязная ложь, и все эти письма тоже грязные. Мистер Рептон соглашается, что это действительно грязные письма о грязных делах, и более того — он знает даже, кто их написал.

Жена интересуется, кто же это сделал, и муж с горечью говорит, что, возможно, и она сама, чтобы покончить одновременно и с помолвкой Валентины, и с их собственным браком. Прежде всего, обращаю твое внимание, Рэнди, что фраза эта брошена в разгар скандала, и воспринимать ее слишком всерьез я бы не стала. Мне слышится здесь скорее горький упрек, нежели прямое обвинение, и, заметь, полковник не повторил этих слов сестре.

— И что же это доказывает? Конечно, в тот момент он был потрясен открывшейся правдой, и кто является автором анонимок интересовало его в гораздо меньшей степени, чем крушение его семейной жизни. И к тому же я хочу задать вам вопрос: если полковника отравила не жена, то кто же?

Мисс Силвер сдержанно заметила:

— У нас ведь есть еще два лица, связанные в какой-то мере и со смертью Конни Брук, и со смертью полковника, — это мистер Бартон и мисс Эклс. Я не утверждаю, что кто-то из них виновен, но нам следует рассмотреть все возможные варианты.

— Бартон? — удивленно воскликнул Марч. — Конечно, он виделся с полковником незадолго до его смерти, но они вели дружескую беседу, и показания Флори это подтверждают. Ссоры между ними не было, какой-нибудь другой мотив тоже отсутствовал. Бартон имеет все основания быть очень благодарным Рептону, своему хорошему другу. У меня сложилось впечатление, он очень предан ему. Я виделся с Бартоном вчера вечером, после того как ушел отсюда, и, поверьте, известие о смерти Рептона оказалось для него тяжелым ударом. А какое отношение он имеет к Конни Брук?

— Ровно никакого, если не писал анонимных писем.

А вот если писал — то прямое. Могу напомнить тебе один эпизод. В среду вечером, когда была убита Конни, я погасила свет в спальне и подошла к раскрытому окну. Прием у Рептонов уже закончился, из поместья разъезжались автомобили, и тут я увидела мистера Бартона, возвращающегося с прогулки вместе со своими котами, причем шел он с того конца деревни, где жила Конни. В этом, конечно, ничего особенного нет, не считая того, что во время отсутствия девушки он мог проникнуть в ее дом и подсыпать снотворное в какао.

— Для обвинения маловато материала, — улыбнулся Рэндал.

Мисс Силвер невозмутимо продолжала вязать с прежней скоростью.

— Никто его и не обвиняет, но ведь такое тоже возможно. Поскольку ты познакомился с мистером Бартоном, мне кажется, у тебя сложилось собственное мнение о нем, и я с удовольствием его услышу.

Марч колебался.

— Не знаю, право, стоит ли об этом говорить… Но поскольку я уверен в вашем молчании больше, чем в своем собственном, то так и быть, расскажу. Бартон — не настоящая фамилия этого человека, но пока будем называть его Бартоном. Собственно, какова его фамилия совершенно не важно, но вы ее наверняка вспомните, когда узнаете, в чем дело. Во время Первой мировой войны он служил в батальоне, которым командовал Рептон, и был произведен из рядовых в офицеры. Через пару лет они вместе попали на Восток, работали в разведке. Служить там — дело нелегкое во всех смыслах. Вскоре Бартон получил тяжелое ранение, уродливый шрам на лице — его последствие, а потом с ним случился удар и по инвалидности он был списан из армии. Вернувшись домой, он обнаружил, что жена его живет с другим, и в бешенстве он убил обоих — мужчину выбросил из окна, а жену задушил. Его освидетельствовали как невменяемого и посадили в сумасшедший дом для преступников в Броудмуре, а через несколько лет выпустили. Рептон за символическую плату сдал ему коттедж «Гейл» и оказывал всяческую поддержку, у них действительно были дружеские отношения, и у Бартона не было никаких причин ни вредить своему благодетелю, ни убивать его.

Тут мисс Силвер одарила Рэндала взглядом, который живо напомнил ему школьные годы: так смотрела на него учительница, давая понять не слишком усердному ученику, что, если постараться, то можно ответить и получше.

— Если он был признан больным в свое время, то вполне возможен рецидив, — уверенно заявила дама. — А то, что человек пишет анонимные письма, указывает на некоторые отклонения в его психике. Сам видишь, у Бартона очень непростое прошлое, к тому же многие годы он живет в изоляции от общества, утратив способность нормально общаться с окружающими. Вполне возможно, что в анонимках он нашел подмену реальных контактов с миром, некий их извращенный вариант. При целом ряде психических заболеваний такое иногда случается.

Марч вспомнил свой визит к Бартону. Действительно, кое-что в поведении Бартона неприятно его поразило.

— Знаете, мисс Силвер, когда я спросил, почему в тот день он изменил своим привычкам и зашел к Рептону днем, а не в сумерках, как обычно, он ответил: «Я тогда думал о разных вещах и дошел до того, что, кажется, больше не выдержишь, тут я и решил навестить полковника, взял да и пошел к нему». После того как Бартон сказал это, мне пришло в голову, что он и есть тот человек, который много лет назад именно в этот день, тринадцатого октября, вернулся домой и застал свою жену с другим. Недавно я просматривал подшивку «Тайме» за тот период и благодаря заголовку одной статьи — «Дело тринадцатого октября» — вспомнил это самое дело. Вот уж для кого число тринадцать воистину несчастливое, подумал я тогда.

Немного помолчав, Рэндал снова заговорил:

— Наверное, вы правы, Бартон вполне мог совершить убийство. Весь день его мучили воспоминания, он бередил старые раны, а потом пришел сюда и вдобавок ко всему услышал, что полковник подозревает его в том, что он пишет анонимки. Он и в самом деле мог выйти из себя и совершить преступление. Правда, если предположить, что все именно так и происходило, то все равно остается вопрос: где этот человек взял яд? Обычно такие вещи не носят в карманах вместе с прочими мелочами. По моему мнению, если Бартон и мог кого-то убить, то только так, как он совершил свое первое преступление, то есть в состоянии аффекта. Он способен ударить, задушить, но не отравить, заранее хладнокровно спланировав убийство, — это на него не похоже. Причем заметьте, преступники с ненормальной психикой обычно действуют по шаблону.

Мисс Силвер согласно кивнула:

— Чистая правда, Рэнди. В пользу мистера Бартона свидетельствует и еще кое-что. Допустимы два варианта: первый — полковник сказал, что подозревает его в том, что он пишет анонимки. В этом случае Бартон, ничего не зная заранее, не мог запастись ядом. И второй — он пришел с цианистым калием, поскольку слышал, что Рептон утверждает, что знает автора писем. Но где он мог услышать эту сплетню, если никуда не ходил и никого не видел? Он не наведывается посидеть «У Джорджа», двери его дома для всех закрыты. Так что этот вариант тоже не выдерживает никакой критики. Мне не хочется, чтобы у тебя сложилось впечатление, будто я подозреваю этого человека — вовсе нет. Просто-напросто его нельзя исключить из списка подозреваемых.

— Что и заставляет нас снова обратить свои взоры к Метти Эклс. Что вы там хотели про нее рассказать? Говорят, дама была влюблена в Рептона?

— Да, это так. Я видела, в какое отчаяние она пришла, когда обнаружила мертвого Рептона и тут же обвинила миссис Рептон в убийстве. Она была вполне искренна — такое не сыграешь. Но давай рассуждать. Причиной многих насильственных смертей была ревность и порожденная ею злоба. Мисс Эклс была глубоко привязана к своему дальнему родственнику, много лет надеялась выйти за него замуж. А два года назад он появляется в поместье с самой неподходящей во всех отношениях женой — ни по возрасту, ни по воспитанию, ни по вкусам. Через год после этого события в Тиллинг-Грине появляются первые анонимные письма. Как мы с тобой решили, такие вещи безусловно исходят от человека с пошатнувшейся психикой. Но, с другой стороны, мисс Эклс в течение этого времени не изменила своей манеры поведения и все время находилась в центре общественной жизни деревни — в церкви она играла на органе, участвовала в благотворительности, посещала больных. У нее не было свободного времени, чтобы лелеять свои обиды, и пар она могла выпустить именно в бурной деятельности. А вот что касается возможности совершить убийство, то таковая имелась у нее в обоих случаях. Метти могла проводить Конни до ее дома, под благовидным предлогом зайти и добавить снотворное в стоящее на плите какао. Помнишь, я говорила, у меня создалось впечатление, что я слышала, как они попрощались. Но если бы я даже была уверена в этом на сто процентов, ничто не могло помешать мисс Эклс, передумав, догнать Конни и войти вместе с ней в дом.

Совершенно естественный порыв немолодой женщины помочь юной особе, которая выглядит очень растерянной и несчастной.

Мисс Силвер расправила вязанье и прикинула длину рукава. По ее мнению, длина была пока недостаточная.

Убедившись в этом, она продолжала:

— В случае с Роджером Рептоном мы имеем основание предположить, что она слышала деревенские сплетни о том, что сказал хозяин поместья своей жене, и испугалась, что вот-вот будет уличена как сочинительница анонимок. Да, ей дорог был Рептон, но подумайте только, какой катастрофой обернулось бы для мисс Эклс подобное обвинение!

Будь ее вина доказана, да даже если бы все осталось на уровне слухов, ее жизнь была бы полностью разрушена, можно даже сказать, перечеркнута. И разве нельзя предположить, что женщина любым путем старалась бы предотвратить такое развитие событий? Может быть, цианистый калий предназначался для нее самой, был припасен на крайний случай? Но мисс Эклс — женщина решительная и самоуверенная, она могла пойти на прямое выяснение отношений с полковником, собрание благотворительного кружка делало их встречу вполне естественной. Метти знала от Флори, что Роджер в кабинете. Но ведь просто так девушка не стала бы сообщать мисс Эклс, где полковник, значит, сначала ее об этом спросили. Итак, женщина направилась к нему, причем специально задержалась по дороге рядом со мной и мисс Рептон, чтобы сообщить, что несет Роджеру чай. Предположим теперь, что полковник, воспользовавшись тем, что они одни, обвинил ее в весьма неблаговидном занятии. Он вполне мог так поступить и даже пригрозить, что объявит во всеуслышание о ее тайных делишках. Метти прекрасно знала характер Рептона и не сомневалась в реальности угроз. От отчаяния и безысходности у нее могло возникнуть желание заставить замолчать его любой ценой, а подсыпать незаметно цианистый калий в графин совсем нетрудно.

Рэндал с восхищением посмотрел на почтенную даму.

— Но объясните мне, — попросил он, — как можно отвлечь внимание человека, которого собираешься отравить, если графин стоит прямо перед ним на столе?

Этот вопрос не показался трудным мисс Силвер:

— Есть множество способов. Например, сказать, что в саду рыщет какая-то странная собака. Хозяин немедленно встает и идет к окну, а яд одним движением отправляется в графин. Конечно, цианистый калий следует предварительно растворить в маленьком пузырьке, который легко спрятать в карман или сумочку.

— Да-а, вижу, у вас все продумано до мелочей. Обществу очень повезло, что вы не используете свои способности в преступных целях! — Укоризненный взгляд бывшей воспитательницы заставил Марча завершить эту тему, и он поспешил высоко оценить предположения мисс Силвер:

— Безусловно, все вами описанное могло произойти. А надолго мисс Эклс выходила из столовой?

— Да, она отсутствовала довольно долго.

— А вы видели, как она вернулась?

— Да.

— Вы заметили что-нибудь особенное в ее поведении или облике?

— Ты заинтересовался этим совершенно справедливо.

В гостиную она возвратилась несколько возбужденная, со следами недавних слез, которые старалась запудрить. Конечно, вполне возможно, полковник мог сказать ей что-то не очень вежливое, поскольку был не в духе, а может быть, просто сообщил ей о своем намерении развестись со Сциллой — ведь говорил же он об этом с сестрой и мистером Бартоном. Если он не подозревал Метти как автора анонимок, то, понятно, ему захотелось поговорить о своих невеселых обстоятельствах с давней приятельницей.

К серии этих предположений Рэндал отнесся уже без былого восторга:

— Знаете, вы с легкостью строите гипотезы одну за другой, как карточные домики, и, надо отдать вам должное, домики получаются очень складные. Но построив этот самый домик, вы его с такой же легкостью и разрушаете. Вы знаете, мисс Силвер, я не умею лукавить, поэтому осмелюсь признаться, что отдал бы все ваши гениальные предположения за парочку настоящих доказательств. Пока что у нас есть хоть какие-то улики только против Сциллы Рептон. И самое главное — у нее был мотив к преступлению. Даже если женщина знала, что муж изменил завещание, — а она вполне могла и не знать, что это уже произошло, — все равно его смерть была ей только на руку: при благоприятном отношении родственников — хоть какие-то деньги на содержание, спасенная репутация и надежда выйти замуж за Эрла. Кроме того, миссис Рептон знала, что в сарае садовника хранится цианистый калий и могла с легкостью до него добраться. Вспомните, меньше чем за час до его смерти женщина серьезно поссорилась с мужем, а подсыпать яд в графин могла и во время ссоры, и до нее. Разговор ее с мужем закончился словами, услышанными Флори: «Ты сделал бы мне большое одолжение, если б умер». Все вместе складывается в довольно серьезное обвинение.

— Несомненно, — подтвердила мисс Силвер. — Но все эти части обвинения не вяжутся со смертью Конни Брук и тем самым с анонимными письмами.

Марч предпочел пропустить ехидное замечание мимо ушей и продолжил:

— Давайте вернемся теперь к Метти Эклс. Одно из ваших последних предположений по ее поводу сводилось к тому, что, раз она не писала анонимок и Рептон не имел против нее никаких подозрений, значит, ее взволнованность была следствием того, что он сообщил ей о своем разводе. Вам не кажется, что это ваше предположение может быть подкреплено тем, что Метти мгновенно и недвусмысленно обвинила Сциллу в убийстве мужа? Но ведь мисс Эклс могла иметь в виду, что полковник, доведенный до отчаяния изменой жены, покончил жизнь самоубийством.

С моей точки зрения, вполне убедительное объяснение поведения мисс Эклс.

— А сама Метти Эклс что рассказывает о своем разговоре с Роджером?

— К сожалению, ничего, что прояснило бы ситуацию.

Она отнесла ему чай, полковник сидел за столом и выглядел «как обычно». Утверждает, что не задерживалась в кабинете, а поднялась в комнату мисс Мегги и привела себя в порядок, прежде чем вернуться в гостиную. Конечно, я могу нажать на нее и прямо спросить, говорил ли Роджер Рептон о своей жене Но, послушайте, неужели вы всерьез ее подозреваете?

На некоторое время в комнате воцарилась тишина.

— Ты совершенно справедливо отметил, — задумчиво произнесла наконец мисс Силвер, — подозрения — это не доказательства, но я верю, что обнаружить хотя бы одно доказательство вины человека, совершившего по крайней мере два убийства, возможно. И искать это доказательство или даже доказательства следует именно в области, которая объединяет эти преступления, и я абсолютно убеждена, что это вопрос об анонимных письмах. Вот только копать придется глубже, чем предполагалось сначала. Поэтому мне хотелось бы вернуться к письмам, полученным Дорис Пелл, которая утонула в пруду. Она жила с тетей, бывшей горничной миссис Грей, местной портнихой. Тетю, конечно, допрашивали?

— Конечно. С ней беседовал Крисп. Девушка получила несколько писем, но тетя показала только последнее. Обыкновенная грязь — какие-то бессмысленные, необоснованные обвинения в аморальном поведении.

— Что же мисс Пелл смогла сообщить инспектору?

— Да ничего. Она только плакала и причитала, что за добрая девочка была Дорис и что никто никогда про нее и ее семью худого слова не сказал. Они католики, очень религиозные, потому-то Дорис и не смогла перенести позора.

Мисс Силвер довязала ряд и отложила работу, потом взглянула на Марча и спросила:

— Рэнди, ты не против, если я сама побеседую с мисс Пелл?

Марч не возражал.

Глава 30

Мисс Пелл жила совсем недалеко от почты. Ее дом был слишком велик для одного человека, и она подумывала, не взять ли ей постояльца. Однако оказаться ее постояльцем было бы непросто — требованиям почтенной женщины соответствовала довольно узкая прослойка общества. Мужчины вообще не рассматривались, женщина должна быть не настолько молода, чтобы возникли хоть малейшие сомнения в добропорядочности ее поведения, — никакого намека на легкомыслие! — но и не столь стара, чтобы возникла необходимость обслуживать и обихаживать ее, что, как объясняла хозяйка, является обязанностью лишь по отношению к родственникам. Боже упаси, от своих обязанностей она не стала бы отказываться, но не имеет желания выполнять чужие и утруждаться ради посторонних. Таким образом, комната Дорис до сих пор оставалась незанятой.

Дома здесь имели общие боковые стены, так что мисс Пелл могла не опасаться, что в случае нужды она не сможет никого позвать. Тишина и одиночество ей тоже не грозили. Если постучать в правую стену, то миссис Реннис стучала в ответ и спрашивала, не надо ли чего. Из-за левой стены отвечал молодой мистер Мастере. Конечно, такая близость соседей и хорошая слышимость помимо плюсов имела свои минусы. Например, миссис Реннис постоянно ругалась с падчерицей, переходя при этом из комнаты в комнату, так что укрыться от их голосов было невозможно.

А малыш Мастерсов, конечно, очень мил, но все равно время от времени закатывается плачем. Но, философски замечала мисс Пелл, если все дни напролет сидишь дома и шьешь, то бывает даже интересно послушать, что происходит у соседей.

Мисс Силвер нанесла визит почтенной портнихе около половины четвертого. Мимо лестницы, ведущей наверх, мисс Пелл проводила ее по узкому плохо освещенному коридору к полуоткрытой двери комнаты, которая удивляла своим непомерно большим эркером. В доме было очень чисто, но стоял специфический запах, неотделимый от профессии хозяйки.

Тетушка покойной Дорис Пелл оказалась женщиной лет пятидесяти с острыми чертами худого поблекшего лица, красными, как будто воспаленными глазами. Редкие с проседью волосы были стянуты в тугой пучок на затылке. Она сразу же обрушила на гостью град слов:

— Если вас попросила зайти мисс Рени насчет юбки, которую она давно собиралась мне отдать для переделки, то, боюсь, я не смогу ее взять. А вы та дама, которая у нее остановилась… мисс Силвер?

— Да, это я, — ответила та с дружеской улыбкой и поинтересовалась:

— Значит, вы так заняты, что взять дополнительную работу не сможете?

— Понимаете, сейчас у меня очень много заказов… разве только что-нибудь несрочное, — стала объяснять мисс Пелл.

Женщина немного заикалась и в то же время говорила очень быстро — несколько слов сливались в одно, за чем следовала пауза, как будто говорившей не хватало дыхания, а потом, набрав в легкие побольше воздуха, она торопилась единым махом закончить предложение.

— ..Я еще не оправилась от потери, — продолжала она. — Я так горюю о моей бедной племяннице… конечно, вы слышали о ней, раз живете у мисс Рени. Такое горе, да еще я осталась с работой, рассчитанной на двоих, и все никак не могу с ней разделаться.

Мисс Силвер могла отличить настоящее горе от показного, и искренность мисс Пелл не вызывала у нее сомнений. Красные воспаленные глаза этой женщины говорили о пролитых слезах и постоянном недосыпании, поэтому ответ ее был полон участия:

— Я уверена, что все здесь искренне сочувствуют вашей беде.

— Да, все были очень добры, но ее все равно не вернешь.

Если бы не эти письма… — Губы мисс Пелл задрожали.

Она и сама не знала, почему вдруг заговорила о письмах. Ее спрашивали о них на дознании, но тогда она была почти без памяти, ничего не понимала. Они были безнравственными, даже хуже. Добропорядочная христианка даже и слов не может найти, чтобы определить их, как они того заслуживают. А Дорис всегда была такой тихой, хорошей девочкой. Ноги хозяйки дома внезапно ослабли, и она, едва доплетясь до ближайшего стула, рухнула на него. Кое-как справившись с подступающими слезами, она попыталась выразить словами свои чувства:

— Дорис всегда была такой доброй, чистой девушкой.

Нет там ни слова правды! Она была хорошей христианкой.

Мисс Силвер, не дожидаясь приглашения, присела.

— Я в этом уверена так же, как и вы. Если бы особу, которая написала письма, можно было найти, это спасло бы других бедных девушек от несчастий.

Мисс Пелл с удивлением посмотрела на нее:

— Тот, кто умеет писать такие мерзкие письма, достаточно сообразителен, чтобы ничем себя не выдать. Как его найдешь?

— Вы считаете, ваша племянница догадывалась, кто их написал?

Руки мисс Пелл, лежавшие на коленях, вздрогнули и судорожно сжались.

— Да там не было ничего такого, что указывало бы на автора.

— А как вы думаете, кому Дорис могла бы признаться в своих подозрениях, если бы они у нее возникли?

— У девочки не было от меня секретов.

— Знаете, часто молодые девушки любят посекретничать между собой. Не было ли у вашей племянницы особо близкой подруги? Может быть, она дружила с Конни Брук?

Мисс Пелл сосредоточенно рассматривала свои сцепленные пальцы.

— Они знакомы с детства, — тихо сказала она, — мисс Рени, наверное, говорила, что я была горничной у матери мисс Валентины, миссис Грей… Очень приятная была леди.

Когда умер брат, на руках у меня оказалась маленькая Дорис, тогда миссис Грей разрешила мне взять девочку с собой в поместье. Как раз в это время в Тиллинг-Грин приехала миссис Брук с маленькой Конни. В деревню они переселились позже, а сначала так получилось, что в усадьбе оказались две девочки одного возраста и крошечная Валентина, которая была их чуть моложе.

— Значит, девочки были подругами?

— Да они просто обожали друг друга. Дорис тогда… ну, перед смертью… закончила перешивать платье Конни.

И Конни была последней, с кем моя племянница разговаривала. В тот день она вышла из дому еще и затем, чтобы зайти в школу и отдать мисс Конни ее платье.

Мисс Силвер серьезно взглянула на собеседницу:

— Мисс Пелл, все говорят о том, что Конни сказала мистеру Мартину, будто знает, кто написал эти письма.

Вы знали об этом?

— Мистер Мартин об этом ничего не говорил, — осторожно ответила хозяйка.

— Он не говорил, но говорила его домоправительница, вся деревня сплетничала, что Конни приходила к священнику и сказала, что знает все про анонимные письма, и мистер Мартин сказал, что ее обязанность — пойти в полицию. А вы как думаете, должна она была пойти в полицию? — спросила мисс Силвер.

— Не знаю.

Гостья помолчала минуту, потом продолжила:

— Конни умерла на следующий день после того, как в деревне стало известно об ее осведомленности насчет автора анонимок. Умерла она так же внезапно, как и ваша племянница. Если бы она рассказала мистеру Мартину все, что знала, то, я уверена, жива была бы и по сей день.

В субботу вся деревня обсуждала, что полковнику Рептону известно, кто пишет письма, а в понедельник во второй половине дня он тоже умер. Если бы он обо всем рассказал полиции, то остался бы жив. Так вот, мисс Пелл, мне кажется, вы что-то знаете. Думаю, очень важно и для вас, и в память о вашей Дорис, чтобы вы об этом рассказали.

Бледное лицо швеи слегка порозовело. Она на секунду прикрыла глаза и изменившимся голосом торжественно произнесла:

— Это третий знак…

— Простите? Не понимаю.

— Первый знак был дан мне во сне, — пристально глядя на посетительницу, продолжала мисс Пелл. — Второй пришел из Библии, а третий — из ваших уст. А я сказала себе, что если будет дан третий знак, то сомнения исчезнут.

Слова женщины звучали немного странно и непонятно, но сама она, напротив, стала удивительно собранной и спокойной, даже руки ее теперь расслабились и свободно лежали на коленях.

— Вы хотите что-то рассказать, о чем до сих пор молчали? — попыталась уточнить мисс Силвер.

Ответ прозвучал немного уклончиво:

— Я расскажу вам о знаках, иначе все остальное вам будет непонятно. Знаете, когда в тот день Дорис вернулась домой, я обещала ей, что никому не расскажу о том, что она мне доверила, а ведь обещания, данные умершим, нарушать нельзя, пока не появится знак, а у меня их уже три.

Дорис тогда спросила: «Вы ведь никогда никому не расскажете этого, правда, тетя Эмили?» — а я ответила: «Конечно нет». И никогда бы не рассказала, если бы не знаки.

— Что же это за знаки, мисс Пелл?

— Первым знаком был мой сон. Приснился он мне прошлой ночью, и там все так ясно было, словно наяву. Как будто сижу я в этой самой комнате и шью что-то черное, а сама плачу. Помню, еще подумала тогда: «Ведь работу испорчу, на черном так видны пятна». Дверь вдруг открывается, и входят вместе Дорис и Конни, как в детстве, а в руках у них цветы — розы, лилии и разные другие. А вокруг них свет, да такой яркий, девочки мои так и светятся. Подходят, значит, они ко мне, а Дорис и говорит: «Не плачь, не надо, и не думай больше о данном мне обещании, оно теперь значения не имеет». И тут я проснулась, лежу в своей кровати, а на столе звонит будильник.

— Этот сон обещает покой, — ласково сказала мисс Силвер.

Глаза мисс Пелл наполнились слезами.

— Должен бы, да все случилось не так. Я уже знала про полковника Рептона и стала раздумывать, не значит ли этот сон, что мне надо нарушить данное Дорис обещание и пойти в полицию да там все рассказать. Но я сомневалась, знак ли мне это свыше или нет. Может, я все думала и думала про полковника и про то, что не сказала все полиции на дознании, — вот и приснилось. Понимаете, я не солгала — никогда бы этого не сделала, — но когда они спросили, сказала ли я все, что знаю, то я просто уткнулась в платок и расплакалась, а они решили, что мне больше нечего добавить.

— Я вас понимаю.

— Поэтому я решила, что надо бы увериться насчет знака. Так вот, взяла я Библию, закрыла глаза, открыла ее наугад и приложила палец к странице. А когда открыла глаза, то это оказался шестнадцатый стих восьмой главы от Захарии: «Вот дела, которые вы должны делать: говорите истину друг другу; по истине и миролюбно судите у ворот ваших». Тут я подумала: «Ну, если уж это не знак, то что же тогда?» Но потом вспомнила, что ни разу в жизни не нарушала обещаний, так что надо бы увериться получше.

И подумала: «Если Господь захочет, чтобы я заговорила, он пошлет мне третий знак. Тогда точно все будет идти от Господа, и я знаю, что делать». А тут вы стучите в дверь, чужой человек, и повторяете то, на что уже указано мне было в прежних знаках, — что надо рассказать нечто, известное только мне.

Со всей убежденностью, на какую была способна, мисс Силвер подтвердила:

— Да, мне кажется, вы не должны молчать.

Мисс Пелл достала аккуратно сложенный маленький льняной платочек и промокнула глаза.

— Случилось это накануне гибели Дорис. Она вышла после обеда, чтобы отнести в поместье мисс Мегги лиловую шелковую блузку, потом занести мисс Вейн шерстяное голубое платье, которое та сшила после траура по сестре, а теперь оно стало ей тесновато и Дорис его переделала. Девочке надо было порядочно побегать — сначала занести блузку, потом платье, потом зайти к мисс Эклс, чтобы обсудить крой пары ночных рубашек, — мы давно уже взяли у нее этот заказ. Напоследок она оставила платье Конни, потому что все равно дети не уходят из школы раньше четырех. Вернулась она очень подавленная и печальная, но мне сначала ничего не говорила, только сказала, что надо быстренько подправить ворот блузки для мисс Мегги, чтобы вечером она смогла ее отнести. Я спросила, неужели она так расстроена из-за этого ворота. А Дорис отвечает: «Нет, тетя Эмили, не из-за него», — и как разрыдается! Тут уж я к ней пристала, чтобы она мне все рассказала, а она и говорит, что расскажет, если я пообещаю ни одной живой душе про это ни слова не говорить… я, конечно, пообещала. Девочка так переживала…

— Что же она рассказала?

— Дорис сообразила, кто пишет эти, отвратительные анонимные письма. В тот день она посетила четыре дома: в усадьбу отнесла блузку мисс Мегги, в коттедж «Виллоу» — голубое шерстяное платье мисс Вейн, зашла в «Холли» к мисс Метти и в конце — в «Крофт» к мисс Конни. Она была только в этих домах, и в одном из них, — но племянница не сказала, в каком, — она подобрала с пола маленький клочок бумаги. Знаете, как это бывает: видишь на полу что-то валяется и машинально наклоняешься, чтобы подобрать. Дорис так и поступила, а когда бумажка оказалась у нее в руках, то поняла, что это оторванный уголок одного из тех писем, которые она получила, — нижний левый уголок, на котором осталось «Тил» от слова «Тиллинг». Дорис прекрасно помнила, что начало слова было оторвано. В том письме было написано, что все в Тиллинг-Грине знают, что она тайком встречается с мужчиной. Ну вот, взяла она обрывок письма, принесла его домой и сидит как не в себе.

— В каком доме она его подобрала? — настойчиво спросила мисс Силвер.

Хозяйка только глубоко вздохнула:

— Она ведь мне не призналась. Когда я стала настаивать, Дорис ответила, что ей кажется, лучше никому не говорить, а сразу пойти к тому человеку, сказать, что она все знает, и потребовать обещания больше так не делать. Я только спросила, знает ли обо всем Конни, а девочка отвечает: «Не больше, чем вы, тетя, и она тоже обещала никому не говорить».

— Но Конни сказала священнику, что знает автора, — задумчиво произнесла мисс Силвер.

— Может быть, она как-то сама догадалась. Конни приходила ко мне в понедельник, за два дня до своей смерти, и спросила, не рассказывала ли мне Дорис о найденном клочке бумаги. А я ответила: «Что бы мне Дорис ни говорила, но я обещала молчать», — а та мне: «Вам и не надо мне ничего говорить, Дорис сама мне все рассказала, и сейчас я знаю больше вашего». Я спросила, что она имеет в виду, а она ответила, что вспомнила кое-какие подробности из того, что ей рассказывала Дорис. «Понимаете, Дорис подобрала бумажку, но не сказала, где именно, зато обмолвилась, какой белой она ей показалась по сравнению с ковром… и назвала цвет ковра», — вот точные слова Конни. И еще она добавила, что поначалу позабыла про этот ковер, а сейчас вспомнила, и он у нее не идет из головы, потому что она знает дом, где такой ковер лежит.

— Именно так и сказала?

В возбуждении хозяйка схватила мисс Силвер за руку:

— Да, точные ее слова передаю. При том, что позже произошло, эти слова у меня так и звучат в ушах, я их и захочу забыть, да не выйдет.

— Значит, Конни сказала, что бумажка здорово выделялась на темном ковре, но какого цвета ковер, не сказала?

Мисс Пелл грустно кивнула:

— Нет, ни цвет не назвала, ни дом. Она сидела на вашем месте и рассказывала про эту бумажку, а потом и говорит: "Лучше бы Дорис мне ничего не говорила, а то просто не знаю, что делать. Подумайте, мисс Пелл, если я скажу, то пойдут ужасные сплетни и неприятности, скорее всего, дело дойдет до полиции, может быть, дело будет слушаться в суде, тогда мне придется выступать свидетелем и показывать на человека, который рядом со мной живет много лет, и он может всего этого не пережить. И какая польза от этого будет бедной Дорис, раз она уже все равно умерла? Обратно ее таким способом не вернешь. А я ответила: «Да, Дорис уже не вернешь».

— Но свою жизнь Конни могла бы спасти, если бы заговорила, — с горечью заметила мисс Силвер. — Скажите, мисс Пелл, кому-нибудь кроме меня вы рассказывали об этом?

— Нет, хватит разговоров. И Дорис, и Конни нет на свете. Мне кажется, многие беды произошли именно от того, что полно было сплетен. А если бы мне кто-нибудь намекнул вчера, что я буду вот так откровенно беседовать с незнакомой женщиной, я бы ему не поверила. Да и не стала бы я этого делать, если бы не сон, и не Библия, и не третий знак.

Гостья поднялась и, прежде чем попрощаться, серьезно предупредила хозяйку:

— Прошу вас, никому не рассказывайте, ни одной живой душе, о чем мы тут с вами говорили, если дело дойдет до показаний в полиции, я буду с вами, а сейчас позабочусь, чтобы вас охраняли.

На лице мисс Пелл по очереди отразились сначала удивление а потом испуг. Она побледнела, вскочила со стула и даже отступила на шаг. Теперь она казалась еще более растерянной и испуганной, чем в начале разговора. Дрожащим голосом она пролепетала:

— Говорят, что самоубийство — большой грех, но я знаю, что еще больший грех на том, кто подтолкнул к нему мою девочку… И Конни…

— Мисс Пелл, я не верю, что Конни Брук сама отравилась, и начинаю подозревать, что и в случае с вашей племянницей никакого самоубийства не было.

Чтобы не закричать, хозяйка зажала рот рукой.

— Вы считаете, они обе не покончили с собой?

И услышала твердый ответ:

— Боюсь, что их убили.

Глава 31

Проснувшись на следующее утро, мисс Силвер с удивлением стала размышлять о том, что уже среда, и всего лишь неделю назад Конни была еще жива, а для Валентины Грей прошлая среда была кануном свадьбы. В тот знаменательный день, во-первых, проходила репетиция церемонии венчания, во-вторых, прием в усадьбе, откуда Конни вернулась домой вместе с Метти Эклс, распрощавшись с ней около коттеджа «Холли». Прошла неделя, и все ожидали уже второго дознания — по делу полковника Рептона, а сама мисс Силвер почти два дня оставалась при мисс Мегги, которая нуждалась в постоянной моральной поддержке и, как обычно путано и многословно, время от времени выражала свою признательность:

— Вы просто не можете себе представить, насколько я буду вам благодарна, если вы сможете остаться до того времени, пока не пройдут похороны и дознание. Я не смею настаивать, остается только надеяться на вашу доброту.

Понимаю, что находиться здесь и вам тяжело, ведь дом наш превратился в дом скорби, но я просто не в силах выразить, как высоко я оценила бы ваше согласие остаться…

Начался хмурый осенний день. Мисс Мегги почти не отпускала от себя гостью и в конце концов поведала ей следующее:

— Моя невестка… как ужасно, что приходится так ее называть, ведь если бы не она, то мой дорогой брат был бы сейчас с нами, а не на небесах. Понимаете, я просто не в состоянии видеть ее с глазу на глаз и общаться как ни в чем не бывало. Роджер хотел с ней развестись… вы знаете об этом, правда? Но я и мысли не допускала, что он пойдет на такой шаг — покончить с собой, да еще таким ужасным способом. Ох, мисс Силвер, неужели вы считаете, что Роджер действительно решился на самоубийство?

Мисс Силвер неопределенно пожала плечами.

— Ко мне вчера днем заходила Нора Мэллет, и когда я спросила у нее то же самое, не хочу еще раз повторять, то знаете, что она ответила? Конечно, Нора женщина прямая, никакая дипломатия ей не свойственна, да мы и знакомы всю жизнь, поэтому-то она и позволила себе сказать, что думает: «Конечно Роджер не покончил с собой, никто в это не верит, Мегги. Его отравила эта женщина». Представляете, мисс Силвер? Вы тоже так считаете? А я ужасно нервничаю, когда остаюсь здесь с ней одна… И Валентине тоже неспокойно. Поэтому, прошу вас, побудьте с нами еще немного… Я надеюсь, что она уедет сразу же после похорон.

Следует отметить, что Сцилла не слишком утомляла их своим обществом, выходя только в столовую. Женщина уже звонила Гилберту Эрлу, который только что не бросил трубку при первых ее словах и постарался как можно быстрее закончить разговор. Еще она звонила своей близкой подруге Мейми Фостер. Ласково щебеча и утешая вдову, та дала ей четкий и недвусмысленный совет упереться и оставаться в усадьбе:

— Конечно, дорогая, я всегда рада видеть тебя и все такое, но тебе имеет смысл проявить твердость и не трогаться с места. Потому что если этот тип изменил завещание, то, пока ты там, им трудно будет просто так, без скандала, тебя выставить ни с чем. А с глаз долой — из сердца вон, милочка, — ты ведь понимаешь, о чем я.

Надо сказать, стратегия поведения была столь же очевидна для Сциллы, как и для Мейми, к тому же миссис Рептон помнила довольно категоричный совет начальника полиции в интересах следствия для дальнейших допросов оставаться в пределах досягаемости. Ну что ж, решила женщина, надо сделать вид, что тебе все нипочем, и не сдаваться. Для начала Сцилла отправилась в Ледлингтон к мистеру Морсону, адвокату покойного мужа, который сообщил ей, что она действительно исключена из завещания, однако вряд ли мисс Рептон и Валентина будут претендовать на назначенное ей содержание. Новость изрядно подняла дух миссис Рептон, поскольку она достаточно хорошо знала своих родственниц и надеялась, что дело легко будет уладить в свою пользу, устроив парочку показательных истерик.

Сочтя первую проблему разрешенной, Сцилла отправилась в магазин Эшли и купила изящный осенний костюм черного цвета: юбка последнего фасона и жакет с модной линией плеч. Вообще-то она предпочитала яркую одежду, но, как известно, ничто так не идет блондинке, как черное, мужчины от такого сочетания просто балдеют. Костюм она наденет на дознание и похороны, а потом с успехом сможет носить в городе. Сцилле пришло в голову, что надо бы еще купить шляпу… что-нибудь маленькое и элегантное, с вуалью. Вуаль очень подойдет и к случаю, и к костюму, только надо, чтобы волосы все-таки были видны.

Принеся покупки домой, она еще раз перемерила все в своей комнате. Иногда вещи кажутся удачными в магазине, но когда надеваешь их дома, получается просто кошмар, но, слава богу, сейчас все выглядело даже лучше, чем в магазине, когда она их выбирала. Хорошая одежда очень помогает при поисках работы, а с белой блузкой и каким-нибудь украшением на лацкане я не буду выглядеть так, будто явилась прямо с кладбища, — подумала Сцилла. А пока что она не собиралась входить в особо тесные отношения ни с Мегги, ни с Валентиной — достаточно видеться с ними по полчаса за обедом и ужином, ну и, конечно, случайных встреч в холле или на лестнице тоже не избежать. А прочее шло по ранее заведенному порядку: завтрак в постель, дальше борьба со скукой по мере возможностей… ничего нового.

Действительно, первым порывом Гилберта Эрла было бросить трубку, когда он услышал по телефону голос Сциллы. Не хватало еще быть втянутым в скандал из-за этой взбалмошной женщины. Гилберт принялся в спешном порядке сочинять тактичное и дружеское письмо Валентине.

Начало удалось, но почему-то появилось внезапное желание порвать его. Слова на бумаге были очень правильными, но жизнь и теплоту им может придать только голос. Он бросился к телефону, молодому человеку повезло — трубку сняла Флори, которая просто обожала его, что совершенно не рождало в нем взаимной симпатии. Но девушка об этом не догадывалась и немедленно отправилась на поиски мисс Грей.

Валентина прошла в свою комнату и, подняв трубку, равнодушно сказала: «Слушаю…» Но после первых же слов Гилберта она была тронута. Ведь не так давно она считала вполне возможным выйти за него замуж, и сейчас, слыша знакомый голос, теплый и участливый, растрогалась.

— Дорогая, наверное, мне не следовало звонить, но я не мог удержаться. Какой ужасный удар для тебя и для мисс Мегги! Знаешь, я очень уважал твоего дядю, правда, Вэл.

Он ведь всегда ко мне так хорошо относился. Поэтому мне показалось, что, несмотря на все обстоятельства, ты позволишь хотя бы сказать, как я тебе сочувствую. Это все, родная, не отвечай, я все понимаю. — В трубке послышались короткие гудки.

«Он говорил искренне, ведь мог бы вообще не звонить», — подумала Валентина, положив трубку. Но тут же ей пришло в голову: "Но именно это он и хотел заставить меня подумать. Этому человеку невыносима мысль, что он не предстанет перед всеми в самом выгодном свете, что кто-то его сочтет не правым или, не дай бог, не оценит его обаяния. И сейчас у него есть основания радоваться, что я приняла его сочувствие за чистую монету и растрогалась.

Ну что ж, пускай. И все-таки мне все равно хочется думать, что Гилберт говорил искренне". Надо сказать, что больше она об этом звонке не вспоминала.

Мистер Марч приехал в поместье после обеда. Он попросил позвать мисс Силвер, и его проводили в кабинет полковника. Вскоре пожилая дама спустилась к нему. Как всегда, они рады были видеть друг друга.

— Знаете, мне надо расспросить кое о чем мисс Мегги.

Надеюсь, она немного оправилась от удара и сможет поговорить со мной? — спросил Рэндал.

— Ей уже гораздо лучше. Я уверена, она вполне в состоянии ответить на любые твои вопросы.

— И еще мне надо поговорить с миссис Рептон. Пока в деле не появятся новые факты, против нее может быть возбуждено уголовное дело. Сейчас рассматривается вопрос об ее аресте.

Мисс Силвер промолчала и отвела взгляд, однако ее молчание было красноречивее всяких слов. Несмотря на привязанность и уважение, которое начальник полиции испытывал к этой женщине, бывали моменты, когда ему очень хотелось немного прикрикнуть на нее, как он иногда позволял себе делать по отношению к своим подчиненным.

Вот, например, сейчас. Конечно, он никогда не позволит себе этого сделать, но желание велико… Он не уговаривал ее склониться к его мнению, как и не собирался разделять ее собственного, но все равно его весьма раздражала ее манера молчаливо выражать свое несогласие, демонстративно отстраняясь и не принимая каких-либо аргументов. И Рэндал вложил в свой вопрос немного больше сарказма, чем намеревался:

— По всей видимости, у вас нет никаких сенсационных новостей?

Мисс Силвер недовольно взглянула на него и сдержанно сказала:

— К сожалению, к сведению принимаются далеко не все факты, заслуживающие внимания. Уж ты-то знаешь об этом не хуже меня. «Упорно ищет и находит, да только пользы не выходит», — как писал в свое время лорд Теннисон о подобных ситуациях. То, что обнаружилось, кажется на первый взгляд незначительной мелочью, но и мелочами, по-моему, не следует пренебрегать, иной раз они служат ключами к тайне.

— Я согласен с вашим постулатом о важности мелочей.

Не собираетесь ли вы сообщить мне об этой мелочи?

— Собираюсь, Рэнди, так что усаживайся поудобнее.

То, что я узнала, само по себе незначительно, но, может быть, это существенная деталь нашей головоломки, без которой ее и не разгадать.

Мисс Силвер, как и в прошлый раз, сидела в уголке дивана с неизменной пестрой сумкой для рукоделия. Жакетик для малышки Джозефины был закончен, так что сейчас она извлекла из сумки большой крючок, чтобы вывязать нарядную кромку. Точно такая же уже украшала джемпер.

Рэндал последовал ее приглашению, нет, скорее любезному разрешению, отметив про себя, как эта женщина умела задать любому разговору нужную ей тональность.

Причем благодаря ее врожденному чувству собственного достоинства ей никогда не приходилось делать для этого каких-то видимых усилий. Однажды он видел, как мисс Силвер одним взглядом заставила замереть на месте обычно непоколебимого инспектора Криспа. Как-то он даже оказался свидетелем, как вольнолюбивого и по природе своей не склонного к изъявлению почтительности Фрэнка Эбботта мисс Силвер мгновенно поставила по стойке «смирно». Да и по собственному опыту Марч хорошо знал, как мисс Силвер может одним взглядом или привычным жестом заставить его вспомнить детство и их с сестрой классную комнату, которой она управляла железной рукой. Саркастическая улыбка была уже явно неуместна, и Рэндал без всяких ухищрений спросил:

— Значит, вы побывали у мисс Пелл?

— Да.

— Узнали что-нибудь полезное?

— Кажется, да, но выслушай все по порядку.

Мисс Силвер подробно и очень точно поведала о своем визите к мисс Пелл. Рэндала, как и раньше, восхитило ее умение скрупулезно пересказать содержание беседы, даже мастерски передать интонации. Когда дама закончила, Марч некоторое время сидел молча.

— Знаете, — мрачно начал он, — конкретного здесь только то, что от последнего письма, полученного Дорис Пелл, был оторван уголок. Это единственный факт. Конечно, именно эта грязная писанина толкнула бедняжку к крайности. Но посудите сами: девушку, нервы которой расстроены до такой степени, что она готова утопиться, вряд ли можно считать надежным свидетелем. А тем более принимать на веру ее слова в вольном изложении.

В ответ мисс Силвер спокойно возразила:

— У меня нет ни малейшего сомнения, что мисс Пелл абсолютно точно передала то, что сказала ей и племянница, и Конни Брук. Допроси женщину сам — и увидишь, что она дословно повторит свои показания, могу поручиться.

— Я верю, что у мисс Пелл хорошая память, но девушка на грани самоубийства вряд ли может быть объективной в своих оценках. Мало ли ей что показалось?

Мисс Силвер опустила вязанье на колени и удивленно подняла брови. Голос ее звучал укоризненно:

— Рэнди, дорогой, неужели ты до сих пор считаешь, что Дорис Пелл покончила с собой?

— Что вы хотите сказать, мисс Силвер?

Мисс Силвер терпеливо начала:

— Давай рассуждать. Девушка получила очередное гадкое письмо, уголок у него был оторван. Она побывала в четырех домах и в одном из них подобрала этот самый оторванный уголок. Дорис не сомневалась в том, что ее находка указывает на автора анонимок, и поэтому вернулась домой расстроенная — она уже знала, кто пишет оскорбительные письма. Тебе не кажется, что ей трудно было скрыть свои чувства, когда она нашла бумажку? Представь, девушка идет по комнате, подбирает клочок бумаги и узнает его — да бедняжку, наверное, словно громом поразило, руки-ноги отнялись. Она смотрит на этот обрывок, и, конечно, все чувства отражаются у нее на лице — простая деревенская девушка не умеет притворяться. Мы знаем, что так и произошло, поскольку мисс Пелл упоминала, что племянница почувствовала себя тогда нехорошо и вынуждена была присесть.

Марч сосредоточенно слушал. Мисс Силвер продолжала:

— Вряд ли она была одна в тот момент, когда нашла бумажку, и неужели ты думаешь, что ее смятение не было замечено? И если Дорис могла мгновенно узнать в найденном клочке обрывок полученного ею письма, то почему этого не мог сделать и тот, кто письмо отправлял? А ведь ему эта жалкая бумажка грозила полным уничтожением.

Что можно сделать на месте этого человека, чтобы спастись, учитывая, что он лишен нравственности, а его поступками руководит злоба и отчаяние?

— Вы требуете слишком многого от моего воображения, — с похвальной серьезностью и даже некоторым смирением заметил Рэндал.

Бросив на бывшего воспитанника недоуменный взгляд, мисс Силвер продолжила:

— Ему необходимо было заставить Дорис молчать. Как можно было этого достичь? Существуют три способа: связать обещанием, подкупить и третий, самый надежный и мерзкий, которым, я уверена, и воспользовался преступник.

— Но ведь все это только предположения.

— Не совсем так, Рэнди. Мы собрали уже достаточно фактов, остается их только тщательно проанализировать, чтобы выстроить все события в логическую цепочку, и дело можно считать близящимся к завершению. Вернемся к тому дню, когда утонула Дорис Пелл. Сначала она отправилась в поместье с блузкой для мисс Мегги. При примерке оказалось, что необходимо переделать какую-то мелочь, и она обещает все исправить и принести вещь вечером. Затем девушка идет через всю деревню к коттеджу «Виллоу», где примеряет платье на мисс Вейн, а потом заходит в соседний дом к мисс Эклс, чтобы уточнить кое-что для выкройки ночных рубашек. Именно в одном из этих трех домов девушка подобрала обрывок письма, потому что к Конни Брук, своей последней заказчице, она пришла уже расстроенная. Дорис рассказала Конни то же самое, что и мисс Пелл, разве что упомянула про цвет ковра. Ни той, ни другой девушка не призналась, в каком доме нашла оторванный уголок письма. Мне кажется, это указывает на то, что она дала обещание молчать. Вспомни, Дорис говорила тетушке: не надо никому называть имя, надо только получить от этого человека обещание больше так никогда не делать. Таким образом, из ее слов следует, что она собиралась объясниться с этим человеком.

Мисс Силвер помолчала некоторое время, ожидая какой-нибудь реакции со стороны собеседника, но, не дождавшись, продолжила:

— Если уголок письма девушка подобрала в поместье, то написать его могли мисс Рептон, Валентина, Сцилла, или — возможно, но маловероятно — Флори, или кто-то из прислуги. Я спрашивала мисс Мегги, где она примеряла лиловую блузку, сшитую Дорис, и она тут же ответила, ничуть не смутившись, что в ее спальне.

— Но мы не можем подозревать мисс Мегги, — вставил Марч.

Мисс Силвер предупреждающе кашлянула:

— Когда речь идет о серьезном преступлении, вряд ли стоит делать какие-либо исключения. Но сейчас я лишь хотела напомнить тебе, что Дорис, по словам Конни, отметила, как контрастно выделялся клочок бумаги на ковре, и упомянула его цвет.

— Какого же он был цвета?

— А вот этого, к сожалению, Конни не сказала. Но в спальне мисс Мегги лежит белый индийский ковер, вернее, на белом фоне — цветы. На таком ковре небольшая бумажка вряд ли могла бы броситься в глаза.

— Значит, с мисс Мегги снято подозрение? — улыбнулся Марч.

Мисс Силвер недовольно нахмурилась, но продолжала:

— Мне удалось выяснить, что дверь девушке открыла Флори и сразу же провела ее в комнату мисс Мегги. Флори говорит, что в то время и миссис Рептон и мисс Валентина отсутствовали, но она в этом не уверена. Она не знает также, возвратился ли кто-нибудь из них до ухода Дорис. Валентину Грей мы, допустим, исключаем из числа подозреваемых. Но вот миссис Рептон, вернувшись домой, вполне могла видеть, как портниха подбирает этот самый уголок письма. Полковника можно не принимать в расчет — он сам оказался одной из жертв. Что же касается Флори и других слуг, то я убеждена, что они не имеют никакого отношения к этому делу.

— Тут я с вами безусловно согласен.

Мисс Силвер продолжала, не обратив внимания на реплику Марча:

— Теперь перейдем к коттеджу «Виллоу». Мисс Вейн примеряла платье, скорее всего, тоже в своей спальне. Там лежит однотонный ковер приглушенного розового цвета.

В соседней комнате, где я сейчас живу, а в то время она пустовала и вполне могла быть использована в качестве примерочной, такой же ковер, но приглушенного синего цвета. На обоих клочок бумаги был бы виден лучше, чем на белом ковре с узором. В доме мисс Эклс примерки не намечалось, поскольку предполагалось лишь обсудить крой ночных рубашек, и мне почему-то кажется, что хозяйка принимала портниху в гостиной. Ковер там похож на тот, что лежит в спальне мисс Мегги, только рисунок чуть потемнее.

В свое время полковник Рептон служил на Востоке и привез эти два ковра в подарок сестре и мисс Эклс. Какой ковер лежит в спальне Метти Эклс я не видела, но миссис Родни по моей просьбе описала его: он блекло-синего цвета с темной каймой. Бумага на таком видна хорошо, но ничуть не лучше, чем на коврах мисс Вейн. Вряд ли эти подробности позволят сделать какие-то определенные выводы, но я все равно сочла нужным обратить на них твое внимание.

— Неужели вам действительно кажется, что все эти сведения хоть как-то могут пригодиться и приблизят нас к разгадке преступления?

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Понимаешь, Рэнди, я убеждена, что Дорис Пелл убили, и отдаю себе отчет, что доказать это будет очень трудно, но то, что стало нам известно от ее тети, подкрепляет мои подозрения. Девушка, которая обежала стольких заказчиц и собиралась вечером отнести в поместье законченную работу, не похожа на особу на грани нервного срыва, чья психика подорвана гнусными обвинениями, содержащимися в этих злополучных письмах. Что в ее поведении доказывает готовность нарушить все привитые с детства религиозные убеждения и наложить на себя руки? Да ничего! Если бы Дорис была доведена до отчаяния и собиралась утопиться, она сторонилась бы людей, избегала бы подруг, в конце концов попросила бы тетю вместо нее сходить к заказчицам. Но когда я спросила мисс Пелл, в каком девушка была настроении, та ответила, что она ушла из дома вполне веселой и жизнерадостной, а вот вернулась подавленной, и это вполне понятно. Девушка узнала, кто автор анонимок, была потрясена, но не собиралась обнародовать имя этого человека. Ее мучила мысль, что же делать. При чем же здесь самоубийство? Какая у нее причина лишать себя жизни?

Рэндал Марч улыбнулся:

— Что ж, вы создали весьма стройную теорию.

— Но тебе она не кажется заслуживающей доверия, не так ли? Ну ладно, я почти закончила, осталось добавить кое-какие мелочи. Мы, вероятно, никогда не узнаем, состоялся ли разговор между Дорис и той особой, которую она подозревала. Обе, вероятно, боялись заговорить о том, что их пугало. С другой стороны, вполне возможно, Дорис настолько явственно показала своим смущением, что она обо всем догадалась, что объяснение было неизбежно. Не исключено поэтому, что автор анонимок потребовал обещание молчать и получил это обещание, а также назначил и встречу для дальнейших переговоров.

Мисс Силвер задумалась и потом продолжила:

— Я даже склоняюсь к мысли, что именно так все и произошло, ведь Дорис не упомянула имя этого человека ни Конни, ни своей тете. Итак, Дорис после ужина направилась в поместье с блузкой мисс Мегги. Неужели я зайду слишком далеко в своих предположениях, если скажу, что девушка по той или иной причине могла поделиться своими планами на вечер и с мисс Эклс и с мисс Вейн? Да и по дороге в поместье ее могли случайно встретить и та и другая. Наконец, когда она уходила из поместья, за ней мог кто-то пойти следом. Дорога из поместья идет по краю пруда, ты это помнишь. В одном месте, где ручей впадает в пруд и где устроен декоративный водопад, надо перейти через мост. Ведь именно там было обнаружено тело Дорис?

— Да, там, где вы описываете. Решили, что девушка бросилась с моста, — ответил Рэндал и тут же услышал вопрос, заданный хорошо знакомым ему решительным и непререкаемым учительским тоном:

— Рэнди, неужели ты сомневаешься, что ее столкнули с моста?

Глава 32

Ничего не отвечая, Марч пристально смотрел на огонь в камине. Мысленно обратясь к прошлому, он припоминал все случаи, когда мисс Силвер прибегала к столь решительному и безапелляционному тону, высказывая свое мнение.

Пожалуй, во всех без исключения случаях она оказывалась права. На собственном опыте он убедился, что хотя эта ее манера безумно раздражает, но прислушиваться к ее категоричным суждениям все-таки необходимо. Следовательно, и сейчас нельзя отметать ее слова. Начальник полиции полностью доверял своему опыту и разуму, но логическая цепочка, выстроенная его собеседницей и в некотором роде коллегой, казалась ему тоже достаточно убедительной. Конечно, в том случае, если его версия окажется неверной, он всегда может спасти свою профессиональную гордость, сказав, что она — частное лицо и может позволить себе строить самые зыбкие гипотезы и рассматривать дело то с одной, то с другой стороны — ведь никакой официальной ответственности на ней не лежит. Но все-таки самое главное для него было установить истину, и поэтому он всегда объективно рассматривал предлагаемые ему версии, даже если они совсем не совпадали с его собственными и весьма затрудняли ведение дела. Оторвав взгляд от пламени, он честно сказал мисс Силвер:

.

— У меня были такие мысли.

Ответ устроил мисс Силвер, и она улыбнулась. Глупо, но Марч почувствовал прилив гордости, как будто учился в пятом классе и его похвалили за хорошо приготовленный урок.

— Мне кажется, — начала мисс Силвер, — что ты, так же как и я, уже не считаешь целый ряд совпадений простой случайностью. И в самом деле: Дорис Пелл возвращается домой и говорит тете, что знает автора анонимок, — тем же вечером девушка тонет. Появляется слух, что его знает Конни Брук, — и через сутки ее находят в постели мертвой. В субботу полковник утверждает, что ему известно, кто пишет эти подлые письма, вся деревня тут же о том оповещена, а в понедельник он обнаружен отравленным в собственном кабинете. Неужели остается хоть малейшее сомнение в том, что случай Дорис напрямую связан с двумя последующими и что убийца — одно и то же лицо?

Марч коротко кивнул в знак согласия:

— Выглядит все очень убедительно. Но дело Дорис Пелл пока стоит особняком. Мисс Пелл должна отказаться от своих предыдущих показаний и рассказать полиции то, о чем ранее умолчала. Только тогда будут основания считать смерть ее племянницы не самоубийством. А предположение, что убийца во всех трех случаях один и тот же человек, кажется мне вполне допустимым. Остается только вопрос — кто он? Пока все, о чем вы говорили, а также прочие сведения и показания свидетелей указывают только на Сциллу Рептон. Дорис могла подобрать компрометирующий обрывок письма не только в комнате Мегги Рептон, но и в гостиной, на лестнице. Причем нам неизвестно, как он оказался на полу — мог выпасть из книги, из кармана вместе с носовым платком, прилип к промокашке, вывалился из сумочки или корзины для мусора. Вы, кажется, сказали, что Дорис проводили в комнату мисс Мегги. А после примерки кто-нибудь видел, как она выходила из дома?

— Флори впустила девушку, но выходила она одна.

— Значит, Сцилла могла позвать ее в свою спальню или гостиную, которая выходит в холл. Разве нет?

— Все могло быть, Рэнди.

— Миссис Рептон, допустим, попросила девушку выполнить для нее какую-нибудь работу. Они, например, вытаскивали выкройки, а вместе с ними вывалилась и эта бумажка. Если миссис Рептон узнала, что Дорис вечером вернется в поместье, то вполне могла столкнуть ее с моста — она молодая и сильная женщина. Но лиха беда начало, дальше обстоятельства складываются так, что толкают ее на еще одно убийство, а уж в случае с мужем причина, которую вы считаете основной, подкрепляется еще и денежным мотивом. Конечно, нет никаких доказательств того, что она имела возможность отравить Конни Брук, но если удастся восстановить картину убийства ею мужа, тогда два других ее преступления можно будет оставить без дополнительного расследования.

Мисс Силвер с сомнение покачала головой:

— Не верю я в вину миссис Рептон.

— Но скажите, бога ради, почему?!

Крючок быстро мелькал в руках мисс Силвер, нарядная кромка на джемпере увеличивалась на глазах.

— Мне, пожалуй, трудно это выразить, — начала она, — но Сцилла производит впечатление человека, который не осознает грозящей ему опасности. Будь она виновна, мы наверняка заметили бы какую-то фальшь в ее поведении, которой она попыталась бы прикрыть свою уязвимость. Она даже не считает нужным скрывать свое равнодушие к смерти мужа. И еще — труднее всего скрывать страх, а эта женщина ведет себя так, как будто у нее нет совершенно никаких причин чего-либо бояться.

— Я бы сказал, что она самоуверенна до наглости.

— Но даже самый закоренелый преступник, чувствуя опасность, невольно меняет свое поведение. Если бы Сцилла совершила три убийства, то во время последнего допроса она бы поняла, что ее вот-вот разоблачат, и вела бы себя как-то иначе, я в этом уверена. Меня же поразило именно полное отсутствие в ней настороженности. Собственно, именно это заставляет меня считать ее невиновной.

— Сцилла Рептон производит впечатление человека, который хорошо владеет собой, у нее сильный характер, и она, мне кажется, может умело вести ту роль, которую определит для себя. Если все трое — жертвы одного убийцы, то, вероятнее всего, она и есть тот самый убийца.

— Ты забываешь, Рэнди, что убийства совершены были не просто так. Первопричина их — анонимные письма.

И найдя их автора, ты найдешь и убийцу. Миссис Рептон, конечно, не ангел, но присущие ей свойства характера вряд ли толкнули бы ее в ряды сочинителей анонимок. Скорее нам надо искать психически неуравновешенного, неуверенного в себе человека с тайной жаждой властвовать.

Марч не хотел сдаваться:

— Все отмечают, что Сцилла не знала, куда себя деть в Тиллинг-Грине, тосковала, вот она и могла на этой почве расстроить нервы…

— Рэнди, в то время, когда появились первые письма, ее связь с Гилбертом была в самом разгаре, ей было совершенно не до того — тайные свидания, хитроумные уловки, чтобы улизнуть из дома, и так далее. Кроме того, я сомневаюсь, что она решилась бы написать мужу, обвинив саму себя в супружеской измене.

— Интересно, есть ли такие обвинения в каких-нибудь других анонимках?

— Я уверена, об этом говорится в письме, предназначенном Валентине. Флори показала на допросе, что девушка получила анонимку. Мисс Грей ведь признала это, правда?

Марч согласился:

— Да, девушка сказала, что сожгла письмо. Наверняка и там были доброжелательные строки о связи Сциллы и Гилберта.

— Ты, что ж, в самом деле считаешь, что такое письмо могла написать сама Сцилла?

Марч не имел твердого мнения на этот счет:

— Да кто ее знает. Мне кажется, вполне могла, если решила любой ценой не допустить свадьбы Гилберта и Валентины. Ее покойный муж предполагал именно такой мотив, когда говорил, что это она пишет письма. — Марч встал. — Ладно, разговоры разговорами, а мне надо дело делать. Пока что у нас есть реальные улики против одной подозреваемой — миссис Рептон, и оснований для ее ареста более чем достаточно.

Мисс Силвер отложила вязанье и тоже встала.

— Но ты хотя бы допросишь ее еще раз?

— Не думаю, что она сможет сообщить нам что-нибудь новое. Зато на этот раз, наверное, будет поосмотрительнее, — ответил Марч и вышел из кабинета покойного полковника, испытывая смутное чувство, что мисс Силвер не вполне довольна их сегодняшним уроком и немного разочарована.

Глава 33

После обеда, прошедшего в полном молчании, мисс Силвер и мисс Рептон пили кофе в гостиной. Законченный кардиган маленькой Джозефины, который оставалось только отутюжить, был подробно изучен и удостоен самых высоких похвал, а естественным образом зашедший разговор о семье Этель Бэркетт оказался необычайно интересным для обеих собеседниц.

— Я часто думаю, — вздохнула мисс Мегги, — как бы я радовалась, если бы Валентина вышла замуж и родила детей, ведь так интересно наблюдать, как они растут. Наверное, мне не следует говорить о таких вещах, поскольку пока она даже не помолвлена.

Мисс Силвер улыбнулась:

— Отношения мистера Лея и Валентины, может быть, рано называть помолвкой, но все же…

— Боже мой! — воскликнула пожилая дама. — Вы хотите сказать, что об этом уже говорят?

— Ничего не поделаешь, — с философским спокойствием констатировала ее собеседница.

— Ax, боже мой! — снова воскликнула мисс Мегги и вздохнула. — Только бы больше не слали эти гнусные письма.

Мисс Силвер подождала, что за этим последует, но пауза затянулась, и она спросила:

— А вы их получали?

Мисс Мегги испуганно оглянулась, но в комнате никого кроме них не было, если не считать мебели.

— Видите ли, мисс Силвер, — нерешительно начала она, — я никогда никому об этом не говорила… Я тоже получила одно такое письмо…

Женщина быстро опустила чашку на звякнувшее блюдце, потому что руки у нее задрожали, а все из-за ужаса, который она испытывала каждый раз, когда вспоминала о том письме.

— Надо было вам рассказать о нем полиции, — заметила мисс Силвер.

Мисс Мегги покраснела:

— Нет, что вы, я не смогу! Там такие гадости написаны!

— О вашей невестке?

— Да… Вы просто не представляете, что там!

— А вы сохранили его?

Мисс Рептон понизила голос до еле слышного шепота:

— Да, я его спрятала. Оно в моей шкатулке для драгоценностей, под замком. Если позволите, я вам его покажу! — решилась она. — Понимаете, после смерти Роджера я подумала, что должна его кому-то показать, а вы так помогаете мне пережить весь этот ужас. Я вас прошу, прочтите его, может быть, посоветуете, как надо поступить. Вдруг оно действительно нужно полиции?

Мисс Силвер ободряюще улыбнулась:

— Когда вы пойдете к себе, я поднимусь с вами и взгляну на него.

Шкатулка мисс Мегги оказалась солидным старомодным сооружением, обтянутым черной, поистершейся за многие годы кожей. По краям верх шкатулки был украшен тусклым золотым тиснением, а в центре сохранились инициалы «М.Р.». Мисс Мегги, открывая ее круглым латунным ключиком, объясняла, что шкатулка принадлежала еще ее бабушке, леди Маргарет Рептон. Внутри оказалось несколько ящичков, ставившихся один на другой и обтянутых атласом. Сняв два верхних яруса, мисс Рептон вытащила из-под массивного гранатового браслета, лежавшего в третьем отделении, сложенный листок бумаги. Она держала его в руке, не решаясь отдать мисс Силвер.

— Если бы вы знали, как не хочется мне показывать вам эту гадость.

— Но если вам станет легче после этого…

— Конечно, мне надо решить, что с этим делать!

Мисс Силвер протянула руку:

— Тогда давайте я посмотрю.

Марч точно описал анонимки — дешевая тонкая бумага, неровные строчки, корявые, неопрятные буквы разбрелись по листу вкривь и вкось. Казалось даже, что писали их не пером, настолько размазанными и перекошенными они выглядели. Мисс Силвер подумала, что их могли выводить кончиком спички, обмокнутым в чернила. Такой способ, кстати, идеально скрывает почерк пишущего. Выражения послания оказались еще вульгарнее, чем она предполагала, особенно грубыми они были там, где речь шла о Сцилле. Перевернув листок, мисс Силвер дочитала до подписи «Доброжелатель», косо нацарапанной в правом нижнем углу. Левый нижний угол был пустой. Перевернув листок, она обнаружила пустое место и с обратной стороны. Мисс Силвер решила, что, пожалуй, это обстоятельство можно было бы использовать. Идея показалась ей плодотворной…

— Дорогая мисс Рептон, по-моему, это просто необходимо показать полиции.

Глаза мисс Мегги наполнились слезами.

— Мне будет так невыносимо стыдно!

— Если вы позволите, я сама покажу это начальнику полиции.

Мисс Рептон с облегчением всплеснула руками:

— Вы сделали бы мне огромное одолжение! Я тут ночью лежала без сна и все думала, что делать, и тоже решила, что хорошо бы показать письмо мистеру Марчу. Понимаете, в чем дело, во время допроса я очень старалась точно ответить на все его вопросы по поводу анонимок, которые прислали Роджеру и Валентине, но он не спросил, получала ли что-нибудь я сама, а заводить об этом разговор первой так стыдно, особенно с мужчиной.

Мисс Силвер уложила в постель мисс Мегги. Как всегда, она действовала очень обстоятельно и не забыла ни одной мелочи: проверила, положила ли Флори под ноги хозяйке бутылку с горячей водой, поплотнее задернула шторы.

Наконец мисс Силвер поспешила в свою спальню, расположенную по соседству с комнатой мисс Рептон. Это была уютная комната, обставленная старомодной мебелью красного дерева. Пурпурное покрывало на большой кровати делало ее несколько похожей на катафалк, но такое сравнение не приходило в голову мисс Силвер. Напротив, покрывало ей очень нравилось — она отметила, что сшито оно из дорогого и очень качественного материала богатой расцветки, сохранившего первоначальные краски благодаря тому, что окна комнаты выходили на север, так что ни покрывало, ни шторы совсем не выцвели и находились в отличном состоянии. Лежавший на полу брюссельский ковер прекрасного качества был настолько темен, что мелкий узор на нем было трудно рассмотреть, тем более сейчас, когда уже наступили сумерки. Когда-то это помещение было комнатой для гостей леди Маргарет, чьи инициалы украшали шкатулку мисс Мегги. Бабушка мисс Рептон была известна в свое время прогрессивными взглядами, поэтому уже тогда, в 1840 году, распорядилась убрать балдахин над кроватью и тяжелый полог.

Мисс Силвер присела у туалетного столика, тщательно расправила взятое у мисс Мегги письмо и задумалась.

Глава 34

Джейсон Лей свернул к коттеджу мистера Бартона. Профессия молодого человека способствовала развитию у него некоего шестого чувства, хотя, может быть, более правильным следовало бы назвать это обостренностью остальных пяти. Когда он остановился у двери коттеджа «Гейл», то был уверен, что за ним наблюдают. На улице еще не стемнело, но день был пасмурный и в некоторых домах, например в гостиной соседнего «Виллоу», уже горел свет.

Вход в жилище мистера Бартона был виден или из окна на лестнице этого дома, или из ближайшей спальни, правда, из спальни надо было высунуться, чтобы увидеть крыльцо Бартона. Отсюда в день смерти Конни мисс Силвер наблюдала, как сосед, сопровождаемый котами, возвращался домой. Сейчас в окнах никто не маячил, однако Джейсон интуитивно ощущал на себе чей-то взгляд, к тому же ему показалось, как кто-то отпрянул от маленького лестничного окошка, когда юноша еще шел по дорожке. Он не был уверен в этом, но чувство, что за ним следят, не оставляло его.

Джейсон поморщился. Эта мисс Вейн слыла большой сплетницей, впрочем, как и Метти Эклс вместе с полдюжиной их подружек. Ей любопытно будет посмотреть, удастся ли ему проникнуть в дом отшельника. Тут щелкнул замок, и дверь отворилась. Молодой человек вошел в темноватую прихожую — свет в нее проникал только через открытую кухонную дверь.

Джеймс Бартон запер дверь и, дружески обняв гостя за плечи, провел его в комнату с задернутыми шторами. На столе горела лампа, а перед зажженным камином лежали коты. Когда к Бартону приходил начальник полиции, эти животные при виде его и ухом не повели, сейчас же вставали с мест, потягивались и принимались, мурлыча, тереться о ноги старого знакомого.

Джейсон всех знал по имени — Асаф, Авиезер, Аран, Авинадав, Авимелех, Авия, Авессалом — и для каждого нашел ласковое словечко. Мистер Бартон наблюдал за этим с гримасой, более всех его гримас похожей на улыбку.

— Звери друзей не забывают, — одобрительно сказал он, — а уж тем более такие разборчивые и самостоятельные, как коты. Если ты им понравился, значит понравился, а если нет — то извини, они своего мнения не изменят, ничего не поделаешь.

Коты вернулись на прежнее место, а мужчины уселись за стол.

— Скоро опять улизнешь? — спросил хозяин.

— Да нет, не собираюсь. Хочу больше никуда не отлучаться, — рассмеялся Джейсон.

— Выходишь в отставку?

— Да. Займусь землей, хозяйством. Помните, сразу после войны я учился и пару лет даже работал, а теперь снова потянуло.

— Есть какие-то причины выходить в отставку? — поинтересовался мистер Бартон, набивая табаком трубку.

— Подумываю о женитьбе.

— Совсем неумно.

— Вряд ли, если речь идет о Валентине.

Бартон бросил на него мрачный взгляд.

— Что ты ожидаешь от меня услышать? Хочешь, чтобы я тебя поздравил?

— Неумно как раз говорить, что все женщины одинаковы, это не так. Они не более одинаковы, чем мужчины.

А от вас мне хотелось бы услышать только, что Валентина единственная в своем роде женщина и мне очень повезло.

Пауза затянулась. Бартон чиркнул спичкой и теперь старательно раскуривал трубку. Потом раздался его низкий хриплый голос:

— Вряд ли ты добьешься от меня чего-либо подобного.

Ты ведь знаешь, как я отношусь к женщинам. Но если кто и отличался от остальных женщин, так это ее мать.

Джейсон с интересом посмотрел на хозяина.

— Вы хорошо знали миссис Грей?

— Я знал ее не лучше, чем многие другие. Хорошая женщина, но очень печальная. Что-то ее в жизни сломало, и не она первая, с кем это случилось. У нас называют женщину хорошей, если она не покушается на чужого мужа и занимается собственной семьей, — считается, что этого достаточно, чтобы таковой прослыть, и не важно, что она при этом тупая, сварливая, лживая, расточительная, мелочная, подозрительная и тщеславная. Так вот, миссис Грей была совсем не такой, она действительно была хорошим человеком. Знаешь, сам я с ней разговаривал всего раза три. Однажды она вошла в кабинет, где мы беседовали с Роджером, он представил меня ей как своего старого приятеля, и она так приветливо сказала: «Как поживаете, мистер Бартон?» — а я на это: «Спасибо, а как ваши дела?»

И еще пару раз: однажды она сказала, какой, дескать, прекрасный день, а в другой раз что-то вроде того, что, наверное, снег пойдет. Понимаешь, слова — ерунда, просто в этой женщине было нечто, заставляющее тебя тянуться к ней всем сердцем, она была светлый человек. Когда встречаешься с настоящей добротой, ее ни с чем не спутаешь, только попадается это редко. Должен признать, что в дочери тоже что-то такое есть.

Джейсон был очень тронут этими словами. Дружба их с Джеймсом Бартоном началась лет десять назад, когда ему пришлось один на один вступить в драку с бультерьером, защищая одного из котов Бартона, покойного ныне Авиафара, который бы и сам справился с любой собакой, если бы не сломанная лапа. Вильям Клодд бросил камень в Авиафара и перебил ему лапу, тут-то упомянутый бультерьер и схватил кота за загривок и начал его трепать, к бою присоединились несколько соседских мальчишек, и вскоре на дороге около коттеджа «Гейл» развернулось целое сражение.

Вскоре на поле битвы подоспел Бартон, вооруженный метлой и кочергой. Все двуногие участники схватки мгновенно улетучились, остался только Джейсон, не без ущерба для целости своих рук и штанов освобождавший из челюстей пса несчастного кота.

Благодарный хозяин пригласил его в дом, чтобы обработать полученные раны. У молодого человека было два довольно серьезных укуса, но он сказал, что сначала надо заняться ранами Авиафара, чем навсегда завоевал сердце Джеймса Бартона. После этого случая Джейсон Лей стал желанным гостем в коттедже «Гейл», и преподобный Мартин ничего не имел против этих визитов.

Разговор прерывали частые паузы, которые не тяготили собеседников. Во время одной из них, когда Джейсон подошел к книжным полкам, занимающим целую стену, хозяин вдруг сообщил:

— Ты, наверное, уже слышал, ко мне заходил начальник полиции. В деревне все все знают.

Джейсон в ответ буркнул что-то невразумительное и спросил:

— Интересно, где вы это раскопали?

— Что там такое? А, «Альманах чудес». Раскопал на книжном развале, на углу Кэчпенни-Лейн в Ледлингтоне.

Здесь описаны замечательные случаи легковерности, свойственной началу девятнадцатого века. В числе прочих приводится, скажем, пример таинственного самовозгорания.

Поучительное чтение.

Джейсон расхохотался:

— Человечество вряд ли стало менее легковерным, чем в девятнадцатом веке, просто чудеса стали немного другие.

Если сейчас предъявить ему что-нибудь необъяснимое, одним словом чудесное, обязательно найдется кто-нибудь поверивший в чудо, даже чтобы просто развеять скуку.

Бартон многозначительно отозвался:

— Если говорить о последних десяти днях, я бы Тиллинг-Грин скучным местом не назвал.

— Что правда, то правда.

— Знаешь, я ведь ничего бы, наверное, и не знал, если бы не пришел полицейский.

— Что вы имеете в виду?

— Сам посуди: днем я без особой на то причины не выхожу. А когда все же приходится выйти, то ни с кем не разговариваю, да и ко мне никто не обращается, разве что продавец через прилавок в магазине, поэтому мне и не было ничего известно о тех скандальных происшествиях, которые случились в деревне. Например, мне и в голову не приходило, что Конни Брук убили. А тут еще и убийство Роджера. Я когда пришел в себя, после того как мистер Марч сообщал мне о том, что в поместье произошло, то удивился, почему они вместе с этими двумя не возбуждают и дело об убийстве Дорис Пелл. Все три можно увязать с анонимными письмами и сложить перед дверями наших первых сплетниц.

— Сами придумали или Марч вам подсказал?

— Сам. Наверное, срабатывает инстинкт самосохранения — хочу отвести от себя подозрения. Понимаешь, я был последним, кто видел Роджера живым. Марч хотел знать все подробности о моем визите.

Джейсон, заметно помрачнев, положил «Альманах чудес» на полку и вернулся к столу.

— Последней его, кажется, видела жена… Или нет, Метти Эклс, когда принесла чай.

— К счастью для меня, да. Но ведь у меня все равно была возможность подсыпать в виски цианистый калий.

— А зачем вам это?

— Как зачем? Вполне нормальное желание убить своего лучшего друга.

— Неужели вы думаете, что Марчу может прийти в голову такая глупость?

— Может прийти, не может… Мне кажется, он еще не решил окончательно, приходить ей или нет. А вот как ты думаешь в свете этого, что произойдет, если я сообщу ему нечто, дающее основание подозревать другого человека? Не будет ли это похоже на попытку отвести от себя, свалить на кого-то другого подозрения?

Джейсон в сердцах махнул рукой:

— Вы имеете в виду Сциллу? На нее свалено уже столько подозрений! Причем подозревают ее не только по долгу службы, но и так, от чистого сердца. Полковник ведь собирался разводиться с ней… Или вы об этом тоже не знаете?

Хозяин саркастически усмехнулся:

— Знаю, Роджер сам мне сказал. Он свалял дурака, женившись на этой особе. Мне, конечно, надо было его предупредить, я ее насквозь видел, но в таком деле советов обычно не спрашивают. От этой глупости, как и от любой другой, человек может избавиться только самостоятельно.

— Так что же, я прав? Речь пойдет о Сцилле?

— Да нет, Сцилла к этому отношения не имеет.

— К чему «к этому»?

Бартон затянулся:

— Может быть, это вообще ни к чему отношения не имеет.

Молодой человек пожал плечами:

— Что-то вы темните. Так вы собираетесь мне рассказывать свою тайну или нет?

— Пока не решил… Раздумываю. Давай сначала ты мне расскажешь по порядку все с самого начала — письма, Дорис, Конни… Такая тихая бледная девочка, мне она всегда казалась не от мира сего… И вот во что-то впуталась.

— Полагаю, не по своей воле.

Джеймс Бартон кивнул:

— Похоже на то. Ладно, расскажи, как ты сам все эти события понимаешь.

— Когда утонула Дорис, меня здесь не было. Я видел одно анонимное письмо, которое пришло дяде, — действительно, грязная это штука. С тех пор как я приехал, миссис Нидхем постоянно держит меня в курсе всех местных слухов… — И Джейсон рассказал всю историю, немного упростив для понятности некоторые сюжетные линии.

Выходило так, что анонимки действительно играли ведущую роль во всех трагических событиях последнего времени. Из-за них утонула Дорис. Конни сказала, что знает, кто их пишет, — и умерла. Роджера Рептона постигло то же и, похоже, по той же причине.

Когда Джейсон закончил рассказ, наступила долгая пауза. Наконец мистер Бартон заговорил:

— Скажи, пожалуйста, Конни шла в среду поздно вечером через деревню вместе с мисс Эклс?

— Да, они вместе возвращались из поместья.

— Они попрощались у коттеджа «Холли» и дальше к своему дому девушка пошла одна?

— Так утверждает мисс Эклс.

— А какое-нибудь подтверждение ее словам есть?

— Нет.

— Значит, она могла пойти вместе с Конни к ней домой и позаботиться о том, чтобы в какао оказалось достаточно таблеток. Достаточно для того, чтобы девушка уже не проснулась.

Джейсон кивнул:

— Такое тоже возможно.

— И именно мисс Эклс отнесла Роджеру чай и была последней, кто с ним говорил, и первой, кто нашел его тело.

Первое, что она делает после этого, — устраивает истерику и обвиняет в убийстве его жену. Похоже, против мисс Эклс можно завести дело, тебе не кажется?

— Да как сказать, — ответил Джейсон. — Против нее и Сциллы примерно одинаковой серьезности улики. В деле Конни легче собрать факты против Метти, а в деле Роджера — против Сциллы, так что шансы у них пятьдесят на пятьдесят. Потому-то, полагаю, еще никого и не арестовали. В деле полковника его жена — просто подарок для полиции, дело раскрывается, можно сказать, само собой.

Но вот если в связи с ним рассматривать еще и дело Конни… Каким образом могла ухитриться Сцилла, находясь в поместье, растворить снотворное в какао? Возможностей у нее для этого ни малейших не было, чего нельзя сказать о Метти, которая знала о снотворном, вполне могла проводить девушку до самого дома и соответствующим образом приправить напиток.

— Ты хочешь сказать, что главные подозреваемые — мисс Эклс и миссис Рептон? — задумчиво спросил Бартон.

— Не знаю, наверное. Замечу только еще раз, что Сцилла не могла отравить то какао — она все время была в поместье, на людях, с четверти восьмого и до конца приема.

Не успевала она никак сбегать к Конни через всю деревню и обратно, а если предположить, что она сделала это до приема, то тогда ведь Конни была дома. В общем, если следовать логике, что все завязано на анонимных письмах, то Сцилла в эту схему не укладывается.

Мистер Бартон внимательно слушал молодого человека. Джейсон продолжал:

— Правда, существует еще одна версия: какао могли отравить, пока Конни была в гостях, и тогда таблетки мисс Мегги не имеют к отравлению никакого отношения. Тут произошло просто совпадение — человек, пишущий анонимки, слышал, что девушка не чувствует некоторых вкусов и не заметит снотворного в какао, и это могло навести его на мысль, как проще всего заставить ее молчать.

— Ну что ж, пожалуй, именно к этой твоей версии я могу кое-что добавить, — заметил Бартон.

Джейсон рассмеялся:

— Да неужели? Давайте выкладывайте.

Хозяин дома потянулся через лежавших котов и вытряхнул пепел в камин, потом, держа в ладони вересковую трубку, откинулся на спинку стула.

— В ту ночь, как это частенько случается, я гулял с котами, — начал он.

— В какое время?

— Где-то после десяти, на часы я не смотрел. Ахаву захотелось пройтись, а за ним и все остальные потянулись.

Так что мы обошли всю деревню.

— А машины уже отъезжали от поместья?

— Нет, ни одной машины мы не видели, и вообще не видели ни одной живой души, пока не пришли к коттеджу «Крофт». А вот около него кто-то был.

— Кто?

— Я не видел, хотя предположить кое-что можно.

— Так кто же это был? — настаивал Джейсон.

Джеймс Бартон покачал головой и продолжил:

— Авимелех пролез во двор под калиткой. Я стоял рядом и хотел позвать его, но тут услышал, что кто-то идет со стороны заднего крыльца. Человек обогнул дом, причем шел так же осторожно и почти бесшумно, как мои коты.

Стараясь себя не выдать, я отступил от калитки. Кто-то промелькнул мимо меня в темноте, и тут Авимелех зашипел и вспрыгнул на забор. Вот и все.

— Как это все?

— Больше я ничего не видел и не слышал.

— Но хотя бы мужчина это был или женщина?

— Это была тень, — медленно произнес Бартон. — Можно, конечно, сказать, что ступала она слишком мягко и легко для мужчины, но некоторые мужчины умеют так ходить… Я, например, да и любой браконьер тоже…

— А в какую сторону двинулся тот человек?

— Он пошел в сторону деревни, так же, как и я.

— Вы должны рассказать все полиции, — сказал Джейсон. — Тот, кто в тот день крался от задней двери коттеджа «Крофт», вряд ли просто совершал там свой вечерний моцион — таких оригиналов, как вы, в деревне, кажется, больше нет. Ведь он-то и мог отравить какао. Полиция должна знать об этом.

Раздался неловкий смешок:

— Понимаешь, это будет глупо выглядеть. Ведь толком я ничего не видел. Что за человек там ходил? Не знаю. К тому же он то же самое может сказать обо мне. Я тоже бродил у дома Конни в темноте, не включая фонарика, да еще в сопровождении котов, а это, при склонности к ночным блужданиям, отягощающий вину фактор. Понимаешь, не смотря на прогресс науки и образования, а также развитие кинематографа, в деревнях все еще верят в ведьм и колдунов.

А коты — непременный атрибут всякой нечисти, ведь так?

Оставив без внимания последнее замечание, Джейсон резко спросил:

— Почему вы ходите ночью без фонарика? Ведь это опасно.

— Я неплохо вижу и прекрасно без него обхожусь.

— Почему же, когда кто-то выходит из калитки прямо перед вашим носом, вы не можете даже разобрать, мужчина это или женщина?

Бартон снова смущенно улыбнулся:

— Но пойми, я стоял там в темноте, как будто притаившись, и если бы выдал себя, то мог бы вызвать подозрения. И потом, не мог же я включить фонарик, чтобы разглядеть человека, это было бы просто невежливо. Ночью, знаешь ли, существуют свои правила поведения.

Джейсон нахмурился:

— И все-таки мне кажется, вы знаете, кто там был.

— Около «Крофта» очень темно из-за деревьев, узнать кого-то в той фигуре было невозможно…

— Невозможно, но…

— Почему ты думаешь, что есть какое-то «но»?

— Я чувствую, что у вас есть какая-то догадка. Чего вы опасаетесь? Поделитесь со мной.

Джеймс Бартон задумчиво постукивал трубкой по столешнице. Так же задумчиво он достал кисет с табаком.

— Понимаешь, Авимелех шипит только на одного человека, — наконец сказал он.

— Ну и что?

— Он тогда зашипел.

Глава 35

Где-то между чаем и вечерним принятием пищи, которое в поместье называли обедом, а все в деревне — ужином, мисс Силвер шла по Тиллинг-Грину. Только что они сидели с мисс Рептон за чаем, и та вспоминала о своих разногласиях с Метти Эклс по поводу наименования вечерней трапезы.

Даже во время войны мисс Мегги в это время «обедала», хотя Метти Эклс прямо в лицо заявляла ей, что это чистой воды снобизм, так как «обед» включал в себя лишь котлеты из яичного порошка или сардины на жареном хлебе. Но мисс Мегги заявила Роджеру, что не любит никаких перемен и считает, что они не понравятся и миссис Глейзер, кухарке. На что мисс Метти заметила, что у Мегги ни по какому поводу никогда нет собственного мнения — она всегда прикрывается чужим. Между подругами произошла небольшая размолвка, но мисс Мегги проявила твердость и настояла на своем — вечером она не ужинала, а обедала.

— Метти слишком любит командовать, — продолжала мисс Рептон свой бесконечный рассказ. — Понимаете, она всегда знает, как надо поступить, все делает правильно, а если вы вдруг что-то собираетесь сделать на свой вкус, то она обязательно постарается вас поправить. Конечно, Метти всегда хочет как лучше, и я часто бываю не права, когда спорю с ней, но, к сожалению, иногда невозможно удержаться. Конечно, сейчас я бы не стала спорить, мне ее так жаль! Мы с Роджером выросли вместе с ней, и она действительно его любила. Наша дорогая Элинор, мать Валентины, была моложе нас… Ах, дорогая, как давно это было!

Мисс Силвер как раз начинала вязать кардиган из красной пряжи, купленной в магазине Эшли. Рождество не за горами, и надо приготовить подарок для самой Этель Бэркетт. Первые несколько рядов красной шерсти выглядели удивительно яркими на зеленых пластмассовых спицах — настоящее новогоднее сочетание.

— У вас так много счастливых воспоминаний, — ласково заметила она.

Мисс Мегги промокнула выступившие слезы.

— Да, вы правы, но сейчас… Ах, Метти, Метти… Я все время о ней думаю: одна в доме, только Рени Вейн по соседству. Мне кажется… да что там, я просто уверена, понадобись что, Рени ей не поможет. У этой женщины своих забот всегда достаточно, для других у нее времени нет. Я сегодня звонила Метти, спрашивала, не хочет ли бедняжка переехать к нам, но она отказалась, пока в доме находится Сцилла. Мне кажется неудобным настаивать, во всяком случае сейчас. Может быть, вы не будете возражать против маленькой прогулки… Метти полезно повидаться с вами, а я, боюсь, не осилю дорогу…

Разговор с Метти Эклс как раз входил в планы мисс Силвер, поэтому она не возражала и честно ответила, что будет просто счастлива прогуляться в «Холли», если, конечно, мисс Эклс не сочтет ее визит вторжением.

— Может быть, ей не хочется меня видеть? — добавила дама. — Ведь, в конце концов, я здесь человек посторонний, а бедная женщина только что пережила потрясение.

— Но вы мне так помогли, — благодарно заметила мисс Мегги. — У вас просто дар успокаивать людей. Понимаете, я очень привязана к Метти, и буду вам чрезвычайно признательна, если вы ее навестите. Валентина так горюет и к тому же неважно себя чувствует, так что все выйдет очень естественно, если я попрошу вас отнести Метти маленькую корзиночку фруктов из нашего сада. У нас замечательный садовник, Джеймс Гриве. Яблоки уродились в этом году, но сорт скоропортящийся, и в магазине такие не купишь, а она их так любит…

Отягощенная корзиной с плодами, мисс Силвер прошла уже полпути, когда в сгущавшихся сумерках она разглядела Джейсона Лея, шедшего ей навстречу. К удивлению дамы, молодой человек остановился и заговорил с ней:

— Мисс Силвер, будьте добры, уделите мне несколько минут.

— Ну конечно, мистер Лей. — Приветливый ответ не позволял заподозрить, насколько велико было это удивление.

— Вы идете в «Виллоу», к мисс Вейн?

— Чуть позже мне действительно надо зайти туда и взять кое-какие вещи, но сейчас я по просьбе мисс Рептон несу яблоки мисс Эклс.

Джейсон стоял перед ней, загораживая дорогу, и не собирался, кажется, посторониться.

— Мисс Силвер, я должен кое-что вам сообщить. Если вы не возражаете, мы можем повернуть сейчас и пройтись до края деревни, а потом я провожу вас к мисс Эклс в «Холли». Тогда я успею вам все рассказать. Позвольте, я понесу корзину.

Дама без раздумий повернула назад.

— О чем же вы хотите рассказать мне, мистер Лей? — спросила она.

Мисс Силвер уже встречала в поместье молодого человека, но он не проявлял никакого интереса к ее персоне, что было вполне понятно. То, что сказал Джейсон Лей в следующий момент, она никак не ожидала услышать.

— Для начала следует признаться, что мне известно, зачем вы здесь, в деревне, — прямо объявил молодой человек.

Мисс Силвер осторожно кашлянула и поинтересовалась:

— Каким же образом вы это узнали?

— Понимаете, мы знакомы с Фрэнком Эбботтом. Я обычно захожу к нему, когда бываю в Лондоне. Фрэнк счел, что мне надо быть в курсе, зачем вы появились у нас. Если быть вполне откровенным, он опасается за вас.

— Фрэнк не любит, когда другие, по его мнению, подвергаются опасности, — растроганно заметила дама.

— Смерть полковника Рептона его просто потрясла, поэтому он позвонил мне прошлой ночью и поднял волну.

Мисс Силвер подчеркнуто официально, чтобы дать понять, что смысл жаргонного выражения, которое позволил себе молодой человек, не вполне ей понятен, осведомилась:

— Что же, он положительно оценил итоги моего пребывания здесь?

— Вне всяких сомнений.

— Тогда нет нужды в вашей опеке, мистер Лей. Надеюсь, скоро все три дела будут успешно завершены, а пока я останусь с мисс Рептон. Вы хотели мне сообщить о чем-то еще?

— Да. Скажите, имя Джеймса Бартона говорит вам что-нибудь?

— Конечно, мистер Лей. Он живет в коттедже «Гейл» рядом с домом мисс Вейн. Отшельник, женоненавистник, держит семь котов. Дал им библейские имена на "А", ходит ночью на прогулки вместе со своими котами.

Раздался короткий смешок.

— Какое краткое и точное описание! — восхитился молодой человек. — Могу еще добавить, что мы с ним дружим с тех пор, когда я был еще мальчишкой, и это честнейший и порядочнейший человек, совершенно не способный обидеть мужчину, женщину, ребенка или животное.

Я абсолютно уверен в своих словах.

— И что же, мистер Лей?

Джейсон продолжал:

— Я только что от него. Мы говорили об анонимных письмах и этих трех смертях.

Они как раз дошли уже до края деревни и повернули назад. Дул слабый ветерок, почти стемнело, и в домах уже зажигали огни. По дороге они не встретили ни одного человека.

— Понимаете, мистер Бартон кое-что мне рассказал.

Мне кажется, это важно, но пойти в полицию он отказывается. Скажите, вы участвуете в расследовании этих дел официально?

— Не совсем. Но скрывать сведения от полиции я не могу.

— Так и знал, что вы это скажете. Я и сам так заявил Бартону. Все происходящее слишком серьезно, слишком опасно, чтобы кто-то мог позволить себе, располагая хоть какими-то сведениями, скрывать их. Но то, о чем пойдет речь, может быть не правильно истолковано ледлингтонскими полицейскими, и именно поэтому я обращаюсь к вам. Чтобы быть до конца честным, я думаю, что именно вы сможете верно донести до мистера Марча мои слова. Я сказал Бартону, как собираюсь поступить, и он хоть и промолчал, но, кажется, остался доволен. Поймите, у этого человека судьба была непростой, и это, конечно, наложило определенный отпечаток на его характер… Он ничего бы мне не сказал, если б не был уверен, что я смогу с пользой распорядиться полученной от него информацией.

— Что же он все-таки вам рассказал, мистер Лей? — спокойно поинтересовалась мисс Силвер.

Глава 36

Прислуга приходила в дом мисс Эклс только по утрам, да и то не каждый день, поэтому на стук мисс Силвер хозяйка сама открыла дверь. У входа горела яркая лампа, и гостье хорошо была заметна перемена, произошедшая с Метти за последние два дня. Лицо ее казалось как будто выцветшим — мисс Силвер даже пришло на ум сравнение с тряпичной куклой, забытой под проливным дождем: где нежный цвет лица, тронутый на скулах легким румянцем, ярко-голубые глаза, пышные блестящие волосы? Перед ней стояла постаревшая, усталая женщина с тусклым, безжизненным взглядом. Темно-синяя юбка и шерстяной жакет сидели на ней слишком свободно.

В голосе мисс Силвер, когда она заговорила, звучало неподдельное участие:

— Вы позволите зайти на пару минут, мисс Эклс? Мисс Рептон просила меня передать вам привет и вот эту корзинку яблок. Яблоки выращены их садовником, Джеймсом Гривсом, если не ошибаюсь. Какой-то редкий сорт, который вы очень любите.

Очень трудно бывает откинуть привычную вежливость и светскость, если они впитались вместе с молоком матери.

Метти не хотела даже открывать постороннему человеку, но, забрав корзину, закрыть дверь перед носом мисс Силвер она не смогла. Гостья последовала за хозяйкой в гостиную с хорошей мебелью, синими шторами и восточным ковром на полу, подарком Роджера Рептона. Белого цвета на ковре не было, только темно-синий и несколько оттенков красного и розового. На таком фоне клочок бумаги был бы, конечно, хорошо заметен.

Мисс Эклс взяла корзину и переложила яблоки в красивую синюю вазу для фруктов. Вернув с дежурной фразой благодарности корзину, она намеренно осталась стоять, но поскольку мисс Силвер уселась, не дожидаясь приглашения, ей оставалось только последовать примеру гостьи.

— Мисс Рептон очень надеется, что вы поймете, как ей хотелось прийти самой, но она еще очень слаба. Доктор Тэйлор настаивает, чтобы она проявляла осторожность и ни в коем случае не утомлялась. Ей нужен покой и только покой, — начала гостья.

— Как жаль, что доктора не знают никаких других лекарств для обретения покоя, — сухо заметила мисс Эклс.

— Такие лекарства существуют, но их мы должны искать сами. Очень помогают дружба и сочувствие, вам не кажется?

Мисс Рептон проверила это на собственном опыте. Она просила передать, как ей хочется увидеть вас и что она была бы счастлива, если бы в это тяжелое время вы могли быть вместе.

Казалось, женщина, к кому была обращена эта тирада, не поняла ни слова. Глаза ее неподвижно смотрели в одну точку. Наконец она перевела взгляд на мисс Силвер, и оказалось, что она все-таки слышала, что сказала пожилая дама.

Ответ ее прозвучал резко:

— Исключено, пока там эта женщина.

— Вы имеете в виду миссис Рептон? Мисс Мегги говорила…

Метти Эклс резко подняла руку, останавливая собеседницу:

— Не представляю, из чего должен быть сделан человек, чтобы терпеть такое, что терпит Мегги. Как она может сидеть за одним столом и спать под одной крышей с убийцей Роджера?! Поскольку вы взяли на себя роль вестника, то передайте ей, пожалуйста, эти слова как ответ от меня! Эта женщина отравила Роджера, а Мегги и Валенти на как ни в чем не бывало живут с ней в одном доме, и полиция ее не арестовала!

Мисс Силвер понимала, каково сейчас Метти Эклс, поэтому тон ее вопроса был очень спокоен и мягок:

— Мисс Эклс, вы действительно верите, что миссис Рептон отравила своего мужа?

В ответ раздался какой-то жуткий, истерический смех, больше похожий на рыдания.

— А все разве не верят в то же самое? А вы сами?

Мисс Силвер понизила тон и произнесла тихо и доверительно:

— В таком случае, вы должны быть уверены, что это она писала анонимки.

Метти Эклс удивленно вскинула голову:

— А какая связь между письмами и убийством?

— Мне кажется, самая прямая. Полковник Рептон был убит потому, что сказал, что знает, кто их писал.

— Нет! Его убили потому, что он собирался развестись с этой женщиной и выкинул ее из завещания.

Голос мисс Силвер стал еще более убедительным.

— Вы ошибаетесь, — убежденно заявила она. — Его отравили, потому что он узнал, кто пишет анонимки, а до того по той же причине расправились с Конни Брук и Дорис Пелл.

Мисс Эклс привыкла, что последнее слово всегда оставалось за ней, потому что находчивости ей было не занимать и вдобавок к острому уму она обладала и не менее острым языком, но сейчас женщина буквально онемела.

Еле слышно она пробормотала:

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

Спокойным, уверенным тоном мисс Силвер объяснила:

— Только особа, писавшая письма, была заинтересована во всех трех смертях. Скажите, вам приходилось видеть эти анонимки?

— Нет, — слишком быстро ответила хозяйка. — А почему вы спрашиваете меня об этом?

— Мне кажется, вы получили такое письмо.

Метти гордо выпрямилась:

— Ни у кого не было причин писать мне что-то подобное, никто не может сказать… никто… — Ее голос дрогнул и прервался. — Как вы смеете задавать мне такие вопросы?

Мисс Силвер невозмутимо продолжала:

— В таком случае, вы не знаете, как выглядели эти письма. Но я могу вам показать — вот этот уголок оторван от одного из них. — И она протянула мисс Эклс маленький клочок дешевой белой бумаги.

Мисс Эклс взяла его и принялась рассматривать. Были видны неровно нацарапанные буквы «Тил» — явно начало от слова «Тиллинг-Грин», и еще чуть размытые очертания бледной кляксы.

— Вы никогда раньше не видели этой бумажки? — спросила мисс Силвер, внимательно наблюдая за хозяйкой дома. — И вам не интересно, где его нашли?

Ей было на что посмотреть. Мисс Силвер пришла сюда, вооруженная только смекалкой и большим опытом в понимании чужих намерений и мыслей, и от этой самой минуты зависело многое. Как поведет себя хозяйка дома? Дама надеялась получить разгадку тайны, занимавшей ее мысли, и, кажется, почти нашла ее.

Реакция мисс Эклс полностью соответствовала ее характеру. На минуту она даже забыла о своем горе — неистребимое любопытство заглушило его, и она воскликнула:

— Боже! Вы что же, сами получили анонимку?

— Нет, я ничего не получала.

— Неужели бедняжка Мегги? Как отвратительно! Кто же это делает?

— Давайте не будем гадать, лучше я расскажу вам одну историю, — сдержанно предложила мисс Силвер. — В тот день, когда Дорис Пелл утонула, она ходила по домам, разнося заказы. В одном доме во время примерки она подобрала обрывок дешевой почтовой бумаги. Она узнала его.

Это был уголок анонимного письма, которое она получила накануне — там оборван был этот самый уголок с тремя первыми буквами названия деревни — «Тил». Кстати, не вернете ли мне обрывочек?

Метти машинально протянула бумажку. Она слегка порозовела, как будто жизненные силы начали к ней возвращаться, и спросила почти прежним энергичным тоном:

— А в каком же доме это случилось?

— Этого я вам сказать не могу.

— Боже мой, но почему? Вы не знаете? Откуда же у вас бумажка? — вопросы так и сыпались на мисс Силвер.

Поняв, что ее любознательность не будет немедленно удовлетворена, Метти стала рассуждать вслух:

— Так, в тот день девушка была у меня и мы подбирали выкройку для рубашек… Бедняжка Дорис! Дайте-ка мне вспомнить, где она тогда еще была? Девушка, во-первых, дважды ходила в поместье — первый раз утром, но Мегги была недовольна блузкой, поэтому, переделав дома ворот, ей ближе к вечеру пришлось еще раз туда отправиться. Как раз на обратном пути она и утонула. Обо все этом говорили на следствии, но сейчас, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что не могла эта девушка покончить с собой. Понимаете, я ведь разговаривала с ней около полудня… Будь у нее на уме что-то такое, неужели бы она никак себя не выдала? Да я бы наверняка обратила внимание на ее состояние!

— Вы меня очень заинтриговали, — призналась мисс Силвер. — Скажите, как же вела себя Дорис? Неужели как обычно?

— Пожалуй, нет, я бы не сказала… Но мрачной или подавленной я бы ее не назвала. Не похоже было, что она готова на себя наложить руки. Понимаете, она из очень религиозной семьи, они католики. Дорис росла послушной, порядочной девочкой, она прекрасно знала, что хорошо, что плохо, а самоубийство — грех… В тот день я решила, что ее кто-то расстроил — может быть, Мегги слишком резко высказалась по поводу блузки, хотя вряд ли, на нее это не похоже. Знаете, у нее, конечно, много мусора в голове, но характер добрый. — Метти погрузилась в размышления, затем покачала головой:

— Нет, больше я ничего не заметила. Помню только, что подумала: наверное, что-то девушку расстроило, и она нервничает. Да, теперь я точно поняла: сама она не могла утопиться.

Глава 37

Мисс Силвер покинула дом Метти Эклс с чувством выполненного долга, более того, она была очень довольна.

.Обрывок письма, полученного Мегги Рептон, на котором она собственноручно, обмакнув в чернила конец заточенной спички, нацарапала «Тил», прекрасно выполнил свою роль. Кроме того, она оставила мисс Эклс в явно приподнятом настроении.

Вскоре пожилая дама подошла к калитке, ведущей к коттеджу «Виллоу». Ей пришлось изрядно подождать, прежде чем мисс Вейн чуть приоткрыла дверь, настороженно вглядываясь в щелочку. Обнаружив, что у крыльца стоит мисс Силвер, хозяйка рассыпалась в извинениях:

— Извините, дорогая, так неприятно, когда вас заставляют ждать в темноте перед дверью, но когда я здесь одна, у меня сдают нервы. У моей дорогой сестры был такой сильный характер, она ничего не боялась, и Джойс тоже. Входите же, пожалуйста.

В прихожей мисс Силвер почувствовала сильный запах газа.

— У вас, случайно, не включен газ? Должно быть, огонь задуло на плите, — встревоженно сказала она.

Мисс Вейн вспыхнула:

— Понимаете, я хотела поставить чайник. Включила газ, а спичка погасла, и я долго возилась, прежде чем другую зажечь. Но окно я уже открыла, так что скоро все проветрится. На газу, конечно, удобно готовить, но уж очень он пахнет. Раньше у нас и отопление было газовое, но Эстер очень из-за этого нервничала, так что когда в деревне стало возможно обогреваться электричеством, перешли на него.

Безусловно, платить за электричество приходится больше, но зато в доме чище и безопасней. Только я не люблю готовить на электрической плите, так что в кухне оставили газ.

Войдя в гостиную, мисс Силвер направилась к креслу.

— Я думала, вы пришли за своими вещами, — удивилась мисс Вейн.

— Ну, заодно, конечно, и с вами поболтать, — улыбнулась мисс Силвер.

В камине горел небольшой огонь. Мисс Рени уселась напротив гостьи в свое любимое кресло.

— Столько всего произошло, правда? — сказала она. — Бедняжка Мегги, как она там? А Валентине каково? Для девушки ужасно, когда ее бросают в последнюю минуту перед свадьбой! Знаете, я подумала, что у них не все ладно, когда жених не явился на репетицию венчания. А история с Конни — пусть это несчастный случай, но я думаю, мистер Эрл понял его как предзнаменование. Когда перед свадьбой случаются такие события, что-то это значит. А если он намеревался жениться только ради денег, то для девочки даже лучше, что все так обернулось. Перед глазами у всех был пример ее матери — ее брак был очень, очень несчастливым, и никто бы не пожелал такой участи для бедняжки Валентины…

— Еще бы, конечно нет, — согласилась мисс Силвер.

Рени Вейи достала носовой платок и вытерла нос.

— Вы сейчас, наверное, думаете, что я сплетничаю. Моя дорогая сестра очень осуждала сплетни, но если ты хорошо относишься к людям, разве можно удержаться, чтобы не думать об их делах? И ничего, кроме сочувствия, — она подчеркнула последнее слово, — не могут вызвать последние события. Ведь какая трагедия случилась в семье. Несчастный полковник Рептон! Подумать только, он умирает, а в соседней комнате полно народу. Такой кошмар, просто нет слов"

— Да, ужасно.

Рени Вейн продолжала без малейшей паузы:

— ..А бедная Метти только что принесла ему чай! Мне казалось, ее надо поддержать сейчас, но она никого не хочет видеть. Подумала бы лучше, как такое отчаяние выглядит со стороны! Конечно, ни для кого не секрет, что она была всю жизнь в него влюблена, но все равно, полковник женатый мужчина был, пойдут разные разговоры, если Метти не возьмет себя в руки. Кто-то должен с ней прямо поговорить и вразумить ее!

Мисс Силвер осторожно вставила:

— Не думаю, что это стоит делать…

Рени чихнула и снова промокнула нос.

— Все мы знаем, к чему приводит затворничество. За примером далеко ходить не надо — возьмите этого сумасшедшего мистера Бартона с его котами… Мне иногда хочется заявить в полицию, чтобы они приструнили всю эту компанию. Особенно этот Авимелех — он просто опасен для людей! Представляете, мисс Силвер, не было случая, чтобы это проклятое животное на меня не зашипело! Только сегодня после обеда… — Она внезапно замолчала и вновь сосредоточенно занялась своим носом. — Нет, правда, надо объяснить Метти Эклс, как она выглядит, хотя смерть несчастного полковника для всех нас была большим ударом…

Подозрения мисс Силвер быстро перерастали в уверенность. Джейсон Лей только что рассказал ей, при каких обстоятельствах мистер Бартон видел, точнее слышал, как кто-то шел в темноте от задней двери школы к калитке.

Случилось это до того, как закончился прием в поместье, стало быть, Конни еще не вернулась домой. Бартон говорил, что, когда тень проскользнула мимо него, один из котов зашипел, а шипит он только на одного человека.

Правда, мистер Бартон не уточнил, на кого именно, но сейчас, в гостиной мисс Вейн, дама получила недостающую информацию.

— Убийство — ужасная вещь, мисс Вейн, — задумчиво покачала она головой.

Хозяйка несколько преувеличенно изумилась:

— Вы считаете, что это было убийство? Хотя, впрочем, его жена… Конечно, вы уже слышали, что она… Но не может быть!

Но гостья уверенно повторила:

— Полковника Рептона убили.

— Вы убеждены?

Мисс Силвер невозмутимо продолжала:

— Полковника убили, потому что он сказал, что знает, кто пишет анонимные письма. Неизвестно, знал он это или нет на самом деле, но вся деревня слышала от Флори, что он так сказал, потому-то его и убили, так же как Дорис Пелл и Конни Брук. Девушки погибли по той же причине.

Рука со скомканным носовым платком бессильно упала на колени, и мисс Вейн произнесла еле слышно:

— Боже, ужас какой! Откуда это известно?

— Известно, — отрезала мисс Силвер.

Из своей объемистой сумки она достала маленький измятый клочок бумаги, который только что показывала Метти Эклс, и протянула его мисс Вейн.

— Хотите узнать, где и при каких обстоятельствах его нашли?

Маленькие глазки растерянно уставились на бумажку.

Голос у хозяйки внезапно охрип:, — Нет-нет… Что это? Не имею ни малейшего представления…

— Имеете, — уверенно продолжила мисс Силвер. — Мне кажется, вам уже приходилось с ним сталкиваться, потому что именно этот обрывок стал причиной смерти Дорис Пелл.

Думаю, вы его видели в руке девушки так же ясно, как сейчас видите в моей.

И тут словно сквозь черты Айрин Вейн проступила хищная мордочка хорька — глазки горят, носик вынюхивает добычу. Казалось, зверек был заперт в клетке, но теперь, выбравшись на свободу, он проявит свою природу — будет подкрадываться, выслеживать и кусать, если можно. После мгновения настороженной тишины раздался истошный визг:

— Кто?! Кто вам это дал?

— Какая разница, как это ко мне попало? — услышала она спокойный ответ.

Маленькое красноносое личико менялось: гримаса ярости сначала была стерта страхом, потом на смену ему опять вернулась ярость.

— Что вы собираетесь с этим делать?

— У меня есть только один путь — обратиться в полицию.

— Не получится! — хрипло произнесла Рени Вейн. — Вы этого не сделаете, потому что у меня есть способ остановить вас. Считаете себя умней всех, да? Приехали сюда и шпионите, вынюхиваете, лезете в то, что вас не касается! Но я не дура! Что, вам это и в голову не приходило?

Никто из этих тупых людишек и не считал меня умной — я для всех просто забитая и глуповатая мисс Рени, с которой можно не церемониться! Эстер все время выбирали в разные комитеты, и Метти Эклс, и эту противную Нору Мэллет. Если не одна председательница чего-нибудь — так другая, и так всю жизнь! Но никто никогда и не подумал пригласить меня! Я всегда в стороне! А перед свадьбой, которой так и не было, даже на прием в поместье Мегги меня не позвала! Но я и виду не подавала, что обиделась, не дождутся! — Голос Рени снизился еще больше, она говорила свистящим шепотом:

— У меня есть способ, как всем отомстить! Этот способ я нашла давно, еще в Литтл-Пойнтоне… тогда все прошло как по нотам, но Эстер узнала и запретила мне… Я и подумала: вот когда она умрет, я буду делать что захочу!

При этих словах тон ее снова изменился, трагический шепот сменился болезненной веселостью, кривая усмешка исказила пересохшие губы. Было страшно смотреть, как она с безумной улыбкой подбросила скомканный носовой платок и на весу поймала его, демонстрируя свою ловкость.

— Вы не представляете, как я была довольна, когда осталась одна! — хвастливо заявила она своей слушательнице. — Никто ни о чем не догадывался! Я тогда надела черное платье и плакала вместе со всеми, но когда все ушли, мне хотелось смеяться. А без писем уже невозможно было…

В Литтл-Пойнтоне жила одна женщина, которая называла меня сушеной востроносой болтушкой — своими ушами слышала! А я про нее кое-что знала и написала ей. И когда в следующий раз мы встретились в церкви, она уже не выглядела такой самодовольной, нет! Посылать письма, а потом наблюдать за теми, кто их получает, — это и есть самое интересное!

Мисс Силвер, нахмурившись, смотрела на хозяйку. Та производила самое отталкивающее впечатление: страх разоблачения, который в начале тирады еще заметен был у преступницы, сменился диким самодовольством. Мисс Вейн упивалась своим торжеством. Ее слушательница с тревогой подумала, чем же может закончиться такой разговор.

Айрин Вейн продолжала хвастаться:

— Эта Дорис Пелл была на редкость тупой, таких расшевелить даже интересно. Знаете, эта идиотка не любила меня. Я это почувствовала, когда заказала ей голубое платье после смерти Эстер — не будешь ведь всю жизнь ходить в трауре! Представляете, во время примерки ей неприятно было даже дотрагиваться до меня! Пришлось ей послать два письма: мол, всей деревне известно, что она девушка легкого поведения. — Женщина безумно хихикнула. — А это ей ой как не понравилось! Небось решила, что очень умная, когда подобрала здесь клочок от своего письма! Уж не знаю, как он попал к вам в руки, но вы, наверное, тоже думаете, что умней всех. Лучше были бы поскромнее и не высовывались… — Голос ее стал зловещим:

— Помните, что стало с Дорис Пелл?

— Вы столкнули ее с моста, и она утонула.

Снова раздался полубезумный смешок:

— Да, она сразу ударилась головой о камень. Потому что не надо меня сердить, я умею наказывать. Конни Брук тоже напрашивалась и получила. Эта девица шлялась по деревне и болтала направо-налево, что знает, кто пишет «ядовитые», как она выразилась, письма, поэтому и ее пришлось наказать. Перед смертью Эстер принимала снотворные таблетки. Я сказала доктору, что выкинула их, а на самом деле просто припрятала. А мой ключ от задней двери подходит к замку «Крофта». Это случайно обнаружилось — как-то Конни забыла свой ключ, а мы были вместе, я и говорю: «Давай попробуем мой», — он и подошел.

Поэтому, когда понадобилось, я спокойно вошла в ее дом через заднюю дверь, пока Конни была на приеме — меня-то туда не пригласили! — а тут на плите стоит какао.

Я раскрошила таблетки моей дорогой сестры — их было больше чем достаточно! — и туда! Размешала, конечно, хорошенько, чтобы они растворились. Не надо было ей так себя вести, ой не надо было! Полковник Рептон тоже свалял дурака — болтает что попало. Пришлось и его обезвредить, очень ловко получилось, сами знаете. Снотворное для него не годилось, но я вспомнила про средство, которое купила Эстер года два назад, чтобы вывести ос, они у нас в персиковом дереве поселились, а сестра ос просто терпеть не могла. Она говорила, что вещество это — сильный яд, и остатки надо уничтожить, но я спрятала остатки. Никогда не знаешь, что тебе пригодится, правда? Значит, взяла я этого яду, смешала с виски и налила в маленькую бутылочку, которую положила в сумку. Так что в поместье я пришла действительно за делом, а не бестолку чесать языком, перебирая спицами… Флори такая болтушка — конечно, это нехорошо, но молодые девушки все такие, ничего не поделаешь, — поэтому все в деревне знали, что полковник Рептон держит в кабинете графин с виски. Правда, я молодец, что об этом вспомнила?

Мисс Силвер сидела с опущенной головой.

— А уж так устроить, чтобы добраться до того графинчика, было проще простого. Я вязала шарф из белой шерсти, поэтому сказала, что испачкала руки, и пошла в туалет. Выхожу в холл, а в это время полковник как раз идет к туалетной комнате. Поэтому руки я так и не помыла, — женщина усмехнулась, — зато юркнула в кабинет, а там на столе действительно графин. Так что оставалось только вынуть пробку, вылить туда жидкость из моей бутылочки и аккуратно закрыть графинчик. Знаете, в комнате дышать было нечем — так накурено. А на столе валялась отвратительная вересковая трубка, совершенно безвкусная вещь!

Мне кажется, я очень ловко все проделала, правда? Вы сами ведь понимаете, что меня сердить не стоит, глупо было бы с вашей стороны…

Мисс Силвер встала и, не спуская глаз с хозяйки дома, сделала несколько шагов по направлению к двери, но тут же оказалась отброшенной назад. Хозяйка в голубом платье, сшитом покойной Дорис, стояла перед дверью как разъяренное животное, готовое к бою.

— Вы что ж, решили, что отсюда можно запросто уйти, чтобы рассказывать про меня всякие гадости? Зря вы так подумали.

— Вам не удастся меня остановить, — спокойно ответила мисс Силвер.

Снова раздался безумный смех:

— Почему же? Посмотрим! Знаете, вы неудачно зашли ко мне именно сегодня. Я была очень занята важным делом, а вы мне помешали. Вы же почуяли, что пахнет газом, когда вошли?

Мисс Силвер поняла, что безумица готова на все, но постаралась ничем не выдать своего замешательства. Голос ее по-прежнему звучал уверенно:

— И что дальше? — спросила она.

Мисс Вейн возмутилась:

— Ах вам надо дальше? Ничего, будет и дальше! Вы ошиблись, это не на плите горелку задуло. Помните симпатичный большой чулан наверху, где стоит бак с водой? Мы его туда поставили, когда меняли трубы. Так вот, там есть и газовый котел, который специально был оставлен на случай больших холодов. Эстер всегда беспокоилась, когда его приходилось включать, вставала несколько раз за ночь, все ходила его проверяла. «Если будет утечка, — говорила я ей, — ты ведь первая почувствуешь, потому что твоя комната рядом». Но она все равно беспокоилась. А вот сейчас этот котел оказался очень полезен, потому что газ течет как раз из него. Кран открыт, дверь закрыта, окна там нет — настоящая газовая камера!

Мисс Силвер была уже не на шутку встревожена. Она крикнула:

— Вы с ума сошли! Надо немедленно выключить, а то все взорвется!

Комната уже действительно наполнилась сильным запахом газа. Мисс Силвер бросилась к окну; отдернув занавески, распахнула его. В комнату ворвался свежий вечерний воздух.

Глава 38

Проводив мисс Силвер, Джейсон Лей отправился к Валентине. Когда он вошел в дом, в холле ему встретилась Сцилла. Вид у нее был уже не такой яркий и вызывающий, и даже волосы, казалось, потускнели — может быть, потому, что она сменила изумрудный свитер на серовато-голубой, а красно-зеленую юбку на темную. Почти миновав молодого человека, Сцилла вдруг повернулась к нему.

— Вы, я смотрю, времени не теряете, — заметила она. — Полагаю, собираетесь жениться на Валентине, осесть в поместье и ждать, когда вас задушит скука.

Джейсон рассмеялся:

— Вам скучно в деревне потому, что деревенские занятия вам не по душе. А у меня, боюсь, даже поскучать в свое удовольствие времени не найдется.

— Ну, тогда ладно… а я уж и не чаю, когда отсюда вырвусь. — И она направилась к лестнице, но когда ступила на первую ступеньку, оглянулась на него еще раз. — Скажите, вы принадлежите к тем милым людям, которые считают, что я отравила Роджера? Представьте, я этого не делала. Полицейским, наверное, удобно в данном случае выдать желаемое за действительное, не так ли? — Чуть ссутулившись, она пошла наверх.

В гостиной Джейсон обнаружил Валентину. Им было о чем поговорить, и хотя они не хотели сейчас строить планы на будущее, но как-то незаметно именно этим и занялись. Решили, что мисс Мегги останется в усадьбе, нельзя срывать ее с привычного места, но у нее должна быть отдельная гостиная. После похорон Сцилла наверняка уедет… Валентина еле слышно спросила, чуть наклонившись к Джейсону:

— Скажи, неужели они и в самом деле считают, что она… мне кажется, этого не может быть…

— Они именно и считают, что может, — ответил Джейсон.

Валентина прерывисто вздохнула.

— Но они ведь ее не арестуют…

— Могут и арестовать.

— Джейсон, ты же на нее не думаешь… нет, не могла она отравить Роджера!

— Об этом я судить не берусь, но против нее, кажется, возбудят уголовное дело, — уклончиво ответил молодой человек.

Вспоминая потом этот вечер, Джейсон понял, что именно в тот момент он почувствовал некое беспокойство. Так, сидя на сквозняке, ощущаешь сначала легкий дискомфорт — на первых порах почти ничего не чувствуется, но через некоторое время начинаешь ежиться и трястись от холода. Когда беспокойство Джейсона Лея достигло крайней степени, он вскочил.

— Слушай, мне тут надо по-быстрому кое-куда сбегать, скоро вернусь, — отрывисто бросил он.

Валентина уже не первый год знала своего любимого и привыкла к его неожиданным поступкам. Взяв себя в руки, она даже не спросила вдогонку, куда он, за что была вознаграждена исчерпывающей информацией. Обернувшись от дверей, Джейсон объяснил:

— Я схожу в деревню за мисс Силвер и приведу ее сюда.

По дороге мимо пруда и дальше, до самых ворот из поместья, он бежал, а когда миновал их, то перешел на быстрый шаг. Когда молодой человек уже входил в калитку коттеджа «Виллоу», окно в гостиной мисс Вейн широко распахнулось. Он сошел с дорожки и по траве бросился к окну. Из комнаты отчетливо тянуло газом. Мисс Силвер, открывшая окно, стояла к нему сейчас спиной. Напротив окна, загораживая дверь, стояла мисс Вейн, которая визгливым, истеричным голосом говорила:

— ..В чулане включен газ, дверь заперта. А знаете, кого я там заперла? Знаете, кто умрет прямо сейчас, если вы не закроете окно, не задерните занавески и не поклянетесь на Библии, что завтра уберетесь отсюда и никогда ни вздохом, ни единым словечком не намекнете на то, что вам удалось разнюхать. Все это бессмысленное, идиотское вранье, и никогда, слышите, никогда не смейте даже о нем вспоминать! И не смотрите на меня так — все равно не сумеете ни чулан открыть, ни выпустить его, потому что ключ я спрятала, а дверь там крепкая — вам ее ни за что не сломать! Вы его не спасете!

Мисс Силвер невольно шагнула к двери и спросила:

— Кого не спасу?

Мисс Рени захихикала:

— Да кого же еще, как не Дэвида? Джойс его привезла из Ледлингтона повидаться со мной, а сама отправилась к Пенни Марш. Ей, видите ли, приспичило обсудить эту идиотскую затею — заменить Конни в школе. Вместо того чтобы быть мне благодарной за кров, помогать по дому, она теперь собралась делать то, что ей хочется. Конечно, зачем со мной считаться, заботиться обо мне — я для нее ноль. Джойс я очень недовольна, решила ее наказать, поэтому включила газ и заперла там Дэвида. Но вы можете получить ключ, если пообещаете не рассказывать про письма и все прочее.

Джейсон перемахнул через подоконник. Рени завизжала и бросилась к лестнице. Когда он схватил женщину за плечи, та боролась с отчаяньем загнанной в угол крысы.

Мисс Силвер кинулась мимо них вверх по узкой лестнице. Только одна мысль лихорадочно стучала у нее в голове:

"Рени была одна дома, зачем ей прятать ключ от чулана?

Лишь бы он оказался в замке!"

Запах газа стал нестерпимым, когда она оказалась в темном коридоре на втором этаже. Дама тут же распахнула окно, потому что голова уже кружилась. Сделав несколько спасительных вдохов, мисс Силвер на ощупь двинулась к чулану. Ключ оказался в замке! Времени на раздумья не оставалось, она открыла дверь, стараясь не думать о том, что может там обнаружить.

Чулан оказался довольно большим, и в нем стояла почти кромешная темнота. Слева поднимался черной глыбой бак с водой, рядом что-то лежало, но невозможно было разглядеть что. Голова кружилась все сильнее, нашарив рядом с котлом газовый кран, мисс Силвер повернула его и наклонилась над тем, что лежало на полу. Пальцы коснулись грубой кожи, а потом наткнулись на ручки большого старомодного саквояжа. Из последних сил она подтащила его к выходу, а потом по коридору поволокла к распахнутому окну. В лицо ударил свежий ветер, и стало гораздо легче. Саквояж был, конечно, тяжелым, но все-таки не настолько, чтобы там находился Дэвид. Мисс Силвер принялась ожесточенно сражаться с застежками и ремешками.

Слава богу, дышать около окна было легко, и в голове немного прояснилось. Наконец отверзнутый зев саквояжа представил ее взору большого полосатого кота. Когда Джейсон Лей, перепрыгивая через две ступеньки, примчался наверх, он увидел, как почтенная дама пытается реанимировать несчастного Авимелеха.

Глава 39

Сидя в уютном кресле в своей гостиной, мисс Силвер наслаждалась заслуженным покоем. В этой комнате, окруженная вещами, связывавшими ее с устроенной и размеренной жизнью нескольких поколений ее семьи, она никогда не чувствовала себя одинокой. Кресла достались ей в наследство от двоюродной бабушки, а книжный шкаф и два маленьких столика напоминали о доме деда. Серебряный чайник с молочником, которые, благодаря усилиям Эммы, выглядели безукоризненно, несмотря на свой почтенный возраст, принадлежали когда-то ее крестной матери. И если прошлое давало пищу сентиментальным воспоминаниям, то настоящее действовало на даму не менее умиротворяюще — в обществе Фрэнка Эбботта, с которым ее связывала дружба и искренняя приязнь, она вспоминала обстоятельства недавнего дела, в котором ей пришлось участвовать. Наливая молодому человеку вторую чашку чаю, она заметила:

— Понимаешь, неторопливая жизнь в деревне задала и темп распутыванию клубка тех событий — приходилось двигаться медленно, шаг за шагом. Боюсь, ты осудишь меня, причем совершенно справедливо, за несколько вольное использование столь часто цитируемых строчек лорда Теннисона, но когда я пытаюсь объяснить ход расследования, на ум мне приходят именно эти слова: «От вехи к вехе, от одного к другому, вглубь и вширь…»

Молодой человек не без удовольствия взял еще один аппетитнейший сандвич, приготовленный Эммой.

— Если кто и имеет право по-свойски обращаться с наследием великого Альфреда, то это вы — его великий знаток и преданная почитательница.

— Не думаю, чтобы кому-нибудь было дано такое право, но, мне кажется, эти строчки точно отражают мои ощущения всего того времени, что я провела в Тиллинг-Грине.

Фрэнк с признательностью и большой нежностью посмотрел на собеседницу:

— Если говорить честно, мне с самого начала не понравилось это дело, по правде говоря, не надо было вам туда ехать. Ну, сначала еще куда ни шло, а вот после второй смерти, не говоря уже о третьей, эта затея стала очень опасной, я очень волновался за вас, а если бы у меня возникла хоть тень подозрения, что именно Рени Вейн рассылает по округе эти смертоносные послания, то я бы сам туда отправился, даже если для этого пришлось бы добывать себе фальшивый бюллетень.

— Что ты говоришь, Фрэнк!

Молодой человек рассмеялся:

— Это вы наводите меня на мысли о всяких невероятных комбинациях, вплоть до преступлений. Не представляю, с кем еще я мог бы вот так свободно рассуждать о подделках, караемых законом. Но не надо меня осуждать, мэм, я ведь пока еще ничего такого не совершил и вполне законопослущен! Расскажите лучше, как вы начали подозревать Рени?

Если честно, о ней я стал бы думать в последнюю очередь.

Мисс Силвер добавила в свою чашку молока, потому что Эмма имела обыкновение заваривать слишком крепкий чай, если в гости ожидался Фрэнк Эбботт. Она припоминала, какие впечатления возникли у нее в деревне на первых порах.

— С самого начала я связывала анонимки в Тиллинг-Грине с потоком таких же грязных писем в Литтл-Пойнтоне пять лет назад. В то время там жила престарелая тетушка обеих мисс Вейн, и они часто и подолгу у нее жили. Кажется, там подозревали почтмейстершу… Во всяком случае, так утверждала мисс Рени, причем она не поленилась сообщить мне, что эта женщина, миссис Солт — сестра здешней почтмейстерши, миссис Гурни. Таким образом Рени намекала, что ответственность за анонимки тоже может лежать на местной почтмейстерше. Когда я спросила, есть ли основания для таких подозрений, она очень взволновалась и сказала, что ненавидит сплетни, потому что их осуждала ее покойная сестра. Впрочем, это была ее обычная песня.

— И только из-за этого эпизода вы начали ее подозревать?

Мисс Силвер задумалась, потом снова заговорила:

— Мне показалось, что в тот момент, когда речь зашла о Литтл-Пойнтоне, она была сначала крайне возбуждена, а потом пожалела о том, что завела разговор об этом. Собственно, после смерти полковника осталось четверо подозреваемых: миссис Рептон, мисс Эклс, мисс Вейн и мистер Бартон. Если бы расследовалась только смерть полковника Рептона, в отрыве от остальных дел, то, несомненно, арестовали бы его жену, но ее связь с остальными двумя убийствами была довольно зыбкой, причем в случае Конни Брук у Сциллы было абсолютное алиби. А у мисс Эклс, мисс Вейн и мистера Бартона его не было, но должна сразу признаться, что мистера Бартона я никогда по-настоящему и не подозревала. Единственным мотивом преступления для него, так же как для мисс Эклс и мисс Рени, был бы страх перед разоблачением, окажись он автором анонимок. Мой разговор с мисс Пелл, тетей Дорис, заставил меня уже вполне обоснованно исключить его из числа подозреваемых — стало ясно, что тот роковой клочок бумажки девушка нашла в одном из трех домов, которые она посещала в день смерти. Она побывала в поместье, коттедже «Виллоу» у мисс Вейн и в коттедже «Холли» у мисс Эклс.

Коттедж «Крофт», где Дорис имела конфиденциальную беседу с подругой детства Конни Брук, мы не рассматриваем, потому что Конни вскоре тоже убили. Девушка, таким образом, не заходила к мистеру Бартону, который вообще женщин на порог не пускает.

— У меня создалось впечатление, что вы и Сциллу Рептон всерьез не подозревали. Но скажите, почему?

Мисс Силвер уже задумывалась об этом, поэтому вопрос не показался ей трудным.

— Во-первых, потому что она не могла отравить какао, а во-вторых… знаешь, иногда некоторым ощущениям и впечатлениям трудно найти словесное объяснение. Просто возникает некоторое знание, сначала даже непонятно откуда, и постепенно оно подкрепляется какими-то деталями происходящего и переходит в убеждение. Понимаешь, миссис Рептон с самого начала удивила меня тем, что, при всех внешне подозрительных обстоятельствах, она словно не чувствовала для себя никакой опасности. Она, конечно, понимала, что ее можно осуждать из соображений нравственности, но никак не похоже было, что ее страшит уголовное наказание за преступление. А страх этот неизбежно проявился бы в случае ее вины. Сцилла, не заботясь о правдоподобии, нагло отрицала свою связь с Гилбертом Эрлом, злилась на покойного мужа из-за того, что он изменил завещание, но была гораздо сильнее потрясена его смертью, чем ей даже самой казалось. Конечно, ее легко осуждать, чем все деревенское общество и занималось, — она женщина пустая, эгоистичная, ленивая, неорганизованная и занята была только мыслями о том, как бы развеять скуку.

Но я считала, у нее совершенно не тот характер, чтобы писать анонимные письма, а уж тем более, чтобы убивать мужа. И сейчас наконец всем известно, что, несмотря на свои многочисленные недостатки, она не делала ни того, ни другого.

— А больше никого из обитателей поместья вы не подозревали?

— Нет, никого. Мисс Мегги — добрая женщина, действительно посвятившая себя близким, пусть она не очень умна, но зато всегда очень искренна, а Валентина Грей — прекрасная девушка, и ее нравственные принципы не вызывали у меня никаких сомнений.

Молодой человек рассмеялся:

— Это хорошо. Уж что ей понадобится — так эти самые принципы. Джейсон Лей — не самый удобный человек для жизни!

Мисс Силвер снисходительно улыбнулась:

— Они знакомы с детства и очень привязаны друг к другу.

— Итак, с Джеймсом Бартоном и обитателями поместья мы разобрались, а как с оставшимися двумя кандидатурами?

— Таким образом, я осталась, как ты правильно заметил, с двумя основными подозреваемыми — мисс Эклс и мисс Вейн. Любая из них могла встретить Дорис Пелл у пруда и столкнуть ее с моста, потому что обе знали, что вечером девушка понесет блузку мисс Мегги в поместье.

Любая из них могла насыпать таблеток в какао, чтобы отравить Конни Брук: мисс Вейн — пробравшись в дом, пока хозяйка была в гостях, мисс Эклс — проводив девушку до дома, а не попрощавшись с ней у дверей своего коттеджа, как она утверждала. Обе могли добавить цианистый калий в виски полковника Рептона: мисс Эклс — когда принесла ему чай, а мисс Вейн — незаметно выйдя из гостиной и каким-то образом попав в кабинет. Рени очень кичилась, насколько ловко она все проделала.

Мисс Силвер прервалась на некоторое время, чтобы наполнить чайную чашку молодого человека, затем продолжила:

— Сама судьба с помощью мисс Мегги предоставила твоей покорной слуге возможность испытать обеих женщин.

Мисс Мегги Рептон отдала мне полученное ею анонимное письмо, и главное было с умом распорядиться таким замечательным следственным материалом. Я поэкспериментировала с заточенной спичкой, обмакнув ее в чернила, и мои предположения, что анонимки писались именно таким способом, подтвердились. Оставалось только изготовить точно такой клочок бумаги, который, по словам мисс Пелл, ее племянница нашла в одном из домов в тот день, когда ее убили. Отправившись в коттедж «Холли» с корзинкой яблок, я захватила свою подделку с собой. Мне казалось, что заинтересованная особа вряд ли сможет остаться невозмутимой, если увидит в моих руках точно такой же обрывок письма: ведь именно из-за него она решилась на убийство. Реакция Метги Эклс на «испытательную» бумажку была естественной для невинного человека и вполне соответствовала ее характеру — она женщина импульсивная, обладающая большим общественным темпераментом и, как заметила одна ее дальняя родственница, любит принимать участие во всем, что ее не касается. Ну а в данном случае анонимные письма ее даже коснулись — как она созналась спустя некоторое время, ей прислали две анонимки. Одним словом, несмотря на свое горе, она оживилась и заинтересовалась, откуда у меня эта бумага. Ее поведение свидетельствовало о том, что она не обнаружила в ней никакой угрозы для себя. Чего не скажешь о мисс Вейн. Если бы даже она не выдала себя раньше, обмолвившись, что кот Авимелех опасен, потому что всегда шипит на нее, то все стало бы ясно при одном взгляде на ее лицо, когда у меня в руках появился этот несчастный клочок. Это ее сломало, она уже не могла контролировать свой страх, злобу, безумное чувство превосходства над остальными людьми, которое обычно испытывают преступники, когда говорят об их злодеяниях. Да, наверное, она доставила много беспокойства старшей сестре, которая знала о ее наклонностях и о том, кто наводнил анонимками Литтл-Пойнтон пять лет назад.

— Там два человека покончили с собой… Я считаю, старшей мисс Вейн следовало бы все-таки рассказать о том, что ей было известно, — заметил Фрэнк.

Мисс Силвер взялась за отложенное на некоторое время вязанье. Кардиган из красной шерсти для Этель Бэркетт лежал, почти готовый, у нее на коленях, над ним, ритмично постукивая, замелькали зеленые спицы.

— Поступи она так, три жизни были бы спасены. Но мало кто предпочитает исполнение общественного долга своим личным интересам.

Классифицировав последнее высказывание как типичный пример того, что Фрэнк называл «тетушкиными моралями», он перевел разговор в менее философское русло, спросив, как здоровье кота Авимелеха, и высказал предположение, что пребывание в чулане с газом вряд ли прибавило ему здоровья.

Мисс Силвер улыбнулась:

— Это самый молодой и потому самый легкомысленный из котов мистера Бартона, потому-то мисс Рени и удалось подманить его куском макрели, которую он обожает. Она чрезвычайно гордилась тем, как заманила его в ловушку, положив макрель в раскрытый саквояж. Таких сейчас больше не делают, знаете, они исключительно вместительные и прочные. И саквояж этот действительно оказался прекрасным капканом. Уверена, что Авимелех отчаянно сражался за свою свободу, но справиться с саквояжем и мисс Рени у него не было никаких шансов. К счастью, бедняга вскоре оправился и, когда я зашла навестить его хозяина, приветствовал меня совершенно по-дружески.

— Как, вы побывали у этого отшельника? Дорогая леди, неужели вы хотите сказать, что он впустил вас в дом?

Мисс Силвер скромно улыбнулась — Да, впустил, угостил прекрасным чаем и познакомил с котами.

— Мне кажется, что в ходе расследования мистер Бартон присоединился к числу ваших поклонников.

— Ты хочешь сказать — моих друзей. — В ее тоне слышался легкий укор — К ним же можно причислить теперь и мисс Мегги. Должна признаться, что мне также очень нравятся Валентина, мистер Лей и Джойс Родни. Ты не знаешь, она решила остаться в Тиллинг-Грине?

Фрэнк кивнул:

— Кажется, да. После того как мисс Рени осудят, управлять недвижимостью придется Джойс. Она сможет жить в «Виллоу» и работать в школе вместе с Пенни Марш, ей очень хочется этим заняться.

— Ты с Джойс виделся?

— Ну, нет… она мне звонила.

Молодому человеку показалось, что на лице пожилой дамы мелькнуло разочарование.

— Боюсь, я обидела Джойс, сказав, что не буду называть ее по имени, пока участвую в расследовании дела, но сейчас положение изменилось… — начала мисс Силвер.

— Если она тогда хотела, чтобы вы называли ее по имени, вряд ли она и сейчас будет возражать.

— Почему ты в этом так уверен? Может быть, тебе спросить ее об этом?

Фрэнк, улыбаясь, взглянул на озабоченное лицо собеседницы.

— Дорогая мэм, неужели вы опять меня сватаете? Пусть взор ваш ласкают Джейсон и Валентина, а я — вполне безнадежный случаи!

Мисс Силвер неопределенно пожала плечами. Похоже, у нее было собственное мнение на этот счет.